Теневая Линия Кук Глен

– Потерпи, девочка, – прошептал он. – Продержись еще немного. Будет и на нашей улице праздник.

Сказав это, он почувствовал всю глупость ситуации. Кому нужны его пустые обещания? Ведь он не может ни защитить, ни покарать. А его отец или Рафу – что они сделали бы на его месте?

То же самое. Терпели бы все, лишь бы выжить.

Его размышления прервало одно из животных. Оглашая деревню диким воем, оно показывало в ту сторону, откуда только что примчалось. Площадь мигом заполнилась его сородичами. Они хватали все самое ценное, в первую очередь новых рабов, и тащили в укромные места, У мужчин в руках появились луки и копья.

Джексон ухватился за веревку и побежал, ругаясь вполголоса и волоча за собой Дифа.

На другом конце деревни показались два бронетранспортера космической пехоты. Над площадью завис самолет. Послышались крики и взрывы. Старик припустил быстрее, и шум остался позади.

«Уж не меня ли ищут? – подумал Диф. – Знают, что я спасся?» Он надеялся, что нет. Иначе бы они охотились за ним, пока не нашли бы. Люди никогда не останавливаются на полпути.

Добравшись до пещеры, Джексон избил мальчика с такой жестокостью, словно налет был его виной.

Диф вытерпел.

Месяц за месяцем проходили в мучениях, медленно, словно раненый левиафан.

Вот уже три четверти префектласского года Диф был рабом Джексона. Каждую неделю они наведывались в деревню. После рейда животные стали держаться ближе к дому – они боялись стать добычей более сильных племен.

Рабыня Эмили была единственной из норбонских животных, кого не увели с собой пехотинцы. Диф навещал ее при первой же возможности. И каждый раз обещал спасти.

К ненависти добавился долг. И вместе они давали Дифу силы держаться.

Глава 23

3031 год н.э.

В 3031 году далеко не все умершие оставались таковыми навсегда.

В результате бурного развития промышленности по изготовлению криокиборгов повысился спрос на человеческий мозг. Всего несколько килограммов нервной ткани человека, очищенной от личностных признаков и пересаженной в компьютеры и блоки памяти, заменяли многотонные специализированные системы управления и принятия решений.

Но в те времена еще не было средств от деградации нервных тканей. И иногда системы криокиборгов вдруг начинали разваливаться.

Продолжительность жизни нервной ткани стала препятствием для людей, подобных Гнею Шторму, имеющих власть, богатство и доступ к самым совершенным технологиям омоложения и оживления организма.

Число мозгов, которые можно было встроить в криокиборги, всегда было меньше спроса. Дефицит восполнялся по-разному. Старая Земля продавала мозг преступников за твердую межпланетную валюту. Часть товара поступала по подпольным каналам. А основное количество – с разбитых кораблей.

Десятки предпринимателей рыскали, словно шакалы, в зонах катастроф и вооруженных конфликтов, подбирая трупы для перепродажи органов. Воинские части Конфедерации зачастую бросали погибших нижних чинов на поле боя. Солдаты относились к судьбе собственных тел с полным безразличием. Большинство из этих отчаявшихся людей шли на смертельный риск в надежде обеспечить себе безбедную старость и навсегда покинуть трущобы, где родились.

Агенты Гнея Шторма тоже осматривали места недавних сражений, выбирая находящихся в хорошем состоянии мертвецов. Трупы замораживали, затем оживляли и предлагали им вступить в Легион.

Большинство соглашались на это с ребяческим восторгом. Для них угодить из зловонных трущоб в привилегированный, покрывший себя неувядаемой славой Железный Легион, да еще вырвавшись, по милости Шторма, из лап Костлявой, было все равно что вознестись в рай. Вот почему головидение называло их Легионом Мертвых.

Хельга Ди использовала в своем деле сотни мертвых голов. Лишь члены семейства Ди знали предельные возможности «хранилища данных» Мира Хельги. Публично же Хельга признавала за собой лишь то, что она приобрела официально.

Шторм не сомневался – реальные ее возможности вдвое больше.

Мир Хельги был мертвой планетой. Лишь однажды на ее поверхности завелись люди: когда возводили и осваивали гигантское сооружение под названием Фестунг Тодесангст. Здесь, в недрах огромной скалы, стиснутой в ледяных объятиях энтропии, находилось сердце огромной корпорации. Никто не входил туда, кроме членов семьи, мертвецов и людей, которых Ди обрекли на исчезновение. Никто не выходил оттуда, кроме самих Ди.

О системе обороны Фестунг Тодесангст ходили легенды. Они были странными и неестественными, как сама Хельга.

Люди, вступающие в этот мир, пропадали навсегда, словно прошлогодние мухи. Гней Шторм намеревался проникнуть в этот ад под ледяной корой.

Он не рассчитывал на радушный прием у Хельги. Ненависть к Шторму была у нее в крови, в подсознании. Дети Майкла ненавидели Шторма ничуть не меньше. Каждый из них постоянно напоминал о своем существовании, вынуждая принимать контрмеры. Главная вина Шторма заключалась в том, что каждый раз он одерживал верх.

Отпрыски Ди были еще хуже своего отца.

Та заварушка, что устроил Феарчайлд, стоила Кассию руки. Теперь Шторм и Кассий держали его в заточении, а где именно – не знал никто, кроме них. Он стал заложником, призванным умерить пыл остальных. Но, к сожалению, Ди были людьми страстными и иррациональными и в горячке борьбы не помнили ничего.

В свое время Хельга, мстя за Феарчайлда, захватила дочь Шторма, Валери, и сделала ее частью Фестунг Тодесангст.

В ответ Шторм захватил Хельге и отправил ее в собственную крепость настолько изувеченной, что она выжила лишь благодаря сращиванию с одной из своих машин. Навеки обреченная на полумеханическую жизнь, она теперь лелеяла планы мщения, ожидая подходящего случая отплатить Шторму за его жестокость.

И Сет Беспредельный тоже часто наносил удары. Он был везде и в то же время нигде, он мог открыто появиться даже на Луне Командной и исчезнуть раньше, чем самые быстрые охотники могли бы к нему подобраться. Большинство из его вылазок были для Штормов обидными щелчками по носу. Подобно отцу, он был скользок и увертлив и всегда имел несколько запасных планов. Как и Майкл, он никогда не действовал прямолинейно. «Было бы недурно, – подумал Шторм, – чтобы Кассий на Горе застал Сета Беспредельного врасплох».

Глава 24

2854 – 3031 годы н.э.

Радостные моменты были для Майкла Ди крохотными островками в безбрежном враждебном океане. Жизнь его протекала стремительно и напряженно. У Майкла было столько дел, что, когда он находил время оглянуться вокруг, ему казалось – он очутился в совершенно незнакомой вселенной. В год Теневой Линии он был полностью поглощен своими планами.

В семье он всегда держался немного особняком. Самые ранние его воспоминания были о драках с Гнеем – из-за того, что он был другим.

В конце концов Гней принял его таким, каким он был. Гораздо труднее оказалось для Майкла принять самого себя.

В глубине души Майкл Ди сильно недолюбливал Майкла Ди. Что-то было не так у этого человека.

Что он не такой, как другие, Майкл понял из отношения к нему его собственной матери. Слишком она за него боялась, слишком его оберегала.

Борис Шторм, которого Майкл считал своим отцом, появлялся редко. Всецело поглощенный своей работой, он почти не находил времени побыть с семьей. У Майкла не было с ним контакта.

А Эмили Шторм дрожала над своим первенцем, без устали одергивая и защищая, защищая и одергивая, пока он вконец не уверился: в нем сидит зло, пугающее его мать до одури.

Но что представляет собой это заключенное в нем темное начало? Майкл часами мучительно копался в себе, но так ни в чем и не разобрался.

Другие дети тоже это чувствовали. Они сторонились Майкла. Он стал изучать людей, старясь разглядеть в них собственное отражение. Постепенно он научился манипулировать окружающими, но главный секрет все время от него ускользал.

Лишь Гней принимал его. Бедняга Гней – этот упрямец готов был снести любые побои, лишь бы не признавать, что брат его – со странностями.

Хилое здоровье еще больше отравляло его детские годы. Борис извел на докторов целое состояние. Но те, не найдя никаких серьезных болезней, ссылались на дурную наследственность.

Он рос слабым, бледным и болезненным. За него всегда дрался брат. Он был так силен и так упорен в бою, что другие дети его боялись и, не желая нарываться на драку, стали просто избегать Майкла.

А Майкл, чтобы завладеть их вниманием, принялся сочинять разные небылицы. И удивительное дело – ему верили! Так он обнаружил неожиданный талант. Осознав в себе силы перекраивать правду на собственный лад, Майкл начал этим пользоваться.

Постепенно он научился взвешивать каждое свое слово, каждый жест, просчитывая заранее их воздействие на аудиторию. И достиг в своем развитии той точки, когда прямота становится невозможна, когда даже к простейшей цели идут извилистыми путями.

Он так и не смог выбраться из изобретенной им самим ловушки.

То ли на счастье, то ли на погибель, природа наделила его блестящим умом и феноменальной памятью. И он пользовался этими инструментами, опутывая всех тугой и прочной паутиной лжи. Он стал непревзойденным мастером интриг, обмана и лжи. Он жил в центре урагана фальши и раздоров.

В те дни в Академию принимали лишь с четырнадцати стандартных лет. Когда Гней приблизился к этому возрасту, Борис Шторм стал добиваться, чтобы к его сыну и пасынку отнеслись при приеме по-особому.

Борис происходил из старой военной семьи. Предки его служили еще в Палисарианском Директорате, одном из государств – учредителей Конфедерации. Сам он давно оставил службу, но для своих потомков не представлял цели более высокой, чем стать военными. И готовил обоих к службе с самого раннего детства. Образование они получили в частной школе с военным уклоном. Эту школу их отец основал для детей офицеров Префектласской Корпорации.

Именно там Майкл и Гней впервые столкнулись с Ричардом Хоксбладом. В то время его звали Ричард Ворацек. Имя Хоксблад он взял, когда стал кондотьером.

Ричард был сыном бизнес-консультанта, которого Борис ввел в состав руководства, надеясь повысить доходность предприятия. Семья его не имела военных традиций. Ричард стал белой вороной среди ребятишек, которые считали всех штатских представителями низших форм жизни. Ричард тогда был еще более тщедушным и болезненным, чем Майкл. И потому стал его излюбленной жертвой.

Ричард выдерживал тучи ядовитых стрел со спокойным достоинством, никогда не поддаваясь на провокацию. Невозмутимость его приводила одноклассников в бешенство. Он же отвечал тем, что стал лучшим абсолютно во всем. Лишь Гнею удавалось время от времени вознестись в те заоблачные выси, в которых парил Ворацек.

Блестящие оценки лишь добавили ему проблем в общении с товарищами. Гнея, самого близкого его приятеля, тоже выводило из себя то, что Ричард не дает сдачи.

– Когда-нибудь я сравняю счет, – пообещал однажды Ворацек.

Так оно и вышло.

Настало время, и начались конкурсные экзамены в Академию. Юноши, словно выпущенные меткой рукой дротики, устремились туда, куда нацеливали их родители всю жизнь. Туда, где был шанс стать полноправными членами военной элиты.

Шесть дней продолжались изнурительные тесты. Одни выявляли уровень физической и психологической подготовки претендентов. Другие – общую эрудицию и способность принимать решения. Все знали: здесь с Ричардом никому не тягаться. И вдруг, ко всеобщему удивлению, оказалось, что Майкл идет почти вровень с ним.

И вот, на последнем экзамене, сдав свою работу, Ричард спокойно заявил, что нарочно давал не правильные ответы. Почему? Да потому, что кое-кто списал у него часть ответов. Есть ли возможность протестировать его заново, изолировав от остальных?

Компьютерный анализ выявил подозрительное сходство ответов Ворацека и Майкла Ди. Ричарда допустили к переэкзаменовке. И он получил самый высокий балл за всю историю Академии.

Майкл, хотевший добиться всего без труда, просчитался. Мечты его рухнули словно замки, возведенные на песке.

Он понимал, что сам во всем виноват. И все-таки его извращенный ум возлагал часть вины и на Ричарда. А при взгляде под соответствующим углом виноватым вообще становился Ворацек.

Случай этот стал в жизни Майкла Ди переломным. С тех пор он начал обманывать сам себя. Последний оплот реальности рухнул, и его понесло по течению. Теперь он жил в своем обособленном мирке, связанный со всей остальной вселенной узами лжи и ненависти. Майкл заковал себя в цепи столь незаметные, что сам порой не мог их обнаружить.

Отброшенный назад, он пошел по другому пути, вступив на то поприще, где ценность человека определялась его способностью преображать реальность. Он стал журналистом.

Голосети, ставшие для сильных мира сего главным средством воздействия на умы, еще за много лет до этого оставили всякие попытки передавать объективную информацию. Когда Майкл занялся этим ремеслом, драматический поворот событий был необходимой приманкой для зрителей. Чем обильнее лилась в репортаже кровь, тем охотнее его смотрели.

Майкл хотел работать независимо. Многие годы он провел в упорной борьбе. А потом разразилась Улантская война.

Он проявил редкостный дар оказываться в нужном месте в нужный момент. Он интереснее всех освещал события. Коллеги его снимали катастрофу за катастрофой, следя за молниеносным наступлением улантидов во внутренних мирах. Майкл же выискивал светлые моменты, восхищаясь крошечными победами и конкретными примерами героизма. И в результате проложил себе путь наверх.

Пока Борис, Гней, Кассий и Ричард рисковали своими жизнями в казавшихся безнадежными попытках преградить путь Уланту, Майкл с увлечением снимал их на пленку. В результате улантской оккупации Префектласа семейство Штормов почти разорились. Он же, наоборот, набил себе карманы. Теперь Майкл сам диктовал цену за материал. В годы войны среди всеобщей неразберихи он виртуозно уклонялся от налогообложения и с умом вкладывал деньги, приобретая акции инстелной связи еще тогда, когда связь на сверхсветовых скоростях казалась несбыточной мечтой. Он получил доступ в межзвездный банк данных, от которого позднее отпочковалась Фестунг Тодесангст.

Все, к чему бы он ни прикасался, обращалось в золото.

Ричарда он так и не простил. Нажив огромные богатства, он тем не менее остался выскочкой, не допускаемым в высшее общество. Без диплома Академии он был человеком второго сорта. В то время подлинными аристократами считали лишь офицеров.

Война закончилась. Но вызванный ею хаос длился. Адмирал флота Мак-Гроу продолжал каперство. Сангарийские пираты грабили всех подряд на космических дорогах. Значит, всегда было на кого свалить вину И Майкл занялся пиратством.

Он был осторожен. Вряд ли его кто-нибудь мог заподозрить. Имея свежую информацию от своего инстела и от банка данных, он смог из пары разбитых эсминцев сделать еще одно состояние.

Разбойничьи авантюры завели его в очередную ловушку.

Глава 25

3031 год н.э.

Орбита Мира Хельги была сильно удалена от центральной звезды. На поверхности планеты завывали метановые ветры, холодные, как сердце ее хозяйки, такие же безграничные в своей свирепости. Шторм искал, где выходит на поверхность тепло. Крепость Фестунг Тодесангст лежала глубоко под корой, вбирая в себя остатки тепла из ядра планеты.

Передав в эфир украденные опознавательные коды. Шторм перешел на низкую полярную орбиту. Сделав три витка, он обнаружил наконец тепловую аномалию. Затем определил свое точное местонахождение и вошел в метановый слой.

Автоматические наблюдатели сверху и снизу не обратили на него внимания. Ни одна ракета не взлетела ему навстречу.

Значит, коды правильные.

Шторм криво улыбнулся: выбираться будет потруднее.

Он с сожалением подумал о только что использованном преимуществе, которого больше уже не будет. Такие преимущества Шторм накапливал с жадностью скряги. Теперь, после его визита, Хельга законопатит дыры в своей оборонительной системе.

Он посадил корабль. Заранее надев скафандр для внешних работ, он выпрыгнул в ревущий метановый ветер. На мгновение его охватил нестерпимый холод – от задержки нагревателей скафандра.

– Хреново определился, – буркнул Шторм себе под нос. Дверь, к которой он целился, была примерно за километр от места посадки. И не факт, что он сможет пройти этот путь и холод ветра его не прикончит.

Но плакать было поздно. Лететь на корабле значило чересчур искушать судьбу. Выбор между виселицей и плахой.

Шторм пошел пешком.

Шлюз этот соорудили во время монтажа как порт доступа для рабочих, а потом не заварили. Там, внутри, должна стоять одна из сторожевых тварей Хельги, но уже полстолетия ее бдительность ничем не испытывается. Шторм рассчитывал застать ее врасплох.

Он шел, стараясь не обращать внимание ни на бурю, ни на жгучий холод. Через каждые сто шагов Шторм проверял защитную перчатку на левом рукаве скафандра. Он не был уверен, что она выдержит такой мороз.

Его одиссее не было видно конца. Ветер и кислородный снег злорадно выли, готовя ему катастрофу. Но буря стала слабеть. Шторм глянул вверх и увидел, что находится под козырьком корпуса шлюза.

Внешний люк был чуть приоткрыт. Шторм протиснулся в зазор и запустил механизм.

А вдруг из-за этого беспечно открытого люка обледенел механизм шлюза? Створка дрогнула и протестующе заскрипела. Потом пронзительно взвизгнул освобождающийся от льда механизм, и створка со стуком захлопнулась. Тут же скафандр Шторма и стекло его шлема покрылись инеем – в камеру стал поступать пригодный для дыхания воздух.

Стряхнув изморозь со стекла. Шторм оказался лицом к лицу с одним из самых гротескных продуктов генной инженерии.

Путь к Хельге преграждала амазонка, тощая как скелет, с полупрозрачной кожей, безволосая и не дышащая. Лишь пупок и девственная щель между тонких, как ходули, бедер указывали на ее человеческое происхождение и пол. Да еще замешательство при неожиданном появлении Шторма из люка.

Было несколько секунд, когда Шторм оказался совершенно беззащитным из-за заиндевевшего смотрового стекла, но она упустила эти секунды. Опомнившись, амазонка включила инфразвуковые генераторы, вызывающие у приближающегося к ней нарастающий ужас.

Ничего человеческого не было в этом мертвенно-бледном лице. Ни единый мускул не дрогнул под этой тонкой кожей. Шторм сопротивлялся гипнотической атаке инфразвука, заставляя страх работать на себя. «Она мертвая», – сказал он себе. На короткий миг в нем шевельнулось сочувствие, хоть он и знал, насколько оно неуместно. Противница его была менее живой, чем сто раз воскрешенный солдат.

Шторм приближался к стражнице, выставив вперед левую руку.

Она казалась хрупкой и беспомощной. Но это впечатление было ложным. Ни один живой человек не справился бы с ней без специального снаряжения. Ни боль, ни раны, ни пределы человеческой силы для нее ничего не значили. Эта порода была выведена для одной-единственной цели: нападать до победы или смерти.

Перчатка Шторма слегка коснулась ее руки. Ударил разряд. Шок должен был внести путаницу в ее нервные импульсы и сделать ее послушной.

Средство оказалось не настолько действенным, как он ожидал. Ярости у амазонки поубавилось, но послушной она не стала. Шторм перехватил на себя управление, сорвал с нее инфразвуковые генераторы и потащил ее за собой вниз по ступенькам. Каждые десять минут он пропускал через нее разряд, тратя все больше энергии батарей.

Шторм нервничал. Он терял самое эффективное оружие. Если батареи сядут слишком рано, пленницу придется убить. А ему, чтобы преодолеть следующее препятствие, нужна живая приманка.

Коридор этот, как и все коридоры, тянущиеся от поверхности, выводил в темный, огромный как стадион зал с естественными каменными сводами. Пол был выглажен и засыпан полуметровым слоем песка.

Шторм нагнулся в конце туннеля и подумал, что здесь и находится настоящий вход в Фестунг Тодесангст. Вот здесь и есть истинная охрана. Тут его самое лучшее оружие просто бесполезно – здешний страж по размерам не уступал своей будке.

У Хельги Ди было специфическое чувство юмора и странная точка зрения на вселенную. Ее привратник был пресмыкающимся размером с тиранозавра, пришельцем из мира столь огромного, что здесь он двигался с ловкостью и проворством котенка. Лишь Хельга, растившая это чудовище, с тех пор как оно вылупилось из яйца, и любовно называвшая его «мой щеночек», могла с ним управиться. «Потому что, – говорила она, – он меня любит». Шторм считал, что она вживила в него управляющие электроды.

Питалась эта тварь мясом мозговых доноров и врагов Хельги.

Как средство защиты эта тварь была примитивна, груба и неодолима. И служила точным отражением одной из граней характера Хельги Ди. Использование такого примитива для страховки современнейшей системы обороны – таково было ее представление о шутке.

От рева твари Шторм покачнулся. Уши заболели. Что-то огромное, бесформенное заколыхалось в сумраке пещеры.

Но он пришел сюда не в зоопарк с диковинными зверюшками. Этот предмет – не зрелище, а препятствие. И его нужно сдвинуть с пути или устранить. Шторм достал из монтажного пояса килограммовый сверток и прилепил его на спину пленнице. А потом посветил в глубь пещеры, чтобы привлечь внимание зверя, и швырнул туда амазонку.

Из темноты выскочила огромная чешуйчатая голова, и женщина-скелет тут же исчезла в клыкастой пасти. Желтый глаз величиной с арбуз уставился на Шторма.

Голова взметнулась вверх. Из темноты послышался звук движения огромного тела, неясное шебуршание и хруст ломающихся костей.

Шторма передернуло. Женщина встретила смерть без единого звука.

У Шторма мелькнула мысль: надо было убить Хельгу, когда была возможность.

Он выжидал. Чавканье затихло. Да, Хельга наверняка выбрала чудовище, которое пережевывает пищу.

Зверь взревел. Шторм выжидал. И вскоре зверь захрапел, как действующий вулкан. Шторм подождал еще немного, досадуя на задержку.

Казалось, он провел здесь уж полжизни, а сделать так ничего и не успел. Впереди – крепость.

Шторм рассчитывал, что наркотик подействует сразу, но от долгого хранения он, видимо, выдохся. А примешанный яд был медленным. Чтобы действовать наверняка, приходилось ждать.

Шторм рассчитал дозу так, чтобы, пока он находится внизу, монстр только заснул, а смерть наступила, когда он выберется на поверхность. Вполне возможно, что Хельга следит по мониторам за состоянием своего любимца.

Он прошел три четверти расстояния, отделяющего его от монстра, когда тот, отбросив притворство, стал надвигаться на него, громадный, как древний дредноут из мяса и костей.

Движения его утратили прежнюю легкость. Наркотик все-таки подействовал. Шторм не потерял голову, хотя и чувствовал, как страх стискивает его стальными когтями. Он принял вызов.

Этот бой он репетировал годами. И сейчас действовал автоматически.

Шторм завел руку за спину и стал сближаться со своим противником. Перчатку он поставил так, чтобы ее закоротило в одном мощном выбросе энергии. Огромная голова с саблевидными зубами пошла вниз. Для зверя это движение было медленным, но в субъективном восприятии Шторма – неимоверно быстрым.

Он вильнул в сторону, перчатка мелькнула в воздухе, как когтистая лапа орла. На секунду пальцы Шторма коснулись внутренней поверхности влажных гигантских ноздрей. Перчатка взорвалась. Воздух наполнился едким запахом паленого мяса. Чудище вскрикнуло и, отпрянув назад, со всего размаху плюхнулось на пол, раздирая тупоносую морду когтями.

Шторм пополз дальше. Потом, еще под действием выброшенного в кровь в минуту опасности адреналина, он вскочил с поразительным для человека его лет проворством. И тут же пригнул голову, готовый увернуться от следующего выпада и рассчитывая в этой игре в кошки-мышки добраться до выхода.

Но тварь была слишком занята собой. Она яростно сопела, словно собака, ужаленная пчелой, и терла лапами нос, еще больше раздирая когтями собственную плоть. Увидев, что она уткнулась мордой в песок, Шторм истерически захохотал. И рванулся ко входу.

Неприступные ворота были взломаны. Он проник в Фестунг Тодесангст.

Шторму пришлось остановиться, чтобы овладеть собой, справиться со своими чувствами. Больше всего на свете ему хотелось, чтобы можно было все бросить и вернуться в безопасную тишь кабинета.

Сдаться или нет – безразлично. Он все равно не может победить. Во всяком случае – надолго. Зачем тогда сражаться? Не лучше украсть несколько мгновений покоя, пока не наступило неизбежное?

Но было в нем что-то, не дающее сдаться. И Шторм продолжил спуск, углубляясь в недра Фестунг Тодесангст.

Глубины Мира Хельги были стерильны и безжизненны. Нескончаемые коридоры с безликими металлическими полами и стенами, залитые бело-голубым сиянием. Единственным запахом был слабый аромат озона, единственным звуком – едва уловимый гул. Казалось, он идет по бездействующей, но хорошо сохранившейся больнице.

Жизнь крепости Фестунг Тодесангст была скрыта за этими безликими стенами. Мозги тысяч и тысяч людей. Кубические километры микрочипов и магнитных ячеек, перекачивающих миллиарды мегабитов информации. Мир Хельги стал хранилищем данных о всей человеческой вселенной.

Какие неожиданные тайны здесь хранятся? Какую власть дадут они тому, кто приберет к рукам Хельгу Ди или лишит ее этого достояния?

Неизмеримую. Но ни у кого, даже у Конфедерации, не достаточно сил, чтобы ограбить империю Хельги. Отец ее не раз предупреждал: она скорее вызовет Готтердаммерунг, чем сдаст свои позиции. Любому завоевателю придется тайком деактивировать десятки смертоносных термоядерных зарядов и капсул с ядами, готовых убить мозговую ткань в цистернах. Ему придется деактивировать и Хельгу, к которой сходятся все нити управления.

Для всех Ди эта черта была главной. Что мое – то мое навеки. Торговаться можно только о своем. Вряд ли кому по силам ограбить это семейство, особенно какому-нибудь скупому правительству.

Шторм собрался обокрасть женщину из рода Ди. Самую холодную, самую злобную, самую завистливую из Ди. И это он намеревался сделать с помощью того, что было украдено у него. Самый ценный трофей королевы мертвых будет ее самым уязвимым местом.

Он собирался причинить ей боль и собирался сделать это с радостью.

За много километров от поверхности, в тех глубинах, где скафандру пришлось переключиться с подогрева на охлаждение, он нашел тот терминал.

Терминал, с которого подавались команды небольшой полуавтономной системе, созданной для единственной и жестокой цели – отомстить Гнею Юлию Шторму. Здесь хранилось все, что было известно о Шторме и Железном Легионе. Шторм подозревал, что даже ему не все из этого известно. Сюда приходили любые намеки на информацию, самые далекие отголоски слухов, хоть как-то с ним связанных.

Сюда обращался Майкл Ди, когда разрабатывал очередной план.

Когда-то Хельга была безудержной распутницей и металась от страсти к страсти, выбирая самые странные объекты с отчаянием обреченной. Заточение в бесконечной скуке Фестунг Тодесангст было самой страшной для нее казнью, которую она только могла бы придумать. Но каждая минута работы самой глубокой системы этой крепости давала ей возможность сквитаться, терзая душу Шторма.

Ядром этой системы, ее мозговым центром была дочь Шторма, Валери. Ее встроили в киборга, не лишив при этом индивидуальности. Каждую секунду субъективного, неимоверно растянутого времени, в котором она существовала, Валери осознавала, кто она такая и что с ней случилось.

За это Хельга Ди поплатится жизнью. Когда придет время. Когда момент созреет.

Всякому овощу свое время.

Он долго не сводил глаз с терминала, стараясь забыть на время о том, что душа машины – это его дочь, которую он любил слишком сильно.

Возраст, говорил Шторм, когда об этом заходила речь, не прибавляет мудрости – только опыта, из которого мудрый может извлечь уроки. И даже у мудрейшего есть слепые зоны, в которых он ведет себя по-дурацки и столь непреклонен в своей глупости, что превращает ее в самодельную удавку для себя же.

У Шторма такими зонами были Ричард Хоксблад и Майкл Ди. Он был готов приписать Ричарду любое зло, а брату был готов излишне верить и многое прощать, Когда-то, очень давно, Валери совершила то же самое, что недавно – Поллианна. Она тайно покинула Железную Крепость. Шторм до сих пор не был уверен, но подозревал в этом происки Майкла Ди. Он не знал также, что побудило Валери к бегству, хотя незадолго до этого она часто говорила о примирении с Ричардом.

Воспоминания о Валери наложили отпечаток на его действия в случае с Поллианной. Он очертя голову помчался ее спасать – возможно, не слишком мудро.

Валери полюбила Хоксблада.

Слухи об их романе просочились в Крепость. Шторм пришел в ярость. Он обвинил Ричарда во всех преступлениях, в которых только способен обвинить отец любовника дочери. Майкл организовал их встречу. А Шторм, как самый последний дурак, отрекся от Валери, когда она отказалась вернуться домой.

Он пожалел об этом в ту же минуту, но упрямство помешало ему отказаться от сказанных слов. И еще сильнее пожалел, когда Хельга, обманув собственного отца, похитила Валери и заточила в Фес-тунг Тодесангст.

Бедняжка Валери. Она попала в церебрально-механическое рабство, думая, что отец ее бросил, что он ее хладнокровно разыграл, как карту в игре.

С тех пор Шторм никогда не забывал про Хельгу. Месть, которую он сейчас планировал, была только задатком полной расплаты за его поруганную любовь к дочери.

Они были суровыми, безжалостными и архаичными, все эти Штормы, Ди, Хоксблады и те, кто им служил.

«Хватит!» – приказал себе Шторм. Он и так слишком часто распинает себя на этом кресте. Дрожащей рукой он переключил переговорное устройство на прямой речевой контакт.

– Валери?

Он почувствовал, как взбудоражилось нутро системы, ответившее ему электронным потрескиванием. А потом пришел сигнал, который его прибор преобразовал в вопрос:

– Кто это?

В голосе были обертоны удивления.

Шторм был готов дать лишь один ответ, тот единственный, который не должен был вызвать взрыв злобы.

– Ричард Хоксблад.

– Ричард? Что ты здесь делаешь?

Он почувствовал ее неуверенность, надежду, страх. И покачнулся от удара, подавляя в себя тошноту. Какой-то гнусный червь грыз его внутренности, прорываясь наружу.

Если у них с Ричардом и возможно согласие, то лишь в одном – Хельга должна за это заплатить.

Ричард любил Валери. Эта любовь стала еще одной непреодолимой пропастью между ним и Штормом.

– Я пришел повидаться с тобой. Освободить тебя. И узнать, что Хельга замышляет против меня и твоего отца.

Наступило долгое, тягостное молчание. Шторм уже испугался, что потерял ее окончательно.

– Кто говорит со мной? – раздался ее голос. – Я спала здесь так долго, так спокойно.

Он тут же уловил фальшь в ее словах. Никакого спокойствия для Валери Шторм здесь быть не может. Уж об этом Хельга позаботилась.

– Ричард Хоксблад, – снова ответил Шторм, жалея, что никогда не слышал их интимных разговоров, ласковых прозвищ, которыми они называют друг друга ночью, всех этих милых пустяков, имеющих значение лишь для двоих влюбленных. – Валери, что это за новый комплекс, который я видел по дороге сюда?

Между логовом монстра и камерой Валери он мало что видел, кроме стерильной тишины, но на последних уровнях ему пришлось тихо, как котенку, проскользнуть через зону строительства.

Шторм опасался, что рабочие-зомби заметили его. Очищенные от личностных признаков, они мало чем отличались от роботов. Но кто знает – вдруг этих роботов запрограммировали на фиксацию всех аномалий.

– Это склепы-морозильники для сыновей моего отца. С их смерти моя повелительница начнет свое мщение.

Шторм подавил гневную реакцию.

– Как? И почему?

– Хельга и ее отец решили, что мой отец будет воевать в Черном Мире. А потому хотят взять в плен нескольких моих братьев и держать их здесь, пока бой не закончится.

– Хельга никогда их не отпустит.

– Нет. Но ее отец этого не знает.

– Как это будет сделано?

– Их захватит Майкл Ди.

Шторм вспомнил о мучивших Бенджамена кошмарах. Неужели это истинные предчувствия? Неужели оба близнеца наделены даром пси-контактов и Безликий Человек – это Майкл Ди?

– А как они убьют Бенджамена? – невольно сорвалось у него с языка. И он тут же скривился, будто надавил на больной зуб. Хоксблад не мог знать о подобных планах. И вычислить их не мог бы.

– Кто ты? Ты говоришь не так, как Ричард. В твоих словах столько холода… Он не мог бы… Шторм. Мой отец. Это ты. Только он мог подозревать…

Она была слишком ошеломлена, чтобы поднять тревогу, а может быть – не захотела. Может быть, она отчасти его простила.

– Прости меня, Валери. Я поступил как дурак. Слова застревали в горле. Шторм не привык признавать ошибки.

Теперь он должен был действовать быстро. Наверняка Хельга позаботилась, чтобы у Валери не было от нее секретов.

– Рыжик… прости. – Он должен был это сделать. Узнав о том, что Валери в плену, они с Ричардом согласились, что это необходимо.

Был только один способ освободить Валери Шторм. И никакого другого.

Его плоть от плоти, кровь от крови… Перед глазами все расплывалось. Они были влажны.

Дрожащей рукой он потянулся к большому красному рубильнику в центре терминала. Червь, копошившийся внутри него, превратился в злобного дракона с когтистыми лапами.

А он-то думал, что слишком состарился и загрубел, что такой боли ему уже никогда не испытать.

Всего лишь на какой-то миг он заколебался. А потом снял ручку с предохранителя и резко дернул на себя.

И тут же шлем его наполнился стоном – словно кто-то умирал от удушья. Рука дернулась к переговорному устройству, он заставил ее остановиться. Он должен слушать и запоминать. Потому что этого страшного момента никогда бы не было, не будь он таким идиотом.

Человек должен до конца распробовать горечь собственной глупости, как и сладость собственной мудрости, поскольку мудрость рождается из хорошо запомненной глупости.

Валери умирала.

– Какой покой… – еле слышно пролепетала она. – Папа, скажи Ричарду… Пожалуйста, скажи Ричарду, что я… что я…

– Скажу, Валери. Рыжик. Обещаю тебе.

– Папа… сыграй мне что-нибудь… как раньше. Одна слеза скатилась у него по щеке – он вспомнил мелодию, которой убаюкивал ее в детстве. Шторм снял рюкзак, моля Бога лишь об одном – чтобы инструмент его остался целым после стужи и схватки с часовым Хельги. Он смочил слюной мундштук, потом закрыл глаза и заиграл. Кларнет чуть сипел, но послушно вытягивал мелодию ее детства.

– Вот эту, рыжик?

Безмолвие. Жуткое, кричащее безмолвие смерти.

Страницы: «« 23456789 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Вся беда в том, что его всегда недооценивали. И когда он ликвидировал Француза, и когда убирал Резо ...
Страшно, если уникальное, сверхсекретное оружие, только что разработанное в одном из научных центров...
Убийство дорогой «девушки по вызову» богатым клиентом выглядело вполне банальным. Но… Это убийство б...
Покушение на жизнь одного из лидеров российской политической оппозиции. Результат деятельности `ульт...
Одно убийство, второе, третье… Тихий фешенебельный турецкий курорт становится ареной непонятных собы...
Разведчик заданий не выбирает. На этот раз сыщик суперкласса Дронго отправляется в Багдад. Ему нужно...