Маска падшего Воробьев Илья
– Давно?
– Тысячу лет назад. Вчера вечером, конечно, во время богослужения. Да, жертвы есть: пятьдесят человек мертвы. Нет, это не политический теракт. Да, религиозный – ты абсолютно прав, мой дорогой друг! – зло затараторил Артур.
– И ты говоришь так спокойно, – сумел-таки вставить слово Александр.
– Потому что у меня сил уже нет ругаться! – закричал студент. – Что ни день то либо в городе криминалы кого-то зарежут, либо храм подорвут, либо политика убьют, либо кто-то войну опять чуть не развяжет! Мне это надоело, Александр! Почему всем, к чертям собачьим, нормально-то не живётся?! Что они все от этой страны не отстанут?! Почему наши граждане убивают наших?! Ведь это всё наши конфессии, ведь и нищие эти – тоже граждане нашей страны! Ответь мне, Александр!
– Что я тебе…
– Да ничего ты не можешь мне ответить, потому что не интересна тебе судьба родины ни черта! – перешёл на злобное шипение Артур, втянул воздуха с шумом паровоза и опустился на ступеньку. Лицо его – спелый помидор.
Он понимал, что с Александром они об этом говорили много раз. Но гнев всегда овладевает им, когда в голове неожиданно принимаются мелькать образы изуродованных взрывами, пулями и мечами тел, образы огня, горящих памятников и библиотек, образы битв и солдат. Любил Артур свою страну и желал ей блага, но любил он так же сильно и мир, и мира желал каждому человеку.
– Думаешь, такая охрана спасёт храм?
– Спасёт, куда денется.
– По мне, такая охрана огород бабушки от майских жуков спасёт, а не храм от зомбированных террористов.
– Ты специально меня провоцируешь? – ледяным голосом протянул Артур.
Александр остолбенел. Давно голосом товарища его не овладевала такая ненависть!
– Нет, – так же медленно ответил студент, с осторожностью глядя на бледного друга. – Я высказываю своё мнение. Ты знаешь, я человек вольномыслящий…
– Ты идиот, бессовестный идиот! – сначала шёпотом, а затем и бешеным криком выдал Артур всё то, что было у него на душе; спустился, взял портфель и уверенным шагом направился куда-то.
Александр побледнел пуще смерти, и в жар его бросать стало неистово. Ледяная капелька стекла по виску.
– Куда ты? – кликнул он друга слегка дрогнувшим голосом.
– Прогуляться, – был ответ. Ни следа негодования. – Встретимся на следующей паре.
И скрылся Артур за углом здания.
Медленно и шумно Александр выпустил из груди, казалось, наэлектризовавшийся от напряжения воздух. Тон Артура, с которым тот выдал последние слова, говорил: страшного ничего не произошло. Всё как прежде.
Когда друг его испарился, он сам поднялся на ноги, вытер мокрый лоб, глотнул тёплой, прелой воды и спустился. Перейдя через безлюдную дорогу, направил он стопы к одному из солдат, что рядком, с пробелами, стояли на ещё не вытоптанной полосе газона.
– Здравия желаю, товарищи! – с презрительной улыбкой поздоровался Александр, приподняв приветственно руку.
Немедленно услышал он строгий, с пьяненьким акцентом бас:
– Гражданский, вам запрещено здесь находиться. Просим покинуть эту территорию!
– Что, уже? Да я с такого расстояния бомбочку могу забросить в ваш патрулирующий полк, рассказываю! Что же это вы за охрана такая?..
– Гражданин, уйдите отсюда, по-хорошему просим! – резко перебил его военный, как бы невзначай коснувшись меча в ножнах.
– Ваши охранные линии должны стоять на двадцать метров дальше от ваших же солдат. Учить вас всему приходится! И это, чего встали на газоне? Один ещё зелёный! Не убили враги, так пусть убьют свои? Нет-нет-нет, други, не должно быть так!..
Один солдат вышел из линии и грудью стал теснить Александра; бросились помогать ему товарищи со словами:
– Тебе сказали отойти, ублюдок! Тебя зарубить прямо здесь?! Врагом объявить недолгое дело! Твою никчёмную жизнь никто не вернёт!
Тогда Александр, тихонько посмеиваясь, сам стал отходить, пока солдаты не прекратили напора. Усмехнулся про себя, шагнул вслепую назад и чуть не сбил какого-то человека. Обеспокоенный студент обернулся, уже роняя вежливые извинения.
Человеком этим был старик, причём необычный: носил он какую-то бело-оранжевую робу, сам был с одним клоком седых волос на макушке, с иссохшими губами; на морщинистом лице его вытянулась странная тоненькая улыбка. Был он горбат и оттого, возможно, низок; хотя ходил старик мелкими шажками, с тростью, во всей походке его при этом ощущалась какая-то искусственность. Когда Александр попросил прощения у него за оказию, тот ответил необычайно бархатным низким голосом:
– Ничего страшного. Всякое бывает.
Тёмные глаза старика при этом как-то оценивающе пробежали по Александру и разочарованно опустились. Не найдя чего-то желанного, старик отвернулся и продолжил свой путь.
«Странный», – заметил студент, таким же манером пробежался глазами по старику и выбросил инцидент из головы.
До конца первой пары в академии оставалось менее часа, а дел можно было переворошить гору. Да только горы подходящей не было у Александра. Чтобы не слоняться без дела и без мыслей (а свободные рассуждения – не слишком частое явление у этого студента), он решил наведаться к своей знакомой – продавщице в печатном киоске неподалёку, за Медицинской академией.
Минуты шли, солнце пробудившейся мумией неумолимо восходило на небосклон, сотрясая воздух и заставляя цепенеть не только растения, но и людей, которым казалось: стоит пошевелиться, как превратятся они в пот и растекутся по асфальту. От зноя и воздух становился тягуч, и дыхание спирало, так что Александр решил прямо на ходу вылить остатки сгнившей, как он ощущал, воды себе на голову. Совсем скоро дошёл он до заветного ларька.
Ларёк этот – красный цилиндр с козырьками над и под окошком, из которого временами высовывалось чьё-то лицо, – стоял под сенью пышных, богато одетых лип, сокрытый от убийственных лучей светила. Рядом с этим цилиндром змейкой проползала неширокая брусчатая тропа, заросшая буйной травой. Напротив ларька стояло несколько широких лавочек. На одной из них сладко посапывал разящий вонью бродяга, на другой громогласно спорили несколько горожан. Между лавочками стояло по урне, и все забиты мусором. Будь на улице поздний вечер, дорожка этой аллейки погрузилась бы во мрак, ибо фонари все были побиты и некоторые даже повалены на траву.
Не обратив никакого внимания на происходящее вокруг и только безуспешно поискав глазами Артура, Александр подошёл к ларьку. За окошком, опершись массивными локтями на пластиковый козырёк, стояла крупная дама лет тридцати в чёрном лёгоньком платьице, с широченной улыбкой на отъеденном лице да парой крупных резвеньких глаз. Едва виднелась за продавщицей витрина с напитками и множеством книг и журналов.
– Доброе утро, тёть Сара! – с ходу выдал Александр и напялил улыбку на лицо.
– Доброе, доброе, Александр! Что не на учёбе? – добродушно протянула продавщица рявкающим голосом.
– Выгнали с пары – помогали человеку.
– Ой ты! Не отчислили хоть?
– Нет.
– Сильно ругали?
– Совсем нет. Как торговля?
– Да какая – утро ещё только, народ по делам да на работе! К вечеру обычно доходит до кондиций, а раз у меня и алкоголь есть, то у-ух!
– Рад за тебя, – усмехнулся Александр, поглядев ей прямо в глаза. То были глаза настоящей непоседы. – Ничего необычного не происходило в последнее время?
– Необычного? – Хоть и призадумалась тётя Сара, да нисколько не удивилась вопросу вечно любопытного студента, каким она всегда его и видела. – Ну, убийства и теракты тебе, думаю, надоели… Ничего, наверно! Выдавай, что случилось?
– Да ничего такого, – ответное покачивание плечами. – Просто по пути мне сейчас, как бы это… субъект один интересный попался; думал, может ты что знаешь про него…
– Кто субъект?
– Это, старик в бело-апельсиновой хламиде, или что это на нём… Ходит странно, улыбается, вечно что-то ищет, и голос у него не по возрасту.
– Не знай, всякие тут ходят. Тягости войн многих состарили раньше времени… —тётя Сара зевнула и присела на табуретку.
Александр заметил на её мощных руках крупные ссадины и даже постыдился, что столь важная деталь только сейчас бросилась ему в глаза.
– Что с тобой произошло? – спросил студент, кивком указав на отметины. Та мельком оглядела себя и небрежно ответила, махнув пухлой рукой:
– Да парни тут потасовку устроили, разнимала их… Ничего особенного! Представь, их поли… политич… по-ли-ти-ческие сборища – вот! – уже и сюда доходят! Что скоро будет, мама!.. – Тётя Сара положила на руку голову и покачала ей, выпучив глаза. Но быстро приняла нормальный задорный вид. – С Артуром поссорился, что ль?
– Ну, вроде того. Он опять взбесился от моих слов, – ответил Александр, смущённо отведя глаза. Вина легонько покалывала его. – Как ты узнала?
– Так он сейчас зашёл и купил новый номер «Генеральских новостей», вот прям минут десять назад! – протараторила продавщица, по-ораторски взмахнув рукой. – Он как прочитал заголовки, так знаешь как рассердился! Я уж опасалась, что ларёк мой снесёт сразу! Обошлось, только убежал без прощания…
– Это он может, сама знаешь! – рассмеялся студент и протянул руку в окошко. – Дай я почитаю, что его там взбесило.
– А ведь ничего такого, обычные новости! – с жаром воскликнула тётя Сара, протягивая Александру свежий номер «Генеральских». – Ума не приложу, чего он так…
Александр развернул газетку и принялся читать по диагонали. «Граждане! Мы на пороге новой войны!» «Секрет вражеской политики! Раскрыта агрессия против нашей страны!» «Столица в огне: на окраине религиозное противостояние. Новые теракты». «Закрылись ещё сто тридцать три вуза страны». Студента чуть не выворотило наизнанку от подобного, так что он перевернул газету и принялся читать с конца, надеясь этим заглушить тошноту. Не тут-то было: «Здоровый образ жизни – залог победы нашей страны в будущей войне», «Шокирующее открытие! Экстремисты и оппозиционеры – посланники дьявола», «Оливки – лучший детектор шпиона».
– А он случаем, это, не прогудел вслух, чем так недоволен? – поинтересовался Александр, наморщившись так, словно сидел по уши в нечистотах.
– Всё кого-то проклинал, по кому-то горевал! Переживает он, похоже, за страну, Александр!
– Я в курсе.
Как-то сразу помрачнел студент и уткнулся носом в газету. Терзала его одна мысль, да только расхотелось высказывать её вслух: он, обыкновенно осторожный человек, усомнился внезапно в уме и опытности тёти Сары; стало казаться ему, что эта мысль будет неправильно воспринята, а о нём знакомая составит нехорошее мнение.
– Интересненько…
– Что нашёл?
– «В ГОБе меняется руководство. Страну ожидает спасение от беспорядков», —процитировал Александр.
ГОБом называют, по первым буквам, Государственный Орган Безопасности, что под юрисдикцией министерства внутренних дел. ГОБ был создан для охраны правопорядка в стране в то самое время, когда ожесточение человечества только набирало обороты и войны все только разгорались. Но столь непродуктивной была его деятельность с самого рождения, что люди давно потеряли веру в порядок. Для них ГОБ – сама насмешка над правосудием и символ безалаберности.
– Теперь там глава Амадео Синнадора, который, по его собственным заявлениям, собирается поднять ГОБ и всю страну с колен. Удачи ему!
– А кто он такой? – поинтересовалась продавщица. – Там о нём что-нибудь пишут?
– Никому не известный офицер. Вообще ни слова. Выглядит, рассказываю, таким брутальным, уверенным мужиком. Но кому внешность помогала управлять? Тем более такой опухолью, как ГОБ.
– Александр, не относись так к людям! Он же себя ещё не показал, а ты уже готов его грязью поливать…
– Чем успешно и занимаюсь, – прервал её Александр, положив газету на козырёк.
– Так нельзя! Совсем уже разучился верить в людей!
– Если этот Синна-кто-то-там вернёт тот мир, который был пятьдесят два года назад, то я подумаю над отношением к нему. Рассказываю, чем в такое время о порядке в стране думать, лучше прекратить все разногласия между странами!
– Не, ты прав, конечно, – об этом ещё и Рений писал…
– Кто-кто писал?
– Рений! Ревенус Рений. Умный мужик был!
– Он умер?
– Да, пару лет назад. Болел чем-то. Да ты вот почитай его мемуары! На-на-на, читай-читай! – Продавщица всунула Александру книжку в тёмно-фиолетовом переплёте; на обложке изображено чёрным цветом раскидистое дерево.
– Я, это, потом прочитаю, если будет нужно. Расскажи, о чём там этот Рений пишет.
– Но… – хотела возразить тётя Сара, да только студент уже запихивал книжку себе в портфель. – Ладно… Нет, я не смогу! Нет-нет, не проси, у меня плохо выйдет.
– Чёрт с тобой, – махнул рукой Александр, задумчиво оглядевшись по сторонам. Отдёрнул рукав рубашки, взглянул на часы и решил было уже прощаться. И ощутил вдруг, как сильно ему последние минут семь драло горло от сухости. – Мне идти пора. Сколько у тебя водичка стоит?
– Шестьдесят три. Подорожала на полцены.
– Отчего? – подивился студент, выкладывая монеты.
– Жара. Всем пить хочется, – пожала плечами тётя Сара.
Александр схватил бутылку и направился в сторону академии, на ходу крикнув:
– До встречи, тёть Сара!
Что-то прокричала она вслед, да он не услышал – голова занята уже посторонними мыслями. Шёл Александр по сухой, трескающейся, казалось, брусчатке; шёл быстро, глядя то вперёд, то под ноги, но не видя ровным счётом ничего.
У студента вдруг возникли тошнота и тупое чувство однообразия. Объяснялось это тем, что все описанные события почти в точности повторялись с Александром каждый день. Да вот: в академию он явился ко второй паре и спокойно доучился без всяких происшествий, а на следующий день повторился этот цикл: драка с бездомными, учёба, разговор с продавщицей, мелочные перепалки с Артуром. И такая размеренная, пропитанная жестокостью жизнь текла ещё почти месяц, пока всё не изменила череда действительно уже необычных, но, в целом, закономерных событий.
Глава 3. Закат
День за днём на протяжении многих недель все события повторялись с невероятной точностью, так что иногда трудно было понять, в какой день недели или какого числа произошёл разговор, в котором собеседник Александра выдал нечто несвойственное ему. Но, конечно, всё должно когда-либо закончиться: однажды в Медицинскую академию нежданно-негаданно, как с луны свалившееся, явилось настоящее бедствие.
Имя этому бедствию Вендель, и это вовсе не пожар и не торнадо – это студент Военной академии, ровесник Александра. В мае Вендель принимается как можно чаще посещать Медицинскую академию, где учится немало его знакомых. И пребывает он там обычно до тех пор, пока охрана не выгонит. Не то чтобы он был дьяволом во плоти – дело всё в его скверном характере. По натуре он большой шут, но с этим шутовством сопряжена и зрелая жестокость: он, например, может с лёгкостью отпустить острое словцо про чьих-нибудь покойных родственников, и сделает он это тем вероятнее, чем болезненнее отреагирует жертва.
По прибытии в Медицинскую академию Венделю первым делом пришло в голову опозорить Томаса, и сделал он это классическим способом: вступил с ним в дружеский диалог и, когда тот на секунду отвернулся, аккуратно подложил ему в карман пакетик с белым порошком. Позднее после чьего-то толчка Томас упал, и пакетик вылетел на всеобщее обозрение. Начался большой шум. Сыпались обвинения, слышно было и немало доводов в защиту студента; однако Томас, как и следовало ожидать, оказался очень скоро за ректорским столом с ручкой и обходным листом в руках. Спасло его только вмешательство одного преподавателя да подруги Хелены, яро доказывавших невиновность студента. Кто-то додумался провести анализ содержимого пакетика. Установили, что в нём сахар, и Томас благополучно вернулся в группу.
В целом же, окромя этого, в первый день террора Венделя ничего страшного и не случилось: несколько студентов с ним повздорили, ещё несколько подрались, кто-то обменялся с ним наилучшими пожеланиями родне – всё это, в любом случае, цветочки.
Александр, давний приятель Венделя, договорился о вечерней прогулке с ним в верхней части города, самой цивилизованной и безопасной. Заодно решил пригласить Артура. Дел ни у кого не было, и часик на улице себе могли позволить все.
Неспешно спускающееся мягкими шажками солнце щедро золотило и мрамор, и зелень, и ткани. Не только люди, но и пышные облака нашли время для прогулки – они неспешно и скромно плыли по бездонному бирюзовому небу, всё извиваясь, изображая то чьи-то кислые физиономии, то мириады пламенных языков, и никогда не унывающий ветер был им спутником. Потянуло вечерней свежестью; дышать стало легче не только людям, но и липам, чья листва радостно зашуршала, закружилась в танце.
Возле широкой и бурной реки воздвигнута целая набережная, выложенная брусчаткой разной формы и разных цветов. Вдоль по набережной, где-то посередине, по особенно тёмной дорожке неторопливо шагали и пары, и группки самых разных людей. Редко у кого можно было заметить улыбку – лица, точно вуалью, покрыты задумчивостью; если кто и приподнимал уголки губ, то лишь облегчённо, всеми силами пытаясь собрать оставшиеся горсточки удовольствия. Никто не мог вот так взять и задержать взгляд на нежно извивающейся водной глади реки – ведь завтра работа, да и вопрос по кредиту не решён, а ещё ведь и война вот-вот начнётся!
По краям дорожки располагались деревянные скамеечки, рядом – покрытые узорами урны, а за ними – невысокие пышные деревья, очень кстати рассыпавшие тень на дорогу, делая жизнь всех этих скучных, замученных людей немного легче и приятней.
В конце набережной, там, где брусчатая дорожка сменялась асфальтом, показались три фигуры. Двое из них – Александр и Артур, а третий – тот самый Вендель: среднего роста блондин с коротким хвостиком, неширокий в плечах, стройный, с крупными зелёными глазами и вечной широкой улыбкой. Девушки обыкновенно описывают его как красавца, хотя знакомство с ним подобно встрече с огнём: либо его опасаются, либо пробуют поиграть и тут же отшатываются, обжёгшись.
Компашка неторопливо и развязно шагала по набережной, непринуждённо и весело болтая. Вдали чернели клубы дыма, виднелся временами огонь; раз в минуты громыхал снаряд. Никто кроме Артура не обращал ровным счётом никакого внимания на это – после долгой разлуки друзьям всегда охота наболтаться вдоволь.
– Так в этом было дело! – воскликнул Александр, и в карих глазах его скакнула искорка задора. – Мне столько наговорили, я думал что серьёзное!
– Ты знаешь её, – хихикнул Вендель. – Она если заведётся, то хоть закапывай!
Улыбка ревниво покинула лицо Артура – да, вот он, юморок Венделя! Знал Арту, на что идёт, да не мог отказать Александру – боялся его обиды. Хотя, стоит признать, тот и не обиделся бы вовсе.
– Ну да. Это, как у вас в академии?
– А? Что у нас в академии? – не понял Вендель.
– Слышал, у вас серьёзный недобор.
– А, да, есть такое, – признался весельчак, сцепив расслабленно руки за головой. – На втором курсе тридцать два человека, а на первом всего четырнадцать. И это их ещё на группы делят! Представь, как им клёво учиться?
– Не очень, по мне, клёво, – откликнулся Артур, бессознательно поматывая головой. – Чувствуется одиночество, да и постоянно кажется, что родину твою побросали все, кто мог.
– Родина-смородина, – парировал Александр. – Учатся там не за этим. Рассказываю, в кого пальцем не ткни, тебе ответят, что это престижно и больше шансов на работу устроиться.
– За гроши, – брякнул вдогонку блондин.
– Глупости! Не поверю, чтобы в «военке» учились эгоисты! – заявил Артур.
– Здрасьте, это я! – Вендель затормозил и сердечно поклонился Артуру.
В тот же момент, как они встали, несколько смеющихся ребятишек лет четырнадцати-пятнадцати, грязных и неопрятных, играя в догонялки, сделали круг подле студентов и чуть было не унеслись куда-то во дворы, как весельчак проворно схватил одного из них, самого высокого паренька.
– Стоять, черти!
– Отпусти! – заверезжал было ребёнок, да умолк сразу, ибо никто из прохожих на его крик не обратил внимания. Друзья его остановились поодаль и стали наблюдать испуганными глазами.
– Эй, полегче, я ещё не сжигаю тебя! – рассмеялся Вендель и отпустил.
Пареньку никто не мог позавидовать: тело тоньше спички, через дыры в лохмотьях торчат ребра. Бродяга подправил рваную одёжу, обернулся, спрятав как-то скромно руки за спиной, и проговорил:
– Не делай так больше, я ведь и умереть со страху могу!..
– А ты не воруй мои деньги, мелочь! – воскликнул блондин, молнией завёл руку за спину ребёнка и выудил кошелёк. – Я твои манёвры знаю!
– Всё-то он знает, – прошипел ребёнок. – Как ты так чувствуешь?
– Секрет! Сдулись отсюда, чтоб я вас больше не видел! Кыш, кыш!
Паренёк махнул на прощание рукой, догнал своих – ещё более страшных существ, – и группка проворно скрылась в переулке.
Александр только глаза таращил от этой сцены. Никто из человеческой реки и внимания не обратил на нищих детей – не до этого всем.
– Это кто вообще сейчас были? – услышал Вендель закономерный вопрос и ответил:
– «Золотце»! Уличная банда воришек, мои кенты. Сироты!
– Сегодня воришки, завтра грабители, послезавтра убийцы. Тебе надо их в участок отвести, – проворчал Артур.
– Зато могут гордиться, что в «военку» не попали. Лучше убийцей в тюрьме сидеть.
– А какого чёрта тогда ты сам там, а?!
– Спроси мою мать, как до ада доберёшься и встретишь её там. Пригрелась одна, наверно. Представляю, какие вещи там с ней творят, м-м!
– Какая же ты мразь, Вендель! – излился пропитанный ненавистью шёпот.
– У тебя проблемы с этим, похоже?! – вспылил тот и даже сделал угрожающий шаг навстречу. – Не нравится – река там!
«Да, рассказываю, сегодня кто-то в реке утонет», – ни к селу ни к городу пронеслось в голове Александра. От того он страшно побледнел, и кристальная капелька выступила на лбу.
– Угомонитесь вы оба! – прорычал он диким зверем, твёрдо встав между Венделем и Артуром. Несколько человек обратили туманные взоры на крикуна и пожали плечами. – Я вас не для ссор собрал!
– А по мне – наоборот, – процедил последний, не сводя пылающих тёмных глаз с весельчака.
– По мне, ты должен перестать везде видеть угрозу! И ты заткнись, Вендель! Тоже хорош своим юморком провоцировать всех! Я позвал вас отдохнуть и подышать пока ещё свежим воздухом! Мы все, рассказываю, устали от учёбы и дурацких новостей. Почему бы вам просто не прогуляться, не споря и не ссорясь, а?
– Огурчиком, Александр! Зовёшь тех, кто на дух не переносит друг друга! – сделал выпад блондин.
– Я собрал вас как лучших друзей! Я предупреждал, что вы встретите друг друга, но никто так и не отказался! Да и всё до какого-то момента шло хорошо! Теперь: отношения выяснили – вдох-выдох и за мной!
Не дожидаясь ответа, Александр демонстративно убрал руки в карманы и неторопливо отправился далее по людскому течению. Раздражённый Артур цокнул, Вендель пожал плечами, оба с прохладцей переглянулись и догнали друга.
Столь зыбкие отношения Артура и Венделя имеют под собой вполне твёрдую почву – характеры и судьбы. Оба студента – сироты с раннего детства. Отец и мать Венделя, оба закоренелые преступники, совершили теракт, за который были приговорены к смертной казни. В этом теракте погибла мать Артура. И пусть студенты непричастны к трагедии, барьер между ними с тех пор вечный и нерушимый, ими же поддерживаемый.
Солнце понемногу склонялось к лесистой кромке, и всё пролитое золото тускнело, превращаясь в медь. Людские ручейки где-то поутихли, а где-то и вовсе исчезли – наступило время тех, кому ценны уединение и чистый вечерний воздух с прохладой.
На другом конце набережной показались Томас с некоей девушкой.
Девушка эта производила двоякое впечатление: кто-то называл её красавицей, кто-то не мог найти ни единого отличия её от прочих женщин. Это среднего роста студентка, тонкая в плечах, некрупная в груди, стройная в талии; русые длинные волосы собраны в хвост, в голубых добрых глазах затаён хитрый кошачий огонёк, а в маленьком носике же – самое обыкновенное самолюбие. Одета была по-простому, в лёгкий спортивный костюм скромных цветов, без прикрас, с собой несла лёгенькую сумочку. Ноги её ступали вроде бы тяжело, а на деле бесшумно. Когда она гуляла с Томасом, руку свою она всегда переплетала с его маленькой костлявой рукой, всегда старалась идти в такт ему и всегда искала темы для разговора, если ему не удавалось найти. Звали её Хелена Вайтмун.
Эта пара небыстрым шагом шла навстречу трём студентам, совсем не замечая их, о чём-то разговаривая и временами заливаясь смехом. Хотя заметно было, что Томас сильно обеспокоен и смеётся через силу.
Шаг за шагом с каждой стороны.
Александр почти сразу приметил друзей из Медицинской академии, а они его заметили только в тридцати метрах. Обе группы поравнялись и встали.
Всех как-то передёрнуло от напряжения. Взоры студентов обратились на Томаса и Венделя: они стояли ровно друг напротив друга, и Томас с нескрываемой злостью жёг взглядом весельчака, ещё шире заулыбавшегося.
– Хай, Томас! – с явной фальшью поздоровался Вендель, приветственно вытянув вперёд руку, как бы требуя, чтобы её непременно пожали. – Как настроение, как голова?
– Ч-что с ней может быть н-не так?
– Ну, знаешь, если бы я внюхивал героинчик перед каждой парой, с головой бы у меня точно было бы худо-о! – чуть не захохотал Вендель, за что получил неодобрительные взгляды Александра и Артура. Хелена же резко заслонила собою Томаса и выдала:
– Молчал бы, убожество!
– Ай! Это было жёстко, девчуль, не надо такими словами разбрасываться!
– Заслужил… – тихо буркнул Артур. Александр кивнул в знак согласия.
– Адрес-суй себе, – сдержанно ответил Томас.
На лице его возникла испарина, и спина похолодела: он испытывал натуральный, свойственный ему страх конфликта. Ведь Томас очень миролюбив по своей натуре; любая перепалка заставляет его тщательно выбирать слова, дабы избежать боя. Вообще же, Томас таков, что не станет ввязываться в авантюру, если не будет уверен в своей победе, причём победе с минимальными потерями.
– Да ладно, Томас, – юмора не понимаешь, что ли? Эта куриная слепота – ясно, но ты-то… – ухмыляясь, протянул Вендель. И каждое слово пропитано ядом. Реакция на его необыкновенный юморок забавляла и заставляла острить ещё и ещё.
– Хватило твоего д-дерьма однажды!
Тут Александр с тоской поглядел себе под ноги. То был последний раз, когда он, будучи другом и Венделя, и Томаса, пригласил к себе на праздник, день рождения, обоих. Томас воздерживался от алкоголя, тогда как весельчак принимал на всю катушку. Нетрудно догадаться, чем может закончиться такой праздник, когда развязно острящий человек напивается до отказа, а ему под руку попадается трезвый парень не внушающего уважение вида. Именно так – колкости сыпались ливнем окровавленных ржавых гвоздей. И сыпались они в адрес отца Томаса, покойника.
Студент с матерью, бывшей там же, защищали родственника, как позволяли им их интеллигентные языки – неудачно, словом. Известно, что если в драку вмешаться, то тебе отвесят первому; так вышло и тогда: пытаясь отстоять честь покойника, Томас вместе с матерью сами стали жертвами бесчисленных оскорблений. Дошло до того, что Вендель приписал её к числу наложниц всех отличившихся политиков и, в довершение хаоса, ударил в полную силу. Так поразило это всё тогда Александра, что он протрезвел вмиг и пришёл на помощь.
– А, два года назад? Очуменный был вечер! Александр, спасибо гигантское! – торопливо добавил Вендель, дворецким поклонившись Александру. – Программа – шик! Моя любимая часть была, когда мы лазали по канатам, играли в волейбол и когда я поставил на место одну болтливую шлюху. Эх, вот где была молодость!
Александр сосредоточенно сомкнул веки – он пытался поймать благоприятный момент, когда следует остановить Венделя без ущерба чьему-либо здоровью. Артур, бывший в тот вечер в отъезде, не понимал совершенно, о чём шла речь. Хелена как-то съёжилась, едва слышно ахнула и трепетно прикрыла рот руками, предчувствуя бурю. И, наконец, Томас… Он в сильнейшей ярости стиснул зубы и, приложив последнее усилие, дабы устоять на месте, процедил:
– О чём тебе говорит слово «мать»?
– «Мать»? Женщина и всё. Ах, я, что, ошибся?! —изобразил испуг Вендель, прижав руку к сердцу и приподняв брови неестественно высоко. – Боже свыше, меня же теперь в шизофреники запишут!..
Весельчак тут же рухнул, сокрушённый ударом. Что-то хрустнуло у него в скуле, в голове звякнуло, и всё тело заныло. Томас едва устоял на ногах: бил он во всю, напрягаясь до предела. Хелена остекленевшими глазами наблюдала за всем действом.
– Сукин сын! – выругался Вендель. Вне себя, вскочил он на ноги и рысью подлетел к растерявшемуся Томасу.
Артур с Александром очнулись. Первый заслонил собою Томаса, а второй молнией повалил блондина на землю.
– Что на тебя нашло, придурок? – проревел Александр, тряся Венделя за грудки.
Глаза весельчака сначала горели огнём безумия, а затем стали тускнеть, пока выражение в них не сменилось испуганно-отчаянным. Артур поглядел недолго на это разбирательство и отвёл Томаса поближе к реке.
На середине её стояла одинокая лодочка. Пара мужчин сновали из одного её конца в другой, перетаскивая что-то объёмное и беспрестанно колышущееся. Пристальный взор мог рассказать больше: этими предметами были люди, связанные по рукам и ногам, бешено рвущиеся на свободу. Мужчины подносили их к краю транспорта и окунали головы их в тёмную воду.
– Я тебя никогда таким не видел, – тихо сказал Артур. – Про кого он говорил?
– Про мою мать! – вспыхнул Томас, сбросил с себя его руку и облокотился на парапет, устремив тяжёлый взгляд на реку.
Пока один из мужчин довершал убийство, второй обнажал уже готовый труп и сбрасывал его с другой стороны в воду.
«Они настолько бедны, что, убив, обчистили трупы до последней вещицы, оставив в чём мать родила!..»
Душа Томаса зажглась адским огнём. Каких усилий стоило ему подавить этот огонь, чтобы при том не закричать, не разрушить что-нибудь, не броситься на тех людей в лодке сломя голову!
– Я не знал, – с искренним сожалением проговорил Артур. Поглядел на лежащего весельчака и прошипел: – Вендель!..
– …натурально, обыкновенный человек, – глухо закончил Томас.
Артур собрался уж отпустить восклицание, как Томас вновь его прервал:
– С-скажи, А-артур… чего ты ждёшь от жизни? Что ты ценишь б-более всего?
– Э…
Вопрос ошеломил.
– Семью, наверное… и дружбу. Это самое главное в жизни каждого.
– Да… Это так. П-поэтому для меня важнее всего защитить п-пока ещё живую маму от нападок таких у-уродов, как он.
– Ты противоречишь: то он обыкновенный человек, то он урод.
– А разве это п-противоречие?
– Тебе не нужно оправдывать свои действия, Томас. Тебя можно понять.
– Х-хорошо.
– Как сейчас твоя мама? Здорова?
– Сильно больна. Я л-лишь на одного человека н-надеюсь…
– Вот как, – выдавил Артур. И добавил: – Здоровья ей.
Сказать ему более нечего. А при отсутствии слов нет смысла стоять и ждать у моря погоды – так думал он, а потому вернулся к закончившим препираться студентам. Томас постоял ещё с минуту, глядя вдаль пустыми глазами, и тоже вернулся – как раз тогда, когда Александр, Вендель и Артур уже уходили.
Получасом позже Томас с Хеленой шли вдвоём в другой части набережной, как обычно взявшись за руки – пожалуй, только это и могло поднять студенту настроение с самых тёмных глубин отчаяния. Девушка была весела, тогда как Томас мерил взглядом землю, лишь временами поглядывая вперёд. Но не стоит думать, что в трудные для одного из них минуты второй от счастья облаков не может насчитаться – нет, оба они чувствуют друг друга и понимают, когда ближнему плохо. Хоть Хелене и дышалось легко, она ощущала давление той горечи, что источал всем телом Томас. Но спросить не решалась, потому как казалось ей постоянно, что вопрос этот задавит в первую очередь её.
– Что за дым? – тихо спросила она. Хелена поинтересовалась о тех пышных тёмных столбах, что с самого утра чернили небо.
– В-выборы скоро, – глухо, как бы находясь где-то далеко, ответил студент. – К-кандидаты, все как один, решили разоб-браться с терроризмом и вооружённой оп-позицией. Потому, кстати, и с-стреляли ещё сегодня.
– А чего раньше им этого не делалось! – презрительно протянула Хелена.
– Ты п-пойдёшь на эти выборы? – вдруг как-то оживился Томас и поглядел на подругу. – За кого г-голосовать будешь?
– Не, я не пойду. Все они какие-то сомнительные: у одного счета за границей, другой войну объявить хочет, а третий словоблуд! Не, я, наверно, пас…
– Вероятно, это н-наиболее правильный выбор… – странно отреагировал Томас, вновь опустив глаза. Хелена с прищуром поглядела ему в профиль и почувствовала болезненный укол. Она ощутила сама, как нечаянно ранила Томаса.
«Что же так мучает его?» – звенел один и тот же вопрос. Душа девушки изнывала, кричала и бесилась. Она всеми силами хотела утешить Томаса и помочь решить все проблемы. Надо выяснить, что его тревожит!
– Х-хелен, что ты читаешь с-сейчас? – выдал тот. Глаза все ещё мерят землю. Спина сгорблена, и руки тягостно качаются вперёд-назад.
– Ну, разное… Саморазвитие, психология…
– О б-бизнесе…
Читать бесплатно другие книги:
