Девять совсем незнакомых людей Мориарти Лиана

Глава 3

Это любимое вино моей жены. – Управляющий виноградником, невысокий, упитанный веселый человек на седьмом десятке, со старомодными усами, поднял бутылку. – Жена говорит, оно навевает ей мысли о шелковых простынях. Думаю, вам понравится его мягкое, бархатное послевкусие.

Ларс качнул бокал, попробовал, вдохнул аромат: яблоки, солнце, древесный дымок. Мгновенное ощущение осеннего дня. Ободряющее пожатие большой теплой руки, держащей его руку. Это походило на память детства, но, вероятно, таковой не было; скорее уж воспоминание, позаимствованное из книги или фильма. Он пригубил вино, покатал во рту и перенесся в бар на берегу моря в Амальфи. Вино оставило легкое послевкусие чеснока и моря. То было достойное счастливое воспоминание из реальной жизни, подтвержденное фотографиями. Он помнил спагетти. Только петрушка, оливковое масло и миндаль. Где-то еще, наверное, есть и такая фотография.

– Ну, что скажете? – Менеджер улыбнулся. Казалось, его усы где-то бережно хранились года с семьдесят пятого.

– Превосходно. – Ларс сделал еще глоток, пытаясь получить полную картину. Вино могло и одурачить: сплошной солнечный свет, яблоки, спагетти, а потом ничего, кроме горького разочарования и пустых обещаний.

– У меня есть пино гри, которое может вам понра…

Ларс поднял руку, посмотрев на часы:

– Я, пожалуй, остановлюсь на этом.

– Вам еще далеко ехать?

Каждый, кто останавливался здесь, обязательно спешил куда-нибудь еще. Ларс едва не пропустил маленькую деревянную табличку «Дегустационный подвал». Он ударил по тормозам, потому что таким уж был человеком – стихийным. Когда вспоминал об этом.

– Через час я должен быть в лечебном пансионате. – Ларс посмотрел вино на свет и восхитился золотистым цветом. – А потому следующие десять дней у меня сухой закон.

– Так вы в «Транквиллум-хаус», да? – спросил менеджер. – Будете заниматься – как это они называют? – десятидневным очищением или что-то вроде того?

– За мои грехи, – сказал Ларс.

– К нам сюда обычно заезжают уже на обратном пути. Мы первая виноградная плантация, которую они встречают по пути в Сидней.

– И что рассказывают? – поинтересовался Ларс, вытаскивая бумажник.

Он решил заказать несколько бутылок – угощение самому себе на будущее.

– Откровенно говоря, некоторые – как после контузии. Им главным образом нужно выпить и похрустеть чипсами, чтобы на щеки возвратился румянец. – Менеджер любовно обхватил горлышко бутылки и продолжил: – Вообще-то, моя сестра устроилась там на работу в спа. Говорит, ее новый босс немного… – Он скосил глаза, словно в поисках нужного слова, и наконец нашел: – Другая.

– Я предупрежден, – ответил Ларс.

Его это не тревожило. Он был помешан на отдыхе с лечебными процедурами. Люди, которые возглавляют такие заведения, обычно и были другими.

– Сестра говорит, сам по себе дом удивительный. У него потрясающая история.

– Кажется, его построили каторжники. – Ларс постучал уголком своей золотой кредитки «Американ экспресс» о стойку.

– Да. Бедняги. Их водными процедурами не баловали.

Из-за задней двери выглянула женщина:

– Этот чертов Интернет снова вырубился.

Увидев Ларса, она остановилась, окинув посетителя оценивающим взглядом. Он был привычен к таким вещам. Целую жизнь прожил под такими взглядами. Она быстро отвернулась, сконфузилась.

– Это моя жена, – с гордостью представил ее менеджер и пояснил: – Мы как раз говорили о твоем любимом семийоне.

На ее щеках появился румянец.

– Я бы не хотела, чтобы ты всем об этом рассказывал.

На лице мужа появилось смущенное выражение.

– Я всегда об этом рассказываю.

– Так, тут для меня есть дело, – сказал Ларс, увидев, как жена похлопала мужа по спине, проходя мимо. – Даже два, – добавил Ларс, потому что его работа состояла в том, чтобы разгребать завалы рухнувших семей, но и перед крепким браком он не мог устоять.

Он улыбнулся женщине. Ее руки взлетели к волосам. Тем временем ее ничего не замечающий муж вытащил старую, потрепанную книгу заказов с прикрепленной к ней на шнурке ручкой, тяжело оперся на прилавок и уставился на чистую страницу взглядом, говорящим: на это уйдет некоторое время.

– Имя?

– Ларс Ли, – сказал Ларс. В это время звякнул его телефон, сообщая о новом эсэмэс. Он провел пальцем по экрану.

Ты можешь хотя бы подумать об этом? ЦЕЛУЮ.

Сердце его екнуло, словно он увидел черного волосатого паука. Да твою ж мать. Он думал, что между ними все уже решено. Его большой палец в нерешительности замер над текстом. Пассивная агрессивность словосочетания «хотя бы». Приторное «целую». К тому же прописными буквами. Ему это не понравилось. Как не понравилось и то, что не понравилось. Это было слегка навязчиво.

Он набрал грубыми, бестактными прописными:

НЕТ. НЕ МОГУ.

Потом стер написанное и сунул телефон в карман брюк.

– Дайте-ка я попробую пино гри.

Глава 4

Фрэнсис уже двадцать минут ехала по ухабистой грунтовке, на которой машина подскакивала так, что кости гремели, а поясница постанывала.

Наконец она остановилась перед надежно запертыми воротами с интеркомом. Больше всего это было похоже на тюрьму нестрогого режима. Уродливая колючая проволока простиралась в бесконечность в обоих направлениях.

Она представляла себе, что проедет по величественной трехполосной подъездной дороге к историческому дому, у дверей которого ее будут встречать со стаканом зеленого фруктового коктейля. Если откровенно, пока все это сулило мало надежд на «исцеление».

«Прекрати!» – велела себе Фрэнсис. Если она впадет в настроение «я недовольный потребитель», то непременно будет раздражаться на все подряд, а она, как-никак, собирается провести в этом месте десять дней. Следует быть открытой и покладистой. Поездка в лечебное заведение – все равно что поездка в незнакомую страну. Нужно принять другую культуру и терпеливо сносить небольшие неудобства.

Она опустила стекло. Раскаленный густой воздух обжег горло, когда она высунулась и большим пальцем нажала зеленую кнопку интеркома. Кнопка сильно нагрелась на солнце, и ее порезанный палец пронзила боль. Фрэнсис пососала палец, ожидая, что из интеркома ее поприветствует бестелесный голос или волшебная сила распахнет створки ворот.

Ничего.

Она снова посмотрела на интерком и увидела записку, приклеенную липкой лентой рядом с кнопкой. Буквы были такие мелкие, что она разобрала только одно важное слово: «инструкции».

«Черт бы их драл!» – подумала она, роясь в сумочке в поисках очков. Ведь наверняка немалому числу клиентов было за сорок.

Она нашла очки, надела, уставилась на записку, но по-прежнему ничего не могла разобрать. Недовольно бормоча себе под нос, она вышла из машины и попала в тяжелые объятия жары. На лбу моментально выступили капельки пота.

Она наклонилась к интеркому и прочла текст, написанный аккуратными крохотными печатными буквами, словно послание зубной фее.

НАМАСТЕ[2] И ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В «ТРАНКВИЛЛУМ-ХАУС», ГДЕ ВАС ЖДЕТ ВАШЕ НОВое «Я». ПОЖАЛУЙСТА, НАБЕРИТЕ КОД 564–312, ПОСЛЕ ЧЕГО СРАЗУ ЖЕ НАЖМИТЕ ЗЕЛЕНУЮ КНОПКУ.

Она набрала код и нажала зеленую кнопку. По спине струился пот. Придется еще раз сменить одежду. У самого рта зажужжала мясная муха. Капнуло с носа.

– Ну же! – сказала она интеркому, внезапно закипая от ярости, и подумала, что ее взволнованное потное лицо, возможно, сейчас появилось на каком-нибудь экране и какой-то специалист бесстрастно анализирует ее рассогласованные чакры. «С этой придется поработать. Посмотрите, как она реагирует на один из самых незначительных стрессов: ожидание».

Может, она неправильно набрала этот чертов код?

Она снова нажала нужные цифры, громко называя каждую саркастическим голосом, чтобы доказать свою правоту бог знает кому, потом надавила на разогретую зеленую кнопку и продержала ее секунд пять, чтобы уж наверняка.

Ну вот. Впускайте уже меня.

Она сняла очки и опустила руку.

Безжалостная жара, казалось, расплавляла ее голову, как шоколад. Снова тишина. Фрэнсис свирепо и пристально посмотрела на интерком, словно желая пристыдить его и принудить к действию.

По крайней мере, Пола это позабавит. Интересно, он бывал когда-нибудь в таких лечебных заведениях? Скорее всего, нет, обычно Пол скептически относится к такого рода вещам. Она сама…

В груди мучительно сжалось. Никакой истории для Пола не будет. Пол исчез. Как унизительно для него таким образом просочиться в ее мысли. Ей хотелось почувствовать прилив раскаленного добела гнева, а не эту глубокую печаль, эту напускную скорбь о том, что в первую очередь так или иначе не было реальностью.

Прекрати. Не думай об этом. Сосредоточься на первоочередной проблеме.

Решение было очевидным. Она позвонит в «Транквиллум-хаус»! Там будут в ужасе, когда узнают, что интерком сломался, а она будет спокойной и понимающей, уверит их, что в извинениях нет необходимости. «Такое случается, – скажет она. – Намасте».

Фрэнсис вернулась в машину и включила кондиционер на полную. Нашла распечатку подтверждения брони, набрала номер. Все переговоры с пансионатом шли по электронной почте, так что теперь она впервые слышала записанное на автоответчик послание: «Спасибо, что позвонили в исторический оздоровительный велнесс-пансионат с термальными источниками „Транквиллум-хаус“, где вас ждет ваше новое „я“. Ваш звонок очень важный и особенный для нас, как и ваше здоровье и самочувствие, но в настоящий момент к нам обратилось слишком большое число клиентов. Мы знаем, ваше время драгоценно, так что, пожалуйста, оставьте послание после сигнала, и мы перезвоним вам, как только появится такая возможность. Мы очень ценим ваше внимание. Намасте».

Фрэнсис откашлялась, слушая раздражающий перезвон музыки ветра.

– Да, меня зовут…

Перезвон не прекращался. Она замолчала, подождала, начала говорить и снова замолчала. В трубке звучала симфония музыки ветра.

Наконец наступила тишина.

– Добрый день, это Фрэнсис Уэлти. – Она шмыгнула носом. – Прошу прощения. Простуда. Как я уже сказала, меня зовут Фрэнсис Уэлти. Я ваша гостья.

Гостья? Правильное ли это слово? Пациентка?

– Я пытаюсь зарегистрироваться, но пока торчу перед вашими воротами. Сейчас, мм… двадцать минут четвертого, двадцать пять минут четвертого, и я… здесь. Интерком, похоже, не работает, хотя я действовала по инструкции. Она написана такими крохотульками – не прочтешь. Буду признательна, если вы откроете мне ворота. Впустите меня.

Фрэнсис закончила говорить с усиливающейся истерической ноткой, о чем пожалела. Она положила телефон на пассажирское сиденье и уставилась на ворота.

Ничего. Она даст им двадцать минут, а потом поднимет белый флаг.

Ее телефон зазвонил, и она ответила, не дав себе труда посмотреть на экран.

– Слушаю! – весело сказала Фрэнсис, чтобы показать, какая она на самом деле терпеливая и понимающая и что она сожалеет о саркастическом замечании насчет крохотулек.

– Фрэнсис? – Это был Ален, ее литературный агент. – Что-то ты на себя не похожа.

Фрэнсис вздохнула:

– Я жду другого звонка. Поехала в этот пансионат, о котором тебе говорила, но даже на территорию попасть не могу. Их интерком не работает.

– Ужасное свинство! Как это некрасиво! – Плохое обслуживание легко выводило Алена из себя. – Ты должна развернуться и ехать домой. Другого варианта нет, правда? Ты помнишь тех двоих несчастных, которые умерли в парной? Они думали, что просветляются, а на самом деле запекались.

– Этот пансионат – модное местечко. Горячий источник, массаж, арт-терапия. Может быть, нестрогое голодание.

– Нестрогое голодание. – Ален фыркнул. – Ешь, когда голоден. Это, видишь ли, привилегия – есть, когда голоден, пока столько людей в мире лишено такой возможности.

– В этом-то все и дело – мы в этой части света не голодаем, – сказала Фрэнсис и посмотрела на обертку плитки «Кит Ката» на консоли ее машины. – Мы едим слишком много обработанной пищи. Вот почему нам, привилегированным, нужно проходить детокси…

– Боже мой, и она купилась на это. Напилась «Кул-эйда»! Детоксикация – это миф, дорогая, и уже развенчанный! Детоксикацию для тебя делает твоя печень. Или почки. В общем, организм прекрасно с этим справляется.

– И все же, – сказала Фрэнсис. У нее возникло ощущение, что он тянет резину.

– И все же, – сказал Ален. – Ты говоришь так, будто у тебя простуда.

Казалось, ее простуда сильно его разгневала.

– Да, у меня дурная, привязчивая и, возможно, хроническая простуда. – Фрэнсис демонстративно закашляла. – Ты будешь мной гордиться. Я принимала множество очень сильнодействующих лекарств. Сердце у меня делает миллион миль в час.

– Вот об этом я и говорю, – сказал Ален.

После этих слов наступила пауза.

– Ален? – поторопила Фрэнсис, уже заранее зная, что он сейчас скажет.

– Боюсь, что у меня плохие новости, – сообщил агент.

– Понятно.

Она подтянула живот, готовая принять это по-мужски или по меньшей мере как подобает автору любовных романов, способному прочесть отчет о начислении авторского гонорара.

– Ну, поскольку ты уже знаешь, дорогая, – начал Ален.

Но Фрэнсис не могла слышать, как он юлит, пытаясь смягчить удар комплиментами.

– Они не хотят брать новую книгу, так? – спросила она.

– Они не хотят брать новую книгу, – печально подтвердил Ален. – Мне очень жаль. Думаю, ты написала прекрасную книгу, правда. Все дело в кризисе на рынке. Любовная проза приняла на себя самый сильный удар… вечно так не будет продолжаться, литература про любовь всегда возвращается, это временно, но…

– Продай кому-нибудь другому, – оборвала его Фрэнсис. – Продай Тимми.

Еще одна пауза.

– Дело в том, – начал Ален, – я не говорил тебе… но я подсунул рукопись Тимми несколько недель назад, потому что у меня было нехорошее предчувствие, что такое может случиться… и конечно, если бы он согласился раньше других, я смог бы поторговаться…

– Тимми отказался? – Фрэнсис ушам своим не верила.

У нее в шкафу висело дизайнерское платье, которое она никогда больше не сможет надеть. А все из-за пятна от пина колады, которую Тимми пролил на нее, прижав в углу на Мельбурнском фестивале писателей. Он говорил торопливым горячим голосом ей в ухо, оглядываясь через плечо, как шпион, говорил, как хочет издавать ее, что его судьба – стать ее издателем, что никто другой не сумеет издать ее так, как он, что ее преданность Джо восхитительна, но не по адресу, потому что Джо считала, что понимает любовные истории, но она их не понимала, понимал только Тимми, только он, Тимми, может поднять Фрэнсис на следующий уровень, и он это сделает – и так далее, и так далее, пока не появилась Джо и не спасла ее. «Ой, оставь в покое моего автора».

Как давно это было? Наверняка совсем недавно. Может, девять или десять лет назад. Время теперь несется как сумасшедшее. Что-то не так со скоростью вращения Земли. Десятилетие пролетает, как год.

– Тимми книга понравилась, – сказал Ален. – Он от нее в восторге. Он чуть не плакал. Он не смог получить разрешение на приобретение рукописи. Они там все дрожат от страха. Год был чертовски трудным. Сверху дано задание – психологический триллер.

– Я не умею писать триллеры, – сказала Фрэнсис.

Ей никогда не нравилось убивать своих героев. Иногда она позволяла им сломать конечность, но ей от этого становилось нехорошо.

– Конечно не можешь! – сказал Ален слишком поспешно, и Фрэнсис почувствовала себя немного оскорбленной. – Слушай, я должен признаться, что заволновался, когда Джо ушла и ты осталась без контракта. Но Эшли казалась твоей искренней поклонницей.

Ален продолжал говорить, но Фрэнсис уже не слушала. Она смотрела на закрытые ворота и потирала поясницу костяшками пальцев левой руки.

Что сказала бы Джо, услышав, что Фрэнсис получила отказ? Неужели поддержала бы такое решение? Фрэнсис была уверена, что Джо останется ее редактором до конца времен. Она с удовольствием представляла себе, как они одновременно уйдут на покой, может быть устроив по этому поводу прощальный ланч, но в прошлом году Джо объявила о желании выйти на пенсию. На пенсию! Словно она была чьей-то старой бабушкой! Джо и в самом деле была бабушкой, но, бога ради, разве это причина бросать работу. Фрэнсис казалось, что она только-только почувствовала себя хозяйкой своей жизни, как вдруг люди в ее окружении стали поступать как старики: у них появились внуки, они стали уходить на пенсию, подпадать под сокращение, умирать – не в авто- или авиакатастрофах, нет, умирать мирно в своих кроватях. Она никогда не простит этого Джиллиан. Джиллиан всегда уходила с вечеринок, не попрощавшись.

Стоило ли удивляться, что на место Джо пришел ребенок, ведь дети завоевывали мир. Куда бы ни посмотрела Фрэнсис, она всюду видела детей: дети сосредоточенно готовили выпуски для службы новостей, регулировали дорожное движение, проводили писательские фестивали, мерили ее давление, управляли ее доходами и подгоняли для нее бюстгальтеры. Когда Фрэнсис только познакомилась с Эшли, то подумала, что девочку сюда прислали на практику. Она чуть было не сказала: «От чашечки капучино не откажусь, дорогая», когда этот ребенок обошел стол Джо и сел на ее место.

– Фрэнсис, – сказала она, – для меня это такой волнительный момент – встреча девочки со своим кумиром. Я читала ваши книги, когда мне было, ну, одиннадцать! Я крала их из сумочки матери. Это было что-то типа, знаете: «Ма, можно мне почитать „Поцелуй Натаниэла“», а мать типа: «Ни в коем случае, Эшли, там слишком много секса!»

После этого Эшли принялась объяснять Фрэнсис, что в ее следующей книге должно быть больше секса, гораздо больше, она убеждена, что Фрэнсис абсолютно в состоянии справиться с этим! Эшли не сомневалась: Фрэнсис знает, что рынок меняется, и «если вы посмотрите на этот график, Фрэнсис, – нет, здесь, вот же он, – то сами увидите, что продажи ваших книг… мне, к сожалению, приходится это говорить, это называется «тренд на падение», и мы типа должны решить эту проблему типа супербыстро. Да, и еще одно… – На лице Эшли появилось мучительное выражение, словно она собиралась поднять деликатный медицинский вопрос. – Ваше присутствие в электронных медиа? Я слышала, вы не очень увлечены социальными сетями. Моя мама тоже! Но для сегодняшнего рынка это необходимо. Вашим поклонникам необходимо видеть вас в «Твиттере», «Инстаграме», «Фейсбуке» – это как минимум. И еще было бы здорово, если бы вы начали вести блог, ну и регулярная информационная рассылка не помешает. Может, видеодневник? Это будет так здорово, как маленькие фильмы!

– У меня есть веб-сайт, – ответила Фрэнсис.

– Да, – любезно сказала Эшли. – У вас есть сайт. Но кто же сейчас читает сайты.

Она повернула монитор своего компьютера к Фрэнсис, чтобы та могла посмотреть примеры других авторов, которые ведут себя лучше, «активнее» в социальных сетях, и Фрэнсис перестала слушать. Просто ждала, когда это закончится, как прием у дантиста. Она все равно не видела, что там на экране. У нее не было с собой очков. Но она не волновалась, потому что в это время влюблялась в Пола Дрэббла, а когда она влюблялась, то всегда писала свои лучшие книги. К тому же у нее были самые доброжелательные, самые преданные читатели в мире. Продажи ее книг, может, и падали, но издавать ее будут всегда.

– Я найду, где опубликовать эту книгу, – говорил тем временем Ален. – На это может уйти какое-то время, но литература про любовь не умерла!

– Не умерла? – переспросила Фрэнсис.

– И близко нет, – убежденно сказал агент.

Фрэнсис взяла пустую обертку «Кит Ката» и облизнула ее, рассчитывая, что там остались кусочки шоколада. Как она выберется из этого без сахара?

– Фрэнсис?..

– У меня сильно болит спина, – сказала Фрэнсис и громко высморкалась. – И мне пришлось остановить машину на полпути, потому что случился прилив.

– Это правда звучит ужасно, – с чувством произнес Ален. – Не могу даже представить.

– Нет, не можешь. Какой-то человек остановился узнать, все ли в порядке, потому что я кричала.

– Ты кричала? – переспросил Ален.

– Мне хотелось кричать.

– Конечно-конечно, – поспешил сказать Ален. – Я понимаю. Мне часто хочется кричать.

Это было дно. Она только что лизала обертку «Кит Ката».

– Фрэнсис, дорогая, мне так жаль, особенно после той истории с этим жутким человеком. У полиции есть какие-нибудь новости?

– Нет, – сказала Фрэнсис. – Никаких новостей.

– Я ужасно за тебя переживаю.

– В этом нет нужды, – шмыгнула носом Фрэнсис.

– Просто черная полоса какая-то, дорогая… Да, кстати, я хочу, чтобы ты знала: та рецензия никак не повлияла на их решение, абсолютно.

– Какая рецензия? – спросила Фрэнсис.

Ответом ей было молчание. Она знала, что Ален колотит себя по голове.

– Ален?

– Боже мой, – сказал он. – Боже мой, боже мой, боже мой!

– Я не читала ни одной рецензии с тысяча девятьсот девяносто восьмого года, – сказала Фрэнсис. – Ни единой. Ты это знаешь?

– Конечно. Безусловно. Я идиот. Я кретин.

– Какая может быть рецензия, когда книги нет?

Фрэнсис поерзала на сиденье. Поясница у нее болела невыносимо.

– Какая-то сука купила в аэропорту экземпляр «Чего хочет сердце» и написала колонку о… мм… про твои книги вообще, злобную уничтожающую критику. Она вроде как связала это с движением MeToo[3], и благодаря хештегу ее статья разошлась по всему Интернету, чушь полная, она пишет, это романы про любовь виноваты в том, что есть сексуальные хищники!

– Что?

– Никто даже и не читал рецензию. Не знаю, почему я о ней сказал. Наверное, у меня ранняя стадия деменции.

– Ты сказал, она разошлась по Интернету!

Все прочли рецензию. Все и каждый.

– Пришли мне ссылку, – потребовала Фрэнсис.

– Да все не так уж и плохо, – сказал Ален. – Это просто неприятие твоего жанра…

– Пришли!

– Нет, – сказал Ален. – Не пришлю. Ты все эти годы не читала рецензий. Вот и не начинай!

– Немедленно! – заявила Фрэнсис своим опасным голосом. Она редко им пользовалась. Например, во время развода.

– Пришлю, – смиренно согласился Ален. – Мне очень жаль, Фрэнсис. Мне очень жаль, что я тебе вообще позвонил с этим.

Он отключился, и Фрэнсис тут же вошла в свою почту. Времени у нее оставалось мало. Как только она прибудет в «Транквиллум-хаус», она должна будет сдать свой «девайс». Наряду со всем остальным она пройдет и курс цифровой детоксикации. Только оф-лайн.

«ИЗВИНИ!» – написал Ален в своем письме.

Она кликнула по ссылке.

Рецензию написала некая Хелен Инат. Имени этого Фрэнсис не знала, фотографии автора не было. Фрэнсис прочла текст быстро, с иронической, надменной улыбкой, как если бы автор говорила все это ей в лицо. Рецензия была ужасна: злобная, саркастичная, высокомерная – но интересно, что боли Фрэнсис не чувствовала. Слова – Стереотипный. Трэш. Бред. Банальность – просто отскакивали от нее.

Она была в полном порядке! Всем не угодишь, издержки профессии.

А потом Фрэнсис почувствовала.

Это было все равно как обжечься о сковородку, когда поначалу ты думаешь: «Ха, не так уж это и больно». А потом тебе и правда становится очень больно, а немного спустя боль уже просто адская.

Непривычная боль в груди распространилась на все тело. Еще один забавный симптом менопаузы? А может, сердечный приступ. У женщин бывают сердечные приступы. Это явно было нечто большее, чем ущемленные чувства. Именно поэтому она, конечно, и перестала читать рецензии. У нее слишком тонкая кожа. «Это было лучшее из когда-либо принятых мной решений», – сказала она публике, когда в прошлом году произносила приветственную речь на конференции австралийских авторов любовной прозы. Они все, небось, подумали тогда: «Да, Фрэнсис, пожалуй, тебе стоило бы прочесть одну-две рецензии, старая ты погасшая звезда».

Почему ей вздумалось прочесть отрицательную рецензию именно сейчас, когда впервые за тридцать лет ее творение было отвергнуто?

А потом она почувствовала еще кое-что. Ей показалось – и, черт возьми, это было так захватывающе! – что внезапно она утратила чувство собственного «я».

Ну же, Фрэнсис, возьми себя в руки, ты слишком стара для экзистенциальных кризисов.

Но, судя по всему, она была не настолько стара.

Она безнадежно пыталась вернуть себе самооценку, но это было все равно что черпать воду решетом. Если она перестала быть издаваемым автором, то кто она теперь? В чем смысл ее жизни? Она не была ни матерью, ни женой, ни подругой. Она была дважды разведенной женщиной средних лет, в менопаузе, страдающей приливами. Кода. Клише. Незаметное для большинства, исключая, конечно, таких мужчин, как Пол Дрэббл.

Фрэнсис посмотрела на по-прежнему не желавшие открываться перед ней ворота, и слезы затуманили ее взгляд.

Фрэнсис, прекрати паниковать. Никуда ты не исчезаешь. Не будь такой мелодраматичной! Подумаешь, черная полоса в жизни, дело преходящее. Сердце у тебя колотится от таблеток против простуды. И все же ее не покидало ощущение, будто она в шаге от пропасти, на краю гулкой бездны такого отчаяния, какого она не испытывала за всю жизнь, даже в дни скорби… Но сейчас у нее нет повода для глубокой скорби, напомнила она себе, это всего лишь спад в карьере, неудачные отношения, боль в пояснице, затянувшаяся простуда и порезанный палец – все сошлось одно к одному. Совсем не то, что было, когда умер отец или Джиллиан… Вообще-то, начать вспоминать об ушедших близких – не лучший способ поднять настроение, совсем не лучший.

Она в отчаянии огляделась в поисках чего-нибудь, чтобы отвлечься, – ее телефон, ее книга, еда… и тут она увидела движение в зеркале заднего вида.

Что это было? Животное? Может, просто игра света? Нет, это что-то осязаемое, но слишком медленное для машины.

Постой. Это именно машина. Причем едущая так медленно, что почти и не едущая.

Фрэнсис села прямо и провела пальцем под глазами, ликвидируя потеки туши.

Спортивная машина канареечного цвета ехала по грунтовой подъездной дороге так медленно, что Фрэнсис даже не представляла, что такое возможно.

Она не особо разбиралась в автомобилях, но сразу поняла, что перед ней чертовски дорогое произведение инженерного искусства. С низкой посадкой, с ярким футуристическим блеском фар.

Машина остановилась за ней. Двери с обеих сторон одновременно открылись, из них появилась молодая пара, мужчина и женщина. Фрэнсис поправила зеркало, чтобы лучше их рассмотреть. Мужчина походил на сантехника из пригорода, собравшегося на воскресное барбекю: бейсбольная кепочка задом наперед, солнцезащитные очки, футболка, шорты и топ-сайдеры без носков. У женщины, одетой в обтягивающие брючки капри и нетвердо ступавшей на своих шпильках, были потрясающие золотисто-каштановые волосы, невероятно тонкая талия и еще более невероятная грудь.

С какой это стати такая молодая пара будет приезжать в лечебный пансионат? Разве это место не для людей с избыточным весом, измученных жизнью, для тех, кто страдает болями в спине и дурацкими кризисами среднего возраста? В зеркало Фрэнсис видела, как мужчина повернул кепку козырьком вперед, запрокинул голову и ссутулился, словно и на него слишком давили небеса. Женщина что-то сказала ему. По движениям ее губ Фрэнсис поняла, что слова были резкими.

Они ссорились.

Хоть какой-то повод отвлечься. Фрэнсис опустила стекло. Эти люди отодвинут ее от пропасти, возвратят к жизни. Она вернет себе самоидентификацию, обретя существование в их глазах. Они воспримут ее как эксцентричную старуху, может, она даже вызовет у них раздражение, но как они ее увидят, не имеет значения – главное, что увидят.

Она неловко высунулась из окна и, помахав им рукой, крикнула:

– Приве-е-ет!

Девица зашагала к ней по траве.

Глава 5

Бен смотрел на Джессику, которая походкой новорожденного жирафенка направлялась к «Пежо-308» (кусок говна по спекулятивной цене), припаркованному у ворот с включенным двигателем. Один стоп-сигнал не работал, глушитель, похоже, был слегка погнут – явно после езды по этой грунтовке. Дама за рулем высовывалась в окно, чуть не выпадала из него, и неистово махала Джессике, словно всю жизнь ее тут ждала. Почему бы ей просто не выйти?

Похоже, пансионат закрыт. Прорыв трубопровода? Забастовка персонала? Можно только надеяться.

Джессика едва шла на своих дурацких шпильках. Ковыляла, словно на ходулях. Каблуки тоненькие, как зубочистки. Того и гляди вывихнет лодыжку.

Бен присел рядом со своей машиной, провел пальцами по краске – нет ли где сколов. Он оглянулся на проселок, по которому они приехали, и поморщился. Как это заведение, дерущее с тебя такие деньги, что плакать хочется, может иметь такую подъездную дорогу? Они должны были повесить предупреждение на сайте. По пути он был уверен, что машина обязательно сядет на брюхо в одной из этих выбоин.

Царапин Бен не нашел. Это было чудо, но кто знает, что там с ходовой частью. Нужно будет заехать в мастерскую, чтобы машину посмотрели на подъемнике. Он бы сделал это прямо сейчас, но придется потерпеть десять дней.

Может, лучше доставить машину в Мельбурн на эвакуаторе. Можно позвонить ребятам Пита. Это была не самая нелепая из идей, разве что пришлось бы выслушать о себе кучу всего, если бы кто-либо из его бывших коллег увидел, что он поехал на такой машине по такой дороге. Он подозревал, что его прежний босс заплачет, буквально заплачет от одной мысли об этом.

Глаза Пита подозрительно заблестели после происшествия с царапиной в прошлом месяце. Они назвали это «царапгейт».

– Завистливые суки, – сказал Пит, когда Бен показал ему длинную царапину на пассажирской двери, явно нарочно оставленную ключом какого-то мерзавца.

Бен не мог сообразить, где и когда это могло случиться. Он никогда не оставлял машину на общественных парковках. Не исключено, что это сделал кто-то из знакомых. Бен мог назвать немало людей, которые могли в достаточной мере ненавидеть его и Джессику, чтобы сотворить такое. Были времена, когда он был уверен, что в его жизни нет ни одного врага. Теперь, похоже, набралась неплохая коллекция. Он знал, что Джессика думает, что это сделала его сестра. Джессика никогда не обвиняла Люси вслух, но Бен мог читать мысли жены по сжатым в ниточку губам. Может, она и права. Люси вполне могла такое сотворить.

Пит устранил царапину с той же тщательностью, с какой реставрировал бы бесценную картину, и Бен после этого случая берег машину вплоть до этого дня, когда подверг ее громадному непростительному риску, поехав по этой треклятой дороге.

Бену не следовало уступать Джессике. Он сделал все, что мог. Он пытался. Он остановил машину, сказал ей – спокойно, без ругани, – сказал, что ехать на такой машине по неасфальтированной дороге безумие, что последствия могут быть катастрофическими. Например, они могут сорвать глушитель.

А ее, казалось, это совсем не волновало.

Они орали друг на друга десять минут без передышки. Реально орали. Брызгали слюной. Их лица покраснели, стали уродливыми, черты исказились. Ярость, душившая его во время этого спора, напомнила полузабытые ощущения детства. Тогда Бен по малолетству не мог толком настоять на своем, ведь он был ребенком и все решали за него, а потому если мать или отец говорили, что он не получит новую игрушку из серии «Звездные войны», которую так жаждал, просто свирепел.

Был момент, когда его кулаки сжались, когда ему пришлось сказать самому себе: «Только не ударь ее». Он и не предполагал, что у него когда-нибудь может возникнуть желание ударить женщину. Тогда он и уступил. Сказал: «Отлично. Я угроблю машину, раз ты так хочешь».

Большинство его знакомых даже не стали бы тратить время на ругань. Просто развернулись бы и поехали назад.

Большинство вообще никогда не согласилось бы на это безумие.

Оздоровительный пансионат. Йога и горячие источники. Он был против. Но Джессика сказала, что им нужно что-нибудь радикальное, и тогда все наладится. Она сказала, что им нужна детоксикация мозгов и тел, чтобы спасти их брак. Они будут есть органический салат и таскаться на консультации для пар. Ему предстояли десять дней дьявольской пытки.