Институт Кинг Стивен
– Кто тебя чипировал и ударил? Тони?
У Люка защипало в глазах. Отвечать вслух было страшно, поэтому он просто кивнул.
– Да, с него станется, – сказала Морин. – Зик тоже злобный, и Глэдис – ты ее улыбочкам не верь. Вообще тут много таких, которых хлебом не корми – дай поиздеваться над детьми… Но эти трое хуже всех.
– Тони влепил мне пощечину, – наконец выдавил Люк. – Было больно.
Морин взъерошила ему волосы, словно какому-нибудь малышу, но Люк не стал возражать. Он сейчас очень нуждался в ласке и тепле. Как никогда.
– Делай, что он говорит, – сказала Морин. – Не перечь ему, слышишь? С некоторыми здешними сотрудниками – даже с миссис Сигсби! – можно поспорить, хоть и без толку. Но Тони и Зик – плохие пчелки. И Глэдис тоже. Они жалят.
Морин двинулась дальше по коридору, однако Люк поймал ее за рукав коричневой блузки и оттащил обратно в безопасную зону.
– По-моему, Никки ударил Тони! – зашептал он. – У него губа разбита и фингал под глазом!
Экономка улыбнулась, обнажив зубы, которые давно следовало показать стоматологу.
– Молодец, Ник! Тони, поди, тоже ему всыпал, но все равно… молодец. Ладно, идем. С твоей помощью мы все комнаты в два счета подготовим!
В первой комнате, которую они посетили, на стенах висели постеры с Томми Пиклзом и Зуко – персонажами мультфильмов канала «Никелодеон», – а на столе разместился целый взвод солдатиков серии «Джи-Ай Джо» от «Хасбро». Люк с ходу узнал нескольких героев (он и сам не так давно увлекался их коллекционированием). На обоях был совсем детский рисунок – клоуны с воздушными шариками.
– Вот черт! – воскликнул Люк. – Сюда совсем мелочь поселят!
Морин бросила на него смешливый взгляд: мол, да ты и сам не Мафусаил.
– Верно. Мальчика зовут Авери Диксон. У меня тут написано, что ему всего десять лет. Ну, за работу. Ты все схватываешь на лету – небось, с первого раза запомнишь, как делать больничные уголки.
Вернувшись к себе, Люк показал веб-камере на ноутбуке один из жетонов. Чувствовал он себя при этом на редкость глупо, однако система тут же загрузилась и показала приветствие: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ, ДОННА!» Люк нахмурился, потом едва заметно улыбнулся. Раньше, до его прибытия в Институт, этот компьютер принадлежал (или был временно выдан) некоей Донне. Приветствие забыли поменять – значит, кто-то допустил промашку. Пусть крошечную и незначительную, но промашку. А где одна, там, как известно, и другая.
Приветствие сменилось стандартными обоями рабочего стола: безлюдный пляж на фоне рассветного неба. Панель внизу экрана имела привычный вид, с одним разительным (но ожидаемым) отличием: значка электронной почты здесь не было. Зато были иконки двух интернет-провайдеров. Это приятно удивило Люка. Он открыл браузер «Файерфокс» и напечатал: «AOL log-in». Снова появился синий экран, на сей раз с красным пульсирующим кружком посередине. Мягкий компьютерный голос произнес: «Извини, Дейв. Боюсь, я не могу этого сделать».
На секунду Люк решил, что это очередная промашка – сперва кто-то забыл стереть имя Донны, а теперь вот Дейва, – но вскоре до него дошло, что мягкий голос принадлежит бортовому компьютеру ЭАЛ-9000 из «Космической одиссеи 2001 года». Нет, то был не жестокий розыгрыш, а невинная шуточка местных компьютерщиков. Учитывая обстоятельства – ни разу не смешная.
Люк забил в «Гугл» имя «Герберт Эллис» и опять напоролся на ЭАЛа. Подумал с минуту, затем решил погуглить театр «Орфей» на Хеннепин-авеню – не потому, что его интересовала афиша этого заведения (да и любого другого заведения, если уж на то пошло), просто хотелось понять, к какой информации у него есть доступ. Что-то ведь должно быть разрешено, иначе зачем тут вообще Интернет?
Сайт «Орфа», как его называли родители Люка, для «гостей» Института оказался не под запретом. Люк узнал, что «по многочисленным просьбам» они возвращают на сцену постановку «Гамильтона» и в следующем месяце главную роль будет играть Питер Освальд («Вы животики надорвете!»). Сайт Бродерика тоже открылся без проблем. Тогда Люк попробовал загуглить мистера Грира, школьного психолога, – и опять встретил ЭАЛа. Теперь понятно, чего Дейв Боумен в кино так бесился…
Люк уже хотел закрыть крышку ноутбука, но в последний момент передумал и вбил в поисковую строку слова «Полиция штата Мэн». Занес палец над клавишей «ввод», почти нажал ее – и передумал. Извинения ЭАЛа ему ни к чему, только вряд ли дело этим ограничится. Возможно, где-нибудь под землей сработает тревога… Вернее, она точно сработает. Пусть сотрудники Института прошляпили имя нового хозяина компьютера, о программе, которая будет уведомлять их о любых попытках связаться с органами, они забыть не могли. Такой проступок со стороны подопечного не останется безнаказанным, и пощечина – далеко не самое страшное наказание… Словом, от бывшего компьютера Донны толку ноль.
Люк сел и скрестил руки на тощей груди. Подумал про Морин. Она так ласково взъерошила ему волосы… даже этот бесхитростный, почти неосознанный добрый жест (и жетоны, конечно) заметно подсластил Люку пилюлю пощечины. Вроде бы Калиша говорила, что экономка вся в долгах? Задолжала банку сорок тысяч долларов? А скорее, вдвое больше…
То ли потому, что Морин была к нему добра, то ли потому, что Люку хотелось скоротать время, он решил вбить в поиск фразу «увяз в долгах пожалуйста помогите». «Гугл» тотчас предложил ему массу информации на эту тему, включая сайты сомнительных компаний, утверждающих, что избавиться от надоедливых счетов – проще простого: загнанному в угол должнику надо сделать один-единственный телефонный звонок. Люк сомневался, что все так просто, однако многие наверняка верили – и в конечном счете их обдирали как липку.
Морин Алворсон, впрочем, была не из таких простофиль (по крайней мере, если верить Калише). Муж экономки якобы набрал кредитов и сбежал. Может, это правда, а может, нет; в любом случае из этой ситуации должен быть какой-то выход. Выход есть всегда, надо только его найти – для этого и нужно учиться. Может, компьютер не так уж и бесполезен.
Люк стал искать наиболее заслуживающие доверия источники и вскоре с головой зарылся в тему погашения долгов. Им овладела старая добрая жажда знаний. Желание выделить и понять важнейшие аспекты. Каждая единица информации вела к еще трем (шести, двенадцати) единицам, и постепенно из них складывалась некая общая картина, своеобразная карта местности. Самым интересным моментом (и ключевым, на котором все держалось) была простая, но ошеломляющая идея: долг есть продукт, товар потребления. Его продают и покупают. Это краеугольный камень американской и мировой экономики. Причем на самом деле долга не существует: он не материален в отличие от газа, золота и бриллиантов. Долг есть идея. Обещание возврата средств.
Вдруг раздался звон: Люку пришло сообщение в мессенджере. Он потряс головой, словно его разбудили. Если верить часам на компьютере, было почти пять часов дня. Он кликнул на всплывающее уведомление внизу экрана и прочитал следующее:
Миссис Сигсби: Привет, Люк. Я тут главная. Давай встретимся, познакомимся.
Он подумал с минуту и напечатал:
Люк: А у меня есть выбор?
Ответ последовал сразу же:
Миссис Сигсби: Нет
– Засунь свой смайлик себе в…
В дверь постучали. Он открыл, ожидая увидеть на пороге Глэдис, однако пришел Хадад, парень из лифта.
– Прогуляемся, большой мальчик?
Люк вздохнул.
– Подождите минуту. Мне надо обуться.
– Без проблем.
Хадад провел его к выходу, расположенному сразу за лифтом, и открыл дверь своим ключом-картой. Они вместе пошли к административному корпусу, отмахиваясь от мошкары.
Миссис Сигсби напомнила Люку старшую сестру отца: такая же худощавая и плоская, почти без бедер и груди. Только тетя Рода много улыбалась, у нее даже были морщинки возле губ, и глаза всегда светились теплом. А еще она любила обниматься. Люк сразу понял, что бессмысленно ждать объятий от этой женщины, стоящей рядом с письменным столом в деловом костюме сливового цвета и туфлях на высоком каблуке. Что же до улыбок – может, раз в сто лет она и улыбалась… Сейчас взгляд у миссис Сигсби был внимательный, оценивающий и совершенно равнодушный.
– Спасибо, Хадад, дальше мы сами.
Санитар (Люк предположил, что такова должность Хадада) почтительно кивнул и удалился.
– Давай начнем с азов, – сказала миссис Сигсби. – Мы с тобой одни. Я провожу наедине с каждым новым подопечным порядка десяти минут. Некоторые подопечные – сбитые с толку, растерянные, агрессивные – пытаются на меня напасть. Я не держу на них зла. С чего бы? Самым старшим подопечным Института шестнадцать лет, средний возраст – одиннадцать с половиной. Иными словами, это просто дети. А дети, как известно, плохо умеют справляться с эмоциями и душевными порывами. Я всегда рассматриваю подобную агрессию как хороший повод преподать ребенку урок. Скажи, Люк, тебе нужен такой урок?
– Вряд ли, – ответил он. Интересно, Ник как раз из тех подопечных, что пытались поднять руку на эту сухую, миниатюрную женщину? Надо будет его расспросить.
– Вот и славно. Садись, пожалуйста.
Люк сел напротив письменного стола, сцепил ладони и спрятал их между колен. Миссис Сигсби тоже села и смерила Люка взглядом строгой директрисы, которая не терпит выкрутасов. На любые выкрутасы она ответит жестко и беспощадно. Люк прежде не встречал беспощадных взрослых… и вот пожалуйста, встретил. То была пугающая мысль, и сперва ему захотелось отогнать ее, счесть нелепой и смешной. Он взял себя в руки. Лучше думать, что ты тепличный ребенок. Лучше – безопаснее – считать миссис Сигсби именно такой, какой он ее и счел (пока – и если – она не докажет обратного). Да, несомненно, он оказался в скверном положении, хуже не придумаешь. Обманывать себя нельзя ни в коем случае – это самая серьезная ошибка из возможных.
– Ты уже завел друзей, Люк. Молодец, хорошее начало! За время, что ты проведешь на Ближней половине, у тебя появится много новых знакомых. Только что поступили двое: мальчик по имени Авери Диксон и девочка, Хелен Симмс. Сейчас они спят, но скоро вы познакомитесь. Хелен, наверное, выйдет из комнаты еще до отбоя, он у нас в десять вечера. Авери, думаю, проспит всю ночь. Он еще совсем ребенок и наверняка будет в расстроенных чувствах, когда проснется. Надеюсь, ты возьмешь его под крыло. Такие же надежды я возлагаю на Калишу, Айрис и Джорджа, а может, и на Ника, хотя его реакцию предсказать невозможно… Если вы хорошо встретите Авери и поможете ему акклиматизироваться, то получите жетоны – а это, как ты понял, основное средство обращения в нашем Институте. Все в твоих руках. Но мы будем за вами присматривать.
Ясное дело, будете, подумал Люк. И подслушивать тоже будете. Только этот фокус не везде проходит (если, конечно, Морин права).
– Друзья поделились с тобой своими представлениями о том, что здесь происходит. В чем-то они правы, в чем-то – глубоко заблуждаются. Я сейчас буду говорить чистую правду, поэтому слушай внимательно. – Положив ладони на стол, она подалась вперед и посмотрела ему прямо в глаза. – Ты уяснил, Люк? А то я, как говорится, разжевывать не намерена.
– Да.
– Что «да»? – рявкнула миссис Сигсби с совершенно невозмутимым лицом.
– Я весь внимание.
– Отлично. Ты проведешь на Ближней половине определенное количество времени. Может быть, десять дней, может быть, две недели или даже целый месяц. Впрочем, так надолго новобранцы у нас обычно не задерживаются.
– Новобранцы? Хотите сказать, мы в армии?
Она коротко кивнула:
– Именно. Идет война, и вы все будете служить Родине.
– Но почему? Да, я иногда могу силой мысли сдвинуть стакан или книгу, это же пустя…
– Заткни рот! – Ее окрик ошарашил Люка почти так же, как пощечина Тони. – Когда я говорю, ты слушаешь и не перебиваешь. Ясно?
Люк не смог даже пикнуть, только кивнул.
– У нас гонка не вооружений, а умов. И если мы проиграем, последствия будут плачевные. Невообразимо ужасные. Да, тебе только двенадцать лет, но ты солдат на необъявленной войне. То же самое относится к Калише и всем остальным. Ты рад? Разумеется, нет. Призывники никогда не рады тому, что их призвали; тем не менее они обязаны исполнять приказы начальства. Им необходимо понять, что за неисполнение приказов следует кара. Насколько я понимаю, один урок на эту тему тебе уже преподали. Если ты действительно так умен, как говорится в досье, ты должен был хорошо его усвоить. Если же нет, тебе преподадут еще один. Здесь не дом и не школа, запомни. Ты не отделаешься уборкой или разговором с директором, тебя не задержат после занятий. Ты будешь наказан. Ясно?
– Да. – Жетоны для хороших мальчиков и девочек, затрещины для плохих. Или что-нибудь похуже затрещин. Концепция пугающая, но очень простая.
– Тебе будут делать уколы. На тебе будут ставить опыты. За твоим психическим и физическим состоянием будут постоянно наблюдать. В конце концов тебя переведут на Дальнюю половину, где ты начнешь исполнять свой долг – выполнять задания. Продолжительность пребывания на Дальней половине составляет в среднем около шести недель, некоторые задерживаются до полугода. Потом тебе сотрут память и отправят домой, к родителям.
– Они живы? Мои родители живы?!
Она засмеялась – на удивление весело.
– Конечно, живы! Мы не убийцы, Люк.
– В таком случае я хочу с ними поговорить. Дайте мне с ними поговорить – и я сделаю все, что вы скажете. – Эти слова вырвались у него прежде, чем он успел понять, какое дает опрометчивое обещание.
– Нет, Люк. Видимо, мы еще не до конца друг друга поняли. – Не убирая ладоней со стола, миссис Сигсби откинулась на спинку кресла. – У нас не переговоры. Ты просто будешь делать то, что тебе говорят, независимо ни от чего. Поверь, это избавит тебя от огромного количества мучений и боли. Никаких контактов с внешним миром, в том числе с родителями. Ты будешь исполнять все наши приказы. Подчиняться всем требованиям и следовать всем протоколам. Время пройдет быстро и незаметно; когда ты нас покинешь, когда одним прекрасным утром проснешься в своей прежней комнате, все произошедшее здесь будет казаться тебе сном. Это даже грустно – на мой взгляд, по крайней мере, – ведь ты забудешь, что имел честь служить Родине.
– Не понимаю, как такое возможно, – сказал Люк скорее себе, чем ей. Он порой так делал, когда что-то – задачка по физике, картина Мане, краткосрочные и долгосрочные долговые обязательства – полностью завладевало его вниманием. – Меня знает столько людей! Одноклассники… коллеги родителей… друзья… нельзя же всем стереть память!
На этот раз миссис Сигсби не засмеялась, но улыбнулась.
– Ты удивишься, на что мы способны. Разговор окончен. – Она встала, обошла стол и протянула ему руку. – Приятно было познакомиться.
Люк тоже встал, однако руки ей не пожал.
– Пожми мне руку, Люк.
Отчасти ему даже хотелось это сделать – привычки давали о себе знать, – но он воздержался.
– Пожми, не то пожалеешь. Повторять я не буду.
Люк пнял, что она не шутит, и пожал ей руку. На секунду она удержала его ладонь в своей – не стиснула, но дала понять, что руки у нее сильные, – при этом буравя его взглядом.
– Возможно, мы еще встретимся – в кампусе, так сказать. Очень надеюсь, что это твой последний визит в мой кабинет. Если тебя снова вызовут, гарантирую: наша беседа будет куда менее приятной. Ясно?
– Да.
– Хорошо. Я знаю, тебе сейчас нелегко и кажется, что наступили темные времена. Слушайся нас – и очень скоро ты выйдешь обратно на свет. Можешь мне верить. А теперь ступай.
Люк вышел, снова чувствуя себя как во сне – а точнее, как Алиса в кроличьей норе. Хадад болтал с секретаршей миссис Сигсби (или ассистенткой, или кем там она была).
– Пойдем, провожу тебя в комнату. Только держись поближе ко мне, хорошо? И не вздумай убегать в лес.
Они вышли на улицу и двинулись в сторону общежития. Люку вдруг стало дурно.
– Стойте! Погодите…
Он согнулся пополам и схватил себя за колени. Перед глазами поплыли цветные огоньки.
– В обморок не упадешь? – спросил Хадад. – Ты как?
– Вроде нормально… Дайте мне пару секунд.
– Не вопрос! Тебе сделали укол, да?
– Да.
Хадад кивнул:
– До некоторых не сразу доходит. Отложенное действие.
Люк думал, его спросят про цветные точки или пятна, но Хадад просто стоял, насвистывая и отмахиваясь от роящегося гнуса.
Почему-то Люку вспомнились холодные серые глаза миссис Сигсби и ее молчаливый отказ объяснять, как подобное учреждение может существовать без… какое слово тут подойдет? Чрезвычайная экстрадиция, может быть? Сигсби словно бросала ему вызов: давай, пораскинь мозгами и сделай выводы, ты же умный.
Слушайся нас – и очень скоро ты выйдешь обратно на свет. Можешь мне верить.
Пусть Люку было всего двенадцать и он еще не успел повидать жизнь, в одном он не сомневался: если человек говорит «можешь мне верить», то он почти наверняка врет.
– Полегчало? Идем дальше, сынок?
– Да. – Люк выпрямился. – Только я вам не сын.
Хадад ухмыльнулся, сверкнув золотым зубом.
– На данный момент – сын. Сын Института. На твоем месте я бы смирился и привыкал.
Когда они вошли в общежитие, Хадад вызвал лифт, сказал: «Чао-какао!» – и уехал. Люк пошел было в свою комнату, однако увидел Никки Уилхолма: тот сидел на полу напротив машины для льда и ел шоколадную конфету с арахисовым маслом. На стене висел постер с двумя улыбчивыми бурундучками. Бурундук слева говорил: «Живи той жизнью, которую любишь!» – а бурундук справа отвечал: «Люби ту жизнь, которой живешь!» Люк зачарованно уставился на надписи.
– Вот скажи мне, умник, как это назвать? – спросил Никки. – Такой постер в таком месте – это ирония, сарказм или наглое вранье?
– Все сразу, – ответил Люк и сел рядом.
В упаковке было две конфеты, и Никки протянул ему вторую:
– Будешь?
Люк принял угощение. Поблагодарив Ника, он разорвал хрустящий фантик и за один присест слопал его содержимое.
Никки насмешливо наблюдал за ним.
– Тебе первый укол сделали, да? После первого страшно хочется сладкого. Ужинать ты вряд ли станешь, а вот от десерта точно не откажешься. Гарантирую! Точки уже видел?
– Не-а.
Тут Люк вспомнил, как на улице у него закружилась голова.
– Хотя… может быть. А что из себя представляют эти точки?
– Лаборанты называют их Штази-огоньками. Это часть подготовительных процедур. Лично мне уколов почти не делали, странных опытов надо мной тоже не ставили, потому что я ТЛК-положительный. Как и Джордж. А Ша – ТЛП-положительная. Обычным детям достается больше… – Ник задумался. – Впрочем, будь вы обычными, вас бы тут не было… В общем, ты меня понял.
– Они пытаются усилить наши способности?
Никки пожал плечами.
– К чему нас хоть готовят?
– К тому, что происходит на Дальней половине. Этого никто не знает. Как прошла встреча с нашей Сучильдой? Она тебе уже втирала про служение Родине?
– Да. Сказала, что меня призвали на службу. Только, по-моему, не призвали, а принудительно завербовали. Как в семнадцатом-восемнадцатом веках, когда капитанам где-то нужно было брать матросов для кораблей…
– Я знаю, что такое принудительная вербовка, Люкки. Это в школе проходят. И ты во многом прав. – Он встал. – Ну, пошли на площадку. Поучишь меня играть в шахматы.
– Я бы лучше прилег…
– Да, рожа у тебя зеленая. Конфеты помогли? Признайся.
– Помогли, – кивнул Люк. – А за что тебе дали жетон?
– Ни за что. Морин тайком подсунула, когда уходила со смены. Калиша права насчет нее, – сказал Никки, неохотно признавая чужую правоту. – Если в этом вонючем дворце есть хоть один хороший человек, то это Морин.
Они подошли к комнате Люка. Никки протянул ему кулак, и Люк его стукнул.
– Увидимся после звонка, умник. И давай, держи писюн пистолетом!
Морин и Авери
Люк погрузился в сон, состоявший из неприятных бессвязных фрагментов, и разбудил его только звонок к ужину. Очень хотелось есть (на этот счет Никки ошибся), а еще больше хотелось общения. Тем не менее перед столовой Люк заглянул в буфет – убедиться, что остальные его не разыгрывали. И действительно, в одном автомате можно было купить вкусняшки, а рядом стоял винтажный, загруженный под завязку автомат с сигаретами. На подсвеченной картинке в верхней его части были изображены мужчина и женщина в вечерних нарядах: они стояли на балконе, курили и весело смеялись. Рядом обнаружился автомат со спиртными напитками, разлитыми в мини-бутылочки (пьющие старшеклассники Бродерика называли такие «самолетным выпивоном»). Пачку сигарет можно было приобрести за восемь жетонов, бутылочку ежевичного бренди «Леру» – за пять. Напротив стоял ярко-красный холодильник с кока-колой.
Вдруг кто-то схватил Люка за плечи и поднял в воздух. Люк от неожиданности завопил – и услышал смех Ника.
– Люкки-Пуки съел обед и описался в омлет!
– Отпусти!
Вместо этого Никки принялся трясти его из стороны в сторону.
– Люк-Пердук! Люк-Говнюк! Люк-в-Жопе-Крюк!
Наконец он поставил его на землю, развернул к себе, вскинул руки и принялся плясать под фоновую музыку, лившуюся из колонок под потолком. Калиша и Айрис наблюдали за происходящим с одинаковым выражением лица: Ох уж эти парни.
– Ну что, смахнемся? Люк, чего зыришь? В штаны напузыришь!
– Сунь нос мне в зад и задохнись! – со смехом ответил Люк. Ему подумалось, что Никки можно описать одним словом: живой. Причем он казался живым в любом настроении, плохом и хорошем.
– Неплохо, – заметил Джордж, расталкивая девчонок и подходя поближе к Люку. – Украду?
– Конечно, только не забудь иногда упоминать автора.
Никки прекратил танцевать.
– Ну все, я щас сдохну от голода. Пошли есть.
Люк приподнял крышку автомата с колой.
– Безалкогольные напитки дают бесплатно, как я понимаю? Жетоны нужны только для бухла, сигарет и всяких вкусняшек?
– Ага, сечешь, – кивнула Калиша.
– А это… – Люк показал на автомат с закусками. Большинство товаров можно было приобрести за жетончик, но одно кондитерское изделие стоило целых шесть, – это?..
– Ты пытаешься спросить, содержит ли «Улетный брауни» наркотические вещества? – уточнила Айрис. – Я сама не пробовала, но даже не сомневаюсь, что содержит.
– Ага, – кивнул Джордж. – Меня сперва накрыло, а потом крапивница вылезла. Оказывается, у меня аллергия. Ну все, идем есть.
Они сели за тот же длинный стол. Вместо «НОРМЫ» их теперь обслуживала «ШЕЛЛИ». Люк заказал жареные грибы в кляре, бифштекс с салатом и что-то под названием «Ванильный крем-брюлей». Наверное, в этом зловещем заведении имелись и умные сотрудники – миссис Сигсби точно не производила впечатления тупицы, – однако составитель меню явно не отличался умом и изобретательностью. Или это было проявлением интеллектуального снобизма с его стороны?
Да какая разница.
Немного поговорили о школах – насколько Люк понял, его новые друзья учились в простых школах, не для одаренных детей, – обсудили любимые ТВ-программы и фильмы. В целом все шло хорошо, пока Люк не заметил, что Айрис то и дело вытирает рукой веснушчатую щеку. Она плакала – тихо и почти незаметно.
– Сегодня мне ничего не кололи, зато в жопе поковырялись, – сказала она.
Увидев озадаченное выражение Люка, Айрис улыбнулась – и по ее щеке скатилась еще одна слеза.
– У них тут ректальные термометры, – пояснила она.
Остальные закивали.
– Понятия не имею почему, – добавил Джордж, – но это унизительно.
– Прошлый век! – воскликнула Калиша. – Наверняка есть какая-то причина, просто… – Она пожала плечами.
– Кому кофе? – спросил Ник. – Я могу принести…
– Привет.
Все обернулись и увидели в дверях девочку в джинсах и майке. Ее короткие, торчащие во все стороны волосы с одной стороны были выкрашены в зеленый, а с другой – в голубовато-фиолетовый. Несмотря на панковский прикид, она была похожа на заблудившееся в лесу дитя из сказки. Люк подумал, что она примерно его ровесница.
– Где я? Кто-нибудь знает, что это за место?
– Давай к нам, солнце, – ответил Никки и пустил в ход свою ослепительную улыбку. – Подтаскивай стул и распробуй местную кухню.
– Я не голодна, – ответила девочка. – Ответьте мне на один вопрос: кому надо отсосать, чтобы свалить отсюда?
Так они познакомились с Хелен Симмс.
После еды все вышли на площадку (Люк не забыл обмазаться репеллентом с ног до головы) и ввели Хелен в курс дела. Выяснилось, что она ТЛК-положительная, как Джордж и Никки. Чтобы это доказать, она сшибла с доски несколько шахматных фигур, когда Никки их расставил.
– Не просто положительная, а суперположительная! – восхитился Джордж. – Ну-ка, я попробую.
Ему удалось сбить пешку и слегка пошевелить черного короля – только и всего. Потом он сел и выдохнул.
– О’кей, ты победила, Хелен.
– А я думала, мы все проиграли, – ответила та.
Люк спросил Хелен, волнуется ли она за родителей.
– Не особо. Отец у меня алкаш, мама развелась с ним, когда мне было шесть, и вышла – сюрприз-сюрприз! – за такого же алкаша. А потом, видать, подумала, что клин клином вышибают, и тоже начала бухать. Вот по брату я скучаю. Как думаете, с ним все нормально?
– Конечно, – не слишком убедительно ответила Айрис, после чего сразу ушла на батут и начала прыгать. Если бы Люк попытался провернуть такой номер после еды, его бы затошнило.
– Давайте-ка еще раз, – сказала Хелен. – Вы не знаете, зачем нас тут держат; возможно, это имеет какое-то отношение к нашим жалким суперсилам, с которыми даже в «Америка ищет таланты» соваться бесполезно.
– Да что «Америка», нам и детское шоу талантов не светит, – добавил Джордж.
– Над нами ставят опыты. Мы должны увидеть цветные точки, зачем – неизвестно.
– Ага, – кивнула Калиша.
– Потом нас переведут в соседнее здание – на Дальнюю половину, – и вы понятия не имеете, что там происходит.
– Именно, – сказал Никки. – Ты в шахматы умеешь играть – или только фигуры раскидываешь?
Она пропустила его вопрос мимо ушей.
– А когда они с нами закончат, то сотрут нам память, как в каком-нибудь научно-фантастическом фильме, и мы будем жить-поживать да добра наживать.
– Так они говорят, – кивнул Люк.
Хелен задумалась на мгновение и наконец сказала:
– Ад какой-то.
– Видимо, поэтому боженька и дал нам бухло и «Улетные брауни».
Ну все, подумал Люк, еще чуть-чуть – и он снова расплачется. Слезы накатывали, как гроза. Может, для Айрис рыдать при всех и нормально (она же девчонка), а вот парни должны вести себя иначе. У Люка были на этот счет свои представления (устаревшие, но прочно обосновавшиеся где-то в подкорке). Парни должны вести себя – если в двух словах – как Ник.
Он вернулся в комнату, захлопнул дверь, лег на кровать и прикрыл рукой глаза. И вдруг ни с того ни с сего вспомнил Ричи Рокета в серебристом скафандре: так же лихо, как Никки Уилхолм в буфете, тот плясал под «Мамбо номер пять», а дети плясали вместе с ним, хохоча и подпевая. Словно все отлично, словно жизнь всегда будет полна невинных шалостей и смеха.
Слезы, конечно, не заставили себя ждать, ведь Люку было страшно и обидно, а еще он дико скучал по дому. Прежде он не понимал, что значит скучать по дому. Это тебе не летний лагерь и не турпоход, это – ночной кошмар. И Люку хотелось одного: чтобы кошмар поскорее закончился. Хотелось проснуться. А поскольку проснуться было нельзя, он уснул; его тощие плечи и грудь еще долго содрогались от рыданий.
Опять дурные сны.
Посреди одного из них (обезглавленная черная псина бежала за ним по Уайлдерсмут-драйв) Люк очнулся и на один чудесный миг подумал, что все это действительно ему приснилось и он наконец-то дома. А потом он посмотрел на новую пижаму и на стену без окна. Сходил в туалет. Спать больше не хотелось. Он включил ноутбук. Тот не потребовал жетонов: видимо, один жетон открывал доступ к компьютеру на двадцать четыре часа. Или (если повезет) на сорок восемь. Часы в верхней части экрана показывали четверть четвертого утра. Значит, до рассвета еще далеко. Вот что бывает, когда поспишь днем, а потом отрубишься рано вечером.
Люк подумал было открыть «Ютьюб» и найти там какие-нибудь старые мультики вроде «Моряка Попая», которые всегда поднимали ему настроение (они с Рольфом катались по полу от смеха и орали, как дураки: «Хде мой шпинат?!» и «Ак-ак-ак»!). Но от этого, чего доброго, он затоскует по дому еще сильнее. Что же остается? Лечь и ворочаться в постели до утра? Побродить по пустым коридорам? Заглянуть на площадку? Калиша говорила, что ее никогда не закрывают; в ночи там, наверное, жутко…
– А почему бы тебе просто не подумать, дурачина?
Он сказал это тихо, но все равно подскочил от звука собственного голоса и даже хотел прикрыть рот рукой. Потом встал и принялся нарезать круги по комнате, шлепая босыми ногами и хлопая широкими пижамными брюками. Хороший вопрос. Почему бы ему, в самом деле, не подумать? Разве не это он умеет лучше всего? Лукас Эллис, умница. Умник. Гений. Любит «Моряка Попая», игру «Колл оф дьюти» и бросать мяч на заднем дворе, при этом свободно изъясняется и пишет по-французски (хотя французские фильмы на «Нетфликсе» до сих пор смотрит с субтитрами, потому что они так быстро тараторят – ни фига не разберешь). И эти идиомы безумные… Boire comme un trou, например. Почему «пить как дыра», ведь «пить как рыба» гораздо логичнее? Люк может исписать доску математическими уравнениями, перечислить всех президентов США вплоть до Джорджа Вашингтона и научно объяснить, почему движение со сверхсветовой скоростью возможно только в кино.
Так с какой стати он сидит тут сложа руки и жалеет себя?
А что ему остается?
Люк попытался увидеть в этом вопросе пищу для размышлений, а не попытку выразить собственное отчаяние. Побег, скорее всего, невозможен, но вдруг получится что-то разузнать?
Он загуглил «Нью-Йорк таймс» – и, естественно, наткнулся на ЭАЛ-9000; новости для институтских детей были под запретом. Может, получится как-нибудь обойти запрет? Найти лазейку? Мало ли…
Посмотрим, посмотрим. Люк открыл «Файерфокс» и напечатал: #!cloakofGriffin!#.
Гриффином звали человека-невидимку из романа Герберта Уэллса, а сайт, о котором Люк узнал около года назад, помогал детям обойти родительский контроль – конечно, не даркнет, но почти. Люк иногда им пользовался, только не с целью посещать порносайты со школьных компьютеров (хотя Рольф пару раз так делал) или смотреть, как боевики ИГ обезглавливают людей. Просто ему нравилась сама концепция, и он хотел узнать, работает ли она. Дома и в школе работала, а здесь? Надо выяснить. Люк ударил по клавише «ввода».
Институтский вайфай (довольно тормозной) подумал немного и вдруг, когда Люк уже хотел поставить крест на своей затее, открыл «Плащ Гриффина». В верхней части экрана был изображен человек-невидимка Уэллса с забинтованной головой и в крутецких очках-консервах, а под ним – вопрос (и одновременно приглашение): «С КАКОГО ЯЗЫКА ПЕРЕВОДИМ?» Вариантов оказалось очень много, от ассирийского до зулусского. Фишка сайта заключалась в том, что выбор языка не имел никакого значения – главное, что отображалось в истории поиска. Когда-то в «Гугле» была секретная дыра, помогавшая обойти родительский контроль, но мудрецы из города Маунтин-Вью в конце концов ее прикрыли. Так что теперь – только «Плащ Гриффина».
Люк наугад выбрал немецкий язык. Сайт попросил ввести пароль. Воспользовавшись тем, что его папа называл «феноменальной памятью», Люк напечатал: #x49ger194GbL4. Ноут опять немного покряхтел, затем выдал: «ПАРОЛЬ ПРИНЯТ».
Люк снова вбил в строку поиска «Нью-Йорк таймс» и нажал «ввод». На сей раз компьютер думал еще дольше. В конце концов на экране появился свежий выпуск означенной газеты. На английском. А вот в истории веб-поиска с этого момента начали отображаться случайные слова на немецком и их английские эквиваленты. Большая это победа или маленькая – говорить пока рано, да и какая разница? Главное – победа.
Скоро ли похитители сообразят, что он делает? Изменение истории веб-поиска ничего не даст, если они могут в режиме реального времени наблюдать за тем, что происходит на экране. Они сразу увидят газету и прикроют лавочку. Ладно, плевать на «Таймс» с громкими заголовками про Трампа и Северную Корею, надо сперва глянуть миннесотскую «Стар трибьюн» – посмотреть, нет ли там новостей о родителях. Только он собрался это сделать, как из коридора донеслись крики.
– Помогите! На помощь! Помогите! КТО-НИБУДЬ, ПОЖАЛУЙСТА, ПОМОГИТЕ, Я ПОТЕРЯЛСЯ!
Орал маленький мальчик в пижаме со «Звездными войнами». Он барабанил по всем дверям без разбора: кулачки ходили вверх-вниз, точно поршни. Десять? На вид Авери Диксону было лет шесть, от силы семь. Одна штанина и область паха на пижамных брюках намокли и липли к телу.
– Помогите, Я ХОЧУ ДОМОЙ!
Люк огляделся по сторонам – наверняка сюда уже спешит какой-нибудь сотрудник Института, а то и несколько, – но в коридоре было пусто. Позже Люк узнал, что орущие в коридоре дети здесь в порядке вещей, а пока ему очень хотелось прекратить как-нибудь эти жуткие вопли. Ребенок впал в истерику и вот-вот довел бы до истерики самого Люка.
Он подошел, присел и взял мальчика за плечи.
– Эй. Эй. Потише, парень.
Этот самый «парень» поднял на него глаза – вокруг них белели круги, – однако взгляд у него был какой-то пустой, невидящий. Волосы слиплись от пота, слезы блестели на щеках, а под носом висела свежая сопля.
Читать бесплатно другие книги:
