Чёрный Отряд Кук Глен

Глава шестая

Госпожа

Земля медленно становилась серебристо-зеленой. Рассвет разбрасывал по окольцованному стенами городу алые перья. Золотые искорки веснушками усеивали городские укрепления в тех местах, где солнце касалось росы. Туман начал стекаться в низины. Протрубили утреннюю смену часовых.

Лейтенант козырьком приставил к глазам ладонь и прищурился. Хмыкнув с отвращением, он взглянул на Одноглазого. Чернокожий коротышка кивнул.

– Пора, Гоблин, – бросил Лейтенант через плечо.

В лесу зашевелились люди. Гоблин опустился на колени рядом со мной и выглянул из кустов. Он и еще четверо переоделись бедными горожанками и обмотали головы шалями. Каждый держал деревянный шест со свисающим на конце глиняным кувшином, замаскировав оружие под одеждой.

– Идите. Ворота открыты, – сказал Лейтенант. Пятеро зашагали вниз по склону холма, держась опушки леса.

– Будь я проклят, но как все-таки здорово вновь заняться такими штучками, – сказал я.

Лейтенант улыбнулся. С того дня, как мы покинули Берилл, он улыбался очень редко.

Пять фальшивых женщин, маскируясь в тени, приближались к ручью возле ведущей в город дороги. Несколько городских женщин уже шли туда же набрать воды.

К воротам мы рассчитывали подобраться без особых хлопот. Город был переполнен незнакомцами, беглецами и маркитантами мятежников, гарнизон невелик и службу нес спустя рукава. У мятежников не было причин предполагать, что Госпожа нанесет удар так далеко от Чар. Городок не имел никакого военного значения.

Кроме одного. В нем находились двое из Восемнадцати, посвященные в тайны стратегии мятежников.

Три дня мы таились в этих лесах и наблюдали. Перо и Странник, недавно ставшие членами Круга, проводили здесь медовый месяц, после чего должны были отправиться на юг и присоединиться к наступающим на Чары.

Три дня. Трое суток без костров в холодные ночи и горячей пищи. Три дня прозябания. И все же уже несколько лет у нас не было такого бодрого настроения.

– Думаю, мы сцапаем их тепленькими, – высказался я.

Лейтенант подал знак. Несколько человек отправились следом за фальшивыми старухами.

– Кто бы ни придумал этот план, он знал, что делает, – заметил Одноглазый. Он тоже был возбужден.

Как и мы все. У нас появился шанс показать, что нам удается лучше всего. Пятьдесят дней мы провели за грубой физической работой, подготавливая Чары к нападению мятежников, а пятьдесят ночей мучились, представляя будущую битву.

Еще пять человек направились к ручью.

– Из ворот выходит группа женщин, – сообщил Одноглазый. Напряжение нарастало.

Женщины гуськом направились к ручью. Это паломничество не прекратится весь день, если мы его не прервем. Внутри городских стен нет источника воды.

В желудке у меня внезапно потяжелело – наши лазутчики уже поднимались вверх по склону, направляясь к воротам.

– Всем быть наготове, – приказал Лейтенант.

– Лучше разомните мышцы, – посоветовал я. Физические упражнения помогают рассеять нервную энергию.

Сколько бы лет ты ни тянул солдатскую лямку, близость сражения всякий раз порождает страх. Эту заразу обязательно подхватывают многие. Зато Одноглазый всегда выходит на дело, сперва убедившись, что судьба вычеркнула его имя из своего списка.

Лазутчики поздоровались с горожанками писклявыми женскими голосами. К воротам они подошли без приключений – маскарад сработал. Стражником оказался башмачник из городской милиции, деловито вгонявший бронзовые гвозди в подошву сапога. Его алебарда стояла у стены в нескольких футах поодаль.

Вскоре из ворот вышел Гоблин и хлопнул над головой в ладоши. Хлопок разнесся по всей округе. Не удовлетворившись, Гоблин развел руки на уровне плеч ладонями вверх, и над его головой дугой вспыхнула радуга.

– Вечно он выпендривается, – пробурчал Одноглазый.

Гоблин сплясал джигу.

Мы выскочили из леса и бросились вперед. Женщины у ручья с визгом разбежались. «На стадо овец напали волки», – подумал я. Мы мчались во весь дух. Мешок за спиной колотил меня по почкам. Ярдов через двести я перешел на шаг, опираясь на собственный лук. Меня обогнали парни помоложе.

Когда я добрался до ворот, сил у меня не хватило бы и на щелбан старухе. На мое счастье, все старухи успели разбежаться. Наши люди пронеслись через весь город, не встретив сопротивления.

Те, кому предстояло захватить Странника и Перо, торопливо зашагали к крошечной городской цитадели. Ее охраняли не лучше, чем ворота. Мы с Лейтенантом вошли в нее следом за Одноглазым, Молчуном и Гоблином.

На нижних этажах никто не преградил нам путь. К нашему изумлению, новобрачные все еще посапывали в своих покоях на верхнем этаже. Охранников у двери Одноглазый спугнул какой-то жуткой иллюзией, а Гоблин и Молчун вышибли дверь любовного гнездышка.

Мы ворвались внутрь. Даже сонные, ошарашенные и испуганные, молодожены оказались не сопляками и успели наставить нам фингалов и синяков, пока не успокоились со связанными руками и кляпами во рту.

– Нам приказано привезти вас живыми, – сообщил им Лейтенант. – Но это не означает, что нам запретили вас трогать. Ведите себя спокойно, выполняйте наши приказы – и останетесь целыми и невредимыми.

Я даже ожидал, что сейчас он оскалит зубы, подкрутит кончики усов и разразится зловещим хохотом. Он и так прикидывался, поддерживая репутацию злодея, навешенную на Отряд мятежниками.

Но Странник и Перо наверняка доставят нам столько неприятностей, сколько сумеют. Они прекрасно понимают, что Госпожа послала нас не для того, чтобы пригласить их на чашку чая.

На полпути к своей территории. Лежим на животе на вершине холма, разглядывая вражеский лагерь.

– Большой, – сказал я. – Тысяч двадцать пять, а то и тридцать.

Это был один из шести лагерей, растянувшихся по дуге к северо-западу от Чар.

– Если они и дальше станут протирать штаны, им крышка, – заметил Лейтенант.

Им следовало бы атаковать немедленно после сражения на Лестнице Слёз. Но потеря Твердеца, Робкого, Мотылька и Медлительного вызвала грызню среди офицеров, рвущихся в старшие командиры. Наступление мятежников затормозилось. Госпожа восстановила равновесие сил.

Теперь ее отряды, производящие разведку боем, вырезали фуражиров врага, казнили коллаборационистов, уточняли расположение вражеских позиций и уничтожали все, что могло пригодиться противнику. И мятежники, имея огромный численный перевес, постепенно начали переходить к обороне. Каждый новый день в лагере психологически их опустошал.

Два месяца назад наш боевой дух упал ниже змеиной задницы, но теперь он поднимался все выше и выше. Если нам удастся вернуться, он и вовсе воспарит в небеса. Наша вылазка нанесет мятежникам ошеломляющий удар.

Если нам удастся вернуться.

Мы лежали неподвижно на крутом известняковом склоне, поросшем лишайниками и усыпанном опавшими листьями. Журчащий внизу ручей посмеивался над нашими затруднениями. Тени голых деревьев прикрывали нас узорчатой паутиной, а простенькие заклинания Одноглазого со товарищи маскировали дополнительно. Моих ноздрей коснулся запах страха и лошадиного пота. С дороги наверху донеслись голоса вражеских кавалеристов. Я не знал их языка, но они о чем-то спорили.

Дорога, засыпанная листьями и веточками, казалась заброшенной. Усталость взяла верх над осторожностью, и мы решили пройтись по дороге. Но внезапно, за очередным поворотом, увидели патруль мятежников на лугу в долине, куда тек ручей, что журчал сейчас у нас за спиной.

Мятежники проклинали наше исчезновение. Несколько солдат спешились и мочились с обрыва.

И тут Перо задергалась.

«Проклятье! – мысленно завопил я. – Проклятье! Так я и знал!»

Мятежники насторожились и встали цепочкой вдоль обрыва.

Я ударил женщину по макушке. Одноглазый оглушил ее с другой стороны. Быстро соображающий Молчун опутал ее магическими путами, проворно изобразив пальцами перед грудью нечто вроде переплетающихся щупалец.

Зашуршал безлистный куст. Толстый старый барсук вперевалочку спустился по склону, перебрался через ручей и скрылся среди тесно стоящих тополей на другом берегу.

Мятежники с руганью швырнули ему вслед несколько камней. Те застучали, отскакивая от лежащих в ручье валунов. Солдаты топтались на дороге, убеждая друг друга, что мы где-то поблизости и не могли уйти далеко пешком. Логика способна перевесить любые усилия наших колдунов.

Меня одолел один из худших видов страха, от которого подгибаются колени, трясутся руки и слабеет прямая кишка. Страх упорно нарастал, отыскивая многочисленные лазейки в моей душе. А вера в приметы упорно твердила, что нам и так слишком долго везло.

Что толку в недавнем подъеме боевого духа? Со страхом не поспоришь, а он обнажил истину – все это лишь иллюзия. Под ее налетом скрывалось пораженчество, спустившееся вместе с нами с Лестницы Слёз. Моя война закончилась, и я ее проиграл. Мне хотелось лишь одного – бежать.

Странник тоже решил было доставить нам неприятности, но, нарвавшись на мой яростный взгляд, затих.

Сухие листья завертел ветерок. Он охладил выступивший на теле пот, и страх немного ослабел.

Патрульные забрались в седла и, все еще досадливо бранясь, поехали назад. Я наблюдал за ними, когда они появились в том месте, где дорога сворачивает на восток от каньона. Поверх добротных кольчуг они носили ярко-красные плащи, а шлемы и оружие оказались превосходного качества. Мятежники явно богатели – начинали они на уровне грабителей с большой дороги, вооруженных дубинами и топорами.

– А ведь мы могли их и прикончить, – произнес кто-то.

– Болван! – фыркнул в ответ Лейтенант. – Сейчас они даже не поняли, кого увидели. А если бы мы полезли в драку, то они узнали бы это наверняка.

Нам вовсе не нужно, чтобы мятежники устроили на нас облаву так близко от дома. Здесь попросту нет места для маневра.

Солдат, сморозивший глупость, был одним из тех, кто прибился к Отряду во время долгого отступления.

– Послушай, брат, если хочешь оставаться с нами, то заруби себе кое-что на носу. Сражаться надо лишь тогда, когда другого выхода нет. Сам знаешь, в драке может достаться и кому-то из нас.

Солдат что-то буркнул.

– Так, патруля не видно, – сказал Лейтенант. – Пошли.

Он сориентировался и повел нас в направлении щербатых гор, видневшихся за лугом. Я застонал – опять топать по холмам и камням.

Каждый мой мускул давно протестующе ныл. Я настолько выдохся, что готов был в любой момент рухнуть. В конце концов, человек рождается не для того, чтобы с рассвета до заката тащить на спине шестьдесят фунтов.

– А ты тогда быстро сообразил, – сделал я комплимент Молчуну. Он выслушал его, пожал плечами и промолчал. Как всегда.

– Они возвращаются, – крикнул кто-то сзади.

Мы распростерлись на склоне поросшего травой холма. Далеко на юге из-за горизонта торчала Башня. Этот базальтовый куб выглядел устрашающе даже с расстояния в десять миль и никак не вписывался в окружающий его ландшафт. Невольно хотелось видеть вокруг него бесплодную пустыню или, в лучшем случае, местность, скованную вечной зимой. А на самом деле Башню окружал зеленый пасторальный простор, где на южных склонах невысоких холмов виднелись небольшие фермы. Между холмами петляли глубокие медлительные реки, окаймленные деревьями.

Ближе к Башне эта идиллия нарушалась, но и там местность была далеко не так мрачна, как расписывали пропагандисты мятежников. Никакой серы и голой, изъеденной оврагами равнины, равно как и отвратительных и злобных существ, обгладывающих человеческие кости, там не было. Не имелось даже громыхающих черных туч, вечно кружащих в небе.

– Патрулей не видно, – сказал Лейтенант. – Костоправ, Одноглазый – займитесь делом.

Я натянул на лук тетиву. Гоблин принес три заранее приготовленных стрелы, каждая с голубым шаром вместо наконечника. Одноглазый присыпал один из шаров серым порошком и передал стрелу мне. Я прицелился в солнце и выпустил ее.

Над долиной вспыхнул и повис голубой огненный шар – такой яркий, что глаза отказывались на него смотреть, – следом второй и третий. Шары выстроились аккуратной колонной, скорее дрейфуя вниз, чем падая.

– Теперь будем ждать, – пискнул Гоблин и плюхнулся в высокую траву.

– И надеяться, что друзья опередят врагов.

Любой оказавшийся поблизости мятежник наверняка станет вынюхивать, кто здесь сигналит. И все же нам пришлось взывать о помощи. Нам не удалось бы перебраться за вражеские кордоны незамеченными.

– Всем лечь! – рявкнул Лейтенант. – Третий взвод, в дозор.

Солдаты заворчали, утверждая, что сейчас очередь другого взвода, но этим их протесты и ограничились. Все пребывали в прекрасном настроении – разве мы не сбили со своего следа тех идиотов-кавалеристов? Что может остановить нас сейчас?

Я приспособил свой мешок вместо подушки и стал любоваться кучевыми облаками, могучими легионами дрейфующими в небе. День был чудесный, воздух свеж и чист, как весной.

Мой взгляд коснулся Башни, и настроение сразу испортилось. Теперь ход событий наберет скорость. Захват Пера и Странника подтолкнет мятежников к действиям. Эти двое выдадут все их секреты – когда Госпожа задает вопросы, уклониться или солгать невозможно.

Я услышал шорох, повернул голову и увидел перед носом змею с человеческим лицом. Я едва не заорал, но вовремя узнал эту дурацкую ухмылку.

Одноглазый. Это его уродливая рожа в миниатюре, только с двумя глазами и без расплющенной шляпы на макушке. Змея хихикнула, подмигнула и поползла через мою грудь.

– Опять начинается, – пробормотал я и сел, чтобы было лучше видно.

Высокая трава внезапно громко зашелестела. Поодаль показалась голова Гоблина с идиотской ухмылкой на физиономии. Из шуршащей травы выскочили зверьки размером с кролика и шмыгнули мимо меня, сжимая окровавленными зубками кусочки змеи. Самодельные мангусты, догадался я.

Гоблин вновь предугадал, что затеет Одноглазый.

Одноглазый испустил вопль и, отчаянно бранясь, высоко подпрыгнул. Шляпа его слетела, из ноздрей валил дым. Когда он заорал, изо рта с ревом вырвалось пламя.

Гоблин подпрыгивал и дурачился, напоминая людоеда, которого вот-вот угостят только что поджаренной человечиной. Большие пальцы его рук описали круги. В воздухе замерцали бледно-оранжевые кольца, которые он щелчком направил в сторону Одноглазого. Кольца нанизались на черного коротышку и стали сжиматься. Гоблин по-тюленьи зарявкал.

Одноглазый заверещал и уничтожил кольца, потом изобразил руками метательные движения. В Гоблина полетела цепочка коричневых шаров. Они взорвались облаком бабочек, которые облепили Гоблину глаза. Тот отпрянул, укрылся в траве, словно мышь, спасающаяся от совы, отполз в сторону и вскочил, выпустив ответное заклинание.

Воздух наполнился цветами. У каждого цветка имелся рот с длинными клыками, как у моржа. Цветки нанизывали бабочек на клыки и сосредоточенно пережевывали тельца. Гоблин так расхохотался, что свалился в траву.

В ответ Одноглазый в буквальном смысле изрыгнул ругательства: из его рта вырвалось длиннющее небесно-голубое полотнище, на котором серебряными буквами было высказано его мнение о Гоблине.

– А ну, прикрывайте балаган! – раздраженно громыхнул Лейтенант. – Нечего привлекать к нам внимание.

– Слишком поздно, Лейтенант, – заметил кто-то. – Посмотри-ка туда.

В нашу сторону направлялись солдаты в красной форме с вышитыми на плащах эмблемами Белой Розы. Мы рухнули в траву, словно суслики, ныряющие в норки.

Впрочем, суслики из нас получились разговорчивые. Большинство отводило душу, изобретая для Одноглазого жуткие варианты его ближайшего будущего, а меньшинство заодно проклинало и Гоблина за предательский фейерверк.

Послышался звук горна. Мятежники развернулись перед атакой на наш холм.

Взревел раздираемый воздух. Над вершиной холма пронеслась тень, срывая воздушным потоком траву и расшвыривая ошметки в стороны.

– Взятый, – пробормотал я и, высунув на мгновение голову, увидел несущийся над долиной летающий ковер. Душелов?

Поди разбери с такого расстояния. Это мог быть любой из Взятых.

Ковер спикировал навстречу потоку стрел. Его окутал молочно-белый туман, тут же вытянувшийся хвостом. На мгновение ковер стал напоминать комету. Облако тумана разделилось на клочки, напоминающие тканые лоскутки. Несколько таких лоскутков, подхваченные ветром, поплыли в нашу сторону.

Я взглянул вверх. Над горизонтом, словно призрак божественного серпа, висела комета. Она уже так долго торчала на небе, что мы почти перестали обращать на нее внимание. Интересно, а мятежники тоже к ней теперь равнодушны? Ведь для них она – один из великих предвестников грядущей победы.

Послышался вопль. Ковер успел пролететь над атакующей линией мятежников и теперь завис, медленно дрейфуя, чуть выше дальности полета стрелы. Белые лоскуты расползлись на едва заметные нити, а вопили вражеские солдаты, которых они коснулись. На месте контакта мгновенно возникали уродливые зеленые раны.

А некоторые из нитей целеустремленно двигались в нашу сторону. Это не укрылось от Лейтенанта.

– А ну-ка, парни, перейдем в другое место. На всякий случай.

Он прикинул направление ветра и показал, куда нужно переместиться. Теперь нитям, чтобы добраться до нас, придется лететь перпендикулярно ветру.

Мы торопливо отмахали ярдов триста, но нити, извиваясь, упрямо ползли в нашу сторону. Сомнений не осталось. Взятый на ковре пристально наблюдал за нитями, позабыв о мятежниках.

– Эта сволочь хочет нас прикончить! – взорвался я. Ужас превратил мои ноги в желатин. Но почему кому-то из Взятых захотелось, чтобы мы стали жертвой несчастного случая?

И если это действительно Душелов… Но ведь он – наш ментор, наш босс. Он не станет…

Неожиданно ковер так резко набрал скорость, что его владелец едва не опрокинулся на спину. Рванувшись в сторону ближайшего леса, он скрылся с глаз. Смертоносные нити, предоставленные сами себе, медленно опустились и исчезли в траве.

– Что за дьявольщина!

– Святой ад!

Я резко обернулся. В нашу сторону двигалась огромная, все расползающаяся тень – снижался гигантский ковер. Чьи-то лица выглядывали через его края. Мы замерли, ощетинившись оружием.

– Это Ревун, – сказал я.

Мою догадку тут же подтвердил вой, словно волк бросал луне вызов. Ковер приземлился.

– Залезайте, идиоты. Быстрее. Пошевеливайтесь.

Я рассмеялся. Напряженное тело медленно расслаблялось. Это был Капитан. Он встревоженным медведем нетерпеливо приплясывал на краю ковра, на котором я увидел еще нескольких братьев. Я забросил на ковер свой мешок и ухватился за протянутую руку, забираясь следом.

– Ворон. На сей раз вы успели в последний момент.

– Я бы на твоем месте предпочел обойтись собственными силами.

– Что?

– Капитан тебе все скажет.

Последний из наших уже забирался на ковер. Капитан угрюмо взглянул на Перо и Странника и занялся нами, равномерно распределяя новичков по всей площади ковра. У дальнего края ковра, неподвижный и скорченный, сидел кто-то ростом с ребенка, закутавшись в несколько слоев индиго-синей полупрозрачной ткани.

Я вздрогнул:

– Ты о чем говоришь?

– Капитан тебе все скажет, – повторил Ворон.

– Конечно. Как Душечка?

– У нее все хорошо. – Да, Ворон у нас просто кладезь красноречия.

Рядом со мной уселся Капитан.

– Скверные новости, Костоправ.

– Да ну? – Я отыскал в себе остатки припрятанного сарказма. – Тогда выкладывай прямым текстом. Переживу.

– Крепкий парень, – заметил Ворон.

– Ты прав, я такой. Ем гвозди на завтрак. И голыми руками раздираю на части диких кошек.

Капитан покачал головой:

– Побереги свое чувство юмора. Тебя желает увидеть Госпожа. Лично.

Мой желудок провалился до земли, то есть на пару сотен футов.

– Вот хрень, – прошептал я. – Проклятье!

– Вот-вот.

– Но что я такого сделал?

– Тебе лучше знать.

Мои мысли заметались, словно мыши, разбегающиеся от кота. Через несколько секунд я стал мокрым от пота.

– Впрочем, все не так плохо, как выглядит, – заметил Ворон. – Она была почти вежливой.

– То была просьба, – кивнул Капитан.

– Еще бы.

– Если бы у нее был на тебя зуб, ты бы попросту исчез, – попробовал утешить меня Ворон. Ему это не удалось.

– Уж больно много романсов ты про нее написал, – подколол меня Капитан. – Теперь и она в тебя влюбилась.

Вот поганцы, они никогда этого не забудут. А ведь уже несколько месяцев прошло с того дня, когда я написал последний.

– А что ей от меня, собственно, нужно?

– Она не сказала.

Почти весь оставшийся путь они молчали, просто сидели рядом и старались подбодрить меня традиционной отрядной солидарностью. Впрочем, когда мы подлетали к нашему лагерю, Капитан сообщил:

– Она велела увеличить Отряд до тысячи человек. Мы можем принять к себе добровольцев из числа солдат, которые прибились к нам на севере.

– Хорошие новости, очень хорошие.

Это и в самом деле был повод для торжества. Наши ряды впервые за два последних столетия увеличатся. Очень многие с радостью и нетерпением сменят клятву Взятому на клятву Отряду. Мы были в фаворе, и еще каком. К тому же, будучи наемниками, мы имели больше свободы действий, чем кто-либо на службе у Госпожи.

Впрочем, я не мог порадоваться вместе с братьями. Какая может быть радость, если тебя ждет Госпожа.

Ковер приземлился. Его тут же окружили собратья – всем не терпелось узнать, как мы справились с делом. В обе стороны густо посыпались брехня и шутливые угрозы.

– Ты, Костоправ, пока оставайся на ковре, – велел Капитан. – Гоблин, Молчун и Одноглазый – тоже. Доставите товар заказчику. – Он показал на пленников.

Когда прилетевшие слезли с ковра, из толпы встречающих вприпрыжку выбежала Душечка. Ворон прикрикнул на нее, но девочка, разумеется, его не услышала. Она вскарабкалась на ковер, не выпуская из рук вырезанной Вороном куклы. Теперь на кукле красовалась одежда, поражающая тонкостью отделки мельчайших деталей. Душечка вручила мне куклу и проворно заработала пальцами.

Ворон вновь на нее прикрикнул. Я попытался остановить девочку, но она увлеченно рассказывала мне о чудесном кукольном наряде. Кое-кто мог бы принять ее за умственно отсталую, раз в таком возрасте ее еще приводила в восторг кукольная одежда. Совсем наоборот – Душечка была поразительно умна и прекрасно знала, что делает, забираясь на ковер. Ей не хотелось упускать возможности прокатиться.

– Послушай, милочка, – сказал я одновременно жестами и вслух. – Тебе надо слезать. Мы сейчас…

Ревун поднял ковер в воздух, и Ворон яростно завопил. Одноглазый, Гоблин и Молчун дружно уставились на Взятого. Ревун вновь завыл. Ковер поднимался все выше.

– Сядь, – сказал я Душечке. Она уселась неподалеку от Пера. Про куклу она успела позабыть и теперь хотела узнать о наших приключениях.

Я стал рассказывать – это помогло мне отвлечься. Душечка больше времени поглядывала через край ковра, чем на мои пальцы, но тем не менее ничего не упустила, и когда я закончил, с какой-то взрослой жалостью посмотрела на Перо и Странника. Моя предстоящая встреча с Госпожой нисколько ее не встревожила, но все же она меня ободряюще обняла.

Ковер Ревуна медленно отплывал от вершины Башни. Я вяло помахал своим на прощание. Душечка послала мне воздушный поцелуй. Гоблин постучал себя по груди. Я коснулся амулета, который он дал мне в Лордах. Слабое утешение.

Имперские гвардейцы привязали Перо и Странника к носилкам.

– А что делать мне? – спросил я дрогнувшим голосом.

– Тебе следует ждать здесь, – ответил мне капитан-гвардеец. Он остался, когда его гвардейцы ушли, и попробовал отвлечь меня разговором, но у меня не было настроения болтать о пустяках.

Я подошел к краю площадки на вершине Башни и стал разглядывать гигантскую стройку, в которой участвовали армии Госпожи.

Во времена строительства Башни сюда доставили множество базальтовых заготовок. Им на месте придавали нужную форму, затем складывали из них стены и сплавляли, превращая в гигантский каменный куб. Всевозможные осколки, отходы, разбитые при формовании блоки, забракованные заготовки и прочее хаотично разбросали вокруг Башни, получив защитный пояс в милю шириной и куда более эффективный, чем любой ров.

На севере, однако, углубленный участок в форме отрезанного от круглого пирога ломтя оставили свободным от камней, превратив в единственный наземный подход к Башне. На этой дуге войска Госпожи готовились отразить нападение мятежников.

Никто из тех, что копошился сейчас внизу, не верил, что его труд повлияет на исход сражения. В небе висела комета. Но все работали, потому что работа подавляла страх.

Расчищенный сектор повышался по краям, соприкасаясь с каменной мешаниной. Его широкий конец опоясывал бревенчатый палисад, за которым располагались наши лагеря. За ними располагался ров глубиной и шириной в тридцать футов, на сто ярдов ближе к Башне – второй такой же ров, а еще на сто ярдов ближе – третий. Его еще копали.

Вынутую землю переносили к Башне и высыпали за бревенчатым частоколом высотой в двенадцать футов, перегораживающим сектор от края до края. С этого возвышения катапульты будут швырять снаряды во врага, атакующего нашу пехоту.

Еще на сотню ярдов ближе к Башне располагался второй такой же частокол, обеспечивая дополнительные два фатома высоты для катапульт. Госпожа намеревалась разделить свои силы на три отдельные армии, по одной на каждом ярусе, и вынудить мятежников принять три последовательные битвы вместо одной.

И, наконец, в полусотне ярдов от второго частокола росла земляная пирамида. Ее склоны поднимались под углом около тридцати пяти градусов, а высота уже достигла семидесяти футов.

Вся увиденная мной картина отличалась навязчивой аккуратностью. Равнина перед Башней, кое-где срытая на несколько футов, была гладко выровнена, точно столешница, и засеяна травой. Наши животные, постоянно объедая траву, сделали ее похожей на тщательно подстриженную лужайку. Повсюду тянулись вымощенные каменными плитами дорожки, и горе тому, кто сошел бы с дорожки без приказа.

На среднем ярусе я увидел лучников, пристреливающих луки на участке от яруса до ближайшего рва. Пока они стреляли, офицеры перемещали подставки со стрелами в самое удобное для лучников положение.

Ярусом выше гвардейцы копошились вокруг баллист, рассчитывая секторы обстрела и выживаемость, а заодно определяя точность стрельбы по отдаленным целям. Возле каждого орудия стояли повозки с боеприпасами.

Так же как трава и мощеные дорожки, все эти приготовления выдавали навязчивое стремление к порядку.

А на нижнем ярусе работяги начали для чего-то разрушать короткие участки стены. Ерунда какая-то.

Я заметил приближающийся ковер и обернулся. Ковер сел на крышу, с него на подкашивающихся ногах сошли четыре застывших от напряжения солдата с обветрившимися в полете лицами. Их тут же увел капрал.

Наши восточные армии совершали марш к Башне, надеясь успеть до начала вражеской атаки и прекрасно понимая, что эта задача практически невыполнима. Взятые день и ночь не слезали с ковров, перевозя к Башне как можно больше людей.

Снизу послышались крики. Я обернулся… Выбросил вперед руку. Трах! Удар отшвырнул меня на несколько футов и завертел волчком. Капитан-гвардеец что-то завопил. Я упал лицом вниз. Ко мне побежали солдаты.

Я перекатился на спину, попытался сесть и поскользнулся в луже крови. Кровь! Моя кровь! Она хлестала из раны на внутренней стороне левого предплечья. Я уставился на рану с тупым изумлением. Что за дьявольщина?

– Ложись, – приказал капитан. – Да ложись же. – Он уложил меня чуть ли не насильно. – А теперь быстро говори, что нужно сделать.

– Жгут, – прохрипел я. – Стяни чем-нибудь рану. Останови кровь.

Капитан сорвал с себя пояс. Быстро сообразил. Прекрасный получится жгут. Я попытался сесть, чтобы советовать ему по ходу дела.

– Не давайте ему подниматься, – бросил капитан стоявшим рядом солдатам. – Что там произошло, Фостер?

– С верхнего уступа свалилось орудие и выстрелило на лету. Внизу сейчас суетятся, как цыплята.

– Это произошло не случайно, – выдохнул я. – Кто-то хотел меня убить. – Начав терять сознание, я смог вспомнить лишь извивающиеся на ветру белые нити. – Почему?

– Скажи мне, и мы оба будем это знать, дружище. Эй, вы! Тащите сюда носилки. – Он потуже затянул пояс. – Все будет в порядке, приятель. Через минуту будешь у лекаря.

– Повреждена артерия, – сказал я. – Тяжелый случай. – В ушах у меня зашумело. Мир начал медленно вращаться и холодеть. Шок. Сколько крови я уже потерял? Капитан действовал достаточно быстро. Времени хватает. И если лекарь не окажется мясником…

Капитан схватил за руку какого-то капрала:

– Иди и выясни внизу, что там произошло. И запомни: мне нужен ясный ответ, а не чушь.

Подоспели носилки. Меня подняли, уложили, и я отключился.

Очнулся я в небольшой палатке хирурга, который показался мне столь же умелым волшебником, как и врачом.

– Сработано лучше, чем сделал бы я сам, – признал я, когда он закончил.