Железный король Дрюон Морис
— Что-то случилось? — осторожно спросила я.
Она помедлила.
— Дома… случилось несчастье, — выговорила она таким тоном, что я похолодела от испуга. — Папа повез Итана в больницу. — Она опять замолчала, быстро-быстро заморгала и резко выдохнула. — Красотка на него набросилась.
— Что?! — Я заорала так, что мама вздрогнула.
Наша немецкая овчарка? Бросилась на Итана?!
— А Итан как? — воскликнула я. Внутри все сжалось от страха.
— Ничего страшного. — Мама вымученно улыбнулась. — Он напугался, но, слава богу, ничего серьезного.
Я с облегчением перевела дух.
— А что произошло? — спросила я, все еще не в силах поверить, что наша собака напала на члена семьи. Красотка обожала Итана; ей ужасно не нравилось, когда моего сводного братишку за что-то ругали. Итан на моих глазах дергал Красотку за шерсть, таскал за уши и за хвост, а собака только лизала его в ответ. Не раз Красотка, осторожно прикусив рукав Итана, оттаскивала мелкого от проезжей части. Пусть наша овчарка — гроза окрестных белок и оленей, ни на кого из нас она ни разу не скалилась, — Что это нашло на Красотку?
Мама покачала головой.
— Не знаю. Люк говорит, она побежала наверх, в спальни, потом раздался крик Итана. Когда Люк прибежал в детскую, собака волокла Итана по полу. У него все лицо было исцарапано и на руке следы укусов.
Я похолодела, представив, как прежде абсолютно преданная нам овчарка вдруг набросилась на Итана. Малыш, наверное, ужасно напугался. В это было так трудно поверить… ну, как в сцену из фильма ужасов. Я понимала, что мама недоумевает так же, как и я сама; она целиком и полностью доверяла Красотке.
И все же мама что-то недоговаривала, это чувствовалось по крепко сжатым губам. Она что-то скрывала от меня, и мне уже заранее было страшно.
— А что будет с Красоткой?
На глазах у нее показались слезы; сердце мое упало.
— Нельзя оставлять на свободе опасное животное, Мег, — умоляющим тоном проговорила мама. — Если Итан спросит, скажи, что мы нашли Красотке новый дом. — Она глубоко вздохнула и крепко стиснула рулевое колесо, не глядя на меня. — Это ради безопасности семьи, Меган. Не вини отца. Понимаешь, когда Люк вернулся из больницы, он отвез Красотку в приют для бездомных собак.
2
Удар судьбы по телефону
Ужин в тот вечер прошел напряженно. Я злилась на родителей: на Люка — за то, что он сделал с собакой; и на маму — за то, что она позволила ему так поступить. Я с ними обоими не разговаривала. Мама и Люк обращались только друг к другу, обсуждали какую-то бессмысленную ерунду, а Итан молчал и стискивал в руках Ушастика. Мне было непривычно, что Красотка не крутится у нас под ногами в поисках крошек.
Я первая встала из-за стола, извинилась, ушла к себе и хлопнула дверью.
В спальне я бросилась на кровать и стала вспоминать, сколько раз прежде лежала вот так же, пригревшись рядом с теплой и верной Красоткой. Собака никогда ни о чем не просила, ей было достаточно только быть рядом с нами, защищать и охранять как родных. А теперь ее не стало, и дом как будто опустел.
Если б только с кем-нибудь поговорить! Позвонить Робби, пожаловаться ему на ужасную несправедливость случившегося? К сожалению, его родители — очевидно, еще более старомодные и отсталые, чем мои, — не провели домой телефон и даже компьютера не держали. Настоящее средневековье! Мы с Робом договаривались о встречах только в школе, а иногда он залезал ко мне в окно, пешком преодолев две мили между нашими домами. Ужасно неудобно. Впрочем, я собиралась все это исправить, как только у меня появится собственная машина. Не смогут же мама и Люк навечно запереть меня в этой глуши? Вот появятся у меня деньги, куплю мобильные телефоны и себе, и Робби, и плевать мне на чужое мнение. Сколько можно уже твердить, что прогресс — это зло?
Завтра поговорю обо всем с Робби, сегодня уже не получится. Кроме того, единственный телефонный аппарат в нашем доме — проводной — висел на кухне, а обсуждать глупость родителей в их же присутствии было бы слишком.
В дверь осторожно постучали. Итан просунул в спальню голову, перевязанную бинтом с нарисованными динозавриками.
— Здорово, мелкий. — Я села на кровати, смахнув случайные слезинки. — Ты чего?
— Мама с папой увезли Красотку. — Нижняя губа Итана задрожала, он икнул и стал тереть глаза плюшевым Ушастиком.
Я вздохнула и похлопала по кровати рядом с собой. Малыш забрался на кровать и устроился у меня на коленях, крепко сжав игрушечного кролика.
— Так было нужно, — попыталась объяснить я. — Родители не хотели, чтобы Красотка тебя снова покусала. Они за тебя испугались.
— Красотка меня не кусала! — прохныкал Итан, глядя на меня большими заплаканными глазами, — испуганными, но не по годам смышлеными. — Она меня не обижала. Красотка хотела защитить меня от того, в шкафу!
«Снова чудовища?»
Я вздохнула и хотела было отмахнуться от слов младшего брата, однако сомнения не отпускали. А вдруг Итан прав? В последнее время мне тоже мерещилось странное. А что, если… Что, если Красотка действительно защищала Итана от страшного и опасного?
«Не может быть!»
Я помотала головой. Нет, это просто смешно. Мне через несколько часов исполнится шестнадцать; в таком возрасте поздно верить в привидения. Между прочим, Итану давно пора взрослеть. Он мальчишка умненький, да и сколько можно валить все на воображаемых барабашек?
— Итан. — Я снова вздохнула, стараясь не злиться на брата. Не стоит его ругать, а то еще расплачется, а ему сегодня и так пришлось несладко. И все равно, дело зашло слишком далеко. — В твоем шкафу нет никаких привидений, Итан. Привидений вообще не бывает, понимаешь?
— Бывают, бывают! — Он сердито задрыгал ногами. — Я их видел! Они со мной разговаривают! Они говорят, что король меня ждет. — Он показал мне забинтованную руку. — Тот, из шкафа, меня схватил, поволок под кровать, но потом прибежала Красотка и прогнала его.
Понятно, мне его не переспорить. Не драться же с ребенком.
— Ладно. — Я сдалась и обняла братишку обеими руками. — Допустим, это не Красотка на тебя сегодня напала. Почему ты маме и Люку не рассказал?
— Они же взрослые, — ответил Итан, как само собой разумеющееся. — Они мне не поверят. Они страшилищ не видят. — Он вздохнул и серьезно посмотрел на меня. — Зато Ушастик говорит, что ты бы их смогла увидеть. Ты разглядишь сквозь дымку и чары, так сказал Ушастик.
— Чего-чего?
— Итан? — раздался мамин голос, а потом и она сама показалась на пороге комнаты. — Ты здесь?
При виде нас двоих она моргнула и нерешительно улыбнулась. Я ответила ледяным взглядом.
Мама не обратила на меня никакого внимания и протянула руку малышу.
— Итан, радость моя, пора в кроватку. Ты устал за целый день.
Итан слез с кровати и пошлепал к ней, волоча кролика по полу.
— Можно я с тобой и папой лягу? — боязливо пискнул братишка.
— Ну что ж, пожалуй. Но только сегодня, договорились?
Их голоса затихли в коридоре, а я пинком захлопнула свою дверь.
В ту ночь мне приснился странный сон: как будто я проснулась и увидела Ушастика, плюшевого кролика Итана, в изножье моей кровати. Во сне кролик говорил со мной, серьезно и страшно, о какой-то опасности. Хотел предостеречь или просил о помощи, не знаю. Кажется, я ему что-то пообещала. Впрочем, наутро сон почти полностью забылся.
Я проснулась; по крыше барабанил дождь. Ну почему в мой день рождения всегда мокро, холодно и противно? В первую минуту где-то на краю сознания мои мысли придавила какая-то тяжесть. Сначала я не поняла, отчего мне вдруг так грустно, а потом со стоном вспомнила события вчерашнего дня.
«С днем рождения, — поздравила я себя и поплотней закуталась в одеяло. — Всю неделю проведу в постели, вот спасибо».
— Меган? — послышался мамин голос из коридора. В дверь нерешительно постучали. — Уже поздно. Ты проснулась?
Я ничего не ответила и спряталась под одеяло с головой. При мысли о том, что несчастную Красотку отдали в приют для бродячих собак, внутри все закипело. Должна же мама понимать, как я на нее обиделась, так пусть немножко поварится в собственном чувстве вины. Я еще не готова простить ее и мириться.
— Меган, вставай! А то на автобус опоздаешь! — Мама просунула голову в дверь. Она обращалась ко мне как ни в чем не бывало, а я только фыркнула в ответ. Никаких примирений.
— Не пойду сегодня в школу, — буркнула я из-под одеяла. — Плохо себя чувствую. Кажется, простыла.
— Заболела? В день рождения? Печально.
Мама вошла ко мне в комнату; я подсматривала в щелочку из-под одеяла. Неужели помнит?
— Очень жаль. — Мама улыбалась мне и скрестила руки на груди. — А я хотела свозить тебя за ученическими правами, сегодня после школы, но если ты простыла…
Я подскочила.
— Правда? Э… ну, может, мне и не так уж плохо. Выпью аспирин или еще что-нибудь.
— Так я и думала. — Мама покачала головой, а я уже выпрыгнула из постели. — Сегодня днем мне нужно папе помочь починить амбар, забрать тебя из школы не смогу. Но как только ты вернешься домой, мы вместе поедем оформлять тебе водительское удостоверение. Хороший подарок на день рождения?
Я едва слышала, что она говорит, — носилась по всей комнате, хватая одежду и вещи для школы. Чем быстрее день пройдет, тем лучше!
Я уже почти запихала в рюкзак тетрадь с домашним заданием, как дверь снова скрипнула. На пороге показался Итан; он смотрел на меня застенчиво и с надеждой, а руки прятал за спиной.
Я тряхнула волосами и подмигнула брату.
— Что тебе, мелкий?
Он обрадованно шагнул ко мне и протянул сложенный листок бумаги. На лицевой стороне яркими цветными мелками была нарисована картинка: солнышко с улыбчивой физиономией и домик с дымком из трубы.
— С днем рождения, Мегги! — довольно пискнул брат. — Видишь, я не забыл!
Я взяла у него эту самодельную открытку и с улыбкой развернула. Изнутри мне улыбнулось все наше семейство, незатейливо изображенное мелками для рисования: мама и Люк из палочек и мы с Итаном, взявшиеся за руки, а рядом — создание на четырех ногах, долженствующее обозначать Красотку. Я почувствовала ком в горле, к глазам подступили слезы.
— Нравится? — забеспокоился Итан.
— Еще как! — Я потрепала брата по затылку. — Спасибо! Слушай, давай повесим ее на холодильник? Пусть все видят, какой ты отличный художник.
Он радостно схватил открытку и бросился из комнаты, а у меня чуть потеплело на душе. Может, сегодня все получится не так ужасно.
— Ого, тебя сегодня за правами повезут? — тарахтел Робби в автобусе по дороге в школу. — Клево! Наконец-то сможешь нас катать в кино и в город! Не придется под автобус подстраиваться или проводить все вечера с кассетами и вашим древним теликом.
— Роб, это всего лишь ученические права, а вовсе не водительское удостоверение. — Автобус остановился; я взяла рюкзак и приготовилась к выходу. — Зная маму, я еще шестнадцать лет сама водить не смогу. Итан наверняка получит настоящие права прежде меня.
При мысли о сводном братишке меня пробрал внезапный холодок. Спускаясь по ступенькам автобуса, я вспомнила вчерашние слова Итана: «Ты разглядишь сквозь дымку и чары, так сказал Ушастик». Я понятия не имела, о чем это он; из всего предложения поняла только имя плюшевого кролика.
От шумной толпы школьников отделилась знакомая фигура и двинулась ко мне. Скотт.
Внутри все сжалось, я стала озираться в поисках убежища, но не успела раствориться в толпе, как разозленный качок уже стоял передо мной.
— Привет.
При звуках этого тягучего и низкого голоса у меня по коже побежали мурашки. Какой же Скотт красивый! Светлые волосы ниспадают на лоб непослушными кудрями и завитками… Он как будто нервничал, чесал в затылке и все время озирался.
— Э… Как там тебя зовут?
— Меган, — прошептала я.
— А, точно. — Он шагнул еще ближе, оглянулся на своих приятелей и понизил голос. — Слушай, вчера я повел себя грубо. Зря я так. Прости.
Я даже не сразу поняла, о чем это он. Ожидала угроз, обвинений и выпадов в свою сторону. Слова красавчика сложились в предложения, и меня затопило чувство невероятного облегчения.
— О… а… — Я заикалась и покраснела. — Ничего. Забудь.
— Не могу, — пробормотал он. — Ты со вчерашнего дня не идешь у меня из головы. Я вел себя просто мерзко и хочу загладить вину. Ты… — Он запнулся, прикусил губу и выпалил все сразу: — Давай пообедаем сегодня вместе?
Сердце у меня колотилось, в животе трепыхались бабочки, а ноги как будто оторвались от земли.
— Конечно, — с трудом вымолвила я.
Скотт улыбнулся, сверкнув ослепительно-белыми зубами, и подмигнул мне.
— Эй вы! Сюда посмотрите! — Один из приятелей Скотта по футбольной команде наставил на нас мобильный телефон с фотокамерой. — Улыбочку!
Скотт обхватил меня рукой за плечи и притянул к себе. Я опешила, замигала от слепящей вспышки, сердце бешено билось. Скотт сверкнул блистательной улыбкой в камеру, я же могла только таращиться в немом обалдении.
— Спасибо, Мег, — сказал Скотт и отпустил меня. — Увидимся за обедом.
Он еще раз подмигнул мне напоследок и торопливо зашагал к входу в школу. Фотограф хмыкнул и поспешил за ним, а я осталась изумленно стоять на парковке.
Некоторое время я обалдело таращилась на снующих вокруг меня школьников, а потом расплылась в широченной улыбке и с ликующем воплем подпрыгнула. Скотт Уолдрон захотел ко мне подойти! Хочет пообедать со мной, только со мной вдвоем, в школьной столовой! Может быть, удача наконец-то возвращается ко мне? Может, мой сегодняшний день рождения окажется самым лучшим в жизни?
Серебристая пелена дождя затянула парковку. Я почувствовала на себе чей-то взгляд и обернулась. Робби наблюдал за мной с некоторого отдаления.
Глаза его светились сквозь дождь какой-то невероятной зеленью. Вода заливала асфальт, школьники спешили укрыться в здании, а мне вдруг почудилось на лице старинного приятеля что-то странное: заостренный нос, глаза со звериным прищуром, вывалившийся меж острых клыков язык… Я моргнула, и Робби снова стал самим собой: обыкновенный, улыбчивый, совершенно не замечающий, что промок насквозь.
Как и я.
Я опомнилась, бросилась к школьному крыльцу и укрылась от дождя внутри. Робби примчался следом и весело дергал меня за растрепавшиеся волосы, пока я его не треснула.
Весь первый урок я то и дело оборачивалась на Робби, высматривая почудившееся мне жуткое, хищное выражение на его лице, гадая, не сошла ли я с ума. Чуть шею себе не свернула, а вдобавок получила выговор от учителя английского: хватит глазеть на мальчишек!
Как только прозвенел звонок на большую обеденную перемену, я живо вскочила с места; сердце колотилось со скоростью сто миль в минуту. Скотт ждет меня в столовой! Я сгребла с парты учебники и тетради, запихнула в рюкзак, бросилась к выходу…
И наткнулась на Робби.
— Роб, я тебя стукну, если ты не перестанешь! — завопила я. — Пусти, я спешу!
— Не ходи, — сказал он тихо и серьезно. Я удивленно подняла глаза. Извечная дурашливая улыбка исчезла с лица моего друга. Он крепко сжал челюсти, а взгляд его стал по-настоящему страшным. — Будет беда, я чувствую. Качок что-то задумал… не зря он полдня проторчал со своими приятелями у принтеров. Мне это не нравится. Пообещай, что не пойдешь.
Нет, ну надо же!
— Ты что, подслушивал? — набросилась я на него. — Совсем уже, да? Тебе не объяснили, что подслушивать нехорошо?
— Уолдрону на тебя наплевать, — Робби вызывающе скрестил руки на груди. — Он разобьет тебе сердце, принцесса. Поверь, я знаю, навидался таких.
Я взбесилась, что он посмел сунуть нос в мои дела, взбесилась оттого, что он может оказаться прав.
— Это не твое дело, Роб! — рявкнула я. Он удивленно поднял брови. — Я сама о себе способна позаботиться, ясно? Не лезь куда не просят.
В его глазах мелькнула обида.
— Хорошо, принцесса. — Он поморщился, вскинул руки. — Не ори так. Забудь, что я сказал.
— И забуду. — Я вздернула подбородок и, не оборачиваясь, выскочила из класса.
По дороге в столовую меня подтачивало чувство вины за то, что накричала на Робби… Впрочем, иногда он переигрывает в своей излюбленной роли старшего брата: ревнивый, чрезмерно заботливый, извечно присматривающий за мной, как приставленный. Даже не помню, когда мы с ним познакомились; мы как будто всю жизнь были вместе.
В столовой было шумно и мрачно. Я заглянула внутрь, высматривая Скотта: вон там, сидит за столом в самом центре зала, окруженный толпой девчонок-танцовщиц из группы поддержки и приятелей-футболистов. Я помедлила. Нельзя же просто подойти к его столу и сесть с ним рядом? Анжи Уитмонд со свитой порвут меня на кусочки.
Скотт поднял голову, заметил меня и расплылся в ленивой улыбке, которую я сочла приглашением и стала пробираться меж столов в его сторону. Он вытащил из кармана айфон, нажал на кнопку и посмотрел на меня со странным прищуром и все той же непонятной улыбкой.
Где-то рядом зазвонил телефон.
Я вздрогнула от неожиданности, но не остановилась. Сзади послышались шумные ахи и охи, истеричный смех и неприятный шепоток — такой, что сразу понимаешь: сплетничают о тебе. Я затылком чувствовала чужие взгляды, но старалась не обращать на них внимания и шла вперед.
Зазвонил еще чей-то телефон.
И еще.
Шепот и хихиканье распространялись по столовой, как лесной пожар. Мне вдруг сделалось неловко, будто на меня светил невидимый прожектор, выставляя напоказ. Не надо мной же все хохочут. Окружающие показывали на меня пальцами, перешептывались, но я изо всех сил старалась не обращать на них внимания.
— Але, красотка! — Кто-то шлепнул меня по попе, и я вскрикнула.
Резко обернулась и сердито уставилась на Дэна Оттомана, белобрысого, веснушчатого кларнетиста из школьного оркестра. Он ухмыльнулся мне и подмигнул.
— Да ты, оказывается, знаменитость! — с сальной улыбочкой протянул он. — Приходи на репетицию! Дам тебе на флейте поиграть!
— Ты что несешь? — рявкнула я.
Он осклабился и протянул мне свой телефон.
Сначала на экране ничего не было. А потом загорелись ярко-желтые буквы: «Что общего у Меган Чейз с холодным пивом?»
Я разинула рот. Текст сменила картинка. Моя фотография со Скоттом, на парковке, в обнимку. Скотт широко улыбался. Но только на этот раз — у меня челюсть отпала! — я оказалась по пояс обнаженной и недоуменно таращилась на зрителей пустыми глупыми глазенками. Конечно, фотошоп: тело на фотографии было некрасивое, тощее, кукольно-бесполое, грудь плоская, как у двенадцатилетки. Я застыла, сердце перестало биться, а на экране высветилась вторая половина сообщения.
«Она такая же доступная дешевка!»
Сердце у меня ушло в пятки, щеки запылали. Я в ужасе перевела взгляд на Скотта: его друзья зашлись хохотом, показывая на меня пальцами. В столовой звонили все новые телефоны, и я буквально физически чувствовала расходившиеся вокруг меня волны смеха. Я задрожала, в глазах защипало от слез.
Закрыв лицо ладонями, я бросилась прочь, пока не успела совсем по-детски расплакаться. Вслед неслись взрывы хохота, ядовитые слезы горько жгли глаза. Я умудрилась пересечь всю столовую, ни разу не запнувшись о скамейки или собственные ноги, рывком распахнула двери и вырвалась в коридор.
Следующий час я просидела в дальнем углу женского туалета, горько всхлипывая и мечтая уехать в Канаду или на Фиджи — далеко, как можно дальше! В этом штате я никогда больше не осмелюсь никому показаться на глаза.
Наконец слезы иссякли, я перестала всхлипывать и задумалась о том, какая же я в последнее время несчастная.
«Наверное, мне должно быть лестно, — с горечью подумала я, затаив дыхание, потому что в туалет вбежала стайка младшеклассниц. — Скотт не поленился самолично разрушить мою жизнь. Держу пари, такого еще никто не удостаивался. Вот повезло-то! Я величайшая в мире неудачница».
К глазам опять подступили слезы, но плакать я уже устала и на этот раз сдержалась.
Сначала я собиралась прятаться в туалете, пока уроки не кончатся. Но если в классе заметят мое отсутствие, то здесь начнут искать первым делом. В общем, в конце концов я набралась мужества и тишком добежала до медицинского кабинета: притворюсь, что дико разболелся живот, и укроюсь у школьной медсестры.
Медсестра оказалась совсем маленького росточка — даже тапочки на толстой подошве не помогали, — но ужасно грозная: седые волосы стянуты в тугой пучок, кожа сморщенная, будто скорлупа грецкого ореха, кончик носа украшают крошечные очочки в золотой оправе. Едва я просунула голову в кабинет, она одним взглядом немедленно дала мне понять: без глупостей тут!
— Ну-ну, мисс Чейз, — промолвила она высоким тонким голосом и отложила свой блокнот в сторону. — Что это вы тут делаете?
Я моргнула, удивляясь, откуда она меня знает. Я бывала в медицинском кабинете только однажды, когда мне по носу случайно засветили футбольным мячом. Тогдашняя медсестра, высокая и костлявая, крупными зубами походила на лошадь. А эта незнакомая пухлая морщинистая старушка смотрела на меня как-то странно.
— Желудок болит, — пожаловалась я, картинно хватаясь руками за живот. — Мне нужно полежать немного…
— Конечно, мисс Чейз. Вот там, за дверью, есть койки. Я вам принесу лекарство.
Я кивнула и зашла в соседнюю с кабинетом комнату, разделенную на несколько отсеков широкими занавесками. Кроме нас с медсестрой, здесь никого не было.
Отлично. Я выбрала угловую койку и легла на застеленный клеенкой матрас.
Через несколько минут появилась медсестра с одноразовым бумажным стаканчиком. Внутри пузырилось кипящее нечто.
— Выпей, станет получше, — сказала старушка и вручила мне стаканчик.
Я уставилась на шипящую белую жидкость, которая сильно пахла шоколадом и какими-то травами, — у меня даже глаза заслезились.
— Что это? — спросила я.
Медсестра улыбнулась и молча вышла из комнаты.
Я сделала осторожный глоток; тепло разлилось по горлу и стекло прямо в желудок. Вкус был невероятный, насыщенный, как у лучшего в мире шоколада, с тончайшим горьковатым послевкусием. Я проглотила остатки лекарства в два глотка и даже перевернула стаканчик вверх дном, чтобы слизнуть последние капли.
Почти немедленно захотелось спать. Я прилегла на скрипучую койку, закрыла глаза буквально на минуточку и провалилась в забытье.
Проснулась я от негромкого, как бы намеренно приглушенного разговора совсем рядом, за занавесками. Попробовала пошевелиться, но тело точно спеленали, а голову набили опилками. Я силилась не закрывать слипающиеся глаза. По ту сторону занавески виднелись два силуэта.
— Не теряй головы, — предостерег серьезный низкий голос.
«Медсестра», — поняла я в полубреду. Интересно, даст ли она мне еще того же шоколадного лекарства?
— Помни, твоя работа — присматривать за девочкой. Не привлекай внимания.
— Мне? — переспросил мучительно знакомый голос. — Привлекать внимание? Да никогда!
Медсестра хмыкнула.
— Если вся группа поддержки превратится в мышей, Робин, я расстроюсь. Ты же знаешь, дети смертных слепы и жестоки. Мстить нельзя, как бы ты ни относился к девочке. Особенно теперь. Есть более насущные проблемы.
«Это сон, — решила я. — Наверняка. И вообще, чем меня напоили?»
В тусклом свете палаты два силуэта на фоне занавески двигались странно и удивительно. Медсестра казалась еще меньше, чем прежде, едва ли трех футов ростом. Вторая тень выглядела еще более необычно, нормального размера, но со странными отростками на голове… не то рога, не то уши?
Тень повыше со вздохом опустилась на стул и скрестила длинные ноги.
— Я тоже это слышал, — пробормотал голос. — Ходят темные слухи. При дворах беспокойно. Как будто все чего-то испугались.
— И потому ты должен оставаться ей защитой и хранителем. — Медсестра обернулась и с вызовом уперла руки в боки. — Удивительно, что ты еще не напоил ее дурман-вином. Сегодня ей исполнилось шестнадцать. Пелена спадает с глаз…
— Знаю, знаю, я как раз хотел! — Тень уронила голову на руки. — Сегодня днем займусь. Как она?
— Отдыхает, — ответила медсестра. — Бедняжка, она так расстроилась. Я дала ей слабенькое сонное зелье — проснется, когда можно будет ехать домой.
Смех.
— В прошлый раз от твоего «слабенького» зелья кое-кто две недели проспал! А еще призываешь вести себя прилично!
— Она дочь своего отца, — заявила медсестра. — Ей не повредит.
А может, мне это только померещилось. Все вокруг меня расплылось, как будто в плохо сфокусированном объективе, и какое-то время я ничего не слышала и не чувствовала.
— Меган!
Меня трясли за плечи. Я недовольно помотала головой, не понимая, кто я и где, и наконец пришла в себя. В глаза как будто по ведру песка насыпали, ресницы слиплись и никак не разлеплялись. Я застонала, потерла глаза и подслеповато уставилась в обеспокоенное лицо Робби. Я моргнула, и на лице друга возникла обычная широченная улыбка.
— Просыпайся, просыпайся, спящая красавица, — поддразнил он меня, и я с трудом села. — Везет тебе, уроки-то уже закончились! Пора домой.
— А? — очень сообразительно переспросила я и опять потерла глаза, просыпаясь окончательно.
Робби фыркнул и поставил меня на ноги.
— Держи, — Он протянул мне мой рюкзак с тяжелыми учебниками. — Тебе повезло, что я такой отличный друг. Добыл конспекты всех послеобеденных уроков, которые ты пропустила. Да, и, кстати, я тебя прощаю! Даже не стану повторять: «Я же тебе говорил!»
Он не переставал тарахтеть, а я все никак не могла прийти в себя. Мысли путались, как в тумане.
— О чем ты? — пробормотала я, копаясь в рюкзаке. И тут все вспомнила. — Нужно маме позвонить!
Я снова упала на койку. Робби озадаченно нахмурился.
— Она должна за мной приехать! — пояснила я. — Я больше никогда, ни за что не сяду в школьный автобус.
Охваченная отчаянием, я спрятала лицо в ладонях.
— Меган, я слышал, что случилось. Ничего страшного.
— Ты спятил? — Я раздвинула пальцы и сердито сверкнула глазами в образовавшуюся щелочку. — Вся школа обо мне болтает! Это, может, даже в школьной газете напечатают. Меня распнут за появление на публике. А ты говоришь, ничего страшного? — Я подобрала ноги к груди и прижалась лицом к коленкам. Какая несправедливость! — А у меня ведь день рождения! — простонала я, уткнувшись в джинсовую ткань. — В день рождения такого не должно случаться!
Робби вздохнул, отбросил рюкзак на пол, присел на корточки и, обхватив меня руками, притянул к себе. Я всхлипнула и, прислушиваясь сквозь футболку к его сердцебиению, уронила несколько слезинок на плечо друга. Сердце Робби колотилось так быстро, словно он только что промчался несколько миль.
— Идем, — Робби встал, увлекая меня за собой. — Ты справишься. Никто и слова не скажет о случившемся, а до завтра все забудется. — Он улыбнулся и сжал мою руку. — К тому же тебе пора ехать за водительскими правами.
Единственная надежда засияла в унылой черноте моей жизни. Я кивнула и мысленно приготовилась вытерпеть неизбежное. Мы вышли из медицинского кабинета.
— Держись рядом со мной, — шепнул Робби, когда мы оказались в многолюдном коридоре.
Возле шкафчиков стояла Анжи с тремя подружками, девицы болтали, надувая пузыри из жвачки.
Мне стало дурно, сердце бешено заколотилось. Робби стиснул мою ладонь.
— Все хорошо. Держись за меня и ни с кем не заговаривай. Нас никто не заметит.
Мы приблизились к девчонкам, и я мысленно настроилась, что они вот-вот обернутся и станут мерзко насмехаться надо мной. Мы прошли мимо и, как ни странно, не удостоились ни взгляда, хотя Анжи как раз описывала мое позорное бегство из столовой.
— А потом она, такая, как захнычет! — Гнусавый голос Анжи раздавался по всему коридору. — А я, такая, говорю: о господи, какая дурочка! Но чего ждать от глупой деревенщины? — Голос ее упал до шепота, и она склонилась ближе к подружкам. — Я слышала, ее мамаша питает противоестественную слабость к поросятам, если вы понимаете, о чем я.
Девицы разразились непристойным смехом, и я едва не кинулась на них с кулаками. Робби сжал мою ладонь и потянул меня прочь. Он что-то буркнул вполголоса, и воздух слегка содрогнулся, словно от беззвучного грома.
Анжи закричала.
Я хотела обернуться, но Робби потянул меня вперед, протискиваясь сквозь визгливо устремившуюся назад толпу школьников. Я успела только заметить, как Анжи зажала нос руками, а крики позади нас все сильней напоминали поросячий визг.
3
Подменыш
По дороге домой в автобусе молчали… во всяком случае, мы с Робби.
В какой-то степени это объяснялось моим нежеланием привлекать к себе внимание, но главным образом я сидела молча потому, что мне было над чем подумать. Мы устроились в углу на заднем сиденье; я прилипла к стеклу и рассматривала пролетающие за окном деревья. Уши я заткнула наушниками, а сама вцепилась в айпод и включила плеер на оглушительную громкость — в основном для того, чтобы ни с кем не разговаривать.
Поросячий визг Анжи эхом отдавался у меня в голове. Я в жизни ничего ужаснее не слышала и отчего-то чувствовала себя виноватой в том, что приключилось с этой противной козой. В глубине души я подозревала, что это дело рук Робби, однако доказательств у меня не было, а спрашивать я боялась. Робби казался сейчас совсем другим человеком: он молчал, погруженный в раздумья, настойчиво и хищно рассматривая соседей по автобусу. Мой друг вел себя странно — странно и жутко, — а я не понимала, в чем дело.
А потом еще этот странный сон, хотя я догадывалась, что разговор в медицинском кабинете мне вовсе не приснился. Чем дольше я об этом размышляла, тем больше убеждалась, что знакомый голос, отвечавший медсестре, принадлежал Робби.
Вокруг меня происходило что-то странное, опасное и пугающее, и, похоже, опасность скрывалась за знакомыми лицами. Я украдкой покосилась на Робби. Насколько хорошо я его знаю? Мы дружили с незапамятных времен, но я ни разу не была у него в гостях, никогда не видела его родителей. В те редкие разы, что я предлагала встретиться у него дома, он всегда чем-то отговаривался: то родители уезжали из города, то в доме ремонтировали кухню… которой я, кстати, тоже никогда не видела. Все это было странно, но еще страннее то, что я ни разу не задумывалась об этом, никогда не расспрашивала… до сегодняшнего дня. Робби просто был всегда при мне, точно появился, как по волшебству, из ниоткуда: без прошлого, без дома, без причины. Какая у него любимая музыка? Какие цели в жизни? Влюблялся ли он хоть раз в жизни?
«Ты ничего о нем не знаешь, — тревожно твердил мне мой внутренний голос. — Ты его вообще не знаешь».
Я поежилась и снова отвернулась к окну.
Автобус проехал перекресток; мы выехали за пределы города и теперь направлялись в болотистое захолустье. Ко мне домой. Дождь по-прежнему заливал все окна, размытый пейзаж поблек, сквозь стекло неясно виднелись смутные силуэты деревьев.
Я сморгнула наваждение и выпрямилась. Вдалеке, под ветвями гигантского дуба, неподвижно, как сами деревья, застыл всадник на огромном вороном коне. Лошадиная грива, несмотря на ливень, развевалась, словно ни чуточки не промокла. Высокую и стройную фигуру всадника окутывало серебристо-черное одеяние, за спиной трепетал темный плащ.
Сквозь дождь я едва разглядела лицо незнакомца: юное, бледное, невыразимо прекрасное… Он смотрел прямо на меня. Сердце мое оборвалось, я затаила дыхание…