Чёрный Отряд Кук Глен

– И родственнички Загребущего слетятся на тебя, словно мухи на лошадиное яблоко.

– Душелов, – предложил Лейтенант. – Все-таки он наш покровитель, более или менее.

Предложение пришлось всем по душе.

– Свяжись с ним, Одноглазый, – велел Капитан. – И приготовься к работе, когда он сюда прибудет.

Одноглазый кивнул и ухмыльнулся. Он был в своей стихии, и в его голове уже зарождались хитроумные и грязные планы.

Вообще-то эту игру по праву следовало бы поручить Молчуну. Но Капитан выбрал Одноглазого, потому что не смог примириться с нежеланием Молчуна говорить, и это Капитана по каким-то причинам пугало.

Молчун не стал протестовать.

Некоторые из наших местных слуг – шпионы. Мы знаем, кто есть кто, благодаря Одноглазому и Гоблину. Одному из слуг, ничего не знавшему про волосы, позволили смыться с фальшивой новостью о том, будто мы собираемся устроить шпионский штаб в вольном городе Розы.

Когда батальоны редеют, поневоле научишься коварству.

Каждый правитель обзаводится врагами. Госпожа не исключение. Сыны Белой Розы повсюду… Если выбирать чью-либо сторону, полагаясь на чувства, то присоединяться следует к мятежникам. Они сражаются за все то, что любой назовет благородными целями: свободу, независимость, правду, права… За все субъективные иллюзии, за все бессмертные слова-символы. А мы – приспешники местного злодея. Мы признаем иллюзии и отрицаем их материальное наполнение.

Не существует самопровозглашенных злодеев, зато самопровозглашенных святых – целые полки и дивизии. А где зло и где добро, в конце концов определяют историки одержавших победу.

Мы отрекаемся от ярлыков. Мы сражаемся за деньги и нечто неопределимое под названием «гордость». Политика, этика и мораль к делу не относятся.

Одноглазый связался с Душеловом. Тот направляется к нам. Гоблин сказал, что прохиндей аж завыл от радости, когда почуял возможность возвыситься за счет Хромого. Взятые грызутся и кусаются хуже невоспитанных детей.

Осаждавшая нас зима сделала короткую передышку. Наши солдаты и местные обитатели Мейстрикта принялись расчищать от снега крепостные дворы. Один из местных исчез. Одноглазый и Молчун, сидя в главном зале, с довольным видом перебрасывались в картишки. Мятежники узнают именно то, что пожелают сообщить им наши колдуны.

– Что там происходит на стене? – спросил я. Ильмо установил на ней блок и полиспаст и теперь выворачивал из кладки один из амбразурных камней. – Что ты собираешься делать с этим блоком?

– У меня новое хобби, Костоправ. Стану ненадолго скульптором.

– Тогда ничего мне не говори. Мне на твои хобби начхать.

– Относись к ним как пожелаешь, дело твое. Кстати, я как раз хотел тебя попросить, чтобы ты отправился за Загребущим вместе с нами. Чтобы потом все правильно записать в Анналы.

– И подпустить там словечко о гениальности Одноглазого?

– Хвали тех, кто этого заслужил, Костоправ.

– Тогда Молчун заслуживает целой главы, верно?

Одноглазый плевался. Рычал. Сыпал проклятиями.

– Сыграть не хочешь? – За столом сидели лишь три игрока, один из них Ворон. Тонк гораздо интереснее, если в него играют четверо или пятеро.

Я выиграл три партии подряд.

– Тебе что, больше заняться нечем? Пошел бы лучше срезал кому-нибудь бородавку, что ли.

– Ты сам пригласил его играть, – заметил один из солдат, которого Одноглазый не просил вмешиваться.

– Ты любишь мух, Масло?

– Мух?

– Если ты не заткнешь свою пасть, я превращу тебя в лягушку.

Его слова не произвели на Масло впечатления.

– Да ты и головастика не сумеешь в лягушку превратить.

Я ехидно фыркнул:

– Ты сам напросился, Одноглазый. Когда сюда намерен прибыть Душелов?

– Когда доберется.

Я кивнул. Взятые поступают как хотят и обделывают свои дела когда хотят.

– Мы все сегодня просто приветливые симпатяги, верно? Сколько он проиграл, Масло?

В ответ тот лишь ухмыльнулся.

Следующие две партии выиграл Ворон.

Одноглазый поклялся, что сегодня больше не произнесет ни слова. Так что узнать о придуманном им плане нам не суждено. Может, оно и к лучшему. Если объяснения не прозвучат, шпионы мятежников их не подслушают.

Шесть волосков и блок известняка. Что за хреновину они задумали?

Несколько дней Молчун, Гоблин и Одноглазый по очереди трудились над каменной глыбой в конюшне. Время от времени я заходил туда поглазеть на работу. Они меня не гнали, но лишь рычали в ответ на мои вопросы.

Иногда к ним заглядывал Капитан, пожимал плечами и отправлялся к себе в комнату. Там он корпел над стратегией весенней кампании, во время которой все наличные силы империи обрушатся на мятежников. К нему трудно было войти – все свободное место в комнате было завалено стопками карт и кипами донесений.

Как только погода позволит, мы намеревались нанести по мятежникам болезненный удар.

Может, это жестоко, но большинство из нас наслаждалось тем, что мы делаем, – а Капитан больше всех. Нынче его любимой игрой стало мериться умом с Загребущим. Капитан безразличен к мертвецам, горящим деревням и голодающим детям. Как, впрочем, и Загребущий. Две слепые армии, способные видеть лишь друг друга.

Душелов пришел поздно вечером, когда бушевала метель, переплюнувшая буйством ту, в какую угодил со своим отрядом Ильмо. Ветер выл и вопил, наметая в северо-восточном углу крепости сугробы высотой со стену – снег даже переваливал через нее. Мы стали тревожиться, как бы не замело наглухо запасы дров и сена. Местные сказали, что такой метели у них никто не помнит.

В самый ее разгар объявился Душелов. Буханье его кулака в ворота разбудило весь Мейстрикт. Запели горны, загремели барабаны. Ветер донес охрипшие голоса часовых у ворот – они не смогли их открыть.

Душелов перебрался через стену, вскарабкавшись по сугробу, и свалился вниз, зарывшись в рыхлый снег, набравшийся во дворе. Не очень-то достойное прибытие для одного из Десяти.

Я заторопился в главный зал. Там, возле весело пылающего огня, уже сидели Одноглазый, Молчун и Гоблин. Вошел Лейтенант, следом за ним Капитан с Ильмо и Вороном.

– Остальные пусть идут спать! – рявкнул Лейтенант.

Вошел Душелов, стянул тяжелый черный плащ, присел на корточки у огня. «Это у него что, показной человеческий жест?» – задумался я.

Худощавое тело Душелова всегда затянуто в черную кожу. Он носит скрывающий всю голову черный морион, черные перчатки и черные сапоги. Монотонность его облачения нарушает лишь пара серебряных значков, а единственное цветное пятно на его теле – неограненный рубин на кинжале, который держит мертвой хваткой лапа с пятью когтями, торчащая из конца рукоятки.

На груди Душелова заметны небольшие округлые выпуклости. В очертаниях его ног и бедер есть что-то женское. Среди Взятых есть три женщины, но кто они – знает лишь Госпожа. Мы называем их всех «он». Какого они пола, не имеет для нас ни малейшего значения.

Душелов утверждает, что он наш друг и защитник. Пусть даже так, но с его появлением в зале повеяло холодком. Исходящий от него холод не имеет ничего общего с погодой. Когда Душелов рядом, вздрагивает даже Одноглазый.

А Ворон? Не знаю. Мне кажется, Ворон больше не способен на какие-либо чувства, если только дело не касается Душечки. Когда-нибудь каменная маска его лица покроется трещинами. Надеюсь, я буду рядом и увижу это.

Душелов поворачивается спиной к огню.

– Итак, – произносит он фальцетом. – Прекрасная погода для приключения. – Баритон. Потом слышатся странные звуки. Смех. Взятый пошутил.

Никто не смеется.

Смеяться нам не полагается. Душелов поворачивается к Одноглазому:

– Рассказывай. – На сей раз тенор, неторопливый и мягкий, слегка приглушенный, словно голос проходит сквозь тонкую стену. Или, как сказал Ильмо, с той стороны могилы.

Одноглазый больше не ведет себя как хвастун или клоун.

– Начнем сначала. Капитан?

– Один из наших информаторов узнал о собрании руководителей мятежников. Одноглазый, Гоблин и Молчун проследили за перемещениями известных нам мятежников…

– Так вы позволили им шляться в свое удовольствие?

– Они привели нас к своим приятелям.

– Разумеется. Один из проколов Хромого. Никакого воображения. Когда он видит мятежника, то сразу его убивает – а заодно и всех, кто подвернется под руку. – Вновь этот зловещий смех. – Не очень эффективно, верно? – Затем еще одна фраза, но на неизвестном мне языке.

Капитан кивнул.

– Ильмо?

Ильмо слово в слово повторил то, что уже рассказывал, и уступил очередь Одноглазому, который набросал схему поимки Загребущего. Я ничего не понял, но Душелов мгновенно ухватил суть и в третий раз рассмеялся.

Я мысленно предположил, что мы собираемся выпустить на волю все самое темное, что есть в человеческой природе.

Одноглазый повел Душелова полюбоваться на свой таинственный камень. Мы придвинулись ближе к огню. Молчун вытащил колоду. Желающих сыграть не нашлось.

Иногда я гадаю: как приближенные Взятых не сходят с ума – ведь они постоянно находятся рядом с ними. Душелов еще симпатяга по сравнению с остальными.

Одноглазый и Душелов вернулись, смеясь.

– Два сапога пара, – пробормотал Ильмо. Он редко высказывает свое мнение вслух.

Душелов вновь подошел к огню.

– Прекрасная работа, господа. Просто отличная. Все сделано с воображением. Это, возможно, поможет выбить их из Клина. Мы отправляемся в Розы, как только улучшится погода. Поедут восемь человек, Капитан, включая двоих ваших колдунов. – После каждой фразы следовала пауза. Каждая произносилась другим голосом. Жуть.

Я слышал, что это голоса тех людей, чьи души захватил Душелов.

Позволив смелости возобладать над желаниями, я вызвался участвовать в экспедиции. Мне хотелось увидеть, как Загребущий будет пойман с помощью волос и блока известняка. Вся яростная мощь Хромого не справилась с этой задачей.

Капитан обдумал мое предложение.

– Хорошо, Костоправ. Поедут Одноглазый и Гоблин. Ты, Ильмо. И выбери еще троих.

– Получается только семь, Капитан.

– Восьмым будет Ворон.

– Ах, Ворон. Ну конечно.

Конечно. Молчаливый и смертельно опасный Ворон станет alter ego Капитана. Связь между этими двумя не поддается пониманию. Полагаю, это волнует меня потому, что недавно Ворон напугал меня до полусмерти.

Ворон поймал взгляд Капитана. Его правая бровь приподнялась. Капитан ответил едва заметным кивком. Ворон шевельнул плечом. В чем был смысл его ответа? Я не смог догадаться.

Затевалось нечто необычное. Посвященные в тайну уже наслаждались заранее. И хотя я не мог догадаться, чем все обернется, я был уверен, что мне предстоит увидеть что-то мерзкое и отвратительное.

Буран стих. Вскоре дорога на Розы стала свободной. Душелова одолел зуд нетерпения. Загребущий получил две недели форы, а нам, чтобы добраться до Роз, требовалась неделя. Оставалось надеяться, что пущенные Одноглазым байки о наших шпионах понизят эффективность действий противников.

Мы выехали еще до рассвета, погрузив каменный блок в фургон. Колдуны почти не изменили его формы, выдолбив лишь углубление размером с большую дыню. Я мог лишь теряться в догадках относительно его предназначения. Одноглазый и Гоблин хлопотали вокруг камня, словно жених возле невесты. На все мои вопросы Одноглазый отвечал лишь широкой улыбкой. Скотина.

Погода оставалась ясной. С юга подули теплые ветры. Нам стали попадаться длинные участки раскисшей дороги. И я сделался свидетелем поразительного явления – Душелов спрыгивал в грязь и толкал фургон вместе с нами. Душелов, великий лорд империи.

Розы – главный город провинции Клин, свободный город, республика. Госпожа решила, что нет смысла лишать его традиционной автономии. Миру нужны местечки, где люди любых взглядов и убеждений могут сбросить напряженность повседневности.

Так вот. Розы. Город без правителя. Набитый агентами, шпионами и всяческим сбродом, преступившим закон. В такой обстановке, утверждал Одноглазый, его план обречен на успех.

Когда мы подъехали к городу, над нами нависли его красные стены, темные в лучах закатного солнца, словно засохшая кровь.

В комнату, которую мы снимали, ввалился Гоблин.

– Я нашел подходящее местечко, – пискнул он, обращаясь к Одноглазому.

– Хорошо.

Странно. Они уже пару недель не обменялись и единым бранным словом. Обычно хотя бы час без их склоки казался нам чудом.

Душелов шелохнулся в темном углу, где торчал неподвижно, словно тощий черный куст, негромко споря сам с собой разными голосами.

– Продолжай.

– Это старая городская площадь. На нее выходит десяток улиц и переулков. Ночью плохо освещена. Нет никакого смысла ходить по ней или ездить после наступления темноты.

– Звучит превосходно, – согласился Одноглазый.

– И не только звучит. Я снял комнату с видом на эту площадь.

– Пошли взглянем, – решил Ильмо. Долгое пребывание в комнате всем осточертело. Началась суета. Лишь Душелов сохранял невозмутимость. Наверное, он понимал, почему нам не терпится оказаться на улице.

Разумеется, площадь оказалась именно такой, какой ее описал Гоблин.

– Так в чем, наконец, дело? – спросил я. Одноглазый ухмыльнулся. – Молчальник хренов! – не выдержал я. – В игрушечки играет.

– Сегодня ночью? – спросил Гоблин.

Одноглазый кивнул:

– Если черный призрак прикажет.

– У меня кончается терпение, – объявил я. – Что, в конце концов, происходит? Вы, клоуны, только и делали, что дулись в карты да любовались, как Ворон точит свой ножик. – Он занимался этим часами, и от звука стали, соприкасающейся с точильным камнем, у меня по спине бегали мурашки. Это было знамением. Ворон точил нож лишь в том случае, если ожидал, что ситуация станет паршивой.

В ответ Одноглазый по-вороньи каркнул.

Фургон мы выкатили в полночь. Хозяин конюшни обозвал нас сумасшедшими. Одноглазый в ответ одарил его одной из своих знаменитых улыбок и сел на место кучера. Мы пошли пешком, окружив фургон.

Наш груз изменился. Кое-что добавилось. Кто-то высек на камне надпись. Наверное, Одноглазый – во время очередной своей таинственной отлучки.

Вместе с камнем в фургоне лежали объемистые кожаные мешки и прочный дощатый стол, достаточно крепкий на вид, чтобы выдержать вес глыбы. Ножки стола были сделаны из темного полированного дерева с врезанными в древесину символами из серебра и слоновой кости – очень сложными, иероглифическими и таинственными.

– Где вы раздобыли стол? – спросил я. Гоблин пискнул и рассмеялся. – Но сейчас-то вы мне можете сказать? – прорычал я.

– Ладно, ладно, – смилостивился Одноглазый, гнусно хихикая. – Мы его сделали.

– Для чего?

– Чтобы положить на него камень.

– Вы мне так ничего и не объяснили.

– Терпение, Костоправ. Всему свое время.

Вот скотина.

Площадь, куда мы прибыли, выглядела странновато – ее окутывал туман, хотя нигде в городе тумана не было.

Одноглазый остановил фургон в центре площади.

– Выволакивайте стол, парни.

– Выволакивайся сам, симулянт! – пискнул Гоблин. – Думаешь, тебе удастся посачковать, пока мы надрываем пупки? – Он обратился за поддержкой к Ильмо: – У этого паршивого инвалида вечно наготове какая-нибудь отмазка.

– Он прав, Одноглазый, – заметил Ильмо. Одноглазый принялся возмущаться. Ильмо не выдержал и рявкнул: – А ну, стаскивай свою задницу и ползи сюда!

Одноглазый метнул в Гоблина убийственный взгляд:

– В один прекрасный день я тебя прихлопну, огрызок. Наложу на тебя проклятие импотенции. Как тебе такое понравится?

Его слова не произвели на Гоблина впечатления:

– Я бы давно наложил на тебя проклятие тупости, если бы мог усилить то, над чем уже постаралась природа.

– Выгружайте же наконец проклятый стол! – гаркнул Ильмо.

– Нервничаешь? – спросил я. Перепалки колдунов никогда его не раздражали. Он, как и все, считал их развлечением.

– Да. Залезайте с Вороном в фургон и выталкивайте стол.

Стол оказался тяжелее, чем выглядел. Мы смогли вытащить его из фургона лишь совместными усилиями. Притворное кряхтение и ругань Одноглазому не помогли. Я спросил его, как они ухитрились запихать стол в фургон.

– Мы его в фургоне и сделали, болван, – ответил он и принялся покрикивать, требуя переместить стол то на полдюйма в одну сторону, то на полдюйма в другую.

– Оставьте его там, где стоит, – сказал Душелов. – У нас нет времени на ерунду. – Его раздражение оказало должный эффект: Гоблин и Одноглазый тут же перестали грызться.

Мы уложили камень на стол. Я отошел в сторонку, вытирая с лица пот. Вся моя одежда пропотела насквозь – и это в разгар зимы. Сам камень излучал тепло.

– Мешки, – бросил Душелов. Слово было произнесено голосом женщины, с которой я был бы не прочь познакомиться.

Я подхватил один из мешков и закряхтел от натуги – он оказался тяжел. Я свалил его в кучу остальных мешков под столом. Там уже лежало целое состояние. Никогда в жизни не видел столько сокровищ разом.

– Разрежьте мешки, – приказал Душелов. – Скорее!

Ворон полоснул по ним ножом. На булыжники посыпались сокровища. Мы уставились на них, борясь со вспыхнувшей в душе жадностью.

Душелов схватил Гоблина за плечо, взял за руку Одноглазого. Оба колдуна словно съежились. Троица встала лицом к столу с камнем.

– Отгоните фургон, – велел Душелов.

Мне так до сих пор не и удалось прочесть вечную надпись, высеченную на камне. Я быстро приблизился к столу и прочел:

ПУСТЬ ТОТ, КТО ПОЖЕЛАЕТ НАЗВАТЬ

ЭТО БОГАТСТВО СВОИМ,

ПОЛОЖИТ ГОЛОВУ ПРЕЗРЕННОГО ЗАГРЕБУЩЕГО

НА ЭТОТ КАМЕННЫЙ ТРОН.

Ага. Ясно сказано. Откровенно. Просто. Как раз в нашем стиле. Ха.

Я шагнул назад, пытаясь оценить, сколько своих кровных вложил в эту операцию Душелов. В груде серебра я заметил золотые блестки. Один из мешков извергал необработанные драгоценные камни.

– Волосы, – потребовал Душелов. Одноглазый вытащил прядку волос. Душелов припечатал их пальцем к стенке углубления в каменном блоке (как раз размером с голову), потом шагнул назад и взял за руки Гоблина и Одноглазого.

Они начали колдовать.

Сокровища, стол и камень стали испускать золотистое сияние.

Можно считать, что наш архивраг уже покойник. Половина мира попытается овладеть такой добычей. Слишком уж она велика, чтобы противиться искушению. Его предадут свои же.

Впрочем, я увидел, что у него есть слабенький, но все же шанс выкрутиться: Загребущий может украсть сокровище сам. Но ему придется попыхтеть. Никто из пророков мятежников не в состоянии преодолеть магию одного из Взятых.

Колдуны завершили работу.

– Пусть кто-нибудь испытает защиту, – велел Одноглазый.

Ворон кольнул кинжалом ножку стола. Раздался треск. Ворон выругался и, нахмурившись, уставился на лезвие кинжала. Ильмо сделал выпад мечом. Трах! Кончик его лезвия раскалился добела.

– Превосходно, – произнес Душелов. – Увозите фургон.

Ильмо поручил это одному из солдат. А мы, оставшиеся на площади, перебрались в снятую Одноглазым комнату.

Поначалу мы столпились у окна, желая увидеть продолжение, но энтузиазм быстро испарился.

Розы лишь на рассвете узнали о судьбе, которую мы уготовили Загребущему. Осторожные, но предприимчивые личности изобретали сотни способов добраться до денег. Прочий люд являлся на площадь просто поглазеть. Некая группа хитрецов принялась расковыривать мостовую, намереваясь сделать подкоп. Их прогнала полиция.

Душелов поставил у окна стул и ни на шаг не отходил от своего наблюдательного пункта. Как-то он сказал мне:

– Придется улучшить охранные чары. Я не предвидел подобной изобретательности.

Удивляясь собственной наглости, я спросил:

– Как выглядит Госпожа? – Я только что дописал очередную порцию своих фантазий.

Душелов медленно обернулся, быстро взглянул на меня:

– Как тот, кто способен прокусить сталь. – Его голос был женским и каким-то мурлыкающим. Странный ответ. – Надо помешать им пользоваться инструментами, – добавил он.

Вот вам и отчет очевидца. Тоже мне, раскатал губу… Мы, смертные, для Взятых всего лишь предметы. Наше любопытство им абсолютно безразлично. И я укрылся в своем тайном королевстве, населенном воображаемыми Госпожами.

Ночью Душелов модифицировал охранные заклинания. Наутро на площади лежали трупы.

На третью ночь меня разбудил Одноглазый:

– У нас посетитель.

– Что?

– Он голову принес. – Одноглазый так и сиял.

Спотыкаясь спросонья, я подошел к окну. Возле него уже торчали Гоблин и Ворон. Мы скучковались сбоку – никто не желал находиться рядом с Душеловом.

По площади крался мужчина. В его левой руке болталась отрубленная голова, которую он держал за волосы.

– А я все гадал, как долго нам придется ждать начала, – произнес я.

– Тихо! – прошипел Душелов. – Он там.

– Кто?

Душелов оказался терпелив. Поразительно терпелив. Другой Взятый мне бы попросту врезал.

– Загребущий. Тихо, а то он нас почует.

Я так и не понял, как он узнал Загребущего. Возможно, я и не хотел понимать. Такие штучки меня пугают.

– В нашем сценарии запланирован его тайный визит, – пискляво прошептал Гоблин. Как он ухитряется пищать, когда шепчет? – Загребущий обязан выяснить, кто ему противостоит. А в таком деле он ни на кого не может положиться. – Толстый коротышка горделиво напыжился.

Капитан называет людскую натуру нашим самым острым мечом. Любопытство и стремление выжить завлекли Загребущего в наш дьявольский котел. Но не исключено, что он сумеет обратить наше же оружие против нас. Возможностей для этого у него немало.

Проходили недели. Загребущий являлся вновь и вновь – очевидно, наблюдение приносило ему удовлетворение. Душелов велел нам его не трогать, хоть он и превратил себя в легкую добычу.

Пусть наш ментор и заботлив по отношению к нам, но в жестокости ему не откажешь. У меня создалось впечатление, что он хочет помучить Загребущего неопределенностью его судьбы.

– Город просто помешался на сокровищах, – пискнул Гоблин, радостно приплясывая. – Тебе не мешало бы почаще выходить на улицу, Костоправ. Местные превратили Загребущего в настоящую индустрию. – Он поманил меня в самый дальний от Душелова угол и открыл свой кошелек. – Глянь сюда, – прошептал он.

Я увидел пару горстей монет, некоторые из них золотые.

– С такой тяжестью тебе суждено ходить перекошенным, – заметил я. Гоблин ухмыльнулся. Ухмылка Гоблина – зрелище, достойное наблюдения.

– Я это заработал, продавая сведения о том, где можно отыскать Загребущего, – прошептал он и украдкой взглянул на Душелова. – Высосанные из пальца, разумеется. – Он положил руку мне на плечо – для этого ему пришлось встать на цыпочки. – Ты тоже можешь разбогатеть.

– А я и не знал, что мы здесь для того, чтобы набить мошну.

Гоблин нахмурился, и его круглая бледная физиономия превратилась в сплошные морщины:

– Да ты кто такой? Уж не…

Душелов обернулся.

– Мы тут немного поспорили насчет ставки, господин, – испуганно прохрипел Гоблин. – Обычное дело.

Я громко рассмеялся:

– Весьма убедительно, коротышка. Но не проще ли повеситься?

Он надулся, но ненадолго. Гоблин неугомонен, и его юмор прорывается наружу даже в самых тяжелых ситуациях.

– Это фигня, Костоправ, – прошептал он. – Видел бы ты, чем занимается Одноглазый. Продает амулеты, которые гарантированно указывают владельцу, что рядом находится мятежник. – Быстрый взгляд на Душелова. – И они действительно работают. В определенном смысле.

Я покачал головой:

– По крайней мере, сможет хотя бы рассчитаться с карточными долгами. – В этом весь Одноглазый. Ему туго пришлось в Мейстрикте, где у него не оказалось возможности заняться привычными махинациями на черном рынке.

– Вам же поручили распространять слухи. Подливать масла в огонь, но не…

– Ш-ш-ш-ш! – Он вновь взглянул на Душелова. – Мы этим и занимаемся. В каждой городской забегаловке. Ей-ей, мельница слухов крутится так, что аж крылья отваливаются. Пойдем. Я тебе кое-что покажу.

– Нет.

Душелов становится все более разговорчивым. Глядишь, сумею вызвать его на настоящий разговор.

– Тебе же хуже. Я знаю одного букмекера, который принимает ставки на то, сколько Загребущий еще проходит с головой на плечах. А у тебя есть тайная информация, сам понимаешь.

– Катись лучше отсюда, пока свою голову не потерял.