Черная сирень Елизарова Полина
Несмотря на взаимную откровенность, простилась она с Валерием Павловичем сдержанно.
Ее коротенький список контактов мобильного телефона теперь пополнился новым – «Валерий Палыч». В дополнение к имени абонента, уже перед сном, сама не зная зачем, она сделала пометку: «Двойное убийство – психиатр».
Самоварова достала из-под подушки телефон, покрутила в руках, подумала, стерла дополнения и оставила просто «Валерий Палыч».
Подумала еще и поправила на «Павлович».
И тотчас почувствовала сильное, но приятное смущение, такое же неконтролируемое, как вчера, когда они, стоя на выходе из кафе и совсем не желая расставаться, давили из себя какие-то общие фразы, словно пытаясь наспех прикрыть внезапную искренность.
Ах! Точно! Как же это могло вылететь из головы…
Он же вчера пригласил ее к себе домой!
Ну то есть как пригласил…
Не вдаваясь в подробности, она посетовала на то, что временно не имеет доступа в интернет, и он любезно предложил ей воспользоваться своим домашним компьютером, мол, на службу он ходит три раза в неделю, а во все остальные дни сидит дома и к компьютеру даже не подходит. Так что, торопливо убеждал он, она его совсем не стеснит. Когда же она спросила, не боится ли он так запросто приглашать в дом чужого человека, плоско отшутился, напомнив, что в базе данных поликлиники имеется ее карточка с адресом и паспортными данными.
Совершенно не понимая, что ей со всем этим делать, Варвара Сергеевна открыла в телефоне меню сообщений и быстро настучала «привет».
Липучка Пресли, восседая рядом на кровати, напряженно следил за тем, что она будет делать дальше.
Варвара Сергеевна тщетно пыталась придумать следующую, спасительную фразу, но что бы ни приходило в голову, все казалось ей глупым или вульгарным.
– Мам! – послышалось с кухни. – Мама, ну где ты? Капа достала меня, иди уже разбирайся с их жрачкой! Мне сосредоточиться надо!
Анька все говорила и говорила, и, как показалось Самоваровой, ее голос доносился уже из коридора. Послышался скрип двери, какой-то шорох, Капино пронзительно-просительное мяуканье, шаги то приближались, то удалялись, а мысли путались, предательски дрожала рука, и Самоварова, зажмурив глаза, нажала на клавишу «отправить» и быстро сунула телефон обратно под подушку.
Когда она появилась на кухне, Анька сидела уже в бигуди и, уткнувшись носом в учебник французского, жевала бутерброд с сыром.
Сакраментальные сорок минут, за которые Самоварова успела сварить кошкам кашу, развить легенду о больном зубе и чем-то на автомате подкрепиться, тянулись мучительно долго.
Как только дочь закрыла за собой входную дверь, Варвара Сергеевна бросилась к своей подушке.
В ответ на ее дурацкое «привет» пришло целых два сообщения и информация о неотвеченном вызове.
«Привет! Как поживают Эспрессо и Капучино?»
И следом, через пятнадцать минут:
«Нужен интернет – мое предложение в силе».
А еще через десять минут был звонок, который она не услышала.
– Ладно, кошки, вы же посидите пару-тройку часов одни? Если будете лапочками, я, так и быть, чего-нибудь вкусненького вечером соображу. Нет, я все понимаю… Он, конечно, странный, но все же очень милый… Ну а что я теряю? Вот схожу и посмотрю, что там да как… Любому человеку интересно посмотреть, как живет психиатр, разве нет? В конце концов, я к нему не напрашивалась, и потом, мне давно уже не по возрасту в студенческих кафе углы обивать. А что я могу поделать? Не драться же мне с Анькой, чтобы она мне выход в Сеть вернула.
Минутами ранее на ее короткое и пугливое «ок» тут же прилетело лаконичное сообщение, в котором были только адрес и код домофона.
Сытая Капа, не проявляя интереса к метаниям хозяйки, почесала за красивыми ушами, равнодушно потянулась и разлеглась посреди комнаты. Пресли же с явным неодобрением с книжного шкафа наблюдал, как Варвара Сергеевна хаотично перемещалась по комнате, то разыскивая по ящикам помаду, то прикладывая к темно-синему платью возможные варианты туфель и сумок.
– Обещаю, я буду предельно осторожна! И чтобы без фокусов мне! – нарочито строго сказала Самоварова, добывая со дна флакона последние капельки духов.
Пресли фыркнул и повернулся к ней задом, удочкой свесив со шкафа хвост.
Пытаясь унять так и не отпустившее волнение, Самоварова позвонила в домофон.
За ее спиной осталась злополучная гостиница, во дворе которой, прежде чем подойти к подъезду Валерия Павловича, она с полчасика погуляла. Не успел еще лифт раскрыть на четвертом этаже свои двери, как Самоварова уже услышала скрежет открывающегося замка.
– Ну что вы в самом деле, артистка! Я и кофе сварил, и в окно все смотрю, жду вас и думаю, чтобы кофе не остыл, а вы во дворе на лавочке сидите, все что-то чертите палкой на асфальте!
Варвара Сергеевна залилась румянцем.
Она и не помнила, чертила ли она что-то, пока размышляла – идти ей или все же не идти.
– Да заходите уже!
Она шагнула в тесную прихожую.
– Сын-то дома?
– Нет, конечно. Работает он.
– А где?
– И как я забыл? Ко мне же пришла Агата Кристи!
– Да прекратите вы паясничать! Я так, исключительно для поддержания разговора… Считайте, что просто из вежливости.
Валерий Павлович добродушно усмехнулся.
– Айтишник он. В хорошей конторе служит.
Они прошли на кухню.
Прежде чем сесть на предложенный стул, Варвара Сергеевна внимательно осмотрелась вокруг.
Чисто, аккуратно, даже дизайн какой-никакой просматривался, не то что их с Анькой убогая кухонька, в которой ремонт уже лет двадцать как не делался, только площадь у них больше раза в два… Но это потому, что они живут в старинном доме, а не в такой вот блочной коробке с низкими потолками.
– А я эклеры с утра сбегал купил… Свежайшие! Угощайтесь!
– Спасибо. Интернет-то у вас хороший?
– Да я еще вчера говорил: отличный. Работайте сколько хотите. – В его голосе промелькнула обида.
Самоварова придвинула к себе тарелку с эклерами.
– Ладно, чудачка… Сейчас кофе с вами выпью, и мне отойти надо будет на часок-другой. Оставлю вас здесь за хозяйку.
– Так вот чужого человека – и сразу за хозяйку?
Он снова усмехнулся и, ничего не ответив, налил ей еще кофе.
– Ну что… Кофе варить вы умеете. Какой сорт берете?
– Арабику стопроцентную, какой же еще!
– А марка?
– Так наши предпочитаю.
– Я тоже наши часто беру, когда не шикую. Курить на балкон?
– Кури здесь. Курите то есть…
– Спасибо.
– Да и я с вами, пожалуй, за компанию.
– А как же ваш метод?
– Да что-то не очень пока работает!
Оба сдержанно рассмеялись.
– А вы мне приснились сегодня ночью.
От неожиданности Валерий Павлович пронес жигалку мимо ее сигареты.
– Да?
– Да.
– Ну это, наверное, у вас профессиональное…
– Да нет, я бы так не сказала.
– Хм… Вы очень необычная женщина! И даже если вы за этот час меня обнесете подчистую, мне, пожалуй, будет не жаль, что я с вами познакомился!
Самоварова хмыкнула, прищурилась и выпустила изо рта щедрую порцию дыма. Повела плечами и так и не нашла что ответить.
Смущалась она, да…
Куда больше, чем ее новый знакомый.
Вскоре Валерий Павлович ушел.
Перед уходом, как и обещал, он включил в своей опрятной комнате старенький, но отлично бегающий компьютер.
Самоварова зашла в Сеть и забила в поисковике: «Мигель Мендес».
В общем, все было ожидаемо: его имя, имя профессионального танцора, несколько раз фигурировало в коротеньких статейках на тематических сайтах о сальсе, бачате и других латиноамериканских танцах.
Идентифицировав его внешность по одной более-менее четкой фотографии, она решила пройтись по соцсетям и первым делом залезла в свою любимую.
О! Ей тут же повезло.
Страничка покойного здесь присутствовала, и, судя по всему, до своей гибели он являлся ее активным пользователем.
Предоставленная на ней информация позволяла с лихвой удовлетворить первичное любопытство.
Итак, стопроцентный экстраверт.
Похоже, покойный почти каждый день докладывал всем желающим, где он находится, что ест, что пьет и каково его настроение. Еще он вполне логично увлекался разнообразной музыкой, в том числе (надо же!) классической органной.
Подробное изучение хроники танцора заняло у нее около часа.
Варвара Сергеевна сняла очки и потерла уставшие от напряжения глаза.
Она решила прерваться и выпить кофе, который должен был еще оставаться в кофейнике на кухонном столе.
Самоварова прошла на кухню, подлила в свою чашку остывший напиток и попыталась собраться с мыслями.
В голове была полная каша из осколков жизни, которая принадлежала покойному Мигелю, и навязчивых, против ее воли, мыслей о мужчине, в квартире которого она находилась.
Вернувшись к компьютеру, Варвара Сергеевна открыла историю посещения браузера.
Непреодолимое желание хоть что-то узнать про интересы Валерия Павловича взяло верх над моральной стороной вопроса.
Хотя какая у следователя может быть мораль?
Так…
Час ночи. Форум для игроков в преферанс.
Два часа ночи. Опять преферанс. Уже онлайн.
Все это, конечно, интересный штришок к его портрету, но… там же мелькнуло и что-то еще…
Хм!
От нарастающего волнения у Самоваровой даже вспотели ладони.
Вот оно!
Интуиция и на этот раз не подвела.
Последние, уже под утро, ссылки, по которым прошелся Валерий Павлович, были связаны с самым мрачным ее кошмаром.
«Профессор Пульман. Черный пластик», «Муж пострадавшей во время операции женщины попытался свести счеты с доктором наук», «Следствие по делу Пульмана временно зашло в тупик».
Она прекрасно знала все эти статейки, которыми в свое время пестрели газеты и сайты, знала чуть ли не наизусть.
В некоторых упоминалось и о ней.
Все это было в марте, два с лишним года назад…
А потом был жуткий год, за который она только чудом не превратилась в насекомое.
Анька никогда не упоминала об этом деле.
Бывало, обзывалась, унижала, требовала что-то, но про это – никогда!
Полковник Никитин всегда избегал этой темы.
И даже Лариса Евгеньевна давно уже заткнулась.
И вот, два с лишним года спустя, она снова видит и чувствует это в квартире малознакомого человека, с которым случайно познакомилась на улице.
Да что же, черт побери, происходит?!
7
Полночи Галина гуляла в интернете.
Денек-то выдался такой, что и снотворное ее не брало. Вот тянутся обычно дни, не успеешь проснуться, а уже думаешь о том, как бы день, состоящий из таких однообразных и опостылевших хлопот, поскорей прошел, а тут тебе раз – и поворот на сто восемьдесят градусов!
Лиха беда начало.
Сначала Галина принялась изучать Уголовный кодекс, а точнее – искать на сайтах подходящие под описание произошедшего с ней бреда статьи.
Ну что ж… Все не так уж и плохо.
В самом худшем варианте за непредумышленное убийство человека Макса ждет два года реального срока, а с хорошим адвокатом все может обойтись и условным.
И это надо доказать.
А доказать без ее непосредственного участия, выходит, невозможно.
«Соучастницей пойдешь!» – в ее ушах все еще звенела мерзкая угроза Разуваева.
«Щас тебе, козел! А попытку изнасилования получить в довесок не хочешь?»
В правом нижнем углу монитора ей давно уже подмигивало автоматическое сообщение от какого-то Василия Пуговкина, юриста, который, несмотря на то что шел уже второй час ночи, готов был подробно проконсультировать ее по-любому вопросу.
Галине вдруг почудилось, что улыбчивый восковой Василий все про них с Максом знает, и она тут же покинула сайт.
Она открыла любимую соцсеть, зашла на страницу к Разуваеву и щелкнула на фото его профиля. Как же наши граждане любят наряжать соцсети своими полуголыми фотками с душных заморских курортов! Так и веет от них потом, алкоголем, солнцезащитными кремами и использованными памперсами, которые некоторые мамаши без зазрения совести оставляют в пляжных сортирах. Гавайская рубашка, расстегнутая до пупа, обнажала крепкую, умеренно волосатую грудь, взгляд серых, уже немного выцветших глаз недвусмысленно обещал всем желающим симпатичным дамам разнообразные удовольствия, а в правой руке (именно в той, которой он сегодня исполнял свой невротический танец) уверенно дымилась черная с золотым ободком сигарета.
И все же ей стало немного жаль, что все так скверно вышло…
Не потащи он ее за тот треклятый ларек, сейчас бы небось слали друг другу в ночи смайлики да сердечки и договаривались, где и как смогут в следующий раз так повеселиться и поотжигать до седьмого пота.
Эх, Максик, Максик…
Промокашечный король.
Трусливое ссыкло, даже не удосужившееся разыграть перед ней настоящего мужика.
Зато беседа с Соломоном Аркадьевичем прошла на удивление гладко.
По поводу увольнения Родиона старый хитрый интриган даже не думал давать комментариев.
Но Галина четко поняла: Родька ей набрехал, не сам он решил уйти – его попросили, причем конкретно и однозначно!
И когда их разговор коснулся ее собственной дальнейшей работы в клубе, Соломон Аркадьевич вел себя так, словно это само собой разумелось. Он попросил ее распланировать расход на ближайшее лето, въедливо изучил цифры текущих трат и дал пару советов на будущее.
И вообще, сегодня он беседовал с ней (кстати, впервые за все эти годы) как с равноправным партнером.
Эта встреча укрепила Галину во мнении, что решение порвать с мужем было верным и своевременным.
Родик появился дома только поздним вечером, не столько пьяный, сколько развязный и храбрый от трескотни сочувствующих приятелей, под гогот и анекдоты не устававших возмущаться бессмысленностью брака.
– Я за вещами, – пафосно произнес он и открыл дверь их общего шкафа. – За вещами на первое время. Ты же сама написала: «Вали из моей квартиры» – и чего там еще бла-бла про наш развод.
– Ну и вали, на здоровье. Можешь сразу все забрать.
Родик достал из-под кровати небольшую спортивную сумку и нарочито медленно, как в рапиде, принялся осматривать свои рубашки, висевшие на плечиках в шкафу.
Открылась дверь в спальню, и на пороге появилась Катюша. Она держала в руках шелковое, купленное Галиной на прошлой неделе платье модной итальянской марки.
Давно привыкшая к родительским скандалам, дочь равнодушно кивнула в сторону отца и обратилась к матери:
– Мам, я надеть его завтра хотела к Тане на днюху, а тут пятно какое-то…
Ну все!
Это было последней каплей. Щеки Галины покраснели, ее мелко затрясло.
– Тварь! – процедила она сквозь зубы. – Неаккуратная тварь, только портишь все и всегда!
– Мам, – побледнела от неожиданности Катюша, – ты это кому, мне или папе? Я только спросить хотела, чем ты пятна выводишь. Я сама все сделаю, ты просто скажи…
– Вышла и дверь закрыла! Сколько раз тебя учила, чтобы без стука сюда не входила! – рявкнула Галина и тут же поняла, как несправедлива по отношению к дочери. Но то, что успело скопиться в ней за день, уже переполняло ее до краев. – Одиннадцатый час уже, в школу завтра вставать, какое, к черту, платье!
– Зря ты так, – попытался встрять Родик, – зачем на ней-то срываешься?
– Ах, тебя вдруг ребенок начал интересовать?! После трехдневного загула? Совесть похмельная заскреблась? А ты возьми и затопчи ее, тебе не привыкать! Ты знаешь, сколько это платье стоит? Ты хоть одно платье ей когда-нибудь купил?
Он резко повернулся к ней спиной и принялся спешно заталкивать в сумку первые попавшиеся вещи.
В заднем кармане его джинсов очнулся симфонический оркестр, разлился знакомой, пощипывающей за живое мелодией. Родя, оборвав музыку, быстро ответил на звонок.
– Да. Скоро буду.
Галине, продолжавшей стоять рядом, было хорошо слышно, как на другом конце провода расплескался глупый женский смех и как его обладательница, продираясь сквозь чьи-то басы, ответила: «Мы все тут очень тебя ждем, особенно я!»
– Презервативы не забудь для девчонки купить! Хоть на это ты, надеюсь, способен?
– Они мне там не нужны.
Под его руками зажужжала молния и сломалась ровно на полпути.
– В смысле?
– Галь, дай булавку.
– Сходи да возьми. У нищих слуг нет!
– Я не знаю, где они лежат, иначе бы не просил.
– У нее попросишь. Только знаешь что… Я тебя к дочке больше не подпущу! Еще заразу какую-нибудь занесешь, тварь. Ты, кстати, в курсе, что тебя из клуба с позором выкинули? Так что байки про новые интересные проекты прибереги для своих проституток! И позволю себе все же дать совет – используй презервативы!
– Так, еще зубная щетка, – пробубнил куда-то себе под ноги Родион, но потом вдруг встрепенулся, будто только что осознал сказанное, и впился в лицо Галины бессмысленным взглядом человека, которому больше нечего терять. – Ей двадцать три года, и она не из клуба. Она студентка. Из приличной семьи. У нее молодое прекрасное тело, она прямо сейчас ждет меня и хочет, любого. И даже без зубной щетки, – добавил он скорее для себя. – Прости, Галь, мне лучше сейчас уйти. – Голос его дрогнул. – Все это очень сложно, но… давай попробуем ради Катьки остаться друзьями или хотя бы просто цивилизованными людьми.
Она попыталась улыбнуться.
Он неопределенно махнул рукой и быстро вышел из комнаты. Входная дверь за ним аккуратно прикрылась.
Галина почувствовала, как стало тяжко и легко одновременно, будто зуб гнилой вырвали, но привычная боль, с которой успела смириться и срастись, все еще мучает до слез, не дает возможности поверить, что все закончилось.
Она боялась лишь одного: что когда-то, совсем скоро, к ней заглянет предательское сожаление, горечью разольется на высушенном бессонной ночью языке, комом застрянет в горле и ляжет рядом в холодную, наполовину пустую постель.
Шутка ли сказать – шестнадцать лет…
Да надо их просто забыть!
Отсечь и забыть все, что мешает стать по-настоящему счастливой.
Покончив с уголовной темой и Разуваевым, изнуренная бессонницей Галина перешла к статьям о том, как обрести себя после разрыва с мужчиной, изобильно представленными, на ее счастье, в интернете.
В ту длинную ночь ей удалось поспать всего пару часов.
8
Валерий Павлович вернулся ровно через два часа.
К тому времени Самоварова уже давно закрыла ссылки, в которые бессовестно залезла, и вновь занялась хроникой покойного Мигеля Мендеса.
Информация, которую она по второму кругу просматривала, теперь повисала будто за стеклянной стеной: одни голые факты и полная тишина со стороны ее хваленой интуиции.
– Пообедаете со мной? – раздался из коридора веселый голос.
Варвара Сергеевна – скорее для вида – сделала еще одну пометку в своем блокнотике, вышла из Сети и с удивлением отметила, что в этот момент чужая жизнь ей представляется куда менее интересной, чем своя.
– Думаете, хорошая мысль? – крикнула она в коридор.
– Да не думаю я, а побежал готовить!
Прежде чем появиться на кухне, Варвара Сергеевна воспользовалась ванной комнатой. Открыла сумочку, припудрилась и аккуратно растерла по губам ярко-красную помаду. Все это время она смотрела на себя в зеркало и ощущала, что наблюдает хорошо знакомого, но какого-то иного человека.
Вон оно как, нежданно-негаданно, крутануло! Сожалеть ей было давно уже не о чем. Прежняя башня была разрушена на корню. Но почему-то именно сейчас, здесь, в этой чистенькой квартире едва знакомого человека, она впервые так внезапно и остро почувствовала зыбкий переход от давно погребенной себя к себе другой, еще незнакомой.
Что-то же должно появиться на месте обломков.
– Варя, присаживайтесь, не стойте в дверях.
Валерий Павлович ловко рубил большим кухонным ножом розовые стейки, распластанные на разделочной доске.
У подследственного Плешко мог быть друг, брат, еще какой-нибудь родственник.
Но чтобы вот так, спустя два с лишним года, совершенно случайно…
Зачем?!
И если сейчас этот Валерий Павлович садистски тянет время, чтобы поймать в ее глазах доверчивую растерянность, а потом унизить хлестким словом или даже ударить, – она поймет и, возможно, тогда наконец по-настоящему освободится.
– Варя, да что это с вами?
– А что со мной? – Самоварова присела на краешек стула. Она все еще пыталась выстроить вокруг их встречи хоть какую-то логическую цепочку, и у нее ничего не получалось.
– Я уходил, ты живая была, ироничная, вернулся – тебя как сдули… Салат с чем любишь: масло, сметана?
– Сметана.
Минут через двадцать обед был готов.
Скупо отвечая на формальные вопросы хозяина, Самоварова пыталась прощупать наперед тот момент, за которым может последовать необратимая опасность.
И страшная, темная воронка, которая почти всосала ее в себя два с лишним года назад, закрутилась совсем рядом, но пока еще не здесь, а где-то вовне.
И там, в воронке, была не смерть, но уже и не жизнь.
Тяжелый плащ крадущегося по пятам мрака, в складках которого отдельными вспышками мелькали объяснения с начальством, унижения, бесполезные крики, отчаянье, боль, и бесконечные вопросы врачей, и печаль в глазах Никитина, и Анькина вдруг проснувшаяся чрезмерная забота.
– Ну так что же здесь случилось?
Прежде чем снова заговорить, Валерий Павлович подождал, пока она поклевала мясо и салат. Ее руки заметно дрожали, и он, все время внимательно за ней следивший, не мог этого не заметить.
– Я думала, мы на «ты» перешли.