Теневая Линия Кук Глен
Он дал волю ярости, заглушающей другое, более глубокое и пронзительное чувство. На одну бесконечную минуту скорбь захлестнула его без остатка. И мелодия оборвалась, уступив место надрывному вою.
Валери была не первой из тех, в чьих жилах текла его кровь и кого он убил. И, быть может, не последней. Но привычность не унимала боль. И плакать бессонными ночами ему придется всегда.
Такого Шторма, Шторма слез, скорби и ярости, не видел никто и никогда, кроме Фриды. Это она обнимала Шторма в моменты, когда он сотрясался от рыданий.
Он взял себя в руки. Есть еще работа. Кое-что он узнал, но нужно торопиться.
Безжизненное лицо Хельги маячило перед ним, пока он выбирался из недр Фестунг Тодесангст. И он шел прямо на него с целеустремленностью убийцы-фанатика.
Раньше он думал, что ненавидит Ричарда Хоксблада. Однако ненависть эта была мимолетной ребяческой обидой по сравнению с тем, что он испытывал сейчас. Эти чувства станут факелом, до конца дней освещающим ему дорогу в кромешной тьме.
Он не спрашивал себя, что привело его в Мир Хельги. Но в том, что он узнал, неявно содержался ответ.
Игра, затеянная Майклом, подходит к концу. Ди шел ва-банк, ставя на карту все, что имеет, чтобы получить то, что хочет. Легион и Хоксблада толкали в Черный Мир, как бойцовых петухов в яму, – на бой и на смерть без воскрешения.
Чем бы ни был одержим Майкл, его мечта вот-вот станет явью. Скоро он получит свое Эльдорадо. Будет война, и война, замешенная на чувствах. Взаимная ненависть постоянно кем-то подпитывается, и Армагеддон неотвратим.
Сумерки Легиона уже близко. Это может означать конец для всех армий наемников.
И Шторм дал обет. Пусть будет война с Ричардом, пусть они оба погибнут. Но они уйдут во тьму, унося с собой победу, которая осветит им путь в Преисподнюю.
Ди спустятся туда вместе с ними. Все до последнего.
Глава 26
2845 год н.э.
Последний снег таял в лесных зарослях, когда Диф решился на повторный побег. Он готовился к нему месяцами. Вначале мальчик положил все силы на то, чтобы убедить Джексона: он окончательно смирился со своей участью. Он старательно делал все, что ему говорили, и ублажал старика даже больше, чем тот требовал. Он не пытался сбежать даже в самых подходящих для этого ситуациях. Он не восставал против жестокого обращения и сексуальных домогательств. Он сносил все молча и терпеливо ждал.
Надев на себя личину заботливости, Диф кропотливо подготавливал свою месть. Осенью он устлал пол пещеры листьями. Когда настали холода и огонь в очаге горел постоянно, он собирал хворост и складывал его в кучи. Запасаясь дровами, он попутно подбирал небольшие камешки с острыми краями и рассовывал их по укромным местам.
В заранее выбранную им ночь Диф начал перетирать веревку острым камнем, изо всех сил стараясь не зашуршать листьями. На это ушло несколько часов. Закончив, он сбежал не сразу.
Зажимая концы перетертой веревки, так чтобы она по-прежнему обвивала шею, Диф поднялся и подбросил веток в огонь. Старик проснулся, как всегда, когда Диф шевелился, и стал ругаться. Диф покорно склонил голову и продолжал работать. Джексон снова захрапел.
Пламя взметалось все выше и выше. Вскоре оно загудело, всколыхнув воздух в пещере.
Возле костра Диф заранее спрятал вещи, которые собирался взять с собой: одеяло из шкур, стальное огниво, сверток с сушеными фруктами. Сейчас он выбросил их наружу.
Джексон проснулся, подозрительный и раздраженный. Он дернул за веревку. Она ударила его по лицу. Старик тупо уставился на обтрепанный конец.
Диф схватил рогатину и передвинул костер к сухим, рассыпающимся листьям. Потом отпрыгнул и опрокинул здоровенную кучу хвороста, тщательно сложенную для такого случая. Ветки полетели в огонь. В ту же секунду пламя охватило их, взметнулось вверх и громко загудело.
Диф опрокинул остальные кучи.
Испуганный и разозленный старик соскочил с кресла и хотел было броситься к выходу, пока огненная завеса не стала непроницаемой.
Диф сбил его наземь брошенным камнем.
Его рукой двигала сила ненависти. Камень ударил Джексону в грудь с такой силой, что послышался хруст ребер.
Джексон поднялся и снова бросился к нему. Но ловушка уже захлопнулась – ему пришлось отступить.
Диф с наслаждением наблюдал, как Джексон вопит и приплясывает в огне. В конце концов, обезумев от боли, старик снова ринулся через завесу огня и, выскочив с другой стороны, пополз, извиваясь всем телом, к своему мучителю.
Отступая каждый раз, когда Джексон подползал ближе, Диф собрал вещи, но не уходил, пока Джексон не умер.
Впоследствии, вспоминая об этом эпизоде, он не испытывал никаких чувств. Это была даже не казнь – просто избавление от мерзости.
А потом он направился в деревню.
В пещере Дифу словно отсекли часть души, оставив на ней глубокий рубец. Он потерял способность испытывать подлинные чувства, присущие простым смертным, и превратился в ужасного монстра, прагматичного, начисто лишенного совести и сострадания. Отныне он будет лишь по необходимости симулировать эти свойства характера, словно принимая защитную окраску, уверенный, что точно так же поступают и остальные. Только собственные прихоти, фантазии и ненависть будут иметь для него значение. А окружающих он будет рассматривать лишь как объекты для своих манипуляций.
Диф решил действовать именно в эту ночь, потому что вождь приговорил Эмили к заточению в яме еще на одну неделю, дав возможность вызволить девочку, не забираясь к нему в дом.
Вход в деревню сторожил часовой – жители опасались ночных набегов соседних племен. Диф застал часового спящим, осторожно прополз мимо и направился к хижине вождя, выбирая самую непроглядную тень.
Яму, где сидела Эмили, прикрывала крышка из шкур, натянутых на деревянную раму. Диф убрал камни, придавливающие крышку, и сдвинул ее в сторону, а потом лег на живот и прошептал:
– Эмили! Пора! – В яме была непроглядная темень, но по испуганному дыханию, доносившемуся из глубины, Диф понял – девочка не спит.
Рядом храпело какое-то животное из тех, что жители деревни обратили в своих рабов. Оно чуяло Дифа, но шума поднимать не стало. Похоже, оно не собирается выдавать мальчика.
– Эмили! Пойдем! Это я – Диф. Из ямы опять никто не отозвался.
– Пойдем! – Время уходило, и тратить его на испуганную рабыню было некогда. Диф свесился вниз и попробовал на ощупь ухватить ее за волосы. Но яма была слишком глубока.
– Пойдем, девочка. Давай мне руку. Надо нам поторапливаться.
И тут она всхлипнула.
Диф знал, что девчонка немало выстрадала, но вряд ли больше, чем он. Что же с ней такое? Неужели этих животных так легко сломить?
– Руку! – рявкнул он шепотом, снова нагибаясь. И почувствовал, что девочка ухватилась за него. Он уперся и потянул. Извиваясь и хныча, голая девчонка вылезла из ямы.
«Ну и что дальше?» – спросил он себя. Без одежды она ни холода не выдержит, ни по лесу бежать не сможет – ее кусты раздерут.
– Добудь себе что-нибудь из одежды, – приказал он, показывая на хижину вождя. Она замотала головой.
– Живее! – прохрипел Диф. И снова качание головой.
– Да иди же, черт бы тебя побрал! – Диф больно ущипнул ее за голую ягодицу. Девочка тихо пискнула и скрылась в доме.
Диф пригнулся возле хижины, закусив губу, ловя за дальними холмами признаки надвигающегося рассвета.
Они таки подняли шум. Не услышал ли кто-нибудь?
В урчании животного уже слышалось любопытство. Не будь оно заперто в клетке, давно бы уже отправилось посмотреть. В лесу то и дело фыркали, стрекотали, ухали какие-то ночные твари.
А с ними как быть? Он не слышал, чтобы в местных лесах водились крупные хищники. Однако это не значит, что их там нет. Он знал о Префектласе только то, что видел собственными глазами. А Джексон немногое дал ему повидать.
Наконец девочка вернулась, завернутая в меха.
– Это одежда Юлоа, – прошептала она. Девочка обворовала сына вождя.
Диф хмыкнул едва слышно, стараясь скрыть свою тревогу.
– Пора нам отправляться. До рассвета совсем чуть-чуть осталось.
– А куда мы пойдем?
Диф и сам не знал. Его планы не простирались дальше того, чтобы вытащить девчонку из ямы. Его знаний об этом мире было недостаточно.
– Вернемся на станцию, – ответил он ей. И пошел, прежде чем она успела что-либо возразить. Идти куда-нибудь, лишь бы выбраться отсюда. Помедлив какое-то мгновение, девочка двинулась следом.
Часовой пересел на другое место, но уже опять спал. Они осторожно прокрались мимо.
Пройдя с сотню ярдов, Диф остановился. Он не знал дороги. Направление – да, но не дорогу.
Гордость не позволяла ему сознаться в своем неведении перед животным. Он пошел дальше, пока Эмили не успела ни о чем спросить.
Часом позже, когда они продирались сквозь густые заросли вверх по крутому склону, она спросила:
– Почему бы нам не пойти по тропе – вон по той? – И добавила, задыхаясь:
– А то потеряем время. За нами ведь скоро пустятся в погоню.
Диф нахмурился. Похоже, эта девчонка замучит своей трескотней.
Хотя что здесь такого – она ведь может высказать свои соображения? Тем более что ничего при этом не навязывает.
– Ладно, может быть, ты и права.
Они двинулись в направлении, выбранном девочкой. И наткнулись на узкую тропинку. Теперь все пошло легче. Лесная опушка показалась, когда рассвет уже принялся энергичными мазками перекрашивать темно-синие облака в малиновый и золотой цвет.
– Здесь мы отдохнем, – сказал Диф, привалившись спиной к подножию огромного дерева. Два гигантских корня стали на несколько минут подлокотниками его трона.
Впереди простиралась равнина, расчищенная Норбонами во время первой экспедиции на Префектлас. Теперь она стала безжизненной, если не считать навозных жуков да утренних птиц, скачущих за насекомыми. На месте норбонского комплекса лежала груда развалин. Даже их дом – настоящую крепость – и то сровняли с землей. Трава и мох зеленели на обугленных руинах.
От других построек осталось и того меньше. Космические пехотинцы поработали на славу.
А потом ушли, даже не оставив поста. Черные проплешины, выжженные их штурмовыми кораблями, уже едва проглядывали под молодой порослью.
Он смотрел и размышлял. Что он здесь забыл? Позади не было ничего, кроме мучений и смерти. Нужно идти дальше.
Куда? Любые животные из тех, что обитают поблизости, станут обращаться с ними ничуть не лучше, чем те, от которых они ушли. А что, если они забредут в район, где орудуют люди Конфедерации? Девчонка тут же его выдаст.
Но завтра – это завтра. Сейчас – сегодня. Проблемы надо решать, когда они возникают. Сейчас надо идти.
– Диф, не стоит здесь задерживаться. Наверняка нас уже хватились.
Диф встал и пошел к развалинам. Кто знает – вдруг там найдется что-нибудь полезное?
Солнечный диск уже показался одним краем, осветив горизонт. Они шли по узкой тропинке между десятков скелетов и беспорядочно разбросанных костей – здесь уже поживились мародеры. На костях болтались обрывки сангарийской одежды. На одном из маленьких скелетов с размозженным черепом Диф увидел нарядные светлые панталоны, в которых выводили в свет Дарвона в'Пафа.
Диф постоял возле останков своего заклятого врага. Не так должен умирать наследник Семейства.
Он искал место, где была кухня, – здесь он в первую очередь рассчитывал найти что-нибудь полезное.
Около часа он рылся в обломках. Без толку. Руины обобрали так же чисто, как и кости сангарийцев. Эмили сказала, что жители окрестных деревень хлынули сюда, едва ушли пехотинцы.
Диф вернулся с покореженной алюминиевой чашкой и кухонным ножом без ручки. И то, и другое он отдал Эмили. А себе оставил остроконечный осколок стеклостали длиной около фута. Такой можно насадить на древко или приделать к нему рукоятку.
Сходил и к месту бывшего арсенала, в надежде, что там завалялось хоть какое-нибудь оружие. Но налетчики побывали и там и все разграбили. Ему досталась лишь бутыль с охлаждающей эмульсией для лазерного орудия, которую он решил приспособить под флягу.
В тот момент, когда он выливал жидкость из бутыли, девочка вскрикнула и, запрокинув голову к небу, замахала руками, прислушиваясь к слабому стрекотанию.
Вертолет Конфедерации летел к югу. Диф упал возле валуна и потянул за собой Эмили. Она визжала и брыкалась.
Патруль растаял в глубине неба. Диф помог Эмили подняться с земли.
– Зачем ты это сделал? – накинулась на него Эмили. – Они бы нам помогли! То есть… меня бы могли с собой забрать.
– Ты – Норбон, – ответил Диф. Он отвернулся. Задумчиво поковырял ногой щебень, что-то припоминая.
Он провел на Префектласе около недели до прилета рейдеров. Не такой уж долгий срок, но достаточный, чтобы полюбить всей душой станцию и людей, работавших на ней. В первый раз он вырвался за пределы Метрополии, и потому от всего здесь отдавало романтикой. Особенно от старика Рафу.
Что теперь стало с зоотехником? Он был настоящий мужчина. Наверняка утащил за собой в могилу достаточно животных.
– Нам пора, Эмили. Нужно уйти с равнины, пока следы не выведут их сюда. – Он направился в ту сторону, куда только что улетел вертолет. Им оставалось лишь одно – все время продвигаться на юг.
Сейчас он не готов к борьбе с завоевателями Префектласа, но, когда будет готов, он должен быть возле их главной базы. Диф догадывался, что их штаб-квартирой стало имение Сексонов. Оно – самое обширное на этой планете, самое удобное для обороны, с лучшими системами связи. Идеальный плацдарм для оккупантов-людей. Совсем поблизости расположен главный космопорт планеты с доками, пригодными для обслуживания самых тяжелых лихтеров.
Вот его конечная цель. Только попав туда, он сможет покинуть планету.
Оставалась лишь маленькая проблема. До имения Сексонов было больше тысячи миль.
Путь этот занял у подростков три года. Их странствия перемежались с периодами рабства такого же беспросветного, как и в первый раз. Перенесенные тяготы соединили их прочнейшими межэтническими узами, срастили в единый организм, отчаянно борющийся за выживание.
У Эмили пропало всякое желание покинуть его или выдать своим.
Они прибыли на место, и потянулись тягостные годы. Они попрошайничали. Перебивались случайными заработками. Их насильно запихивали в школы и приюты. В конце концов Эмили устроилась уборщицей в офис Префектласской Корпорации. И они выжили. А Диф почти забыл прощальное напутствие отца.
А когда им было шестнадцать, произошло нечто невероятное – Эмили забеременела.
Мир Дифа соскочил с привычной оси. Диф пробудился от летаргии и стал думать о том, о чем раньше не приходилось. Ему не под силу вырастить ребенка. Но он – сангариец. И у него есть обязанности по отношению к этому малышу, хочет он того или нет.
В это время работа Эмили свела ее с президентом корпорации. Тот увлекся девочкой и стал добиваться ее благосклонности мелкими подношениями.
После долгих, мучительных размышлений Диф решил самоустраниться. Да, за Эмили ухаживал человек, руководивший нападением на его семью. Именно по его приказу пехотинцы сеяли смерть на норбонской станции. Этот человек – его самый заклятый враг. Но этот же человек – единственная надежда для его будущего ребенка.
Сангарийцы всегда гордились своим прагматизмом.
– Ступай к нему, – сказал Диф Эмили. – Пусть он станет твоим мужчиной. Не спорь. У него есть то, что тебе нужно. Вчерашний день уже позади. А завтра мы оба начнем новую жизнь.
Она сопротивлялась. Она дралась с ним. Она плакала.
Диф вытолкал ее из лачуги и удерживал дверь до тех пор, пока она не ушла прочь. А потом привалился спиной к косяку и зарыдал.
Глава 27
3031 год н.э.
Братья Дарксорд походили на штатных архивариусов. С лица их не сходило выражение оскорбленной невинности – словно столкновение с реальным миром неизменно заканчивалось для обоих увесистой оплеухой. Эти кудесники, правившие в банке информации, выглядели легкой добычей для ужасных монстров, рыскающих в человеческих джунглях.
Оба – худосочные, низенькие, с вытянутыми лицами и водянистыми глазами. Бледные, с волосами столь редкими, что их впору заносить в Красную книгу. Гельмут предпочитал носить пенсне. Вульф, более решительный, исправил зрение хирургическим путем.
Два суетливых человечка, которые просто не способны оставаться в неподвижности. Первое, что бросалось в глаза стороннему наблюдателю, – это их пристрастие к трагическому заламыванию рук: любой, даже самой мелкой неприятности коротышки ожидали с трепетом старой девы, приговоренной к участию в разнузданной оргии.
Они так долго играли на публику, что сами вжились в образ.
На самом же деле они состояли из стали и льда в такой же степени, как Кассий или Шторм. Прикажи им тогда Шторм, и они не задумываясь, без всяких угрызений совести прикончили бы эмиссара горнодобывающей компании. Ослушание было для них незнакомым понятием.
Это были старые, слаженно действующие, неотвязные убийцы.
Их жизни, их чувства, их пристрастия вот уже на протяжении двухсот лет имели один центр притяжения. Они неотступно шли за Борисом Штормом еще будучи мальчишками, в старом Палисарианском Директорате. Вместе с ним учились в военной школе и вступили во флот Конфедерации, вместе с ним основали Префектласскую Корпорацию. Когда Улант начал войну, вместе с ним вернулись на службу, а затем помогали формировать Железный Легион. После смерти Бориса оба стали верой и правдой служить его сыну.
Они родились на Старой Земле и хотя еще в юности ее покинули, но планета-мать дала им достаточно суровых уроков в худших трущобах Европы.
Лишь две вещи имели значение в этом мире. Примкнуть к банде, у которой самые большие пушки. И служить ей с абсолютной преданностью до тех пор, пока она отвечает тебе взаимностью.
Два столетия чуть подправили эту истину. Теперь им уже не уйти из Легиона, найдись даже у кого-то пушки побольше. Время от времени кто-то из них вспоминал, что, судя по некоторым признакам, пора выходить из игры. Но ни один, ни другой ничего для этого не предпринимали. Братья продолжали служить Шторму с непреклонностью законов природы.
Шторм оставил их командовать в Крепости. Как утверждал Вульф, сам факт его отсутствия создал столько проблем, что под их бременем и святому недолго спутаться с дьяволом.
Дарксорды были весьма занятными существами еще в одном смысле. Они были из редкой породы истинно верующих в эпоху неверных. Только они сами понимали, как их действия совмещаются с христианскими заповедями.
Майкл Ди был оживлен как кипящая ртуть. Поллианна, вынужденная в присутствии Люцифера соблюдать хоть какую-то осторожность, теперь, кажется, задалась целью дать работу всем действующим мужским членам в Крепости. Имя ее стало излюбленным предметом грубых шуток.
Не прошло и двух дней после отбытия Люцифера, как она снова затащила к себе в постель Бенджамена, да еще с такой беспечностью, что об этом узнала вся Крепость. И теперь Фрида напоминала вулкан перед извержением.
Традиционные нормы морали мало что значили для обитателей Железной Крепости, но здесь старались избегать ненужных трений между собой.
Поллианну же, казалось, это нисколько не волнует. Она пошла вразнос чуть ли не сознательно.
Заключались пари. Взбесится ли Люцифер после возвращения настолько, чтобы повторить недавнее кровопролитие? А может быть, жена Бенджамена решит, что с нее довольно, и отрежет ему яйца? Такая взрывоопасная обстановка как нельзя лучше подходила для планов Майкла Ди.
Приготовления к экспедиции в Черный Мир затянулись. У Легиона не было снаряжения для боевых действий в безвоздушной среде. Для действий в отравленной атмосфере – было, но не для безатмосферных планет.
Оставалось утешаться тем, что Ричард Хоксблад наверняка бьется над той же проблемой.
Увлечение Фриды оккультизмом к этому времени уже приняло форму легкого помешательства. Она проводила долгие часы, запершись с мадам Андор, окончательно уверовав в вещий характер ночных кошмаров Бенджамена. В своих попытках уберечь сына от беды Фрида стала просто невыносима. Она то и дело ощупывала Бенджамена, чтобы убедиться: защитный костюм на нем.
Шашни с Поллианной были для него единственным убежищем и единственной защитой от невыносимой материнской опеки.
В войсках началось брожение, которое можно было объяснить лишь одной причиной – присутствием Майкла Ди. Разного рода слухи буквально наводнили казармы. То и дело вспыхивали потасовки, доходило и до поножовщины. Вражда между различными ротами и батальонами уже не имела ничего общего со здоровым духом соперничества.
Вот уже десять дней, как Шторм оставил Крепость, и его уравновешивающего воздействия явно не хватало.
Отчаявшиеся Вульф и Гельмут предписали всем, кто свободен от вахты, являться в спортивный зал для изнурительных тренировок. Измученные бесконечной муштрой, легионеры уже не выказывали в стычках прежнего пыла.
Вульф не отставал от Гельмута ни на шаг. Зайдя в спортивный зал, он пробурчал:
– Достаточно этому паразиту просто побыть здесь, чтобы все изгадить. – Он показал на Майкла Ди. – Ты только посмотри на него. Расселся, будто Соломон на троне.
Гельмут кивнул, соглашаясь.
– А интересно, поднимет кто-нибудь шум, если выкинуть его через шлюз?
– Не раньше, чем полковник вернется домой. Ух ты, погляди-ка! И Поллианна здесь. Не пособишь мне с ней?
Поллианна застыла у входа в зал, оглядывая людей, обступивших Ди. А потом ее похотливые глаза остановились на Майкле и внезапно загорелись ненавистью.
Рядом с Бенджаменом стояли Гомер и Фрида. Увидев Поллианну, Фрида сделала ей знак подойти. Бенджамен руководил тренировкой. Солдаты выполняли упражнения без энтузиазма.
Майкл молча смотрел, не чувствуя обжигающего взгляда Поллианны. С лица его не сходила задумчивая улыбка.
– Ты сам с ней разберись, – процедил сквозь зубы Гельмут. – Ас меня довольно будет Бенджамена и Ди. – В голосе его сквозило такое отвращение, словно Вульф предложил поплескаться в сточной канаве.
При приближении Вульфа Поллианна, к его удовольствию, густо залилась краской. Видимо, она заметила на его лице признаки надвигающейся бури.
Кассий, с его механическим голосом и полным отсутствием эмоций, был единственным человеком, которого боялась Поллианна. Тех, кто побывал у нее в постели, она бояться переставала.
Поллианна уже не раз делала авансы обоим Дарксордам. Но ни тот, ни другой не клюнули. И потому их Поллианна тоже иногда побаивалась. Сейчас Вульф старался выглядеть угрюмым, как пилот-камикадзе. На то, что он собирался сделать, требовалась определенная решимость. Распущенность Поллианны озадачивала и пугала его.
– Пойдем-ка прогуляемся! – резко сказал он, схватив Поллианну за руку. Она вздрогнула. Оказалось, что Вульф гораздо сильнее, чем кажется на вид, и хочет, чтобы она это поняла.
– Заруби себе на носу, – процедил он сквозь зубы, подталкивая ее вперед по коридору. – Играть в игры Майкла Ди здесь можно только Майклу Ди. И ему все сойдет с рук – у него есть индульгенция от самого Шторма. А у тебя нет ничего. Ты – всего-навсего одна из невесток.
Слова Поллианны застряли у нее в горле. Его гнев обрушился на нее, как захлестнувший волнорезы вал, и смыл все, что она хотела сказать.
– Я мог бы посадить тебя под арест. Я так и сделаю, если ты не станешь вести себя как монашенка. Держись подальше от Бенджамена. И Гомера. Я видел, как ты к нему клеишься. Если захочешь снять штаны, сделай это лучше для Люцифера. Ясно тебе? А если вздумаешь поиграть, обзаведись лучше колодой карт. Потому что эту игру мы хорошо знаем – еще с тех времен, когда твоя бабушка наложила в свой первый подгузник.
Они уже подходили к каюте Поллианны. Вульф протолкнул ее внутрь.
– Так вот, девушка: еще один номер, и не выйдешь отсюда до возвращения полковника. Это я тебе обещаю.
У Поллианны чуть отлегло от сердца. И Вульф это сразу же почувствовал.
– Тебе кажется, что ты его знаешь? Да? Ошибаешься. Для него Легион всегда на первом месте. Человек, которому приходилось убивать собственных детей, не задумается отправить в Мир Хельги любительницу, решившую поиграть в игры Ди. И в таком же виде, в каком отправил эту собирательницу железок.
Он настолько непоколебимо верил в своего командира, что заразил своей верой и Поллианну. Вульф оставил ее, надеясь, что ее хорошо проберет страхом и она ужаснется, что связалась с такими страшными людьми.
Гельмут подошел к небольшой группе, наблюдавшей за тренировкой. Он был лишь чуть менее отталкивающим, чем его брат. Улыбка на лице Ди стала неуверенной. Теплая аура обаяния Бенджамена рассеялась. Гомер повернул к нему свои незрячие глаза, мрачные и бездонные, как глаза смерти. Во взгляде Фриды промелькнула настороженность.
Фрида была костлявая пышноволосая блондинка, похожая на своего отца, но без его уверенности в себе. Ее встревожила решимость, проглядывавшая в походке Гельмута. Гнея Шторма она понимала и умела с ним справляться. Отцом тоже могла манипулировать. Но Дарксордов ей так и не удалось прибрать к рукам.
А братья любили производить такое впечатление. Гельмут плюхнулся в пустое кресло с видом, явно не предвещавшим ничего хорошего, и медленно обвел взглядом зал.
– Капитан Цейслак! Руководите занятиями. Бенджамен, я нашел для тебя дело. Будешь проводить тренировки в вакууме. Начнешь завтра, после утренней поверки. Свяжись с Вонгом – он даст тебе программу тренировок.
Они друг друга поняли. Бенджамена решили убрать от греха подальше. На проведение тренировок в вакууме потребуется не одна неделя.
У человека, когда он остается один на один со своими мыслями в космическом скафандре, достаточно времени на раздумья. Именно этим руководствовался сейчас Гельмут.
– Но ведь он может… – начала было Фрида.
– Пораниться? – перебил ее Гельмут. – Чушь. Снаружи для него сейчас безопаснее. Он ведь не самоубийца, правда? – Гельмут бросил взгляд на Майкла Ди и скривил губы в ядовитой усмешке.
Бенджамен покраснел.
– А как же несчастные случаи?! – У Фриды уже начиналась истерика.
– Успокойся, мама, – сказал Гомер язвительно. – У тебя ведь останется еще один предмет обожания – это я.
Фриду передернуло. Стараясь скрыть свои чувства, она улыбнулась – якобы виновато.
Мертвые глаза Гомера смотрели вниз. Он все прекрасно понимал – даже мать выражает ему любовь лишь по принуждению.
– Несчастные случаи? Ну конечно, без них не обходится, – процедил Гельмут и снова посмотрел с улыбкой на Ди. – Я в свое время размышлял на эту тему и пришел к выводу: несчастные случаи похожи на мутации. Один из очень многих бывает благоприятным. Мы с Вульфом как раз только что говорили о таких возможностях.
Теперь от улыбки Ди не осталось и следа. До него дошло. Он увидел следы, оставленные на лице Гельмута мучительными сомнениями. И с вдруг проснувшейся наблюдательностью Ди понял: Гельмут принял решение. Его слова, пусть и не прямо, но утверждали, что впредь он не намерен отождествлять интересы Гнея Юлия Шторма с интересами Легиона. Намек, что они с братом готовы убрать Ди, означал революцию в умах, которая грозила распространиться на всю организацию. Когда даже комнатные собачки вдруг встают на дыбы и ощериваются…
А Гельмут сидел рядом и улыбался, словно читая мысли Майкла.
Фрида все продолжала причитать, и в конце концов Гельмут взорвался.
– Вам не по душе мои приказы, мадам? Жалуйтесь полковнику, когда он вернется. А пока что прошу помолчать.
Так сурово он еще не выговаривал ни одной женщине. Фрида заткнулась. Шторм всегда вставал на сторону того, кого наделил властью проконсула.
Высказав все, что хотел, Гельмут отправился будить Терстона Шторма. Терстон – вот его верный помощник. Вначале ему поручили единственную задачу: стеречь Майкла. Но по мере того как напряжение нарастало, Дарксордам пришлось переложить на него часть своей нелегкой ноши. Теперь все трое несли дежурство по шестнадцать часов. Пока один из них спал, двое других отбивали наступление хаоса.
– Он сегодня на редкость дружелюбен, а? – заметил Майкл, когда Гельмут удалился. – Такой на свадьбе уныние наведет. Отправит жениха на работу раньше, чем пир начнется.
В словах его таился тонко рассчитанный намек, но Бенджамен, не заметив этого, тут же попался в ловушку.
– Пир, говоришь? А что, неплохая мысль, Майкл. Пора нам всем немного встряхнуться. Устрою-ка я отвальную.
Майкл кивнул, улыбаясь.
Стараниями Бенджамена атмосфера на вечеринке постепенно становилась все более веселой и непринужденной. Несколько глотков спиртного помогали молодежи забыть о гнетущем чувстве, так внезапно и совершенно необъяснимо овладевшем всеми в последнее время. Все чаще в зале раздавались чьи-то неуверенные смешки.
Мать Бенджамена держалась в тени, угрюмая, словно старый ворон. Она с самого начала встретила идею в штыки – что-то ей не нравилось. Но Бенджамен остался непреклонен. Даже мадам Андор не удалось его переубедить. Материнская опека порядком ему опротивела. И Бенджамен решил: довольно с него непрошеных спасителей.
Порой в своем упрямстве он нисколько не уступал отцу.
Теперь Фрида просто места себе не находила. Где же ее муж и отец? В Крепости черт знает что творится, а они там гоняются за какими-то женщинами или еще что-то в этом роде.
Ди разглядывал гостей с презрительной, насмешливой улыбкой.
Терстон Шторм занял наблюдательный пост возле двери. Этот мрачный рыжеволосый детина казался совершеннейшим простачком, неспособным даже на самые примитивные хитрости. Однако внешность его была обманчивой. Это был опасный человек.
Терстона не включили в список приглашенных, поскольку считали его слишком шумным и необузданным. Он хоть и обиделся, но не допускал даже мысли, что можно забыть о своих обязанностях и присоединиться к гостям. Сейчас он стоял на пороге, скрестив руки на груди, ни на минуту не отрывая взгляда от Майкла Ди, сжимая игольчатый пистолет, казавшийся игрушкой в его огромной ладони.
Терстон оставался загадкой для всех. Он казался совершенно бессодержательным существом, одной лишь видимостью человека. И это так же настораживало, как и пустота Поллианны Эйт. К тому же его видимые оболочки сменялись, противореча одна другой. Изредка он казался отражением своего отца, но большую часть времени он выглядел тем, за кого его и считали: здоровенным, туповатым, довольным собой и жизнью парнем, который всегда пьет, как в последний раз, ест за четверых, любит прихвастнуть, поспорить и во всем идет напролом. Словом, обычная гора мускулов, лишенная мозгов.
Вульф не пришел на вечеринку, сославшись на занятость. Обиженная Поллианна отсиживалась в своей каюте. Гельмут спал. Все остальные явились.
Бенджамен великолепно смотрелся в форме собственного покроя. Правда, отец вряд ли бы его одобрил – для легионера такой мундир выглядел слишком щегольским. Бенджамен и сам уже не рад был, что устроил этот маскарад. Лишь защитный костюм, выпиравший из-под мундира, немного убавлял ему помпезности.
Это были лучшие доспехи из всех существующих. Лучевое оружие лишь подпитывало его щиты. Все, летящее на высокой скорости, рассыпалось, попав в силовые поля. Эти же поля блокировали и отбрасывали назад любой металлический клинок. А если становилось совсем жарко, он мог наглухо застегнуться и жить долгое время на собственном воздухе, воде и питательном растворе. Никто не мог к нему прикоснуться. Мать то хвасталась перед всеми, что теперь Бенджамен совершенно неуязвим, то вдруг пугалась мысли, что он и в костюме найдет свою погибель.
А Бенджамен придумал новую игру. Он заставлял друзей по очереди стрелять в него, рубить и колоть ножами. Они изодрали в клочья его форму, но не оставили на нем даже царапины, рассмешив его до слез.
Бенджамену просто хотелось пощекотать нервы матери.
Гомер, как всегда отторгнутый обществом из-за своей слепоты и уродства, сидел в полном одиночестве и размышлял. Что ему за дело до этой вечеринки, до этого звонкого женского смеха – красавицы всегда льнули к легионерам. Наверное, это опять над ним насмехаются. Все женщины над ним потешались. Даже эта чокнутая Поллианна. Наверняка она и соблазняла его с единственной целью – еще раз над ним посмеяться. А Фрида – эта сучка, назвавшаяся его матерью… Она ведь только об одном и мечтает – спихнуть своего сына куда-нибудь подальше, чтобы не краснеть за него. Конечно, она строит из себя любящую мать, но его ведь не проведешь – во время озарений он все отчетливо различает.
Никто не хочет его понять. Никому нет до него дела, кроме Бена, его отца да еще этого чудака Мауса, самого молодого из братьев. А отца он никогда не простит за то, что по его милости появился на свет. Наверняка с его властью и деньгами он мог бы что-то сделать. Хотя бы дать ему зрение. Исправить хирургическим путем его физические недостатки…
Он знал, что отец предпринимал такие попытки. Но человек в приступе отчаяния редко внимает разумным доводам.
Иногда Гомер, дойдя до полного исступления, начинал ненавидеть Гнея Юлия Шторма.
– А ты что приуныл, Гомер? – раздался вдруг рядом чей-то голос, заставив его вздрогнуть. В голосе этом слышалось больше сочувствия, чем ему приходилось слышать. А уж он-то умел извлекать преимущества из людского участия.
Странно – он даже не почувствовал, как говорящий к нему приблизился. Глаза его мертвы, но зато другие органы чувств обострены до предела. Неужели к нему подкрался призрак?
– Кто это? – Он не узнал голоса.
– Майкл.
Ну конечно. Он должен был догадаться по этой вкрадчивой манере, этой привычке говорить разными голосами.
– Что тебе нужно?
– Ничего, просто хотел тебя подбодрить. А то в Крепости как-то совсем тоскливо стало.