Око Мира Джордан Роберт
В лунном свете Ранд не мог ясно разглядеть, с чем ему пришлось столкнуться, но рана Тэма казалась всего лишь неглубоким порезом, проходящим по ребрам, не больше ладони в длину. Юноша недоверчиво качнул головой. Случалось, отец получал раны и побольше этой и все равно продолжал работать, ну, может быть, лишь промыв их. Ранд торопливо осмотрел и ощупал Тэма с головы до ног в поисках того, что является причиной жара, но, кроме этой единственной резаной раны, ничего не обнаружил.
С виду небольшой, единственный этот порез внушал серьезные опасения: плоть вокруг него просто горела. Сам Тэм весь пылал так, что от одного этого у Ранда сводило скулы, тело возле Тэмовой раны было еще горячее – словно печка на ощупь. Такой жар может или убить, или оставить от человека лишь оболочку. Водой из бурдюка Ранд смочил кусок полотна и положил его на лоб Тэма.
Ранд старался не причинять Тэму боли, обмывая и перевязывая рану, но слабое бормотание отца порой все же прерывалось тихими стонами. Окоченевшие ветви нависали вокруг них, угрожающе покачиваясь под порывами ветра. Когда троллоки, не сумев найти его и Тэма, вернутся на ферму и обнаружат ее по-прежнему пустой, они отправятся восвояси. Ранд пытался убедить себя в этом, но беспричинный разгром в доме, полная его бессмысленность оставляли в душе мало места для такой веры. Поверить тому, что эти создания так просто откажутся от возможности убить всех и каждого, кого могут найти, было опасно, и позволить себе попасться на такую удочку Ранд не мог.
«Троллоки. О Свет, троллоки! Создания из сказок менестреля явились из ночи и вламываются в дверь. И Исчезающий. Сияй Свет надо мной, Исчезающий!»
Вдруг Ранд очнулся от своих мыслей и понял, что держит в неподвижных руках свободные концы повязки. «Застыл, словно кролик, завидевший тень ястреба», – с презрением подумал он. Гневно мотнув головой, он затянул повязку на груди Тэма.
Знание того, что нужно сделать, даже то, что дело уже идет на лад, не отогнало его страхов. Когда троллоки вернутся, они наверняка начнут обшаривать лес вокруг фермы, искать следы убежавших от них людей. Убитый Рандом троллок убедит их, что эти люди не так далеко. Кто знает, что сделает Исчезающий или что он может сделать? В придачу ко всему в голове Ранда вертелось замечание отца о слухе троллоков, оно звучало в ушах так громко, будто только что сказанное. Он боролся с сильным желанием прикрыть ладонью рот Тэма, приглушить его стоны и бормотание. «Некоторые выслеживают по запаху. А что я могу с этим поделать? Ничего». Больше тратить время впустую на тревожные раздумья о проблемах, решить которые ты не в состоянии, нельзя.
– Нельзя шуметь, – прошептал Ранд в ухо отцу. – Троллоки вернутся.
Тэм хрипло произнес успокаивающим шепотом:
– Ты все так же прекрасна, Кари. Все так же прекрасна, как девушка.
Ранд сжал зубы. Матери вот уже пятнадцать лет нет в живых. Если Тэм считает, что она до сих пор жива, его состояние еще хуже. Как удержать отца от разговоров сейчас, когда молчание может означать жизнь?
– Мать хочет, чтобы ты не разговаривал, – зашептал Ранд. Горло ему на миг сжало. У нее были самые ласковые руки, он очень хорошо помнил их. – Кари хочет, чтобы ты успокоился. Вот. Попей.
Тэм жадно припал к бурдюку, но, глотнув пару раз, отвернул голову в сторону и снова стал нежно что-то говорить, очень тихо. Ранд не мог разобрать ни слова, и ему оставалось надеяться, что этого не услышат и рыщущие окрест троллоки.
Не мешкая, Ранд принялся за дело. Тремя одеялами он соединил оглобли, срубленные с двуколки, соорудив импровизированные носилки. Он мог взяться только за один их конец, а другой тащить по земле, но жаловаться нечего. От последнего одеяла Ранд ножом отрезал длинную полосу и привязал ее концы к оглоблям.
Осторожно, как только мог, юноша стал укладывать Тэма на носилки, болезненно морщась при каждом его стоне. Отец всегда казался ему несокрушимым. Ничто не могло причинить ему вреда; ничто не могло его остановить или хотя бы помешать ему. Теперешнее состояние Тэма едва не отнимало у Ранда те крохи мужества, которые ему удалось собрать. Но он должен делать то, что делал. Лишь это двигало Рандом. Должен.
Когда Тэм в конце концов оказался на носилках, Ранд немного помешкал, затем снял с него ремень с ножнами. Странное ощущение овладело юношей, когда он застегнул ремень у себя на поясе. Вместе ремень, ножны и меч весили всего несколько фунтов, но, когда он вложил клинок в ножны, ему показалось, что его тянет к земле огромная тяжесть.
Ранд сердито выбранил себя. Сейчас не время для всяких глупых выдумок. Это всего-навсего большой нож. Сколько раз он видел в мечтах, что на боку у него – меч, а сам он участвует в каких-то приключениях. Если этим клинком он смог сразить одного троллока, то, наверное, сможет схватиться и с другими. Вот только он очень хорошо понимал, что все случившееся в доме на ферме – чистой воды удача. И в своих мечтах-приключениях Ранд никогда не стучал зубами от страха, не убегал, спасая свою жизнь, в непроглядную ночь, и в них не было отца, находящегося на грани жизни и смерти.
Торопливо Ранд подоткнул последнее одеяло, положил бурдюк с водой и оставшееся полотно рядом с отцом на носилки. Глубоко вздохнув, он встал на колени между оглоблями, просунул голову под полосу одеяла, которая легла на плечи, и пропустил ее под мышки. Когда Ранд ухватился за оглобли и выпрямился, большая часть поднятого им веса пришлась на плечи. Это оказалось не очень-то удобно. Стараясь идти ровным шагом, он направился в Эмондов Луг, волоча за собой носилки.
Ранд уже принял решение: выбраться к Карьерной дороге и по ней идти к деревне. У дороги опасность будет самой большой, сомневаться в этом не приходилось, но Тэм точно не дождется помощи, если Ранд заблудится в темноте, пытаясь выбраться к деревне через лес.
Во тьме юноша почти выскочил на Карьерную дорогу, прежде чем узнал ее. Когда он понял, где очутился, то у него перехватило дыхание, будто кто сжал горло. Поспешно развернув носилки, Ранд потянул их обратно за деревья, потом остановился, чтобы перевести дух и успокоить колотящееся сердце. Все еще тяжело дыша, он повернул на восток, в сторону Эмондова Луга.
Идти между деревьями оказалось гораздо труднее, чем стащить Тэма с дороги, ночь тут явно не помощница, но шагать по самой дороге было бы безумием. Идея заключалась в том, чтобы добраться до деревни, не встречаясь с троллоками; а еще лучше – чтобы даже не увидеть ни одного из них. Ранд исходил из того, что троллоки, все еще охотясь за ними, рано или поздно сообразят, что люди отправились в деревню. Скорей всего, они пошли именно туда, а Карьерная дорога – самый вероятный путь. На самом деле – Ранд отдавал себе в этом отчет – он подобрался к дороге ближе, чем ему того хотелось. Ночь и тени под голыми деревьями навряд ли послужат хорошим укрытием и не спрячут его от взгляда с дороги.
Лунного сияния, просачивающегося через обнаженные ветви, хватало ровно на то, чтобы обманывать взгляд, когда Ранд пытался понять, что у него под ногами. На каждом шагу корни норовили подставить подножку, прошлогодние заросли куманики опутывали ноги. Порой он едва не падал – когда на внезапных неровностях почвы нога вместо твердой земли не чувствовала ничего, кроме пустоты, или же когда он, сделав шаг вперед, спотыкался, ударяясь носком о вдруг выросший там бугор. Бормотание Тэма сменялось стонами боли, когда оглобля слишком резко подскакивала на корневище или камне.
До рези в глазах Ранд всматривался в окружающую тьму, и неуверенность заставляла его прислушиваться к шорохам ночи так, как никогда раньше. От любого поскрипывания в ветвях, от случайного шуршания сосновых иголок он застывал на месте, напрягая слух, едва осмеливаясь дышать из страха, что мог не услышать какой-то предостерегающий звук, из страха, что именно его-то он и услышал. Ранд делал очередной шаг вперед только тогда, когда был уверен, что виновник встревожившего его шума – лишь ветер.
Мало-помалу в мышцы рук и ног вползала усталость, подстегиваемая ветром, который ни в грош не ставил плащ и куртку Ранда. Поначалу не очень тяжелые, носилки теперь тянули к земле. Он стал все чаще спотыкаться. Постоянная борьба за то, чтобы не упасть, отнимала столько же сил, сколько уходило на то, чтобы тащить носилки. Ранд встал еще до рассвета, занялся делами по хозяйству, и, даже не считая дороги в Эмондов Луг и обратно, за день он переделал свою обычную работу. Другим вечером он лежал бы сейчас у камина, почитывая какую-нибудь книгу из небольшого собрания Тэма, а потом бы отправился спать. Пронизывающий холод пробирал до костей, а пустой желудок напоминал, что он ничего не ел с тех пор, как угостился медовыми пряниками миссис ал’Вир.
Ранд упрекнул себя, что не захватил с фермы ничего съестного. Несколько минут ничего не решали. Несколько минут на то, чтобы отыскать хлеба и сыра. За эти три-четыре минуты троллоки все равно не вернулись бы. Или хотя бы только хлеб. Разумеется, миссис ал’Вир усадит его за стол и поставит перед ним чего-нибудь горяченького, как только они с отцом доберутся до гостиницы. Наверное, это будет тарелка с толстым куском мяса молодого барашка, с поднимающимся над ней паром. И хлеб, который она печет собственноручно. И горячий чай, да побольше.
– Они потоком хлынули через Стену Дракона, – вдруг произнес Тэм сильным, гневным голосом, – и омыли страну кровью. Сколько погибло за грех Ламана?
От неожиданности Ранд чуть не упал. Он устало опустил волокушу и вылез из «сбруи». Плечи, натертые полосой одеяла, горели. Он пошевелил затекшими плечами, разгоняя кровь, и встал на колени рядом с Тэмом. Нашаривая бурдюк, юноша всматривался в просветы между стволами, тщетно стараясь в тусклом лунном свете разглядеть дорогу, что была не далее двадцати шагов. Кроме теней, там ничего не двигалось. Кроме теней – ничего.
– Нет никакого потока троллоков, отец. По крайней мере, нет сейчас. Скоро мы будем вне опасности, в Эмондовом Лугу. Выпей немного воды.
Рукой, которая, казалось, обрела прежнюю силу, Тэм отстранил бурдюк и, ухватив Ранда за ворот, подтянул к себе так близко, что тот почувствовал на своей щеке тепло от охваченного жаром тела отца.
– Их называют дикарями, – с настойчивостью сказал Тэм. – Глупцы заявляли, будто их можно смести как мусор. Сколько сражений было проиграно, сколько городов сожжено, прежде чем они посмотрели в лицо правде? Прежде чем государства вместе поднялись против них? – Он ослабил хватку, и печаль наполнила его голос. – Поле у Марата устлано мертвыми, и не слышно никаких звуков, кроме карканья воронья и жужжания мух. Обезглавленные башни Кайриэна факелами полыхают в ночи. На всем пути до Сияющих Стен они сжигали и убивали, прежде чем их отбросили. На всем пути до…
Ранд зажал отцу рот рукой. Звук раздался вновь – ритмичный глухой стук; с какой стороны он доносился, нельзя было понять из-за деревьев вокруг. Перестук стих, затем, когда подул ветер, стал слышнее. Нахмурившись, Ранд медленно повернул голову, стараясь определить, откуда он идет. Краем глаза он уловил едва заметное движение и в тот же миг нагнулся, закрыв собой Тэма. Ранд был поражен тем, как крепко сжал рукоять меча, но почти все свое внимание сосредоточил на Карьерной дороге, словно ничего, кроме этого проселка, в целом мире не существовало.
Качающиеся тени на востоке разорвались, распавшись на лошадь и всадника, следом за ними – движущиеся рысью громоздкие высокие фигуры. В лунном сиянии поблескивали наконечники копий и лезвия секир. У Ранда даже и мысли не возникло о том, что это жители деревни, спешащие на подмогу. Он знал, кто это такие. Он почувствовал это – словно песком проскребли по костям – даже раньше, чем они приблизились настолько, что в лунном свете обрисовался плащ с капюшоном, в который был закутан верховой, плащ, свисавший с его плеч, не колеблемый ветром. Все фигуры казались черными пятнами в ночи, а стук лошадиных копыт звучанием походил на шаги любой другой лошади, однако эту лошадь Ранд узнал бы из тысячи.
За мрачным всадником замаячили существа из ночных кошмаров, с рогами, со звериными мордами, клювастые: двумя цепочками, друг за другом, в ногу, словно подчиняясь одному разуму, – сапоги и копыта одновременно громыхали по земле, – рысили троллоки. Когда они пробегали мимо, Ранд успел их сосчитать: двадцать. Он поразился: какой человек осмелился бы повернуться спиной к троллокам? Или хотя бы к одному троллоку.
Колонна исчезла в западном направлении, глухой топот стихал во тьме, но Ранд оставался на месте, не шевелясь, едва дыша. Что-то шептало ему: надо быть уверенным, абсолютно уверенным, что троллоки убрались достаточно далеко, и только потом можно двинуться дальше. Не скоро он вздохнул полной грудью и с опаской начал выпрямляться.
На этот раз лошадь возникла совершенно беззвучно. Темный всадник возвращался в жуткой тишине, его призрачная лошадь останавливалась через каждые несколько шагов, медленно ступая по дороге. Порывы ветра стали сильнее, он завывал между деревьями – плащ верхового висел не шелохнувшись. При каждой остановке капюшон поворачивался из стороны в сторону, будто всадник вглядывался в лес, что-то высматривая. Лошадь вновь остановилась, как раз напротив Ранда, темный провал в капюшоне повернулся в ту сторону, где юноша пригнулся над своим отцом.
Ранд судорожно стиснул рукоять меча. Он почувствовал на себе пристальный взгляд, совсем как этим утром, и вновь задрожал от излучаемой чужаком ненависти, пусть даже и не видел его. Этот закутанный в плащ, словно в саван, человек ненавидел все живое, всех и вся. Несмотря на холодный ветер, бисеринки пота выступили на лбу Ранда.
Потом лошадь двинулась дальше – несколько беззвучных шагов, остановка, – и вскоре Ранд видел лишь едва различимое в ночи пятно на дороге. Оно могло быть уже чем угодно, но он ни на миг не отрывал взгляда. Юноша опасался, что потеряй он это расплывчатое пятно из виду – и в следующее мгновение всадник на неслышной лошади возникнет прямо перед ним.
Внезапно тень устремилась обратно, пронесшись мимо бешеным галопом. Всадник смотрел только вперед, мчась на запад, в ночь, к Горам тумана. В сторону фермы.
Ранд осел на землю, жадно глотая воздух и утирая холодную испарину рукавом. Его больше не волновало, почему приходили троллоки. Если он никогда не узнает причины их появления, так тому и быть, лишь бы все это закончилось.
Ранд поднялся на дрожащих ногах, торопливо осмотрел отца. Тэм по-прежнему бормотал, но так тихо, что юноша не мог разобрать его слова. Он попытался напоить отца, но вода лишь полилась по его подбородку. Тэм закашлялся, захлебнувшись струйкой, попавшей в рот, затем вновь забормотал, словно продолжая разговор.
Ранд плеснул еще воды на полотно, положил его на лоб Тэма, убрал бурдюк и опять впрягся в волокушу.
Он пошел вперед, словно после хорошего ночного сна, но новых сил хватило ненадолго. Сначала усталость скрывалась за пеленой страха, но туманящая дымка быстро рассеялась, хотя сам страх и остался. Вскоре Ранд опять ковылял вперед, стараясь не обращать внимания на голод и ноющие мышцы, сосредоточившись лишь на том, чтобы переставлять ноги и не спотыкаться при этом.
В мыслях ему рисовался Эмондов Луг, распахнутые ставни, дома, светящиеся огнями в Ночь зимы, люди, обменивающиеся поздравлениями, заходящие в гости друг к другу; скрипки заполняют улицы разными мелодиями – и «Джаэмова причуда», и «Цапля в полете». Харал Лухан в одиночку употребит слишком много бренди и – как всегда в таких случаях – голосом, как у лягушки-быка, затянет «Ветер в ячмене», пока жена не утихомирит его, а Кенн Буйе решит доказать, что вполне может станцевать так же, как и раньше, а Мэт наверняка что-то такое планирует, и оно пойдет не так, как он замыслил, и всяк будет уверен, что именно Мэт всему виной, даже если никто не сумеет этого доказать. Ранд при мысли о том, как все могло бы быть, чуть не улыбнулся.
Через какое-то время Тэм опять заговорил:
– Авендесора. Говорят, у него не бывает семян, но они принесли черенок в Кайриэн, молодое деревце. Чудесный королевский дар, подарок королю.
Хотя голос Тэма звучал гневно, Ранд едва его слышал и понимал речь отца с трудом. Тот, кто разобрал бы слова Тэма, наверняка услышал бы и носилки, волочащиеся по земле. Ранд продолжал идти, прислушиваясь вполуха.
– Они никогда не заключали мира. Никогда. Но они принесли молодое деревце, в знак мира. Оно росло пять сотен лет. Пять сотен лет мира с теми, кто не заключал никакого мира с чужаками. Зачем он его срубил? Зачем? Кровь была ценой за Авендоралдеру. Кровь стала ценой за гордость Ламана. – Бормотание Тэма вновь стало невнятным.
Измотанный Ранд пытался понять, что за горячечные видения одолевают теперь Тэма. Авендесора. Считалось, что Древо жизни обладает множеством чудотворных свойств, но о молодом деревце не говорилось ни в одном из сказаний, и «они» не упоминались нигде. Было лишь одно дерево, и принадлежало оно Зеленому человеку.
Еще этим утром Ранд счел бы за глупость размышлять о Зеленом человеке и Древе жизни. Они были всего лишь сказками. «Разве? Этим утром троллоки тоже были сказками». Может быть, все сказания столь же правдивы, как и новости, что приносят купцы и торговцы, все эти менестрелевы предания и все эти сказки, что рассказывают вечерами у камина. Того и гляди он вполне может встретить Зеленого человека, или великана-огира, или дикого Айил, с черной повязкой на лице.
Ранда отвлек от его мыслей Тэм, который опять заговорил, иногда невнятно бормоча, иногда достаточно громко для того, чтобы можно было понять его слова. Время от времени он замолкал, тяжело и часто дыша, затем продолжал говорить, словно и не останавливался.
– …в битве всегда жарко, даже в снегу. Жар пота. Жар крови. Лишь смерть холодна. Склон горы… единственное место, где не воняет смертью. Надо увести от ее запаха и ее вида… услышали детский плач. Порой их женщины сражаются вместе с мужчинами, но почему они разрешили ей идти, я не… родила здесь в одиночестве, прежде чем умереть от ран… укрыла ребенка своим плащом, но ветер… сдул плащ… ребенок весь посинел от холода. Он тоже должен был умереть… изойдя плачем. Плача на снегу. Я не мог оставить тут ребенка… своих детей у нас нет… всегда знал, что ты хочешь детей. Я знал, что ты примешь это близко к сердцу, Кари. Да, любимая. Ранд – хорошее имя. Хорошее.
Внезапно ноги Ранда ослабели. Запнувшись, он упал на колени. От толчка Тэм застонал, а полоса одеяла врезалась в плечи Ранда, но он ни стона не услышал, ни боли не почувствовал. Выпрыгни из кустов сейчас прямо перед ним троллок, он просто непонимающе уставился бы на него. Юноша посмотрел через плечо на Тэма, который опять ушел в пучину бессловесного шепота. «Горячечный бред», – подумал Ранд тупо. От жара всегда плохие сны, а эта ночь – ночь кошмаров, даже и без жара.
– Ты – мой отец, – громко сказал он, протянув руку назад и коснувшись Тэма, – и я…
Жар был еще сильнее. Намного сильнее.
Помрачневший, Ранд с трудом встал на ноги. Тэм что-то шептал, но юноша запретил себе слушать. Налегая всем весом на импровизированную сбрую волокуши, он пытался все мысли направить на то, чтобы переставлять налившиеся свинцом ноги, на то, чтобы поскорей добраться до безопасного Эмондова Луга. «Он мой отец. Это был только горячечный бред. Он мой отец. Это был горячечный бред, и только. Свет, кто же я?»
Глава 7
Из леса
Пока Ранд с трудом тащился через лес, сквозь голые ветви стал пробиваться серый рассвет. Сначала юноша его не замечал. Когда же наконец заметил, что сумрак понемногу рассеивается, то удивился. Не важно, о чем говорили ему глаза, – он никак не мог поверить, что целую ночь добирался от фермы до Эмондова Луга. Конечно же, идти по привычной, надежной Карьерной дороге днем – совсем не то же самое, что продираться через ночной лес. С другой стороны, казалось, прошли уже дни, как он видел на дороге всадника в черном плаще, и минули чуть ли не недели, как он и Тэм сели было ужинать. Он больше не чувствовал, как матерчатая полоса режет плечи, но, если уж говорить об этом, он вообще не чувствовал ни онемевших плеч, ни ног. Однако из груди Ранда с хрипом вырывалось тяжелое дыхание, горло и легкие давно уже горели, словно от огня, а от голодных спазмов в желудке его чуть не тошнило.
Незадолго до рассвета Тэм замолчал. Ранд не помнил точно, когда слышал в последний раз бормотание Тэма, но теперь остановиться и выяснить, что с отцом, он не отваживался. Остановись он сейчас – вряд ли заставит себя идти дальше. Каково бы ни было состояние Тэма, Ранд ничем помочь ему не мог, только тащить волокушу. Единственная надежда – впереди, в деревне. Борясь с усталостью, юноша постарался ускорить шаг, но одеревенелые ноги не слушались, и он продолжал двигаться все так же медленно и тяжело. Он почти не замечал ни холода, ни ветра.
Откуда-то потянуло слабым запахом горящего дерева. По крайней мере, Ранд уже почти пришел, раз смог ощутить дымок из деревенских труб. Однако появившаяся на его лице усталая улыбка сразу сменилась нахмуренно-встревоженным выражением. Дым тяжело стлался в воздухе – слишком тяжело и густо. В такую погоду в каждом камине мог ярко пылать огонь, но все равно дым был слишком плотным. Мысленно Ранд опять увидел бегущих по дороге троллоков. Троллоки шли с востока, со стороны Эмондова Луга. Юноша пытался разглядеть дома на околице, готовый позвать на помощь первого, кого увидит, пускай даже им окажется Кенн Буйе или кто-то из Коплинов. Слабый голос в подсознании настойчиво убеждал надеяться на то, что там кто-то сможет ему помочь.
Внезапно сквозь голые ветви последних деревьев показался дом, но Ранд был способен только на то, чтобы продолжать переставлять ноги. Когда он, пошатываясь, вошел в деревню, надежда сменилась горестным отчаянием.
Вместо половины домов Эмондова Луга громоздились груды почерневших булыжников. Из обугленных балок грязными пальцами торчали закопченные кирпичные трубы. Тонкие струйки дыма все еще поднимались над развалинами. По пожарищам бродили жители деревни, некоторые еще в ночных одеждах, с перепачканными сажей лицами, где вытаскивая уцелевшую кастрюлю, а где просто с несчастным видом вороша палкой обгоревшие обломки. То немногое, что удалось спасти от огня, перегораживало улицы; стояли большие зеркала, полированные комоды, высокие буфеты, вокруг – стулья и столы с наваленными на них матрасами и бельем, кухонной утварью, тонкими стопками одежды, прочим имуществом.
Разрушение пронеслось через деревню, похоже, беспорядочно. На одной улице стояло в ряд пять целехоньких домов, а в другом месте среди прокатившегося опустошения одиноко возвышался единственный уцелевший дом.
На дальнем берегу Винного ручья, окруженные группой людей, гудели три громадных костра, сложенных на Бэл Тайн. Ветер клонил к северу толстые столбы густо-черного дыма, в котором просвечивали беззаботные искорки. Один из дхурранских тяжеловозов мастера ал’Вира волок что-то по земле – Ранд не мог разобрать, что именно, – в сторону Фургонного моста, к кострам.
Заметив между деревьями Ранда, к нему заспешил Харал Лухан – с испачканным копотью лицом, сжимая толстыми пальцами тяжелый топор лесоруба. Кряжистый кузнец был одет лишь в измаранную сажей длинную, до самых башмаков, ночную рубашку, и сквозь прореху с рваными краями виднелся протянувшийся через всю грудь воспаленный красный ожог. Возле волокуши кузнец опустился на колено. Глаза Тэма были закрыты, дыхание – слабое, затрудненное.
– Троллоки, да, мальчик? – спросил Ранда мастер Лухан охрипшим от дыма голосом. – Здесь тоже. Здесь тоже. Думай, не думай, но, раз мы живы, нам повезло куда больше других, уж поверь. Ему нужна Мудрая. Но, ради Света, где же она? Эгвейн!
Пробегавшая мимо Эгвейн, руки которой были заняты разорванными на полосы для перевязки простынями, оглянулась, но не замедлила шаг. Ее глаза смотрели куда-то далеко; из-за темных кругов под глазами они казались еще больше, чем на самом деле. Потом она заметила Ранда и остановилась, судорожно вздохнув.
– О нет, Ранд, твой отец? Он?.. Пойдем, я провожу тебя к Найнив.
Ранд слишком устал и был слишком ошеломлен увиденным, чтобы говорить. Всю ночь Эмондов Луг представлялся ему островком безопасности. Теперь же ему, похоже, оставалось одно – уставиться в смятении растерянным взглядом на покрытое дымными разводами платье Эгвейн. Он отметил необычные подробности, словно они имели для него большую важность. Нижние пуговицы сзади на платье были пришиты криво. А руки у Эгвейн – чистые. Ранд удивился: почему у нее чистые руки, а на щеках – пятна сажи?
Мастер Лухан, видимо, понял, что творится на душе у юноши. Положив топор на оглобли, кузнец подхватил заднюю часть волокуши и мягко двинул их вперед, подталкивая Ранда идти за Эгвейн. Юноша, словно бы во сне, заковылял следом за девушкой. У него мелькнула мысль: откуда мастер Лухан узнал, что те твари – троллоки, но мелькнула лишь на краткий миг. Раз троллоков распознал Тэм, то почему бы и мастеру Лухану их не узнать?
– Все сказания – правда, – пробормотал Ранд.
– Похоже, что так, парень, – сказал кузнец. – Похоже, что так.
Ранд вряд ли слышал его. Он целиком сосредоточился на том, чтобы не отстать от стройной фигурки Эгвейн. Юноша собрался с силами – как раз настолько, чтобы у него появилось желание поторопить девушку, – хотя, по правде говоря, Эгвейн старалась идти так, чтобы двое мужчин поспевали за ней со своей ношей. Она провела их к дому Колдера, что находился на полпути к Лужайке. Чернели подпалинами края соломенной кровли, сажа покрывала беленые стены. От домов на другой стороне улицы остались лишь каменные фундаменты да две груды обгорелых балок и золы. Первая была прежде домом Берина Тэйна, одного из братьев мельника. На месте другой когда-то стоял дом Абелла Коутона. Отца Мэта. Даже дымовые трубы обвалились.
– Подожди здесь, – сказала Эгвейн и взглянула на них, будто ожидая ответа. Они же просто молча стояли, и девушка, что-то прошептав, убежала в дом.
– Мэт, – произнес Ранд. – Он не?..
– Он жив, – сказал кузнец. Опустил носилки и медленно выпрямился. – Я видел его совсем недавно. Чудо, что хоть кто-то из нас жив. То, как они вломились в мой дом и в кузню, заставило бы подумать, что у меня есть золото или драгоценности. Одному Элсбет раскроила череп сковородой. Этим утром она лишь взглянула на оставшееся от нашего дома пепелище и, прихватив самый большой молот, какой смогла откопать в развалинах кузницы, отправилась за деревню охотиться – на тот случай, если кто-то из них прячется там, вместо того чтобы унести ноги. Я почти могу пожалеть ту тварь, которую она найдет. – Кузнец кивнул на дом Колдера. – Миссис Колдер и еще несколько тех, у кого уцелели дома, приютили раненых и оставшихся без крыши над головой. Когда Мудрая осмотрит Тэма, мы найдем ему постель. Может быть, в гостинице. Мэр уже предлагал, но Найнив говорит, что раненые пойдут на поправку быстрее, если им не будет тесно.
Ранд опустился на колени. Поведя плечами, он сбросил одеяльную упряжь и стал поправлять плащ на Тэме. Тэм не двигался, ничего не говорил и не стонал, даже когда одеревенелые пальцы Ранда неловко толкали его. Но он еще дышал. «Мой отец. Все прочее – горячечный бред».
– Что, если они вернутся? – подавленно сказал Ранд.
– Колесо плетет так, как хочет Колесо, – с беспокойством в голосе сказал мастер Лухан. – Если они вернутся… Ну, сейчас они ушли. Так что разберем обломки, восстановим разрушенное. – Он вздохнул, лицо его стало каким-то вялым, он постучал костяшками пальцев по пояснице. Только сейчас Ранд впервые понял, что дюжий мужчина устал так же, как и он, если не больше. Кузнец смотрел на деревню, сокрушенно качая головой. – Не думаю, что сегодняшний день подходит для Бэл Тайна. Но мы проведем его. Как всегда. – Он вдруг подхватил топор, а лицо его отвердело. – Меня тоже ждет работа. Не тревожься, парень. Мудрая позаботится о нем, а Свет позаботится обо всех нас. Если же Свету будет не до нас, что ж, мы сами о себе позаботимся. Не забывай: мы из Двуречья.
Пока кузнец шагал прочь, Ранд, по-прежнему стоя на коленях, посмотрел на деревню, впервые посмотрел по-настоящему. Мастер Лухан прав, подумал юноша; его поразило то, что он совсем не удивлен увиденным. Люди по-прежнему копались в развалинах своих домов, но даже за то короткое время, что Ранд был здесь, в их действиях уже появилась осмысленность. Он почти ощущал растущую решимость. Но он все терялся в догадках. Троллоков они видели; а видели ли они всадника в черном плаще? Почувствовали ли они его ненависть?
Из дома Колдера появились Найнив и Эгвейн, и Ранд вскочил на ноги. Или, скорее, попытался вскочить; он споткнулся, пошатнулся и чуть не упал лицом в пыль.
Мудрая опустилась на колени подле носилок, даже мельком не взглянув на юношу. Ее платье и лицо были испачканы еще больше, чем у Эгвейн, вокруг глаз темнели круги, хотя руки тоже были чистыми. Она ощупала лицо Тэма, приоткрыла большими пальцами его веки. Нахмурившись, Найнив откинула покрывала и сдвинула повязку, чтобы взглянуть на рану. Не успел Ранд посмотреть, что под повязкой, как она со вздохом вернула одеяло и плащ на место, нежным движением подтянув их Тэму на шею – словно укутывая на ночь ребенка.
– Здесь я ничем не могу помочь, – произнесла она. Опершись на колени ладонями, она распрямилась. – Мне очень жаль, Ранд.
Несколько мгновений юноша непонимающе смотрел на то, как Найнив повернулась и пошла к дому, потом кинулся к ней, схватил за руки и развернул лицом к себе.
– Он же умирает! – выкрикнул Ранд.
– Я знаю, – просто сказала она, и он почувствовал слабость в ногах от ее прозаичного тона.
– Вы должны что-то сделать. Вы должны. Вы же Мудрая!
Боль исказила черты Найнив, но лишь на мгновение, потом решительное выражение вновь вернулось на ее осунувшееся лицо с ввалившимися глазами, голос был тверд и бесстрастен:
– Да, я – Мудрая. Я знаю, что могу сделать с помощью своих лекарств, и знаю, когда это поздно. Ты что, думаешь, я не стала бы помогать, будь это в моих силах? Но я не могу. Не могу, Ранд. И есть другие, кому я нужна. Люди, которым я могу помочь.
– Я принес его к вам так быстро, как только мог, – с трудом ворочая языком, сказал он. Пусть деревня – в развалинах, но здесь была надежда, здесь была Мудрая. И когда надежда исчезла, Ранд почувствовал себя опустошенным.
– Я знаю, что ты сделал, – мягко сказала Найнив. Она ласково провела рукой по его щеке. – Это не твоя вина. Ты сделал больше, чем смог бы кто-то иной. Извини, Ранд, но мне нужно ухаживать за другими. Боюсь, наши беды только-только начались.
Ранд безучастно смотрел вслед Найнив, пока за ней не закрылась дверь. В голове у него билась только одна мысль: она ему помочь не может.
Когда Эгвейн бросилась Ранду на грудь, он от неожиданности отступил на шаг. В другой раз такой ее жест был бы ему приятен; сейчас же он лишь молча смотрел на дверь, за которой исчезли его надежды.
– Мне так жаль, Ранд, – сказала девушка, уткнувшись ему в грудь. – Свет, почему я ничего не могу сделать?
Ранд ошеломленно обнял ее.
– Я знаю. Я… Я должен что-то сделать, Эгвейн. Не знаю, что именно, но я не могу вот так просто дать ему… – Голос его сорвался, и она еще сильнее обняла юношу.
– Эгвейн! – громко позвала из дома Найнив. Эгвейн вздрогнула. – Эгвейн, ты мне нужна! И не забудь вымыть руки!
Девушка освободилась из рук Ранда:
– Ей нужна моя помощь, Ранд.
– Эгвейн!
Ему почудилось всхлипывание, когда она побежала от него. Потом Эгвейн скрылась за дверью, а он остался один возле волокуши. Минуту он смотрел на Тэма, не чувствуя ничего, кроме опустошенности и безнадежности. Внезапно лицо Ранда стало решительным.
– Мэр знает, что надо делать, – произнес он, снова берясь за оглобли. – Мэр знает.
Бран ал’Вир всегда знал, что делать. Усталый, но не утративший упорства, Ранд отправился к гостинице «Винный ручей».
Еще один дхурранский жеребец прошел мимо Ранда, ремни упряжи были обвязаны вокруг больших лодыжек, торчащих из-под грязного одеяла. По земле волоклись поросшие грубой шерстью руки, из-под завернувшегося угла одеяла виднелся козлиный рог. Двуречье – не место для ставших жуткой реальностью сказаний. Откуда бы ни были троллоки, они наверняка явились из мира извне, оттуда, где были Айз Седай, Лжедраконы, и одному Свету ведомо, какие еще из сказаний менестреля ожили в тех краях. Но не здесь, не в Двуречье. Не в Эмондовом Лугу.
По пути к Лужайке некоторые окликали Ранда от развалин своих домов, спрашивали, не нужно ли ему помочь. Даже если кто-то оказывался совсем близко, даже если шел рядом с ним, он все равно почти не слышал никого – лишь приглушенный шепот звучал в его ушах. Не вдумываясь в слова, он старался отвечать, что помощь не нужна, что и сам справится. Ранд едва ли замечал, когда его оставляли в покое, кто с встревоженным лицом, кто с обещанием прислать к нему Найнив. В голове у него билась одна мысль, лишь об одном он разрешил себе думать. Бран ал’Вир сможет что-то предпринять и поможет Тэму. Юноша старался особенно не рассуждать о том, как именно. Но мэр сумеет что-нибудь сделать, что-нибудь придумает.
Разрушения, которые затронули половину деревни, гостиницы почти не коснулись. Несколько подпалин на стене, но красно-черепичная крыша блестела так же ярко, как и обычно. Однако от фургона торговца остались лишь почерневшие железные ободья колес, привалившиеся к обугленному фургонному остову, сейчас лежащему на земле. Большие круглые обручи, поддерживающие парусиновый верх фургона, покосились в разные стороны.
На камнях древнего фундамента сидел, скрестив ноги и аккуратно отстригая маленькими ножницами опаленные края лоскутков на своем плаще, менестрель. Завидев Ранда, он отложил плащ и ножницы, потом, не спрашивая, нужна ли Ранду помощь, соскочил на землю и подхватил носилки сзади.
– Внутрь? Конечно, конечно. Не беспокойся, мальчик. Ваша Мудрая позаботится о нем. Я видел, как она работает, прошлой ночью, – у нее ловкие руки и уверенность в своем искусстве. Все могло оказаться и хуже. Кое-кто минувшей ночью умер. Может, и немногие, но для меня и один человек – уже много. Исчез старый Фейн, а это самое худшее. Троллоки сожрут что угодно. Благодари Свет, что твой отец здесь и еще жив, потому что Мудрая его вылечит.
Ранд не слушал менестреля, – «Он мой отец!» – обращая на его голос не больше внимания, чем на жужжание мухи. Он больше не вынесет сочувствия, не вынесет попыток подбодрить, поддержать его. Не сейчас. Только после того, как Бран ал’Вир скажет ему, как помочь Тэму.
Вдруг Ранд понял, что прямо перед ним дверь гостиницы, на которой что-то намалевано – изогнутая линия, проведенная головешкой, нарисованная углем перевернутая слезинка. После всего происшедшего Ранд не удивился даже этому: клык Дракона на дверях гостиницы «Винный ручей». Его не интересовало, почему кому-то захотелось обвинить содержателя гостиницы или его семью в приверженности ко злу или накликать на гостиницу несчастье, но ночь убедила юношу в одном. Возможно все. Все что угодно!
Менестрель подтолкнул Ранда, тот поднял щеколду и вошел.
В общей зале никого, кроме Брана ал’Вира, не было, и там к тому же царил холод – ни у кого не нашлось времени растопить камин. Мэр сидел за одним из столов: склонив седую голову над листом пергамента, макая перо в чернильницу, с хмурой сосредоточенностью на лице. Ночная рубашка была наскоро заправлена в штаны и складками висела на поясе. Мэр рассеянно почесывал босой ногой другую. Ступни были грязными, словно он не раз выходил на улицу, не заботясь о том, чтобы надеть башмаки, – несмотря на холод.
– Что у вас за заботы? – спросил мэр, не поднимая головы. – Давайте побыстрее. У меня две дюжины дел, которые нужно сделать сию же минуту, и еще больше нужно было сделать час назад. Так что времени или терпения у меня немного. Ну? Выкладывайте!
– Мастер ал’Вир? – произнес Ранд. – Это мой отец.
Мэр вскинул голову.
– Ранд? Тэм! – Он отбросил перо и вскочил, опрокинув стул. – Может, Свет не совсем покинул нас. Я боялся, что вы оба мертвы. Через час после ухода троллоков в деревню галопом примчалась Бела, взмыленная, тяжело дышащая, словно бежала всю дорогу от фермы, вот я и подумал… Ладно, сейчас не до этого. Отнесем его наверх. – Мэр перехватил носилки сзади, плечом оттеснив менестреля. – Вы, мастер Меррилин, сходите за Мудрой. И передайте ей, что я просил поторопиться и у меня есть на то причины! Лежи спокойно, Тэм. Скоро мы тебя уложим в хорошую, мягкую постель. Идите, менестрель, идите же!
Том Меррилин исчез в дверях раньше, чем Ранд успел вымолвить хоть слово.
– Найнив ничего не может сделать. Она сказала, что не в силах ему помочь. Я знаю… Я надеялся, что вы что-нибудь придумаете.
Мастер ал’Вир взглянул на Тэма повнимательней, затем качнул головой:
– Посмотрим, мальчик. Посмотрим. – Но уверенности в его словах больше не слышалось. – Давай отнесем его в постель. Он наконец спокойно отдохнет.
Ранд позволил отвести себя к лестнице в дальней части общего зала. Он всеми силами старался удержать в душе уверенность в том, что с Тэмом все обойдется, но понимал, что надежды на благополучный исход тают, а сомнение, звучавшее в словах мэра, окончательно подкосило его.
На втором этаже гостиницы находилось полдюжины уютных, хорошо обставленных комнат, окнами выходящих на Лужайку. В основном их снимали торговцы или гости из Сторожевого Холма или Дивен Райд, но наезжавшие каждый год купцы частенько удивлялись, обнаружив в такой глуши столь удобные номера. Сейчас три из них были заняты, и мэр направил Ранда к одной из пустующих комнат.
Нижнее стеганое и тонкие шерстяные одеяла быстро откинули на спинку широкой кровати, и Тэма осторожно уложили на толстую пуховую перину, подсунув ему под голову подушки, набитые гусиным пухом. Когда Тэма перекладывали с носилок на постель, с его губ сорвался лишь приглушенный хрип, даже не стон, но мэр отмахнулся от тревожного взгляда Ранда, приказав ему развести огонь, чтобы прогреть комнату. Пока Ранд доставал дрова и растопку из дровяного ларя возле камина, Бран раздвинул занавеси на окне, впустив в комнату утренний свет, затем принялся осторожными движениями умывать лицо Тэма. К возвращению менестреля от пламени в очаге в комнате стало тепло.
– Она не придет, – заявил Том Меррилин, тихо войдя в комнату. Он повернулся к Ранду, сдвинув густые белые брови. – Ты не сказал, что она уже осматривала его. Она мне чуть голову не оторвала.
– Я думал… Я не знаю… может, мэр что-нибудь сделает, сможет заставить ее осмотреть… – Ранд, в волнении судорожно сжав кулаки, повернулся от камина к Брану. – Мастер ал’Вир, что мне делать? – (Толстяк растерянно покачал головой, положил на лоб раненого свежее влажное полотенце, стараясь не встречаться глазами с Рандом.) – Я не могу просто стоять и смотреть, как он умирает, мастер ал’Вир. Я должен что-то предпринять. – (Менестрель шевельнулся, словно собираясь что-то сказать.) – Что вы можете предложить? Я готов испробовать все.
– Я лишь хотел спросить, – произнес Том, уминая большим пальцем табак в своей трубке с длинным мундштуком, – знает ли мэр, кто нацарапал на его двери клык Дракона? – Он посмотрел в чашечку трубки, затем перевел взгляд на Тэма и со вздохом сжал зубами незажженную трубку. – Похоже, мэра кто-то сильно невзлюбил. Или, вероятно, кому-то пришлись не по нраву его постояльцы.
Ранд бросил на менестреля полный раздражения взгляд и отвернулся, уставившись в огонь. Его мысли танцевали, словно язычки пламени, и, словно пламя, неотвязно кружились вокруг одного. Он не должен сдаваться. Он не может стоять в стороне и смотреть, как умирает Тэм. «Мой отец, – в отчаянии подумал он. – Мой отец». Когда спадет жар, можно будет выяснить и это. Но сначала – сбить жар. Вот только как?
Губы Брана ал’Вира, скользнувшего глазами по спине Ранда, сжались, а взгляд, которым он окинул менестреля, привел бы в замешательство даже медведя, но Том, будто ничего не замечая, просто выжидающе смотрел на мэра.
– Вероятно, дело рук кого-то из Конгаров или Коплинов, – в конце концов вымолвил мэр, – хотя один Свет знает, кого именно из них. Расплодилась их семейка, и, если есть что сказать худое о ком-то, они непременно об этом заявят, если же нет, то все равно брякнут какую-нибудь гадость. По сравнению с ними Кенн Буйе просто соловей.
– А, эти грузчики, которые заявились как раз перед рассветом? – спросил менестрель. – О троллоках будто ни сном ни духом, и им всем так хотелось узнать, когда начнется праздник, будто они ослепли и не видели, что полдеревни превратилось в пепел.
Мастер ал’Вир мрачно кивнул:
– Одна семейка. Все они походят друг на друга. Этот дурень Дарл Коплин полночи провел, требуя от меня, чтобы я выставил из гостиницы госпожу Морейн и мастера Лана да выслал обоих из деревни, хотя, не будь их, о какой деревне вообще могла идти речь?
Ранд слушал разговор мэра и менестреля вполуха, но последняя фраза привлекла его внимание:
– А что они сделали?
– Ну как, она с чистого ночного неба вызвала молнию, – отозвался мастер ал’Вир. – Швырнула ее прямехонько в троллоков. Наверное, ты видывал деревья, разнесенные молнией в щепки. Так вот, троллоки оказались не крепче.
– Морейн? – произнес Ранд недоверчиво, и мэр кивнул.
– Госпожа Морейн. А мастер Лан был словно ураган, с этим своим мечом. Мечом? Да этот человек сам был оружием, и сразу в десяти местах, или же так казалось. Пусть я сгорю, но я бы ни за что не поверил, не выйди за дверь и не увидь своими глазами… – Он провел рукой по лысине. – Визиты в Ночь зимы только-только начались, наши руки были полны подарков и медовых пряников, на уме одно вино, и тут зарычали собаки, и вдруг эти двое выбежали из гостиницы, помчались по деревне с криками о троллоках. Я подумал было: не стоило им пить так много вина. После всего… еще и троллоки? Потом, прежде чем кто-то понял, что происходит, эти… эти твари оказались уже на улицах, прямо среди нас, разя наотмашь людей мечами, поджигая дома, воя так, что кровь стыла в жилах. – Мэр от омерзения даже закашлялся. – Мы все лишь бегали, словно цыплята от лиса, забравшегося на птичий двор, пока мастер Лан не вселил в нас твердость.
– Не нужно быть к себе столь суровым, – сказал Том. – Вы вели себя так, как могли. Не все троллоки, что лежат там, сражены теми двумя.
– Хм-м… м-да, ладно. – Мастер ал’Вир кивнул. – Все еще трудно поверить – так много всего. Айз Седай в Эмондовом Лугу. А мастер Лан – Страж.
– Айз Седай? – прошептал Ранд. – Не может такого быть! Я разговаривал с ней. Она не… Она не…
– По-твоему, на них есть метки, да? – криво усмехнулся мэр. – У них на спинах выведено: «Айз Седай» – или, может быть: «Опасно, держись подальше!»? – Вдруг он хлопнул себя ладонью по лбу. – Айз Седай! Ах я старый дурак, совсем свой ум порастерял! Есть одна возможность, Ранд, если ты захочешь ею воспользоваться. Я не стану тебе советовать так поступать и не знаю, нашлось бы у меня самого мужество, окажись я на твоем месте.
– Какая возможность? – спросил Ранд. – Я готов рискнуть, если это поможет.
– Айз Седай умеют Исцелять, Ранд. Пусть я сгорю, парень, ты же слышал сказания. Они могут Исцелять тех, кому не помогают лекарства. Менестрель, вы должны помнить это лучше меня. Чуть ли не во всех менестрелевых преданиях действуют Айз Седай. Почему вы ничего не говорите, а молчите и позволяете мне трепать языком?
– Я здесь чужак, – сказал Том, вожделенно глядя на свою незажженную трубку, – а почтенный Коплин не одинок в своем нежелании иметь какие бы то ни было дела с Айз Седай. Лучше, чтобы такая идея исходила от вас.
– Айз Седай, – пробормотал Ранд, пытаясь представить себе: женщина, которая улыбалась ему, явилась чуть ли не из сказаний. Помощь от Айз Седай, как говорят сказания, порой оказывалась гораздо хуже, чем отсутствие всякой поддержки, она подобна отраве в пироге, и в их дарах всегда есть крючок – как в наживке для рыбы. Внезапно монета в кармане, монета, которую Ранду вручила Морейн, показалась ему раскаленным угольком. Он с большим трудом удержался, чтобы не выхватить ее из кармана куртки и не вышвырнуть в окно.
– Никто не хочет впутываться в дела Айз Седай, – медленно произнес мэр. – Я вижу единственный шанс, но решиться на него не пустяк. За тебя я думать не могу, но от госпожи Морейн… Морейн Седай, нужно бы говорить так, я видел только хорошее. Иногда, – он бросил на Тэма многозначительный взгляд, – приходится хвататься за случай, даже если радости от него мало.
– Некоторые сказания – в известной мере преувеличения, – добавил Том так, словно слова из него вытягивали каминными щипцами. – Некоторые. Кроме того, есть ли у тебя выбор, мальчик?
– Никакого, – вздохнул Ранд. Тэм до сих пор не пошевелился, глаза его запали, как будто он болел уже неделю. – Я… Я пойду поищу ее.
– На той стороне мостков, – сказал менестрель, – где… избавляются от мертвых троллоков. Но будь осторожен, мальчик. Айз Седай поступают по своему усмотрению, исходя из своих собственных соображений, которые не всегда таковы, как думают другие.
Последние слова он крикнул уже вслед Ранду, в закрывающуюся дверь. Юноше пришлось на бегу придерживать меч за рукоять, чтобы не зацепить ногами за ножны, – он решил не снимать пояс с мечом, чтобы не терять времени. С грохотом Ранд скатился по лестнице и вылетел из гостиницы, забыв об усталости. Раз есть возможность спасти Тэма – какой бы слабой она ни казалась, – то можно не вспоминать о бессонной ночи, по крайней мере пару часов. О том, что спасение – в руках Айз Седай, о том, какой будет цена, ему думать не хотелось. А что касается того, чтобы прямо сейчас предстать перед Айз Седай… Ранд глубоко вздохнул и попытался идти быстрее.
Довольно далеко от последних домов в северной части деревни, сбоку от дороги на Сторожевой Холм, на обочине со стороны Западного леса, жарко пылали костры. По-прежнему ветер клонил от деревни черные столбы жирного дыма, но в воздухе все равно висел тошнотворный приторно-сладковатый запах, похожий на чад от жаркого, оставленного на вертеле на несколько лишних часов. Ранд подавился запахом, потом судорожно, с трудом сглотнул, поняв, отчего такое зловоние. Хорошенькое применение для костров к Бэл Тайну. За огнем следили мужчины, обвязавшие рты и носы тряпками, но по гримасам на лицах было ясно, что уксус, которым пропитаны куски материи, помогал плохо. Даже если уксус перебивал вонь, они все-таки знали: зловоние никуда не делось, и понимали, чем заняты.
Двое мужчин отвязывали ремни тяжеловоза-дхурранца от троллоковых лодыжек. Лан, присев на корточки возле тела, откинул одеяло, открыв плечи троллока и козлорылую голову. Когда подбежал Ранд, Страж отодрал от ощетинившегося шипами плеча троллоковой кольчужной рубахи металлический значок: кроваво-красный эмалевый трезубец.
– Ко’бал, – сообщил Лан. Он подбросил значок на ладони и с ворчанием подхватил его на лету. – Это означает пока семь разных стай.
Неподалеку от него Морейн, сидевшая на земле скрестив ноги, устало покачала головой. Жезл, целиком покрытый резьбой в виде цветов, вьющихся растений и виноградных лоз, лежал у нее на коленях, а платье имело такой измятый вид, будто его не гладили год. Она проговорила:
– Семь стай. Семь! Так много не действовали заодно со времен Троллоковых войн. Плохие вести: одна другой хуже. Я боюсь, Лан. Я рассчитывала, что мы опередим события, но мы можем опоздать – как никогда.
Ранд смотрел на Морейн во все глаза, не в силах вымолвить ни слова. Айз Седай. Он старался убедить себя, что она не выглядит иначе теперь, когда он узнал, на кого… на что он смотрит, и, к его удивлению, она ничуть не изменилась. Она больше не была прежней: с растрепанной прической, с выбивающимися локонами волос, со слабой полоской сажи на носу, – однако на самом деле она не изменилась ни в чем. Определенно, в ней должно было быть нечто особенное, то, что отмечает ее как Айз Седай. С другой стороны, если внешность должна отражать ее сущность и если сказания правдивы, тогда она обязательно должна была походить больше на троллока, чем на красивую женщину, чье благородство ни в коей мере не умаляет то, что она сидит на пыльной земле. И она может помочь Тэму. Какова бы ни оказалась цена, это – самое главное.
Ранд глубоко вздохнул:
– Госпожа Морейн… Я хотел сказать, Морейн Седай!
Оба повернулись и посмотрели на него, и он застыл под ее взглядом. Не под тем, что был у нее на Лужайке: спокойным, улыбчивым, внимательным. На лице Морейн лежала печать усталости, но глаза ее смотрели по-ястребиному остро. Это был взгляд Айз Седай. Сокрушителей мира. Хозяев марионеток, что дергают за ниточки и заставляют троны и государства плясать согласно замыслам, ведомым лишь женщинам из Тар Валона.
– Чуть больше света во тьме, – прошептала Айз Седай. Она повысила голос: – Как твои сны, Ранд ал’Тор?
Тот ошеломленно уставился на нее:
– Мои сны?
– Такой ночью человеку могут сниться дурные сны, Ранд. Если и тебе снились кошмары, расскажи мне о них. Иногда я могу избавить от плохих снов.
– Нет ничего плохого в моих… Мой отец. Он ранен. Не больше чем царапина, но жар сжигает его. Мудрая не поможет. Она говорит, что не в силах. Но сказания… – Морейн приподняла бровь, и он замолк: в горле запершило. «Свет, есть ли хоть одно сказание, где Айз Седай не была бы злодейкой?» Ранд посмотрел на Стража, но Лана, казалось, больше интересовал мертвый троллок, чем слова Ранда. Мямля и запинаясь под взглядом Морейн, юноша продолжил: – Я… э-э… говорят, Айз Седай могут Исцелять. Если вы поможете ему… что-нибудь сможете для него сделать… какой бы ни была цена… Я хочу сказать… – Он вздохнул и торопливо закончил: – Я заплачу любую цену, которая в моих силах, если вы поможете ему. Любую!
– Любую цену, – задумчиво протянула Морейн. – О плате мы поговорим позже, Ранд, если вообще такой разговор состоится. Я не даю обещаний. Ваша Мудрая свое дело знает. Я сделаю что смогу, но не в моей власти остановить вращение Колеса.
– Рано или поздно смерть приходит ко всем, – угрюмо сказал Страж, – если они не служат Темному, и лишь дураки готовы платить такую цену.
Морейн хмыкнула:
– Не будь таким мрачным, Лан. У нас есть основание для праздника. Маленький повод, но он есть. – Опершись на жезл, она поднялась с земли. – Отведи меня к своему отцу, Ранд. Я помогу ему как сумею. Слишком многие здесь вообще отказываются принимать мою помощь. Они тоже слышали сказания, – добавила она сухо.
– Он в гостинице, – сказал Ранд. – Вот туда. И спасибо вам. Огромное спасибо!
Морейн и Лан пошли за ним, но Ранд вскоре намного опередил их – таким быстрым был его шаг. Снедаемый нетерпением, он подождал, пока они нагнали его, потом опять устремился вперед, и опять ему пришлось остановиться.
– Пожалуйста, поспешите, – настойчиво попросил Ранд, которому так не терпелось доставить обретенных помощников к Тэму, что ему и в голову не пришло: поторапливать Айз Седай несколько опрометчиво. – Жар сжигает его.
Лан бросил на Ранда свирепый взгляд:
– Ты что, не видишь, она устала? Даже с ангриалом, то, что она сделала прошлой ночью, – это все равно что бегать вокруг деревни с мешком камней на спине. Не важно, что она сказала, но я не знаю, стоишь ли ты этого, пастух.
Ранд захлопал глазами и прикусил язык.
– Спокойнее, друг мой, – сказала Морейн. Не замедляя шага, она протянула руку и похлопала Стража по плечу. Лан оберегающе возвышался над нею, словно только его присутствие могло придать ей сил. – Ты стремишься постоянно заботиться обо мне. Почему бы ему так же не беспокоиться о своем отце? – (Лан сердито нахмурился, но промолчал.) – Я приду так скоро, как смогу, Ранд, обещаю тебе.
Ранд не знал, чему верить: беспощадности ее глаз или спокойствию ее голоса – не мягкому, а твердо-властному. Или же, наверное, и тому и другому. Айз Седай. Теперь он связан словом. Ранд умерил шаг, идя рядом с Морейн, и стал гнать от себя мысли о том, какой может оказаться цена за спасение Тэма, цена, которую они обсудят позднее.
Глава 8
Прибежище
Еще в дверях взгляд Ранда метнулся к отцу – его отцу, кто бы что ни говорил. Тэм по-прежнему лежал неподвижно, его глаза все еще были закрыты, дышал он затрудненно, слабо и с хриплым присвистом. Седой менестрель оборвал разговор с мэром, который опять склонился над кроватью, поправляя Тэму одеяло, – и встревоженно посмотрел на Морейн. Айз Седай его не замечала. Она не обращала внимания ни на кого, кроме Тэма, но смотрела на него напряженно и внимательно, хмуря брови.
Том сжал нераскуренную трубку зубами, опять вынул ее изо рта и сердито уперся в нее взглядом.
– Человеку даже покурить не дадут спокойно, – пробормотал он. – Лучше схожу проверю, не стащил ли мой плащ какой-нибудь фермер, чтобы потеплее укрыть свою корову. Пожалуй, трубку я могу покурить в другом месте.
И менестрель торопливо вышел из комнаты.
Лан проводил Тома пристальным взглядом, его лицо, словно вырубленное из камня, было лишено всякого выражения.
– Не нравится мне этот человек. В нем есть что-то такое, чему я не доверяю. Его седину я прошлой ночью не видел.
– Он там был, – сказал Бран, с сомнением рассматривая Морейн. – Должен был быть. Не у камина же ему плащ подпалило.
Ранду было все равно, провел менестрель ночь, прячась в конюшне, или нет.
– Мой отец? – умоляюще обратился он к Морейн.
Бран открыл рот, но не успел вымолвить и слова, как заговорила Морейн:
– Оставьте меня с ним, мастер ал’Вир. Сейчас вы ничего не можете здесь сделать, только помешаете.
Минуту Бран колебался, разрываясь между неприятием того, что ему указывают в собственной его гостинице, и нежеланием ослушаться Айз Седай. Наконец он выпрямился и похлопал Ранда по плечу:
– Пойдем, мальчик. Давай оставим Морейн Седай с ее… э-э… ее… Ты вполне сможешь подать мне руку и помочь спуститься по лестнице. Не успеешь моргнуть, как Тэм попросит свою трубку и кружку эля.
– Можно я останусь? – попросил Ранд Морейн, хотя она, казалось, не замечала никого, кроме Тэма. Рука Брана сжала плечо Ранда, но он не обратил на пожатие внимания. – Позвольте? Я не буду вам мешать. Вы даже не заметите, что я здесь. Он же мой отец! – добавил он с горячностью, которая поразила его самого и от которой глаза мэра изумленно расширились. Ранд надеялся, что все припишут его запальчивость усталости или напряжению оттого, что он имеет дело с Айз Седай.
– Да, да, – нетерпеливо сказала Морейн.
Она небрежно бросила плащ и жезл на единственный в комнате стул и затем поддернула рукава своего платья, обнажив до локтей руки. Ее внимание полностью занимал Тэм, даже когда она говорила.
– Сядь там. И ты тоже, Лан. – Морейн махнула рукой на длинную скамью у стены. Ее взгляд медленно прошелся по Тэму: с ног до головы, но Ранда кольнуло чувство, что она каким-то образом смотрит сквозь него. – Можете разговаривать, если хотите, – рассеянно продолжила она, – но негромко. Ну, ступайте же, мастер ал’Вир. Это комната больного, а не зал собраний. Проследите, чтобы меня не беспокоили.
Мэр недовольно проворчал, но, разумеется, не так громко, чтобы услышала Морейн, сжал напоследок плечо Ранда, затем послушно, хотя и с неохотой, закрыл за собой дверь.
Что-то тихо говоря, Айз Седай встала на колени у кровати и мягко возложила руки на грудь Тэма. Она закрыла глаза и долгое время не шевелилась и ничего не произносила.
В преданиях чудеса Айз Седай всегда сопровождались яркими вспышками и ударами грома или иными явлениями, указывающими на свершение великих деяний и на действия могучих сил. На ту Силу. На Единую Силу, черпаемую из Истинного Источника, который приводит в движение Колесо Времени. Ранду вовсе не хотелось думать об этом – о Силе, что касалась сейчас Тэма, и о себе, находящемся в той же самой комнате, где использовалась Сила. Она уже действовала в этой деревне – что само по себе плохо. Однако, по мнению Ранда, Морейн могла просто уснуть. Но ему показалось, что дыхание Тэма стало легче. Наверное, она все же что-то делает. Юноша так напряженно вслушивался и всматривался, что вздрогнул, когда негромко заговорил Лан:
– Прекрасное оружие. Нет ли, случайно, цапли и на самом клинке?
На мгновение Ранд уставился на Стража непонимающим взглядом. Он совершенно забыл о мече Тэма из-за этой сделки с Айз Седай. Больше оружие не казалось ему тяжелым.
– Да, есть. А что она такое делает?
Читать бесплатно другие книги:
