Лабиринт Минотавра Шекли Роберт

26. ТЕЛЕФОННАЯ БУДКА.

Тесей вошел в телефонную будку. И там, на стенке, ему на глаза попался номер, нацарапанный черным фломастером: цифры, а под ними инициалы M.R. Тесей тут же сообразил — сердце застучало сильнее — что это инициалы Минотавра: Минотавр Королевский, Minotaurus Rex.

Но как могло возникнуть столь удачное совпадение? Поддавшись интуиции, Тесей высунул голову из будки, посмотрел на небо. И точно, у горизонта горел тускнеющий пурпурный отсвет — верный признак того, что синхронно-щедрое солнце лабиринта только что полыхнуло, как новая звезда.

Тесей пошарил по карманам, выудил вселенский телефонный жетон, опустил в прорезь, набрал номер.

В другой части лабиринта Минотавр сидел на огромной поганке, сжимая в руке синий цветок и мучаясь с похмелья: накануне вечером он объелся девиц — нет, не живых, а консервированных в виде крупных бесцветных конфет с орешками, из каких состоит стандартный аварийный рацион для минотавров в бегах. Минотавр старался воздерживаться от пожирания живых девиц, он же не варвар, однако, согласитесь, девицы в банках, заготовленные в собственном соку, мороженые, сублимированные либо приготовленные иным способом — это совсем другое дело, они даже внешне на девиц не похожи. Впрочем, он и поныне мучился сомнениями, стоит ли их есть, но утешался тем, что консервные фабрики Каннибальских островов будут продолжать производство независимо от того, потребляет он эту продукцию или нет.

На соседней поганочке рядом с Минотавром стоял телефон. Телефон зазвонил. Минотавр поднял трубку.

— Алло! Минотавр на проводе.

— Привет, Минотавр! Говорит старый друг, угадай с трех раз, кто.

— Тесей?

— Получишь приз за догадливость — голова с плеч и поток брани вдогонку. Я иду за тобой, Минотавр, и намерен тебя прикончить.

Минотавра передернуло — что за гнусный хамский голос! Однако он собрал всю свою волю и сказал довольно вежливо:

— Послушай, почему бы нам не заключить сделку, не прийти к какому-то соглашению и к примирению? Это же чистое безумие бегать за другими, угрожая убить их. Что плохого я тебе сделал?

— Я просто следую легенде, — отвечал Тесей. — Личного зла я на тебя не держу.

— Дай мне еще немного времени, — попросил Минотавр. — Я выхожу из этой дурацкой игры. Сделаю пластическую операцию, перееду в другую страну, займусь куплей-продажей земельных участков…

— Ты не вправе выйти из игры, — отвечал Тесей. — Я иду за тобой.

Минотавр задал себе вопрос, не может ли Тесей выяснить место установки телефона по номеру. Малый пользуется успехом, с него станется приударить за телефонисткой, соблазнить ее, ослепив обещаниями, да и себя распалив, а потом заставить ее проследить вызов — поздно ночью, когда начальство разбрелось по домам, к постелям под балдахинами и плавательным бассейнам, когда мир принадлежит духам тьмы и отчасти мне, Минотавру… Так он думал, отдавая себе отчет, что надо бы повесить трубку и немедля удирать отсюда, и все-таки продолжая слушать.

— Слушай, на что похоже место, где ты находишься? — спросил Тесей. — У вас сегодня солнечно или дождь? Ночь или день? Воздуха тебе хватает? Или вокруг одна вода? Что ты видишь по утрам, когда проснешься? С кем общаешься днем и вечером? Есть у тебя в округе пристойные рестораны?

Минотавр понял, что не рискует ничем, покуда держит Тесея на проводе: до завершения разговора тому не подкрасться.

— Ну что тебе сказать? Вокруг очень мило…

Человекобык оглянулся. Он сидел на огромной поганке на краю болота, неподалеку росли несколько старых дубов. Небо было затянуто облаками, а по гребню чуть подальше шел человек, покуривал глиняную трубку, потирал руки, посвистывал.

— Я нахожусь в симпатичной деревушке, — соврал Минотавр. — Она разместилась на вершине горы, единственной на много миль вокруг. Найдешь, не промахнешься.

— Подскажи еще какую-нибудь примету, — попросил Тесей.

— Единственное, что я могу еще сказать, — отвечал Минотавр, — это что небо в здешних краях необычного зеленого оттенка.

Последовала пауза, затем Тесей осведомился:

— Ты меня дурачишь, что ли?

— На такое у меня не хватит мозгов, — отрезал Минотавр. — Лучше скажи мне, где ты.

— Я в салоне туристского морского лайнера, — заявил Тесей. — Вот как раз официантка принесла мне выпить.

— И какова она из себя? — спросил Минотавр.

— Сексуальная блондинка, — отвечал Тесей. — Думаю, что никому не отказывает. Лопни, чудовище, от зависти…

Минотавр впал в отчаяние. Мало того, что ему вновь угрожает опасность, так и разговор обернулся какой-то тягомотиной. Ему пришло в голову, что даже смерть была бы предпочтительнее его нынешней ситуации.

— Мне довелось узнать из авторитетных источников, — сказал Тесей, читая мысли Минотавра, — что смерть не так уж плоха, как принято говорить. Почему бы тебе не разрешить мне убить себя, чтобы можно было перейти к другим делам?

— Ладно, я подумаю, — отозвался Минотавр.

— Да, тебе действительно не мешало бы подумать, — согласился Тесей. — По-дружески тебе говорю. Когда я узнаю, что ты надумал?

— Позвоню тебе через пару дней, — пообещал Минотавр, — и тогда сообщу окончательное решение. Так или эдак.

— Не забудешь позвонить?

— Минотавры ничего не забывают, — отрезал Минотавр и дал отбой.

Тесей хотел было без промедления идти домой и ждать звонка от Минотавра. Но тут вспомнил, что в настоящий момент у него просто нет дома — был раньше, будет позже. И сейчас ему срочно нужен дом, обязательно с телефоном.

27. ДЕВУШКА ПО ИМЕНИ ФЕДРА.

В настоящий момент Тесей делит квартиру с девушкой по имени Федра.

Прошли месяцы — а он все еще ждет звонка от Минотавра.

Понятно само собой: на то, что Минотавр попросту сдастся, надежда невелика. Хотя, впрочем, и такое случалось. Минотавры порой подпадают под подобное настроение, прецеденты случались в прошлом и будут случаться в будущем. Вдруг решится и заявит: «Убей меня, малыш», — или уж какие слова выберет, и сам обнажит шею под удар ножа, или откроет ее по плечи под топор, или изготовится для петли, или вдохнет полной грудью огонь на костре. И все кончено, коль скоро речь идет не об особе королевской крови и не о фокусах, придумываемых в кино.

Тесею искренне хотелось, чтобы все кончилось поскорее. Тогда он сможет жениться на той, с которой живет — на Федре. Жениться, несмотря на то, что перспектива не столь уж благоприятна. Согласно старым мифам, ему придется с ней несладко.

Легенда о Федре широко известна. Выйдя замуж за Тесея, Федра, дочь критского царя Алкоя, влюбится в Ипполита, сына Тесея от предыдущего брака. Она попытается соблазнить его, но Ипполит — заядлый атлет, не интересуется ничем, кроме спорта, и к тому же грешит фарисейством. Она ждет от него любви, а он читает ей лекции и приводит в такую ярость, что она обвиняет его в изнасиловании, а сама сводит счеты с жизнью, повесившись на дверном косяке.

Тяжелый, истерический сюжет, допустимый в опере, но никак не в Дедаловом лабиринте.

По мнению Тесея, сочинители мифов историю с Федрой сильно преувеличили. Люди так себя не ведут, и уж тем более не приходится ждать этого от Федры, девицы довольно ограниченной. Зато она хорошенькая, не слишком высока ростом, у нее большие серые глаза и губы, зовущие к поцелуям.

По мнению Тесея, легенда о Федре — один из трюков Дедала: он предлагает вам альтернативу, по всем признакам скверную, хотя на самом деле она может обернуться вполне замечательной. Именно к таким приемчикам Дедал прибегает, чтоб усложнить свой лабиринт еще более. Но, разумеется, можно допустить и другое: Дедал мог заранее предполагать, что вы попробуете его перехитрить и выберете вариант событий, невзирая на кажущуюся скверность — и предусмотрел, что действительность обернется для вас еще хуже. Творцы лабиринтов — люди коварные.

Может, Федра не отличается постоянством. Может, жениться на ней — это поступок крайний, чересчур героический. Жить с ней — милое дело, но жениться-то зачем? А затем, что Федра хочет замуж, она самая обыкновенная девушка, ее заботит, что скажут соседи. Тесей взял в привычку жениться на них на всех — на Ариадне, на Федре, на Антиопе, да, вероятно, были и еще жены, просто не запомнились.

Впрочем, семейные заботы можно отложить на потом. Сейчас он ждет звонка от Минотавра. И, пока не дождется, больше ничего не случится.

И ведь звонит телефон, звонит! Иногда спрашивают Федру, иногда Тесея, но звонка, который нужен, нет как нет.

Какой-то мужик звонит Федре чуть не каждый день. У него сильный иностранный акцент. Если трубку снимает Тесей, он, не называя себя, дает отбой. Тесею мнится, что это его сын Ипполит дозванивается из будущего, пробуя помешать отцу прежде, чем тот оформит брачные отношения с Федрой.

Беда в том, что Тесей еще вообще не спал с ней. Он пытался — вроде бы героическая традиция того требовала, и уж если суждено пережить с ней в будущем неприятные минуты, почему бы не получить капельку удовольствия в настоящем? Федра привлекательна, просто лакомый кусочек, и молода. Тесею нравятся молоденькие, но она ему отказала: не подумай, что я не люблю тебя, но ведь это неправильно! Я бы не смогла взглянуть потом в глаза родителям — вот если бы мы поженились… Однако Тесей до сих пор состоит в браке с Ариадной, в Дельфах все еще тянут с разводом, и остается только ждать, ждать…

Телефонных звонков Федре Тесей больше не принимает. У него теперь особый код, подтверждающий, что вызов адресован ему — между звонками раздается слабый свистящий звук. Он просил всех своих друзей не забывать об этом условном сигнале, с тем чтобы отличать их звонки от предназначенных Федре. Конечно, такое нововведение осложнит выяснение отношений с Минотавром, но рогатый зверюга находчик, как-нибудь выкрутится. Тесей пробовал растолковать все это Федре, только безрезультатно: у них не было общего разговорного языка. Сие было трогательно, покуда она выступала в роли блондиночки-официантки с многообещающим взглядом. Теперь она носит очки в роговой оправе и растеряла все, что знала из эллинского наречия. Единственная оставшаяся фраза: «Хочешь выпить?» — и в продолжение: «Хочешь еще?..» И все время болтает с кем-нибудь по телефону. А вдруг с Минотавром? Какого черта, что здесь творится, в конце концов?

На улице дождь, приходится выкурить парочку сигареток, чтоб успокоить нервы. Тесей выходит из дому. Возвращаясь обратно, слышит, что звонит телефон, притом свистящий звук совершенно отчетлив — звонят ему, и он взбегает наверх, пять лестничных маршей без передышки, возится с замками, наконец проникает в квартиру. Сердце стучит неистово.

— Алло, слушаю, кто говорит?

— Это я, — отвечает Минотавр.

— Ххааа…

— Не понял, — сообщает Минотавр.

— Просто пытаюсь перевести дух, — говорит Тесей, а легкие судорожно глотают воздух: метафора, если она и есть, то совсем чуть-чуть.

— Надеюсь, тебе не пришлось скакать рысью все пять маршей, — соболезнует Минотавр.

— Откуда ты знаешь про пять маршей?

— А как Федра?

— А про нее тебе откуда известно?

— У нас свои секреты, — отвечает Минотавр.

— Нисколько не сомневаюсь. Ну так что ты решил?

— Надену синюю кисейную накидку. Выбрать было совсем не так просто, как тебе кажется. Мне идут джинсы, и ведь это все-таки не званый вечер, просто легкие закусочки в стиле Тарзана. Думаю, что я сделал верный выбор.

— Хочешь сдаться и позволить мне убить себя?

— Разве я обмолвился об этом хоть словом? Ну да, припоминаю нашу предыдущую беседу. Но тогда я был подавлен. А нынче предстоит вечеринка. Ты же не рассчитываешь, что я сдамся перед вечеринкой?

— Нет, не рассчитываю, — отозвался Тесей. — Вечеринка будет хорошая?

— Обещает быть замечательной.

— Можно, я тоже приду?

— Ты серьезно? — опешил Минотавр.

— Мы могли бы заключить перемирие на одну ночь. А я так давно не бывал на вечеринках…

— Тесей, ты хитрый эллинский шельмец, но мне тебя почти жаль. Почти и все же не совсем. Пригласить тебя на вечеринку — такой шаг противоречил бы законам развития конфликта.

— Ради всего святого, Монтрезор! — взывает Тесей.

— Да-да, — отвечает Минотавр вполголоса. — За мной бочонок амонтильядо…

И вешает трубку.

Федра возвращается домой, звонит кому-то, опять уходит.

Тесей отправляется спать.

28. О ВЫГОДАХ ПОЛОЖЕНИЯ ПОЛУЛЕЖА.

Тесей спит. Ну, по крайней мере, если не спит, то лежит в постели, курит сигарету, читает книжку, слушает магнитофон.

Странно, как мало внимания уделяют авторы ощущениям человека лежащего. А ведь преимущества положения лежа и полулежа — тема воистину неисчерпаемая.

Почти треть жизни мы проводим во сне, и это весьма существенно пополняет наши мечты и фантазии. Другая немалая часть нашего времени уходит на чтение, загорание на солнышке, разговоры по телефону. Еще есть часы, посвященные самодеятельным спектаклям под названием секс. Они не замкнуты исключительно на положение лежа и полулежа — и мужчины, и пары исследуют всю одуряющую гамму поз двух соединенных тел, но возвращаются снова и снова к основной позиции, которая и есть предмет наших размышлений.

Даже еду, которая вроде бы не входит в наш список — полагают, что предпочтительнее есть стоя, сидя, склонясь над тарелкой — можно интерпретировать, как предусмотренный самой природой путь к горизонтальному положению: сытый желудок — мощный стимул к тому, чтобы прилечь.

Древние греки и римляне в подобных стимулах не нуждались. Они вкушали пищу лежа или, если точнее, полулежа в позе, настолько близкой к лежачей, насколько возможно — надо же приподнять рот, чтобы воспользоваться помощью земного притяжения, пропихивая еду в пищевод и в желудок. Они были проницательны и деятельны, эти чисто выбритые мужчины в тогах и хламидах. Люди с Востока поражались тому, как много они суетятся, в особенности когда строятся в фаланги и хватаются за копья. Однако на практике они исповедовали гедонизм и, как только необходимость стоять отпадала, охотно возвращались к искусству полулежать.

Уместно вспомнить Петрония, автора первого романа, где преимущества лежачего состояния исследуются более или менее глубоко. Центром одного из дошедших до нас отрывков «Сатирикона» является описание пиршества персонажа по имени Тримальчио. На этом пиршестве, которое было, разумеется, пиршеством лежа, вам подавали все что угодно — пищу, женщин, напитки, развлечения — и вам не приходилось даже пошевелиться. Однако вместо восхваления столь славного обычая Петроний прикидывается, что находит пиршество вульгарным, смехотворным и что таких изысков следовало бы избегать. Кто знает, может быть, Петронию и узкому кружку его недееспособных друзей просто не нравились вечеринки. Однако при современном прочтении все описанное предстает в ином свете. Вряд ли многие из нас отвергнут вечеринку, где вдосталь всякой вкуснятины и девчонки танцуют на столах, где вина залейся и не прекращается хохот. Что тут вульгарного, во имя всех святых? Вот уж вечеринка, на какую хотелось бы попасть каждому из нас.

Сравните ее с «Пиром» Платона, где кучка подвыпивших мужчин разглагольствует о смысле любви: с тех пор, как Сократ воспретил плотские утехи, все сделалось сложным и малопонятным. Кульминацией вечера становится момент, когда один из гостей восторгается Сократом за то, что тот сумел не дотронуться до обольстительного Алкибиада.

Как хотите, но пиршество Тримальчио выглядит куда более забавным, чем пир у Платона, разумеется, кому-то нравится одно, кому-то другое, но для нас существенно, что обе манеры сыграли важную роль в истории мировой культуры и что в обоих случаях участники провели вечер с начала до конца полулежа.

Читатель будущего отринет наши поверхностные книжки, ориентированные на действие и только на действие, и спросит: «Почему автор ничего не говорит о том, что думали герои, когда ложились в постель? Почему он не рассказывает об ощущениях, какие вызывает грубое одеяло, расстеленное на неровной кушетке? Что чувствуешь, когда раскинешься навзничь на полу, на пыльном ковре, а над тобой лишь белое небо, перечеркнутое черными мертвыми ветвями? И каково лежать на узкой деревянной скамье в доме друга и распивать с ним бутылочку, а рядом тихо играет радио и визжит ребенок, гоняющийся за кошкой?..» Наши книжки, ориентированные на тех, кто стоит, не дадут ответов — если, конечно, читатель не догадается заглянуть в это мое сочинение.

Итак, Тесей лежит на постели в дремоте и прислушивается к приглушенной, еле слышной болтовне, какую ведут Федра и Гера в соседней комнате. Квартира, где живет Тесей, принадлежит матери Геры, но старушка попала в больницу со сломанным бедром и Гера зашла забрать кое-что из ее вещей. Воскресный вечер выдался дождливым. Гера с Федрой разглядывают старый семейный альбом. Вот Афродита в день первого причастия, вот Посейдон верхом на рыбе-паруснике, а вот малыш Зевс грызет свои первые розовенькие игрушечные молнии. Женщины тихо болтают за стенкой на мягком иностранном наречии, по сырому гудрону за окном шелестят покрышки, в отдалении светятся огни Олимпа.

Послышался громкий зуммер. Звук шел из Тесеева рюкзака, брошенного в угол. Естественно, это была нить — ни один другой предмет снаряжения таких противных звуков не издавал.

— Который час? — спросил ее Тесей.

— Время отправляться за Минотавром, — откликнулась нить.

Тесей тяжело вздохнул, погасил сигарету, выбрался из постели, опоясался мечом, надел кольчугу, а поверх рюкзак, оставил записку Федре и бесшумно вышел. Как ни восхитительно лежать, рано или поздно приходится уступить настоятельной необходимости встать и двигаться. Любые наши движения и прямоходящем состоянии — не что иное, как танец со сменой поз, покуда мы мчимся сквозь невероятное на пути к непознаваемому.

29. ПОПРОБУЙ ДОЗВОНИТЬСЯ НА НАКСОС.

Тесей осмотрелся, но на мили и мили вокруг смотреть оказалось не на что. Только телефонная будка, выкрашенная в красный цвет, и экземпляр Всеобщего телефонного справочника, который в пределах лабиринта связывает кого угодно с кем угодно и автоматически обновляется всякий раз, когда кто-то переезжает.

Это была одна из самых необустроенных областей лабиринта, и, хотя здесь могло расположиться все, что в голову взбредет, до коммунальных удобств тут пока не дошло. Тесей вынул собственную записную книжку, перелистал ее. Книжка была сделана по новейшей моде: имена тех, кто хорошо к вам относится, светились в темноте, а вот имена врагов прочесть было трудновато — они тускнели, как и упоминания об их положительных чертах, ежели таковые имелись.

После нескольких пробных звонков Тесей решил, что лучше всего остановиться у бывшей жены, Ариадны, и ее нового возлюбленного Диониса.

Как ни странно, они обрадовались. На Наксосе все шло как — то слишком спокойно — да остров никогда не славился ни шумными представлениями, ни бурными загулами. На северо-западной оконечности острова Дионис завел большую ферму. Она венчала довольно красивый мыс и смотрела на море. Ниже фермы лежала узкая полоска пляжа и бухточка, где могли укрываться лодки с неглубокой осадкой.

Дионис обожал лодки. Лодки доставляли контрабандную сому, которую он перепродавал героям со скромной наценкой. Кроме того, Дионис сочинял роман, а Ариадна ходила на курсы, изучала науку торговли недвижимостью.

Проблемы, мучившие их всех когда-то, были забыты. Ныне память о прошлом стала связующим звеном, скрепляющим тройственный союз. По вечерам, когда архаичное рыжее солнце тонуло в море, они садились за кухонный стол поиграть в бридж. Четвертым партнером выступала катушка ниток, способная разделиться на семь различных личностей, хотя этот ее талант востребовали очень редко.

У Ариадны было вроде бы множество детей. Среди них, возможно, попадались и соседские детишки, но были как пить дать и ее собственные. Ее и Тесея. Он ощущал уверенность, что они с Ариадной произвели на свет по меньшей мере одно дитя, а может, двоих или даже троих. Точно он не помнил, память подводила, не то что когда-то, да и попробуй упомнить всех прошлых и будущих жен, прошлых и будущих детей, все бессчетные перемены судьбы.

Тесею не хочется спрашивать, кто из этих чад его кровные — а вдруг, чем черт не шутит, и вовсе никого. Это неуважительно по отношению к себе — о таком не спрашивают. Гнусно не помнить своих детей, гнусно не помнить, какой ребенок от какой жены — а какая-то из них, может, осталась вообще бездетной. И ведь, если по совести, спрашивать нет нужды: Тесей не сомневается, что где-нибудь все это записано. Он всю жизнь ведет дневник, фиксирует, с кем виделся, что ел на обед, как себя чувствовал. Он же Тесей, со временем его мемуары, несомненно, будут пользоваться спросом: людям захочется знать правду, то, что с ним происходило на деле. Все-все-все записано, но невозможно таскать за собой такие горы бумаги, он рассовал отдельные части своего дневника там и сям, и все-все где-нибудь да хранится — только бы найти время собрать записи воедино и издать «Мемуары Тесея», а заодно выяснить, какие именно дети — его дети.

А между тем приятная жизнь на Наксосе шла своим чередом. Крестьяне пахали, задавали корм скоту, периодически устраивали состязания, кто громче крикнет, и плясали вокруг хлебного дерева. Они были невысокие, широкоплечие, широкоскулые и всегда одевались в черное, за исключением праздников, когда носили белое. Танцы хлебного дерева исполнялись под аккомпанемент местных инструментов — тамбурина, барабанчика, цимбал, гармоники. Тесею нравились здешние жалобные напевы, хоть они и отличались от более привычных звуков эллинской электрической флейты и педальной свирели Пана.

Жизнь была непритязательной, и это тоже нравилось. По ночам из моря выходили странные твари. Темные, гибкие, они проползали по пляжу и взбирались на ближайшие деревья-пагоды в поисках устриц. Глубже по холмам росли широколистые кусачие деревья, характерные для острова. Собственно, их и деревьями называть не следовало — они принадлежали к более древним породам из класса арболеумов, сереньких растений со своеобычными крестовыми насечками там, где ветви отходят от ствола. Иногда между арболеумами тяжело пролетали желтогорлые птицы-предвестники. Тоже не настоящие птицы, а древняя разновидность крылатых, обитавшая в небесах Наксоса, когда Земля была юной и глупой.

Как ни хорошо было жить на Наксосе, но рано или поздно всему приходит конец. Ничто не вечно, и особенно удовольствия. Непреодолимый закон природы: все на свете, даже самое лучшее, становится невыносимым, а дни человеческой жизни — мертвыми листьями на дереве метафор.

Конец его пребыванию на острове наступил, как водится, без предупреждения. Однажды Тесей вернулся домой и осведомился, не было ли ему звонков. Ариадна ответила, что нет, и добавила, что вряд ли будут.

— Это еще почему? — не понял Тесей.

— Потому что телефон не подключен, — ответила Ариадна. — Я думала, ты знаешь.

На следующий день Тесей отбыл восвояси.

30. КАК ПРОВАЛИТЬСЯ К НАЧАЛУ ПОВЕСТВОВАНИЯ.

Вернувшись на материк, Тесей высадился в маленькой гавани на скалистом побережье Аттики. Поблизости раскинулся городишко, белые домишки-ульи сверкали под полуденным солнцем. Едва войдя в город, он понял, что здесь сегодня намечается праздник. В честь чего?

Потом он увидел натянутое между домами полотнище, и на полотнище крупно: «СПАСЕМ НАШЕГО МИНОТАВРА!» По странному совпадению, Тесей явился сюда в День охраны минотавров. На других плакатах указывалось, что минотавры превратились в исчезающий вид. Подразумевалось, что люди твердо решили остановить незаконное истребление сказочных тварей, одолеть малую группу эгоистов, которые поставили себе целью извести одну из старейших пород чудовищ, населявших классический мир.

Некто взгромоздился на тумбу и произнес речь:

— Вы уже бывали свидетелями исчезновения сказочных существ. Где теперь стимфалийские птицы? Где золотоголовые моржи, где курчавохвостые нарвалы, где полоумные гарпии? Все они исчезают, если еще не исчезли. И куда, скажите, смотрит Дедал? А никуда он не смотрит, это его не заботит. Ему наплевать на охрану того, что существует, ему только новое подавай!..

Идя по улицам, Тесей не мог не плениться ярмарочной атмосферой. В киосках торговали кебабами на вертеле и фаршированными виноградными листьями. Дикари из Ливии, сами на грани вымирания, предлагали желающим резные глиняные черепки, древнейшие аналоги листовок.

Тесей прикинул, что все это может обернуться ему на пользу. Из подслушанных разговоров явствовало, что Минотавр заявится сюда собственной персоной. Оценив ситуацию, герой понял, что получит искомую возможность, если найдет точку, откуда можно произвести меткий выстрел. Он был вооружен молниями, которые Гермес одолжил по его просьбе у Зевса. В древнем мире это был эквивалент управляемых ракет, к тому же настроенных на Минотавра и способных поразить цель без промаха.

Осмотревшись, Тесей разработал тактический план. Процессия, и Минотавр на одной из колесниц, проследует прямо по главной улице городка. Самая выгодная позиция — старое хранилище свитков на углу улицы Классиков и проезда Рог изобилия.

Тесей вошел в здание. Оно было заброшено. На втором этаже нашлось местечко, где можно водрузить пусковую установку, надежно закрепить ее на глиняном полу и тщательно, не торопясь навести на цель. Кто заподозрит, что убийца укрылся в хранилище свитков? Все пройдет как по маслу.

До начала процессии оставалось еще полчаса. Припрятав молнии в куче хлама в углу, Тесей снова вышел на улицу и отправился в близлежащую забегаловку, где взял сандвич с кебабом под виноградным соусом. Стрелять всегда лучше на сытый желудок.

Однако, когда он вернулся в хранилище, то в дверях столкнулся с каким-то незнакомцем. Тесею это не понравилось, и все равно он решил довести дело до конца. Беспечно насвистывая, он кивнул незнакомцу и собирался пройти мимо, но тот окликнул:

— Что тебе надо в этом хранилище?

— Ищу место, откуда будет хорошо видно.

— А чем тебя не устраивают трибуны?

— У меня кружится голова от высоты, если вокруг толпа. Разве находиться здесь запрещено законом?

— Вовсе нет. Только поосторожнее там, наверху. Пол не очень надежен, поскольку еще не скреплен постоянным цементом реальности. Можно сказать, что держится на честном слове, на слюне и молитве.

— Не беспокойся, я буду осторожен.

Тесей поднялся наверх и выждал минуту, но никто за ним не последовал. Он приподнял пусковую установку над подоконником, вывел перекрестье прицела на нуль. Теперь все готово! Сердце забилось сильнее. Наконец-то он доберется до этого Минотавра!

Через несколько минут на улице стал собираться народ. В большинстве своем люди лезли на возведенные второпях трибуны по обе стороны проезжей части. Издали донеслись звуки духового оркестра. Минотавр приближался! Детишки носились туда-сюда, дуя в дешевенькие свисточки. Тесей, весь внимание, склонился над своей пусковой установкой. На сей раз он нипочем не промажет!

И вот показалась процессия. Он уже видел первую колесницу, набитую агентами секретной службы в классическом облачении. Они были вооружены карманными луками и стрелами.

Процессия подъехала ближе. Тесей пропустил колесницу с агентами и вторую, с представителями прессы. Третья колесница была отдана громогласным болельщикам из местной средней школы. Эту он пропустил тоже. Но вот надвигается и четвертая, а на ней Минотавр, огромный, сине-багровый и, как обычно, испятнанный пеной, весь из себя улыбчивый, словно мир принадлежит ему и никому другому, приветственно помахивающий передним копытом. Человекобык счастлив! Тесей почти упрекал себя за то, что должен сейчас сделать. Почти — и все-таки не совсем. Он приник к перекрестью. Когда колесница подошла еще ближе, тщательно прицелился — и тут понял, что занятая им позиция не так хороша, как хотелось бы. Из соседнего окна стрелять было бы удобнее.

Подхватив свои молнии, он сделал два шага по поскрипывающему полу. Оставался еще шаг, и вдруг, с пронзительным треском, все ушло из-под ног. Слишком поздно до Тесея дошло, что он ухитрился ступить на незакрепленный участок. Попытался дать задний ход, но поздно. И провалился.

Он падал сквозь прозрачные изобразительные ткани, из которых сооружен лабиринт. Стремительно миновал область колоссов, серых но цвету, цилиндрических по форме, расположившихся со своими кровными родственниками на мрачном фоне кошмаров. Затем проскочил через скопление наносекунд и типичных сомнений, потом через скопище странно очерченных пренебрежений и, наконец, через склад, полный преувеличений и преуменьшений.

Ни одну из этих тканей не удавалось хорошенько рассмотреть. Оставалось диву даваться, как это Дедал сумел совладать со столь ненадежными материалами.

Затем в действие вступила механика лабиринта, и Тесей очутился на обычной классической городской улице. Она дрожала и колыхалась под влиянием риторических отражений, а вдали возникал автор, фигура невероятной красоты и интеллектуальной мощи. И не просто возникал, а пытался, невзирая на множество персональных проблем, вновь собрать в единое целое рассыпавшийся сюжет, как незабвенного Шалтай-болтая.