Мститель. Дорога гнева Шмаев Валерий
– Присаживайся, «Командир». Война отменяется. Все твои предложения приняты. Иосиф Виссарионович спросил только одно. Ты лично точно хочешь остаться?
Ответ мой был однозначен, я давно подумал.
– Да. Иначе не будет никакого смысла. Если уходить мне, уходит весь отряд. Ты, Костя, должен это сам понимать. – Смирнова я называл, как и всех. На «ты» или «Смирнов» и «Костя». Смирнову это сначала резало слух, но потом он привык, и мы перешли только на имя.
– Что ж, решение, как ты говоришь, твоё. Тогда решай, кто пойдёт с врачами, и решай быстрее, а пока для тебя есть сюрприз.
Но я перебил его:
– Костя! Давай с сюрпризами позже. Мы по-быстренькому обсудим, а потом сюрпризы.
Врачей я собрал стремительно. Здесь собрались все. Подождал немного, внимательно оглядывая близких мне людей, и потихоньку начал:
– Не знаю с чего начать, но начну с прошлого года. В том году, лёжа на койке, я предложил кое-кому из вас перебраться в жаркие страны. Сейчас это близко, как никогда. Поэтому нам необходимо решить, кто из вас поедет туда сейчас, а кто позже с боевыми группами. Мои предложения, которые я выдвинул руководству страны в обмен на безопасный проход моих людей в Америку, приняты полностью.
В результате оперативной комбинации, которую провели мы с «Сержем» и его братом, нам в руки попали секретные немецкие документы. Для их реализации наша группа переводится за границу. Вот только я уйти сейчас не могу, а время не терпит.
От того, насколько быстро вы, Генрих Карлович, с семьёй попадёте в США, зависит время патентования и начала производства известных вам препаратов и, соответственно, зависит количество людей, умерших в госпиталях на войне. Поэтому вы и ваша семья летите на Большую землю, оттуда, через всю страну, на Дальний Восток и потом в Америку.
В Америке вы принимаете американское гражданство, патентуете известные вам препараты и инструменты и сразу продаёте лицензии на их производство Советскому Союзу. Легально, получив деньги, вы строите то, о чём мы с вами договаривались год назад, и начинаете производить это сами, продавая только лицензии на производство. Для помощи вам с вашей семьёй поедут «Старшина», Роза, Марк, кто ещё, сейчас решим. – Тут я запнулся. Я отправил бы всех, но сейчас этих бы выпихнуть. Сам я уйти пока не мог. Тут же выступил «Старшина»:
– Командир, какая США? Ты чего? – Недоумение это было минимум того, что было на его лице.
– С тобой проще, «Старшина». Это приказ. Для вас с Розой это война. Ты координатор того человека, которого видел в прошлом году в Краславе. Твоя обязанность связать его с Генрихом Карловичем. «Гнома» я не отдам, он мой телохранитель, да и молодой он. Арье с «Батей» погибли. Этого человека видели только вы с «Сержем». Никому другому Елагин не поверит, а он нам уже приобрёл землю на тропических островах. Роза связывалась с ним по радио и будет связываться и в дальнейшем.
Не всё так просто, «Старшина». Чтобы поднять такие производства, которые мы задумали, нужно очень много людей, и в первую очередь таких, как Генрих Карлович, Марк и ты. Но для тебя есть один плюс. Ты сможешь хоть обкуриться своими сигарами, они там недалеко производятся. Почему с тобой идёт Роза, тебе объяснять не надо?
«Старшина» опустил глаза:
– Не надо, «Командир». Ты, как всегда, всё продумал. А как же мои?
Роза, и так сидящая рядом со «Старшиной», ещё и спряталась за его широкой спиной. Смешно они рядом выглядят. Роза «Старшине» едва до подмышки достаёт, а «Старшина», когда к ней обращается, превращается в робеющего четырнадцатилетнего подростка, и это человек, которого уважает весь отряд.
– Освободят – выясним. Если живы, приедут к тебе. Вы все туда надолго. Может, на всю жизнь, но самый минимум – до конца войны.
Я в первый раз им соврал. Моя война навсегда, жизни не хватит. Моей жизни точно, а они пусть живут там. Ещё неизвестно, как к ним отнесутся за линией фронта. «Сержу» я отдельные инструкции распишу перед переброской.
– С вами пойдут «Серж», «Рысь», Илана, кто ещё, обговорим отдельно. Сначала вы будете заниматься безопасностью семьи вместе с известным «Сержу» и «Старшине» человеком. Позднее будете строить другое производство. Вероятнее всего, вам дадут грамотных технологов, юристов и бухгалтеров прямо на месте. Производство вы откроете громадное, его надо будет контролировать и развивать.
Извини, «Рысь», никому другому, кроме тебя, я доверить охрану не могу. Здесь тебя заменит кто-нибудь из волкодавов Смирнова. В первую очередь всем вам придётся учиться. Всему и сразу. Попробуйте найти старых рыбаков, охотников или отставных военных, знающих местную живность и местные растения. Денег на обучение не жалейте. Учись, «Рысь», и учи других. Ты сможешь, я знаю.
«Серж»! Сам всё понимаешь. Смирнов меня без «Чука» и «Гека» даже к «Фее» не отпустит. – Ребята заулыбались. Улыбнулся даже Генрих Карлович, что у нас крайняя редкость. – Ты там за старшего боевой группы. Твои задачи обговорим отдельно. «Ода», Тамир и Даир идут с тобой. Ребята, там мирная, красивая жизнь, но на вас безопасность всех гражданских. Деньги вокруг вас будут крутиться громадные. На деньги всегда слетаются всякие стервятники, их придётся прикапывать или топить. Не подведите.
Все четверо синхронно кивнули. На теоретических занятиях по обеспечению безопасности объектов и личной охране они были лучшие. Поэтому их первыми и отправляю – хоть какая-то помощь «Рыси».
– «Восьмой», пойдёшь с ними? Ты там нужен, там и стройка, и со временем производство оружия будет, и вообще работы хватит.
Немногословный «Восьмой» пожал плечами и вдруг выдал:
– «Командир»! А сигары курить разрешишь?
Первым захохотал в этот раз «Старшина», через пару секунд ржали все. Отсмеявшись, я только и смог сказать:
– Только не на пороховом заводе. – И, переждав новую волну смеха, добавил: – Точно, вирус Авиэля заразный. Авиэль, ты пойдёшь? – Команда уже была собрана, но вопрос не был праздным.
– Нет, «Командир». – Авиэль был, как никогда, серьёзен. – Я ещё побегаю. Куда вы без меня? Лучше пусть Марк мастеров побольше наберёт. Они там нужнее, и тебе проще будет рассказать, что ты хочешь производить. Я с вами до конца. – Чего-то подобного я ожидал. Авиэль прекрасно знает, что без него мне будет очень тяжело – сейчас восемьдесят процентов хозяйственных дел отряда висит на нём.
– «Погранец», Зерах, вы со своими группами работаете по плану. Что ж, так и решим. Марк, я позже зайду, обговорим состав людей.
Так и закончилось наше собрание. Мы с «Сержем» ушли, а Генрих Карлович, по моей просьбе, принялся рассказывать, куда мы собрались перебираться.
Формируя свои предложения Сталину, я упирал на целесообразность начала строительства своих производств именно в США и Великобритании. Если бы мы сделали это в Советском Союзе, через несколько месяцев всё было бы скопировано, запатентовано другими людьми в США и Советский Союз пролетел бы мимо денег. А перепрыгнуть через гражданина США, Генриха Карловича Лермана, бывшего гражданина Австрии, представителя угнетённого народа и бывшего бойца партизанского отряда «Второго», было практически невозможно.
Дело в том, что в этом мире патенты на изобретения, выданные в Советском Союзе, не имеют никакой юридической силы в Штатах и Великобритании. Получив необходимые патенты, Генрих Карлович почти мгновенно становится миллионером, а затем и миллиардером.
Официально полученные от Советского Союза деньги будут вложены в строительство трёх заводов на территории США и Великобритании. Тандем Генриха Карловича с семьёй и Марка с остальной компанией обеспечит полный контроль над производством и продажей всего произведённого.
Именно поэтому Елагин покупает острова под юрисдикцией США, Великобритании и ещё некоторых государств, в том числе и островных. Носиться по миру ему совсем не обязательно, всё можно сделать, сидя в Лондоне. Сам он получил гражданство Великобритании как бывший латвийский гражданин, пострадавший от нацистов. Скорость, с которой он его получил, показывает, что со спецслужбами у него прямой контакт и полное взаимопонимание.
На себя, по моему поручению, он уже купил три достаточно больших острова на Багамах, они под юрисдикцией Великобритании. Сейчас ведёт переговоры о территории на Гавайях, юрисдикция США. Будет ещё куплена земля во Флориде и Техасе. Я был прав: пока шла война, цены на недвижимость были копеечные.
Это, кстати, был один из самых убойных моих аргументов, я не тратил ни копейки государственных денег, а выгода была громадна. Я залезал в чужую страну в грязных кирзовых сапогах, шапке-ушанке со звездой, в ватнике и с болтающимся за плечами парашютом, причём легальнее некуда.
Официальной версией переезда большой группы бывших граждан Советского Союза было лишение их гражданства. За последний месяц были отправлены в Штаты семнадцать человек. Они были пробной партией. Газетчики в Америке были в восторге – девятеро из них поливали страну грязью. Это была первая часть нашей операции проникновения. Вторая часть будет значительно позже.
К Смирнову я пришёл вместе с «Сержем». Было всё же интересно, что он мне скажет. Главный сюрприз он уже озвучил и большего подарка мне сделать не мог. Когда я ему рисовал всю схему, у него выпали глаза на стол в его землянке. Никому в стране такое не могло бы прийти в голову.
Монополия государства давила на корню любую инициативу, и только поэтому Советское государство теряло просто гигантские деньги. Я не альтруист, но то, с какой лёгкостью я отдал свои знания государству, попросив взамен мизер, подкупило Сталина. Что я попросил? Возможность физически уничтожать нацистов после войны, но для этого мне была нужна полная легализация за границей. А как я могу себя легализировать, причём со всем отрядом, и ко мне при этом не будет никаких претензий? Правильно. Как герой войны, легендарный командир «Второй». Вот этим я и буду в ближайшее время заниматься. Почему мне верят? Да потому что, ничего не вкладывая, получают неимоверное влияние, огромные возможности и просто бешеные, со временем, деньги.
Производство всего, что мы запатентуем за границей, стране будет обходиться бесплатно, а вот остальные страны будут платить, и эти деньги будут вкладываться в развитие сети производств и частной военной компании, охраняющей наши производства по всему миру. Очень удобный способ проникновения в любую страну.
Кроме того, полезные ископаемые есть не только в Советском Союзе. Меня вот здорово нефтедобыча и нефтепереработка интересуют. Где в мире крупнейшие месторождения нефти? В смысле из тех, которые пока никому не известны. Мы вполне можем оторвать свой кусочек.
Когда я рассказывал об этом Смирнову и мы вместе писали ему полный список моих предложений, он был в шоке. Дело в том, что мало иметь образцы медикаментов, инструментов, технических приспособлений и механизмов. Для производства всего этого необходимы в первую очередь научные и технологические исследования. Если в случае с одноразовыми шприцами это достаточно просто, то с составом лекарств необходимы в первую очередь клинические испытания. Этим и будет заниматься страна, а мы будем продвигать всё, что они сделают, на мировой рынок, патентуя препараты, выдавая их за свои и продавая лицензии на производство по всему миру. Для страны это гигантские деньги, вырастающие из воздуха. Именно поэтому Смирнов так быстро свинтил на Большую землю и вернулся. Теперь послушаю его.
Зайдя в землянку к Смирнову, я застал у него старшего группы поддержки. Все мужики в разведгруппе и группе, прилетевшей к Смирнову, были из Четвёртого управления НКВД СССР под руководством Павла Анатольевича Судоплатова. Легендарного человека, занимающегося сейчас организацией всей разведовательно-диверсионной работы в тылу немецких войск. Правильно я просчитал. Ребята после перехода линии фронта точно к нему попали.
Вывалив на Смирнова ворох самой разнообразной информации, я думал умыть руки и спокойно заниматься своими делами, но не тут-то было. Увидев мои записи по тактике специальных операций и только прочтя заголовки и начальные страницы разделов по специальным дисциплинам, старший разведгруппы майор Сотников вцепился в меня мёртвой хваткой и всё своё время проводил со мной. От моего фолианта по рукопашке в первую неделю его невозможно было оторвать даже ночью. Дело в том, что Авиэль очень неплохо рисует, и все приёмы, расписанные в нём, иллюстрированы очень подробными рисунками. Теперь вся информация переписана в нескольких экземплярах, и все бойцы Сотникова тренируются по своим копиям.
Впрочем, я не обольщаюсь, в ОМСБОН[1] существует не менее эффективная система рукопашного боя. Мои записи весьма гармонично накладываются на неё, дополняя и развивая большинство базовых приёмов. Ещё бы! От неё и отталкивались, дополнив и научно обосновав в Краснодарском центре специальной подготовки под руководством Алексея Алексеевича Кадочникова. В каждом времени есть свои легенды.
Увидев нас, Смирнов приглашающее махнул рукой:
– Заходи, «Командир», мы как раз о тебе говорим. Майор считает, что тебе в Управлении надо работать. – Ну, начинается. Надо сразу пресекать. Достали они меня этими намёками.
– Костя, не начинай, ты сам знаешь, что я остаться не могу. Лучше его люди пусть приезжают. Мы потом организуем что-то вроде учебного центра. Давай по существу вопроса закончим, и я пошёл, а то я сегодня только разговоры разговариваю.
Костя сделал паузу, а потом протянул:
– По существу такое дело. – Смирнов приосанился и торжественно выложил на стол погоны полковника госбезопасности, а за ними четыре красные коробочки. Погоны только ввели, и появление их в тылу врага было событием неимоверным. Как и все новинки, их не получали, а доставали. Ну, или, как сейчас, награждали. Я смотрел на самые высокие правительственные награды и молчал. Было пусто и немного холодно. Зябко. Я на несколько мгновений почувствовал себя несмышлёным мальчишкой.
Такое же Боевое Красное Знамя, которое было у моего деда. В детстве я много раз мечтал, что получу его. Я взял коробочку в руки и раскрыл её. Тускло блеснул орден. Сколько раз в детстве я держал тебя в руках? У деда эта коробочка всегда лежала в сейфе в стопке таких же коробочек вместе с наградным пистолетом и золингеновской опасной бритвой в картонном футляре, обклеенном потемневшим дерматином. Это было всё, что он привёз из Германии, кроме двух ранений. Дед редко надевал награды. Очень редко. Наверное, это он привил мне такое отношение к ним.
Звезда Героя Советского Союза и орден Ленина. Моей бабушке за долгую трудовую жизнь дали только Трудовое Красное Знамя. Представляли на «Лукича» и не дали. Были у неё и «Трудовое Отличие», и «Трудовая Доблесть», и другие медали вместе со стопкой пожелтевших грамот. За всю жизнь, за работу в колхозе во время войны, за председательство после неё, за долгое время работы директором сельской школы.
Мне выдали целый иконостас. За то, что хорошо убивал и учил убивать вчерашних школьников. Не за знания, что передал, не за природные ископаемые и военные умения… за убийства. Забрали бы их и вернули погибшую Сару. После её гибели я иначе отношусь к этому ордену и наградам вообще. Мне не нужны эти железки. Видя моё отношение к наградам, никто ни разу не надел свои ордена, хотя у многих по два ордена, у всех «Отваги». Я не скупился на награды бойцам. Пока была возможность, надо было брать всё, что дают.
Я сидел и смотрел на красные коробочки. Смотрел и не видел их. Опять накатила изморозь. У меня перед глазами был такой же орден. Когда-то очень давно, ещё в курсантские годы, я случайно прочёл об этом. Сейчас я расскажу эту историю Смирнову.
Пауза затягивалась. Я мрачно молчал. Заёрзал рядом «Серж», с лица Смирнова пропало доброжелательное выражение. С тревогой смотрел на меня командир группы захвата майор НКВД Сотников. Ну а кем же он был? Только так и никак иначе. Мы с ним прекрасно это понимали.
– Скажи мне, Смирнов, – с трудом вытолкнул из себя я. Теперь Смирнов ощутимо напрягся: когда я называл его по фамилии, то говорил очень неприятные вещи. – Сотников знает?
Ответ последовал сразу же:
– Знает, «Командир». – Смирнов был серьёзен, он понимал, что сейчас я буду говорить совсем не благодарственные слова.
– Знает. Хорошо. Не придётся никого выгонять. Однажды я читал воспоминания одного комиссара полка. Его тоже наградили орденом Боевого Красного Знамени. В тридцати километрах от Москвы течёт речка Истра. Речка так, максимум по плечи пехотинцу, во многих местах по пояс, на перекатах по колено, а то и меньше. Полк комиссара получил приказ: к утру марш-броском дойти до населённого пункта. Этот урод приказ выполнил и получил орден Боевого Красного Знамени. Он так восторженно писал: «Люди выполнили приказ. Ура! За Родину! За Сталина!»
Речка Истра не замерзает даже в самые сильные морозы – очень много родников в неё впадает. Быстрая, стремительная, неглубокая речка с песчаными берегами и каменистыми перекатами.
На улице было минус двадцать пять. Полк перешёл реку по пояс в воде. К утру от полка осталась половина численного состава. Сколько умерло позже, неизвестно. Комиссару ничего не стоило свалить два десятка деревьев и провести полк по сухому. Река шириной не больше пятидесяти метров, там везде сосновые леса. Сапёры за полчаса навели бы лёгкие мостики. Его надо было утопить в этой реке вместе с командиром полка, а его наградили[2].
Рядом со мной сидит старший лейтенант, преданный стране дальше некуда. Это сейчас он майор и «Герой», а в начале войны он был старшим лейтенантом всесильного НКВД. Работал этот старлей в Центральном управлении в Москве, выполнял сложнейшие задания и был на своём месте, искренне доверяя своему руководству и Партии. Он отдал стране самое дорогое, что у него было в жизни, – свою семью.
Его руководитель посчитал, что его можно бросить под нож и выполнить приказ. Старшего лейтенанта обманули и послали на смерть. Это человека со знанием двух языков противника, богатейшим опытом и уникальными умениями. Старлей выжил, но это совсем другая история. Все бойцы моего отряда обучены им.
Напротив меня сидит человек, чудом переживший сорок первый год. На этой войне он видел всё: терял друзей, умирал сам и смог выжить. Если я сейчас спрошу его, сколько разведгрупп пропало без вести ради выполнения приказов, которые никому не были нужны, он собьётся со счёта. Сколько спешно собранных диверсионных групп погибло ради поджога коровников в том же Подмосковье, Сотников тоже не ответит, хотя ничего не мешало сжечь тот же коровник при отступлении.
У немцев есть специальные команды поджигателей, уничтожающие строения при отходе. Правда, этих немцев живыми не берут, но шансов выжить у них всё же больше, чем у необученных красноармейцев в тылу противника. Скажу только вам, троим. Сколько таких диверсионных групп выдали немцам местные жители, которым малолетние диверсанты-комсомольцы жгли дома вместе с их детьми, никто никогда не узнает.
Я жил там, рядом с рекой Истра, в посёлке Снегири и разговаривал с местной бабушкой, жительницей деревни Зеленково. Старенькая бабушка, слепая уже совсем. Есть на Волоколамском шоссе деревня Садки, а там церковь. Господствующая высота – все поля в округе как на ладони. В церкви сидели немецкие снайперы, а по полям шли наши наступающие войска.
Через всю страну приходили в Москву эшелоны с моряками-дальневосточниками. Приходили, и их сразу бросали в бой с винтовками на подготовленные позиции. По заснеженным полям на пулемёты и снайперские группы, и поля под Снегирями стали чёрными в ноябре от чёрных бушлатов моряков. Их даже в маскировочные халаты не переодевали. Что мешало бойцов замотать в эти простыни при формировании? Сколько дней эшелоны шли на фронт? Что мешало их переодеть в пути? Сколько людей из-за халатности интендантов просто так, ни за что угробили. Хотя бы одна тварь за это ответила? Тоже, наверное, кто-то орден получил. Кто там, на волоколамском направлении, командовал? Власов? Тот самый, который потом Вторую ударную армию собственными руками добил и немцам сдался?
Я это к чему? Ты мне принёс погоны. Я эту обновку надену, а потом такой вот генерал прикажет мне с боем взять Резекне. А чего твоему генералу тридцать еврейских мальчиков и девочек? У него их тысячи, ещё пришлют. Он будет в тылу задницу греть и походно-полевую жену тискать, а они лягут в грязи вместе со мной, потому что я их не брошу.
Ты, Смирнов, потом будешь волосы у себя на заднице рвать и плести из них коврик, потому что этот генерал будет формально прав – военная необходимость. Это он тебе расскажет с полным осознанием своей правоты. То, что эти мальчики и девочки ножами могут вырезать всю немецкую траншею, твоего генерала волновать не будет, а потом он же будет требовать от своего начальника разведки взять «языка», и в тыл к немцам пойдут неподготовленные добровольцы.
Сколько таких групп погибло на нейтральной полосе, никто даже не считает. А на хрена? Ещё бабы нарожают. Вот только не захотят бабы больше рожать. Количество населения через два десятка лет после войны резко сократится. Не от кого будет рожать. Двадцать шесть миллионов погибших. А сколько не родившихся? Никто никогда не считал, и никто и никогда за этот военный беспредел в моей стране не ответил.
Скажи мне, Смирнов. Впрочем, нет. Я задал этот вопрос Верховному Главнокомандующему нашей с тобой страны в своём послании, которое ты отвёз, но я хочу, чтобы ты повторил этот вопрос ему ещё раз. Ты всё равно будешь писать рапорт и будешь обязан доложить об этом разговоре.
Знает ли человек, которого ты представляешь, сколько людей вот такие комиссары убили к конкретной дате? К Седьмому ноября, к Первому мая, ко дню рождения вождя? Просто из-за тупого необдуманного приказа? Им очень надо было выделиться, и они просто так убили огромное количество своих бойцов.
Комиссару дивизии крайне необходимо было к Седьмому ноября взять прыщ на ровном месте – высотку, деревню или маленький городишко. Без разведки, потому что нет времени. Без артподготовки, потому что нет снарядов. Без авиаподдержки, потому что нет истребительного прикрытия у бомбёров и потому что просто не умеют иначе воевать, кроме как «За родину! За Сталина!». И брали, устилая поля перед деревушками ротами, батальонами, полками и дивизиями. И радостно рапортовали, надеясь получить ещё одну вот такую вот висюльку, и не думали, что после войны в колхозах элементарно не останется мужиков.
Можно под лозунгом «за Родину, за Сталина» убить дивизию. Это война. Для дела бывает просто необходимо, но угробить собственное подразделение из-за деревеньки или районного центра, прикрывшись именем вождя, – это преступление, которое останется безнаказанным.
Я ни слова не вру. Три с лишним миллиона погибших в немецких концлагерях только за первую военную зиму. А как они туда попали, Смирнов? Тебе напомнить, кто их в безумные атаки бросал и оставлял целые подразделения без прикрытия авиацией и артиллерией? Это было и под Ленинградом, и под Москвой, и под Киевом.
Очередной комиссар, надув щёки, будет рапортовать о победе, на передовой в длинные братские могилы будут укладывать уже обстрелянных мужиков, а из запасных полков пойдут на фронт необстрелянные и недокормленные юнцы, которые два раза стреляли из винтовки. Вот так у тебя было на фронте два года и так будет, если ты, Смирнов, промолчишь. Война будет ещё два года. Два кровавых года придётся немцев ломать через колено. Если периодически расстреливать таких командиров и комиссаров, остальные хотя бы начнут думать.
Ты знаешь, почему я своих людей за связью отправил? Мы же много групп отправляли. Если они дошли, то им просто не поверили и поставили к стене. И это людей, вырвавшихся из немецкого плена. Всем этим людям ничего не мешало остаться в любой деревне и просто год прожить в человеческих условиях, а их просто тупо взяли и кинули в штрафные батальоны. Вину искупать.
А какая их вина, Смирнов? Кто-нибудь из их командиров за катастрофу сорок первого ответил? Так что спрашивать с рядового или взводного? От них разве что-то зависело? Именно поэтому я сам в сорок первом году не пошёл за линию фронта, чтобы у стенки не оказаться. Кто бы меня тогда стал слушать? Своих бойцов я отправил только с одной целью. Я хочу помочь не стране, она сама справится, я людям помочь хочу. Вот этим вот Ванькам и Петькам, таким диверсантам, как люди майора, солдатам, которых тысячами под пулемёты кладут вот такие комиссары.
Погоны будут у всех в тылу. Вон посмотри, какие красивые погоны. Ты мне их припёр за линию фронта. Хоть бы подумал, зачем они мне здесь нужны? Хотя я же в тылу сижу. Мне полагается в первую очередь. Всех тыловиков в эти цацки нарядят, даже почтальонов и железнодорожников, а на фронте они только в сорок четвёртом году появятся, вместе с новыми уставами. Сколько людей страна потеряет из-за задержки в полгода? Кто посчитает? Кто ответит за задержку? Никто.
Посмотри, как живут интенданты. Что? Никто этого не видит? Видят и молчат. Почему? Потому что всем так удобно. Система. Бойцы, погибающие в окопах, – самые маленькие винтики этой системы, а интенданты и политработники – элита.
Скажи мне, «Серж», когда в сорок первом ты в Сарье резал со мной полицаев, ты о наградах думал? В Резекне? В Даугавпилсе? Нет. Тебя «Героем» наградили? Где твоя награда? Несущественно? Кто это решил?
Смирнов, почему ты ему награду не привёз, а мне привёз? Или его решили на Большой земле под нож пустить, раз в сорок первом не получилось? Ты здесь, а его начальничек там. Ты ему как помешаешь? Он генерал и за своё кресло будет бороться, а без «Сержа» в США всем остальным делать нечего. Если его там не будет, я за всех нас двадцати копеек не дам.
Ты, Смирнов, можешь дать мне гарантию, что люди, которые мне верят, не окажутся у стенки? Не можешь. Значит, никто никуда не полетит. Не полетит, значит, десятки тысяч раненых умрут без необходимых стране лекарств, а страна потеряет гигантские деньги. Всё, что я тебе показал, далеко не всё, что у меня есть, то, что предложил, тоже не всё. Можно такие вещи сделать, все страны в очередь на поклон выстроятся. На нашу страну молиться будут всем миром. Пока мне не пришлют подтверждение, что люди на месте, это останется у меня. Останется у меня, значит, ничего не изменилось и эти деньги получит не моя страна.
У меня есть пять орденов Боевого Красного Знамени. Первый орден подарила мне Сара. Она решила это в Москве. Её убили люди твоего Управления, майор Сотников. Просто так. Ради своих амбиций и ущемлённой гордости. Им казалось, что им ничего за это не будет, они же неприкасаемые бойцы НКВД. Что творят сотрудники НКВД на своих рабочих местах, что в тылу, что на фронте, вообще отдельная песня. Сколько народу сгинуло у стенки по надуманным обвинениям и из-за элементарного непрофессионализма следователей НКВД, мы с вами тоже никогда не узнаем.
Вы оба останетесь здесь, пока я не получу подтверждение. Если мои люди случайно погибнут в пути, я вас обоих повешу, и твои бойцы, майор, помешать мне не смогут, а попробуют – повиснут рядом. Ты так ничего и не понял, Смирнов. Лучше бы ты мне пару прицелов для снайперов привёз. Зачем мне эти железки? Просто подумай, Смирнов. Мне они здесь зачем? Помогут воевать с врагом? Дадут безопасность моему отряду? Это индульгенция от беспредела НКВД или панацея от всех опасностей? Нет. Висюльки, ради которых любой комиссар на фронте убьёт любое количество своих бойцов.
Немножечко будущей истории моей страны, Смирнов. Не помню, когда точно. В конце сороковых годов отменят доплату за награды. Для страны это копейки, а для инвалидов – жизнь. Сраные пятнадцать рублей за «звёздочку»[3]. Сколько этих «звёздочек» инвалидам выдали? Копейки «За отвагу» и «За боевые заслуги» и те отменят.
«Люди не за деньги кровь проливали», – решит какой-то чинуша, который фронта в глаза не видел и бомбёжек не нюхал, потому что в это время на ташкентском направлении воевал. Послевоенная страна получит дополнительные деньги, а инвалиды без рук, без ног быстрей сдохнут от голода. Они уже победят и будут никому не нужны. Многие ветераны войны в моё время будут жить хуже, чем уголовники в лагерях. Никому до них не будет никакого дела.
Если ничего не изменится, мои знания останутся при мне, я рассказал далеко не всё, но я всё сделаю, чтобы страна, которую я уважаю, не отбирала копейки у инвалидов и ветеранов самой страшной войны, и ты, Смирнов, мне в этом поможешь. Страна должна научиться себя уважать. Уважать людей, которые за неё умирают, иначе это не страна, а дерьмо. Вот это неуважение к людям уже через несколько десятилетий развалит нашу с тобой страну на десяток мелких княжеств. Превратит ядерную державу в сырьевой придаток капиталистических стран, и люди будут бежать из этой страны всё равно куда, лишь бы подальше от этого государственного беспредела.
Месторождение «Мир» откроют в пятьдесят пятом году. До конца века оно будет кормить алмазами полмира. Ишковский карьер – в шестьдесят четвёртом. Закроют его только в две тысячи четвёртом, то есть отработает он сорок лет. Месторождение в Архангельской области разведают в двадцать первом веке. Я отдал их только потому, что Сталин не положит деньги к себе в карман. Я хочу остановить развал страны, в которой родился. Моего деда исключили из партии только потому, что парализованный старик не смог САМ ходить и платить партийные взносы. Ветеран войны, в партию он вступил в сорок втором[4].
Только это уже не партия, и её смерть началась здесь, сейчас, от вседозволенности интендантов, от безгрешности таких комиссаров и сотрудников НКВД. Это отношение к людям необходимо искоренить. Сделать это может только Сталин, но от того, как ты подашь эту информацию, зависит всё. Мы заработаем эти деньги, это несложно, поверь мне. В капиталистической системе главное – быть первым. Если ты в чём-то первый, первый и зарабатываешь больше всех.
Моих бойцов наградили давно. Ты вообще у кого-нибудь в отряде награды видел? Все бойцы свои награды держат у Авиэля, но на мой день рождения награды они наденут. Там и сфотографируешь. Ты ведь об этом хотел попросить? В газетах фото должно появиться, только когда они будут за линией фронта. – Конечно, я это знаю. Землянки гостей у меня восемь человек, сменяясь, прослушивают.
Землянки стоят компактно. При строительстве их строили попарно. Расстояние между задними стенками – семь метров, а входы в разные стороны. Перед приходом Смирнова ребята «Погранца» выкопали подземный ход, и мастера сделали очень качественное слуховое окошко прямо рядом с топчаном Смирнова и небольшим столиком, но Смирнову с Сотниковым об этом мы рассказать забыли.
Землянки гостей стоят входами к полю, задними стенками, соответственно, к лесу. Перед землянками в снег воткнуты небольшие ёлочки, чтобы замаскировать от посторонних глаз любое движение у землянок. В ноябре «Погранец» со своей группой шесть дней эти ёлки возил и сажал прямо в снег невысокий ельничек перед землянками, заливая водой. Морозом воду прихватило, и ёлки стоят как вкопанные, даже пара метелей их не снесли.
Когда Смирнов что-то обсуждает с майором, его помощником и радистами, все бойцы выходят из землянок и рассредотачиваются вокруг землянки Смирнова. Как дети, блин! Глядя на ошарашенного Смирнова, вывалившего свои зенки на стол прямо перед собой, я, усмехнувшись, добавил:
– Не удивляйся ты так. Мы разведка, а не поварёшки, хотя мои поварёшки стреляют как снайперы. Собирать любую информацию и всегда я учил всех без исключения, даже девочек на кухне и докторов. Все на занятия приходят, это им нужно, и стреляют в моём отряде тоже все, даже старые мастера и Генрих Карлович с Марией.
Считай, что ты меня наградил, а я порадовался. Погоны забери. Полковник НКВД я только для тебя и твоих людей. Ордена возьму, пусть лежат у Авиэля. Потом заберёшь их в Москву. Мне их носить негде, а фотографировать себя я не дам. Не дай бог, вылезет где это фото, когда не надо. Там меня и закопают.
Мои люди уважают меня не за звание и красивые железки. Меня уважают за то, что я не кладу их дуриком под пулемёты и не прячусь за их спины. Я посылаю их на смерть, но каждый раз умираю вместе с ними, и они это прекрасно знают.
Если ты хочешь, чтобы я был полковником госбезопасности, я им буду, но знать об этом должны только мы четверо. Приказы я получаю только от известного тебе человека и через тебя, «Серж» – мой заместитель.
Именно «Серж» выступит изобретателем бронежилетов, гранатомётов, разгрузок, наших глушителей и цифрового камуфляжа. За границей он руководит только безопасностью наших объектов и является твоей связью с Елагиным и семьёй Лерманов. Ни с кем больше они работать не будут. Помни об этом. Елагин непростой человек, но видя, как меняется страна, у него изменится отношение к ней, а таких Елагиных десятки тысяч. Без Елагина и княгини Елецкой мы не сможем сделать того, что задумали. Всё взаимосвязано.
Список того, что мне надо, через пару часов «Фея» занесёт вместе со списком людей. Пойдут они группами, а не все сразу. Первая группа: Генрих Карлович, Мария, Марк, «Старшина», Роза и ещё семеро. Кто – мы пока не решили. Они пойдут официально. Как иностранные граждане, воевавшие в отряде «Второго» и после выхода решившие жить в США.
На «Старшину» и Розу сделаете документы и подберёте им легенды. Необходимо сделать их мужем и женой, они не будут против этого. «Старшине» будет проще предложение сделать, а то он несколько месяцев уже мается, не знает, с какого бока подойти. Первую группу сфотографируете и широко осветите в прессе её выход. Так им будет легче легализоваться за границей.
Людей я отправлю с деньгами и драгоценностями, есть у меня ещё запасы. На месте им нужны оборотные средства, но если на вашей стороне хоть кто-то попробует отобрать у них хотя бы медную цепочку или кого-то обыскать и допросить, я очень сильно этого не пойму. Учти, Смирнов, я узнаю об этом в любом случае и раньше, чем пойдёт вторая группа.
Оружие тоже оставите людям, им на месте пригодится, а газетчикам – дополнительное удовольствие. Глушители они снимут и уберут, а потом запатентуют и вооружат нашу охрану заводов. Да и спецслужбам Америки и Великобритании обязательно пригодится. «Серж» сразу же сольёт им эти новинки. Это необходимо для того, чтобы ему получить английское гражданство и прочнее утвердиться под крылом у Елагина. Объясни всем: выход именно иностранных граждан через Советский Союз имеет важное политическое значение.
«СССР – хорошая страна, но мы никогда не хотели в ней жить. Мы воевали не за неё, а вместе с ней с фашизмом. Всё, что мы могли, мы сделали». Кто из них это произнесёт не важно. Главное не то, что они будут там говорить, а то, что они думают о нашей с тобой стране, а это будет зависеть только от отношения страны к ним. Вы их с почестями отпустите. Как только первая группа окажется на месте и я получу подтверждение, пойдут остальные.
В наши группы можете включить людей майора. Мне нужны хорошие боевики для работы сейчас, охраны предприятий там и остальных дел в дальнейшем. Лучшего способа легализировать большое количество людей за границей и придумать невозможно. Пока будут выдаваться патенты, подтянутся остальные бойцы отряда.
Недвижимость уже куплена, подтверждение я получил, промедления в строительстве не будет. Первые производства имеет смысл открыть на Багамских островах и в Великобритании, затем в США. На Багамах куплены острова, там, недалеко, огромное количество дешёвой, обучаемой на месте рабочей силы, изумительные погодные условия и возможность производства своего цемента – не надо возить издалека стройматериалы для строительства. Я ещё подумаю, как это будет выглядеть, но идея такова: на этих островах мы откроем санатории для инвалидов войны. Наших инвалидов и инвалидов из Великобритании. Производство, которое там будет открыто, будет экспериментальным, основной медицинский завод будет во Флориде, оружейный – в Великобритании. Американцев надо придержать в производстве оружия и бронежилетов, пока они сами не попросят открыть у них завод. Они воюют, поставки пойдут в их армию и на рынки Южной Америки и Юго-Восточной Азии, в которых тоже постоянно воюют. Они съедят всё, что мы произведём по любым самым фантастическим ценам. Начнём оттуда. Дело только за вами. Во всеуслышание заявите, что отряд вышел весь, пусть упыри расслабятся.
Глава 6
29 марта 1943 года
Статья на первой странице газеты «Правда» с фотографией группы мужчин, женщины и девушки в немецком камуфляже и с немецким оружием вышла одновременно с сообщением Совинформбюро. В статье писалось об интернациональной группе евреев из партизанского отряда «Второго», вышедших в расположение советских войск. Это были австрийские врачи, латвийские крестьяне и литовские ремесленники. Статья была перепечатана десятками газет мира.
Интервью с бойцами легендарного отряда, в течение полутора лет воевавшего в Латвии, облетело весь мир, а следующее сообщение повергло мир в шок. Все двенадцать человек изъявили желание приехать в США и получить гражданство этой страны, так как оставаться в СССР намерений не имели. Это была бомба.
Действительно, сразу после награждения высокими советскими орденами все партизаны покинули Советский Союз и прилетели в США. Газеты рвали их на части. Бывшие партизаны не скрывали ничего. Девять мужчин разного возраста, от шестнадцати до пятидесяти четырёх лет, пожилая женщина и юная девушка действительно были евреями, один мужчина был украинцем. Сомнений в их происхождении не было никаких, у них были их личные подлинные документы.
На брифинге, давая интервью все вместе, они заявили, что некоторая часть их друзей и родственников тоже собирается стать гражданами США, но из-за бюрократических проволочек приехать пока смогли только они. На Советский Союз обрушился град упрёков, и через шесть дней после приезда первой группы Советы объявили о высылке из страны с лишением гражданства ещё тридцати восьми человек. Кроме них, прилетели в США ещё трое бывших граждан Австрии, в том числе и маленький ребёнок.
Фотографии этой группы облетели весь мир. Бывшие граждане СССР получили гражданство США и Великобритании мгновенно. Это была пощёчина Советам. Радиостанции всего мира, захлёбываясь слюной, визжали о таком событии. Я получил это сообщение одновременно с Елагиным, но он увидел на фотографиях в газетах «Старшину» и «Сержа» и прислал мне об этом радиограммы. Первый этап был закончен, работа началась. Оставался второй этап, он был очень сложен, но ничего невозможного я не видел. Кроме того, была вещь, о которой я не говорил никому, кроме «Феи», но об этом не сейчас.
Заканчивалась зима. Уже текли ручьи, вскрылись реки, снег в лесах наполнился талой водой. Наступала весна. Группы были готовы к рейдам, но я ждал листвы. Теперь мне торопиться было абсолютно некуда. Группа Зераха получила самые полные инструкции и пополнилась профессиональными разведчиками и диверсантами. С Зерахом уходили и двое мастеров, изготовляющих документы, – мои задумки надо было выполнять. До моего прихода у них была только разведка, подчистка определённых районов, подготовка баз и дальние рейды в Литву и Эстонию.
Именно для этих рейдов мы специально готовили диверсионные группы, усиленные снайперами, вооружёнными винтовками СВТ и АВС с глушителями. Эти группы будут только стрелять и ставить мины ПМП. То есть займутся тем, к чему их готовили два года, – уничтожать живую силу в глубоком тылу противника.
Второе их задание – это диверсии на железных дорогах и организация засад на отряды карателей, преследующих мои группы подрывников. Бить карателей надо насмерть. Надо приучить их бегать как можно медленнее, с оглядкой на любую тень. Необходимо научить их бояться любого шороха, а для этого надо выбивать группы преследователей целиком.
Уходил с группой Зераха и один из моих радистов, но тоже с самыми полными инструкциями от меня. Двое мастеров изучили схему подзарядки батарей для рации, тряхнули седыми головами и сказали, что сделают в лучшем виде. Если эти мужики сказали, что сделают, значит, будет ещё лучше. Знали бы они, что такое кондиционер, подзарядка ещё и кондишином работала бы.
Группы разведчиков «Погранца» тоже напитались диверсантами – из-за линии фронта прислали несколько групп по три человека. «Белка» расконсервировал бронетранспортёр, перепугав всех пришлых диверсантов и в очередной раз вогнав в ступор Смирнова и майора Сотникова. Они аж подавились – обед у нас был, а пришлые схватились за оружие. В общем, сюрприз удался.
Никто из людей майора Сотникова даже не подозревал о том, что под копной старого, слежавшегося сена сразу за невысоким ельничком стоит закопанный в землю бронетранспортёр, наставивший на землянки гостей стволы двух пулемётов, а к нему ведёт тщательно замаскированная траншея и небольшой подземный ход из скрытого в поле окопа охранения.
Обползав всё на коленках, бывалый диверсант обескураженно присел на скамейку перед землянками, бездумно уставившись в стволы «станкачей». В случае огневого контакта ни у кого из его людей не было бы ни единого шанса остаться в живых. На бронетранспортёр была установлена просмоленная деревянная крыша, и пулемёты были в постоянной боевой готовности.
В мою личную группу вместо «Старшины» и «Сержа» добавили двоих мастеров-рукопашников. Идею обижать станции я не бросил, но начать решил не с них, а с резервной базы горючего, для чего обложил дороги наблюдателями «Погранца» и посадил на телефонные линии слухачей.
После триумфального выхода отряда «Второго» за линию фронта немцы сначала взвыли на все голоса – радиостанции и газеты я имею в виду, – а затем ощутимо расслабились. Это подтверждали и наблюдатели, и разведчики, и слухачи. На просёлочных дорогах появилось больше одиночных полицаев, телег, а чуть позже, когда просёлки просохли, и мотоциклистов. Так что, когда на деревьях появилась первая листва, у меня было достаточно разной информации, чтобы я мог ударить упырей всей накопленной за два с половиной месяца силой, но сначала мне необходимо было отправить группу Зераха.
В этот раз я отправлял Зераха по-тихому, и только пройдя дорогу Екабпилс – Резекне, он должен был сделать короткий рывок и затихариться уже на месте, пережидая обязательные зачистки. И вот наконец, двадцать четвёртого апреля, этот день наступил. Ночью пришла короткая радиограмма. «На месте. Норма». Отряд Зераха пришёл на место и через пару дней отправит свои диверсионные группы в рейды. Можно было начинать работать.
В ту же ночь из базовых лагерей стартанули четырнадцать групп дальнего действия. Эти группы состоят каждая из трёх человек. За четыре ночи они должны уйти минимум на шестьдесят километров в разные стороны и двадцать девятого апреля начать работать по своим маршрутам. Никаких заданий им не даётся. Всё сами, хоть под кустами валяйтесь.
Группы стандартные. Снайпер, он же командир группы из снайперской группы «Рыси», и два автоматчика, прилетевших с Большой земли. Вооружение и экипировка нашего отряда. Авиэль замотался всё подгонять, но новые бойцы были в полнейшем изумлении от того, что им давали. Помимо оружия с глушителями и наших боеприпасов мы выдавали мины ПМП, разгрузки, рейдовые рюкзаки, часы, немецкие штык-ножи или штык-ножи от АВС и компасы.
Карты мы тоже давали командирам. Группы шли как раз по тем районам, на которые у нас были полные листы карт. Большинство командиров групп были либо местные, либо побегали по тем районам осенью с «Погранцом». Мои бойцы проводили полный инструктаж по оружию, действиям и отработанной тактике. Возвращение – тоже сами, но не менее чем через две недели и не позднее пятого июня. У них было только одно условие: не работать в двух четко обозначенных им районах. Все рейдовые группы вернутся не сюда, а на оговоренные запасные базы, построенные прошлой осенью «Погранцом».
В эту же ночь пошли ещё семь групп по пять человек с таким же заданием, но по поездам. Они должны были выйти на позиции и в ночь с двадцать восьмого на двадцать девятое апреля заминировать железнодорожные ветки по нужным нам направлениям, оставив две основные. Линии Екабпилс – Даугавпилс и Каунас – Даугавпилс нельзя было трогать ни под каким предлогом. Эти группы были с опытными бойцами, знающими район боевых действий, недаром «Погранец» людей по осени гонял.
В эту же ночь «Погранец» со своими отморозками… Ах, простите! Со своей личной группой «обидит» склад горючего, уйдёт на одну из старых баз и затихарится. Для этой операции я выписал с Большой земли полтора десятка экспериментальных гранатомётов РПГ-1. Это те же самые РПГ-2, только одноразового использования, как «Мухи» или «Шмели». Они сейчас проходят войсковые испытания в различных операциях. Гранатомёты давали полную гарантию уничтожения склада. «Погранец» уже разминировал подходы к складу и наметил места расположения гранатомётчиков.
Это первые гранатомёты, которые были изготовлены по моим чертежам, отправленным ещё в сорок втором году. Изготовление их притормозили, были какие-то сложности с опытными образцами, но с появлением в отряде Смирнова изготовление ускорилось, и мы наконец получили свои РПГ.
С группой «Погранца» идут четверо специалистов из спецгруппы НКВД. Я так понимаю, для проверки эффективности образцов и соблюдения секретности по оружию. После применения гранатомётов эта спецгруппа, сопровождаемая одной из боевых групп «Погранца», самостоятельно уйдёт в Белоруссию, в один из партизанских отрядов.
Моя группа проводит их и пойдёт в рейд по своему маршруту. В своё время Виталик просил наведаться в его деревню под Россонами. Полицаи там больно сильно зверствовали. Вот и пусть ребята по пути порядок наведут. Тем более что эта группа усиленная – целых семь человек.
Эстер, Авиэль, двое мастеров, тройка охраны и два врача, которых нам дали вместо семьи Генриха Карловича, остаются на одной из запасных баз. База, на которой мы все сейчас находимся, консервируется, и её группа охраны становится маршрутной, выбивающей упырей в округе.
Смирнов с двумя своими людьми улетел девятнадцатого апреля, здесь ему пока делать нечего, а работы на Большой земле у него очень много. Свои знания я сливаю очень дозированно. Сейчас, в числе прочего, он повёз светошумовую гранату «Черёмуха» и напалм. Только не надо мне рассказывать о неэффективности напалма, не надо им джунгли заливать. Вполне достаточно использования при бомбардировках различных объектов, да и диверсанты и партизаны будут довольны. В любом партизанском отряде на улице можно приготовить и сжечь всё, что угодно. Сколько деревянных мостов в тылу противника сгорит, я даже представить не берусь.
Моя группа не торопясь выходит к Даугавпилсу и ждёт, когда на станции скопится достаточное количество поездов. Дальше понятно. До этого свободный поиск, прогулки по лесам и окраинам города, ознакомительная экскурсия по самому городу, посещение мест боевой и трудовой славы. Словом, обычные мои шалости.
В этот раз со мной идут «Фея» и Тая, «Чук» и «Гек», «Гном» и «Ёж». Кроме них мне добавили двоих новых ребят Смирнова – «Кубика» и «Рубика». «Кубик» просто квадратный. Невысокий молодой парень с невообразимо широкими плечами, длинными руками и огромными кулаками. Этакий Кинг-Конг в миниатюре. Очень дополняет моих малолетних телохранов. «Рубик» выше среднего роста, белокурый, голубоглазый, стройный. Истинный ариец, как сказали бы в моё время, очень быстрый и сильный – мастер ножевого боя. Того, что он вытворяет ножом, я никогда в жизни не видел, хотя видел многое и кое-что умею сам. «Рубик» – производная от Романа.
Оба в совершенстве говорят по-немецки, форма на них сидит как на натуральных немцах, документы мои мастера им сделали. Когда ребята на эти документы глянули, в осадок выпали оба. По их авторитетному мнению – а не верить таким разведчикам оснований нет, – с этими документами можно идти в любую комендатуру и становиться на довольствие. «Кубик» с «Рубиком» потом сходили, посмотрели на людей, которые делают такие ксивы, и чуть не попадали на месте. Они-то думали, что там условия как в типографии. Конечно, я создал людям рабочие места, но я же не волшебник.
Вышли мы вместе с «Погранцом» двадцать пятого апреля, днём. Двигались большим, солидным отрядом на восьми телегах с отрядом полицейских. Мы, понятно, на транспорте, полицаи, с подобострастием и поклонами, пешком. Ничего, побегают, не маленькие, за зиму их так натаскали, любую тройку в телегу можно запрягать.
Наша колонна ничем не отличалась от встречавшихся нам полицаев, кроме оружия. У всех наших были немецкие автоматы и СВТ или АВС, у каждого по «Вальтеру» в щегольской кобуре, а то и по два, даже мои псевдонемцы выглядят много скромнее. Гранатомёты лежали на телегах. Пришлось вставить «Погранцу» клизму со скипидаром в одно интересное место – встречные полицаи выглядели сильно беднее по вооружению.
Подозвал, вставил. «Фея», дружески улыбаясь, предложила для контроля приказа командира прислать Таю. «Погранец», услышав такое, взбледнул с лица. После того как Таю обучили стрельбе, она дважды стреляла в него. Оба раза пули прошли впритирку с ушами. На корноухого «Погранца», потерявшего мочку уха осенью сорок первого, это произвело огромное впечатление. Без разрешения в землянку к девчонкам он больше не входил.
Так что вскоре моя полицейская команда выглядела как все встречающиеся нам полицаи, лишнее оружие было заныкано на телеги, пистолеты спрятаны, ранцы сняты. Впереди колонны шла тихая разведка «Погранца». Раньше во главе этой разведки гулял сам «Погранец», а сейчас один из пришлых диверсантов. «Погранец», побегав с ним по лесам, поставил этому парню самые высокие оценки по всем дисциплинам, а потом сам принялся у него учиться.
Первый день прошёл спокойно. Двигались мы по лесным просёлочным дорогам и не спеша. К вечеру дошли до группы озёр, выйдя с другой стороны того большого озера, на котором была самая первая наша запасная база. В этих местах мы никогда не работали, и, прорабатывая маршрут движения, я намеревался здесь не только разведать окрестности, но и переночевать. Остановились на здоровой поляне в лесу чуть в стороне от просёлочной дороги, и, пока часть народа занималась устройством временного лагеря, разведчики разбежались по окрестностям.
Ночь прошла штатно. Разведчики обнаружили два сожжённых хутора со старыми захоронениями и спрятанные в лесу лодки. Свежих следов ни в лесу, ни на берегу не было, и мы с «Погранцом», прикинув по карте, решили, что он отойдёт сюда и в случае чего переберётся на недалеко расположенные мелкие острова. Место было очень неплохое, но разведывать долго времени у нас не было. Разошлись мы с «Погранцом» через семь часов. Он пошёл направо в лес, к складу, а мы прямо вдоль просёлка и дальше по своему маршруту.
Тыловые районы – это тыловые районы. Большое расстояние до линии фронта, лояльное к немецким оккупационным войскам население, благоприятные природные условия и неплохо развитая дорожная сеть накладывают свои отпечатки на поведение тыловых служб немецкой армии. Нет жёстких прифронтовых облав, концентрация боевых подразделений невысока, а охранные части стоят только в ключевых местах, охраняя мосты, склады, аэродромы и прочие многочисленные военные объекты.
Конечно, очень много полицаев. Местная вспомогательная полиция уже давно реорганизована в охранные батальоны, которые принадлежат теперь СС, но у них другие заботы – пленных расстреливать, местных грабить и партизан вешать. Работы у ребят много, и о себе опять-таки надо заботиться, так что колонны на дорогах не такие частые и идут практически без охраны. Очень много одиночных машин всяких тыловых и административных служб, ползут телеги крестьян и те же местные полицаи, но в основном обстановка мирная. Была до нашего появления.
Развлекаться мы начали уже на следующий день, после того как разошлись с «Погранцом». Я бы погулял пару дней по лесу со своими девчонками без войны, тем более они не были против, но не судьба. «Гном» с «Ежом» отличились, они у меня в качестве передового дозора по окрестностям бегают, периодически пересекаясь со второй парой, с «Чуком» и «Геком», а мы впятером рядом, не торопясь, прогуливаемся. В общем, пока мы прогуливались, моя разведка зарезала троих полицаев, которые на красивой лесной полянке разложили местную деваху. Даже пленного не взяли, уроды малолетние.
«Ежа» хлебом не корми, дай только полицая зарезать. Режет хитро: ножом в печень или несколько раз в брюшину – и смотрит, улыбаясь, как полицай корчится от дикой боли. Крыша у него наглухо съехала, но только в этом. В быту, на тренировках, в общении с друзьями – нормальный семнадцатилетний мальчишка, каким-то чудом доживший до весны сорок третьего года. О том, что он пережил за первую военную зиму, его даже «Гном» боится спрашивать.
В результате вместо спокойной прогулки по лесу нам пришлось убегать оттуда, как вспугнутым оленям. Девчонка-то нас видела, а наша рейдовая одежда здорово от полицейской формы отличается. Правда, пока она на своей телеге до дома добралась, мы уже километров двенадцать пробежали, но прогулка была испорчена.
При планировании операции я так строил маршруты своим группам, чтобы они не пересекались и не заходили в этот район. Здесь, в этом районе, должна была работать только одна группа минирования железной дороги. Но и она, заминировав железнодорожную ветку Даугавпилс – Краслава, переправится на ту сторону реки Западная Двина и уйдёт дальше по маршруту в сторону Каунаса. Эта группа, как и несколько других рейдовых групп, на наши базы уже не вернётся.
Часть групп, разведывая в пути отмеченные мной и «Погранцом» объекты, уйдут не к нам, а на осенние базы Зераха. То есть рейд у них будет в один конец. Остальные должны рассредоточиться по трём запасным базам. У меня было ещё три наработки в наших районах, и вот эта операция будет в основном операцией прикрытия. Основная цель таких рейдов немного другая, и заключается она в том, что Смирнов был шокирован эффективной работой моих малых диверсионных групп. И он, и следователи НКВД, в течение нескольких месяцев допрашивающие меня, и его высокопрофессиональные диверсанты были в шоке от методов моих действий, массового использования оружия с глушителями, гранат, экипировки и мин ПМП.
Мины ПМП, усовершенствованные Марком и выпускаемые нашими мастерами, вот уже второй сезон пользуются небывалым спросом и популярностью. Вероятнее всего, именно из-за них за меня дают уже больше двухсот тысяч марок и целый гипермаркет разнообразных местных подарков. Видимо, наши с Марком крестники добрались до дома и теперь остаток жизни будут передвигаться на четырёх ногах.
Вместо патронов от пистолета ТТ Марк использует патроны от винтовки «Бердана» – пуля в них безоболочечная и весит одиннадцать граммов. В мастерской делают на пуле крестообразный надрез и получают элементарную экспансивную пулю, пробивающую подошву сапога и разваливающуюся прямо в ступне. Пуля распадается на четыре части и, иногда не пробивая даже верх обуви, разносит кости ступни на мелкие осколки и шинкует в мелкий винегрет кожу, мышцы и сухожилия.
Ранение получается такое, что нога есть, а пользоваться ею уже нельзя. Если такая пуля попадает в пятку – удаляют всю ступню, если в ступню – кому как повезёт, но ходить всё равно придётся только на костылях. Ну а госпиталь, длительное лечение и поездка на их немецкую родину – это дополнительные подарки от нашего отряда.
Страшнее патронов от винтовок «Бердана» в ПМП только охотничьи патроны, набитые сплющенными пулями и исковерканными гильзами, и самодельные фугасы направленного взрыва. Охотничьи патроны – понятно: после выстрела невезунчику отрывает ногу до самого паха, а взрыв подобного фугаса выкашивает всё живое на расстоянии тридцати метров, нанося просто дикие ранения. Обычная пуля в животе это ерунда по сравнению со сплющенной и скатанной в трубочку гильзой от «трёхлинейки» или шестнадцатиграммовым обрубком арматуры в том же животе.
Даже простая противопехотная мина весит достаточно много, а такой мелочовки каждый боец набирает минимум по три десятка. Ставят ПМП только на дорогах, но не сплошняком, а максимум по две и вразнобой. Не в ногу прилетит, так в колесо машины или мотоцикла. Неоднократно бывало, что после срабатывания одного такого сюрприза движение перекрывали на несколько часов для проверки дороги сапёрным подразделением.
Перекрывать-то перекрывают, только пойди, найди на дороге гильзу, скромно прикрытую листом, сорванным с дерева, или присыпанную песочком. Бывало, и сапёрам прилетало. Это же просёлки, а асфальта на них нет и ещё лет тридцать не будет. На этих дорогах разбросано немереное количество железного хлама, особенно после боёв сорок первого года. Старые гвозди, осколки бомб, снарядов и мин, стреляные гильзы и пули, так что использование миноискателей и щупов не прокатывает.
Слышал я, что осенью прошлого года упыри пленных использовали для разминирования дорог. Пять-семь пленных таскали по дороге катки, сделанные из брёвен и обрезков досок. Узнав об этом, «Погранец» проявил разумную инициативу. Две группы охраны таких «сапёров» ребята «Погранца» выбили подчистую, освободив три десятка пленных, а когда немцы увеличили охрану, ещё семь раз обстреливали охранников, увеличивая свой личный счёт и тренируя снайперов групп. В общем, «Погранец» прошлой осенью развлекался, как умел, а научили мы его с «Сержем» неплохо.
Доработал «Погранец» тактику диверсионной тройки без меня. Летом прошлого года, сидя в узком кругу молодых, но уже опытных диверсантов, я предложил в случае убитого полицая, не подтверждённого документами, откладывать и приносить на базу одну отстрелянную гильзу. Это просто затем, чтобы ребятам проще было отчёт о рейде писать.
Идея понравилась. Сколько под это дело полицаев перебили, мама дорогая! Оружие-то с глушителями. До смешного доходило. Вышел хозяин на крыльцо дома покурить, и нет его полчаса. Выскакивают домашние, а он уже полчаса как холодный.
Едет машина по дороге. Неожиданно она слетает на обочину или впечатывается во встречку. Шум, гам, суета, покорёженная машина, покалеченные полицаи и немцы, а у водилы незапланированная природой дыра в головёнке. Разумеется, стрелков уже и след простыл. За полчаса эти лоси уже пару километров отмахали.
Идёт по «железке» поезд с техникой. Всё как у взрослых. Впереди и сзади состава – платформы с пулемётами или автоматическими пушками, на каждой теплушке или открытой платформе – часовые. Приходит поезд на станцию, а половина часовых уже очередь в небесную канцелярию занимает. Где им прилетело? Когда? Покрыто мраком. Про въездные посты в маленьких городах и посёлках я и не говорю. Ночами полицаи меньше чем по десятку человек уже и не стоят, да ещё и рогатки, оплетённые колючей проволокой, выставляют.
Конечный результат всей этой летней и осенней развлекаловки прошлого года – куча стреляных гильз размером с огромный муравейник. Предложил я это тогда специально. Сухие строчки отчётов видны только руководству отряда, а эта всё увеличивающаяся кучка стреляных гильз была видна всем: и девочкам с кухни, и мастерам, и докторам, и раненым, и Смирнову с товарищами.
Итогом действий нашего отряда за весь период боевых действий стало несколько здоровых мешков с документами, которые с огромным облегчением сгрузил Смирнову Авиэль, под расписку, разумеется. Туда же ушли и журналы боевых действий, и всякие второстепенные документы, которые мои группы нагребли за полтора года нашей войны. Здорово помог мне и рейд в Екабпилс, в котором поучаствовали «Чук» и «Гек». Я думаю, они исписали просто гору бумаги. Так что у Смирнова и его людей появилось очень много самых разнообразных дел.
Загрузив подобным образом Смирнова, я собирался встряхнуть упырей и чуть позже заняться немного другой работой. Для неё я собрал у «Погранца» всех снайперов, которых успел подготовить «Рысь». Все снайперы, которые рассредоточены по рейдовым группам, после возвращения на наши базы, и те, кто бегает сейчас с «Погранцом», будут чуть позже выполнять два моих персональных задания. Рейдовые группы сейчас отвлекают внимание от районов своих будущих боевых действий.
Засветившись, я решил больше не скромничать, и за два дня «Чук» с «Геком» и «Ёж» с «Гномом» вырезали двадцать восемь одиночных и не очень полицаев и немцев, в основном по двое-трое. Была и группа в пять человек на грузовике, который мы с благодарностью приняли и заныкали в пригороде Екабпилса. Трупы, разумеется, убирали, ровно как и телеги с коняшками.
Засветки я не боялся. Всего только через сутки здесь такое начнётся, что всех пропавших спишут на действия моих групп. Сейчас идти в город было немного рано, необходимо, чтобы на станции скопились поезда. В своё время из одной разведки «Погранец» принёс сведения об одной штабной телефонной линии, и мы её периодически слушали, когда были в этом районе, так что вечером двадцать восьмого мы были рядом с ней.
Ночью мы с удовольствием полюбовались на багряное зарево, осветившее небо над лесом, а потом с таким же удовольствием прослушали немецкую версию развития событий. Паника была полная. Склад горючего скончался в мучениях, а «Погранца» даже не видели. Снайперы группы сначала выбили часовых на вышках и вообще перебили всех, до кого смогли дотянуться.
Пять поездов слетели мухой, затем, чуть позже, накрылись ещё два. Один из них вместе с небольшим мостом. Сведений о группах подрывников немцы нам не сообщили, значит, никого не обнаружили. Истерика в штабе продолжалась всю ночь, потом немного поутихла, но пошли сообщения о действиях рейдовых групп.
Ребята развлекались по полной программе. По информации немцев, наши забросили к ним целую дивизию, где-то даже парашюты видели. «Рубик», слушавший переговоры штаба охранной дивизии, хохотал так, что девчонки отпаивали его водой.
Какая-то группа выбила охрану переезда и захватила бронетранспортёр. Дикий бронетранспортёр объявился через четыре часа в большом посёлке и, стреляя из двух пулемётов и разбрасывая направо и налево гранаты, прошёл его насквозь. Десятки трупов и раненых упырей из роты карательного батальона, расквартированной в посёлке. Они как раз грузились в машины.
Стопудово ребята наблюдали за посёлком и ждали, когда упыри соберутся в кучу. Это, похоже, какие-то подрывники, их пятеро. Грохнули «железку» и под шумок захватили «Ганомаг». Я хочу потом в глаза посмотреть бойцам этой группы. Нельзя так упырей пугать. В тот район два батальона полицейского полка стягивают. Там же все окрестности будут завалены отходами жизнедеятельности человеческого организма – ребята обязательно поставят на дорогах штук пятнадцать ПМП. Я не я буду, если у Смирнова каждому по «Знамени» не выбью. Откажет, свои ордена отдам.
Другая группа залезла в большой посёлок и прихватила за бейцы штабного офицера, отдыхавшего с местной девахой, по пути вырезав ножами его собутыльников, ординарца и шофёра. Причём самого оберст-лейтенанта[5] после допроса повесили на воротах дома с глумливой табличкой в стиле «Сержа».
Концлагерь в Резекне опять обстреляли снайперы, перебив часовых на вышках и разнеся гранатами пост на въезде, – похоже, три рейдовые группы объединились. Правда, лагерь уже размерами не впечатляет: несколько небольших бараков поставить удалось, а всё остальное в прошлый раз сгорело. По пути ребята сожгли одну вышку и две грузовые машины. Потом эти ухари принялись отстреливать тех, кто подтягивался на пожар, а так как сначала подтягивались полицаи из окрестных посёлков и деревень, то их очень красиво разложили по подъездным дорогам, напоследок заминировав сами дороги.
Судя по истерическим воплям начальника одной из комендатур, нападавших было как минимум батальон при поддержке танка. Вот «Руль» год назад упырей своим танковым рейдом напугал. Даже через год всем танк мерещится.
Количество местных полицаев, попавших под горячую руку рейдовых групп, уже в первые три часа перевалило за сотню, а информация всё прибывала и была сильно не полной, так как со многими районами и местечками не было связи. Телефонные линии, маленькие мостики, связные мотоциклисты, одиночные полицаи уничтожались в первую очередь. Группы ремонтников-связистов отстреливались вместе с охраной, мы узнали о двух таких случаях.
Полетели в воздух машины и телеги, некоторое количество мин рейдовые группы взяли. Совсем немного, на горбу много не утащишь, в основном ребята брали патроны, ПМП и гранаты, но запасец у рейдовых групп был. «Погранец» в разных районах ещё зимой оставлял небольшие заначки с минами и гранатами, чтобы в рейдах с собой не таскать лишний груз. Так что небольшие склады боеприпасов у нас по всем районам заныканы.
Сгорели два склада, и перебиты были полицаи, охранявшие их. Один склад полицейского участка неожиданно взорвался – куски полицаев собирали по всей деревне. Вот это работа по прошлогодним разведкам «Погранца», это я отдельно в итоговом рапорте отмечу.
Ближе к вечеру паника немного утихла, и заработала отлаженная машина немецких штабов. Перерезать все коммуникации и линии связи мы всё-таки не могли, нас всё же не дивизия, но «Рубик» и периодически меняющий его «Кубик» мелким почерком исписали гору бумаги. Немцы шпарили открытым текстом, выдавая конфиденциальную штабную информацию и перечисляя и многократно увеличивая художества моих ребят. Ещё ночью подсев на линию связи, я разрешил «Гному», «Ежу» и «Геку» с «Чуком» пробежаться по окрестностям. Сработались эти четверо моментально, так как на базе тренировались вместе, а сейчас они, подпрыгивая от восторга, умчались в лес.
Информацию о них мы получили через шесть часов. Какие-то безбашенные отморозки, а иначе их назвать нельзя, захватили броневик на полустанке, перебив всех полицаев. Выгнали этот броневик на дорогу и высадили весь боекомплект по колонне карательного батальона, спешащего в Резекне на грузовиках. Я думаю, говорить о том, что на полустанке не осталось ни одного целого строения, не надо. Они нам позже ещё и пожрать притащили, чем полицаи поделились, хотя мы совершенно не голодали.
Сидели на телефонной линии мы двое суток. У меня сложилось впечатление, что всё то время, что мы прослушивали линию связи, рейдовые группы не спали, ставя районы своих действий на уши. Я не знаю, что творилось в этом штабе год назад, но сейчас паника была полнейшая, а эффективность работы диверсионных групп выше всяческих похвал.
Этот экзамен Смирнова мои ребята выдержали с честью. Конечно же, это эксперимент Смирнова. Ведь именно для этого были привезены диверсионные группы, а во главе троек встали снайперы «Рыси» и разведчики «Погранца», делясь с молодыми ребятами своими знаниями и опытом. Ну, а результаты мы двое суток слушали. Людей нам привезли тогда, когда забирали моих, и времени на подготовку и боевое слаживание было крайне мало.
Глава 7
1 мая 1943 года
В город мы зашли второго мая. В ночь на первое дошли до пригородов и по старой информации добрались до дома полицая. Это ещё информация переводчицы Лотты и её братца. Перед выходом я тщательно отфильтровал её и выбрал всё, что мог использовать на этом выходе. Мы не были здесь полтора года. Тогда было всё просто. Нас никто не ждал, да и ночь в конце октября значительно длиннее. Сейчас же и ночи короче, и народу по окрестностям шарится значительно больше, но, к нашему счастью, или их, это как посмотреть, никто нам не повстречался.
Дом был большой, полицай занял его ещё летом сорок первого, но жил только с двумя женщинами, матерью и сожительницей, которых мы недолго думая заперли в подполе. Вот только хозяина дома не было, пришёл он утром с тройкой своих приятелей. Вернулись ребятишки с ночной смены, где уж они там трудятся, мы, разумеется, не знали, но они с нами поделились сразу же, как только в себя пришли.
Из дома мы ушли следующей ночью. Ни дом, ни его обитатели нашу встречу не пережили. Сгорели они. С деревянными коттеджами бывает, прямо напасть какая-то, вечно горят. В некоторых случаях прямо с хозяевами.
Движение по городу я выбрал по рижскому варианту. «Фея», я, «Рубик», «Кубик» и Тая – дневной вариант со всеми документами. Остальные спрятались в квартире недалеко от центра города. Переводчик городской комендатуры сегодня по какой-то причине не вышел на работу. Квартира у него была закрыта на ключ. В то время, когда мы покидали его весьма уютное жилище, он очень плотно общался с «Гномом» и «Ежом», искренне рассказывая о своих сослуживцах и, главное, о соседях по подъезду.
Первая прогулка по городу ничего не дала, она была скорее ознакомительной. Основную скрипку в нашей компании играл «Рубик». Ой, простите великодушно, оберштурмбаннфюрер СС Хартманн Ланге, «Кубик» у нас был оберштурмфюрером СС Гансом Брауном, ну а я унтершарфюрером[6] СС Вольфгангом Шрёдером. Ну и что, что они неожиданно скончались год назад? Зато на меня форма почти идеально подошла, а на остальных перешивать пришлось.
Наша швейная мастерская заколебалась перешивать форму «Кубику». На эту обезьяну, в смысле нестандартную фигуру, ушло столько времени, что проще было сшить новый мундир. Девочки были просто девочками, одежды у нас было много ещё из старых запасов, так что немного терпения, материала и мастерства Авиэля, и две красотки, бойко лепечущие на плохоньком немецком и глупо хлопающие глазёнками, готовы.
Роскошные волосы «Феи» цвета вороньего крыла пришлось опять стричь и убивать перекисью, а Тая блистала своими длинными, почти по пояс, русыми волосами. Я категорически запретил их обрезать. В результате все встречающиеся нам мужики смотрели только на неё, но познакомиться не пытались. К сорок третьему году количество самоубийц среди немцев и полицаев сильно сократилось. Все прекрасно знают, что такое гестапо.
Совсем в центр города и к вокзалу мы не совались, меня интересовали больше подходы к вокзалу и общая обстановка в городе. С общей обстановкой в городе всё было в порядке, к нам никто не цеплялся, а вот с подходами к вокзалу всё было намного хуже. Впрочем, пару домов для скрытого наблюдения я наметил.
Вернувшись в квартиру к переводчику, мы с ним быстренько прикинули, кто у него есть из знакомых в нужных мне домах. К сожалению, оказалось, что никого, но была пара знакомых в домах рядом, так что наметили очередного чиновника, к которому ночью придут сотрудники гестапо, и простились с гостеприимным хозяином.
Сразу после нашего ухода переводчик комендатуры покончил жизнь самоубийством, повесившись на крюке от люстры. Даже не представляю, чего это он, но чужая душа – потёмки. Может, какая личная трагедия у мужика? Теперь уже и не спросишь.
Да, кстати! Наша с «Сержем» незабвенная секретутка из полицейского управления, Илзе Гайлитис которая, скончалась от неразделённой любви к штыку от «трёхлинейки» под лопаткой ещё в ноябре сорок первого года. Прямо в госпитале. Кошмар! Звери из отряда «Второго» бесчеловечно убили-таки пламенную патриотку. Три удара штыком от «трёхлинейки»! Двоечник. С первого раза не попал, что ли?
Нашего добровольного помощника приняли сразу после убийства прямо в госпитале, но он умудрился отличиться ещё раз. Молчать на допросе он не стал и даже гранату во двор попытался закинуть. Рядом с ним оказался заместитель начальника гестапо оберштурмфюрер СС[7] Альберт Вайнманн с двумя своими ближайшими подручными. Видимо, хотели отличиться.
В общем и целом, им это удалось, правда, не у всех получилось в целом. Вайнманна торжественно похоронили сразу, помощников закопали чуть позже и менее торжественно, а останки упыря повесили в качестве «Второго» на площади. Более того, вместе с этим невезунчиком крайне обозлённые немцы пристроили на виселицу ещё полтора десятка его приятелей. Некоторые из них добрались до виселицы прямо в форме. Чем они так не угодили гестапо, переводчик не знал, но «Гнома» он здорово этой информацией порадовал. Думаю, что руководство вспомогательной полиции таким образом прикрыло свои очень даже смертные тушки.
При обыске квартиры невезучего упыря нашли нашу листовку, заныканную на кухне, после чего трое неразумных полицаев в приступе служебного рвения залезли на чердак. Соседи нашего добровольного помощника, на свою беду проживающие в этом же доме, были очень недовольны – слишком тонким слоем полицаев размазало по чердаку. Половина крыши куда-то улетела, а сам чердак вонял тухлятиной всю весну, так как отскрести полицаев от стропил и обрешётки остатков крыши оказалось неимоверно тяжёлым занятием.
Так что за заначкой, оставленной мной, можно не возвращаться. Как жаль. Как жаль. Так хотелось вернуться. Мне очень нравилась квартира полицая, поэтому я и поставил фугас прямо над ней. Надо же было его куда-нибудь приткнуть. Чтобы далеко по чердаку не бегать, я оставил заначку с фугасом прямо у трубы печки, а в результате взрыва улетучилась не только некоторая часть крыши, но и двое гестаповцев, ещё трое полицаев и большая часть квартиры. Ещё пяток полицаев побило разлетевшимися кирпичами и двоих придавило, к сожалению, не до смерти. Вот это точно жаль.
Добрались мы до Гебитскомиссара Генерального округа Латвии ночью. Судя по обстановке и заныканным по всей этой громадной квартире тайникам, должность была у чиновника весьма хлебная. Таких комиссаров в Латвии шесть, знал бы, где живут остальные пятеро, только бы к ним в гости и ходил. Переводчик тоже был парень не бедный, но здесь просто другой уровень. Жил чиновник не один, так что пришлось пообщаться и с его моложавой супругой, вот она-то и рассказала о соседе по этажу, работающему на станции.
Злобное гестапо забрало труженика железнодорожного транспорта прямо в подъезде ранним утром, когда человек шёл на работу, и занесло в соседнюю квартиру. К вечеру мы знали всю обстановку на станции. Время смены патрулей, количество скопившихся составов, состояние взорванных путей, которые ударными темпами восстанавливали, и прочие мелкие, но крайне необходимые в нашем деле разности. Времени на очередное хулиганство у нас было очень мало, всего четыре часа полной темноты.
Читать бесплатно другие книги:
