Невеста Смерти Летняя Лена
Якоб прижал ладонь к ее щеке.
– Позволь мне защитить тебя! – взмолился он. – Бежим сию же минуту, и я спрячу тебя там, где он никогда не найдет! Я обучу тебя лекарскому ремеслу. Я…
Но девушка так и не услышала, что еще собирался предложить доктор – двери распахнулись, и перед ними вырос дон Юлий. Их разгоряченные голоса донеслись до него из коридора. Глаза бастарда сузились, а щека дергалась, как в те дни, когда дочь цирюльника только познакомилась с ним.
– Что это ты делаешь наедине с моей Маркетой?! – прорычал больной. – Ты, предатель!
– Я просто сопровождал ее после пример… – начал оправдываться Хорчицкий.
– Проклятая свинья! Думаешь, я не чувствую запаха вашего совокупления, твоего семени у нее на ноге?
Девушка открыла было рот, чтобы возразить, но Юлий схватил ее за руку и втащил в комнату.
– Она моя, Якоб. Моя. И нынче вечером она откроет мне тайны Книги Чудес. Она научит меня, как разгадать текст, который не читал еще ни один смертный! Она – моя!
Книга Чудес, подумала Маркета. Пробный камень его сумасшествия. Он снова впал в безумие.
Юлий же захлопнул двери перед носом Якоба и грубо толкнул Маркету на диван.
– Что это у тебя на голове? – спросил он. – Ты же знаешь, как мне нравятся твои волосы. – Он протянул руку…
– Нет! – вскричала девушка, отворачиваясь и собираясь с духом, чтобы поиграть в кокетку. – Я хочу приберечь свои волосы для сегодняшнего вечера, когда надену новую ночную рубашку. Не портите удовольствие, которое я припасла для вас! Это будет мой сюрприз. – Говоря это, она поймала себя на том, что все еще надеется каким-то образом спастись, что таинственный план Аннабеллы достигнет цели.
Сын короля задумчиво оглядел ее и медленно улыбнулся.
– Разве вы видели когда-нибудь головной убор красивее этого? – спросила Маркета, поворачивая голову так и эдак. – Посмотрите, как блестит золото и мерцают жемчужины!
– Прелестно, – согласился молодой человек, потрогав золотую ленту. – Но когда оно скрывает твои волосы, то раздражает меня. Сними его.
– Но если я это сделаю, то испорчу самые волнительные минуты сегодняшнего вечера…
Глаза Юлия вдруг заблестели, как у голодного волка.
– А нам вовсе необязательно ждать до вечера. Я овладею тобой сейчас! – прохрипел он.
Холодный пот прошиб Маркету, и ей стоило немалых усилий сохранить спокойствие.
– Но, мой возлюбленный, нет… мы должны подождать. Ведь ждали же мы все эти месяцы! Я хочу, чтобы все было как полагается. Подождем, пока сошьют мой наряд. Пусть будет так, как ты планировал.
«Пожалуйста, Господи, – взмолилась она, – не дай ему снять этот убор с моей головы! Иначе я пропала!»
Дон Юлий смотрел на Маркету холодными глазами. Тепло любви из них испарилось.
– Где ты взяла такое дорогое украшение? – недоверчиво спросил он. – Я никогда не видел ничего подобного, даже при дворе отца. Откуда у бедной банщицы такое сокровище? И где ты взяла тот шелковый шарф?
– Это подарок, – быстро ответила девушка.
– Подарок от кого?! – прорычал больной сквозь зубы. – От Якоба Хорчицкого?
– Подарок от дорогого друга, дон Юлий…
Сын императора замахнулся на свою гостью.
– Ты, лживая шлюха! Раздвигаешь ноги перед старым пивоваром и перед лекарем моего отца… Думаешь, я не знаю твоего прозвища? Перловица! Тебя называют Перловицей, банная шлюха!
– Нет, дон Юлий, не называйте меня так!
– Перловица! – рявкнул принц. – Я думал, что ты умерла, и они смеялись надо мною… А ты все это время жила среди них, блудливая свинья!
– Я боялась, господин. Боялась вас и вашего гнева! Пощадите!
– Почему ты не можешь понять, как я люблю тебя?! Ты предаешь меня на каждом шагу, продажная девка! – вскричал бастард и зажал ладонями уши, защищаясь от голосов, которых Маркета не слышала.
– Посмотри на меня, Юлий. Посмотри на меня – не слушай голоса, мой дорогой! – попыталась она образумить его. – Умоляю тебя!
Молодой человек обратил покрасневшие от слез глаза на Маркету. На лице его отражалась мука. Призрак страдающего мальчика промелькнул по нему, как лунный луч среди сумрака полуночных туч.
Дочь цирюльника отвела его руки от ушей и прошептала:
– Останься со мной, Юлий. Не слушай их!
Но она уже видела, что голоса победили. Демоны завладели его душой.
– Поди прочь от меня, шлюха! – проговорил он чужим, холодным голосом.
Маркета закрыла руками лицо в ожидании удара, но вместо этого услышала скрежет ключа в замке и, открыв глаза, обнаружила, что осталась одна. Принц запер ее в своих покоях.
Девушка подбежала к окну и увидела флаги масленичного шествия, развевающиеся над пестрой толпой ряженых. После полудня город, по традиции, чествовал Бахуса, и это чествование, как водится, должно было закончиться его похоронами. Роль Бахуса в этом году исполнял жирный пивовар, а его жена и дети стояли с ним рядом. В одной руке он держал кружку с пивом, а в другой сжимал огромную, жирную гусиную ногу. Бахус чревоугодничал, пил без меры и распевал непристойные песенки под одобрительные крики толпы. За ним следовали горожане в костюмах церковного сторожа, могильщика, дьяка и плакальщиков, ибо завтра, в пепельную среду, бог виноделия должен был, согласно традиции, быть похоронен – после этого наступали тяжелые дни поста.
Внезапно на сцене появился скачущий на коне человек. Женщины завизжали и прижали к себе детей. Всадник – а это был дон Юлий – направил коня прямиком на Бахуса, топча его. Пивовар закрыл голову руками, когда лошадь протопталась у него по ногам и телу, но через секунду разъяренный всадник уже мчался в сторону городской площади, и топот железных подков состязался с криками изувеченного пивовара.
Маркета поняла – Юлий вернется только через несколько часов, пьяный и жаждущий крови. И эти часы – все, что у нее осталось.
Карета доктора Мингониуса прибыла в замок, когда от солнца осталась лишь кровавая полоса на горизонте, а на небе начали загораться первые звезды. Доктор ехал с двумя другими врачами, одним из которых был великий Ян Есениус.
Якоб вышел встретить их. Он сочувствовал своим уже довольно немолодым коллегам, которым пришлось проделать нелегкий путь почти без остановок, но им нельзя было терять время.
Томас обнял молодого врача.
– Где он? – спросил он без предисловий.
– Запер Маркету в своих покоях и ускакал в Чески-Крумлов. Растоптав при этом одного горожанина и…
– Маркету? – перебил ботаника Мингониус. – Он держит ее в заточении?
Но прежде чем Якоб успел ответить, Есениус, величавый господин лет сорока, прервал их:
– Позвольте представиться. Доктор Ян Есениус и мой помощник, доктор Йелинек. Полагаю, доктор Хорчицкий, мы имели удовольствие встречаться при дворе, но вы, вероятно, не помните меня.
Якоб чуть не рассмеялся, несмотря на ужасные обстоятельства, услышав эти слова из уст прославленного врача, известного во всей Европе и за ее пределами. Конечно же, любой образованный человек от медицины знал Есениуса!
– Разумеется, я помню вас, доктор Есениус, – ответил ботаник. – Для меня большая честь познакомиться с вами. И, думаю, с вами мы тоже встречались, доктор Йелинек.
Томас взволнованно кивал на эти любезности, но его морщинистое лицо было маской беспокойства.
– Мы должны немедленно вызволить ее из покоев, пока он не вернулся. Он… э… обидел ее как-то?
– После назойливой демонстрации любви он ударил ее по лицу и назвал шлюхой. Им вновь овладела маниакальная одержимость Книгой Чудес, – рассказал Хорчицкий.
Доктор Мингониус в этот момент уже стремительно поднимался по лестнице.
Дон Юлий оставил своего коня на площади. Горожане, после того как пивовара унесли на носилках, вернулись к гуляньям.
Они лишились Бахуса на день раньше. Что ж, значит, завтра его хоронить не придется. Не повезло, ворчали люди и, шатаясь, брели назад, в таверну, чтобы развеять разочарование чем-нибудь покрепче.
Прошлогодний Бахус, веселый кожевник, умер от простуды после того, как горожане похоронили его в сугробе на берегу Влтавы. И что принес им следующий год? Габсбурга, насилующего их женщин, петиции королю, которые тот оставил без внимания… Может ли предстоящий год быть еще хуже? А если раненый Бахус – еще худшее предзнаменование, чем мертвый?..
Но довольно! Важнейшая часть масленицы – пьянство и чревоугодие. Главное – набить брюхо мясом, а остальное уж как-нибудь устроится. Крепкие напитки даровали желанное забвение, унося прочь страхи и печали, наделяя беспечностью и счастьем на оставшиеся часы праздника.
Отупев от сливовицы, медовухи и эля, горожане даже не заметили, что хозяин Рожмберкского замка сидит среди них. И только когда он застучал кулаком по деревянному бочонку, требуя медовухи, угрюмый трактирщик бросил на него взгляд.
Дон Юлий утолял жажду полными кружками медовухи, которые заливал в себя одну за другой, словно никак не мог напиться. Пары спиртного поднимались и жгли глаза. Он сморгнул слезы и, поднеся ко рту глиняную кружку, опустошил ее одним махом.
Женщины, не такие захмелевшие, как мужчины, спешно попрятались по домам, увидев на площади коня королевского бастарда. Но мужчины Чески-Крумлова не собирались покидать таверну в самую веселую ночь в году – к черту Габсбурга! – и, словно назло, стали еще сильнее налегать на выпивку.
Дон Юлий почувствовал, как онемело его лицо и забурлила кровь. Медовуха пахла цветами, и он подумал о Маркете – вот бы зарыться лицом в ее волосы! Бастард криво ухмыльнулся обслуживавшему его человеку в костюме петуха с клювом и снова стукнул кулаком.
– Принеси кувшин!
Изо рта у него струйкой потекла слюна, и он вытер ее тыльной стороной ладони.
Остальные бражники в таверне говорили по-чешски – дон Юлий понимал этот язык, но говорил на нем плохо. Варварский, по его мнению, язык годился только для крестьян, и его следовало извести и заменить немецким – языком Бога и ученых людей. Губы его все сильнее кривились в презрительной гримасе по мере того, как чешская речь становилась все громче. Повторяющийся ритм слогов раздражал его, и сын короля снова помрачнел.
Огромный медведь хлопнул мясистой человеческой ладонью по бочке и что-то свирепо прошипел рогатому дьяволу. Гуляки сыпали проклятьями, все больше распаляясь с каждой выпитой кружкой.
Интересно, одолеет ли медведь дьявола, гадал дон Юлий под шум вина в голове. И что эта медвежья шкура… ах, да, из нее же будет кайма на ночном одеянии Маркеты! Маркета, мой ангел…
Нет! Шлюха!
Сегодня он покажет ей, кто хозяин! Как мог он прикасаться к ней, когда она сидела голой перед пивоваром, этой вонючей жирной свиньей… Она дарила свою девичью благосклонность простолюдину, который даже пражской шлюхи не достоин. А потом соблазнила Габсбурга.
Она заслуживает смерти.
Как могла его единственная истинная любовь так предать его?!
И разве не видел он похоть в глазах Якоба Хорчицкого? Его рука лежала на ее щеке, когда двери распахнулись. Они совокуплялись в темном коридоре, прямо у него под дверью…
Он покажет ей, как выставлять его дураком!
И Книга Чудес. Неужели она шептала ее тайны своему новому любовнику? Этому колдуну с его магическими зельями, увлеченному травами и цветами…
Неужели эти двое отравили его? Не в этом ли заключается тайна Книги Чудес – в рецепте его смерти? Его отец, Якоб, Маркета – все они замыслили убить его…
Зашифрованные слова книги – в них ключ к его гибели! Все эти незнакомые растения, текучие воды с купающимися прелестницами… Его кровь. Зеленая вода, в которой резвятся женщины? Зеленовато-голубая, как вены у него под кожей…
Королевский сын в ужасе уставился на свою покрывшуюся холодным потом руку, разглядывая пульсирующие прямо под кожей вены. Конечно! Они того же цвета, что и воды в книге. Девы, купающиеся в воде… девы с округлившимися от семени другого мужчины животами… купающиеся в его крови…
– Я убью ее! – взорвался дон Юлий.
Дьявол вскочил со своего места и покачнулся на нетвердых ногах, а медведь тщетно попытался усадить его обратно.
– Ты, габсбургское дерьмо! – прорычал дьявол, от которого разило кислым пивом и вареными яйцами. – Подлый злодей, охочий до невинных девушек! Трус!
Он сорвал с себя маску – это был сын кузнеца Дамек.
Дон Юлий заморгал – дьявол превратился в мужчину с измазанным сажей лицом и красными глазами. И с его губ слетали оскорбления. Еще никто и никогда не бросал ему вызов!
– Ты смеешь оскорблять Габсбурга?! – заорал он, неуклюже хватаясь за шпагу.
Однако молодой кузнец уже выхватил кинжал и молниеносным выпадом резанул сына Рудольфа II по лицу.
Шум и гам тут же стихли. В подвале воцарилась полная тишина – ведь пролилась королевская кровь. Слышался лишь треск горящих факелов, лижущих огненными языками каменные стены.
Дон Юлий поднес руку к щеке, и пальцы его окрасились кровью. Он изумленно уставился на красную жидкость, а медведь с петухом тем временем потащили вон ругающегося на чем свет стоит человека-дьявола, с криками и пинками выставив его за дверь.
Рана на лице – горизонтальный порез – была не смертельной, однако сильно кровоточила. Бастард сидел ошарашенный, трогая пальцами кровь и вспоминая пиявок.
Вокруг него кружились и вертелись спотыкающиеся козлы, кабаны, разинувшие рты куры и морские чудища. Они толкали друг друга, чтобы поближе увидеть окровавленного Габсбурга, преследуя и терзая его своими перешептываниями и проклятьями на гортанном чешском, которого он уже не понимал. Спертый воздух таверны пропитался кислой вонью хмеля и человеческого пота.
– Будьте вы все прокляты! – пронзительно вскричал дон Юлий, замахиваясь шпагой на эту толпу вурдалаков. Пьяное скопище расступилось.
Он пробился к выходу, вывалился на площадь, где и нашел свою лошадь, за которой присматривал босоногий мальчишка.
– Прочь с дороги! – заорал королевский бастард и пнул беднягу в ребра.
Продолжая размахивать шпагой, он вскочил в седло. Конь заржал и рванул с места в карьер, едва не сбросив седока. Вонзив шпоры в тугие бока жеребца, дон Юлий галопом поскакал к замку, сквозь зубы бормоча имя Маркеты.
– Маркета! Ты слышишь нас? – прокричал доктор Мингониус.
Ответа не последовало.
– Она, должно быть, в дальнем конце покоев, – сказал он доктору Яну Есениусу. – А где Якоб?
Они огляделись. Хорчицкий исчез.
– Мне надо вернуться к врачам, – сказал ботаник. – Думаю, Мингониус намерен сломать двери.
– Что? – нахмурилась Аннабелла. – Выпустить ее, чтобы дон Юлий мстил всему городу? Нет, послушай меня! Это верное решение, которое решит дело раз и навсегда.
– И ты уверена, что все получится, как задумано. А вдруг он…
– Таково ее последнее желание. Доверься мне. Отпусти всех кухонных слуг и запрети им входить.
Не дожидаясь ответа, Аннабелла уже просовывала железный клин в деревянную клеть, приоткрывая ее с большой осторожностью. Потом она обвязала клеть веревкой и затянула узел.
Якоб помог ей поднять клеть на платформу в шахте подъемника – приспособления, которое использовалось при Вильгельме Рожмберке, чтобы доставлять блюда на стол горячими.
– Ты уверена, что сможешь подтянуть канат без меня? – уточнил Хорчицкий.
– Я же буду не одна, а с Маркетой. Мы сильные, и груз достаточно легкий для нас. Ступай! Останови его прежде, чем он доберется до двери, иначе все пропало!
Натянув на плечи накидку, Якоб спешно покинул кухню.
Никто из них не заметил черной сутаны и блеска распятия в тени коридора.
Глава 48. Исповедь
За несколько часов до этого, опускаясь помолиться на холодный гранит монастырской часовни, Карлос-Фелипе Санчес де Мирамар услышал крики и протесты Маркеты, когда ее заперли в покоях, и завывания растоптанного на улице пивовара, сжимавшего сломанную ногу.
«Я помогал принцу-бастарду творить в Чески-Крумлове зло, – подумал священник. – Теперь он убьет девушку».
Карлос-Фелипе опустился на болезненно хрустнувшие колени и сложил ладони в молитве. Пальцы слушались его плохо. От сурового богемского холода не защищали ни гобелены, ни ковры, ни камины, и старый священник поежился под своей грубой шерстяной рясой. Тусклый свет, просачивающийся сквозь освинцованные стекла, лишь частично освещал алтарь и поточенную червями деревянную статую Христа на кресте.
Иезуит согнул в молитве одеревеневшую шею. Он вспомнил, как горячо молился, будучи молодым, как тайна Христа и аура святой Девы пленяли его душу и побуждали ревностно служить Богу. Он происходил из богатого семейства в Ронде, и у него не было необходимости вступать в орден, но он слышал зов так же ясно, как человек, одержимый любовью – это было некое волнение в сердце, которое подтолкнуло его посвятить себя иезуитскому братству. Карлосу-Фелипе нравилась эрудиция иезуитов, потому что он и сам был человеком книжным. Он считал большим везением и благословением Божьим, что ему выпала честь наставлять юных Габсбургов, Рудольфа и его младшего брата Эрнста, когда те прибыли к испанскому двору.
Все это казалось теперь таким далеким… Будущее тогда виделось дону Карлосу блестящим – усиление Священной Римской империи, где слово Божье будет вести и направлять руку императора, а иезуиты – внедрять священный порядок на европейском и американском континентах.
Но Габсбурги с каждым поколением порождают все более слабых монархов. Они спариваются между собою, как кролики в клетках. Несмотря на иезуитское воспитание и твердую руку дяди Филиппа II в его образовании, Рудольф увлекся коллекционированием картин, часов, всевозможных фривольностей и разных причудливых изобретений. Он тратил деньги на алхимиков и оккультизм, на астрономов и астрологов, которые предсказывали ему будущее по положению звезд, вместо того чтобы оставить судьбу в руках Господа. Ходили слухи, что его величество совсем отказался от веры, слишком занятый своими затеями, чтобы найти время помолиться Создателю.
Потом король вступил в богопротивную, греховную связь с итальянской девкой, чтобы породить этого дьявола, дона Юлия. Бастарда, который под попечительством и надзором Карлоса-Фелипе собирался теперь изнасиловать и, возможно, убить невинную девушку…
Думая о своей роли в этой трагедии, священник поморщился. Самообладание изменило ему. Гордость заставила его предложить схватить и наказать цирюльника за то, что тот солгал Габсбургу.
И ему.
Грудь иезуита вдруг пронзила острая боль. Он прижал кулак к сердцу. Что сталось с человеком, который верой и правдой служил Богу и который стыдливо, как влюбленный школьник, просил покровительства святой Божьей Матери? Когда сердце его сморщилось и усохло, как яблоко зимой? Много лет назад, когда он молился и учился в монастыре, его вера и душа были чисты. А теперь он – соучастник в убийстве, озлобленный старик, который помог безумцу заполучить безвинную жертву…
Сердце опять сдавило, и дон Карлос охнул. Он поднял глаза – нет ли кого-то, кто помог бы ему? – и увидел бледный свет над нишей со статуей девы Марии. Священник как будто даже услышал шелест юбок из тяжелой ткани, которую носят аристократки, хотя видел при этом лишь падающий в нишу свет. Он умирал, и свет – это, должно быть, был ускользающий от него Святой Дух.
– Прости меня! – простонал иезуит.
Внезапно свет исчез, и сзади послышались шаркающие шаги.
– Брат, – позвал священника голос из затененных глубин часовни.
Карлос-Фелипе тихо вскрикнул, сжимая грудь.
Аббат Прохазка поспешил к испанцу и, велев ему лечь, опустился рядом на колени и приподнял ему голову. Холод каменного пола просочился сквозь одежды иезуита, но давящая боль в груди отпустила, когда он почувствовал добрые руки, поддерживающие его в темноте. Он задышал чуть легче, хотя все еще боялся, что боль вернется.
– Я умираю! – выдохнул Карлос-Фелипе. – Господь наказывает меня за мои поступки, за мое предательство…
– В чем вы согрешили, брат мой? – прошептал аббат. – Я отпущу вам грехи.
– Да, – слабо отозвался лежащий у него на руках человек. – Я хочу покаяться в своих грехах, они отягчают мою душу.
Когда в западных окнах померк бледный зимний свет и в небе стали зажигаться первые звезды, сердце и душа Карлоса-Фелипе освободились от тяжкой ноши. Бедрих Прохазка, подозревавший испанского священника в том, что тот помогал дону Юлию искать Маркету, слушал его, напоминая себе, что должен принимать покаяние с сочувствием и всепрощением, как его и учили делать во имя Иисуса Христа.
Но одновременно с этим он уже обдумывал, как исправить сотворенное зло.
– Ваше время предстать перед Создателем еще не пришло, брат, – сказал аббат. – Кровь возвращается к вашим щекам.
Изумленный Карлос-Фелипе сел.
– Боль прекратилась!.. Слава Тебе, Господи! Но над душой моей тяготеет тяжкий грех, который должен быть искуплен.
Прохазка вгляделся в вечернем полумраке в его лицо и сказал:
– Есть один способ. Если желаете послушать…
– Какой же?
– Жила-была девушка по имени Людмила, – начал рассказывать Бедрих. – У нее были самые голубые на свете глаза и нежнейшая белая кожа. Но эта юная красавица отвергала ухаживания всех крумловских мужчин, даже того, кто любил ее всем сердцем. Для нее существовал только Иисус Христос. Она отреклась от всего мирского и ушла в монастырь Бедной Клары. И после многих лет неутомимой службы стала матерью-настоятельницей. А теперь она умирает, – продолжил аббат надтреснутым голосом. Он с трудом проглотил слезы и твердый ком в горле. – Но она еще не закончила служить Богу и человечеству и твердо намерена совершить еще один, последний, бескорыстный поступок. И у вас еще есть возможность очистить свою душу от греха против Маркеты и спасти ей жизнь.
– Как я могу послужить? – прошептал его собеседник, выпрямляясь и глядя аббату в лицо. – Я не смогу вынести это пятно на моей душе – оно прожжет мне дорогу в ад.
Прохазка глубоко вздохнул. Когда он впервые упомянул рыжеволосую ведьму, то думал, что Карлос-Фелипе наверняка обвинит его в богохульстве. Но тот лишь молча внимал, устремив взгляд в темноту, на статую Божьей Матери. Казалось, она наконец стала смотреть на него по-доброму.
Глава 49. Акт раскаяния
– Маркета! – позвала Аннабелла. Ледяной воздух шахты лифта обжигал лицо. Голос ее эхом вознесся наверх, к покоям.
Звук легких шагов подсказал, что дочь цирюльника подбежала к шахте. Затем послышался ее голос:
– Аннабелла! Я видела, он уже скачет сюда!
– Так не будем терять зря времени! – отозвалась ведунья. – Потяни веревку подъемника и помоги мне поднять платформу.
– Что ты делаешь?
– Доверься мне. Тяни!
– Возможно, вам нужна помощь мужчины, – произнес чей-то голос рядом с Аннабеллой. Обернувшись, она увидела испанского священника.
– От тебя мне помощь не нужна! – огрызнулась ведунья. – Займись лучше своим господином.
– Мой господин – Бог, – возразил иезуит.
– Значит, твой Бог – убийца, – отрезала знахарка. Священник ничего не ответил, но продолжал наблюдать за ее отчаянными потугами.
– Тяни, Маркета, тяни! – кричала она.
Но клеть на платформе зацепилась за каменную стену шахты.
– Он уже здесь! – отозвалась пленница. – Я вижу, что его лошадь скачет к конюшне.
Аннабелла стиснула зубы.
– Тяни же! – закричала она. – Тяни!
– Позвольте мне помочь, – снова подал голос Карлос-Фелипе. – Я потяну, а вы встаньте на платформу и направляйте ее в шахте.
Травница неуверенно взглянула на священника – стоит ли ему доверять, или в последнюю минуту он отпустит веревку и отправит ее на верную смерть?
Он встретился с ней глазами, и она прочла в них его намерения. Кивнув, Аннабелла подала испанцу конец веревки и забралась на платформу.
– Тяни, священник! Тяни так, словно от этого зависит спасение твоей души! – велела она ему.
Усилиями старого иезуита, получившего последнюю возможность снискать прощение Господа, и ведьмы, направляющей платформу в темной каменной шахте, клеть поднялась к свету, неся легкий как перышко груз.
Глава 50. Зло
Горящие на стене факелы освещали лицо безумца, гнавшего коня через дворы замка. В первом дворе он увидел пустую лакированную карету с черным гербом в виде двуглавого орла.
Во второй двор бастард влетел с проклятиями по адресу стражников. Стук копыт разлетелся эхом под арочными воротами, и конь шарахнулся от огня в коридоре, ведущем к главному входу в замок.
В дверном проеме путь ему преградил Якоб Хорчицкий.
– Гуляли на масленице, дон Юлий? – спросил он. – Что это за рана у вас на лице? Сувенир от крумловчан? Знак глубокого к вам уважения?
– С дороги! – рявкнул принц.
Но доктор остался на месте.
– Вы это заслужили, – объявил он спокойным голосом. – И не только это.
Дон Юлий выхватил кинжал и сделал выпад.
Однако справиться с пьяным безумцем оказалось нетрудно. Якоб блокировал удар, схватил противника за правую руку и с силой вывернул ее. Сын короля взвыл от боли и выронил кинжал на камни.
– Ты – позор своей семьи! – крикнул ему Хор-чицкий. – И ты не тронешь ее – слышишь меня?
– Отпустите его, доктор! – раздался у него за спиной голос с венским акцентом.
Ботаник резко повернулся, стараясь удержать принца между собой и врагом, но двое австрийцев уже стояли позади него.
– Отпустите его, или мы убьем вас и девушку прямо сейчас! – потребовал один из них.
Два клинка ткнулись ученому в спину.
– Клянусь, мы так и сделаем, – предупредил его Хайнрих. – Где ключи от палат, дон Юлий?
– У меня… в кармане, – отозвался тот.
– Дайте их мне, и я убью девку! – сказал Франц.
– Нет! – крикнул Якоб и, оттолкнув королевского сына, повернулся и выхватил шпагу. Принц проскочил в дверь и побежал вверх по ступенькам.
Хорчицкий атаковал Франца, целя ему в грудь. По двору разнесся звон клинков.
Обучаться фехтованию Якоб начал с опозданием – в монастыре иезуитов это искусство не преподавали. Тем не менее он занимался с тем же мастером, что и дон Юлий, и благодаря упорному труду, развил свои природные способности весьма быстро.
Франц провел выпад, сделал ложный маневр и снова нанес удар. Услышав за спиной какой-то шум, ботаник слегка повернул голову, ища глазами Хайнриха. Его противник тут же воспользовался моментом, и его рапира нашла плечо доктора.
Якоб отшатнулся, и тут Хайнрих воткнул клинок ему между лопаток.
Доктор упал на живот. Торчащая у него в спине рапира качнулась, как белый флаг капитуляции.
– Ты убил его! – крикнул Франц. – Быстрее, по коням! Нам нужно убираться из Богемии. Король повесит нас обоих за убийство его врача.
– Нас защитит дон Юлий, – возразил Хайнрих.
Его приятель презрительно плюнул на землю.
– Этот безумец не в состоянии защитить даже самого себя.
И австрийцы побежали к своим лошадям.
Связка ключей оттягивала карман. Дон Юлий бежал, обливаясь кровью и хватая ртом воздух. Еще на лестнице он услышал голоса и какую-то возню у его дверей.
Потом – треск дерева.
– Что все это значит?! – взревел он.
Стражник Халупка шумно выдохнул, вырывая топор из тяжелой дубовой двери. Лезвие глубоко ушло в твердое дерево.
– Брось топор! Сейчас же! – завопил дон Юлий. – Тебе приказывает сын короля!
Топор упал на пол, высекая искры из прочного камня.
Безумный принц наклонился за ним.
– Назад! – рыкнул он, держа в одной руке это грозное оружие, а другой шаря в кармане, куда положил ключи. Его внезапное появление и дикий, устрашающий вид произвели ошеломляющее впечатление, и на мгновение все, кто был у дверей, потеряли дар речи.
Этого времени бастарду вполне хватило, чтобы найти ключ, вставить его в замок и распахнуть дверь.
– Юлий! – воскликнул доктор Мингониус, бросаясь к двери. – Оставьте ее! Она не сделала ничего плохого!
Принц замахнулся на него топором, и доктор отскочил от взлетевшего лезвия.
Читать бесплатно другие книги:
