Красный яр. Моя земля 2 Кравченко Вова

Акционизм и фетишизм

«Приходи пообжиматься», – сказала ему на ушко Ленка, затушила сигарету и направилась прямиком к двери «Вписки». Летний вечер, шорты, неоновые «вансы», чокер и цепочки, лежащие на пышной груди. Максим пошел за ней, хотя щекотка внизу живота не давала ему покоя. Их общение было своеобразным: девушка могла маниакально писать каждый час или вдруг пропасть со всех радаров на несколько дней. Максим не хотел превратиться в бегающего за юбкой пацана, он старался держать дистанцию: пытался контролировать свои мысли, чтобы Лена не заняла их все, и отвлекался, как только мог.

Сообщение от Ленки могло быть как запредельно интригующим, так и банально тупым. Макс часто пребывал в растерянности и сомневался, почему он так ведет себя по отношению к этой девушке. Порой было сложно забыться, особенно когда посреди рабочего дня на телефоне высвечивалось что-то новое и безумное от Лены. Макс специально отключил оповещения, чтобы они не мешали и без того слабой концентрации. Сообщения из VK он не хотел пропускать: было в этой их переписке что-то действительно желанное и замшелое одновременно. Старый скейтер однажды рассказывал ему, как раньше, еще до эпохи соцсетей, все сидели в ICQ и бежали, что есть мочи, к монитору компьютера после звука «оу-оу». Максим утопал в миллионе рабочих чатов. Острая необходимость ответить сменилась в нем на желание избежать сообщений от управляющего магазином, где он трудился. Каждая переписка превратилась, скорее, в нудную обязанность, нежели в приятное общение.

Порой сообщение от этой девушки могло сулить и нечто большее, чем просто текстинг: была и фотография, где Лена нелепо, но мило изображала инстадиву, а еще – были нюдсы. В первый раз он увидел ее фото топлесс, когда делал ревизию на складе магазина. Было так неожиданно, что у него ни на секунду не возникло желания подрочить, он опешил и, как школьник, включивший порно впервые, почти отпрыгнул от телефона. Отложив трубку на край стола, экраном вниз, Макс принялся пересчитывать коробки с товаром. В голове мелькало изображение грудей со стоящими вверх и в разные стороны темно-коричневыми сосками. Забавно: помимо этих наглых и вульгарных сисек, в его память врезался узор из огурцов с ее штор. Хипповый интерьер на контрасте с брутальной эротикой. «Может, она вебкамщица?» – пронеслось в голове у Макса. С другой стороны, общение в определенных кругах говорило ему о том, что Ленка зарабатывает не телом, а мозгами.

Пробираясь во двор «Жгучей Азии», Макс уже чуял неладное. Общей компанией они кое-как разместились на круглом столике под открытым небом, в ход пошли пиво и коктейли. Все было громким и вкусным в тот вечер, они с Ленкой синхронно ржали над тупыми шутками старых знакомых и переглядывались между собой так, что никто в жизни не заметил бы главное: их общение уже давно переступило черту чего-то определенного.

Внезапно Лена встала со стула, незаметно для всех коснулась колена Максима и легким движением головы показала направление в сторону выхода. Он, как завороженный, посидел еще секунд 10-15 и направился за ней. Никто даже не заметит, что они покинули тусовку вдвоем. Когда Макс вышел из общего зала, Лена уже стояла около двери уборной. Почувствовав неприсущую ему решимость, Максим ринулся к ней, они зашли внутрь, он закрыл кабинку и приготовился запустить Ленке руки под кофту. Бармены включили какой-то дикий репчик. Телодвижения Лены говорили о том, что она хочет быть физически близкой ему, по крайней мере здесь и сейчас.

Макс решил действовать по спланированному акционистскому сценарию: судорожно расстегивая ширинку своих джинс и демонстрируя Лене свой член, перевязанный красным бантиком. Знала бы Лена, сколько видео на YouTube он просмотрел, чтобы бант вышел достойным, размашистым и стал продолжением его широкого жеста. Представляя себя в роли Олега Кулика на богемной тусовке времен немодернизированной Москвы, Максим долго думал, как деликатно, но стильно ответить на откровенные посылы непостоянной Ленки. Он дико изумился, когда гримаса на лице Лены стала похожей на немой крик ужаса. Девушка опустила руки, присущая ей игривость исчезла в тот же момент. Она с грохотом открыла дверь туалета, чудом не сломав ручку, и убежала в неизвестном направлении.

«Вот блядь», – Максим принялся натягивать штаны. Даже не думая возвращаться за столик, он открыл Uber, вызвал такси и через пару минут уже стоял на улице, оставив свою непонятную акцию в андеграундном толчке любимого бара. На душе стало неожиданно легко. Он понимал, что, скорее всего, история с красным бантом будет озвучена в общей тусовке, еще и переврут все, наверное. Однако был твердо уверен: здесь и сейчас его художественный акт смотрелся гораздо более убедительно и честно, по сравнению со множеством пошлых и неопределенных сигналов от Ленки. Быть может, прибить тестикулы гвоздями к брусчатке Максим ради нее не готов, но выразить свои чувства нетривиальным способом смог.

Майа Панайотова, фанатка острых ощущений

Учительница первая моя: секс в общаге

В 80-х постельные темы еще считались чем-то запретным. Чтобы вы сразу поняли, насколько мы были далеки от историй «про это», расскажу один эпизод. О существовании орального секса я лично узнал лет в 15. Правда, точное название не запомнил, но это не помешало мне прихвастнуть вымышленным амурным подвигом перед друзьями:

– Раскрутил тут одну на миньон… – соврал я, надувая грудь.

– На что раскрутил?! – ребята не поняли, но я был очень горд собой в тот момент.

Во времена СССР большинство красноярских парней отправлялись в армию нецелованными девственниками, а первые половые партнеры, как правило, становились супругами. В конце 80-х ситуация резко изменилась: сексуальная революция добралась даже до Сибири. Дикого распутства не припомню, однако фильм «Калигула» и прочие «физиологические» шедевры Тинто Брасса захватили наши неокрепшие умы. Парни и девушки стали заниматься любовью по обоюдному согласию, не спеша в ЗАГС. Появился вполне научный термин «сексуальное просвещение». Мы знали, что «взрослый» половой контакт, словно дополнительный экзамен, ждет нас на первом курсе института. Очень хотелось получить «зачет» по этому предмету быстрее, но было так неловко, что краснели уши.