Чёрный Отряд Кук Глен

К нашему столу, тяжело дыша, подошел лорд Джалена. Таких свиней, как он, я с удовольствием подверг хотя бы половине муштры, которой они истязают своих солдат. Лорд, нахмурившись, посмотрел на Капитана.

– Сударь, – пропыхтел он, натужно втягивая воздух. – Ваши связи таковы, что мы не можем отрицать ваше право находиться здесь, но… Сад предназначен для утонченных персон. Так было двести лет. Мы не можем допустить…

Капитан снизошел до загадочной улыбки и негромко ответил:

– Я здесь гость, милорд. Если вам не нравится мое общество, жалуйтесь моему хозяину. – Он указал на Ворона.

Джалена сделал полуоборот направо.

– Сударь… – Его глаза и рот стали круглыми. – Ты!

Ворон уставился на Джалену. Ни один его мускул не дрогнул. Ни одна ресничка не шелохнулась. Со щек толстяка сошла краска. Он бросил почти умоляющий взгляд на своих спутников, вновь посмотрел на Ворона и повернулся к Капитану. Его губы шевелились, но произнести хотя бы слово он не смог.

Капитан протянул Ворону руку. Тот взял значок Душелова и прицепил его себе на грудь.

Джалена еще больше побледнел и попятился.

– Кажется, вы знакомы, – заметил Капитан.

– Он думал, что я умер.

Джалена вернулся к своим, что-то возбужденно сказал и вытянул руку. Побледневшие мужчины посмотрели в нашу сторону. После короткого спора вся компания покинула сад.

Ворон не стал ничего объяснять, а вместо этого спросил:

– Не перейти ли нам к делу?

– Не хочешь просветить нас, что произошло? – Голос Капитана был опасно вкрадчив.

– Нет.

– Подумай еще раз. Твое присутствие может навлечь опасность на весь Отряд.

– Не навлечет. Это личное дело. И я не притащу его следом за собой.

Капитан обдумал его слова. Он не из тех, кто копается в прошлом своих подчиненных. Без причины. Сейчас он решил, что причина имеется.

– И как же ты можешь этого избежать? Ведь ты, очевидно, кое-что значишь для лорда Джалены.

– Не для Джалены. Для его приятелей. Это старая история. Я все улажу до того, как присоединюсь к вам. Чтобы закрыть дело, потребуется смерть пятерых.

Прозвучало интересно. Ах, этот аромат тайны, темных делишек и мести. Плоть для захватывающего рассказа.

– Меня зовут Костоправ. У тебя есть какие-то особые причины, чтобы не делиться этой историей с нами?

Ворон посмотрел мне в лицо, с явным усилием сохраняя невозмутимость:

– Она личная, очень старая и позорная. Я не желаю о ней говорить.

– В таком случае я не могу голосовать «за», – сказал Одноглазый.

Двое мужчин и женщина прошли мимо нас по мощеной дорожке и остановились, разглядывая то место, где недавно находилась компания лорда Джалены. Опоздавшие? Вид у них был удивленный, они начали переговариваться между собой.

Ильмо поддержал Одноглазого. Такое же решение принял и Лейтенант.

– А ты, Костоправ? – спросил Капитан.

Я проголосовал «за», потому что почуял тайну и не хотел ее упускать. Капитан обратился к Ворону.

– Мне известна часть твоей истории. Поэтому я поддерживаю Одноглазого. Ради блага Отряда. Мне хотелось бы тебя принять, но… Попробуй уладить свои проблемы до нашего ухода.

Опоздавшие направились в нашу сторону – презрительно задрав носы, но все же намереваясь узнать, что произошло с теми, кто их приглашал.

– Когда вы уходите? – спросил Ворон. – Сколько у меня времени?

– Завтра. На рассвете.

– Что? – изумился я.

– Помолчи-ка, – перебил меня Одноглазый. – И в самом деле, как так получилось?

Даже Лейтенант, никогда не критиковавший приказы, сказал:

– Предполагалось, что нам дадут пару недель на отдых.

Он отыскал здесь себе подружку – первую за все время, что я его знаю. Капитан пожал плечами:

– Мы нужны им на севере. Мятежник по имени Загребущий выбил Хромого из крепости в Сделке.

Опоздавшие приблизились к нам, один из мужчин спросил:

– Что стало с компанией, собравшейся в Камелиевом гроте?

Его голос прозвучал визгливо и немного гнусаво. У меня на руках поднялись волоски. Говорящий источал высокомерие и презрение. Я не слышал подобного обращения с того дня, как вступил в Отряд. Люди в Берилле никогда не говорили с нами таким тоном.

В Опале еще не знают Черный Отряд, напомнил я себе. Пока.

Голос поразил Ворона, словно удар молотом по макушке. Он окаменел. На мгновение его глаза превратились в лед. Потом уголки его губ шевельнулись улыбкой – такой зловещей улыбки мне видеть не доводилось.

– Теперь я понял, почему у Джалены внезапно началось несварение желудка, – прошептал Капитан.

Мы сидели неподвижно, замороженные смертельной угрозой. Ворон медленно поднялся, одновременно оборачиваясь. Подошедшая троица увидела его лицо.

Визгливый поперхнулся. Стоящий рядом с ним мужчина затрясся. Женщина открыла рот, но не смогла выдавить ни слова.

Я так и не понял, как в руке Ворона оказался нож, – все произошло почти мгновенно. Из перерезанного горла визгливого хлынула кровь. Его приятель рухнул, пораженный сталью в сердце. А Ворон стиснул левой рукой горло женщины.

– Нет. Пожалуйста, – прошептала она. Пощады она не ожидала.

Ворон стиснул пальцы, заставив ее рухнуть на колени. Ее лицо стало пунцовым от прилива крови, изо рта вывалился язык. Женщина сжала запястье Ворона, содрогнулась. Тот поднял ее и смотрел ей в глаза, пока они не закатились. Женщина обмякла, вновь вздрогнула и умерла.

Ворон отдернул руку и уставился на свои трясущиеся пальцы. Его лицо исказилось, тело била нервная дрожь.

– Костоправ! – гаркнул Капитан. – Ты, кажется, называешь себя лекарем?

– Угу.

Окружающие начали реагировать, люди в саду не сводили с нас глаз. Я проверил пульс визгливого, потом его приятеля. Оба мертвы. Затем повернулся к женщине.

Ворон опустился на колени, взял ее за левую руку. Его глаза блестели от слез. Он снял золотое обручальное кольцо, сунул себе в карман. Больше он ничего не взял, хотя драгоценностей у женщины хватило бы на целое состояние.

Мы встретились взглядами. Его глаза вновь превратились в лед, и я не осмелился произнести свою догадку вслух.

– Не хочу показаться паникером, – проворчал Одноглазый, – но почему мы до сих пор здесь торчим?

– Прекрасная мысль, – подхватил Ильмо и сразу же воплотил ее в жизнь.

– Пошевеливайся! – рявкнул на меня Капитан и схватил Ворона за руку. Я пристроился за ними.

– До рассвета я улажу все свои дела, – сказал на ходу Ворон. Капитан на мгновение обернулся.

– Угу, – только и бросил он.

Я тоже так подумал.

Но мы уйдем из Опала без Ворона.

В эту ночь Капитан получил несколько записок с угрозами.

– Эти трое, наверное, были местными шишками, – прокомментировал он.

– Они носили значки Хромого, – добавил я. – Кстати, что тебе известно о Вороне? Кто он такой?

– Человек, не ужившийся с Хромым. Его подло обманули и бросили, посчитав убитым.

– А о той женщине он скромно умолчал?

Капитан пожал плечами. Я принял его жест за подтверждение.

– Готов поспорить, что она была его женой. Возможно, предала его.

Предательства здесь – дело обычное. Равно как и заговоры, убийства и неприкрытая борьба за власть. Все прелести декадентства. Госпожа в эту мышиную возню не вмешивается. Наверное, она ее развлекает.

Совершая марш на север, мы все больше приближались к сердцу империи. С каждым днем страна становилась все более унылой, а местные жители – все более угрюмыми, мрачными и хмурыми. Счастливыми эти земли не назовешь.

Настал день, когда нам пришлось объезжать саму душу этой империи – Башню в Чарах, построенную Госпожой после воскрешения. Нас сопровождал эскорт настороженных кавалеристов, не позволяющий приближаться к Башне меньше чем на три мили, но она виднелась над горизонтом даже с такого расстояния – массивный куб из темного камня высотой не менее пятисот футов.

Я разглядывал башню весь день. Как выглядит наша хозяйка? Увижу ли я ее когда-нибудь? Она интриговала меня. В тот же день вечером я взял перо и попытался описать ее, но моя писанина в конечном итоге опошлилась до романтической фантазии.

На следующий день нас отыскал бледнолицый всадник, скакавший на юг в поисках нашего Отряда. Судя по значку, он служил Хромому. Дозорные привели его к Лейтенанту.

– Вы, халявщики, здесь прохлаждаетесь, а вас ждут под Форсбергом! Кончайте валять дурака, и вперед!

Лейтенант – человек спокойный, привыкший из-за своего звания к уважению. Он настолько опешил, что промолчал. Курьер стал еще более агрессивным. Наконец Лейтенант спросил:

– Какое у тебя звание?

– Капрал-курьер Хромого. Советую вам поторопиться, приятель. Хромой не поднимает шума из-за ерунды.

В нашем Отряде Лейтенант следит за дисциплиной и определяет наказания. Это бремя он сам снял с Капитана. Он справедлив и никогда не перегибает палку.

– Сержант! – рявкнул он, обращаясь к Ильмо. – Ты мне нужен.

Лейтенант был зол. Обычно лишь Капитан называет Ильмо сержантом.

Ильмо, ехавший рядом с Капитаном, пустил коня рысью вдоль нашей колонны. Капитан последовал за ним.

– Какие будут приказы? – спросил Ильмо.

Лейтенант остановил Отряд.

– Вбейте в этого крестьянина немного уважения.

– Есть. Масло и Сапожник – выполняйте.

– Двадцати плетей ему хватит.

– Есть двадцать плетей.

– Да вы что себе позволяете? Никакой вонючий наемник не посмеет…

– Лейтенант, – оборвал курьера Капитан, – по-моему, он заслужил еще десять плетей.

– Согласен. Ильмо!

– Есть тридцать плетей, Лейтенант.

Ильмо выбросил вперед руку. Курьер мешком свалился с седла. Масло и Сапожник подхватили его, подтащили к придорожной изгороди и прислонили к ней, затем Сапожник разорвал на спине курьера рубашку.

Ильмо принялся работать ездовой плетью Лейтенанта. Он не особенно усердствовал, потому что бил, не вымещая злобу, а лишь доводя нужную мысль до ума тех, кто считал Черный Отряд чем-то второсортным.

Когда Ильмо закончил, я подошел к курьеру, прихватив сумку.

– Попробуй расслабиться, парень. Я врач. Промою тебе спину и забинтую. – Я похлопал его по щеке. – Для северянина ты держался весьма неплохо.

Когда я обработал курьеру спину, Ильмо протянул ему новую рубашку, а я, дав парню несколько медицинских советов, под конец посоветовал:

– Доложи о себе Капитану так, словно ничего не произошло. – Я показал ему Капитана: – Давай, валяй.

Как выяснилось, наш приятель Ворон успел-таки к нам присоединиться и теперь наблюдал за происходящим, сидя на взмыленной и покрытой пылью чалой кобыле.

Курьер прислушался к моему совету.

– Передай Хромому, – ответил Капитан, – что я веду отряд с той скоростью, с какой могу. И я не стану гнать людей вперед, иначе у них не останется сил сражаться.

– Да, капитан. Я все ему передам, капитан. – Курьер неуклюже забрался в седло. Он хорошо скрывал свои чувства.

– Хромой тебе за это сердце вырежет, – заметил Ворон.

– На его неудовольствие мне наплевать, – заметил Капитан. – А я думал, ты присоединишься к нам, прежде чем мы выйдем из Опала.

– Я замешкался, сводя счеты. Одного вообще в городе не оказалось. Другого предупредил лорд Джалена. У меня ушло три дня, чтобы его отыскать.

– Того, которого не оказалось в городе?

– Я решил вместо этого догнать вас.

Ответ не удовлетворил Капитана, но он зашел с другой стороны:

– Я не могу разрешить тебе присоединиться к нам до тех пор, пока у тебя остаются интересы на стороне.

– Я выбросил их из головы. Самый важный долг я уже заплатил.

Он имел в виду женщину – я пяткой это чуял. Капитан хмуро взглянул на Ворона:

– Ладно. Езжай со взводом Ильмо.

– Спасибо… господин капитан.

Я удивился. Ворон не из тех, кто привык называть кого-либо «господин».

Отряд продолжал марш на север: миновал Вяз, углубился в провинцию Клин, проехал Розы и отправился дальше на север, в Форсберг. Эта провинция, некогда бывшая королевством, ныне стала полем кровавой схватки.

Город Весло расположен у северных границ Форсберга, а чуть выше, в лесах, находится Курганье, где Госпожа и ее любовник Властелин были похоронены четыре столетия назад. Дурацкие магические исследования колдунов из Весла пробудили Госпожу и Десять Взятых от темных снов. Теперь одолеваемые виной потомки тех колдунов сражались с Госпожой.

Южный Форсберг остался обманчиво мирным. Крестьяне приветствовали нас без особого восторга, но деньги брали охотно.

– Для них в диковинку, что солдаты Госпожи платят, – сказал Ворон. – Обычно они попросту хватают все, что им понравится.

Капитан хмыкнул. Мы бы и сами так поступали, если бы не получили от Душелова указания вести себя вежливо. Перед отъездом он щедро наполнил казну Отряда. Капитан не возражал. К чему зря заводить врагов?

Мы ехали уже два месяца. За спиной осталась тысяча миль, и мы все выдохлись. Капитан решил предоставить Отряду отдых на границе зоны боев. Возможно, у него появились сомнения насчет службы Госпоже.

Как бы то ни было, зачем гоняться за неприятностями? Особенно если плата не меняется, сражаешься ты или нет.

Капитан завел нас в лес. Пока мы разбивали лагерь, он разговаривал с Вороном. Я наблюдал за ними.

Любопытно. Их начинает что-то связывать. Я не мог понять, что именно, поскольку недостаточно знал о каждом из них. Просто Ворон стал новой загадкой, а Капитан – старой.

За все годы, проведенные рядом с Капитаном, я почти ничего про него не узнал. Так, намек там, намек здесь, приправленные домыслами.

Капитан родился в одном из Самоцветных городов. Он был профессиональным солдатом. Что-то перевернуло его личную жизнь. Вероятно, женщина. Он наплевал на контракт и на титулы и стал бродягой, а через некоторое время связался с нашей компанией духовных изгнанников.

У каждого из нас есть свое прошлое. Подозреваю, что мы окутываем его туманом вовсе не потому, что прячемся от него, а потому что думаем, будто станем выглядеть более романтично, если начнем многозначительно поднимать глаза и тонко намекать на прекрасных женщин, с которыми навсегда расстались. Те из нас, чьи истории я сумел раскопать, бежали от закона, а не от трагической любви.

Но Капитан и Ворон, очевидно, нашли друг в друге родственные души.

Мы разбили лагерь, выставили дозорных и устроились на отдых. Хотя в стране шла война, ни одна из противоборствующих сторон не сумела нас быстро заметить.

Молчун, желая повысить бдительность наших часовых, пустил в ход свои способности и обнаружил замаскировавшихся шпионов, сумевших пересечь внешнюю линию наших пикетов. Он предупредил Одноглазого, а тот доложил Капитану.

Капитан вызвал меня, Одноглазого, Гоблина и нескольких других, потом разложил карту на пне, до этого служившем карточным столом.

– Где они?

– Двое здесь. Еще двое тут. И один здесь.

– Пошлите кого-нибудь к нашим часовым с приказом незаметно вернуться в лагерь. Мы отсюда сматываемся – тоже незаметно. Гоблин. Где Гоблин? Передайте Гоблину, чтобы держал свои иллюзии наготове. – Капитан решил ни во что не ввязываться. На мой взгляд, похвальное решение.

– Где Ворон? – спросил он через несколько минут.

– Кажется, пошел ловить шпионов, – ответил я.

– Что? Он что, идиот? – Его лицо потемнело. – А тебе что надо?

Гоблин пискнул, как придавленная каблуком крыса. Голосок у него на диво писклявый, а гнев Капитана сделал его и вовсе похожим на писк птенчика.

– Ты меня вызывал.

Капитан ходил по кругу, топоча ногами, рыча и хмурясь. Обладай он талантом Гоблина или Одноглазого, из его ушей наверняка валил бы дым.

Я подмигнул Гоблину, тот расплылся в улыбке и стал похож на большую жабу. Грозный танец войны в исполнении Капитана был лишь предупреждением, чтобы его не беспокоили по пустякам. Капитан шуршал картами. Капитан метал мрачные взгляды. Наконец он резко обернулся ко мне:

– Мне это не нравится. Это ты его подговорил?

– Нет. – Я не пытаюсь творить историю Отряда. Я лишь записываю ее.

Тут показался Ворон. Он бросил к ногам Капитана тело и продемонстрировал связку жутких трофеев.

– Это что за чертовщина?

– Большие пальцы. В здешних краях считают, что они приносят удачу.

Капитан аж позеленел.

– А тело для чего?

– Суньте его пятками в костер и немного подержите. Враги не станут терять времени на размышления о том, как мы догадались, что они рядом.

Одноглазый, Гоблин и Молчун окутали Отряд чарами. Мы выскользнули из леса, словно скользкая рыба из рук неуклюжего рыбака. Выслеживавший нас вражеский батальон ничего не заметил. Мы двинулись прямиком на север. Капитан намеревался отыскать Хромого.

Под вечер Одноглазый затянул походную песню. Гоблин протестующе пискнул. Одноглазый ухмыльнулся и запел громче.

– Он подменил слова! – заверещал Гоблин.

Солдаты заулыбались, предвкушая развлечение. Гоблин и Одноглазый враждуют уже десятки лет. Подзуживать всегда начинает Одноглазый, а Гоблин иногда бывает чувствительным, как свежий ожог. Следить за их перепалкой – одно удовольствие.

На сей раз Гоблин не поддался на провокацию и проигнорировал Одноглазого. Черный коротышка почувствовал себя оскорбленным и запел еще громче. Мы ожидали фейерверка, а кончилось все скукой. Поняв, что старался зря, Одноглазый обиженно надулся.

Чуть позднее Гоблин шепнул мне:

– Держи ушки на макушке, Костоправ. Места тут незнакомые. Всякое может случиться. – Он хихикнул.

На бедро кобылы Одноглазого опустился овод. Животное заржало и взбрыкнуло. Сонный Одноглазый перекатился через хвост. Солдаты давились от смеха. Коротышка-колдун поднялся, стряхивая с себя пыль старой потрепанной шляпой, и в сердцах треснул кобылу свободной рукой, угодив ей в лоб. Потом он долго приплясывал, стонал и дул на разбитые костяшки пальцев.

В награду от зрителей он получил хор восторженных воплей. Гоблин скромно ухмылялся.

Вскоре Одноглазый задремал вновь. Этому фокусу легко научиться, проехав в седле достаточно утомительных миль. На его плечо уселась птица. Одноглазый фыркнул и замахнулся… Птица улетела, оставив на его куртке огромное и вонючее красное пятно. Одноглазый взвыл и принялся швыряться чем попало, а стаскивая с себя куртку, ухитрился ее порвать.

Мы вновь расхохотались. Гоблин выглядел невинным, словно девственница. Одноглазый хмурился и ворчал, но все еще не врубался.

До него начало доходить, в чем дело, когда, въехав на вершину холма, мы увидели группу пигмеев размером с обезьянку, азартно целующих идола в виде лошадиной задницы. Каждый пигмей являл собой миниатюрную копию Одноглазого.

Маленький колдун метнул в Гоблина убийственный взгляд. Тот невинно пожал плечами – мол, я здесь при чем?

– Очко в пользу Гоблина, – рассудил я.

– Берегись, Костоправ, – прорычал Одноглазый. – Иначе будешь целовать меня прямо сюда. – И он похлопал себя по заднице.

– После дождичка в четверг.

Да, он более опытный колдун, чем Гоблин или Молчун, но все же не столь опытный, каким себя выставляет. Если бы он мог выполнить хотя бы половину своих угроз, то превратился бы в опасность для Взятых. Молчун последовательнее его, а Гоблин более изобретателен.

Теперь Одноглазый несколько ночей не сомкнет глаз, изобретая способы расквитаться с Гоблином за то, что тот утер ему нос. Для меня остается загадкой, почему они до сих пор не убили друг друга.

Отыскать Хромого оказалось труднее, чем этого пожелать. Мы шли по его следу до леса, где отыскали заброшенные земляные укрепления и множество тел мятежников. Из леса мы спустились в широкую долину, прорезанную искрящимся на солнце ручьем.

– Что за чертовщина? – спросил я Гоблина. – Странно…

Весь луг был усеян приземистыми, широкими и черными бугорками. Повсюду лежали тела.

– Одна из причин, по которым боятся Взятых. Смертоносные заклинания. Из-за их жара вспучилась земля.

Я остановился и осмотрел один из бугорков.

Черный круг словно провели циркулем – его граница была четкой, как нарисованная пером. На почерневшей земле лежали обугленные скелеты. Мечи и наконечники копий походили на слишком долго пролежавшие на солнце куски воска. Я заметил, что Одноглазый не в силах оторваться от жуткого зрелища.

– Когда ты сумеешь это повторить, я стану тебя бояться.

– Если я такое сумею, то стану бояться сам себя.

Другой круг оказался точной копией первого. Ворон остановил лошадь рядом со мной.

– Работа Хромого. Я такое уже видел.

Я почуял перемену ветра. А вдруг Ворон сейчас в подходящем настроении?

– Когда это было?

Ворон проигнорировал мой вопрос. Нет, он так и не вылезет из своей раковины. При встречах он даже здоровается не всякий раз, так стоит ли надеяться, что он расскажет, кто он такой и кем был.

Холодный человек. Ужасы долины его совсем не тронули.

– Хромой проиграл это сражение, – решил Капитан. – Теперь он бежит.

– Будем и дальше следовать за ним? – спросил Лейтенант.

– Эта страна нам незнакома. Здесь гораздо опаснее действовать в одиночку.

Мы ехали по следу насилия, полосе уничтожения. Вокруг расстилались вытоптанные поля. Сожженные деревни. Мертвые люди, зарезанные животные. Отравленные колодцы. Хромой оставлял за собой только смерть и опустошение.

Нам было приказано помочь удержать Форсберг. Присоединяться к Хромому мы не были обязаны. Я вообще не хотел бы иметь с ним дела. Не хотел бы даже находиться с ним в одной провинции.

По мере того, как следы разрушений становились все более свежими, Ворон проявлял возбуждение и тревогу, погружался в себя, накапливая решимость, и все чаще прибегал к жесткому самоконтролю, за которым нередко скрывал свои чувства.

Когда я размышляю о характерах своих товарищей, мне часто хочется обладать одним небольшим талантом – умением заглянуть им в душу и сорвать покров с того темного и светлого, что ими движет. Но, быстро заглянув в джунгли собственной души, я благодарю небеса за то, что не могу этого сделать. Тот, кто едва выдерживает сражение с самим собой, не имеет права копаться в чужих душах.

Пузо, высланный в дозор, торопился нам навстречу, но мы и без него знали, что подобрались близко. Весь горизонт порос высокими косыми столбами дыма. Эта часть Форсберга оказалась плоской, равнинной и восхитительно зеленой, и столбы маслянистого дыма выглядели на фоне синего неба святотатством.

Ветра почти не было. День обещал стать очень жарким.

Пузо остановил коня возле Лейтенанта. Мы с Ильмо бросили обмениваться бородатыми байками и прислушались. Пузо показал на столб дыма:

– В деревне еще остались люди Хромого, Капитан.

– Ты с ними разговаривал?

– Нет. Башка решил, что вы этого не одобрили бы. Он ждет на околице.

– Сколько их там?

– Двадцать или двадцать пять. Пьяные и злые. Офицер оказался хуже своих солдат.

Лейтенант обернулся:

– А, Ильмо. Сегодня тебе повезло. Возьми десять человек и езжай следом за Пузом. Осмотрись в деревне.

– Проклятье, – процедил Ильмо. Он хороший солдат, но жаркая весна сделала его ленивым. – Ладно. Масло, Молчун, Карапуз, Блондин, Козел, Ворон…