Охотник за разумом. Особый отдел ФБР по расследованию серийных убийств Дуглас Джон

Глава 14. Кто убил чистокровную американку?

Кто убил чистокровную американку?

Только ленивый не задавался этим вопросом, довлевшим над тихим городком Вуд-Ривер, что в Иллинойсе, долгих четыре года. Задавались им и инспектор полиции штата Алва Буш, и прокурор округа Мэдисон Дон Уэбер.

Вечером вторника 20 июня 1978 года Карла Браун и ее жених Марк Фэйр закатили вечеринку с морем пива и громкой музыкой для друзей, помогавших им переехать в их новое гнездышко по Эктон-авеню, 979. Пара поселилась в одноэтажном белом доме с деревянной облицовкой и тонкими изящными колоннами, обрамляющими парадное крыльцо. Последние две недели молодая чета всячески обустраивала свое жилище, сделав из типовой коробки вполне пригодный для жизни дом. Для двадцатитрехлетней Карлы и двадцатисемилетнего Марка ремонт стал началом новой жизни. После пяти лет отношений Марку наконец удалось преодолеть типичную для молодых людей нерешительность, и он смог совершить поступок, достойный мужчины. Карла как раз заканчивала колледж, Марк только начал карьеру электрика, и вместе они были готовы свернуть горы.

Хотя Марк несколько лет откладывал судьбоносное решение, он благодарил судьбу за такую прекрасную жену. Карла Лу Браун воплотила в себе все качества чистокровной американки: невысокая, чуть ниже полутора метров, светлые волнистые волосы, сногсшибательная фигурка и улыбка, достойная королевы красоты. В старшей школе в Роксане Карла притягивала к себе взгляды мальчиков и вызывала зависть у девочек. Ее запомнили как бойкую и энергичную старшеклассницу из группы поддержки. Но самые близкие друзья знали, что за очаровательной игривой наружностью скрывается чувствительная, глубокая личность. Они видели, как она всю себя посвящала Марку, сильному, спортивного сложения молодому человеку, который был на голову выше нее ростом. Карла и Марк прекрасно смотрелись вместе и жили душа в душу.

После вечеринки пара вернулась на съемную квартиру в Восточном Олтоне, чтобы забрать оставшиеся вещи. Следующую ночь они надеялись провести уже у себя дома.

Утром в среду, когда Марк ушел на работу в электроотопительную компанию «Кэмп электрик энд хитинг», Карла отправилась на Эктон-авеню, чтобы немного прибраться и навести последний лоск, дожидаясь жениха, который обычно возвращался около полпятого. Оба хотели поскорее заночевать на новом месте.

Освободившись с работы, Марк заехал к своему другу, Тому Фигенбауму, жившему в том же доме, что и родители Марка. Он попросил товарища помочь перетащить увесистую, неудобной формы собачью конуру, стоявшую на заднем дворе дома.

На Эктон-авеню они добрались около пяти тридцати, и, пока Том парковался на подъездной дорожке, Марк пошел за Карлой. Ее нигде не было, и парень решил, что невеста отправилась за покупками для дома. Однако заднюю дверь она оставила незапертой, и Марка это не на шутку встревожило. Стоит со вниманием относиться к подобным мелочам.

Тогда Марк пригласил Тома войти и показал ему дом. Продемонстрировав комнаты, Марк пригласил гостя на кухню, и они оба спустились в подвал. Едва хозяин дома ступил на нижнюю ступеньку лестницы, его взору предстал сущий бардак: несколько столиков перевернуты, на полу и на диване что-то разлито, хотя они только прошлым вечером основательно прибрались.

— Что тут такое?.. — начал Марк и развернулся, собираясь уйти, но тут его взгляд скользнул по приоткрытой двери в прачечную.

Карла стояла на коленях, наклонившись вперед. В свитере, но совершенно голая ниже пояса; руки связаны за спиной шнуром, голова опущена в десятигаллоновую бочку с водой. В той бочке молодая пара перевозила одежду. А свитер, упакованный в одну из других бочек, Карла вообще надевала только зимой.

— О боже! Карла! — с надрывом закричал Марк, и они с Томом сломя голову кинулись к ней.

Вытащив голову невесты из воды, Марк положил тело на пол. На посиневшем, распухшем лице виднелись два глубоких пореза: один на лбу, а другой вдоль подбородка. В широко распахнутых глазах уже не теплилась жизнь.

Убитый горем, Марк попросил Тома найти что-нибудь, чтобы прикрыть тело, и, когда тот вернулся с красной простыней в руках, друзья вызвали полицию.

Через несколько минут на место прибыл офицер полиции Вуд-Ривера Дэвид Джордж. Марк и Том ждали его снаружи. Проводив офицера в подвал, они показали ему девушку. Марк едва держался на ногах и все повторял как заведенный: «Боже мой, Карла».

Проявления столь вопиющей жестокости были совершенно не свойственны тихому городку Вуд-Ривер, расположенному всего в пятнадцати минутах езды от Сент-Луиса. Вскоре к дому Марка съехалась «вся королевская рать», включая тридцатидевятилетнего шефа полиции Ральфа Скиннера.

У Клары обнаружили признаки сильнейшего удара по голове тупым предметом, вероятно нанесенного стойкой от телевизора, валявшейся неподалеку. Кроме того, вокруг шеи у нее была завязана пара носков. Впоследствии вскрытие покажет, что девушка скончалась от удушья и к тому моменту, когда ее голову погрузили в воду, уже была мертва.

Несмотря на все то внимание, что полицейские уделяли расследованию, с самого начала их преследовали всякие неприятности. Сперва инспектору штата Иллинойс Алве Бушу, опытному криминальному технику, никак не удавалось настроить вспышку. К счастью, Билл Редферн, ответивший на вызов Тома Фигенбаума, прихватил с собой запасной фотоаппарат, правда, заряженный черно-белой пленкой. В довершение всего в доме не так давно побывала целая толпа народу, помогавшая молодой паре переезжать. Гости неизбежно оставили кучу едва заметных, но еще свежих отпечатков, и выбрать среди них те, что принадлежат убийце, было крайне сложно, если вообще возможно.

Некоторые элементы преступления могли служить отправной точкой в расследовании, но многое оставалось неясным. В первую очередь полиция обратила внимание, что с кухни пропала стеклянная емкость из кофе-машины, которая вскоре нашлась среди балок в подвале. Никто, в том числе и сам Марк, не мог внятно объяснить, каким образом сосуд оказался в подвале и какую роль сыграл в преступлении, если вообще в нем участвовал. Алве Бушу удалось снять с него едва заметные отпечатки пальцев, но они частично стерлись, и потому определить их владельца не представлялось возможным.

В последующие дни полиция основательно прошерстила весь район, опрашивая всех, кто мог что-то видеть. Ближайший сосед молодой пары Пол Мэн сказал, что в тот день большую часть вечера провел на крыльце со своим товарищем Джоном Пранте. Однако, по словам Пранте, к Мэну он ненадолго заглянул только утром, после собеседования на местном нефтеперерабатывающем заводе, но вскоре ушел дальше по делам. Вечером накануне убийства Мэн, Пранте и еще один их приятель видели, как друзья помогают Марку и Карле переезжать. Все трое надеялись, что их тоже позовут на новоселье, поскольку Мэн был новым соседом пары, а его приятель хорошо знал Карлу еще со школьной скамьи. Но их так и не пригласили. Приятель позвонил Карле из своего дома, стоявшего по соседству, но ближе все трое к вечеринке не подходили.

Пожилая соседка Эдна Вэнсил, жившая через дорогу, запомнила красную машину с белой крышей, остановившуюся у дома 979 в день убийства. Кроме того, один из гостей, Боб Льюис, видел, как Карла разговаривала с «крутым» длинноволосым парнем из дома по соседству, который поманил ее и звал по имени. Это был тот самый приятель Пола Мэна.

— Как ты все помнишь? Много времени уже прошло, — услышал Льюис слова Карлы.

Об этом он тут же рассказал Марку и предупредил, чтобы они держались поосторожнее с такими соседями, во всяком случае, пока не узнают их получше. Но Марка, похоже, инцидент не сильно беспокоил. Он пояснил, что Карла знает волосатого еще со школы и тот зашел проведать Пола Мэна.

Еще одна женщина отвозила своего внука к стоматологу и, проезжая по Эктон-авеню, заметила, как на подъездной дорожке беседуют парень с девушкой. Однако даже под гипнозом она не смогла дать хоть сколько-нибудь значимых показаний.

Полиция допросила целый ряд подруг Карлы в попытке выяснить, кто мог иметь на зуб на погибшую, не исключая и версию об отвергнутой любви. Но знакомые жертвы заявляли, что, насколько им известно, всеобщая любимица ни с кем не враждовала.

Впрочем, одна девушка, бывшая соседка Карлы по комнате, все же подкинула полиции идею. Отец Карлы умер, когда она еще пешком под стол ходила, и ее мать вышла замуж за Джо Шеппарда-старшего, с которым ныне уже разведена. Со слов девушки, Карла не нашла общего языка с Шеппардом. Он поколачивал падчерицу, постоянно оскорблял ее друзей. Стоило взять его кандидатуру на рассмотрение. Когда стало известно об убийстве, Шеппард самолично пришел в участок и буквально завалил полицию вопросами. Как я уже отмечал, преступники нередко идут на контакт с властями или как-то иначе стараются проявлять участие в расследовании. Однако ни одна улика не указывала на причастность Шеппарда к убийству.

Присмотреться следовало и к самому Марку Фэйру. Тело обнаружил именно он, пусть и вместе с Томм Фигенбаумом; у него были ключи от дома, и он имел с жертвой самые близкие отношения. Рассматривая дело Джорджа Рассела, мы уже заметили, что не стоит игнорировать супруга или любовника жертвы. Впрочем, Марк находился на работе в момент убийства; его видел не один человек. И никто — ни полиция, ни друзья Карлы, ни ее домашние, — не сомневался в искренности и глубине его скорби.

Расследование шло полным ходом. Полиция проверяла на полиграфе каждого, кто мог общаться с Карлой незадолго до ее смерти. Марк, Том и Джо Шеппард прошли тест без всяких затруднений или неоднозначных трактовок. В общем-то, ни один из опрошенных не внушал подозрений, не считая Пола Мэна, человека недюжинного ума, показавшего на полиграфе наихудший результат. Тот вечер парень провел у себя дома. Хоть он и утверждал, что сидел в компании Джона Пранте у себя на крыльце и его товарищ никуда не отлучался, сам Пранте — а он тоже прошел тестирование на полиграфе — заявил, что ушел искать работу еще утром и потому физически не мог находиться рядом с Мэном в то время. Впрочем, хотя Мэн и справился с детектором лжи хуже остальных и по-прежнему оставался в числе подозреваемых, ничто прямо не указывало на его причастность к преступлению.

Убийство Карлы Браун легло на Вуд-Ривер несмываемым черным пятном. И местные копы, и полиция штата допросили всех, кого можно, изучили любые возможные зацепки, но, к их невероятному раздражению, дело окончательно зашло в тупик. Шли месяцы. Миновал год. За ним второй. Особенно тяжко приходилось сестре Карлы, Донне Джадсон. Они с мужем Терри не давали себе ни дня отдыха, вникая в каждую деталь расследования. Даже мать Карлы и вторая сестра девушки, Конни Дайкстра, не могли найти в себе силы ежедневно общаться с властями.

Не покладая рук работал и Дон Уэбер, ныне прокурор штата по округу Мэдисон, где и находится Вуд-Ривер. На момент убийства он еще занимал должность помощника прокурора. Сочетая в себе качества жесткого обвинителя и глубоко чувствительного человека, Уэбер отчаянно желал показать, что не потерпит на своем участке подобные зверства. Он был одержим идеей опустить на шею убийцы карающий меч правосудия. И когда в 1980-м его избрали на высшую должность прокурора штата, он тут же реанимировал расследование.

Сколь бы долго дело ни висело без единой надежды, оно все равно не давало покоя еще одному человеку — следователю полиции штата Алве Бушу. На карьерном пути каждого копа попадаются одно-два дела, которые никак не отпускают. Именно благодаря Бушу расследование убийства Карлы наконец сдвинулось с места.

В июне 1980-го, ровно два года спустя, Буш отправился в Альбукерке, штат Нью-Мексико, чтобы дать показания по делу об угоне автомобиля в Иллинойсе. Ожидая завершения досудебных процедур, он решил съездить в департамент шерифа и послушать презентацию от доктора Гомера Кэмпбелла, специалиста по технологии компьютерного улучшения фотографий из университета Аризоны.

— Послушайте, док, — обратился Буш к лектору после презентации, — у меня к вам дельце.

Доктор Кэмпбелл любезно согласился изучить фотографии с места преступления и вскрытия, чтобы помочь полиции определить, чем именно убили Карлу. Буш скопировал и направил Кэмпбеллу все относящиеся к вопросу снимки.

Черно-белые фото не упрощали Кэмпбеллу работу, но все же он смог с должным тщанием проанализировать их на своем новейшем оборудовании. С помощью компьютера он рассмотрел снимки буквально под микроскопом, а затем поведал несколько интересных вещей. Оказалось, что глубокие раны нанесены гвоздодером, а порезы на лбу и подбородке остались от колесиков перевернутого журнального столика. Но следующий факт, который он сообщил Бушу, перевернул следствие с ног на голову и направил в прямо противоположном направлении.

— А как насчет укусов? У вас есть соображения, кто мог их оставить?

— Каких еще укусов? — вырвалось у Буша.

Тогда Кэмпбелл рассказал, что на снимках, хоть их качество и оставляет желать лучшего, можно безошибочно различить следы укусов на шее Карлы, причем достаточно глубокие, чтобы отыскать убийцу по слепку челюсти. Один отпечаток выступал совершенно четко, не перекрытый прочими ссадинами и отметинами.

В отличие от того скудного материала, который полиции удалось собрать до сих пор, следы зубов представляли собой надежные, неопровержимые улики, сравнимые с отпечатками пальцев. Так, в свое время полиции удалось доказать вину Теда Банди, просто сравнив слепок его челюсти с отпечатками зубов на ягодицах жертвы — члена женского клуба «Хи-Омега» при университете Флориды. На слушаниях по делу Банди свидетелем обвинения выступал и Кэмпбелл. (После продолжительных обсуждений, в которых участвовал и мой коллега Билл Хагмайер, утром 24 января 1989 года Теда Банди казнили на электрическом стуле. Боюсь, никому не суждено узнать, сколько юных жизней на самом деле оборвалось по его вине.)

Заполучив от доктора Кэмпбелла фотографии со следами укусов, полиция пересмотрела отброшенные поначалу кандидатуры, а в особенности — соседа убитой Пола Мэна. Однако Кэмпбелл не нашел ничего общего между образцом его прикуса и фотографиями как с места преступления, так и со вскрытия. Затем они попытались отыскать друга Мэна Джона Пранте в надежде, что он сдаст своего товарища перед лицом новой информации, но свидетеля нигде не было.

Раскрыть дело пытались и совсем невероятными способами. Кто-то предложил пригласить именитого медиума из Иллинойса, и тот, ничего не зная о деле, вдруг выдал ни с того ни с сего: «Я слышу, как капает вода». Полиция сочла это указанием на положение, в котором нашли Карлу, но, кроме того, что убийца живет у железной дороги (как почти каждый житель округа Мэдисон), медиум мало чем помог.

Даже с учетом следов от укуса дело никак не хотело двигаться с места. В июле 1981-го, готовясь принять дела у прокурора штата, Дон Уэбер в компании четверых своих подчиненных отправился в Нью-Йорк на семинар по криминалистическому анализу. Прознав об этом, доктор Кэмпбелл предложил Уэберу взять с собой снимки и продемонстрировать их лектору — доктору Лауэллу Левайну, одонтологу из Нью-Йоркского университета. Изучив фото, Левайн подтвердил, что некоторые раны действительно являются следами от укусов, но затруднялся сказать, кому они могут принадлежать. Он предложил эксгумировать тело Карлы. «Гроб — все равно что холодильник для улик», — подчеркнул он. Я не был знаком с Левайном лично, но слава о нем шла далеко впереди него. Он участвовал в расследовании нью-йоркского дела Франсин Элвесон. (Должно быть, доктор постарался на славу, потому что, когда Билл Хагмайер и Розанн Руссо отправились в тюрьму в Клинтоне, чтобы побеседовать с Кармайном Калабро, тот удалил себе все зубы до единого, опасаясь, как бы ему не приписали новые преступления. А сам доктор Левайн впоследствии возглавил отдел медицинской экспертизы полиции штата Нью-Йорк.)

В марте 1982-го Уэбер и двое следователей из полиции штата посетили курсы по повышению квалификации, устраиваемые ежегодно для сотрудников отделения городской полиции Сент-Луиса по расследованию особо важных дел. На тех занятиях перед целой толпой слушателей выступал и я, рассказывая в общих чертах об особенностях личностного профайлинга и анализа места преступления. Сам я не запомнил прокурора, но Уэбер отметил наше знакомство в своей увлекательной книге под названием «Немой свидетель», посвященной тому делу. Он подошел ко мне после презентации и сказал, что мои знания могут быть очень им полезны. Я, конечно же, оставил свои координаты, попросил связаться со мной, как только доберусь до Куантико, и пообещал помочь чем смогу.

Вернувшись в Вуд-Ривер, Уэбер узнал, что Рик Уайт из рядов местной полиции, который был на тех курсах, тоже пришел к заключению о перспективности поведенческого подхода в расследовании дела Браун. Уайт связался со мной, и я пригласил его приехать в Куантико лично и привезти мне фотографии, чтобы я мог сразу их проанализировать и дать свое заключение. Уэбер был слишком занят подготовкой дел к суду, но от себя направил помощника прокурора штата Кита Йенсена, а также Уайта, Алву Буша и Рэнди Рашинга, одного из полицейских, который ездил с ним в Сент-Луис. Четверка отправилась в Куантико за восемьсот миль на патрульной машине без опознавательных знаков. Теперь уже бывший шеф полиции Вуд-Ривера Дон Грир сорвался из отпуска во Флориде и тоже полетел в Вашингтон, чтобы не пропустить самое интересное.

Мы заняли просторную переговорную. Большую часть пути четверо следователей собирали в кучку свои мысли и догадки, готовясь представить их мне; откуда им было знать, что я предпочитаю сперва сделать выводы и только потом позволить чужому мнению проникнуть в мой разум. Впрочем, мы поладили. В отличие от нередких ситуаций, когда нас приглашают к расследованию по политическим причинам или чтобы прикрыть чей-то зад, эти парни приехали исключительно потому, что отказывались сдаваться. Они были искренне рады попасть ко мне и с неподдельным интересом ждали, смогу ли я подтолкнуть их в верном направлении.

Особенно хорошо мы сошлись с Алвой Бушем, разделявшим мои трудности с выстраиванием отношений с начальством. Как и я, он частенько злил окружающих своей прямолинейностью. Дон Уэбер даже пригрозил призвать на помощь весь свой политический ресурс, если Буша не отпустят в командировку в Куантико.

Я попросил снимки с места преступления и пару минут поразмыслил над ними. Потом я задал несколько вопросов, чтобы сориентироваться, и наконец произнес:

— Готовы? Советую вам записывать, — после чего изложил собственные выводы.

Во-первых, мой опыт показывал, что в помещении убийца оставляет тела в воде — например, в ванне, в душе или какой-нибудь емкости — не с целью смыть улики или возможные зацепки, как в Атланте, но чтобы «инсценировать» преступление, то есть придать ему облик, отличный от истинной сути вещей. Во-вторых, полиция — и в том нет ни капли сомнений — уже допрашивала убийцу. Он живет либо в двух шагах от жертвы, либо в том же районе. Преступления подобного рода чаще всего носят бытовой или районный характер. Никто не поедет за тридевять земель, чтобы такое совершить. Запачкавшись кровью — а убийца не мог не запачкаться, — нападавший был вынужден где-то срочно отмыться и избавиться от окровавленной одежды. Наш клиент чувствовал себя как рыба в воде и не боялся, что его побеспокоят, поскольку либо хорошо знал Карлу, либо достаточно долго наблюдал за домом и был в курсе привычек молодой четы. Коль скоро с ним уже беседовали, он старался проявлять активное участие в расследовании, таким образом обретая чувство контроля над ситуацией.

Тем вечером он шел к Карле не ради убийства. Мысль об этом посетила его уже в гостях. Если бы он изначально планировал нападение, то прихватил бы с собой оружие или некое орудие (читай: «набор для изнасилования»). Мы же наблюдали на теле жертвы следы удушения руками и удара тупым предметом, явно свидетельствующие о спонтанной вспышке агрессии или отчаяния, спровоцированные отказом девушки. Манипуляции, подчинение и власть — это больше про насильников. Наш клиент, скорее всего, зашел с предложением своей помощи в переезде. Поскольку Карла была приветлива, да и к тому же в той или иной степени знала нападавшего, она впустила его в дом. Он хотел заняться с ней сексом взамен неудавшихся отношений. Когда же она ему отказала и стала сопротивляться, он, подобно убийце Мэри Фрэнсис Стоунер из Южной Каролины, решил, что пути назад нет и единственное спасение состоит в убийстве. В этот момент он наверняка запаниковал, по-прежнему надеясь найти иной выход. Повсюду — на полу и на диване — была разлита вода. Возможно, после попытки задушить Карлу он пытался привести ее в чувства. Но это не сработало. Влагу на лице девушки нужно было как-то оправдать, и тогда он схватил ее, протащил через весь подвал и засунул в бочку, придав убийству вид какого-то странного и извращенного ритуала, иными словами, отвлекая внимание от истинного развития событий. Голова, опущенная в бочку с водой, позволила мне сделать еще один не менее важный вывод. Девушка отказала ему, и таким образом нападавший пытался ее унизить. Как и во многих других случаях, чем больше телодвижений убийца совершает на месте преступления, даже пытаясь сбить полицию со следа, тем больше подсказок и намеков на особенности своего поведения он оставляет.

Я отметил, что нападавшему от двадцати пяти до двадцати девяти лет и он вряд ли обладает богатым криминальным опытом. Декорации у него вышли неправдоподобно, а значит, он никогда раньше подобным не занимался. Тем не менее он обладатель взрывного, агрессивного характера и мог в прошлом совершать мелкие правонарушения. Если он женат, то его брак видал лучшие времена; они с супругой недавно разъехались или даже окончательно развелись. Как и многие из людей, идущих на подобные преступления, преступник является настоящим неудачником с крайне низкой самооценкой. Снаружи он может выглядеть уверенно, но глубоко внутри страдает от сильного чувства неполноценности.

Интеллект и IQ средненькие, дальше университета не пошел. Он связал жертву шнуром, и это свидетельствует о наличии у него соответствующей профессиональной подготовки или подходящего хобби. На первых порах расследования он мог активно менять места жительства или работы, а как только пыль немного улеглась, он уехал из города, не вызывая подозрений. Он сильно налегал на наркотики, спиртное или табак, чтобы сбросить напряжение. Кстати, алкоголь мог как-то фигурировать и в самом преступлении, коль скоро убийство — слишком смелый шаг для такого человека. Нападавший мог немного пригубить заранее в попытке побороть стеснительность, но не был сильно пьян, иначе не смог бы соорудить посмертную «инсталляцию».

Его не удовлетворяет собственная сексуальная жизнь. Он должен испытывать проблемы со сном, так что будет все больше склоняться в сторону ночного образа жизни. Если он трудоустроен на постоянной основе, то был вынужден прогуливать работу, пока расследование набирало обороты. Он мог изменить внешность, например сбрить или, наоборот, отрастить бороду, выбрать другую прическу. Вместе с тем не следует искать аккуратиста. Нападавший по своей природе неопрятен, имеет вид всклокоченный и неряшливый. Любые попытки привести себя в порядок для него граничат с чрезмерной педантичностью, а кроме того, требуют колоссальных эмоциональных и физических усилий.

Что касается автомобиля, то я предложил традиционный для убийц «фольксваген-жук», старый, лишенный должного ухода, красного или оранжевого цвета.

Убийца старался не отставать от расследования, руководствуясь информацией из СМИ. Скажем, если шеф полиции публично заявил об отсутствии новых зацепок, то убийца мог использовать его слова в качестве эмоционального щита. Он прошел тестирование на полиграфе, впрочем, многие убийцы способны обмануть машину. Следующий этап в расследовании — задать подозреваемому основательную встряску.

Стресс-факторов может быть целое множество. Например, каждый год в июне он наверняка испытывает сильную тревогу, равно как и при приближении дня рождения жертвы. Преступник однозначно наведывался к ней на кладбище Калвари-Хилл; возможно, оставлял цветы или просил у нее прощения.

— Короче говоря, — посоветовал я, — лучше всего объявить о находке новой многообещающей зацепки, так что со стороны сложится впечатление, будто дело снова встало на рельсы и продвигается вперед семимильными шагами. Не стесняйтесь кричать об этом на каждом углу. Заставьте виновного «наложить в штаны». Отметьте, что пригласили к расследованию психоаналитика из ФБР и его мнение прекрасно вписывается в найденные вами улики.

Затем собравшиеся довели до меня рекомендации доктора Левайна эксгумировать тело и спросили мое мнение на этот счет. Я подтвердил, что идея прекрасная, особенно с учетом шумихи, которая поднимется вокруг эксгумации. Я предложил Уэберу заранее выступить на телевидении и объявить о готовящейся операции. Пусть скажет, что в случае достаточной сохранности тела у полиции при повторной экспертизе есть хорошие шансы найти нужные улики, которые приблизят к поимке убийцы. Пусть смысл его речи выглядит так: «Мы воскресим Карлу, и она лично даст показания о своем убийстве».

Выкопанное тело создаст для убийцы стресс-фатор чудовищной силы. Недурственно будет, если Уэбер публично заявит: он-де все равно раскроет дело, даже если для этого ему потребуется еще двадцать лет. Убийца занервничает и выдаст себя, задавая слишком много вопросов. Может, он даже напрямую свяжется с полицией. Надо фотографировать или снимать на видео каждого, кто появится на кладбище; среди них может оказаться и субъект. Ему отчаянно хочется узнать, на что теперь похоже тело его жертвы. Когда же полиция во всеуслышание отметит его удовлетворительное состояние, убийца вообще слетит с катушек. В то же время он еще сильнее замкнется в себе, ограничив контакты даже с теми немногочисленными друзьями, которые у него есть. Как раз в этот момент можно начинать отслеживать, не изменилось ли кардинально поведение кого-либо из завсегдатаев местных баров и прочих питейных заведений. Чтобы справиться со стрессом, вскоре после начала кампании наш клиент может примкнуть к церкви или вступить в другое религиозное сообщество. И посреди всего этого давления мы опубликуем короткую, чуть ли не сочувствующую заметку от лица какого-нибудь участника расследования — да хоть бы даже меня самого: мол, мы прекрасно понимаем, через какие муки ему пришлось пройти, ведь он не хотел убивать девушку и все это время несет на своих плечах тяжкое бремя.

Далее я вывел основные принципы стратегии допроса, аналогично примененной нами в деле Стоунер. Гвоздь программы заключался в следующем. Вычислив преступника, не следует тут же заковывать его в наручники. Нужно сперва как следует его помариновать недельку-другую, а затем он сам как миленький придет с повинной. Чем большим количеством фактов владеет дознаватель, тем лучше сможет давить на подозреваемого, то и дело отпуская фразочки вроде «Мы знаем, ты тащил ее отсюда и досюда» или «С водой все понятно». Свое дело сделает и любой предмет, участвовавший в преступлении (как тот камень в деле Стоунер), стоит лишь оставить его в комнате для допроса.

Похоже, пятеро визитеров со всей серьезностью отнеслись к моим рекомендациям. Они только спросили, как мне удалось столько всего узнать, выслушав лишь самые банальные подробности дела и посмотрев на фотографии. Я даже не знал, как им ответить. Энн Берджесс считает, что я визуал и потому предпочитаю в первую очередь работать с образами. Она не раз замечала за мной привычку говорить «видимо», вместо «я думаю». Отчасти это вызвано тем, что в большинстве случаев я не бываю на местах преступлений и оттого вынужден воссоздавать картинку в голове. Зачастую я могу с легкостью вспомнить какое-нибудь дело, по которому мне позвонят спустя несколько лет после его закрытия, если на том конце провода просто опишут место преступления.

Ориентируясь на мой анализ, иллинойсские следователи выделили двоих подозреваемых: Пола Мэна и его друга Джона Пранте. Оба в тот день находились по соседству, и по крайней мере один из них, а именно Пранте, пил пиво. Их показания противоречили друг другу. Либо память пострадала из-за сильного опьянения, либо один из них лжет (а может, и оба). На полиграфе Пранте показал лучший результат, чем Мэн, и оба прекрасно вписывались в портрет. В сущности, по некоторым критериям Пранте подходил особенно хорошо. Он охотно шел на контакт с полицией, уехал из города, едва шумиха немного поутихла (как я и предсказывал), а затем снова объявился.

Я считал, что мою стратегию можно с одинаковым успехом применить на обоих. Но, кто бы их них двоих ни совершил преступление на самом деле, я предложил добавить еще немного специй. Периодически просыпающееся у убийцы чувство вины и раскаяния можно усилить, достаточно лишь найти женщину, которая будет названивать им по ночам и горько причитать голосом Карлы: «За что? За что? За что?» Тут же в газетах должны появиться статьи о том, какой «чистокровной американкой» была Карла и как трагично она ушла из жизни в самом расцвете сил. Что поделать, люблю я выкрутасы.

Спустя неделю или дней десять после начала кампании можно начинать анализировать поведение Мэна и Пранте на предмет нужной нам реакции. Если она появится, в ход пойдут информаторы: друзья, знакомые, коллеги — да кто угодно, лишь бы им удалось вытащить признание или на худой конец полезную информацию.

Эксгумацию тела провели 1 июня 1982 года со всеми должными спецэффектами: выступление доктора Левайна, толпы фоторепортеров и журналистов, достаточно внушительный и оптимистичный комментарий от Уэбера и далее по списку. Для себя я обнаружил, что в небольших городках гораздо проще добиться содействия газетчиков, чем в крупных мегаполисах, где тебя сразу заподозрят в попытке манипулировать свободной прессой. По моему же мнению, подобное сотрудничество подразумевает совместные усилия СМИ и полиции, не нарушая намерений ни одной из сторон. Я никогда не просил репортеров лгать, фабриковать новости или замалчивать факты. Но чаще всего я подаю информацию, предназначенную для самого субъекта. Именно он должен ее прочитать, именно его реакция меня интересует. Пресса помогает мне, а я в ответ помогаю ей. В редких случаях, когда мне оказывали действительно неоценимую поддержку, я позволял себе поделиться с журналистами эксклюзивным материалом, но только если его раскрытие никак не вредило следствию.

К счастью, тело Карлы сохранилось почти в идеальном состоянии. Повторное вскрытие провела доктор Мэри Кейс, помощник судмедэксперта по городу Сент-Луис. В отличие от первоначального заключения, доктор Кейс определила, что смерть наступила от утопления. Она также обнаружила трещину на черепе. Но самое главное, полиция заполучила следы укусов.

Хорошо организованная кампания в СМИ шла полным ходом. Полицейский штата Том О'Коннор и сотрудник управления по борьбе с финансовыми махинациями Уэйн Уотсон отправились к Мэну домой, якобы с целью допросить его на предмет незаконного получения средств из государственного фонда вспомоществования. В процессе допроса они вывели разговор к убийству Карлы Браун. Хотя Мэн отрицал свою причастность к преступлению, он, несомненно, внимательно следил за новостями и владел кое-какой инсайдерской информацией. Так, Уотсон отметил, что Мэн ранее проживал на Эктон-авеню, но тот объяснил переезд попыткой избавиться от плохих воспоминаний. Мол, копы уж очень сильно наседали на него из-за убийства девушки, жившей по соседству.

Тогда Уотсон уточнил:

— Той, в которую выстрелили, придушили, а потом утопили в пятидесятигаллоновой бочке?

— Нет-нет, в нее не стреляли! — горячо запротестовал Мэн.

Вскоре после эксгумации в полиции Вуд-Ривера объявился мужчина по имени Мартин Хигтон и сообщил, что учился вместе с Карлой в старшей школе. Из-за шумихи в СМИ у него на работе только и разговоров, что об убийстве, и он услышал нечто интересное. По его словам, одна из коллег присутствовала на какой-то вечеринке вскоре после смерти Карлы и там некий мужчина обмолвился, что был дома у жертвы аккурат в день убийства.

Тогда О'Коннор и Рик Уайт поговорили с той женщиной. Ее звали Вики Уайт (чистое совпадение). Она подтвердила историю и рассказала, что была на вечеринке у четы Бондов, Спенсера и Роксаны, и там встретила парня, которого знала еще по местному колледжу им. Кларка. Оказалось, он действительно заходил к Карле в день убийства, а в разговоре с Уайт припомнил и укус на плече жертвы, и где именно нашли ее тело. Он собирался уехать из города, потому что боялся оказаться главным подозреваемым по делу. На этом месте Уайт закончила их разговор, показавшийся ей досужей болтовней.

Парня звали Джон Пранте.

Откуда он мог знать об укусах, если даже полиция узнала о них только спустя два года? — задавались вопросом О'Коннор и Уайт. Затем они допросили организатора вечеринки, Спенсера Бонда, и тот припомнил в целом то же самое, что Вики Уайт. По словам Бонда, Мэн рассказал ему некоторые подробности о том, в каком виде было обнаружено тело Карлы. Вопрос в том, кто из них от кого это узнал: Мэн от Пранте или Пранте от Мэна? Хотя Пранте и показал лучший результат на полиграфе, ни Уэбер, ни полиция не верили, что Мэну хватило смелости пойти на убийство и ума так хитро подставить приятеля.

Не так давно Бонд видел Пранте за рулем его старенького красного «фольксваген-минибуса». Хоть я и угадал с цветом, но ошибся с моделью. Но даже это имело значение, поскольку мы с коллегами стали подмечать перемену криминальной моды в сторону фургонов. Таковой имелся, например, у Биттакера и Норриса и у Стивена Пеннелла. В отличие от седана, в кузове фургона можно делать что душе угодно, и вас не увидят. Короче говоря, мобильное место преступления.

Я ничуть не удивился, узнав, что Джон Пранте уже успел отрастить бороду. Бонд согласился нацепить на себя прослушку и поговорить с ним об убийстве. Хотя Пранте и не признался в содеянном, он приоткрыл некоторые черты своего характера, которые максимально соответствовали психологическому портрету. В колледже Льюиса и Кларка он получил специальность сварщика. После убийства покинул город. Разведен. С женщинами проблемы. К расследованию проявляет повышенный интерес.

3 июня, в четверг, люди Уэбера получили ордер на снятие слепка челюсти Пранте. Шеф полиции Дон Грир сказал парню, что они лишь хотят подчистить хвосты и, если соответствие челюсти укусам не установят, его тут же исключат из списка подозреваемых.

Как я и ожидал, выйдя от дантиста, Пранте тут же позвонил Уэберу и поинтересовался, как продвигается расследование. Уэберу пришла в голову идея дать своему помощнику, Киту Йенсену, повисеть на линии. Мало ли, наклюнется что-нибудь интересное. Во время телефонного разговора Пранте противоречил собственной истории о визите к Полу Мэну. Он буквально из шкуры вон лез, стараясь помочь следствию, и тем лишь подтвердил мою теорию.

После первой попытки полиция вновь предложила Бонду установить прослушку, и на этот раз они получили больше полезной информации, а затем еще больше благодаря записи разговора Бонда с Мэном. Оказывается, Пранте выкуривал в день несколько пачек сигарет. А Мэн даже предположил, что Пранте сходил с ума из-за отказа Карлы. Мэна тут же повторно допросили. Он считал приятеля виновным в убийстве, хотя отказался бы от своих слов в личной беседе с ним.

В следующий вторник Уэбер, Рашинг и Грир полетели на Лонг-Айленд, чтобы встретиться с доктором Левайном. Они передали ему свежие фотографии со вскрытия и три слепка челюсти — Мэна, Пранте и еще одного человека, уже долгое время находившегося под подозрением. Первого и последнего Левайн тут же отбросил. Он не мог с научной точностью утверждать, что во всем мире только зубы Пранте соответствуют следам укуса, но они тем не менее подходили к ним идеально.

Пола Мэна арестовали за дачу заведомо ложных показаний. Пранте обвинили в убийстве, грабеже и попытке изнасилования. Суд состоялся в июне 1983 года. В июле вина Пранте была доказана, и его приговорили к семидесяти пяти годам тюремного заключения.

На расследование ушло четыре года. Оно потребовало массы усилий целого множества людей, отдавших себя этому делу без остатка, но в конце концов мы победили. Мне особенно приятно было получить копию письма от помощника прокурора штата Кита Йенсена, присланную на имя директора ФБР Уильяма Уэбстера. Он писал: «Местные жители, а главное, родные и близкие Карлы Браун наконец могут спать спокойно. Справедливость восторжествовала. Но ничего этого не было бы без Джона Дугласа. Хотя он чрезвычайно занятой человек, его вклад нельзя не оценить по достоинству. Выражаю ему мою личную благодарность и надежду, что в мире будет больше джонов дугласов, таких же талантливых, компетентных и готовых помочь».

Меня тронули его теплые слова. К счастью, еще в прошлом январе мне удалось убедить Джима Маккензи, помощника директора академии, что нам действительно нужно больше джонов дугласов, пусть даже за счет других программ. Он, в свою очередь, довел мою позицию до высшего руководства. Именно так после первого выпуска в моем отделе и оказались Билл Хагмайер, Джим Хорн, Блейн Макилуэйн и Рон Уокер. Со вторым набором ко мне пришли Джим Райт и Джад Рэй. Впоследствии все они внесли значительный вклад в нашу работу.

Несмотря на всеобщие усилия, некоторые дела, такие как расследование убийства Карлы Браун, могут зависнуть на несколько лет. Другие же, не менее сложные и запутанные, удается раскрыть в течение нескольких дней или недель.

Когда Донну Линн Веттер, стенографистку одного из юго-западных отделений ФБР, изнасиловали и убили в ее квартире, Рой Хейзелвуд и Джим Райт тут же получили от руководства недвусмысленный приказ: немедленно отправиться на место и найти убийцу. Тогда мы в отделе поделили страну на два региона, и этот как раз находился в зоне ответственности Джима.

Агенты должны были оставить четкое послание: никому не сойдет с рук убийство сотрудника ФБР, и для этого они сделают все необходимое. На следующий день в два часа пополудни, наскоро собравшись, Рой и Джим покинули Куантико на вертолете, любезно предоставленном группой спасения заложников. Вскоре они оказались на базе ВВС Эндрюс в Мэриленде, где пересели на реактивный самолет Бюро. Приземлившись, агенты немедленно отправились на место преступления, которое полиция оставила нетронутым, дожидаясь их прибытия.

Донна Линн Веттер, двадцатидвухлетняя девушка, выросла на ферме; хотя она работала в Бюро уже более двух лет, но переехала в город лишь месяцев восемь назад. Не ведая об опасностях мегаполиса, она снимала комнату в промышленном районе, населенном преимущественно черными и латиносами. Управляющая зданием владела ситуацией и исходила из соображений безопасности своих жильцов. Так, она повесила у квартир одиноких девушек и женщин лампочки, дающие ярко-белый свет, а не обычный бледно-желтый, чтобы охранники обращали на них особое внимание. Об этом не говорили на каждом углу, но, несмотря на самые добрые намерения управляющей, о нехитрой системе легко мог пронюхать даже самый обычный домушник. Полицию вызвали около 11 часов вечера. Один из жильцов заметил, что оконная решетка квартиры Веттер вырвана с корнем, и позвал охрану. Девушка лежала бездыханная. Из колотых ран на обнаженном теле струилась кровь, а на лице виднелись множественные ссадины и ушибы. Вскрытие показало, что ее изнасиловали.

Нападавший ворвался в квартиру через окно, сбив по пути большой цветочный горшок. Телефонный шнур выдернули из розетки. Кровь была повсюду: брызги попали на ковер в гостиной и пол на кухне, где убийца ударил жертву ножом; под трупом растеклась алая лужа в форме парящего ангела, раскинувшего крылья; следы крови вели из кухни в гостиную, куда жертву перетащили после нападения. Судя по характеру ран на теле девушки, защищаясь, она пыталась воспользоваться кухонным ножом, но убийца обернул орудие против нее самой.

Врачи скорой нашли окровавленную одежду Веттер в углу кухни, у гарнитура. Шорты и трусики были смяты, то есть нападавшей снял их силой, пока жертва лежала на полу. Когда полиция прибыла на место, свет в квартире не горел. Возможно, преступник специально его выключил, чтобы отсрочить обнаружение трупа.

Коллеги, соседи и родные жертвы в один голос утверждали, что Донна была скромной, честной и набожной девушкой. Она выросла в семье со строгими религиозными убеждениями и с большим пиететом относилась к своей вере. Она мало с кем общалась из мужчин и сотрудников. Работала, по словам коллег, много и на совесть, но была «вещью в себе». Возможно, это напрямую следовало из бесхитростности характера и строгости воспитания. Никто не припоминал у нее склонности к недозволенному, никто ни разу не видел ее в плохой компании. В квартире полиция не обнаружила ни следа наркотиков, алкоголя, сигарет или противозачаточных. Ее родители были совершенно уверены в целомудрии дочери и считали, что Донна хранила девственность всеми правдами и неправдами.

К такому же выводу пришли и Рой с Джимом, изучив место преступления. Хотя кровь была повсюду, но одно пятно рядом с дверью в ванную заинтересовало их особенно сильно. В унитазе стояла несмытая моча.

Агенты тут же догадались, как обстояло дело. Должно быть, жертва находилась в ванной, когда услышала грохот сорванной оконной решетки. Она вскочила, не успев смыть за собой, и выбежала из ванной, но тут убийца с силой ударил ее по лицу в попытке лишить сознания. Орудие убийства — кухонный нож — Джим и Рой нашли под подушкой в гостиной.

Нож тоже кое о чем поведал следствию. Субъект вломился в дом не для того, чтобы убить. Из ценностей ничего не пропало, то есть нажиться грабежом он тоже не собирался. Судя по уликам, нападавший искал лишь сексуальной связи с жертвой. Если бы он планировал убийство, то и телефон отключать не за чем. Простое до безобразия проникновение в дом, простая жертва, простое нападение без предупреждения — все это указывало на агрессивного и не слишком умного «мачо» с неважными навыками коммуникации, который сомневался в том, что сможет контролировать жертву вербально. Не обретя власть над жертвой с самого начала, он не сумел бы добиться своей цели.

Чего он не ожидал от скромной застенчивой девушки, так это яростного отпора. Все в прошлом Донны говорило о том, что она будет до последнего защищать свою честь, но нападавший об этом не знал. Чем сильнее она сопротивлялась, тем больше он рисковал потерять контроль над ситуацией и тем больше свирипел. В случае с Карлой Браун (тоже изнасилование, закончившееся убийством), ярость нападавшего была вторичной, а первичной — необходимость замести следы после абсолютного провала. А здесь ярость стояла на той же полке, что и желание заткнуть жертве рот, то есть агрессия убийцы носила не мгновенный характер, а возрастала постепенно. Судя по следам, он ударил девушку ножом, а затем перетащил из кухни в гостиную, где и надругался над умирающей жертвой.

Тем же вечером Рой и Джим принялись за разработку психологического портрета. Искать надо было мужчину двадцати — двадцати семи лет. Обычно преступления на сексуальной почве против белых женщин совершает белый же насильник. Однако агенты считали, что, хотя нападение и началось как изнасилование, «правила» изнасилований в данном случае не работали. Подавляющее большинство жильцов комплекса, да и всего района в целом, составляли черные и латиносы. Чернокожие мужчины здесь нередко насиловали белых женщин, а потому вероятность того, что убийца окажется афроамериканцем, была довольно высока.

Вряд ли субъект женат, но может жить с каким-нибудь авторитарным родственником, от которого находится в финансовой зависимости. Он предпочитает девушек молодых, неопытных, легко подпадающих под влияние. Он не стал бы ввязываться в отношения, которые в том или иной виде заставляли бы его напрягаться. Невысокого ума и с неважными успехами в школе (возможно, его выгнали за плохое поведение), он тем не менее хорошо разбирается в жизни и может за себя постоять. Стараясь показаться окружающим «крутым мачо», он носит лучшую одежду, какую только может себе позволить. Кроме того, он занимается спортом и поддерживает хорошую форму.

От места преступления субъект живет в пешей доступности, где-нибудь на съемной квартире с дешевой арендой. Зарплата невысокая, он не в ладах с коллегами и начальством. Из-за буйного характера в армии не служил, а если и служил, то вскоре был демобилизован. Агенты считали, что это его первое убийство, хотя он мог и раньше промышлять насилием и грабежами. Рой Хейзелвуд, наш ведущий эксперт по изнасилованиям и преступлениям против женщин, был твердо уверен в том, что в прошлом убийца не раз избивал и насиловал других девушек.

Как считали агенты, после преступления поведение субъекта будет во многом копировать действия убийцы Карлы Браун: прогулы на работе, злоупотребление алкоголем, потеря веса и изменение внешности. Но что важнее всего, такой тип обязательно упомянет о содеянном или даже сознается в убийстве своему родственнику или близкому другу. Это и есть ключ к разработке упреждающей стратегии по поимке виновного.

Коль скоро Джим и Рой знали, что убийца будет отслеживать новостные сводки, они решили рассказать о своем портрете местной прессе. Умолчали они лишь об одной ключевой детали: предполагаемой расе. На случай ошибки они не хотели вводить полицию в заблуждение.

А вот что они хотели осветить в новостях как можно ярче: с кем бы убийца ни поделился признанием, этот человек окажется в смертельной опасности, поскольку владеет инкриминирующей информацией. «Если вы оказались в подобной ситуации, — призывала полиция, — немедленно сообщите об этом, пока не стало слишком поздно». Спустя две с половиной недели копам позвонил бывший сообщник убийцы по вооруженному ограблению. Субъекта вскоре задержали и предъявили ему обвинения на основе отпечатков пальцев, найденных на месте преступления.

Пройдясь впоследствии по портрету еще раз, мы отметили, что Джим и Рой били не в бровь, а в глаз. Убийцей оказался холостой чернокожий парень двадцати двух лет, живший в четырех кварталах от жертвы. Он делил квартиру с сестрой и финансово зависел от нее. На момент убийства находился на условно-досрочном за изнасилование. Суд признал его вину и приговорил к смертной казни. Приговор был приведен в исполнение совсем недавно.

Я все время повторяю ребятам, что мы как Одинокий Рейнджер: заходим, вершим правосудие и тихо уходим.

Кто эти в масках? Они обронили серебряную пулю.

Ах, эти? Они из Куантико.

Покончив с расследованием, Джим и Рой тихо убрались из города. Они прибыли с ветерком на частном реактивном самолете Бюро, а уезжали обыкновенными туристами на борту пассажирского лайнера, забитого счастливыми отпускниками и орущими детьми. Но мы знали, в чем заслуга агентов, как знали это и все те, кому они оставили на память «серебряную пулю».

Глава 15. Во вред любимым

Однажды Грег Маккрери сидел в нашем подземном бункере-офисе в Куантико, как вдруг от бумаг его оторвал звонок из полиции, входившей в его зону ответственности. Это было одно из тех жутких дел, о которых мы привыкли слышать на каждом углу.

Молодая мать двухлетнего сына взяла свое чадо, вышла из квартиры в жилом комплексе, расположенном в живописной лесопарковой зоне, и отправилась за покупками. Но едва она дошла до машины, как почувствовала в животе колики, развернулась и поспешила в общий туалет внутри дома, у запасного выхода. Она жила в безопасном дружелюбном районе, где все соседи хорошо знали друг друга, и потому без сомнений оставила сына поиграть в салоне машины, строго-настрого наказав никуда не уходить.

Уверен, вы уже догадались, что произошло дальше. В уборной женщина провела без малого час. Когда она наконец смогла выйти, ребенка и след простыл. Пока еще не беспокоясь, мама вышла наружу и оглянулась в поисках сына, полагая, что он решил подышать воздухом, хотя на улице было свежо и прохладно.

Но тут она наткнулась на вязаную варежку, валявшуюся на парковке. О сыне ни слуху ни духу. И только тогда она запаниковала и помчалась домой звонить 911. Обезумев от страха, женщина заявила оператору, что ее ребенка похитили. Полицейские приехали через считаные минуты и стали обыскивать место в поисках зацепок. К тому моменту мать уже впала в истерику.

СМИ с готовностью подхватили историю. Женщина несколько раз выступала на телевидении, умоляя похитителей вернуть сына. Хотя полицейские ей искренне сочувствовали, им пришлось предложить ей пройти тест на полиграфе. Естественно, мать легко с ним справилась. В полиции знали, что при похищении ребенка каждая минута на вес золота, вот почему они тут же связались с Маккрери.

Он ознакомился с составом преступления и прослушал звонок в 911. Кое-что в нем Грегу не понравилось, но тут дело приняло новый оборот: терзаемая страшными муками мать ребенка получила бандероль без обратного адреса и имени отправителя. В ней лежала вторая варежка, пара к той, что нашлась на парковке. И тогда женщина окончательно слетела с катушек.

Но Грег все понял. Он заявил полиции, что мальчик уже давно мертв, а убила его собственная мать.

— Откуда ты знаешь? — не слишком доверяя его словам, спросили копы. — Детей обычно похищают всякие извращенцы. Откуда тебе знать, что это не тот случай?

Грег пояснил свою логику. Во-первых, сам сценарий. Никто так сильно не дрожит за свое чадо, как его мать. Разве она могла надолго оставить малыша без присмотра? Если ей пришлось провести в уборной столько времени, разве она не взяла бы его с собой или не попросила бы кого-нибудь за ним присмотреть? Возможно, все было ровно так, как она сказала, но здравый смысл говорил об обратном.

Оператору 911 она сообщила, что ребенка «похитили». По опыту Грега, родители на подсознательном уровне изо всех сил стараются избежать подобных формулировок. Даже в состоянии истерики мать использовала бы другие слова: «пропал», «исчез», «убежал». Говоря же «похитили», она как бы думает наперед, предугадывая еще не случившиеся события.

Слезные мольбы на телевидении сами по себе ей нельзя инкриминировать, но, увидев их, мы невольно вспоминаем, как Сьюзан Смит[34] из Южной Каролины умоляла вернуть двоих ее сыновей в целости и сохранности. В общем случае родители, которые делают подобные заявления, говорят искренне. Но проблема состоит в том, что среди массы публичных выступлений попадаются и такие, которые делаются для отвода глаз.

Особенно сильно внимание Грега привлекла возвращенная варежка. Обычно детей похищают три категории людей: вымогатели ради выкупа; извращенцы ради сексуального насилия; эмоционально неустойчивые одиночки, отчаянно желающие иметь собственного ребенка. Вымогателю так или иначе придется поддерживать связь с родителями, будь то по телефону или письменно, чтобы донести до них свои требования. Второй и третий тип с родителями не взаимодействуют. Но ни один из трех не станет отправлять подобную бандероль в знак того, что ребенок действительно у них, ведь родители и так это знают. Если факт похищения нужно как-то доказать, то доказательство придет вместе с требованиями. В противном случае оно не будет иметь никакого практического значения.

Так Грег определил, что мамаша пыталась инсценировать похищение, руководствуясь своими представлениями о том, как оно должно выглядеть. К несчастью для нее, она плохо ориентировалась в мире криминальных правил и потому выдала себя с головой.

Очевидно, у нее были причины избавиться от сына, и в процессе она убедила себя в том, что не сделала ничего плохого. Именно поэтому ей удалось обмануть детектор лжи. Но Грегу этого было мало. Он пригласил эксперта ФБР по полиграфу, который повторно протестировал женщину, на сей раз принимая во внимание, что она сама могла совершить преступление. И теперь машина показала совсем другой результат. Под нажимом женщина призналась в убийстве и показала полиции, где спрятала тело.

Ее мотив до безобразия банален. Грег подозревал о нем с самого начала. Из-за ребенка разгульная жизнь совсем юной девушки стала скучной. Она познакомилась с мужчиной, который предложил ей съехаться, но вместе с тем четко дал понять, что ребенку в их совместной жизни места нет.

И вот что самое важное в подобных преступлениях: если бы мать-одиночка не заявляла о пропаже мальчика и полиция сама нашла его тело, Грег все равно пришел бы к тем же самым выводам. Труп ребенка, одетого в зимний комбинезон, мать закопала в лесу, завернув в простыню и надежно упаковав в толстый слой пластиковой пленки. Вымогатель или растлитель не стали бы так напрягаться, чтобы создать телу «комфорт и уют», защитить от внешнего воздействия. В то время как большинство трупов изобилует явными признаками злобы и гнева, а места их захоронений выражают враждебность и презрение убийцы к своей жертве, отличительными чертами данного случая были любовь и чувство вины.

История человечества богата примерами того, как мы поступаем во вред близким и тем, кого должны любить. Когда Алан Берджесс занял пост начальника отдела поведенческого анализа, в первом интервью прессе он сказал: «Насилие не покидает нас с тех давних времен, когда Каин застрелил Авеля». К счастью, журналисты не заметили вольной интерпретации первого в мире орудия убийства[35].

Семейное насилие фигурировало и в одном из самых громких дел Англии девятнадцатого столетия. В 1860 году инспектор Скотленд-Ярда Джонатан Вичер отправился в городок Фром, что в Сомерсете, для расследования сообщения об убийстве ребенка из зажиточного местного семейства Фрэнсиса Кента. Местная полиция считала, что мальчика убили цыгане. Однако, изучив все обстоятельства дела, Вичер пришел к иному выводу: виновницей была шестнадцатилетняя сводная сестра мальчика Констанция. Из-за общественного положения четы Кентов, а также самой идеи о том, что девочка-подросток могла убить своего еще совсем маленького брата, суд отклонил показания Вичера и снял с Констанции все обвинения.

Из-за широкого общественного резонанса Вичер был вынужден покинуть Скотленд-Ярд. Долгие годы он работал частным образом, пытаясь доказать, что убийство совершила именно юная леди. Но в конце концов нехватка средств и проблемы со здоровьем вынудили его прервать скитания в поисках истины. Он оставил свои попытки всего за год до того, как Констанция сама пришла с повинной. Назначили повторные слушания, и Констанцию Кент приговорили к пожизненному тюремному заключению. Спустя три года вышел знаменитый ныне детектив Уилки Коллинза «Лунный камень», где автор позаимствовал из громкого дела многие сюжетные детали.

Ключ к раскрытию любовного или семейного убийства — это его постановочный характер. Близкий жертве человек не может не принять мер, чтобы отвести подозрения от себя. Один из моих первых опытов на этой стезе — убийство Линды Хэйни Довер в Картерсвилле, штат Джорджия, на следующий день после Рождества 1980 года.

Хотя они с мужем Ларри уже давно разъехались, пара по-прежнему поддерживала сравнительно теплые отношения. Линда, двадцати семи лет от роду, ростом 158 сантиметров и весом 54 килограмма — регулярно захаживала в некогда уютное семейное гнездышко, чтобы навести там порядок. Именно этим она занималась и в пятницу 26 декабря. Тем временем Ларри повел их маленького сына на прогулку в парк.

Они вернулись домой во второй половине дня и не застали Линду. Зато вместо вымытого до блеска дома они застали в спальне настоящий разгром. Простыни и подушки раскиданы как попало, ящики комода наполовину выдвинуты, одежда валяется по всей комнате, а весь ковер усеян красными брызгами, похожими на кровь. Ларри тут же бросился к телефону и вызвал полицию, которая, явившись через несколько минут, буквально перевернула весь дом с ног на голову.

Линду нашли в техническом подполе снаружи дома, по шею завернутую в плед из спальни. Развернув плед, полицейские увидели, что рубашка и лифчик задраны вверх, обнажая грудь, джинсы спущены до коленей, а трусики лишь немного стянуты. На лице были следы сильного удара, на теле — множественные колотые раны, которые, судя по всему, убийца нанес уже после того, как задрал на ней одежду. Похоже, орудием убийства стал нож из открытого ящика на кухне, но его нигде не было видно (в итоге его так и не нашли). Судя по следам на месте преступления, девушку изнасиловали в спальне, после чего перетащили в подпол: капли крови на бедрах свидетельствовали о том, что убийца переносил тело.

Если смотреть по ее прошлому, Линда не была высокорисковой жертвой. Хотя они с Ларри и разошлись, она не имела других отношений. Единственные нестандартные стресс-факторы в данном случае — это период Рождества и то время, когда брак распался.

На основе фотографий с места преступления и информации, полученной от полиции Картерсвилля, я предложил два возможных типа субъектов. Во-первых, это мог быть молодой, неопытный и терзаемый чувством неполноценности одиночка, живший неподалеку и совершивший преступление совершенно случайно, без предварительного плана. Услышав это, полиция отметила, что местные жители уже давно жалуются на некоего хулигана, который не дает покоя всей округе.

Однако преступление изобиловало всякого рода сценическим реквизитом, и потому я озвучил второе предположение: убийца хорошо знал жертву и пытался отвлечь от себя внимание. Единственная ситуация, в которой преступник испытывает необходимость спрятать труп неподалеку, — это так называемое «убийство по личным причинам». Удары по лицу и по шее тоже являются его признаками.

Я считал, что субъект достаточно умен, но имеет лишь школьное образование и работает там, где нужна физическая сила. Он очень быстро выходит из себя, проявлял агрессивное поведение и ранее. У него легко меняется настроение, он не умеет проигрывать, а на момент убийства над ним довлела какая-то проблема — возможно, связанная с деньгами.

В «постановке» наблюдались своя логика и свой порядок. Кто бы ни совершил над Линдой такие зверства, он не хотел оставлять ее тело на всеобщее обозрение, где ее увидят близкие, особенно сын. Вот почему преступник не поленился завернуть тело в плед и спрятать в подпол. Он хотел придать преступлению вид изнасилования, отсюда поднятый лифчик и обнаженные гениталии, хотя признаков изнасилования как такового на теле не обнаружено. Он считал необходимым раздеть жертву, но испытывал некую неловкость, что полиция увидит ее голой, а потому завернул тело в плед.

Я считал, что убийца поначалу будет проявлять активность и интерес к следствию, но, когда его алиби поставят под вопрос, тут же станет заносчивым и агрессивным. После преступления он будет налегать на алкоголь или наркотики или даже ударится в религию. Он мог сменить внешность, работу, место жительства. Я велел полиции искать человека, который обнаруживает резкие изменения в поведении и характере.

— Тот, в кого он превратился сегодня, и кем был до убийства, — это два разных человека, — предупредил я.

Но мне не сказали самого главного. Когда полиция Картерсвилля запросила у меня портрет, они уже предъявили Ларри Брюсу Доверу обвинения в убийстве жены и теперь лишь хотели убедиться, что находятся на верном пути. Я разозлился не на шутку, и тому было несколько причин. Во-первых, я и без того физически не справлялся с нескончаемым потоком дел. Во-вторых, что более важно, Бюро рисковало своей репутацией. К счастью, портрет в точности совпал с подозреваемым. Как я потом объяснял директору и САРу в Атланте, если бы профайл не был настолько точным, опытный адвокат получил бы возможность вызвать меня по повестке в суд в качестве свидетеля защиты и заставил показать, что мое «экспертное» заключение по ряду параметров указывает совсем не на его подзащитного. С тех пор я взял за правило всегда спрашивать у полиции, есть ли у них подозреваемый, хотя по-прежнему предпочитал заранее не знать, кто именно.

Как бы то ни было, на этот раз справедливость восторжествовала. 3 сентября 1981 года Ларри Брюса Довера признали виновным в убийстве Линды Хэйни Довер и приговорили к пожизненному заключению.

Еще одна вариация на тему домашнего убийства с постановкой — дело 1986 года об убийстве Элизабет Джейн Вольсиффер, более известной как Бетти.

Около семи утра субботы 30 августа полицию города Уилкс-Барре, штат Пенсильвания, вызвали к дому № 75 по Берч-стрит, где проживал известный стоматолог со своей семьей. Прибыв на место спустя пять минут, офицеры Дейл Минник и Энтони Джордж увидели, что доктор Эдвард Глен Вольсиффер лежит на полу, пытаясь оправиться от удара по голове и попытки удушения. Рядом стоял его брат Нил. Он жил через дорогу и сразу же после звонка Глена прибежал на выручку. Оглушенный и дезориентированный, хозяин дома сумел вспомнить только номер телефона брата. Последний и вызвал полицию.

Мужчины сказали, что тридцатидвухлетняя жена Глена Бетти и его пятилетняя дочь Даниэль, находятся наверху. Но когда Нил хотел их проведать, у Глена снова начинала кружиться голова, он стонал, и Нилу приходилось остаться с братом. Ни один из них пока не поднимался наверх. Глен боялся, что злоумышленник все еще в доме.

Офицеры Минник и Джордж обыскали здание. Злоумышленника они не нашли, зато нашли мертвую Бетти в главной спальне на втором этаже. Женщина лежала на полу, головой у изножья кровати. Судя по кровоподтекам на шее, высыхающей пене у рта и синюшному цвету лица, ее задушили голыми руками. На простынях виднелись следы крови, но лицо как будто вытерли начисто. На жертве была только ночнушка, да и та задрана до пояса.

Даниэль спала в соседней комнате в целости и невредимости. Проснувшись, она сказала, что ничего не слышала — ни вторжения, ни звуков борьбы, ни криков.

Не обмолвившись об увиденном, Минник и Джордж спустились и спросили доктора Вольсиффера, что же случилось. По словам хозяина дома, его разбудил ни свет ни заря какой-то шум, будто кто-то вломился в дом. Он достал из прикроватного столика пистолет и тихонько пошел посмотреть, решив не будить Бетти.

Выглянув из двери спальни, он увидел крупного мужчину на верхней ступеньке лестницы. Похоже, тот его не заметил. Глен проследовал за грабителем вниз, на первый этаж, но потерял его из виду и стал обыскивать дом в поисках злоумышленника.

Вдруг он почувствовал, как вокруг его шеи обвилась удавка — то ли веревка, то ли еще что, — и чудом успел бросить пистолет и схватиться за нее, прежде чем она затянулась слишком туго. Глен лягнул нападавшего ногой, угодив ему в пах, и хватка ослабла. В ту же секунду ему на голову опустилось что-то тяжелое, и он потерял сознание, не успев даже обернуться. Очнувшись, он тут же позвонил брату.

Судя по внешним признакам — легкой контузии из-за удара по затылку, розоватым отметинам на шее и небольшим царапинам слева на ребрах, — доктор Вольсиффер не получил серьезных травм. Но врачи скорой решили не рисковать и отвезли его в больницу. Там также не обнаружили у пострадавшего ничего страшного, но констатировали кратковременную потерю сознания, на которую и жаловался Глен.

С самого начала полиция с некоторым сомнением отнеслась к рассказу Вольсиффера. Какой же взломщик станет проникать в дом через окно на втором этаже, да еще и средь бела дня? Снаружи и правда стояла старенькая лестница, по которой злоумышленник предположительно забрался в спальню. Но она казалась такой хлипкой, что не выдержала бы и среднестатистического мужчину, к тому же была прислонена к стене ступеньками не в ту сторону. Земля у опор лестницы не просела, как в том случае, если бы кто-то карабкался по ступеням наверх; на алюминиевом стоке, на который опиралась лестница, следов тоже не наблюдалось. Кроме того, ни на ступеньках, ни на крыше дома под окном спальни не нашлось росы или травы. А ведь они неизбежно остались бы, если бы тем утром лестницей воспользовались.

Следы внутри дома тоже противоречили показаниям Глена. Судя по всему, из ценностей ничего не пропало, даже украшения, лежавшие в спальне на самом видном месте. Если нападавший и хотел убивать, то почему он оставил на первом этаже вооруженного мужчину, пусть и без сознания, и ушел на второй этаж разделаться с его женой, причем даже не подумав ее изнасиловать?

Но больше всего смущало другое. Во-первых, если Глена и в самом деле придушили достаточно сильно, чтобы он лишился сознания, то почему спереди на шее не осталось никаких следов? И во-вторых, самое непостижимое: почему ни Глен, ни его брат Нил не поднялись наверх, чтобы убедиться, что с Бетти и Даниэль все в порядке?

Глен все активнее дополнял историю, еще сильнее запутывая следствие. Постепенно он стал припоминать новые подробности образа нападавшего. По словам Вольсиффера, на усатом мужчине были темная водолазка и маска-чулок. Пострадавший путался в показаниях. Сперва он сказал домашним, что у него есть планы на вечер пятницы, а потом якобы говорил со своей женой перед сном. По его словам, супругу он не будил. Он сообщил о пропаже из ящика стола 1300 долларов наличными, но отказался от своих слов, когда полицейские нашли его заначку. Когда офицеры, прибывшие на вызов, пытались с ним поговорить, он будто бы пребывал в полубессознательном состоянии и плохо понимал, что происходит. Однако, когда в больнице ему сообщили о смерти жены, он сразу вспомнил, как офицер вызывал коронера.

По мере расследования Глен Вольсиффер сообщал все новые сведения, все более хитроумно описывая события того утра. В конце концов выяснилось, что нападавших было двое. Он также признался, что имел интрижку со своей бывшей помощницей, но уже год они не общались. Позже он добавил, что за несколько дней до убийства вступал в половую связь с другой женщиной. А вот о нынешних отношениях со своей третьей любовницей рассказывать отказался.

Со слов друзей Бетти Вольсиффер, несмотря на всю свою любовь к мужу и желании сохранить брак, она устала терпеть его выходки, особенно по вечерам пятницы, в последнее время ставшие для него нормой. За пару дней до убийства Бетти рассказала подруге, что собирается «поставить Глену ультиматум», если в грядущую пятницу он снова возьмется за свое.

После самой первой беседы у него дома, а потом и разговора в больнице, по совету своего адвоката Глен отказался сотрудничать с полицией. Тогда копы взялись за его брата Нила. Его рассказ о событиях того утра был не менее странным, чем у Глена. Он отказался проходить тестирование на полиграфе под предлогом того, что якобы наслышан о ненадежности прибора и боится подставиться. Наконец, под непрерывным давлением полиции, родных Бетти и СМИ, призывавших оказать посильную поддержку, Нил согласился дать показания в здании суда. Допрос назначили на октябрь.

Около 10:15 утра, опаздывая на пятнадцать минут к назначенному времени, Нил погиб за рулем своей маленькой «хонды» в лобовом столкновении с грузовиком марки «мэк». Как выяснилось, во время столкновения он ехал от здания суда. Судмедэксперт заключил, что инцидент напоминает попытку самоубийства, хотя, возможно, Нил пропустил нужный поворот и отчаянно пытался нагнать время. Этого мы уже никогда не узнаем наверняка.

Более чем год спустя после убийства полиция Уилкс-Барре собрала целую кучу косвенных улик, указывающих на Глена Вольсиффера, хотя прямых улик, а следственно, и доказательств его вины у них не было. На месте преступления, в спальне, обнаружили его отпечатки пальцев и волосы, но это ничего не доказывало: это как-никак его спальня. Полиция предполагала, что он мог избавиться от удавки и одежды со следами крови в ближайшей речке и лишь потом позвонить брату. У полиции оставалась единственная надежда раскрыть дело: подкрепить косвенные улики мнением эксперта, который показал бы, что это постановочное преступление и совершил его человек, хорошо знакомый с жертвой.