Суровые времена Кук Глен

24

Гоблин с Одноглазым – настоящие – предпочли держаться поближе ко мне. Это я проверял ежеминутно. Все внимание их было приковано к холмам – а не к суете в городе. Над холмами витали странные огни.

Южане, посланные ранее, потеряв половину своих, галопом мчались обратно, да так резво, словно за ними гнались дьяволы более ужасные, чем даже их собственный повелитель. Они осмелились проделать путь свой лишь потому, что Грозотень с маниакальным упорством выровняла равнину, а из города на нее падал свет.

Пожары. Пока что – всего несколько, однако…

– Отошли от стены, – сказал Ваше Сиятельство.

Высунувшись из-за мантелета, я взглянул вниз. Никто не соблазнился возможностью снять меня. Может, приняли за очередного призрака.

Конечно же, тенеземцы уходили, оставляя нам все свои распрекрасные крючья без веревок, – приберегите, может, пригодятся когда.

– Ну, пожалуй, можно отложить мечи в сторонку и перекинуться в тонк, – заявил Одноглазый.

– Ты уже второй раз лезешь с этой глупостью, – заметил я. – Какой кретин сядет с тобой играть? Таких уже в живых-то не осталось.

Одноглазый в карты мухлюет – и неудачно. Ловят его всякий раз. И играть с ним не станет никто.

– Слушай, Мурген, я исправился! Правда. Никогда более не стану позорить свой дар ради…

Пустое. Сколько раз он в этом клялся и божился… Первое, о чем мы предупреждали всякого новобранца после приведения к присяге, – не садиться за карты с Одноглазым.

Отряд тенеземцев, отступивших с моего участка стены, направился к холмам. Каждый нес факел. Похоже, что вел их сам Хозяин Теней.

– Клетус! Лонгинус! Починили хоть что-нибудь? Можете дать залп по той толпе?

Братья сбивались с ног, ремонтируя машины. Две были уже налажены, натянуты и заряжены. «Залп», конечно, громко сказано…

– Зачем? – поинтересовался Одноглазый.

– На всякий случай. Может, повезет. Все равно Тенекрут уже не станет злее, чем сейчас. Он уже небось зарекся оставлять кого-либо из нас в живых.

Баллисты ухнули. Выпущенные ими бревна не попали в Тенекрута. Тот отозвался чем-то наподобие наспех созданного заряда волшбы, сокрушившего несколько кубических ярдов стены далеко в стороне от моих ребят.

Шум на другом конце города становился все громче. Похоже, даже приблизился к нам.

– Они в городе, – сказал Ваше Сиятельство.

– Целая уйма, – согласился Бадья. – Видно, придется почистить улицы.

Вот такое позитивное мышление я люблю!

Однако, Могаба предпочитает заниматься чистками сам, в компании наров и таглиосцев.

Нам же лучше. Пусть жрет все, что сможет проглотить.

Мне здорово хотелось вздремнуть. Этот длинный день никак не мог кончиться. Ох-хох-хо… Ничего, скоро мне обеспечат сон. Вечный.

Через некоторое время я получил известие, что на улицах появились небольшие отряды южан, истребляющие всех подряд.

– Господин!

– Дрема? Что стряслось?

Дрема – таглиосский шадарит, принявший присягу чуть раньше, чем я решился взяться за перо. Когда на него ни взгляни – он словно бы вот-вот заснет. И выглядит словно четырнадцатилетний. Симпатичный парнишка. Красивые мальчики – развлечение, дозволенное для мужчин всех трех крупнейших религиозных групп Таглиоса. И Душилы посылали самых красивых из своих сыновей заманивать жертвы, чтобы затем расправиться с ними.

Сколько земель, столько обычаев. И с ними, хочешь не хочешь, приходится считаться. Впрочем, Дрема предпочитал придерживаться наших установлений.

– Господин, – доложил он, – нары и не думают мешать южанам двигаться сюда. Вообще их не трогают – с той минуты, как те прорвались за стену. Пока те не приблизились к их казармам.

– Они это – нарочно? – поинтересовался Бадья.

– Что за дурацкий вопрос, – буркнул кто-то.

– Нет, ты поди ж ты! – зарычал Одноглазый. – Ну, все! Лопнуло мое терпение!

– Заткнись, Одноглазый. – Трудно было осознать случившееся, однако Могаба был вполне способен направить противника на нас, дабы разрешить вопросы внутриотрядного первенства. Ему хватит совести вообразить это блистательным решением нескольких задач сразу. – Чем вопить, давай лучше поразмыслим.

Пока прочие пыхтели над столь тяжелой работой, как размышление, я расспросил Дрему поподробнее. К несчастью, кроме приблизительных направлений, коими южане пробивались в глубь города, он почти ничего не мог сообщить.

Пенять на тенеземцев не стоило. Все солдаты с начала времен с радостью пользуются возможностью ударить в точку наименьшего сопротивления.

Быть может, мы сумеем воспользоваться этим и завлечь часть их в ловушку.

Я даже разглядел забавную сторону нашего положения:

– Могу спорить, Ворчун предсказал бы это за месяц вперед – с его-то паранойей насчет якобы друзей и союзников.

Неподалеку согласно каркнула ворона.

Я должен был учесть такой поворот. Должен. «Далекое» не значит «невозможное». Нужно было составить план действий и на подобный случай.

Одноглазый сделался серьезнее, чем когда-либо.

– Ты понимаешь, что это значит, если Дрема прав?

– Отряд воюет сам с собою.

Недомерок отмахнулся, словно то был всего лишь очередной докучный москит правды жизни.

– Скажем, Могаба обеспечил им золотой мост и их руками хочет избавиться от нас. Однако, чтобы добраться сюда, им еще надо пройти сквозь паломников.

Что это значит, я сообразил почти сразу.

– Вот мерзавец! Он намерен вынудить их бить тенеземцев ради самозащиты! То есть воспользоваться ими, чтобы уничтожить своих врагов…

– Может, этот змей куда хитрее, чем мы считали, – пробурчал Бадья. – Здорово он изменился после Джии-Зле.

– Так нельзя, – пробормотал я, хотя на нашей стороне и прибавлялось бойцов, хотят они того или нет.

Помимо нескольких стычек с заблудившимися во время последних рейдов врагами, самое худшее, что случилось с нюень бао, – это то, что путь паломничества завел их прямиком в самую гущу чужой войны. А они изо всех сил старались сохранять нейтралитет.

У Тенекрута в городе непременно имеются соглядатаи. Значит, он должен знать, что нюень бао не желают ни с кем враждовать…

– Как думаешь, что они будут делать? – спросил Гоблин. – В смысле – нюень бао.

Голос его звучал как-то странно. Сколько ж он пива выхлебал?

– Откуда мне знать?! Смотря как они оценивают положение. Если решат, что Могаба нарочно втравил их в драку, принадлежать к Отряду, станет вредным для здоровья. Могаба мог замыслить такое, чтобы выставить нас меж двух огней. Пойду-ка я разыщу их Глашатая и дам ему знать, что происходит. Бадья! Собери патруль из двадцати человек и отправляйся посмотреть на этих южан. Проверим, не ошибся ли Дрема. Одноглазый, ты тоже пойдешь. Прикроешь, если что. Ваше Сиятельство, остаешься за старшего. Придется круто – пошлешь за мной Дрему.

Никто не стал спорить. Когда приходится туго, все становятся сговорчивей.

Я спустился со стены на улицу.

25

Я обставил свое появление так, как того желали бы нюень бао. Мальчишкой еще понял, что уважать обычаи и пожелания других, безотносительно к видимому соотношению сил, куда как выгоднее.

Это не значит, что надо позволять садиться себе на шею. К себе тоже нужно требовать уважения.

Переулки Деджагора тесны и зловонны, что вообще характерно для укрепленных городов. Я вышел на перекресток, где мог бы быть замечен часовыми нюень бао. Они – народ осторожный. Все время начеку.

– Я хочу видеть Глашатая, – объявил я. – Дурное близится к нему. Я хочу, чтобы он знал известное мне.

Я не видел никого. И никого не слышал. И ничего другого не ожидал. Всякий, вломившийся на мою территорию, также ничего не увидит и не услышит, хотя смерть будет совсем рядом.

Только бой шумел в нескольких кварталах от меня.

Я ждал.

Внезапно, в тот миг, когда внимание мое рассеялось, передо мною бесшумно возник сын Кы Дама – коренастый, полный, невысокий; человек неопределенного возраста. Необычайно длинный меч его висел в ножнах за спиной. Он жестко взглянул на меня. Я ответил тем же, что не стоило мне никаких усилий. Он мотнул головой, призывая следовать за ним.

Пройти пришлось не больше восьми десятков ярдов. Он указал мне дверь.

– Хоть улыбнулся бы, что ль, – сказал я.

Никак не мог удержаться: ни разу я не видел его улыбающимся.

Я толкнул дверь и вошел.

За дверью, футах в двух, обнаружились занавеси. Слабый свет пробивался сквозь щель меж ними. Я сообразил, что войти должен один, поэтому аккуратно притворил дверь, прежде чем раздвигать занавеси. Не стоит позволять свету вырываться наружу.

Жилище оказалось не лучше, чем можно ждать от такого города.

Глашатай сидел на циновке, расстеленной на грязном полу, возле единственного горящего светильника. Кроме него в комнате обнаружилась еще дюжина человек – всех возрастов и обоих полов. Четверо маленьких ребятишек, шестеро взрослых – судя по возрасту, их родителей – и пожилая женщина, годящаяся детям в бабушки, посмотревшая на меня так, словно уже застолбила мне койку в аду, хоть никогда прежде меня не видела. Никого подходящего ей в мужья не наблюдалось – вероятно, ее супруг нес вахту снаружи. Была там и женщина в возрасте Кы Дама, некогда, пожалуй, красавица, но безжалостное время оставило от нее лишь хрупкие косточки, обтянутые кожей.

Вещей в комнате почти что не было – разве что несколько ветхих одеял, пара глиняных мисок да горшок, в котором, наверное, готовили пищу. Да еще – мечи, столь же длинные и отлично сработанные, как и тот, что принадлежал сыну Глашатая.

В темноте, за пределами света светильника, кто-то застонал, словно бы в горячечном бреду.

– Садись, – пригласил Кы Дам.

При неярком освещении старик выглядел еще более хилым, чем в тот раз, на стене.

Я сел и, хоть не имел такой привычки и столь гибких суставов, скрестил ноги.

Я ждал.

Когда настанет время, Кы Дам сам предложит мне говорить.

Я старался сосредоточиться на старике, не обращать внимания на устремленные со всех сторон взгляды и на запах множества тесно живущих людей.

Женщина принесла чай. Уж не знаю, как она его приготовила. Огня нигде видно не было. Хотя в тот момент я был так потрясен, что не обратил на это внимания. Она была прекрасна. Невероятно прекрасна – даже среди всей этой грязи, одетая в немыслимое тряпье. Поднеся чашку к губам, я пригубил кипяток, чтобы, ожегшись, заставить мысли вернуться к делу.

Мне было нестерпимо жаль ее. Вот кому придется действительно плохо, если южане возьмут город.

По губам Кы Дама скользнула еле уловимая улыбка. На лице пожилой женщины тоже отразилось удовольствие, и тут я заметил, как они похожи. Первоначальная моя реакция их вовсе не удивила. Наверное, ее появление из тени было своего рода испытанием для меня.

– Она воистину прекрасна, – едва слышно сказал старик. Затем добавил, громче: – Ты мудр, несмотря на годы свои, Солдат Тьмы.

Что еще за Солдат Тьмы? Всякий раз он, обращаясь ко мне, награждает меня новым именем…

Я склонил голову в формальном поклоне:

– Благодарю тебя, Глашатай.

Я надеялся, что он поймет, – не по моим способностям все тонкости этикета нюень бао!

– Я чувствую в тебе великую тревогу, сдерживаемую лишь оковами воли твоей.

Он спокойно прихлебывал чай, однако взгляд его ясно говорил, что спешка будет извинительна, если я полагаю ее необходимой.

– Великое зло крадется в ночи, Глашатай, – заговорил я. – Нежданные чудища освободились от привязи.

– Я предположил такое, когда, благодаря любезности твоей, смог подняться на твой участок стены.

– Теперь – новый зверь на свободе. Тот, какого я не ожидал увидеть. – Только сейчас я сообразил, что говорим мы о разных вещах. – Я не знаю, как совладать с этим зверем.

Я изо всех сил старался говорить по-таглиосски правильно. Взгляд его сделался озадаченным:

– Я не понимаю тебя.

Я огляделся. Неужели все эти люди живут так все время? У нас – куда просторнее. Конечно, мы в состоянии расчистить себе пространство мечом…

– Ты знаешь о Черном Отряде? Знаком ли ты с недавними событиями в его жизни?

И, не дожидаясь ответа, обрисовал наше недавнее прошлое. Кы Дам оказался одним из редчайшей породы людей, что слушают каждой унцией своего существа. Когда я закончил, старик сказал:

– Возможно, время сделало вас тенью Солдат Тьмы. Вы шли столь долго и зашли так далеко, что совершенно сбились со своего Пути. И последователи князя-воителя Могабы ничуть не ближе к истинному направлению.

Никогда не умел как следует скрывать свои мысли. Кы Дам и его женщина снова заметили мое замешательство.

– Но я – не один из вас, Знаменосец. Мое знание также блуждает вдали от истины. Быть может, в наши дни вовсе нет настоящей истины, так как нет никого, кто знал бы ее.

Я не имел ни малейшего представления, что за чертовщину он несет.

– Дорога твоя была долгой и длинной, Знаменосец. И все же ты еще можешь вернуться домой. – Лицо его потемнело. – Хоть и желал бы не возвращаться. Где твое знамя, Знаменосец?

– Не знаю. Оно исчезло в великой битве – там, на равнине. Решив поднять войска, я начал облачаться в доспех моего капитана, пытаясь создать видимость, что он жив, и воткнул древко в землю, но…

Старик поднял руку.

– Я думаю, в эту ночь оно может быть весьма близко.

Терпеть не могу тумана, который так любят напускать старики и ведуны. По-моему, они так делают лишь затем, чтобы почувствовать собственную власть. К черту пропавшее знамя, сейчас не время…

– Вождь наров, – сказал я, – желает быть капитаном Черного Отряда. Он не любит обычаев тех из нас, кто с севера.

Здесь я сделал паузу, но старик заткнулся прочно. Он ждал.

– Могаба, – продолжал я, – безупречен, как воин, однако как командиру ему многого недостает.

Тут Кы Дам показал, что, ожидая от такого почтенного старца полной непроницаемости и бесконечного терпения, можно и обмануться.

– Ты пришел предупредить, что он замыслил обойтись меньшими затратами, предоставив южанам выполнить работу за него, Знаменосец?

– А?

– Один из моих внуков подслушал, как Могаба обсуждал планы на эту ночь со своими лейтенантами Очибой, Зиндабом, Ранджалпиринди и Чал Гханда Гханом.

– Извини, господин?

– То, что честь твоя призвала тебя сообщить мне, невзирая на то, что это – просто скрытые подозрения – много хуже, чем ты полагаешь. Преодолев решительные протесты своих лейтенантов, Могаба осуществляет нынче ночью план, позволяющий южанам, сумевшим подняться на стену и не застрявшим там, свободно углубиться в город. Таглиосские легионеры отобьют у них охоту атаковать в любом направлении, кроме вашего – через наш квартал.

– Ты хочешь сказать, что тебе уже известно? Есть свидетель?

– Тай Дэй.

Названный поднялся. То был непривлекательный с виду, тощий, малорослый юноша, державший на руках младенца.

– Он плохо говорит по-таглиосски, – сказал Кы Дам, – но понимает все. Он слышал и как созревал их план, и возражения тех, кто считал замысел бесчестным. Он присутствовал при переговорах Могабы с человеком, наверное, являющимся орудием Хозяев Теней.

Вот даже как… Значит, у Могабы с Тенекрутом существует молчаливый уговор о ненападении, пока я и мои люди не будут уничтожены.

– В самом деле, Глашатай, измена эта жестока.

Кы Дам кивнул:

– Более того, Каменный Солдат. Ранджалпиринди и Гханда Гхан, оба – доверенные Прабриндраха Драха. Говоря от лица князя, они заверили Могабу, что, едва осада будет снята, а ваша банда – уничтожена, князь лично провозгласит его капитаном вашего Отряда. За это Могаба оставит Путь вашего прежнего капитана, дабы сделаться наибольшим воеводой Таглиоса. Тогда он будет обладать всей полнотой власти, необходимой для прекращения войны со Страной Теней.

– Уши мои неплохо потрудились, – почти улыбнулся Тай Дэй.

– Брат Могаба также неплохо потрудился – на ниве предательства.

Понятно, отчего Очиба с Зиндабом возражали. Предательство такого масштаба – за пределами всякого понимания.

Могаба и в самом деле изменился в худшую сторону со времен Джии-Зле.

– Что он имеет против вашего народа? – спросил я.

– Ничего. Он должен быть равнодушен к нам. Мы никогда не играли никакой роли в таглиосских взаимоотношениях. Но, с другой стороны, в нас ему нет никакой надобности. Если южане нападут на вас после битвы с его силами, то уничтожат в нашем лице большое количество его врагов и нежеланных поглотителей ресурсов.

– Когда-то я восхищался этим человеком, Глашатай.

– Люди меняются, Знаменосец. Этот – более многих других. Он – актер, и одна подлая цель правит игру его.

– Как?

– Цель эта – сам Могаба. Он сам – средоточие и первопричина всех его поступков. На алтарь самого себя Могаба принесет в жертву лучшего друга. Хотя даже бог, наверное, не сможет убедить этого друга в том, что такое возможно. Могаба переменился, как может перемениться самый прекрасный гранат, когда плесень проникнет под кожуру его.

Ну вот, опять заговорил стариковскими иносказаниями…

– Знаменосец! Хоть я и осведомлен о черной угрозе моему народу, ты оказал мне большую честь, сочтя нас достойными предостережения в ущерб насущным своим заботам. Деяние сие принадлежит благородству и дружбе. Мы не забываем о тех, кто протянул нам руку.

– Благодарю тебя. Ответ твой – истинное наслаждение для меня. – В чем сомневаться не стоит. – И, если попущением Могабы вы подвергнетесь нападению…

– Эта беда вплотную придвинулась к нам, Каменный Солдат. Южане уже умирают в нескольких ярдах отсюда. Едва заточение наше здесь сделалось очевидным, мы изучили каждую пядь земли, на коей, может быть, придется драться. Это не родные нам болота, однако принципы боя остались теми же. К этой ночи мы готовились многие недели. Оставалось лишь выяснить, кто станет нашим противником.

– А?

Бывают минуты, когда я становлюсь туп, точно булыжник.

– Тебе должно вернуться ко взыскующим твоего руководства. Иди с миром и помни, что располагаешь дружбой нюень бао.

– Великая честь.

– Либо проклятье, – усмехнулся старик.

– Значит, твои люди вправду заговорят с моими?

– Может, несколько охотнее. – Он снова улыбнулся, и жена его улыбалась тоже. Вот старый шут! Это ведь все равно что для другого смех во все горло… – Тай Дэй! Ступай с этим человеком. Ты можешь говорить, если заговорят с тобой, но – лишь моими устами. Каменный Воин, это – мой внук. Он поймет тебя. Пошли его ко мне, если почувствуешь необходимость в сообщении. Но не будь легкомыслен.

– Я понимаю.

Я хотел было встать, но ноги не желали разгибаться, что меня здорово смутило. Кто-то из детей засмеялся. Я осмелился взглянуть на ту прекрасную, словно сон, женщину, причем от Кы Дама это наверняка не ускользнуло. На коленях ее спал младенец. Еще один, младше первого, дремал под ее левой рукой. Сама она не спала, смотрела. По-моему, она была очень утомлена, напугана, сбита с толку – и в то же время исполнена твердости. Как, впрочем, и все мы. Когда в темноте снова раздался стон, она моргнула и взглянула туда, словно часть боли принадлежала и ей.

Пригнувшись, я вышел в проулок. Нюень бао по имени Тай Дэй провел меня к знакомым местам.

26

– Не знаю, – отвечал я на вопрос Гоблина о Тай Дэе. – Он не слишком разговорчив. – Пока что мне не удалось вытянуть из него ни слова. – Похоже, весь его словарь состоит из бессвязного бурчанья. В общем, надобности в визите не было. Нюень бао знают об этом куда больше нашего. Старик признал, что во всем виноват Могаба, и сказал, что на нас его народ зла не держит. Снялись мы с крючка.

Гоблин покосился на руки Тай Дэя, как бы проверяя, нет ли в них чего, а затем – себе за спину.

– Точно, точно, – подтвердил я. – Шнурок развязался на твоем поясе целомудрия. Что случилось без меня?

Ни Бадьи, ни Вашего Сиятельства поблизости видно не было.

– Ничего особенного. Тенекрут со своими ребятами только что добрался до холмов.

И тут внезапно стало тихо. Багровое зарево снова вспыхнуло над холмами, высвечивая в ночи силуэты всадников.

– В точности – наряды Вдоводела и Жизнедава, что Госпожа смастерила себе с Костоправом, – заметил Гоблин. – Эй!

– Как сказать… Они выглядят точно, как ты сказал. Только я, если помнишь, снял с Костоправа доспех Вдоводела, когда его прошило стрелой. И надел, чтобы изображать его. Только ничего не вышло – припозднился я с этим.

– И – что?

– А – то, что на прошлой неделе кто-то украл этот доспех. Прямо из моего жилища, пока я спал. Я-то думал, что спрятал хорошо, никому, кроме меня, не найти… Однако кто-то вошел, через меня переступил, раскопал доспех, вышел с грузом, а я ничего не заметил. И никто из остальных ничего не видел и не слышал.

– Вот отчего ты задавал странные вопросы в тот день, – запищал Гоблин – он, если расстроится, пищит, точно мышь, если на нее наступить.

– Ну да.

– Так что ж ты ничего не сказал?

– Потому, что укравший доспех, кто бы то ни был, воспользовался волшбой, чтоб не быть замеченным. Я думал, это ты либо Одноглазый, и решил вычислить, который из двух. И взять за жабры, прежде чем тот поймет, что ему уготовано.

По лестнице, отдуваясь, поднимался Одноглазый. А что, неплохо для двухсотлетнего старика…

– Что тут у вас? Чего рожи мрачные?

Гоблин объяснил, почему.

Черный ведьмачишко задумчиво хмыкнул.

– Надо было нам сказать, Мурген. Мы бы поискали – по горячему-то следу.

Какой там след… Я нашел одно лишь маленькое белое перышко да катышек, в точности похожий на птичий помет.

– Теперь уже неважно. Я знаю, где доспех. Вон. – Я указал в сторону холмов, над которыми, вроде преждевременного рассвета, полыхало багровое зарево. – Ваши действия?

– Мы прикончили чертову уйму южан – вот тебе и действия. Могаба, должно быть, входные билеты там продает. Лезут, словно вши. Словом, ушли, когда везенье наше было уже на исходе. Эти нюень бао настоящую вошебойку там устроили. – Он скорчил Тай Дэю козью морду. – Похоже, намерены завернуть тенеземцев Могабе в тыл. Пусть этот гад подавится своим собственным замыслом. А там что за чертовщина?

Под этим подразумевались залитые багровым светом холмы.

– Счас сбегаем, посмотрим, – парировал Гоблин.

На фоне багряного неба возник сгусток тьмы. Фигуры людей окунулись в него – и вспыхнули, загорелись, словно яркие, но недолговечные звезды. Почти в тот же миг земля содрогнулась, порядочно встряхнув город. Меня тут же сшибло с ног.

– Да, пожалуй ты прав, недомерок, – заметил Одноглазый. – В игру вступил кто-то, вовсе нам не известный.

Две-три вороны неподалеку от нас понеслись в темноту, судорожно хлопая крыльями и истерически хохоча.

– Сюрпризы, сюрпризы, – проворчал я. – Ерунда всякая, шум да гром на холмах… Давайте-ка, ребята, говорите. Кто это? Остальное даже такой пень, как я, сможет домыслить сам. Так – кто же?

– Мы этим займемся, – посулил Одноглазый. – Может, сейчас и начнем, если только ты отвалишь куда-нибудь и дашь спокойно работать. Давай, недомерок.

Одноглазый со своим жаболиким дружком принялись за работу, а я обратил внимание на суматоху, до сих пор царившую в Деджагоре.

К тому времени, наверное, тысячи тенеземцев успели перебраться через стену. По всему городу полыхали пожары. Я спросил Тай Дэя:

– Вашим людям пожары не повредят?

В ответ он пожал плечами.

Да, этого парня не назовешь болтуном…

27

Ночи больше не было. Огни горели повсюду. Горел лагерь после обстрела окруженных артиллеристов Могабы. Горел город, зажженный солдатами Хозяина Теней. А уж над холмами полыхал целый океан огня, вздымавшийся внезапными извержениями вулканов – или же выбросами силы, равных коим по мощности мы не видывали с тех пор, как Отряд ввязался в войну с темными властителями империи Госпожи. Словом, для полуночного часа света было многовато.

– Далеко еще до рассвета? Кто-нибудь может сказать?

– Далеко, – проворчал Бадья. – Даже чересчур. Ты что, вправду думаешь, будто нынче ночью кто-то озаботился следить за временем?

Давным-давно, несколько веков назад, то есть еще утром, Одноглазый, или Гоблин, или еще кто-то там заметил, что рассвет – цель слишком отдаленная, чтобы питать надежды дожить до нее. Вот как низко пал уровень общего оптимизма…

Тут прибыли гонцы. Хороших новостей не принес ни один. В город проникло неисчислимое количество солдат южан с приказом добраться до нас, уничтожить и двигаться далее вдоль стены и по самой стене, пока не вернутся туда, откуда начали. Однако нюень бао им в том не содействовали. Мои ребята – также. Так что нападающие просто шатаются по городу, вредя, где могут, пока кто-либо не убьет их.

И действия их против джайкури, укрывшихся в домах в надежде остаться незамеченными (несмотря на весь опыт общения с Хозяевами Теней), возымели некоторый успех. Впрочем, не стоит винить их за то, что не вышли помочь нам. Умирать никому не охота. А Могабе не стоит удивляться, если кое-кто из негодяев, впущенных им в город, повернет против него.

Наши удерживали позиции. Иллюзорные двойники доводили противников до отчаяния – те никак не могли отличить, кого следует опасаться. Однако главная причина нашей стойкости – отсутствие выбора. Бежать – некуда.

Тенекрут не оказывал помощи своим. Он до сих пор болтался среди холмов, намереваясь раскрыть тайну лично. Ясное дело, необходимость выбирать из двух целей пришлась ему не по нраву.

На фоне багряных сполохов появился отряд всадников, возвращавшихся с холмов. Хозяина Теней среди них видно не было.

– Гоблин! Одноглазый! Куда вы подевались?! Что там с Тенекрутом?