Обрекающая Кук Глен

1

В коротком жизненном опыте Марики не было ничего, с чем можно было бы это сравнить. Никогда не было такого полного, безысходного ощущения собственной ничтожности, такого холода, такой униженности. А ведь всего прошло несколько часов первой ночи пути.

Теперь ей было понятно, как приходится – приходилось, напомнила она себе с горечью – Каблину, когда он старался угнаться за Замберлином и его приятелями. Свежий мокрый снег засасывал на каждом шаге, как зыбучий песок, хотя Марика шла предпоследней в цепочке – только Барлог защищала ее спину. Мешок немедленно стал гнуть вниз словно камень, готовый утянуть ее на дно этой белой шкуры земли и никогда не дать вынырнуть. Поднялся ветер с Зотака, раздирая бахрому серых облаков перед лицами лун, грызя правую щеку настолько, что Марика всерьез испугалась отморозить половину лица окончательно. Постепенно холодало.

В этом было только то преимущество, что, если температура достаточно упадет, им вряд ли грозит очередная вьюга.

Вся эта неимоверная, спиноломная работа по очистке стойбища от тел теперь навалилась на нее. Болело всюду. Мышцы так толком и не отошли.

Грауэл прокладывала путь. Она старалась замедлить темп, но силты наседали, а для охотницы трудно идти медленно, когда даже старуха выдерживает скорость куда большую.

На первом коротком привале Грауэл шепотом заспорила с высокой силтой. Она хотела сбавить темп.

– Мы на земле врага, сестра. Разумнее будет идти осторожнее, сохраняя бдительность. Как бы не налететь в этой спешке на кочевников.

– Сейчас ночь. А ночь – наше время, охотница. И мы можем видеть то, что тебе недоступно.

Это Грауэл признала. Но возразила:

– У них ведь тоже колдовство есть. Как они и показали. Неразумно будет полагаться только…

– Довольно. Спора не будет. Мы не привыкли, чтобы с нами спорили. И тебе предстоит тяжелый урок, если ты не усвоишь это за время нашего пути.

Марика глядела на снег у себя под ногами и думала, сколько же им еще идти. Как она помнила по урокам географии, крепость лежит в шестидесяти милях к западу от стойбища. А прошли они не больше пяти миль. Таким темпом они дойдут за три или четыре ночи. Летом дорога заняла бы день-два.

Грауэл прекратила спор. Но даже по виду ее было заметно, что внутренне она бунтует – пусть она благоговеет перед силтами и боится их, но все же в чем-то их презирает. Этот немой язык не ускользнул и от силт. Потом, после путешествия, Марике вспомнился краткий обмен репликами между ними. Грауэл им не нравилась.

Старшая говорила:

– А чего ты хочешь от дикарки? В ней не воспитали должного уважения.

Губы Марики дернулись в намеке на рычание. Должное уважение? А где должное уважение этих силт к такой охотнице, как Грауэл? Где должное уважение к ее опыту и знаниям? Грауэл спорила не ради спора, как скучающие Мудрые, желающие убить время.

Да, такое будущее выглядело не слишком радостным – идти в изгнание в крепость. Мало кто любит чужие обычаи.

«Но я не какой-нибудь мужчина, всегда готовый склонить голову, – подумала Марика. – И если силты так думают, их ждет больше неприятностей, чем они рассчитывают».

Однако вызов вскоре сменился тяготами и однообразием пути. Шаг и еще шаг, одна нога, другая, а хуже всего – разум, который нечем занять, и он вспоминает. Открывается для вторжения из прошлого.

И тогда начинается истинная боль – боль в сердце.

Не раз Барлог, двигаясь своей тяжелой, но ловкой походкой охотницы, налетала на Марику, когда та останавливалась, уйдя в свои мысли.

Раздражение силт росло с каждым часом.

Им надоела глушь. Они рвались домой. И от нетерпения злились на выживших Дегнанов.

А если так, думала Марика, почему бы им не пойти собственным темпом? У них нет обязательств перед Дегнанами – так можно было судить по словам, которыми они обменивались. Как будто долг, к которому хотели воззвать Скилдзян и Герьен, прося защиты, был для них в лучшем случае предлогом обирать те стаи, которые они считали принадлежащими им. Как будто все права были у одной стороны, а обязанности – у другой, каковы бы ни были обещания.

У Марики зарождалось презрение к силтам. Боль и усталость были для него отличной питательной средой. Еще до того, как силты велели разбить лагерь в ветровой тени огромного поваленного дерева, ее чувства стали сильны настолько, что силты могли их прочесть. И они были озадачены, обнаружив, что Марика куда более открыта и непредубеждена, чем старшие Дегнаны. Усевшись рядом, они стали это обсуждать, пока Грауэл с Барлог копали убежище в наметенном у дерева сугробе.

Высокая подозвала Марику. Вопреки усталости, щена старалась помочь охотницам, главным образом собирая хворост. Лагерь был у реки, окруженной высокими деревьями, взбиравшимися по склонам крутых холмов. Странно, что здесь ландшафт становился более пересеченным, хотя это не было заметно с плато, где стояло стойбище Дегнанов. В целом в эту сторону местность плавно понижалась.

– Щена, – сказала высокая силта, – в тебе что-то переменилось. Мы хотим понять, почему за последнюю ночь ты нас так невзлюбила.

– Из-за этого, – коротко ответила Марика.

– Из-за чего – из-за этого?

У Марики не было того страха перед силтами, что был у охотниц. Она их не знала, потому что никто ей про них не рассказывал. И она сказала:

– Вы тут сидите и смотрите, как Барлог и Грауэл работают не только ради себя, но и ради вас. В стойбище вы помогли. Немного. В том, что не было полностью работой стаи.

Она имела в виду переноску тел.

Старшая не поняла. Младшая поняла, но ей это не понравилось.

– Мы так поступили, когда другого выхода не было. Мы – силты. А силты не работают лапами. Это дело…

– У вас по две ноги и по две лапы и здоровье отличное, раз вы можете нас на ходу так загнать. Вы можете работать. В нашей стае, кто своей доли работы не делает, тот не ест.

В глазах старшей силты вспыхнул огонь. У младшей вспышка раздражения сменилась снисходительной усмешкой.

– Тебе еще много предстоит узнать, малышка. Если бы мы стали делать то, о чем ты говоришь, мы больше не были бы силтами.

– А быть силтой – это значит считать себя выше других? У нас в стае были такие охотницы. Но они работали, как и прочие. Или сидели без еды.

– Мы свой вклад вносим по-другому, щена.

– Ага. Защищаете стаи, которые платят вам дань? Это я всегда слышала от охотниц, ходивших к вам каждую весну. Платить дань, которая гарантирует защиту. А после этой зимы я думаю, что защиту мы покупали от силт крепости, а не от убийц, приходящих в Верхний Понат. Что хорошего было стае от вашей защиты? Вы спасли три жизни. Ладно. А по всему Верхнему Понату стаи были истреблены. Так что не хвастайтесь своим чудесным вкладом, если не покажете мне больше, чем я уже видела.

– Ну и сучка! – сказала высокая силта старшей.

Та была настолько зла, что казалось, вот-вот взорвется. Но и гнев Марики дошел до той точки, когда она ни о чем уже не думала и ничего не боялась. Она видела что Грауэл и Барлог бросили сгребать снег и смотрят – неуверенно, но держа руки поближе к оружию.

Это плохо. Надо остыть, а то трудности могут начаться такие, что с ними не справиться.

Марика отвернулась от силт.

– Сильный всегда прав, – сказала она, хотя это было сейчас вопреки старой поговорке.

Но все же она немного выиграла. Высокая силта тоже начала копать – правда, выждав достаточно долго, чтобы не думали, будто она уступила нахальной щене.

– Поосторожнее, Марика, – шепнула Грауэл, когда они с ней были достаточно далеко. – Силты не славятся ни великодушием, ни терпением.

– Да они меня из себя выводят!

– Они выводят из себя кого угодно, щена. И делают это потому, что им с лап сойдет все, что они захотят. У них сила.

– Ладно, придержу язык.

– Ох, сомневаюсь. Ты выросла слишком смелая, потому что тебя мало по ушам хлопали. Ладно, пошли. Дров хватит.

Марика вернулась в лагерь, удивляясь поведению Грауэл. И поведению Барлог тоже. Казалось, гибель Дегнанов их глубоко не затронула.

2

Ни Барлог, ни Грауэл ни слова не сказали, но потаенные взгляды, которые они бросали на костер, явно говорили, что они не считают это слишком мудрым. Пусть дым даже и не виден, но учуять его можно за много миль.

Силты заметили их беспокойство и поняли его. Высокая могла бы и согласиться загасить костер, как только закончилась готовка еды, но старшая была упряма и не собиралась слушать советов от кого бы то ни было.

И огонь горел.

Охотницы выкопали под деревом укрытие, достаточное для пятерых и глубокое настолько, чтобы полностью скрыться от ветра. Когда встало солнце, силты забились в укрытие и прижались друг к другу для тепла. Марика невдалеке за ними. Только сон мог принести облегчение боли физической и душевной. Грауэл полезла за ней. А Барлог осталась.

– А где Барлог? – спросила Марика, наполовину уже засыпая.

Было утро, и в мире было тихо. Только ветер завывал и трещали замерзшие ветви деревьев. Когда ветер стихал, слышался далекий журчащий звук – река текла через пороги. А в других местах, как Марика успела заметить, река замерзла совсем и сливалась с ландшафтом.

– Останется сторожить, – ответила Грауэл.

Силты насчет стражи распоряжений не отдавали. Наверное, подразумевали, что даже во сне могут ощутить приближение врагов раньше, чем охотницы.

Марика только кивнула и тут же свалилась в сон.

Она наполовину проснулась, лишь когда Барлог пришла поменяться с Грауэл, и еще раз, когда они снова сменились на часах. Но что при этом было – Марика не помнила абсолютно. В этот момент она видела первый сон.

Темнота. Захламленное помещение. Страх. Слабость и боль. Лихорадка, жажда и голод. Запах плесени и холодная сырость. Но больше всего – боль, голод и страх смерти.

Этот сон был не похож ни на какой, виденный раньше, и от него нельзя было убежать.

В этом сне не происходило ничего. Это было просто состояние, хуже которого трудно себе представить. В кошмарах бывает драка, погоня, неумолимое приближение ужасного, неутомимого, безжалостного. А это было – как жить в сознании мета, умирающего в пещере. Внутри сознания безумного, еле ощущающего течение жизни.

Она проснулась среди запахов, дыма и молчания. Ветер стих. Марика лежала, дрожа, и пыталась понять смысл сна. Мудрые считали, что сны говорят правду, хотя редко буквально.

Но этот сон прошел очень быстро, слишком быстро, и стал просто болезненным воспоминанием.

Грауэл оживила костер и что-то уже варила, когда Марика вылезла из укрытия. Солнце клонилось к закату. Когда они поедят и соберутся, наступит ночь. Марика устроилась поближе к Грауэл, стала поддерживать огонь. Через минуту вылезла Барлог, а силты только потягивались и переговаривались в укрытии.

– Они там, – сказала Барлог.

Грауэл кивнула.

– Сейчас они просто наблюдают. Но они проявятся раньше, чем мы дойдем до крепости.

Грауэл кивнула еще раз.

– Наших ведьм этим беспокоить не надо. Они знают почти все, что можно знать. Это им тоже должно быть известно.

Барлог хмыкнула:

– Сегодня иди осторожно. И держись поближе. Марика, смотри в оба. Если что, сразу падай в снег. Закапывайся поглубже и укройся в нем, если сможешь.

Марика подбросила в костер еще полено.

Потом из укрытия вылезла высокая силта, потянулась, осмотрелась. Подошла к костру и заглянула в котел. И тут же сморщилась. Походный рацион особым вкусом не отличался – даже для привычных к нему охотниц.

Силта объявила:

– Вскоре после заката мы достигнем порогов. Оттуда пойдем по реке – там легче всего идти.

Барлог в стороне объяснила Марике:

– Вот так мы шли на восток. На реке куда легче, чем в лесу, где не знаешь, что лежит под снегом.

– А лед выдержит?

– Он сейчас несколько футов толщиной. Выдержит все что угодно.

Грауэл сказала так, будто силты здесь и не было.

– Там есть несколько широких мест, где нас видно за мили. И несколько узких мест, идеальных для засады.

Она подробно описала Марике, что ждет впереди.

Силта явно была раздражена, но ничего не сказала. Вышла вторая и спросила:

– Готов этот котел?

– Почти, – ответила Грауэл.

После отдыха даже старшая силта проявила некоторое расположение к работе. Она стала сгребать снег, стараясь сделать место ночевки менее заметным.

Грауэл с Барлог переглянулись, но не стали ей говорить, что это работа зряшная.

– Пусть верят, во что хотят верить, – сказала Барлог.

Высокая силта это услышала и посмотрела с озадаченным видом. Никто из трех Дегнанов не сказал, что все это бессмысленно, так как кочевники уже знают, где они.

В эту ночь Клык поднялся рано на свой долгий небесный путь от Гончей, которая отставала от него ненамного. Путешественницы дошли до реки как раз к восходу второй луны, отбросившей вторые тени. Снова силты хотели ускорить шаг. Но на этот раз Барлог и Грауэл не дали себя подгонять. Они шли в собственном темпе, с оружием в лапах, внимательно глядя вперед. Марика чувствовала, как они напряжены.

Силты тоже почувствовали и, быть может, поэтому не стали настаивать, хотя было ясно, что они считают подобную осторожность потерей времени.

Так оно, казалось, и было, потому что, когда взошло солнце, оно застало их невредимыми, не вступившими ни в какое соприкосновение с врагами, которые, как считали охотницы, крадутся по их следам.

Но Грауэл и Барлог не были готовы признать ошибку. Они верили своим инстинктам. И организовали стражу в течение дня.

И днем тоже не случилось ничего. Только Марика видела сон.

Тот же самый, но все же другой. Та же теснота, боль страх, темнота и голод. Те же запахи, холод и сырость, Но сейчас она ощущала и осознавала больше. Она когтями процарапывалась куда-то вверх, карабкалась в темноте на гору, самую высокую гору в мире. Она теряла сознание, плакала, но никто не отвечал, и она, казалось, теряла ощущение реальности. Лихорадка накатывала и проходила, и когда она накатывала, Марика видела то, чего не могло быть. Какие-то сияющие шары, светящиеся черви, полупрозрачные мотыльки размером с избу, одинаково легко пролетавшие сквозь воздух и землю.

Зимнее дыхание смерти обжигало затылок.

Если бы только выбраться наверх, к еде, к воде, к помощи!

Ее тихий плач встревожил Грауэл, она разбудила Марику и стала чесать за ухом, пока та не успокоилась, не перестала дрожать и всхлипывать.

В этот день температура воздуха чуть поднялась и продержалась до ночи. С потеплением пришел снегопад и резкий ветер, рычащий по всей долине до самой развилки, швыряющий в лицо жгучие льдинки. Путешественницы соорудили себе маски. Грауэл предложила укрыться в снежной пещере и переждать худшее. Силты отказались. Единственной для них причиной остановки что в бурю, что без нее мог быть страх заблудиться. Здесь такого шанса не было. Если они отклонят реки, то полезут вверх. А еще – напорются на деревья на склоне.

Марике хотелось бы, чтобы можно было идти днем, а не ночью под снегопадом. По тому немногому, о чем можно было догадаться, здесь были красивые пейзажи, куда величественнее, чем вблизи от дома.

Этой ночью кочевники также не беспокоили их, и в следующий день – тоже. Однако Грауэл и Барлог настаивали, что северяне никуда не делись и следят за отрядом.

В тот день Марика не видела снов. Она решила, что кошмар кончился.

Погода оставалась мерзкой. Когда они устраивались в укрытии, куда в эту ночь залегли рано, высокая силта сказала:

– Если так продлится, нам придется туго. У нас еды еще только на один день. А до Акарда – два. Если мы задержимся надолго, то домой придем очень голодными.

Она глянула на старшую. На той уже начинали сказываться трудности перехода.

Охотницы промолчали, хотя каждая подумала, что слишком быстро идти – значит терять зря силы, которые могут понадобиться.

– А что такое Акард? – спросила Марика.

– Акард – это место, которое вы называете крепостью, щена.

Марика поняла не до конца. Акард – так называется стая тамошних силт?

К полудню буря утихла. Путешественницы сидели в укрытии лишь до тех пор, пока тени не стали удлиняться и собираться в долине реки. Солнце скрылось за высокими холмами, но до темноты еще было несколько часов.

Силты хотели нагнать потерянное время.

– Выходим, – объявила высокая. Вторая стала вставать, хотя видно было, что это требует от нее усилий.

Марика и охотницы невольно восхитились силой ее духа. Она ни разу не пожаловалась, ни разу не уступила своей телесной немощи.

Снова Грауэл и Барлог не позволили себя подгонять. Они обе шли впереди, наложив стрелы на тетиву изучая каждую тень на берегах. Носы их постоянно шевелились, нюхая воздух. Силт это забавляло. Они говорили, что никаких кочевников поблизости нет. Но не мешали охотницам. Все равно старая силта быстрее идти не могла. Высокая прикрывала тыл.

Это случилось в сумерках.

Снег у берега взорвался. Оттуда вылетели четверо дикарей. Силты удивились настолько, что застыли столбом.

Барлог и Грауэл спустили тетиву. Двое кочевников упали и задергались от яда. На второй выстрел времени не осталось. Барлог уклонилась от удара дротика и луком ударила кочевника по ногам. Грауэл сбила другого ударом лука по шее.

Марика прыгнула на спину охотницы, которую сбила Барлог, и всей своей тяжестью вогнала в нее нож. Отличный нож, снятый с пояса мертвой ма, вошел легко и верно.

Увидев это, Барлог повернулась на помощь Грауэл, бросив лук и вытаскивая меч.

Дротики летели дождем. Один ударил в старшую силту, но не пробил тяжелый дорожный плащ. Другой просвистел у Марики перед носом, и она вспомнила, что ей велели делать при нападении. Бросившись в снег, она попыталась зарыться поглубже.

С полдюжины охотниц бросились к ошеломленным силтам. Грауэл и Барлог метнулись наперехват. Грауэл, не выпуская лука, пыталась достать две смертельные стрелы.

На силт навалились еще четверо охотниц, даже не пытаясь их убить – только сорвать дорожные мешки и выхватить у высокой железный посох. Барлог рубанула одну мечом, но лезвие не прошло через толстую одежду кочевницы.

Марика поднялась и попыталась подойти к схватке. Дротики заставили ее снова лечь.

На берегу появились еще кочевники. Не меньше чем полдюжины. Им было далеко бежать, так что казалось, они пытаются помешать ей прийти на помощь.

Послышались звуки с другого берега. Кочевники появились и там.

И тут Марика испугалась – впервые с начала схватки.

Кто-то из кочевников вырвал железный посох у высокой силты и с победным воплем тащил к южному берегу.

Марика откатилась – она ощутила прикосновение, разрушительно-убийственное. По каньону прокатились вопли, быстро заглушенные, как подушкой, снегом. В ту же секунду кочевники покатились в снег, хватаясь когтями за грудь. У самой Марики, сердце болезненно затрепетало. Она подползла к Барлог и Грауэл – посмотреть, не задело ли их.

При всей неистовости схватки только высокая силта оказалась серьезно раненной. Она не жаловалась, но лицо ее исказилось от боли.

Со склонов неслись проклятия на диалекте.

– Их там еще много, – сказала Марика старой силте. – Сделай что-нибудь!

– У меня сил не осталось, щена. Так далеко мне не достать.

С южного склона раздалось какое-то потрескивание: «тра-та-та!» Вокруг зажужжало – как насекомые. Что-то с глухим стуком входило в снег. Старая силта тихо выругалась и дернула Марику вниз.

Высокая проскрежетала сквозь стиснутые зубы:

– Лучше постарайся найти в себе силы, Хлес.

Старая силта обернулась к Барлог и Грауэл:

– Давайте младшую на берег. Спрячьте ее за чем-нибудь. И сами спрячьтесь – все!

Она закрыла глаза, сосредоточиваясь. А треск все продолжался.

– Что это такое? – спросила Марика, когда они с охотницами выбрались со своей ношей на северный берег.

Сумерки прорезал новый звук – рокот, начавшийся медленно и тихо, но растущий с каждой секундой и вскоре заглушивший треск.

– Вон там! – рявкнула Грауэл, показывая на самый крутой участок южного склона.

Склон двигался целиком. С деревьями, скалами и снегом.

– Шевелись! – крикнула старшая силта. – Бегите как можно дальше, а то зацепит!

Ее тон призывал к послушанию сильнее, чем слова.

Треск прекратился.

Снег скатился вниз. Рев его звучал концом света для щены, которая никогда ничего такого громкого не слышала. Она скорчилась за валуном и дрожала, подавленная величественной яростью природы.

А силты, казалось, были ошеломлены. Высокая, не обращая внимания на раны, смотрела, не веря своим глазам, на ближайший труп кочевника. Потом спросила:

– Как они это сделали, Горри? Не было даже намека на их присутствие, пока они не напали.

Грауэл, не глядя на нее, ответила:

– Они шли за нами с самой первой ночи, заходя сбоку и сзади, и ждали случая. Ждали нашей беспечности. И почти дождались. – Она ткнула ногой ближайший труп. – Самые сытые кочевники, которых мне довелось видеть. И лучше всего одетые. И самые глупые. Они три раза нас могли убить.

Она посмотрела на силт. Они молчали. Старшая все смотрела на склон, откуда сошла лавина. Оттуда еще доносились крики на диалекте, но очень издалека.

Барлог трясло. Она смахивала снег с куртки – ее все же зацепило выбросом лавины на излете и свалило на землю.

– Из вас кто-нибудь ранен? – спросила у Грауэл старшая силта.

– Царапины и синяки, – ответила Грауэл. – Ничего серьезного, спасибо.

Старшую это устроило. Она наклонила голову.

– Нам придется нести Хлес. Я не лекарь, но, по-моему, у нее сломаны ребра и нога.

Барлог осмотрела раненую.