Вопреки Карпинская Настасья
– Вы, как я понимаю, супруг Кати? Что ж, будем знакомы.
Кирилл принял рукопожатие. Несмотря на то, что встреча была неприятной и причиняла его девочке боль, он не мог не признать, что мужчина вел себя безупречно. Совсем не так, как представлялось логичным после всего, что случилось.
– Чем обязаны? Вы же не просто подошли поздороваться? – он старался, чтобы его голос звучал не слишком жестко: портить вечер не хотелось, но это удавалось с трудом.
Ашелин рассмеялся.
– Именно так. Никакой тайной цели я не преследую. Захотелось узнать, на кого Катя променяла моего сына. Рассмотреть поближе.
Девушка залилась краской, виновато опустив глаза.
– Мне не следовало давать Антону какую-то надежду… Надо было объяснить с самого начала…
Мужчина покачал головой.
– Вряд ли он услышал бы тебя. Я сам многократно ему говорил, что твое сердце занято, но он вел себя, как упрямый осел.
Кирилл хмыкнул: подобная характеристика из уст отца в адрес собственного сына говорила о многом. Теперь поверить в то, что мстить Кате он не намерен, было проще.
– Я сожалею, что ты не досталась ему, – задумчиво проговорил Ашелин. – Но ваши так и не сложившиеся отношения были обречены с самого начала. Из-за него? – кивнул на Кирилла.
Катя покачала головой.
– Из-за меня. Я никогда не любила Антона так, как должна любить жена. Он замечательный, умный, внимательный, щедрый… Но не мой… Мы бы сломали друг другу жизнь, если бы этот брак состоялся.
– Ты смелая девочка. И честная. Я рад, что ты выжила и вновь обрела любимого человека. Действительно рад.
Девушка растерянно подняла на него глаза. Смысл произнесенных слов был гораздо более глубоким: мужчина как будто знал обо всем, что случилось в ее судьбе. Но откуда?
Михаил Константинович ответил, не дожидаясь, пока она выскажет свое замешательство.
– Я много лет был знаком с твоим отцом и понимал слишком хорошо, что для него существует единственная ценность – его кошелек. Меня никогда не привлекало партнерство с этим ничтожеством… – увидев, как девушка вскинулась при этих словах, пояснил. – Прости, но я на самом деле считаю его таковым. Он не заслуживал моего внимания и не получил бы, если бы Антону не пришло в голову, что ему нужна такая жена, как ты. Я его понимаю, хотя никогда не одобрял этого выбора. А твой отец как клешнями вцепился в возможность нашего сотрудничества. Так что ты попала между двух огней, да еще и любимый… – он с усмешкой взглянул на Кирилла, – оказался не слишком надежной опорой в тот момент. Я ведь прав?
Катя не видела смысла ворошить прошлое. Не хотела этого, особенно в такой день. Ее самый главный день. Боялась, что неприглядные воспоминания омрачат их счастье. И погруженная в собственные переживания, не сразу услышала, что сказал мужчина дальше.
– Я был уверен, что твой отец откажется от сделки. План был провальным от начала, и я не верил в то, что ваша свадьба состоится. Очень не хотел этого. Но пообещал твоему отцу, что разорю его, если Антон пострадает.
Девушка похолодела: он не шутил. И наверняка имел все возможности исполнить угрозу. Что случилось с ее отцом? За все это время ей даже в голову не приходило, что с ним может что-то быть не так. А теперь стало по-настоящему страшно. И вместе с этим страхом пришло осознание, что она давно простила его. Ничего не забыла, но больше не держит обиды. Незачем торговаться с судьбой, вернувшей ей Кирилла.
Ашелин удовлетворенно кивнул, разглядывая гамму чувств на лице Кати.
– Я отказался от своих планов. Его нельзя было наказать сильнее, чем он сделал это сам, лишившись единственного родного человека. Мы заключили контракт, но я предпочел передать ему это дело полностью, чтобы больше не иметь ничего общего. Он получил уйму денег, и презрение тех, с кем когда-то был дружен. Антон меня поддержал. Кстати, это была его идея: дать твоему отцу то, что тот столь сильно желал. За что был готов заплатить жизнью собственной дочери, так до сих пор ничего не поняв…
Очередное упоминание об Антоне снова кольнуло чувством вины.
– Как… у него дела?
Мужчина усмехнулся.
– С разбитым сердцем ты его не оставила, можешь не беспокоиться. А вот гордость здорово ущемила. Но это и полезно. Он привык выигрывать, даже когда этого не заслуживает. А иногда нужно стать рабом, чтобы обрести счастье.
Пламя свечей дернулось, будто от ветра, воскрешая в памяти слова бабушки и сбывшуюся в жизни сказку: «Когда мужчина встает на колени, тогда господин становится рабом. Только встретившись с этим рабством, ты сама не захочешь свободы…» Катя взглянула на человека, чья рука все это время ободряюще ласкала ее пальцы, а глаза неустанно следили за каждым движением. Кир молчал, но она ощущала его поддержку, физически переживая любовь, которой было наполнено его сердце.
Ашелин помолчал, рассматривая обоих.
– Я знаю, что случилось у вас в доме, – он задумчиво посмотрел на Кирилла. – А вот ему, уверен, ты рассказала далеко не все, – перехватил мгновенно напрягшийся взгляд мужчины и добавил, не обращая внимания на Катины возражения. – Про разбитое лицо точно умолчала.
Девушка задохнулась, словно вновь почувствовала боль от удара.
– Зачем Вы… говорите об этом?
– Чтобы он знал цену своего счастья.
Кирилл вновь ничего не сказал, только сжал ее ладонь так, что пальцы онемели. Катя и без слов понимала, что творится у него внутри. Она действительно не смогла признаться в поступке отца, ограничившись лишь информацией о том, что он выгнал ее из дома. Была уверена, что подробности ни к чему, но совершенно забыла, что у той омерзительной сцены был еще и свидетель – несостоявшийся жених.
Отец Антона неожиданно усмехнулся и удовлетворенно кивнул ему одному известным мыслям.
– Не знаю, какое событие вы пришли отметить здесь сегодня, но о плохом думать точно не собирались. Однако я не жалею о нашей встрече и о том, что мне пришлось омрачить вашу радость. Надеюсь, что и вы не пожалеете, – он наклонился к Кириллу, проговорив, глядя на него в упор: – Ей уже не больно. Но будет лучше, если ты об этом не забудешь.
Тот ответил хриплым, но уверенным голосом. Спокойно, и Катя почувствовала, как ее отпускает напряжение.
– Не забуду.
Прощаясь, мужчина протянул Кириллу свою визитку.
– Если вам когда-нибудь что-то понадобится… – остановил настойчивым жестом попытку возразить. – Не спеши отказываться, ты не знаешь, каким будет завтрашний день. Я уверен, что вы справитесь с любыми трудностями собственными силами. Но на всякий случай имейте в виду, что есть человек, который ценит чистоту и искренность, и готов оказать любую посильную помощь, если это потребуется. Хотя от души желаю, что моим предложением вы не воспользовались никогда.
Катя долго смотрела мужчине вслед, прокручивая в голове их разговор. О случившейся встрече она не жалела. Это не вписывалось в гармонию их вечера, но было необходимо. Реальность слишком сильно отличалась от сказки, и в этой реальности еще предстояло научиться жить. Вдвоем.
Разжала пальцы, соприкасаясь ладонью с рукой Кирилла. Кивнула в ответ на его внимательный взгляд.
– Все хорошо. Спасибо, что ты рядом.
Он обязательно поймет, вот только бы найти слова, чтобы высказать свое внезапно возникшее желание.
– Хочешь поехать к нему прямо сейчас?
Вздрогнула, не веря услышанному: она ведь пока ни о чем не говорила. Откуда Кирилл знает ее намерения?
– Ты читаешь мои мысли?
– Они слишком выразительны. И это была бы не ты, если бы после такого разговора не захотела увидеть отца.
Его голос был ровным, но Катя все равно уловила легкий оттенок напряжения.
– Ты сердишься?
Мужчина покачал головой.
– Мне это не нравится. Если честно, не вижу смысла в вашей встрече. Но буду рад ошибиться, – он помог девушке подняться. – Идем.
Ее старый дом с виду совсем не изменился. Тяжелые кованые ворота высились неприветливой стеной, ограждая двор от посторонних взглядов. В окнах верхнего этажа было темно. Катя машинально подняла глаза к своей бывшей комнате. И… не ощутила никаких чувств. Она не скучала, по крайней мере, по этому месту. Не вспоминала оставленных вещей, особенно в последнее время, когда забота Кирилла развеяла необходимость беспокоиться об одежде и куске хлеба. Странно было сейчас вспоминать те дни, когда она каждый вечер возвращалась сюда.
Даже показалось, что внутри никого нет: таким угрюмым и одиноким, будто неживым, казался дом. Но щелкнувший замок свидетельствовал об обратном: отец не только оказался на месте, но еще и позволил им войти.
Оказывается, она забыла обо всей этой кричащей роскоши, окружающей со всех сторон. Уют собственного дома, пусть и в половину не такого богатого, был не сравним с ледяной неприступностью этого мертвого замка. Собственного? Девушка задохнулась от сладостного осознания, на мгновенье прижимаясь к Кириллу перед тем, как войти в гостиную. У нее есть СВОЙ дом. И человек, чьи руки всегда поддержат. Рядом с которым она всегда сможет быть действительно ЗА МУЖЕМ, не опасаясь ни корысти, ни предательства.
Яркий свет, слишком контрастно воспринимающийся после полутемного коридора, резанул глаза. Катя остановилась в нескольких метрах от сидящего в кресле мужчины. Отшатнулась назад, встречаясь с его тяжелым взглядом.
– Добрый вечер, папа…
Она вдруг подумала о том, как много значат обычные слова, произносимые ежедневно, ежеминутно. Вряд ли сегодняшний вечер был для ее отца добрым, как и многие другие, проведенные вот так: в одиночестве пустого дома. Без жены, без детей, без друзей. Он сам пришел к этой жизни, сам добился именно таких результатов, но, тем не менее, девушка желала ему добра. Вопреки всему, что случилось.
– Мы с Кириллом сегодня поженились.
Его лицо не изменилось, только в глазах мелькнуло что-то, не поддающееся описанию.
– Ты ждешь от меня поздравлений?
Катя сглотнула болезненный ком в горле.
– Давно не жду… ничего. Просто в такой важный день хотела увидеть человека, подарившего мне жизнь.
– И отнявшего ее, да? – он усмехнулся. – Вряд ли у нас есть темы для разговоров, Катерина. Ты сделала свой выбор, я – свой.
– И твой выбор тебе нравится? То, чем ты владеешь, и есть предел мечтаний?
Мужчина нахмурился.
– Я не спрашивал твоего совета.
– А я его и не даю. Но ведь все могло быть совсем иначе, папа, – она смахнула набежавшие на глаза слезы. – Со мной. С мамой. И даже с малышом…
Ей показалось, что лицо отца побелело, хотя в слепящем действии ламп даже собственная кожа казалась неестественно бледной. Неужели он пытался во внешнем свете утопить внутреннюю тьму?
– А ты изменилась, Катерина. Смелая стала, дерзкая. Не боишься? И вправду думаешь, что этот сторожевой пес защитит от всего?
Катя отклонилась назад, прижимаясь спиной к груди мужа. Даже сквозь одежду ощутила, как грохочет его сердце. Сложно было представить, каких усилий ему стоило сдерживаться.
– Боюсь. Очень боюсь, папа. Только не того, о чем ТЫ говоришь. Боюсь, что мудрости не хватит в полноте оценить то, что имею. Воспользоваться правильно каждым мгновеньем. Слова подобрать самые главные, чтобы жизнь несли и радость дарили. А всего остального – с НИМ – не боюсь.
Нащупав ладонь мужа, переплела пальцы. Кир был прав: встреча оказалась бессмысленной. Как можно что-то объяснить человеку, который не желает слышать? Или не умеет этого?
– Я люблю тебя, папа. И прощаю. За все. Но мне безумно жаль, что мой живой отец гораздо более мертв, чем мама или бабушка.
Он, казалось, не услышал ее, сказав совсем о другом.
– Ты можешь забрать свои вещи, Катерина… Мне они не нужны.
Катя качнула головой в ответ.
– Мне тоже.
Кирилл пропустил девушку вперед, задерживаясь всего на мгновенье. Память подкинула сюжет пятилетней давности, когда этот самый мужчина швырнул ему свою визитку. Кто мог подумать тогда, что с того момента однотонная жизнь озарится сиянием разноцветной радуги? Улыбнулся, доставая карточку уже со своими координатами и аккуратно опуская ее на стол.
– Если захотите нас найти, звоните…
Уже у машины поднял глаза к плотно занавешенному окну, самому дальнему в доме, невольно подумав о том, что в бывшей Катиной комнате, скорее всего, за прошедшее время даже не открывалась дверь. Выкинув дочь из своей жизни, ее отец не сумел сделать того же самого с сердцем. И боялся переступить порог, словно это как-то могло сберечь от непрошенных воспоминаний.
– Прости меня, котенок… – произнес тихо, так, чтобы услышала только девушка.
– За что?
– Я ведь был здесь в день твоей свадьбы. Смотрел на все приготовления. Подругу твою видел. Даже… тебя… в окне… в платье.
Притянул ее к себе, с трудом справляясь с вновь накатившим чувством вины.
– Если бы только знал…
Она потерлась щекой о его лицо, изумляясь в который раз, что такие жесткие на вид волосы в реальности ласкающе-шелковистые.
– Зато мы многое смогли понять и оценить друг друга еще сильнее.
Сильнее? Возможно ли это было? Любить сильнее, если он и так не знал, как дышать без нее? Желать больше, когда тело давно превратилось в одну сплошную боль и почти животную жажду?
– Знаешь, когда ты появилась в кабинете, я мог думать лишь о том, что ты принадлежишь другому. А у меня нет права коснуться тебя…
– А я мечтала расстегнуть каждую из крохотных пуговиц на твоей рубашке… До дрожи в пальцах…
Кирилл глухо выдохнул, стискивая ее плечи.
– Я не только глуп, но еще и слеп… Как мог не увидеть всего этого… Не почувствовать…
Девушка нашла его губы, стараясь не смотреть туда, где за толстыми шторами угадывался застывший силуэт ее родного чужого человека.
– Кир, я хочу домой. В мою любимую, долгожданную сказку. Довольно вспоминать то, что было: мы сполна оплатили свои ошибки…
Безоблачное небо, раскинувшееся над побережьем, было усыпано звездами, такими яркими, что ночь не казалась темной. Сад утопал в серебре лунного света, и даже неяркий свет в окнах соседнего дома идеально вписывался в эту удивительную картину. Катя вздохнула с явным облегчением, оказавшись в родных стенах. Сбросила пальто, ощущая обнаженной кожей плеч прохладный, но такой комфортный воздух. Разулась и прямо босиком пробежала в кухню, безошибочно угадывая в темноте каждый поворот. Щелкнула выключателем, тоже мгновенно находя его на ощупь.
За последние две недели стало уже так привычно пить какао по вечерам, и как-то в голову не пришло, что сегодня может быть иначе.
Она потянулась за банкой с порошком для напитка. Пришлось подняться на носочки: очень высоко, а Кирилл достает без всяких затруднений. Раньше всегда готовил он, а сейчас ей захотелось изменить привычный ход событий.
Быстрые шаги за спиной оказались слишком неожиданными, как и рука, смявшая подол платья, скользя вверх по бедру. Его пальцы на коже. Над тонким кружевом. Под ним. Обжегший висок шепот.
– Чулки… Я так и думал.
Он забрал банку из ее рук.
– Извини, котенок, какао сегодня не будет…
Глава 45
Сколько раз она представляла себе этот момент, но все равно оказалась неготовой к охватившему ее смятению. К взгляду Кирилла, потемневшему до черноты. К дикому, нечеловеческому напряжению в мышцах, ощущаемому при каждом движении. Благодарно опустила ресницы, когда услышала щелчок выключателя и погрузилась в спасительный полумрак. А руки отчего-то стали неловкими, отказываясь подчиняться рассудку, и лишь дрожали, когда она пыталась хотя бы просто обнять мужа.
– Катя… – мужчина ослабил хватку, хотя, казалось, даже мысли причиняли боль. И ничего не хотелось так сильно, как оказаться в ней, ощутить тесные объятья ее тела, погрузиться настолько глубоко, чтобы в этой глубине потерять самого себя.
Но прямо перед его лицом блестели влажным светом родные, любимые глаза. И в них отражался… страх. Мог ли он уступить своей жажде и еще больше напугать ее? Сейчас, когда были сметены все преграды? Когда от вожделенной мечты его отделяла лишь невесомая ткань неожиданного свадебного наряда? Чего стоила его страсть, если Катя не сможет ее разделить?
– Котенок… Моя сладкая девочка… Не бойся… Я не сделаю ничего, что тебе было бы неприятно.
Она неслышно всхлипнула.
– Не боюсь… Не знаю, что мне делать… Такая неуклюжая… И руки не слушаются…
– Тогда я стану послушным вместо них… Просто скажи, что ты хочешь. Хотя бы подумай… Я услышу… Почувствую, маленькая…
Когда-то давно она доверила свой секрет бумаге, чтобы теперь эти строчки вернулись в ее жизнь звенящим откровением.
Хочу. Твоих губ – так много, чтобы не осталось ни сил, ни времени дышать. Одного мгновенья, растянувшегося на вечность. С тобой. В тебе.
Он утонул в манящей глубине ее глаз, обретших цвет штормового моря. Задохнулся желанием, сковавшим мышцы. Слизнул с губ надорванный стон.
– Мое сокровище…
Хрупкая драгоценность, которой было страшно коснуться. Почти не ощутимо, чтобы не спугнуть ее, прочертил дорожку по нежной коже, улавливая неповторимый, медовый аромат. Закрыл глаза, впитывая робкие касания. Неуклюжая? Он рассмеется в ответ на это нелепое заявление… потом… когда снова сможет дышать. Хотя, пусть это время никогда не наступает: он согласен до конца своих дней насыщаться ею вместо воздуха. Наслаждаться осторожными ласками, в сотни, тысячи раз превосходящими все пережитое им прежде.
Тонкие пальчики скользнули на грудь, пробираясь сквозь ткань рубашки.
– Скажешь, если я что-то сделаю не так?
– Не скажу… Этого просто не может быть.
Ей бы такой уверенности. И сил… Хотя она не против, если он поделится с ней своими.
– А вдруг тебе не понравится?
– Мне понравится все, что угодно, если это сделаешь ты.
Она зажмурилась, теряясь в этой откровенности, но сквозь затопившую сознание тревогу различила его голос.
– Котенок, посмотри на меня.
Подчинилась, не просто с удовольствием – с облегчением, хотя этот взгляд грозил спалить дотла.
– Нет никаких правил, кроме тех, которые мы сами установим. Поэтому ошибиться ты просто не сможешь… Ты же такая смелая… моя любимая девочка…
Катя не была смелой, но верила ему слишком сильно. Если он считает ее такой, разве она может обмануть ожидания?
И даже неловкие движения почему-то оказались уместными. Она играла без правил, но могла только победить. Не знала, каким должен быть следующий шаг, но безошибочно чувствовала не только, чего жаждет тело любимого человека, но и что заставляет содрогаться его душу.
Прочь… одежду, мешающую вдохнуть его аромат. Ощутить вкус желания… Эта кружевная красота, купленная накануне для него, сейчас лишняя. Все лишнее, потому что ей хочется облачиться лишь в его тепло, погрузиться в жар, разошедшийся по венам.
Хочу ощущать запах твоей кожи, когда она плавится, соединяясь с моей. Хочу укрыться в твоей тяжести, захлебнуться силой твоих рук. Хочу их касаний. Смелых. Ласковых. Лишающих покоя и рассудка. Хочу… тебя… всего. Хочу назвать моим…
– Я твой, маленькая. Весь твой. Каждой клеткой. До последнего вздоха.
Наши желания так похожи… Коснись меня… Утиши этот огонь… Или разожги его сильнее. Дай напиться тобою…
Он помнил слишком отчетливо волнующие изгибы, но реальность оказалась еще более восхитительной. Кожа нежнее бархата, стирающая усталость с напряженного тела. Шелковые путы волос, дарящие такой сладкий плен. Упругость груди, оживающей от нашествия его губ. Точеное совершенство, которое он видел даже в темноте: на ощупь, кончиками пальцев, изголодавшимся ртом, вырывающимся из грудной клетки сердцем.
Она не просто покраснела, смущаясь от его всепроникающего взгляда: вся кожа словно горела. Касания были сродни ожогам, заставляя вздрагивать от любого движения его пальцев. Губ. Настойчивых. Покоряющих. Проникающих сквозь все барьеры разума, лишая стыдливости, заставляя не просто раскрываться навстречу – умолять о продолжении. И самой возвращать преумноженным все то, что до этого покоилось лишь в мечтах.
Он не помнил о времени, понимая, что хотел бы задержать эти минуты навечно. Не слышал иных звуков, кроме тех, что срывались с ее уст в неощутимые промежутки между поцелуями. И видел лишь глаза – зеркало собственной страсти, прозрачную глубину осуществившихся фантазий.
Разжал побелевшие пальцы, сминающие простынь, перенося их на собственные плечи.
– За меня держись… Не за постель. Можешь царапаться и даже кусаться. Мой любимый котенок…
Она захлебнулась болью, накатившей внезапно и сковавшей тело незримым коконом. Но, как бабочка, потянулась вперед, к ослепительному свету в его глазах, стирая искусанными губами проступившие на висках от напряжения капельки пота. И засмеялась, осознавая, как мучительное давление сменяется какой-то иной тяжестью, растекаясь по каждой клетке.
– Мой… – возвращая его назад, игнорируя болезненные всплески и желая оказаться еще ближе. Прочувствовать насквозь. Ей слишком нравилось это ощущение. Его власть. Его покорность. Один на двоих вулкан нежности.
Возможно ли ТАК чувствовать другого человека? Ощущать натянутость его тела, как свое? Улавливать в игре мышц собственные движения?
Хочу… Чьи слова? Стон? Вскрик? Испарина на коже или слезы, которые никак не могут остановиться?
Смотри на меня… Хочу утонуть в твоих глазах, видя отражение собственного экстаза. Смотри, как разгорается пожар. От тебя. Для тебя.
Дыши со мной, чтобы можно было захлебнуться твоими вздохами. Кричи мне в рот, чтобы этот сладкий звук пропитал меня.
Пусть твои руки рисуют, творят изумительное полотно, которым не устаешь любоваться. Выводят на коже признания, которые не осмеливаются произнести губы.
Научи меня касаниям, заставляющим забыть обо всем другом. Сделай пальцы умелыми и помоги им угадать даже самые затаенные желания, опережая невысказанные мысли…
– Люблю твою улыбку… – он приник к ее лицу, всматриваясь в синеву глаз, сияющих, наполненных каким-то незнакомым светом. – Люблю тебя… Такая вкусная девочка…
– Сладости нравятся не только мне? – Катя улыбнулась.
– Я желаю лишь одну сладость… И никогда не смогу ею насытиться…
Больше не было слов. Все, о чем пела душа, вернули руки неспешными ласками, губы, убаюкивающие после переполненного событиями дня. Кирилл улыбнулся, видя, как старательно девушка пытается удержать потяжелевшие веки.
– Спи, котенок… Пусть тебе снятся самые светлые сны.
Вытянулся рядом, не разжимая рук, спрятал лицо в ее волосах.
Она и в самом деле уснула, а ему было жаль тратить на сон хотя бы мгновенье. Не сейчас. Кровь все еще бурлила, а тело звенело от потрясения. Как долго он ждал, чтобы вот так просто находиться с ней, наблюдая, как подрагивают веки, как касается губ улыбка. Воздух пропитался теплом разгоряченных тел, так что не нужно было даже одеяло. А его жадному взгляду темнота не мешала рассмотреть любимую девушку. Он не рискнул бы смутить ее при свете дня, но сейчас отказать себе в подобном удовольствии просто не мог. Желание не ушло, нисколько не притупилось, но тень усталости, рассеянная по лицу Кати, не позволяла тревожить ее. Но и так он был преисполнен почти мальчишеского восторга. Как ребенок, наконец-то дождавшийся вожделенного подарка, боялся вздохнуть, чтобы случайно не повредить хрупкому чуду, пришедшему в жизнь.
«Сколько лет я шел к тебе? Бесконечных дней, часов, мгновений, в которые еще не знал о твоем существовании? Но все равно ждал, не признаваясь самому себе, как хочется вот так уронить голову туда, где твое сердце своим стуком рассказывает мне о любви. Как мечтал наполнить руки твоими совершенными формами и рассмотреть каждую черточку на коже, каждую родинку. И может ли быть что-то прекрасней твоего сна на моем плече? Щекотания твоих волос? Ровного дыхания, проникающего в меня и наполняющего жизнью и светом?»
Он легонько тронул расслабленную ладошку, погладил ниточки вен на запястье. В нескольких местах на нежной коже проступили следы от его пальцев. Повиниться бы, хотя бы самому себе за то, что его сила оказалась для нее слишком явной, но он не чувствовал сожаления. Знал, что не причинил большей боли, чем та, что была неизбежной. Но даже в разбрызганных по простыне красных лепестках видел правоту и величайший дар, связавший их навечно кровным заветом. Эта ночь была первой не только для Кати – он тоже впервые в жизни оказался так близко к истине. И ничего не стоил весь прошлый опыт, не имел никакого смысла, потому что прежде ему приходилось лишь брать, насыщаясь жалкими крохами удовольствия, брошенными по чьей-то прихоти. Без любви, без стремления вот так целиком отдаться другому человеку, подарить ему всего себя. Эта девочка, спокойно спящая сейчас в его руках, оказалась такой щедрой. Ее робость – желанней самых умелых ласк. Он видел любовь в каждом неумелом касании, вкушал незаслуженный подарок, пришедший в его жизнь. И понимал, как мало знает о том, что их одна на двоих тайна только так и может быть сладкой.
Сколько времени оставались сухими его глаза? Долгих бесконечных лет, когда он внушал самому себе правила жизни о том, что мужчины не плачут? Так стремился к мужеству, но именно оно и не давало сейчас права удержать слезы. И они вытекали не из глаз – пронзали насквозь душу, вымывая из сердца горечь и колкие следы ошибок.
Катя вздохнула и, подобрав под себя колени, свернулась в клубок. Он рассмеялся, беззвучно, чтобы не потревожить ее сон: точно котенок. Руки снова дрогнули от желания приласкать. Где-то в прошлой жизни он так и не успел насладиться такими вкусными бугорками позвонков, протянувшимися по спине изящной линией. Накрыл губами шею, втягивая в себя тончайший бархат кожи. На нем впору рисовать вдохновленным красотой языком. Писать стихи о счастье, лунным светом спустившимся в их дом. Ему было о чем написать… Вычертить каждую букву, посвящая любимой лишь ее достойные слова. Создать сотканный из страсти и нежности шедевр, посвящая его своей спящей принцессе.
Ее губы дрогнули в неслышном стоне, когда мужчина достиг поясницы, выводя узор на крохотных ямочках. Руки уловили сковавшее низ живота напряжение. Катя все еще спала, но уже ждала его движений, жаждала их пересохшими, так изумительно припухшими губами. Улыбнулась, не открывая глаз, встречаясь с прикосновением его рта.
– Расскажи мне, что тебе снится… такое сладкое… Я тоже хочу попробовать…
– Шоколад… горячий… Он касается моего языка, и этот вкус сводит с ума… Хочу еще…
Выдохнула сдавленным стоном, раскрывая глаза. Втянула его будто в омут, опьяняя и вновь лишая едва обретенного самообладания.
– Не отпускай меня…
Подалась навстречу его касаниям, встречая их с неожиданной жадностью. Всхлипнула, ощущая, что остановилась на краю. Еще мгновенье – и она разлетится на части. Как тогда, на обрыве. Только теперь впереди не бездна – высота. Бесконечность… с НИМ.
– Лети… девочка моя.
– Хочу с тобой, – прошелестела, обхватывая его руками.
Не отрываясь от нее, выдохнул:
– Малышка, нет. Тебе снова будет больно…
Катя помотала головой, пробегая тонкими пальцами по натянувшимся как струна мышцам на спине.
– Хочу с тобой.
Прижалась еще плотнее, сплетая ноги на его пояснице. Обвела языком воспаленные губы.
– С тобой… – слишком умело, словно делала это не в первый раз, а повторяла безошибочное, годами выверенное действие.
– С тобой… – двинулась, подчиняясь его проникновению. Мужчина задохнулся от боли, судорогой прошедшей по ее телу.
– Котенок… сладенькая моя… – Утонул в ней. Теряя грань между их телами, утратил всякую связь с реальностью, даже сознанием соединяясь с любимой женщиной.
Она прижалась щекой к плечу, поглаживая пальчиком его все еще тяжело вздымающуюся грудь.
– Ты так и не спал?
Кирилл улыбнулся в ответ.
– Спал… И видел потрясающий сон…
– Да? – Катя откинулась на спину, бросая на него лукавый взгляд. – И что же тебе снилось?
– Спящая красавица.
Палец переместился на его рот.
– Вы перепутали сюжет, Кирилл Александрович. В той сказке все было совсем по-другому…
– Ничего я не перепутал: красавица проснулась после поцелуя. Это ты забыла… Наверняка отвлекалась во время лекций? Признавайся, чем занималась…
– Думала… о профессоре. О том, какими сладкими будут его губы. И о том, что мы поместимся даже на узкой кровати…
Он перехватил шутливый шепот.
– Точно: кровать. Надо купить что-то другое… Пошире.
– Тебе тесно?
Мужчина всмотрелся в ее глаза. Рассыпанный по комнате полумрак скрывал окрасивший щеки румянец. Но, несмотря на смущение, она улыбалась, доверяя ему, зная, что желанна, даже теперь, когда в теле все еще не улеглись волны наслаждения.
– Не тесно. Мне хорошо, хотя это слово слишком мелко, чтобы отразить то, что я чувствую на самом деле. Но кровать мы все равно купим. На ней будет удобнее…
– Какая многозначительная пауза… Ты имел в виду: спать?
– Конечно, спать, – он рассмеялся, – А ты о чем подумала?
– О сне… с тобой… – Катя спрятала лицо на его плече, застыла на мгновенье, а потом неожиданно скользнула губами по груди. Пробормотала очень тихо, но он все равно услышал:
– Ты вкуснее всего, что мне приходилось пробовать… – словно в подтверждение своих слов чуть прикусила кожу. И сама испугалась своей смелости.
– Милая… – он запустил ладонь в ее чуть влажные волосы, перебирая шелковые колечки. – Все хорошо?
Поднять на него глаза она не осмелилась. Так и прошептала, почти упираясь ртом в его грудь:
– Я столько всего наговорила сегодня… И сделала… И мне не стыдно… Почти…
– Котенок, люблю тебя. И больше всего на свете хочу запомнить каждое мгновенье этой ночи. Каждое твое слово. И каждое действие, за которое тебе не стыдно… Почти…
Она засмеялась: ему было слишком хорошо известно, как ее успокоить.
– Можно я открою окно? Хочу послушать море…
– Ты можешь делать все, что хочешь. Это твой дом…
Закрыла глаза на миг, вникая в эти слова. Смахнула благодарные слезы.
– Мой. И ты – мой… – повторила сказанное несколько часов назад, смакуя волнующий смысл. Поднялась с кровати, обворачиваясь покрывалом.
Он хотел удержать ткань, но остановился, задержав руку над ее плечом, так и не коснувшись. Кате ни к чему было знать о том, что от его глаз не осталось никаких секретов. Нужно время, чтобы она привыкла, насколько красива и бесконечно желанна для него. А пока… пока достаточно тонкого покрывала, так соблазнительно струящегося по ее плечам.
– Возвращайся скорее, Катюш. Не хочу, чтобы ты замерзла… – проговорил зачарованной видом сонного моря девушке.
Читать бесплатно другие книги:
