Это слово – Убийство Горовиц Энтони
– Зачем она хранила ключ? – спросил я.
– Именно это я и хотел выяснить.
Готорн огляделся. Я уж было решил, что мы возвращаемся обратно в Дил, но тут он заметил неподалеку еще одни ворота по ту сторону дороги. В усадьбе был отдельный сад совсем рядом с пляжем. Улыбнувшись себе под нос, Готорн перешел дорогу и попытал счастья в третий раз – сработало.
Мы вошли и оказались на небольшой квадратной площадке, со всех сторон огороженной кустами. По сути, это был не сад, а внутренний двор: в центре размещался изящный фонтан, окруженный карликовыми тисами и розовыми клумбами; возле него лицом друг к другу стояли две деревянные скамьи. Все вместе создавало некий театральный эффект – словно сцена из детской сказки. Едва мы подошли к фонтану (он не работал, и уже довольно давно), я вдруг ощутил странную печаль и тут же догадался, что мы обнаружим.
Так и есть – гравировка на каменном выступе:
– Ее муж…
– Да. Умер от рака, и она соорудила нечто вроде мемориала. В доме уже не смогла остаться, однако понимала, что захочет вернуться, вот и сохранила ключ.
– Наверное, очень его любила.
Готорн кивнул. Кажется, впервые нам обоим стало в равной степени неловко.
– Пойдем отсюда, – скомандовал он.
Авария, изменившая жизнь Дайаны Каупер, случилась недалеко от отеля «Ройял», в самом центре Дила, у красивого здания георгианской эпохи[33], где проживала Мэри О’Брайан с близнецами. Им оставались считаные минуты до вечернего чая и укладывания в постель…
Я вспомнил, что рассказывала Мэри: дети возвращались с пляжа, спускающегося к морю позади нас. Дорога здесь расширялась, соответственно, машины ехали быстрее. На пересечении с Кинг-стрит, на самом углу, располагался павильон игровых автоматов – с той стороны выехала Дайана Каупер. Передо мной рядком выстроились местные заведения: паб, отель, аптека и кафе-мороженое.
Легко представить себе, как это произошло: из-за поворота на скорости вылетает машина – водитель спешит побыстрее проехать перекресток. Дети выбирают именно этот момент, чтобы удрать от няни, и перебегают дорогу, торопясь купить мороженое. Пожалуй, Найджел Уэстон не так уж не прав: даже в очках Дайана Каупер могла попросту не успеть затормозить. Авария случилась в это же время года, практически день в день. Улица наверняка была столь же пустынной, вечернее солнце бросало через дорогу длинные тени.
– С чего начнем?
– С мороженого.
Кафе называлось «Мороженое Гейл». Снаружи фасад был выполнен из зеркального стекла, сверху крепился веселенький полосатый навес. Внутри оказался старомодный интерьер с пластиковыми стульями и ламинатом на полу. В холодильнике, знававшем лучшие дни, были разложены пластиковые контейнеры с домашним мороженым. Вафельные конусы громоздились у окна и, судя по внешнему виду, находились тут не первый день. Кроме того, здесь продавали шоколад, чипсы, лимонад и смеси сладостей – ходовые товары курортных городков. Меню на стене предлагало яичницу, бекон, сосиски, жареные грибы и картофель-фри: «Голодным еще никто не ухоДИЛ!» Удивительно, что в городе под названием Дил прошло столько времени, прежде чем я увидел-таки подобную незамысловатую игру слов.
Народу было мало, всего два столика заняты: за одним пожилая пара, за другим – молодые мамочки с колясками. Мы подошли к прилавку, за которым стояла крупная улыбающаяся женщина лет пятидесяти в платье и переднике под цвет навеса.
– Что вам предложить? – спросила она.
– Мне нужна ваша помощь, – отозвался Готорн. – Я сотрудничаю с полицией.
– А…
– Я навожу справки об аварии, произошедшей здесь: двоих детей сбила машина.
– Так это ж было десять лет назад!
– Дело в том, что Дайана Каупер, женщина, которая вела машину… в общем, она умерла. Вы не читали в газетах?
– Может быть, но я не понимаю…
– Выяснились новые обстоятельства. – Готорн явно торопился свернуть разговор.
– А… – Женщина бросила на нас нервный взгляд, словно ей было что скрывать. – Я вряд ли смогу…
– Вы находились здесь в тот момент?
– Да. Меня зовут Гейл Харкорт, это мое кафе. Ужасно! Как вспомню бедных ребятишек! Всего лишь хотели поесть мороженого, вот и побежали через дорогу, и все зря, ведь мы были закрыты!
– В конце мая? Почему?
Гейл указала на потолок.
– У нас труба лопнула. Все затопило, продукты подмокли, электрика вырубилась! Разумеется, мы не были застрахованы и чуть не разорились!
Она вздохнула.
– Если бы они вовремя заметили! Выбежали на дорогу в самый неподходящий момент. Сама-то я не видела, только слышала. Выскочила на улицу, глядь – лежат оба… А няня растерялась, бедная, – ну еще бы, такая молоденькая, лет двадцать, не больше. Я голову-то повернула, смотрю – а там машина стоит, чуть подальше. Постояла минутку и уехала.
– Вы рассмотрели водителя? – спросил я.
Готорн метнул в меня злобный взгляд, но мне было наплевать.
– Только затылок.
– Значит, это мог быть кто угодно?
– Это была она! Ее судили! – Гейл повернулась к Готорну. – Не понимаю, как можно – взять и уехать, бросить детей на дороге! Надо же, какая сволочь! Очки забыла надеть! Ну кто, скажите на милость, садится за руль, если плохо видит? Ее надо было упрятать пожизненно, а того судью уволить! Кошмар! Нет на свете справедливости!
Гримаса ярости исказила ее лицо. Я даже слегка опешил.
– Здесь уже не так, как прежде, – продолжала она. – Всю радость как рукой сняло, а что делать? Надо работать, больше я ничего не умею…
Тут вошли еще двое, и хозяйка подтянула тесемки передника, готовясь их приветствовать.
– Поговорите с мистером Травертоном по соседству. Он был там и видел гораздо больше.
Оставив нас, она вновь превратилась в пухлую улыбающуюся тетушку, всеобщую любимицу, и одарила посетителей чарующей улыбкой.
– Ну, мои хорошие, чего желаете?
– Конечно, помню, как вчера! С утра день выдался такой погожий, не то что сегодня. Солнышко пригревало, можно было кататься на лодке. Я как раз обслуживал покупателя – того самого, про кого все потом спрашивали. Он вышел от нас за несколько секунд до аварии. Именно благодаря ему я услышал все так отчетливо – дверь-то открылась, – когда машина сбила детей… Ужасный звук! Я сразу понял – дело плохо, схватил мобильник и выбежал на улицу. В аптеке больше никого не было, кроме мисс Пресли (она работала в отделе гомеопатии, но сейчас вышла замуж и, кажется, уехала). Я велел ей не двигаться с места: у нас много всяких лекарств, поэтому запрещено оставлять помещение без присмотра, даже в таких исключительных случаях.
Это была одна из тех старомодных аптек[34], которые смотрятся очень к месту на английских морских курортах. Когда мы подошли, двери разъехались автоматически. Первым в глаза бросился стеллаж с десятком различных грелок; неподалеку на проволочной вешалке располагалась коллекция ярких шарфов. Кажется, тут продавали все понемножку: варенье, шоколад, хлопья, туалетную бумагу, игрушки, собачьи поводки… Все это напоминало дурацкие игры на тренировку памяти, в которые я играл со своими детьми. В углу приютились канцтовары вместе с ужасными поздравительными открытками, какие обычно можно увидеть на автозаправках. Целый прилавок был отведен под гомеопатию, но самый большой отдел в задней части занимали настоящие лекарства. В Диле, разумеется, полно пенсионеров, а среди сотни бутылочек, пакетиков и коробок найдется лекарство от любой болезни, сопровождающей старость и одряхление организма. Весь персонал, как полагается, в белых халатах.
Мы разговаривали с Грэмом Травертоном, владельцем аптеки. Это был мужчина лет пятидесяти, лысый, с румяными щеками и неприятной на вид щелью между передними зубами. Он с радостью согласился на разговор и просто поражал вниманием к деталям. Травертон настолько хорошо запомнил тот день, что я начал сомневаться: уж не присочиняет ли он?.. С другой стороны, его столько раз опрашивали полиция и журналисты – это дало возможность отрепетировать рассказ. И потом, когда случается что-то ужасное, невольно цепляешься за детали.
– Я вышел на крыльцо и едва не наткнулся на своего покупателя, – продолжал между тем Травертон. – Спрашиваю у него: что случилось, а он молчит, как в рот воды набрал. Говорю вам, я помню все как вчера – картинка стоит перед глазами каждый день, когда я иду домой, будто фотография впечатана в мозг. Дети лежали на дороге, оба в синих шортиках и рубашечках с короткими рукавами. Один из них был уже мертв, я понял это по неестественной позе, к тому же он лежал с закрытыми глазами и не двигался. Няня – ее звали Мэри O’Брайан – рухнула на колени перед вторым мальчиком, бледная, как привидение. Подняла голову и долго смотрела прямо на меня, словно умоляла помочь, но что я мог? Вызвал полицию – любой на моем месте сделал бы то же самое.
Чуть поодаль стояла машина, синий «Фольксваген», внутри кто-то сидел. Не прошло и минуты, как она рванула и скрылась из глаз – клянусь, аж шины взвизгнули! Конечно, в тот момент я не догадывался, чья это машина, просто записал номер на всякий случай, а потом сообщил полиции. И тут мой покупатель развернулся и быстро исчез за углом.
– Вам это не показалось странным? – спросил Готорн.
– Ну еще бы! Он явно не хотел, чтобы его увидели. Что обычно люди делают в таких ситуациях? Либо стоят и смотрят – это в нашей природе заложено, – либо понимают, что ничем не могут помочь, и уходят. А этот чуть ли не бегом убежал! И еще один момент: он же все видел, вне всяких сомнений. Однако когда полиция искала свидетелей, он так и не объявился.
– Что еще вы можете о нем рассказать?
– Немного, и вот почему: он был в солнечных очках. Если подумать – с чего бы? Половина пятого, солнце уже скрылось в облаках – зачем ему очки? Только если он какая-то знаменитость и не хотел, чтобы его узнали? Честно говоря, больше ничего особенного не помню. Да, кепка еще была. Зато могу сказать, что он купил.
– И что же?
– Баночку меда и упаковку имбирного чая. Мед местный, из Финглшэма, – я лично рекомендовал.
– Ну а потом?
Травертон вздохнул.
– Потом… Няня все еще стояла на коленях. Один из детей был точно жив: открыл глаза и позвал отца. «Папочка!» Ужасно, просто сердце разрывалось! Тут приехали «Скорая» и полиция, а я вернулся обратно в аптеку. Точнее, поднялся наверх и выпил чаю – мне стало нехорошо. Мне и сейчас не очень приятно все это вспоминать. Значит, ту женщину-водителя убили, поэтому вы здесь, да? Печально, конечно. С другой стороны… бросить детей и уехать? Сколько горя она причинила! По-моему, судья зря отпустил ее – слишком легко отделалась! И я вовсе не удивляюсь, что кто-то пришел к такому же мнению…
Из аптеки мы направились в отель «Ройял». Готорн молчал. Ах да, у него же самого сын одиннадцати лет – на три года старше, чем Тимми Гудвин. Похоже, услышанное произвело на него тяжелое впечатление. Не то чтобы он выглядел особо расстроенным, – скорее торопился уйти.
На входе перед нами предстал большой холл из тех, что бывают лишь в приморских отелях: низкие потолки, деревянные полы, устланные ковриками там и сям, уютная кожаная мебель. Здесь было на удивление полно народу: в основном пожилые пары, уплетающие сэндвичи за пивом. Стояла невозможная духота: батареи включены на всю катушку, да еще газовый камин в придачу.
Мы прошли к стойке регистрации. Приятная местная девушка сказала, что ничем не может помочь, и позвонила менеджеру.
Ее звали миссис Ренделл («как детективщицу»[35], отметила она), она работала в отеле двенадцать лет, однако в день аварии ее не было на месте. Впрочем, миссис Ренделл запомнила Мэри О’Брайан и детей.
– Такие славные ребятки, воспитанные. Снимали семейный номер на третьем этаже: двуспальная кровать и коечки. Хотите посмотреть?
– Нет, спасибо, – ответил Готорн.
– Они заселились в среду, а на следующий день все и произошло… Кстати, мисс О’Брайан номер не понравился – там не было вида на море. Она потребовала двухместный номер плюс семейный с общей дверью, но у нас в отеле такого нет; к тому же мы не можем позволить маленьким детям спать без присмотра.
У миссис Ренделл, худенькой женщины невысокого роста, было типичное лицо человека, привыкшего возмущаться.
– Мне она сразу не понравилась. Я ей не доверяла, и, как видите, оказалась права – хоть и нехорошо так говорить. Надо было лучше следить за детьми, а она позволила им бегать через дорогу, и чем все кончилось? Я считаю, что миссис Каупер не виновата.
– Вы ее знали?
– Конечно, знала. Она часто заходила сюда обедать или ужинать. Такая милая женщина, у нее еще сын актер, теперь, говорят, знаменитый. Дил вообще известен своими знаменитостями, например лорд Нельсон и леди Гамильтон[36]. Норман Уиздом тоже приезжал. Да и Чарльз Хотри частенько захаживал к нам в бар – он ведь переехал в Дил на старости лет.
Чарльз Хотри… Я его помнил: тощий актер с волнистыми черными волосами, в круглых очках, гей с плохим характером, пьющая звезда серии фильмов «Так держать!» – худшего образчика английского юмора. Я видел его еще в школе, в черно-белом кино, когда мне было девять лет. Фильмы показывали в спортзале на проекторе: «Так держать, медсестра!», «Так держать, учитель!», «Так держать, полицейский!». Это была своего рода награда, развлечение, краткий отдых от битья, плохой еды и травли, составлявших всю мою тогдашнюю жизнь. Для некоторых детей взросление начинается с момента, когда они понимают, что Санта-Клауса не существует; для меня детство закончилось, когда я понял, что Чарльз Хотри не смешной и никогда не был смешным. И теперь оказывается – он сидел здесь, потягивал джин и наблюдал за проходящими мальчиками.
Внезапно мне тоже захотелось поскорее убраться отсюда. К счастью, Готорн поблагодарил женщину, сказал, что у него больше нет вопросов, и мы ушли.
19. Мистер Тиббс
Я не собирался встречаться с Готорном на следующий день, так что его утренний звонок меня изрядно удивил.
– Есть планы на вечер?
– Я работаю.
– Мне нужно зайти.
– Сюда?
– Ага.
– Зачем?
Готорн никогда не был у меня, и я надеялся, что так все и останется. Это ведь я пытался влезть в его жизнь, а не наоборот! Кстати, он так и не сообщил мне свой адрес, даже сознательно ввел в заблуждение: сказал, что живет в Гэнтс-Хилл, а на самом деле у него квартира в Ривер-Корт, на другом берегу. Мне совсем не улыбалось, чтобы он обшарил мой дом прицельным взглядом сыщика и пришел к выводам, которые потом мог бы использовать против меня же.
Видимо, Готорн почувствовал мои колебания.
– Мне нужно устроить встречу, – объяснил он, – и лучше на нейтральной территории.
– А твоя квартира не подойдет?
– Нет, там не получится. – Готорн помедлил. – Я понял, что произошло в Диле. Это имеет непосредственное отношение к нашему расследованию.
– С кем ты встречаешься?
– Ты их узнаешь. – Он закинул последнюю удочку: – Это действительно важно.
Так получилось, что в этот вечер я остался один. К тому же если я пущу Готорна к себе, то, может, уговорю его сделать то же самое. Мне ужасно хотелось выяснить, как Готорн смог позволить себе квартиру с видом на реку.
– Во сколько? – спросил я.
– В пять.
– Ладно, – сдался я и тут же пожалел об этом. – Можешь зайти на часок, не больше!
– Отлично!
И Готорн отключился.
Остаток утра я перепечатывал свои заметки о ходе расследования: Британия-роуд, «Корнуоллис и сыновья», Южный Эктон. Кроме того, я скачал аудиозаписи с айфона на компьютер, попутно еще раз прослушав вкрадчивые интонации Готорна, и просмотрел десятки фотографий. У меня скопилось огромное количество материала, гораздо больше, чем нужно, причем девяносто процентов – наверняка бесполезный мусор. Например, Андреа Клюванек долго и нудно рассказывала о своем детстве в Банской-Штьявнице, о том, как она была счастлива, пока отец не погиб в результате несчастного случая. Вряд ли это войдет в книгу…
Надо сказать, раньше я так не работал. Как правило, планируя роман или сценарий, я точно знаю, что мне нужно, и не трачу время на лишние детали. Однако сейчас я не имел ни малейшего представления о том, как работает аналитический аппарат Готорна. Откуда мне знать, что важно, а что нет? Именно об этом он предупреждал меня, когда читал первую главу. Колокольчик на двери или его отсутствие может иметь большое значение и приводить к разным выводам, а упущение какой-то детали грозит стать не менее фатальным, чем выдумка. В результате пришлось записать все, что я видел, – от романа Стига Ларссона[37] в спальне Дайаны Каупер до вешалки для ключей в форме рыбы на стене ее кухни и хозяйственных пометок на холодильнике Джудит Гудвин. Быстро растущая груда информации сводила меня с ума.
Я все еще не сомневался, что убийца – Алан Гудвин. Если не он, то кто же? Этот вопрос я задавал себе снова и снова, сидя за столом в окружении белого моря безнадежности из листов формата A4.
Возьмем, к примеру, Джудит Гудвин – у нее ровно тот же мотив. Я вспомнил, что сказал Готорн на месте преступления: «Определенно, это был мужчина. Я, конечно, слышал о женщинах-душительницах, но они встречаются крайне редко, поверь на слово». Это были его точные слова, записанные на диктофон и в блокнот. В результате я совершенно не воспринимал всерьез женщин, которых мы встречали в ходе расследования. Однако, если подумать, «определенно» не значит 100 %, а «крайне редко» не значит «невозможно в принципе». Это вполне могла быть Джудит или Мэри О’Брайан, до того преданная семье, что осталась работать с ними на целых десять лет. А Ларри Гудвин? Кто знает, вдруг он вовсе не такой беспомощный, как кажется?
А Грейс Ловелл, подруга Дэмиэна Каупера? Прямо она, конечно, не сказала, но и без того было ясно: отношения со свекровью, интерес которой не простирался дальше внучки, теплыми не назовешь. Ребенок положил конец актерской карьере Грейс, и если газеты не врут, Дэмиэн весьма далек от супружеского идеала. Наркотики, тусовки, танцовщицы… Все это легко укладывалось в мотив убийства. С другой стороны, когда Дайану задушили, Грейс была в Америке.
Кстати, так ли это?..
И снова я порылся в записях и нашел фразу, сказанную Дэмиэном Каупером, – в тот момент я не обратил внимания, однако сейчас она имела огромное значение. Грейс пожаловалась, что не хочет возвращаться в Лос-Анджелес и намеревается еще погостить у родителей, на что Дэмиэн ответил: «Детка, у тебя была целая неделя!» Ага! Значит, я ничего не упустил! Кто знает, вдруг я даже опередил Готорна? «Неделя» – понятие приблизительное. Что, если Грейс приехала дней за девять или десять до мужа? В этом случае она вполне могла находиться в Англии в день убийства Дайаны.
С другой стороны, после похорон мы оставили ее в пабе на Фулэм-роуд, а если учесть, что везде были пробки… Вряд ли она успела бы добраться до Брик-лейн раньше нас.
Хорошо, кто еще там был? Я провел много времени с Робертом Корнуоллисом и заодно с его кузиной, Айрин Лоуз. Оба могли сунуть будильник в гроб, только зачем? Они познакомились с Дайаной Каупер лишь в день ее убийства. Никто из них не выигрывал ни от ее смерти, ни от смерти Дэмиэна.
Остаток дня я провозился со своими записями и даже не заметил, как пролетело время. Без пятнадцати пять в дверь позвонили. Я работаю на пятом этаже и, бывает, чувствую себя отрезанным от мира в своей «башне из слоновой кости»; с реальностью меня соединяет лишь домофон. Я нажал на кнопку и спустился встретить гостя.
– Неплохо у тебя тут, – заметил Готорн, входя. – Только напитки нам вряд ли понадобятся.
Я заранее выставил на стол минералку и апельсиновый сок, играя в приветливого хозяина. Пока я убирал их обратно в холодильник, Готорн изучал гостиную. Собственно, квартира – фактически одно большое пространство: стеллажи (у меня около пяти сотен книг в семейном доме, но самые любимые я храню здесь), кухонная зона, обеденный стол и пианино матери, на котором я стараюсь играть каждый день; потом зона ТВ и пара диванов с кофейным столиком.
Готорн расслабленно присел на диван.
– Так, говоришь, ты догадался, что случилось в Диле, – нарушил молчание я. – Значит, я скоро узнаю, кто убил Дайану Каупер?
Готорн покачал головой.
– Не сейчас, но, думаю, тебе будет интересно. Кстати, у меня хорошие новости.
– Какие?
– Мистер Тиббс объявился.
До меня не сразу дошло, о ком речь.
– Кот?
– Да, персидский, серый, что жил у Дайаны Каупер.
– И где он был?
– Забрался в соседский дом через чердачное окно, а выбраться не смог. Его нашли владельцы, когда вернулись с юга Франции, и позвонили мне.
– Хорошие новости? – пробормотал я, пытаясь сообразить, при чем здесь кошка Дайаны. Тут меня посетила другая мысль. – Минутку… По соседству вроде жил адвокат?
– Мистер Гроссман.
– А зачем он тебе позвонил? Откуда он вообще о тебе узнал?
– Я сунул записку под дверь. Точнее, я рассовал их по всем домам на Британия-роуд: хотел выяснить, не объявился ли кот.
– Зачем?
– Так из-за него все и случилось, Тони. Если бы не Мистер Тиббс, Дайана Каупер осталась бы жива, и ее сын тоже.
Шутит, что ли?..
Однако Готорн невозмутимо сидел на диване, и от него исходила все та же странная энергия: смесь угрозы и целеустремленности. Трудно понять, о чем на самом деле думает этот человек… Не успел я задать вопрос, как в дверь снова позвонили.
– Открыть? – спросил я.
Готорн небрежно махнул рукой.
– Твой дом – тебе решать.
Я подошел к домофону и снял трубку.
– Да?
– Это Алан Гудвин.
Я почувствовал прилив волнения. Готорн пригласил подозреваемых? Велел визитеру подняться на три лестничных пролета и нажал кнопку.
Вскоре появился Гудвин в плаще не по размеру, в котором был на похоронах. Он вошел в комнату, как приговоренный к смертной казни восходит на эшафот. Несмотря на то что Готорн сказал по пути в Кентербери, я не сомневался: он позвал сюда Гудвина с целью обвинить его в убийствах и скоро я все узнаю.
Тут я вспомнил, что ожидаются два человека. Может, у Гудвина был сообщник?
– Чего вам надо? – спросил тот, подходя к Готорну. – Вы сказали, что есть новости. Почему нельзя было по телефону? – Он огляделся, словно впервые осознал, где находится. – Вы тут живете?
– Нет, он, – показал на меня Готорн.
Гудвин только сейчас сообразил, что ничего обо мне не знает.
– А вы кто? Вы так и не назвали себя!
К счастью, в дверь снова позвонили, и я поспешил ответить. В трубке повисло молчание.
– Вы к Готорну? – спросил я.
– Да, – откликнулся женский голос.
– Я сейчас открою дверь, поднимайтесь сразу в квартиру.
– Кто это? – всполошился Гудвин, хотя по его тону было понятно, что он уже догадался.
– Присядьте, мистер Гудвин, – предложил Готорн. – Поверьте, я действительно пытаюсь вам помочь. Не хотите выпить?
– У меня есть сок, – вставил я.
– Я выпью воды.
Гудвин присел за стол, лицом к Готорну, однако тщательно избегал его взгляда.
Я подошел к холодильнику и снова вытащил минералку. На лестнице послышались шаги, и к нам присоединилась Мэри О’Брайан. Вот уж кого-кого, а ее я никак не ожидал увидеть – и в то же время я вдруг понял, что это совершенно очевидно.
Мэри шагнула вперед и замерла как вкопанная, увидев Алана Гудвина. Тот, в свою очередь, уставился на нее, столь же пораженный.
Готорн пружинисто вскочил на ноги. От него так и веяло каким-то… злорадством, чего я прежде не замечал.
– Думаю, вас представлять не надо.
Алан Гудвин первым пришел в себя.
– Разумеется, мы знакомы. Что вы имеете в виду?
– Алан, вы прекрасно поняли, о чем речь. Присядьте, Мэри. Можно вас так называть? Мы же тут все друзья…
– Я не понимаю! – Мэри пыталась взять себя в руки, готовая расплакаться. Она перевела взгляд на Гудвина. – И ты здесь?
– Он велел мне прийти.
Оба выглядели одновременно виноватыми, испуганными, рассерженными.
Гудвин поднялся.
– Я ухожу! – объявил он. – Мне наплевать, что вы затеяли, мистер Готорн, я в эти игры не играю!
– Ладно, Алан, как скажете. Только учтите – полиция тут же все узнает. И заодно ваша жена.
Гудвин замер. Мэри тоже не шевелилась. Готорн полностью контролировал ситуацию.
– Сядьте, – скомандовал он. – Вы двое сговорились и лгали десять лет, но теперь все кончено.
Гудвин снова сел. Села и Мэри – на приличном расстоянии. Я успел заметить, как он произнес одними губами «прости», и тут до меня дошло, что они были любовниками. Так вот почему я подметил напряженность между женщинами в доме Джудит Гудвин – она тоже их подозревала!
Я примостился на стуле возле пианино. Готорн единственный все еще стоял.
– Итак, давайте разберемся, что же случилось в Диле, – начал он. – Я слышал эту историю раз пять, сам побывал на месте, и логичная картинка никак не складывалась – что и не удивительно: вы оба лгали! У вас не было выбора, вы стали заложниками ситуации. Мне почти жаль вас. Хотя нет, вру – не жаль.
Он вытащил из пачки сигарету и прикурил. Я сходил на кухню и принес ему пепельницу.
– Когда у вас начался роман? – спросил Готорн.
Повисла долгая пауза. Мэри заплакала. Алан Гудвин попытался взять ее за руку, но она вырвалась.
– Вскоре после того, как Мэри начала у нас работать, – ответил он, видимо понимая, что отпираться бесполезно. – Виноват я.
– Все кончено, – тихо добавила Мэри. – Давно уже…
– Честно говоря, мне наплевать на ваши отношения, – сказал Готорн. – Меня интересуют только факты, а факт заключается в том, что вы оба виноваты. Может, Дайана Каупер и забыла очки, но детей сбили из-за вас! Все десять лет вы живете с грузом вины.
Мэри кивнула. По ее щекам катились слезы.
Готорн повернулся ко мне.
– Не буду врать, Тони, когда мы с тобой ездили в Дил, я многого не понимал. С чего начать? Смотри, дети бегут через дорогу в кафе-мороженое, а оно закрыто. И не просто закрыто – из-за протечки вырубилась электрика, в окнах темно. Да, им было всего восемь лет, но они наверняка поняли, что там ничего не продадут. А когда их сбили, один из мальчиков, по словам мистера Травертона из аптеки, позвал папу… Странно, правда? Когда ребенку плохо или больно, он зовет маму. Так что же произошло на самом деле?
Все молчали, и меня снова поразило, насколько Готорн владеет ситуацией, как будто он у себя дома. Несомненно, сильная личность, притягивает как магнит. Впрочем, магниты могут не только притягивать, но и отталкивать…
– Давайте вернемся к началу, – продолжал меж тем Готорн. – Мэри привозит мальчиков в Дил. Мама на конференции, папа в Манчестере. Мэри бронирует номер в отеле «Ройял», однако не хочет брать семейный номер. Ей нужны два номера: с двумя кроватями для детей и с одной большой по соседству. Как ты думаешь, зачем?
– В отеле сказали, что в семейном номере нет вида на море, – вспомнил я.
– Вид тут совершенно ни при чем. Мэри, может, вы ему объясните?
Мэри даже не взглянула на меня.
– Мы договорились встретиться в Диле и побыть вместе, – произнесла она безучастно.
– Верно. Няня и ее босс. Нельзя же прямо в семейном гнезде, правда? Уик-энд на побережье. Мальчики ложатся в шесть, и у наших любовников остается целый вечер и вся ночь…
– Вы отвратительны, – поморщился Гудвин. – Зачем все опошлять…
– А разве не так? – Готорн хладнокровно выпустил дым изо рта. – Это ведь вы тот загадочный покупатель из аптеки. И что же вас туда привело? А причина очень проста – то же самое недомогание, которое заставило вас плакать на похоронах Дайаны Каупер.
Тут я вспомнил, что меня и вправду удивило поведение Гудвина на похоронах.
– Аллергия! – объяснил Готорн, снова обращаясь ко мне. – Ты обратил внимание на платаны, когда мы были на кладбище?
– Да, я сделал пометку – они росли совсем рядом с могилой.
– При сенной лихорадке платаны хуже всего – их пыльца сразу забивается в нос. Сказать два самых известных простейших средства от аллергии?
– Имбирный чай, – догадался я. – И мед.
– Именно это Алан и покупал в аптеке. – Готорн повернулся к Гудвину. – Поэтому вы надели солнечные очки, хотя было облачно. Травертон продал вам народные средства, и вы вышли из аптеки за несколько секунд до аварии – которую сами же и создали! Детям настрого запретили бегать через дорогу, к тому же они прекрасно видели, что магазин закрыт. И тут вдруг прямо перед ними из аптеки выходит папа! Конечно, они вас узнали, несмотря на кепку и очки, и радостно побежали навстречу. Именно в этот момент из-за угла выехала Дайана Каупер и сбила детей у вас на глазах.
Гудвин простонал и спрятал лицо в ладонях. Мэри тихо всхлипывала.
– Тимми погиб, однако Ларри оставался в сознании и, разумеется, позвал отца, которого только что видел. Не представляю, что вы в этот момент чувствовали, Алан. Вы не могли подойти к ним, ведь вы должны были быть в Манчестере. Как же тогда объяснить жене ваше присутствие совсем в другом месте?
– Я не понял, как сильно они разбились, – простонал Гудвин. – Я все равно ничем не мог помочь…
– Знаете что? Чушь собачья! Вы прекрасно могли позаботиться о своих детях, и к черту дешевые уловки! – Готорн затушил сигарету, брызнули алые искорки. – Однако в этот момент вы с Мэри пришли к некоему соглашению. Травертону показалось, что Мэри смотрела на него, но на самом деле вы смотрели на Алана, стоящего рядом, – вы взглядом велели ему убираться, не так ли?
– Мы ничего не могли поделать, – эхом повторила Мэри, глядя куда-то в пространство. Она побледнела как смерть, на щеках блестели слезы. Позже мне станет тошно от того, что все произошло в моем доме. Лучше бы они не приходили…
– Да, теперь я понимаю, почему вы остались в семье, Мэри, – резюмировал Готорн. – Потому что вы сознавали ответственность за случившееся, правда же? Или вы до последнего трахались с Аланом?
– Хватит уже! – взъярился Гудвин. – Это закончилось давным-давно! Мэри жила с нами только ради Ларри. Только ради него!
– Ага… Вы двое просто созданы друг для друга.
– Чего вы от нас хотите? Думаете, мы недостаточно наказаны? – На мгновение Гудвин прикрыл глаза, затем продолжил: – Нам просто не повезло. Если бы я не вышел из аптеки в тот момент, если бы мальчики меня не заметили…
Он говорил очень медленно, почти равнодушно.
– Я всегда боялся лишь одного – что Джудит узнает. Мы потеряли Тимми. И Ларри… Но если она вдобавок узнает о нас с Мэри… – Гудвин осекся. – Вы ей расскажете?
– Я не собираюсь никому ничего рассказывать, это не мое дело.
– Тогда зачем вы нас позвали?