Выжившие хотят спать Колосов Игорь
– Да ты что?
– Грэг! – крикнула Анна. – Ты не прав!
– И еще, – Иван заставил себя улыбнуться. – Лишняя канистра ничего не изменит. Понравилось кататься – ищи солярку, а мы пойдем пешком.
– Иван, – сказала Анна. – Не обращай внимания, он просто устал.
– Хватит перед ним распрягаться, – Грэг оскалился. – Устал я? Что за хрень ты несешь?
– Замолчи!
– Да, – сказал Иван. – Лучше заткнись.
– Я сделаю так, как считаю нужным.
– Все! – Иван распахнул дверцу. – Свободны! Ева, пошли. Господа идут в другом направлении.
Анна растерянно смотрела на Ивана, переглянулась с Евой. Та колебалась, глядя, как Иван надевает рюкзак, засовывает за пояс топор.
– Иван, – заговорила, поборов растерянность, Анна. – Не уходите. Давайте вместе войдем в город. Может, потом… разойдемся. А пока… Не обращайте на него внимания, мы все устали. Хотели отдохнуть у меня дома, но не получилось. Все наладится, я обещаю.
Она так посмотрела на Грэга, что тот промолчал, хотя и ухмыльнулся, демонстративно отвернувшись.
Иван заколебался. Ева подошла к нему, сжала ему пальцами кисть руки, сделав вид, что поправляет рюкзак. Он посмотрел на нее. В ее глазах была просьба, и он встряхнул головой, будто прогоняя наваждение.
– Пошли вперед. Кто желает.
Он пошел прочь от джипа, остальные потянулись следом. Последним, помедлив, двинулся Грэг. Когда его лицо не могли видеть другие, взгляд у него стал злым и жестким.
Знак они увидели через несколько часов, когда впереди показался город. Знак был выведен на трассе куском разбитого красного кирпича – его осколок валялся в трех шагах от острого конца «шляпки».
Эти несколько часов прошли тревожно. По дороге им дважды попадались шатуны. Второй раз шатунов было двое: они шли друг за другом, агрессивные по отношению к брошенным машинам или столбам, оставшимся от линий электропередачи, но друг друга они не видели. Оба раза группка сходила с дороги, уступая путь обреченным, но пока еще опасным людям. Грэг молча следовал указаниям Ивана, держась позади всех.
Он ничего не сказал, когда Иван и Ева остановились перед знаком: Иван несколько минут рассматривал стрелку, кусок кирпича, Ева смотрела вдаль. Грэг молча ждал, и трудно было поверить, что еще сегодня он провоцировал Ивана упоминанием о знаках. Иван поднял кусок кирпича, но, как и раньше, никакой новой информации не получил: кто, когда и зачем оставил после себя знак – это по-прежнему оставалось недоступным. Оставив кирпич себе – пригодится для очередной картины, – Иван посмотрел в бинокль, взял Еву за руку, и все двинулись дальше.
Справа от шоссе потянулся жилой микрорайон. Слева шел сплошной кустарник, появились редкие дома и снова кустарник. Удивительно, но изредка среди сплошной черноты мертвых растений виднелись зеленые островки – мелкие деревья и кусты с листьями. Жалкие, словно прячущиеся от взгляда, но они были. Несмотря на смертельную рану Великого Холода, Природа давала знать, что еще жива.
Через полкилометра появился загроможденный техникой перекресток. Иван изучил его в бинокль. Никого не было. Они пошли дальше. Справа тянулся жилой квартал, слева дома сменились поймой маленькой речки. Один крупный перекресток, несколько мелких, грязных от разбросанного мусора, и они подошли к реке покрупнее. Ока.
Иван минут пять изучал противоположный берег: крыши домов, шпили церквей, черные костлявые верхушки деревьев. И никакого движения. Во всяком случае, так выглядело с расстояния. Вечерело, до сумерек оставалось не так много, но им надо было углубиться в город. Если по их следам идет стая, чем ближе к окраине, тем меньше шансов, что стаю отвлечет на себя кто-то другой.
– Вроде тихо, – сказал Иван. – Можно идти.
Они перешли мост без происшествий, поглядывая на медленно текущую внизу воду, на втором перекрестке свернули налево. И вышли к парку с остатками былых развлечений: карусели, игровые площадки, здания, где помещались кафешки и рестораны. Ивану не понравилось место – оно напоминало мышеловку, со стороны чувствовалась аура опасного и хлипкого пристанища. Они прошли вдоль парка и свернули направо, возвращаясь на прежнюю улицу.
Через несколько кварталов Иван заметил беспокойство женщин. Солнце повисло над крышами домов, еще немного – и сумерки вынудят день поблекнуть. Нужно что-то выбирать. На ближайшем крупном перекрестке все обратили внимание на здание, где на первом этаже в Прежней Жизни, скорее всего, располагалось увеселительное заведение. Окна были целыми, из них просматривался весь перекресток. Наверняка есть несколько выходов, можно подняться на верхние этажи, взобраться на крышу.
– Нормальное местечко, – сказал Грэг.
– Да, – согласилась Ева.
– Дай ружье, – сказал Иван.
Грэг передал ему, и они вошли за Иваном внутрь. Ресторан-бар в несколько залов и в два этажа: перевернутые столы, масса битой посуды и стекла. Зато были консервы и спиртные напитки. Ряд разноцветных бутылок в баре. Целых бутылок! Как будто кто-то специально их собирал. Лишь пол бара указывал, что изначально бутылок было еще больше.
– Мать вашу! – Грэг бросился к бару. – Даже виски есть! «Джим Бим»! Ого! «Джек Дениелс»! Мать вашу! «Джонни Уокер»! Голубой ярлык! Вы знаете, что это такое?
Он повернулся к остальным, потряс бутылкой, подняв руку.
– Потише, – сказал Иван. – Я не уверен, что мы тут одни.
Грэг не обратил на это внимания.
– Больше сорока лет! Сорок лет выдержки минимум! Блин, голову на отсечение даю, вы такого в глаза не видели!
Иван вышел из бара, Анна и Ева за ним. Перестав улыбаться, Грэг взял с собой бутылку и вышел следом. Они обследовали кухню, подсобные помещения и остановились на комнате с двумя целыми дверьми (в одной из них торчал ключ!), диваном, рядом пыльных кожаных кресел. За тяжелыми выцветшими шторами просматривался перекресток. Из комнаты можно было выйти в коридор, спуститься на первый этаж или пройти в зал второго этажа. Другой выход вел в подсобные помещения и на кухню. Возможно, раньше здесь был офис владельца или директора ресторана, а может, находилась комната для особо почетных гостей с нелегальными карточными играми или интимными услугами.
Темнело с каждой минутой. Иван предложил устраиваться на ночь.
– Завтра обследуем эту домину получше. Надеюсь, мы тут одни.
– Завтра мы будем пить виски и веселиться, – заявил Грэг. – А дам я научу смешивать крутейшие коктейли!
Грэг корчил рожи и напоминал смешного подростка, вырвавшегося в поход с ровесниками, злого, вредного, но все-таки безобидного. Несмотря на предложение Ивана «перенести веселье на завтра», он, причмокивая и ахая, вылакал полбутылки дорогого виски прямо из бутылки и захрапел.
Первым дежурил Иван. Когда через пару часов он разбудил Еву, она сказала, что следующей будет дежурить Анна.
– Ладно, – сказал Иван. – Только я хочу с ними расстаться. Утомил меня этот Джонни Уокер.
– Давай мы сначала пройдем город, а там видно будет.
– Видно будет? Ты всегда так говоришь.
– Иван, ты же его видел – он как подросток. Иногда напрягает, пытаясь доказать, что он – мужик, но может и рассмешить. Много у нас поводов для смеха?
– Чаще он напрягает. Гораздо чаще. Или ты хочешь, чтобы у нас был личный шут? Так легче в дороге?
– Я не про дорогу. Мне хочется устроить небольшую вечеринку.
– Что?
– Не пугайся. Просто устроим застолье. Мы с Анной что-нибудь приготовим, кажется, есть из чего. Наш Джонни Уокер научит, как пить «Джонни Уокер». Потанцуем, расслабимся.
– Ева, я не понял. Вспомним Прежнюю Жизнь? Зачем?
– Ни зачем, просто так. И не Прежнюю Жизнь. Мы лишь разнообразим теперешнюю.
– Разнообразим?
Ева вздохнула.
– Ложись спать. Завтра объясню.
– Завтра уже наступило.
– Ложись. Беременным надо угождать. Забыл?
12. Алчность
Назавтра веселье отложили. Каждый отдежуривший постоянно хотел спать. Разбудив следующего, он вызывался лечь под одеяло снова. Даже Грэг, которого разбудили, чтобы он перекусил и допил бутылку виски, вызвался «еще малость покемарить».
В здании и на улице стояла тишина. Нужно было использовать эти условия и отдохнуть. Днем, в очередное дежурство, Иван поработал на стене ресторана на втором этаже. Как обычно, он не стал сразу рассматривать, что получилось, сделал это после сна. Ева разбудила его, сказав, что пропустила очередь Анны:
– Не забудь картиной полюбоваться. Кажется, нас навещал какой-то гений.
Иван прошел в ресторан, выглянул на улицу, убедился в ее пустынности и посмотрел на стену.
Картина напоминала триптих: три разные части на одном полотне. В центре главенствовала унылая серость: водный поток меж двух отвесных стен, на нем рябь от падающих капель дождя. Из воды торчали какие-то предметы, в одном углу – человеческая рука, в другом – голова.
Слева четко выписаны булыжная мостовая и повозка с возницей. Тощий, шляпа надвинута на лоб, скрывая лицо. Он замахивался кнутом на лошадь, натягивал поводья, чтобы она взяла в сторону – впереди, норовя угодить под колесо, лежал булыжник. Небольшой, но достаточный, чтобы повозку тряхнуло, а может, и сломало колесо. Лошадь, испуганная, возможно, из-за предыдущего удара возницы, косилась на зрителя, она отклонялась влево, но удастся ли ей в конечном итоге миновать булыжник, сказать наверняка было нельзя.
Справа сидел старик, уставший, лысоватый, и наблюдал за мальчиком, который вроде бы скакал на одной ноге, глядя в пол. Он напоминал детей, играющих в «классы», возможно, под ногами, куда направлен его взгляд, было что-то начертано. На заднем плане находились какие-то окна без рам, за ними то ли холмы, то ли крыши домов – разобрать невозможно. Но какой-то вид из этого помещения со стариком и мальчиком открывался.
В целом триптих был неярким, каким-то ускользающим. То же было и со смыслом. Единственное, что Ивану пришло на ум – породила его левая часть триптиха, – это фраза «Камень на дороге управляет повозкой». И больше ничего.
И все же Иван был доволен: ему не держать ответ перед критиками и фанатами его искусства, от него не ждут объяснений или просто комментариев. Зато он снова выдал нечто, чем одарил его Бог.
Так прошел еще день. Ивану хотелось выйти и пройти пару кварталов, но он не рискнул оставить Еву без своей защиты: здание большое, его еще не проверили. Можно, конечно, разбудить ее, но тогда оба бодрствуют – Ивану было жаль упускать возможность выспаться как можно больше. Разведка того не стоила.
В течение дня через перекресток прошли несколько шатунов. Один падал, поднимался, шел дальше. Двое других были не на такой стадии, но от усталости агрессия была почти незаметна. В сумерках очередной шатун, худой и высоченный, попытался проникнуть в ресторан – стучал в двери, выкрикивал что-то непонятное, как будто на иностранном языке. Дежурила Анна, но пришло время поднимать Ивана. Анна, испуганная, растормошила его, объяснила, что происходит. Иван схватил ружье, спустился на первый этаж, прошел в вестибюль. Шатун заметил сквозь стекло людей, удвоил усилия – забился в истерике, брызгая слюной. Тщетно: толстое стекло было ему не по силам. Он бился минут пятнадцать, пока не сломал руку, лишь тогда отошел прочь, поплелся дальше, но далеко не ушел – упал и вскоре затих. Иван тяжело вздохнул и посоветовал Анне не терять драгоценное время. Она ушла.
Никто точно не знал, сколько может спать человек до того, как сон перейдет в смерть. Иван, как и Ева, предполагал, что это достаточно индивидуально, чтобы рассчитывать определенное время. Зависело это и от того, насколько прежде был измотан человек. Разница между отдохнувшим спящим и тем, кто перед сном рисковал превратиться в шатуна, была существенна. Потому Грэга разбудили на вторые сутки. Он проснулся, живой и голодный, принялся за еду и затянул тему, о которой упоминала Ева: «нам нужна вечеринка». Но прежде нужно было не только подготовить коктейли и еду, даже Грэг не стал с этим спорить.
Все вместе они обследовали здание, поднявшись на верхние этажи. Раньше там располагались офисы, конторы и магазины. Местами кабинеты выглядели совершенно нетронутыми, в основном же всюду царили разгром и грязь.
В коридоре на пятом этаже они обнаружили первый собачий скелет. Затем еще несколько. Поднявшись на крышу (люк отсутствовал), двое мужчин и две женщины замерли. Крышу усеяли человеческие скелеты. Среди них были видны собачьи, но их было значительно меньше.
– Господи, – прошептала Ева. – Тут было под сотню людей.
– Вот именно – было, – в голосе Грэга не было ни издевки, ни насмешки.
Анна уцепилась за его руку.
– Откуда их столько?
Иван, переступая через кости, прошел к краю крыши, приложил к глазам бинокль.
– Здание большое, места много, – сказал он. – Наверное, здесь изначально оказалось много людей. Их обнаружили собаки. Набежали несколько стай, проникли внутрь. И людям пришлось подняться на крышу. Но не помогло. Лестница не такая крутая, собакам она вполне по силам.
– Как они с улицы прошли? Двери же целые, неужто не закрыли?
– Кто знает, как было? Дверь могли не закрыть. Или кто-то, кто решил здесь спрятаться последним, распахнул ее не вовремя.
– Сейчас уже неважно, – сказала Ева.
– Вот именно. Но я бы проверил другие входы.
Два запасных выхода закрывали двери, не очень крепкие, но забаррикадировать их оказалось несложно: мебели поблизости было в избытке.
После «кладбища» на крыше все молчали: Грэг лакал виски, женщины принялись за готовку. Расположились в зале на втором этаже. Иван чистил ружье подручными найденными средствами, посматривал в окно.
Калуга выглядела гораздо оживленнее Брянска. С крыши Иван за какую-то минуту улавливал движение в разных концах города, и не факт, что это были шатуны, скорее наоборот. Города, по размеру примерно одинаковые, по насыщенности теперешнего населения разнились. Причина? Близость к Москве с ее системой метрополитена, некая гарантия против Великого Холода, если он снова навестит этот мир? Или дело в знаках? Знаки видят все, кто проходит этой дорогой, они вряд ли предназначены исключительно Ивану, они выписаны для всех, кто их увидит. Остальных их группа не может видеть, но, если бы они «застряли» на одном месте, если могли бы сделать это физически и понаблюдать, наверняка увидели бы массу подобных ходоков, бредущих наудачу, в слепой надежде. Неважны характер, возраст, пол и здоровье этих людей, неважно и то, кем они были в Прежней Жизни – стоит любому из них увидеть знак, указывающий направление, и это дает ему хоть какую-то цель, а не ломаную кривую перекати-поле, которая, возможно, подходит этому своеобразному растению, но вряд ли удовлетворяет человека.
Если людей в городе немало, с одной стороны, это дополнительная опасность стычек, с другой – больше шансов уцелеть, если город навестит громадная стая собак. В одном выигрываешь, в другом проигрываешь – извечное равновесие.
Когда Грэг пошел за следующей бутылкой, он заглянул в офис и обнаружил в сейфе пачку банкнот: евро, доллары, российские рубли. Вернулся он улыбающийся, как если бы деньги еще имели хоть какую-то ценность.
– Вы только посмотрите! – он потряс пачкой в руке. – Хватит, чтобы купить половину этого кабака!
Ева засмеялась.
– И кто продавец? Кажется, кабак можно забрать бесплатно. На недельку от силы. Пока не придут крысы. Вот этим ничего покупать не надо.
– Крысы придут, крысы придут. Чего плакать заранее?
– Грэг, не бурчи, никто заранее не плачет. Ты лучше готовься: скоро будет тушеное мясо с ананасами и киви.
Ева и Анна разожгли маленький костерок в кухонной мойке, на нем сейчас готовилось мясо в огромной ребристой сковороде.
– С консервированными ананасами, – заметил Грэг. – С консервированными, ты забыла сказать. Так что…
– Сейчас слово «консервированные» можно не говорить, сейчас все такое, другого нет, но пальчики ты все равно оближешь.
Так и случилось. Скоро они принялись за обед, шикарный в сравнении со всем, что было до этого. Еды было вдоволь, и она была вкусной. Иван улыбался, глядя на жену, и мысленно благодарил ее за идею расслабиться и шикануть. Это было кстати.
Грэг где-то раздобыл шапку Санта-Клауса, напялил, обмотал шею разноцветными лентами, смешал массу коктейлей и тыкал бокалами в остальных.
– Вы только оцените! Это «Большой Бен»! А это «Эй-Эм-Би-Эй»! «Четвертое Июля»! «Барбикан»! «Епископ»! Вы вообще такое пробовали? Даю свой зад на отсечение – нет!
Он заржал, довольный сравнением.
Иван заметил:
– Я, конечно, не спец по коктейлям, но, если не ошибаюсь, для каждого коктейля нужен лед. И еще шейкер, не просто налил, подлил, долил, взбаламутил.
Улыбка у Грэга исчезла, но ненадолго.
– Сейчас забудь не только слово «консервированный», но и слова «лед для коктейлей».
Он снова заржал. Иван промолчал: однако нашелся ведь, бестия. Впрочем, лучше к нему не цепляться, спокойней будет. Сам Грэг, похоже, решил перейти в атаку. Он встал, держа очередной бокал с коктейлем.
– Зацените: коктейль «Бэретт». Виски «Бурбон», ликер «Гальяно», ликер «Амаретто». Виски в два раза больше, чем ликера.
Ева не выдержала:
– В прошлой жизни ты, наверное, был барменом. До того, как стать менеджером.
– В прошлой жизни я был всем! Думаете: менеджер – а-а, фигня какая-то. Я все что угодно мог. Вот ты, Ева, кем была?
– Врачом-терапевтом. Правда, почти не поработала, только институт закончила. Практика началась и…
– Да-а, – Грэг скорчил физиономию. – Гоп-компания! Одна – воспитательница в детском саду, вторая – врач. Ну и – низкий поклон людям творчества – художник. Или ты по совместительству кочегаром был?
– Не угадал, коктейльный специалист. Я занимался разным художественным оформлением, зарабатывал. Так что и так и этак – художник.
– Ладно, один хрен, господа гуманитарии. Из вас только я был человеком дела. Только я один реально вращал экономику.
– Жаль, что это не помогло, – сказала Ева. – И мир все равно ухнул в бездну.
– А это, дорогуша, как писали в контрактах, «обстоятельства непреодолимой силы». Это ни от кого не зависело. И если б не этот всемирный кабздец, мир вперед толкали бы такие люди, как я. А не гуманитарии.
– Толкатель ты наш.
– Грэг, прекрати, – потребовала Анна.
– Да, Грэг, давай перейдем на другую тему. О твоем вкладе в прогресс человечества мы уже поняли: великий. Давай о чем-нибудь другом.
– Только не иронизируй, дорогуша. Не стоит.
– Грэг, тебе надо встряхнуться, покажи себя в деле, мачо. А то болтать любой горазд.
Ева потянула Ивана танцевать, напевая одну из стареньких композиций Прежней Жизни – шведской группы «Роксет». Громко, выверенно – аппаратуры не понадобилось, чтобы понять, какую мелодию она выбрала. Грэг, приоткрыв рот, наблюдал за ними. Анна переводила взгляд с него на танцующую пару.
– Грэг! – выкрикнула Ева. – Твоя дама ждет! Не ты ли хотел вечеринку с выпивкой и телками?
Грэг потянул Анну за собой, сначала хмурый, недовольный – он делал ей одолжение, – но постепенно танец его раззадорил, обе руки переместились на ягодицы Анны, разминая их. Он целовал ее, облизывая щеки и шею, Анна закрыла глаза, они смещались к выходу из зала.
Ева засмеялась, прошептала Ивану на ухо:
– Менеджер наш тот еще кобелино.
Грэг потянул Анну к выходу.
– Пойдем-ка, мой персик. Надо кое-что сделать…
Через минуту Иван и Ева услышали стоны Анны. Парочка ушла не очень далеко, а может, это громко кричала возбужденная Анна.
Ева, глядя на Ивана, улыбнулась. Он не улыбался, смотрел на нее не мигая.
– А мы чем хуже? – прошептала Ева.
Иван быстро расстегнул ее джинсы.
Анна смотрела на Грэга и колебалась. Разбудить или нет?
Он шумно дышал, открыв рот, правая рука закинута за голову, левая на животе. Он казался беспутным, беззащитным, немного смешным, каким угодно, только не опасным, не способным на мерзкий поступок.
– Разбуди меня, когда отдежуришь, – попросил он Анну. – Этот стенописец боится, чтобы я не спал, когда спит он… Так вот я им докажу, что мне можно доверять. Его разбужу я, а не ты. Отдежурю и разбужу.
Они лежали на диване, тесно прижавшись друг к другу: голые, расслабленные, что тут говорить, удовлетворенные. Анне было так хорошо, как никогда не было. Она никак не ожидала такого мощного удовлетворения. Предыдущий секс с Грэгом был обычным, хотя и приносил ей удовольствие, был каким-то поспешным. Она не могла расслабиться по-настоящему, была скованна, ее терзала какая-то вина, но сегодня все вышло по максимуму. Ее так расслабил алкоголь? Или она наконец-то осознала, что Грэг теперь – вся ее жизнь, во всех смыслах?
Она коснулась рукой его плеча, слегка встряхнула. Грэг пошевелился, дыхание стало тише, но, конечно, этого мало – не проснется. Анна по-прежнему колебалась. Иван доверил ей охранять их сон и жизнь, но разговора про Грэга не было. Что он ей скажет назавтра, когда его разбудит Грэг, не она?
Анна так и сказала на просьбу Грэга:
– Иван просил, чтобы его разбудила я.
Грэг приподнялся на локте, заглянул ей в лицо. Анне показалось, что он сейчас закричит, но он улыбался.
– Ты моя женщина?
– Грэг, причем здесь…
– Нет, скажи. Моя?
– Твоя.
– Вот. Разбуди меня, я хочу с тобой еще покувыркаться. Чтобы никто не слышал, как мы этим занимаемся. Сейчас мы не совсем одни, понятно? – он помолчал. – Ты видела, какую хрень он намалевал на стенке?
– Не знаю, мне понравилось…
– Понравилось?
– Немного тоскливо становится, но… понравилось.
– Не смеши меня. Эта мазня тебе понравилась? Он чокнутый и рисует всякую хрень. Ладно, разговор не о нем, пусть делает со стенками, что хочет, только бы не ломал, – он хмыкнул. – В общем, разбуди меня. Поднимем твоего стенописца и вместе ляжем спать. Рядышком.
Он поцеловал ее, и сейчас Анна вспомнила этот поцелуй – прикосновение губ и короткой бороды. И она решилась – зажгла свечи, которых было в избытке (они уже делали так вечером, когда стемнело), потрясла Грэга сильнее.
Он просыпался медленно, долго сидел, что-то бормотал, и Анна предложила:
– Ты же не выспался. Ложись еще поспи.
Он не лег. Он приложился к бутылке, из большого чана, куда они принесли воды, сполоснул лицо и руки. И раздел Анну, поставил ее на четвереньки. Спустя минуту она уже кричала, а он, поглядывая на спящих Ивана и Еву, скалился, бормотал пошлости, пока, не выходя из Анны, не завалился с ней на бок.
Когда она отдышалась и встала, натягивая одежду, он улыбнулся:
– Ложись спать. Ложись, не спорь.
Она заколебалась, не зная, как настоять на том, чтобы разбудить Ивана. Она не хотела обидеть Грэга, но и не подчиниться Ивану тоже не хотела. Грэг, ленивый, удовлетворенный, сел у окна с бокалом коктейля и выглядел так, что Анна поняла: пусть дежурит, все нормально. Так им всем будет легче, и недоверие Ивана закончится. Быть может, именно сейчас ее решение поможет наладить их отношения.
Она подошла к нему, поцеловала.
– Поднимешь меня через час, я еще подежурю и разбужу Ивана? – она хотела угодить Грэгу, не нарушив требования Ивана.
– Тебе так хочется самой разбудить господина художника?
Она кивнула.
– Завтра я скажу ему, что ты дежурил, что все было нормально и тебе можно доверять.
Он помолчал, допивая коктейль.
– Ладно. Разбужу – посмотрим. Ложись.
Она помедлила, легла, потушив свечи. Со своего места у окна он чувствовал ее взгляд: она еще колебалась, не засыпала. Он улыбался, она не могла видеть эту улыбку. Он победил. Еще до того, как он услышал ее ровное дыхание (заснула!), он поздравил себя с победой.
Иван сидел у него в печени, зло копилось постепенно, но неумолимо. Грэг понимал, что должен ему отомстить, и он это сделает! Время пришло! Теперь этот придурок никогда не проснется, а его баба пойдет с Грэгом, и он сделает из нее покорную лошадку. А нет – так ей же хуже. Грэг вышвырнет ее, и она пополнит ряды обреченных. Она достала его не меньше своего муженька. Она вроде бы пыталась разряжать обстановку, не допуская, чтобы Иван о чем-то спорил с Грэгом, но при этом ее сарказм, ее ирония и подколки делали только хуже. Она… издевалась над ним. Да, именно так. Возможно, она сама этого не хотела, но это ничего не меняло. Неосторожное убийство тоже убийство. И ей придется заплатить.
Грэг встал, отшвырнул бокал. Звон разбитого стекла показался в предутренней тишине ружейным выстрелом, но Грэг улыбнулся. Если разбить всю имевшуюся в ресторане посуду, ни Иван, ни Ева не проснутся. Замечательно! Ори, танцуй, пой – ничто их не разбудит, пока Грэг лично не сделает это.
Его переполняла какая-то странная энергия. Казалось, сон не понадобится ему в ближайшую неделю. Конечно, это не так, но сутки он продержится, к этому времени Анна поймет, что должна быть на его стороне, иначе… партнершу можно и поменять.
Грэг решил собрать вещи, прежде чем разбудить женщин и дать понять Еве, как ее жизнь изменилась. С каждой минутой рассвет набирал силу, но внутри было еще темно, и Грэг зажег свечи. Он потянулся к рюкзакам, вернулся, навис над Иваном. Лицо у того было безмятежным.
– Ну что? – Грэгу захотелось плюнуть ему в лицо, но он не решился. – Так кто из нас круче? Тот, кто сдохнет во сне, или тот, кто будет жить дальше, иметь двух баб и пить виски? Чего молчишь, умник? А, прости, не заметил – ты дрыхнешь, вот в чем дело. Я, конечно, могу тебя разбудить, но ты будешь нервничать, наложишь в штанишки, а я же добрый. Так что сдохни, не зная, что сдох!
Грэг корчил рожи, дурачился еще с минуту, пока самому не стало неприятно. Опустошенный и злой, он вышел.
Ева не могла понять, что происходит. Ее разбудила Анна, не Иван, лицо у нее было напряженным, улыбка неестественной. Казалось, Анна будила ее так, словно не хотела этого делать или… оттягивала то, что делала?
Ева подняла голову, села.
– Проснись, – прошептала Анна, и голос ее тоже казался не таким, как обычно.
Ева увидела Ивана, спящего – та же поза, в которой его оставила она сама. Ева огляделась. Грэг стоял на пороге с ружьем в руке и ухмылялся. Даже в этот момент она не поняла, что происходит, хотя и могла бы догадаться. Она все еще не верила, что такое может быть.