Военный советникъ Кулаков Алексей
– Mon cher oncle Serge[35], у меня возникли некоторые опасения…
– О, неужели?..
Придавив ладонью сафьян, юноша уточнил:
– …касательно определенных моментов предстоящих торжеств.
Откинувшись на спинку софы, Сергей Александрович поощряющее улыбнулся, отдавая должное успехам Мишеньки в «гладкой» дворцовой речи. Крайне полезный навык для любого из великих князей – говорить ни о чем и обо всем одновременно с выражением доброжелательного внимания на лице. Очень полезный, очень!
– И что же именно тебя смущает?
– Народное гуляние на Ходынском поле и в его окрестностях, с последующей раздачей подарков. Сведущие люди полагают, и я вполне склонен с ними согласиться, что желающих получить «царский гостинец» будет несколько больше ожидаемых четырехсот тысяч.
– Вот как?..
– Кроме того, место для гуляний выбрано откровенно дурно: овраги, промоины, заброшенные колодцы – не говоря уже об оставшихся после военных учений множестве ям и траншей!
Слушая, но практически не слыша все эти рассуждения, дядюшка невольно умилялся. Как же вырос племянник!.. И как удивительно он похож на своего почившего отца! Такой же серьезный и ответственный, с основательным подходом и вниманием даже к самым незначительнейшим мелочам. Боже, как же летит время! Вроде бы еще недавно застенчивый розовощекий мальчик бегал по Гатчинскому дворцу, время от времени проказничал и смешно картавил, усердно выговаривая непослушные его губам звуки – а взрослые старательно давили улыбки и подбадривали малыша. Когда же он чуть подрос, начались подтрунивания уже над привычкой Мишеньки прыгать с разбега в кресло, и вытягивать перед собой ноги. Его за это даже дразнили «милым Floppy[36]»…
– …отделить семейных, объявив, что подарки им будут раздавать в другом месте. Вкупе с бесплатными киносеансами для детей и подростков, это несомненно позволит…
Зацепившись за созвучное с мыслями слово, и по-прежнему находясь во власти ностальгического настроения, московский генерал-губернатор согласно кивнул – вспоминая собеседника очаровательно-застенчивым Шлепунчиком, как-то незаметно превратившимся вначале в худого нескладного юнца Мишкина[37], а потом и вовсе в молодого и статного Михаила. Куда все ушло? Время, ты воистину беспощадно! Незаметно вздохнув, Сергей Александрович вновь машинально кивнул в ответ на вопрошающий взгляд племянника. Кстати, о чем это он там? А, о развлечениях для черни… Хм, все эти наборы подарков, даровой квас, печатные пряники и значки, ярмарки с дешевыми товарами на весь Коронационный период, прочие мероприятия – все это несло в себе несомненные признаки единого планирования. Хотя генерал-губернатору финансовой и торговой столицы империи было очень трудно поверить в охвативший московских купцов приступ немотивированной расточительности. Это старообрядцев-то, закореневших в нелюбви к синодальной церкви и Дому Романовых? Пфе!.. Тут на ум скорее приходил кое-кто другой, способный выкинуть на воздух (а иначе все эти бесплатные раздачи не назвать) сотни тысяч рублей по просьбе друга – и не просто выкинуть, а еще и каким-то образом на этом заработать некий политический капитал. Впрочем и репутация щедрого мецената тоже никогда не бывает лишней… Правда, у младшего племянника она уже давно сложилась: больше него жертвует на благотворительность разве что его брат цесаревич Георгий. Так что все же речь идет о политике. Или нет?
– Кстати, как здоровье Жоржи[38]? Он прибудет, или?..
– Нет, братец решил остаться на минеральных источниках Абастумани[39], из-за известных обстоятельств.
– Я так и думал.
Элегантно-выверенным движением переменив положение, в котором он восседал на софе, старший из великих князей все тем же светским тоном полюбопытствовал, не прибудет ли на Коронацию некий известный им обоим надворный советник? Услышав отрицание, Сергей Александрович неподдельно расстроился. Будучи одним из высших аристократов империи, он ценил князя Агренева как интересного собеседника, с которым можно было общаться на превеликое множество тем – и который не обращал внимания на некоторые, гм, особенности тридцатидевятилетнего Романова (в частности, на слухи о его не совсем традиционных интимных наклонностях). Да и вообще, с самого начала показал себя человеком широких взглядов! В своей ипостаси московского генерал-губернатора он тоже был весьма заинтересован в личной встрече с архимиллионером Агреневым – без него намертво встало сразу несколько весьма важных для великого князя (и Москвы в целом) начинаний. Потому что директора-распорядители агреневских компаний резко глохли и порядочно глупели при любых намеках на незапланированную их работодателем благотворительность – посылая самых настойчивых в Хабаровск, непосредственно к князю Александру. Чье влияние и репутацию у московского купечества опять-таки сложно было переоценить… И вообще, какого черта он торчит на Дальнем Востоке, когда так нужен здесь!..
– Так что вы скажете, дядя?
– М-мм?..
Осознав, что в очередной раз выпал из разговора (хотя, скорее уж монолога Мишеньки, довольно мило порозовевшего скулами от юношеских эмоций), один из основных организаторов предстоящей Коронации немедленно состроил деловито-довольное выражение лица:
– Что же. Я нахожу твои предложения весьма своевременными и дельными.
Выразительным жестом протянув руку, дядюшка подождал, пока в нее вложат сафьяновую папку.
– Они неплохо дополнят уже проводимые мероприятия – хотя, разумеется…
Возвращаясь к карете, Сергей Александрович слегка утомленно потер переносицу и страдальчески прищурился – эта майская жара его просто убивала. Да еще эта оттягивающая руки папка!
– Гм, поручить обер-полицмейстеру Власовскому?
Устроив свое седалище на упругом сиденье, московский генерал-губернатор снял фуражку и отер белоснежным платочком испарину со лба.
– Пожалуй, так и сделаем.
Ведь зачем еще нужны подчиненные, кроме как работать за свое начальство?
В один год с большими стройками Кыштымского горно-заводского округа началась еще одна – не очень большая и не особо торопливая, но тоже наполненными круглосуточным шумом и мельтешением людского муравейника. Зазеленела разнотравьем весна, украсилось медвяными ароматами лето, упали последние осенние листья… И вот уже в одном из живописных местечек Урала, окруженные вечнозелеными ельниками, выросли корпуса из светло-желтого кирпича. В одних документах они проходили как санаторий «Белый лебедь», в других их обозначали как «Центр реабилитации и протезирования». Иногда использовалось и такое словосочетание как «Научно-исследовательский институт травматологии[40]» – но это совсем уж в скучных бумажках, которые писали и читали от силы десяток человек.
– Добро пожаловать, Григорий Дмитриевич!..
Небольшие уютные комнаты-палаты, доброжелательные и весьма квалифицированные врачи, свежий воздух и даже затейливая паутинка дорожек, выложенных из разноцветной тротуарной плитки – все это настраивало на выздоровление. Непременное и безоговорочное! Царящая в санатории атмосфера была так сильна, что даже ревизор, прибывший в сей «храм Асклепия» с плановой проверкой, не осмелился ее нарушить.
– Здесь у нас принимают грязевые ванны. Очень помогает при нервических расстройствах, очень! Кстати, не желаете попробовать-с?
– Хм. Можете мне не верить, Алексей Борисович, но в свое время я достаточно напринимался таких процедур. И с нервами у меня все в порядке.
– Как вам будет угодно-с.
Собственно, Григорий Дмитрич Долгин и не собирался ничего нарушать и разрушать, будучи (временами и по настроению) человеком просто-таки выдающейся скромности и тактичности – настолько, что во время выборочного осмотра корпусов спокойно разговаривал с находящимися на излечении мастеровыми. А кое-кому так даже и руку пожать не побрезговал. Левую, потому что от правой, увы, остался лишь исполосованный свежими шрамами огрызок. У второго такого счастливчика с руками, слава богу, все было нормально – работящие, мозолистые, без преувеличения золотые!.. Зато от колен до земли блестели трубками из полированной алюмостали новенькие металлические ноги…
– Вы подготовили плановый отчет?
Поначалу ревизора в его трудах сопровождал начальник санатория, но ближе к полудню его сменил ведущий специалист-травматолог Алексей Борисович Ганецкий. Внешность сей господин имел самую заурядную: был откровенно лысоват (если не сказать – плешив), изрядно полноват, вдобавок обременен солидными годами и прилагающимся к ним набором возрастных болячек. В общем, ничего примечательного. Но насколько облик магистра медицинских наук был невзрачен снаружи, настолько же примечательным был его богатый внутренний мир. Весьма своеобразное понимание медицинской этики и человеческой морали, разум пытливого исследователя и жажда успеть как можно больше за оставшийся ему срок – давали на выходе человека, которого Долгин время от времени мечтал убить. И не так, чтобы пулю в лоб или там пластануть шашкой с оттягом, а – медленно, и как можно более мучительно. К сожалению, приходилось давить на корню такие порывы души, выказывая вместо них сочувственно-доброжелательное отношение к идущему рядом вивисектору от науки.
– Уже передал вашему помощнику, Григорий Дмитрич.
Выслушав доклад бухгалтера-аудитора, а затем вдумчиво и разнообразно отобедав, господин главный инспектор направился в гостевые апартаменты, дабы без помех поработать с документами – вот только несколько заплутал. Ошибся всего-то в одном повороте, а в результате каким-то странным образом оказался возле вивария[41] с перекрикивающимися в его клетках обезьянами. Попытался было вернуться, но почему-то раз за разом натыкался на толстую сталь закрытых дверей и неприятные взгляды охраны: впрочем, удостоверение-«вездеход» волшебным образом открывало первые, и умиротворяло вторых…
– С чего начнем обход-с?
– На ваше усмотрение, Алексей Борисович.
Покинув светлые, стерильно-чистые и вместе с тем ощутимо давящие на психику подземелья ближе к закату, господин главный инспектор захотел немного прогуляться по дорожкам вокруг административного корпуса. Нет, с нервами у него все было в порядке. И совесть не давила. Просто он размышлял о перспективах использования некоей металлической пластины сложной формы, бывшей штатным ключом системы самоуничтожения режимных лабораторий. Тех самых, где как раз шли крайне важные исследования по травматологии и протезированию; где достигли значительного прогресса в излечении ожогов и пересадке кожи, где начали отрабатывать приемы пластической и нейрохирургии… Одним словом, тех самых подземелий, где проводились, говоря сухим и казенным языком официального документооборота, «натурные опыты и исследования в области экспериментальной медицины» и разрабатывались «передовые медицинские технологии». Так вот: рано или поздно, но время для этого ключа придет…
– Вы позволите к вам присоединиться?
– Гхм?.. Да, конечно.
– Благодарю.
Выждав, пока несколько прогуливающихся санаторников отойдут на приличное расстояние, магистр Ганецкий поинтересовался:
– Могу я узнать результат проверки?
– Все в полнейшем порядке.
Довольно покивав, глава научно-исследовательского института все с тем же напором продолжил:
– У меня появилось несколько предложений для Александра Яковлевича. Исключительно для пользы нашего общего дела.
Невежливо отвернувшись от собеседника, ревизор быстро осмотрелся – впрочем, его действия встретили полнейшее понимание.
– Продолжайте.
– Производство препаратов группы «А» и «Б» в лаборатории второго минусового уровня позволило бы сократить время на…
– К сожалению, на вашем оборудовании производство спецпрепаратов невозможно.
– О?!
Потерев ладони, шестидесятилетний медик-исследователь огорченно нахмурился:
– Жаль.
Еще раз вздохнув и отбросив остальные предложения, почтеннейший Алексей Борисович пожаловался на главную для него проблему:
– Мне и моим коллегам решительно не хватает подопытного материала!
– Н-да?
– Нет, что касается шимпанзе, свиней и прочих заменителей, тут все в полнейшем порядке. Но вы же понимаете, о чем я? Из-за этого часть исследований практически стоит, а в некоторых смежных темах приходится использовать один и тот же образец! Возможно, Александр Яковлевич согласится несколько… понизить требования к кандидатам?..
Претензии и жалобы магистра были вполне обоснованны. В конце концов, от него требовали результаты, а их без весьма специфических «расходных материалов» достичь было нельзя! Тех самых материалов, которые работники Отдела экспедирования «добывали» исключительно в преступной среде, отдавая предпочтение насильникам-педофилам и тем, кого криминалисты будущего назовут серийными убийцами.
– Я думаю, решение по этому вопросу будет сугубо положительным.
Мимолетно усмехнувшись тому, какие интеллигентные фразы он научился говорить, Долгин перевел легкую гримасу в доброжелательную улыбку и заверил ведущего специалиста в том, что обеспечит его всем необходимым. Уж простых душегубов-рецидивистов на век милейшего Виталия Борисовича и шестерых его коллег должно было хватить с преизрядным запасом!.. А если даже и не хватит (во что многоопытному начальнику Отдела экспедирования верилось с большим трудом), то недостачу всегда можно было покрыть за счет наиболее пламенных революционеров и особенно наглых грабителей-налетчиков. Впрочем, зачастую эти две категории удивительным образом совмещались.
– Так я на вас надеюсь?
– Всенепременно.
Достав из внутреннего кармана сложенный вчетверо листок, Ганецкий аккуратно его развернул:
– Было бы неплохо привлечь к исследовательской работе вот этого человека. Отличный специалист и настоящий ученый!..
Принимая лист с установочными данными и краткой биографией очередного медика-маньяка, Долгин молча кивнул. И еще раз – когда прощался с травматологом мирового уровня, пытливым исследователем и просто влюбленным в свое дело человеком. Погуляв еще с полчаса и возвращаясь в гостевые апартаменты, ревизор нечаянно наткнулся на заместителя начальника санатория по административно-хозяйственной части. Пара тихих фраз с взаимными извинениями (а чего орать, коли время позднее?), и двое мужчин разошлись в разные стороны – а сгущающиеся сумерки не позволили никому увидеть, как из рук в руки перекочевал большой запечатанный конверт. Ученые люди, они ведь как дети малые, за ними постоянный присмотр нужен!.. Хотя в данном случае ближе и точнее было бы слово «контроль» – незаметный, но при этом достаточно плотный.
– Ужин подавать, Григорий Дмитрич?
Одобрив инициативу телохранителей (хотя официально это были его порученцы и секретари), мужчина наконец-то добрался до спальни – где первым же делом подсел к бронированному хранилищу, успешно маскирующемуся под обычный дорожный чемодан. Аккуратно прокрутил колесики двух кодовых замочков, затем вставил цилиндрик ключа, и на всякий случай проверил левое наборное устройство. Почему левое? Потому как именно оно отвечало за срабатывание встроенных в крышку и днище кейса брусочков прессованного термита[42]. Один раз он уже набрал неправильный код – впечатлений хватило с избытком…
– М-да, а ведь не влезет…
Покрутив в руках надежно упакованные и прошитые пакеты с отчетами магистра Ганецкого и его коллег, Григорий огорченно вздохнул и принялся выгребать из переносного сейфа все его содержимое. Почти все – плоскую прямоугольную коробочку, сталь которой несла на себе неприятно «шипастое» желтое клеймо биологической опасности, он трогать не стал. Как и три больших конверта, никак не подписанных, но с изящным оттиском черного лебедя. Во-первых, они лежали в самом низу. Во-вторых, санаторий «Черный лебедь» специализировался на инфекционных больных и вообще нигде не проходил по официальным документам. Ну и, в-третьих… Впрочем, и первых двух пунктов было достаточно. Кстати, специалисты этого дальневосточного курорта ни единого разу не жаловались на недостаток «добровольцев», потому что все потребности тамошних исследователей с лихвой перекрывали одни только хунхузы.
– Что у нас тут, «Артек»?..
Документы с детского курорта в Геленджике стали первой жертвой – потому что официальное назначение конкретно этого санатория полностью соответствовало реальному состоянию дел. Просто очень большой детский лагерь, где набирались здоровья, бронзового загара и незабываемых впечатлений дети мастеровых, отправленные на море по медицинским показаниям. Впрочем, при желании путевку можно было просто выкупить, причем за сравнительно небольшие деньги – но только работникам агреневского концерна.
– Григорий Дмитрич, все готово.
– Да-да, иду.
Внимательно отсортировав документы для байкальского клуба рыболовов «Омуль», часть Долгин вернул обратно – ту самую, где были упоминания таких специфических рыболовных снастей как глубоководный батискаф, магнитные мины и легкие (к сожалению, пока весьма условно) акваланги. Затем откинул в сторону результаты проверки таганрогского санатория «Нептун», где поправляли свое здоровье рабочие с вредных производств. Протягивая руку за новой стопкой пакетов, главный инспектор невольно отвлекся на бурчание собственного живота.
Бур-р!..
Сглатывая выделившуюся слюну, он быстро заполнил оставшееся в бронечемоданчике место документами из научно-исследовательского института имени Пильчикова и отчетами номерных лабораторий, примерился, как закрывается крышка бронечемодана, и задумчиво поглядел на пакеты из «Артека» и «Нептуна», оставшиеся без надежной защиты его личного переносного сейфа.
Бур-рр!..
– Нам скрывать нечего, хе-хе…
Уступая прорезавшемуся голоду, член совета директоров быстро (но вместе с тем аккуратно) закрыл кейс-переросток, вернул цепочку с ключом на шею и энергично потер ладони, вспоминая службу в Пограничной страже:
– Пожрать, поспать да бабу сладкую помять – это мы завсегда готовы!..
Глава 3
– Виноват, ваше высокородие!..
Подождав, пока замешкавшийся швейцар распахнет перед ней тяжелую дверь, госпожа статская советница[43] Волошина-Томанова покинула здание частной школы-пансионата для девочек благородного сословия, привычно проигнорировав подобострастное:
– Всего наилучшего, ваше высокородие!
Чуть задержалась на крыльце, выискивая сквозь мягкий февральский снегопад свой личный выезд[44], убрала узкие ладони в приятную теплоту меховой муфты и направилась за ограду – одновременно вновь переживая только-только закончившееся свидание с дочерью Александрой.
– Вот же вздорная девчонка!..
Ощутив неожиданный приступ вины и легкого раскаяния, чувственные губы Софьи Михайловны на какое-то мгновение беспомощно задрожали, и!.. Впрочем, она быстро преодолела неожиданный приступ душевной слабости, утешившись приятными воспоминаниями с толикой печальных размышлений. Шесть лет назад, благополучно разродившись от бремени здоровой девочкой, она намеревалась целиком и полностью посвятить себя воспитанию дочери. Однако вначале случилось знакомство с будущим супругом, затем его красивые ухаживания, которые не прекратило даже ее признание о внебрачном ребенке. Скромное венчание прямо в Швейцарии, в одной из тамошних православных церквушек, начало семейной жизни и связанные с этим приятные хлопоты… Калистрат Георгиевич оказался тем самым человеком, которого она искала: надежный, обеспеченный и в меру консервативно-старомодный. Конечно, с его двумя сыновьями от первого брака поначалу пришлось довольно сложно, ведь дети прекрасно помнили покойную мать и встретили мачеху неласково. К счастью, со временем это удалось благополучно преодолеть, вот только родственные чувства между братьями и их сводной сестрой как-то не сложились: сначала сказывалась разница в возрасте, потом добавился сложный характер девочки, начавший проявляться в ней чуть ли не с пеленок. А учитывая тот факт, что глава семейства Сашеньку хоть и удочерил, но особо ею не интересовался… В общем, самым лучшим выходом стало отдать юную мадемуазель в хорошее частное заведение с полным пансионом. Поначалу она навещала новоявленную школьницу каждое воскресение, затем, постепенно, встречи сократились до раза в две-три недели – но не от того, что она разлюбила дочь! Совсем нет!!! Просто чем дальше, тем больше времени уходило у Софи на участие в работе разных попечительских комитетов и организацию благотворительных приемов и лотерей. Иногда все это занимало ее столь плотно, что приходилось вынужденно пропускать очередное свидание. Но она никогда не забывала извиниться, и порадовать свою девочку каким-нибудь небольшим подарком!.. Кроме того, Сашеньку довольно регулярно навещала одна из незамужних племянниц мужа, тридцатилетняя Галина Георгиевна – увидев ее в первый раз еще маленькой крохой, старая дева тут же преисполнилась неподдельного умиления и самой горячей любви…
– Софья Михайловна.
Сегодня же она заранее предупредила Сашеньку о недолгой разлуке – супруга совершенно замучали приступы одышки, и семейный доктор прописал отдых на минеральных водах Кавказа. Или в Швейцарских Альпах. Хотя подойдет и французский Биарриц[45]: воздух морского побережья ничуть не менее целебен, чем на горных курортах. Главное, дышать полной грудью, и подольше – месяц или полтора… ну никак не больше двух! Ничтожный, в сущности, срок, особенно для восстановления пошатнувшегося здоровья…
– Софья Михайловна?..
Александра же, узнав о недолгой разлуке, проявила удивительную черствость и эгоизм – и уж она-то знает, откуда у дочки такие дурные душевные качества! Вернее, от кого оные передались!..
– Софья Михайловна!
Наконец-то осознав, что кто-то пытается ее дозваться, светская львица недоуменно огляделась, только сейчас обратив внимание на стоящую возле нее незнакомую даму. Хотя нет, прожалуй все же мадемуазель. Слишком молода, к тому же отсутствие украшений, доступных только замужним женщинам[46]… Несколько смущало отсутствие обязательной для молоденькой дворянки дуэньи, впрочем – пара явных служанок возле дорогого выезда сняли большую часть вопросов госпожи статской советницы Волошиной-Томановой.
– Ульяна Савватеевна Вожина. Прошу, это вам.
С нарастающим недоумением приняв в руки длинный, узкий и совершенно неподписанный конверт, София повертела его в руках. Захрустел на легком морозце глянец дорогой бумаги, дрогнули губы, проговаривая про себя отдельные слова…
– Крестный отец?! Но помилуйте…
Кое-как справившись с бурей чувств и быстро осмотревшись, бывшая баронесса фон Виттельсбах зашипела, как громадная анаконда:
– Немедленно объяснитесь!..
Миролюбиво улыбнувшись, мадемуазель Вожина почти незаметным жестом успокоила служанок-телохранительниц.
– Не стоит так волноваться, Софья Михайловна. Записи в церковной книге и метриках немного исправлены, все остальное тоже в полном порядке.
Полюбовавшись на собеседницу, потерявшую дар речи, Ульяна все так же спокойно продолжила:
– Дядя помнит и соблюдает соглашение, и не будет искать встречи с дочерью до ее совершеннолетия. Однако в договор не входил запрет на общение с другими родственниками со стороны Александра Яковлевича. Это непосредственно я, и его тетушка Татьяна Львовна.
– Вы говорите невозможные вещи! Да и как я объясню Калистрату Георгиевичу?..
– Если вас что-то не устраивает, то дядя всегда готов встретиться с вами и вашим супругом.
– Это совершенно излишне!..
Моментально успокоившаяся баронесса быстро просчитала все возможные варианты и последствия, после чего в очередной раз покорилась судьбе в лице бывшего любовника. А что Софи еще оставалось делать? Тем более что ее покладистость неизменно вознаграждалась незримой поддержкой мужу в служебных и коммерческих делах, и регулярными подарками лично для нее.
– Мне не… Я все устрою сама.
– В качестве извинений за доставленные неудобства мы просим вас принять в подарок автомобиль. Любой имеющийся в наличии в харьковском представительстве «АМО».
Взяв очередной неподписанный конверт, светская львица немедля полюбопытствовала его содержимым. Обнаружила билет «Всероссийской автомобильной лотереи», трагично и чуточку напоказ вздохнула и окончательно оттаяла – благо ей уже доводилось «выигрывать» приятные суммы «на шляпки, булавки» и прочие женские мелочи.
– Всего хорошего, Софья Михайловна.
– Да-да, конечно.
Провожая взглядом экипаж недавней собеседницы, Ульяна позволила себе небольшую презрительную усмешку – после чего направилась в… Как там дядя Саша говорил об учебных заведениях для дворянок – или женский монастырь с уклоном в серпентарий, или помесь казармы с курятником? Главное, что на выходе благородные барышни имели в голове всего три мысли: об удачном замужестве, разнообразных развлечениях и обязательном любовнике. Хотя это относилось скорее к выпускницам конкретно Институтов благородных девиц – ныне же речь шла всего лишь о частной школе, призванной подготовить юных дворянок и богатых мещанок к поступлению в гимназию.
– Александра Волошина-Томанова, подготовительный класс, кузина.
Дежурная дама придирчиво оглядела посетительницу и внесла в журнал посещений соответствующую запись.
– Эта мадемуазель с вами?..
Покосившись на хорошенькую кореянку, застывшую обманчиво-хрупкой статуэткой позади нее, девушка подтвердила, что да – это ее сопровождение. Дама величественно кивнула, одновременно посылая ближайшую девочку-помощницу за искомой пансионеркой, и крайне учтиво предложила занять один из многочисленных диванчиков для гостей. Пятнадцать минут терпеливой скуки, немного скрашенной сравнением окружающих ее интерьеров с аналогичными в Московском Александровском институте (да чтоб она провалилась, эта неудавшаяся альма-матер!), и наконец в боковую дверь залы вошла та, с кем Ульяна всем сердцем желала встретиться и подружиться.
– Мадам[47]…
Продемонстрировав дежурной даме нечто похожее на книксен, Александра вначале незаметно, а потом с все большей растерянностью принялась выискивать среди посетителей знакомое лицо.
– Саша.
Недоуменно моргнув, девочка подошла и вежливо поздоровалась – однако присаживаться рядом не торопилась, ожидая объяснений.
– Я твоя кузина Ульяна…
Отгородившись от бдительного взгляда школьной надзирательницы фигурой служанки, девушка подцепила кончиками пальцев тоненькую шейную цепочку. Потянула за нее, перехватила – и вытащила на свет божий небольшой медальончик, украшенный выложенным из маленьких аметистов крестом. Нажала ухоженным ноготком на едва заметный выступ, разделяя серебристый овал на две равных половинки и открывая пытливому взору затейливо выгравированные вензеля: на правой части – сдвоенную литеру «А», на левой же – «У-С-В».
– Ульяна Савватеевна Вожина.
Разомкнув крохотный замочек на цепочке, посетительница протянула украшение девочке – и Саша, буквально зачарованная удивительным и непонятным совпадением, приняла на ладошку точную копию собственной ладанки. Которая, между прочим, была у нее столько, сколько она себя помнила!.. Не удержавшись, школьница вытянула свой медальончик и принялась сравнивать, выискивая схожести и отличия.
– А что означают вот эти буковки?
– Имя и фамилию твоего крестного отца, через которого я прихожусь тебе названой[48] сестрой. Но, быть может, ты все же присядешь рядом?
С близкого расстояния становились заметны не только покрасневшие от недавних слез глаза девочки, но и общая бледность лица вкупе с припухшими губками. Глядя на это, Ульяна прекрасно поняла причину столь значительной задержки (ревела Сашка в три ручья, что уж тут?) – но акцентировать на этом внимание не стала. Как и на том, что маленькая вредина могла специально тянуть время, показывая вернувшейся матушке характер и посильно выказывая обиду.
– Угощайся.
Девочка удивилась, обнаружив раскрытую коробку конфет. Растерянно похлопала пушистыми ресничками, неловко подхватила шоколадный шарик с нежной начинкой, и опасливо покосилась на дежурную даму.
– Ты не любишь конфеты?
Видя, как неподдельно огорчилась ее… сводная сестра? В общем, Александра смело откусила сразу половинку обсыпанного чем-то вкусным шарика.
– А фто мой крефный?..
С трудом удержавшись от хихикания, девушка предложила блондинистой сладкоежке платок. Воспользовавшись им и вновь стрельнув глазками в сторону школьной блюстительницы порядка, ученица аккуратно ухватилась за еще одну конфетку. Последнюю.
– Твой крестный отец – князь Александр Яковлевич Агренев, через него у тебя есть еще и бабушка Татьяна Львовна. Кстати, она тоже собирается тебя вскоре навестить.
После третьего шоколадного шарика подряд, в руке служанки образовалась небольшая бутылочка-термос с некрепким чаем без сахара. Самое то, чтобы оттенить изысканный вкус сладостей – и заодно отвлечь от вполне напрашивающегося вопроса о том, почему тройные литеры «А» на левой половинке медальона не совпадают с официальными инициалами юной дворянки Александры Калистратовны Волошиной-Томановой. Хотя, конечно, вопрос этот все равно рано или поздно прозвучит… Впрочем, и на него есть подходящий ответ. Тихо скрипнула в горловине мягкая пробка, выпуская в подставленную крышку-стаканчик исходящий легким парком чай – который просто-таки соблазнял пить его вприкуску с еще одну конфетой. Теперь уже точно последней-распоследней!
– Представляешь, а я ведь тоже училась в схожем заведении – Московском Александровском институте. Как же мне там не нравилось!!! Нет, поначалу-то было вроде ничего, но на третий месяц для меня каждый день превратился в настоящую пытку!..
Вздохнув, Ульяна заговорщицким шепотом призналась, что ее подушка изведала немало горьких девичьих слез.
– Сама знаешь, какая в дортуаре[49] слышимость…
Постепенно Сашенька перестала напоминать колючего ежика и включилась в разговор – и, судя по ее неподдельному огорчению после объявления о скором завершении свиданий, общество кузины было ей откровенно приятно. Новоявленная родственница воспринимала ее как равную (с поправкой на возраст, естественно), беседовала о том, что интересовало и саму Александру, держалась очень просто и открыто – вдобавок не стеснялась тихонечко похихикать или проявить искреннее сочувствие. А еще Ульяна призналась, что сестричка оказалась еще умнее и красивее, чем она ожидала. И какая же девочка останется равнодушной к таким словам?
– Как это где видела? Да у дяди Саши полным-полно твоих фотокарточек!..
Поглядев на белокурого ангелочка, и в какой уже раз подавив желание обнять и поцеловать эту концентрированную милоту, девушка предельно серьезно объяснила столь тонкий и непонятный момент:
– Софья Михайловна рассердилась на него за что-то, и строго-настрого запретила видеть тебя до твоего совершеннолетия. Только это секрет! Ты его никому-никому!..
Не выдержав, взрослая сестра все же немного распустила руки. Обнимашки!!!
– Кхе-кхе!..
Поглядев на дежурную даму, тактично намекнувшую на то, что время встречи окончательно истекло, мадемуазель Вожина нехотя разомкнула объятия:
– Я буду в Харькове еще целую неделю, так что… До завтра, сестра?
Мягко поцеловав очаровательно надувшуюся кузину, и получив в ответ неловкий «клевок» измазанных в шоколаде губ, Ульяна оставила сладкоежку переполненной новыми знаниями и впечатлениями… А также десятком конфет и двумя стаканчиками чая.
– Всего наилучшего, вашес-во!..
Швейцар, что открывал перед задержавшейся посетительницей двери, изрядно удивился, когда спутница молодой барышни произнесла что-то на странно-чирикающем языке. Французский и немецкий, английский (и даже итальянский!) отставной унтер лейб-гвардии Егерского полка опознал бы сходу – хотя, разумеется, и не понял бы, о чем идет речь. Но этот оказался ему не под силу, чем, признаться, слегка заинтересовал.
– Ты права, Кьюнг-Сун, она настоящее чудо.
Уже усевшись в экипаж и назвав адрес заранее снятых апартаментов, воспитанница князя Агренева выслушала от второй подружки-телохранительницы длинную фразу на корейском, расхохоталась и правдиво ответила:
– Еще братьев хочу. И побольше, побольше!!!
Ранним летним утром года одна тысяча восемьсот девяносто седьмого, перед строением номер восемнадцать по Мясницкой улице начали один за другим выстраиваться самобеглые экипажи – да не абы какие, а очень и очень дорогие!.. Выглядело все так, будто несколько купцов-миллионщиков вдруг решили помериться толщиной и глубиной своих карманов, заодно устроив для москвичей что-то вроде выставки входящих в моду автомашин. И первым же посетителем данного мероприятия стал бедновато одетый паренек, чьи плечи были слегка перекошены большой сумкой со свежей прессой: заинтересовавшись открывшейся ему «экспозицией» сверхдорогих мобилей, он восхищенно присвистнул и сдвинул на затылок мятый картуз с треснувшим лакированным козырьком.
– Во дела!..
Позабыв обо всем, юнец словно зачарованный прошел вдоль короткого рядка мотоколясок Яковлевского механического завода, популярных у публики среднего достатка – причем настолько, что даже извозчицкие лошади уже потихоньку отвыкали нервно реагировать на мертвое железо, передвигающееся само по себе. В отличие от самих извозчиков, сильно невзлюбивших самобеглые экипажи, при каждом удобном случае плюясь на них и бормоча вслед всякие нехорошие слова. Была бы их воля, разломали бы бесовскую придумку, лишающую их лучших клиентов и самого жирного заработка…
– Новости и объявления; кому газету?
Машинально выкрикнув в утренний воздух заученный накрепко призыв, паренек замер перед прямо-таки сияющим новизной светло-серым фаэтоном Автомобильного Московского общества. Внимательно осмотрев обивку салона и вполне профессионально оценив приборную доску, напоследок он пробежался взглядом по откинутой складной крыше – из качественной кожи, между прочим, а не из стандартного брезента с пропиткой! Кстати, открытый фаэтон мягко напоминал своим видом о том, что дождей в городе не было уже целых две недели. И очень жаль, что не было – прожаренные солнцем улицы пылили ну совершенно беспощадно.
Би-ип!
Шарахнувшись с мостовой на гранитный бордюр, юноша прилип глазами к незнакомому коричнево-зеленому самобеглому экипажу, из которого вышли несколько мужчин весьма представительного вида.
– Газеты, свежие газеты?
Ничуть не огорчившись тому, что его предложение начисто проигнорировали, начинающий коммерсант вернулся к осмотру четырехколесного незнакомца, сходу определив его марку – только у компании «Панар-Левассор» на капоте автомобилей расправляла крылья статуэтка взлетающей птички. Отложив в памяти внешний вид и характерные детали явной новинки для последующего вдумчивого «обсасывания» с приятелями-знатоками, паренек прошелся вдоль трех больших и даже на вид тяжеловесных лимузинов радикально черного цвета. Впрочем, полировка элементов кузова была такова, что в нее вполне можно было увидеть свое отражение – что тут же и было сделано. Отсутствие обычного шильдика с эмблемой «АМО» и присутствие на его месте блестящей фигурки атакующего орла открыло ему весьма важную информацию, которую он тут же и пробормотал себе под нос:
– «Волга-Русс» особой сборки!..
Вздохнув в полнейшем восхищении, юноша позволил себе прикоснуться к чуду, которое видел всего второй раз за всю свою жизнь. Редкому, и очень, ну просто ОЧЕНЬ дорогому чуду: подавляющее большинство состоятельных покупателей вполне устраивали и обычные лимузины «АМО» с фигуркой бегущего оленя на капоте. И лишь обладатели действительно тугой мошны (и определенных амбиций) обращались в автомобильный салон «Фрезе и Ко», где опытные мастеровые и инженеры буквально по винтику перебирали внутренности обычного «серийника», изменяя и совершенствуя его в полном соответствии со всеми пожеланиями заказчика…
– Э-э-э?..
Добравшись до передка «Волги», «посетитель выставки» неподдельно удивился – потому что обнаружил под атакующим орлом небольшой шильдик с эмблемой Русской оружейной компании. Продукцией которой, кстати, тоже несколько раз любовался на витрине соответствующего магазина. Пытаясь сообразить, каким образом связаны лимузины особой выделки и оружие, он огляделся по сторонам – и замер, чувствуя, что пропадает.
– Ух ты…
Причиной его временного ступора был мобиль необычно-угловато-угрожающих очертаний с невероятно, просто-таки невозможно большими и широкими «зубчатыми» шинами! И еще высокой кабиной, обилием хромированных деталей и невиданной доселе «шкуркой» темно-синего цвета с белой искрой. Странно короткий и массивный капот украшала все та же звезда-в-круге с тремя толстыми лучами – и пять небольших букв, складывающихся в то, о чем он много раз слышал, но доселе не видел:
«АгрАЗ».
Те самые Агреневские автомобильные заводы, которые по сию пору так никто и не смог обнаружить – и которые, тем не менее, регулярно радовали высокопоставленных и ОЧЕНЬ состоятельных автолюбителей своей эксклюзивной продукцией. Очень качественной. Максимально надежной. Крайне комфортной и роскошной. И, разумеется – просто невероятно, невозможно дорогой…
– Эк!..
Присев, дабы осмотреть днище автомобиля и его удивительно высокий дорожный просвет, паренек совсем забыл об окружающем мире. Тем обиднее было, когда тот самый мир сам о себе напомнил чувствительным пинком прямо в откляченные «задние ворота». Моментально отскочив в сторону и разогнувшись (именно в такой последовательности, и ни в какой иной), юнец тут же увидел знакомого швейцара, довольно оглаживающего усы. Даже можно сказать, целые усищи.
– Не трись у машин, охрана нервничает.
Почесав пострадавшее место (больно же!), нарушитель порядка перевел сумку из-за спины на живот.
– Газеты, свежие газеты!!! Купи, дядь Никодим?
– А ну брысь!..
Плечистый усач еще раз бдительно осмотрел подконтрольную территорию и вернулся на пост.
– Гена, сколько же ты отвалил за своего «жеребца»? Или это, пардон, кобыла?
Резко шарахнувшись в сторону, страдалец едва не воткнулся носом в булыжную мостовую. Вот только обращались совсем не к нему, а к его тезке в виде господина богатой наружности – как раз открывшего дверь автомобиля-мечты. Каким-то непонятным образом рядом с газетчиком обнаружилось несколько мужчин с внимательными глазами, а также насмешливо улыбающийся молодой человек, только-только вышедший из юного возраста и очень схожий лицом с владельцем темно-синего чуда.
– О! Поди-ка сюда, голубчик. «Биржевые вести» есть?
– Нету, вашес-во. Зато есть свежий «Вестник финансов, промышленности и торговли»…
Досадливо покривившись, молодой господин пренебрежительно отмахнулся от «передвижного газетного ларька» и перевел взгляд на чертыхающегося родственника, посеявшего где-то в салоне своего вездехода-внедорожника «Дон» портсигар, полный тонких душистых сигарилок.
– Судя по размеру выхлопной трубы, это все же жеребец. Кстати, может, все же скажешь, сколько за него отдал?
– Пустяки, двадцать тысяч. А, вот и портсигар!
Не успевший далеко отойти Генка поперхнулся воздухом и едва не уронил картуз, поневоле зашевелив ушами. Двадцать тысяч рублей, мама дорогая!!!
– Да ты, оказывается, транжира и мот, дорогой кузен?
Прикусив костяной мундштук, и слегка повернув голову к двоюродному брату, Геннадий Лунев укоризненно напомнил:
– Зависть – это очень плохое чувство!
Фыркнув, младший сын патриарха клана Луневых легко отпасовал упрек обратно:
– Сказал человек, который вот уже третий год клянчит моего «бразильца»[50].
– Жадность – это тоже очень, очень плохо…
Сбившись с поучительного тона, страстный нумизмат[51] быстро предложил:
– А может, все же махнемся? К прошлому предложению добавлю республиканский денарий и ауреус императора Августа[52] в хорошем состоянии. Что скажешь?
– Скажу то же, что и раньше. Хочу «Двойного Леопарда»[53]!
Едва не выронив изо рта палочку с никотином, коллекционер возмутился:
– Сережа, ну побойся Бога!.. Я ведь точно знаю, что «бразильцев» у тебя два, а у меня этот флорин – в единственном экземпляре! Ну… хочешь, я тебе ко всему еще и редкого «араба» двенадцатого века отдам? Сохранность – отличная!
– Нет, не могу.
Смяв в ладони так и не раскуренную сигариллу, Геннадий досадливо пнул рубчатую шину своего вездехода.
Читать бесплатно другие книги:
