Праздник в Римини Лукашенок Игорь

Праздник в Римини

итальянская повесть

Воспоминания о Римини… Rimini – слово, состоящее из палочек, шеренга солдатиков. Не знаю даже, как объяснить поточнее. Римини… сочетание чего-то смутного, страшного, нежного; и это могучее дыхание, этот распахнутый пустынный простор моря…

Федерико Феллини

… Фауста смиряется, словно способная девочка, ставшая послушной и сообразительной после нескольких лет работёнки по найму в салоне «Марью-мод». Вот она забирается на кровать и становится на четыре конечности. Вот заводит руку назад и приподнимает завесу халата, являя впечатляюще зрелище – огромный белоснежный зад…

Альберто Моравиа

На электронном экране идёт чёрно-белое кино. Женщина с чёрными волосами и громкой неостановимой речью ходит в короткой юбке между колоннами. С балкона на неё с вожделением смотрит пятидесятилетний маменькин сынок, а из-за угла её фигуру пожирает взглядом молодой разносчик пиццы. Женщина говорит со своим мужем, который смущён и ежеминутно поправляет галстук. В кадр то и дело залетают звуки большого города. Маменькин сынок начинает громко петь, разносчик пиццы поглаживает низ живота и смотрит ещё похотливее. Женщина продолжает отчитывать мужа, встряхивая роскошной чёрной шевелюрой. Она уже заметила притаившегося за углом разносчика и знает, что балконная серенада маменькиного сынка адресована именно ей. От этого знания речь женщины становится более выразительной, взмахи руками делаются плавными, а в глазах появляется чувственный блеск….

*******

Все события моей жизни, как, полагаю, и любой другой, возникали сами по себе, без какого-либо осознанного усилия. Да и сам я, скорее всего, являюсь продуктом произвола неведомых сил. Восхищаясь этим обстоятельством и благословляя великую тайну жизни, я постараюсь вспомнить для себя и вас одну историю, случившуюся со мной в Италии. В этой стране, куда я надеюсь вернуться с одной очень важной целью, мне впервые довелось побывать летом 200X года.

– Моя мама хочет, чтобы мы на десять дней полетели в Италию, – шепчет мне на ушко изрядно вспотевшая от тридцати минут страстной любви подруга.

– Италия… Но зачем нам туда лететь? Можно поехать на дачу или купить билет до Туапсе.

– Милый, ты не понимаешь… В Италии так красиво…

На самом деле, я очень хотел побывать в Италии. Я начал любить её после фильмов Феллини. Посмотреть их мне посоветовал знакомый университетский преподаватель. Сначала я увидел «Сладкую жизнь», потом «Ночи Кабирии»… Что-то проснулось во мне после контакта с этими картинами. Чувственность, наивность, непредсказуемость их героев была мне глубоко близка. В памяти всплывали эпизоды сельского детства. Особенно хорошо помнились долгие летние вечера, загорелые колхозницы, шумной толпой идущие доить коров, золотые августовские поля, сильные грозы, звуки далёкой охоты… Это был мой личный неореализм, мои таинственные отношения с большим миром.

Конечно, подруга, в квартире которой я жил и за счёт которой посещал время от времени заграницу, не знала про мою доморощенную метафизику. Италия манила её морем, солнцем, страстными мужчинами и возможностью без конца фотографировать аппенинскую красоту.

Диплом юриста, считавшийся в те далёкие времена престижным, ничуть не грел мне душу. Я уже знал, что не пойду ни в помощники судьи, ни в адвокаты, ни в простые юридические консультанты. Меня могла соблазнить, разве что, роль правозащитника, но, поразмыслив как следует, я забраковал и этот вариант. Не зная точно, чем буду заниматься в дальнейшем, я решил поступить в аспирантуру. Учёная степень, думал я, обеспечит меня хорошим социальным статусом и сносной зарплатой. О большем я тогда не загадывал и, честно говоря, решил как можно меньше беспокоиться о своём будущем.

Факт состоит в том, что будущее заботится о нас само. Италия вызрела на моём горизонте вполне закономерно. Быть может, для того, чтобы я написал эту повесть или побывал в музее Феллини…

Самолёт зелёного цвета быстро доставил нас в Рим. Прохождение таможни слегка затянулось, и подруга с раздутым мочевым пузырём жаловалась мне на медлительность итальянцев. На выходе из аэропорта царила суета. Вечный город, больше походивший на цивилизованную деревню, бибикал, звенел, кричал, торговал, переглядывался и бездельничал под вездесущим южным солнцем. То тут, то там неспешно расхаживали статные карабинеры и посматривали на красивеньких туристок из разных стран. Таксисты предлагали свои услуги приезжим по тройному тарифу.

Потом нас посадили в большой чёрный автобус и повезли на обзорную экскурсию. Рим был залит июньским солнцем. Древние здания чередовались с новостройками, и первые ничем не уступали вторым. Наш гид, пятидесятилетняя надменная блондинка, в молодые годы вышедшая замуж за итальянца, рассказывала о достопримечательностях столицы с лёгкой иронией. Часть группы намерилась её слушать, остальные туристы крутили головами, стараясь нахватать побольше уличных впечатлений.

Нашими попутчиками оказались зажиточные представители среднего класса. Среди них были менеджеры, риэлторы, стоматологи, юристы и даже пара товарищей из оборонной промышленности. Их всех объединяло внешнее спокойствие и деловитость. Как человеку артистическому, мне было немного скучно с этими предсказуемыми людьми, фотографирующими всё подряд. С другой стороны, рядом со мной была женщина, которую трудно было назвать обыденной. В последствии она найдёт себе другого мужчину, родит от него двух детей и станет востребованным керамистом. Но сейчас мы едем с ней по Риму, любим друг друга и смеёмся без причины…

Не знаю, одному ли мне итальянская столица напоминает большое село. Возможно, это свойство всех южных городов, в которых, вопреки ухищрениям цивилизации, продолжает витать архаический дух народной жизни. От этого духа становится свободнее и теплее даже закоренелым скептикам и самоуглублённым архитекторам будущего. За этим духом я и поеду в Италию снова, когда она любовно позовёт меня к себе.

Моя спутница, которую я буду звать Анастасия, ибо ей в то время были свойственны уходы из реальности и бурные в неё возвращения, быстро завела знакомство с двумя нашими соседками по автобусу – весёлыми, крепкого сложения девушками, прилетевшими в Италию, как они сами признались, за дерзкими развлечениями.

Первый раз выйдя из автобуса на новой для меня земле, я уставился в необычную синеву местного неба. Я читал, что итальянское небо особенное, вдохновляющее. И это оказалось правдой, так как мне сразу же захотелось написать стихи о любви, природе и женской красоте. Но Анастасия быстро повела меня в отель, где мы разложили вещи и радостно слились на пятнадцать минут в одно горячее стонущее тело.

Когда я проснулся, Анастасии рядом уже не было. Сразу подумалось, что она могла пойти гулять с новыми подругами. Я вышел из номера на террасу и оглядел местность, в которой стоял наш отель. По всем сторонам взгляд находил поля, отдельно стоящие виллы и редкие деревца. Да, здесь, в холмистых полях Авзонии, и была найдена перспектива для грядущих картин Возрождения. Именно здесь, а не, к примеру, в лесистой Германии, где долгое время взгляд художника упирался в древесные стволы. Но это я понимаю лишь теперь, а тогда, в 200X году, моя голова была занята совсем другими вещами.

Я отправился на поиски Анастасии. В холле отеля меня встретила улыбчивая итальянка невысокого роста, с тугим пучком чёрных волос на голове и быстрыми движениями рук. Она разговаривала по телефону, но сразу же предложила свою помощь. Сказав, что помощь мне не нужна, я сдал ключ от номера и вышел через раздвижные двери на двор.

С левой стороны, в тени платана, за пластиковым столиком сидели три женщины и мужчина. Они пили вино и смеялись, получая естественное удовольствие от общения. Среди них я увидел и свою подругу, которая смеялась громче всех и явно взяла на себя роль души компании. Как потом выяснилось, мужчина, попавший в общество Анастасии и её новых подружек, был водителем нашего автобуса, а звали его Лука. Мы заказали ещё вина и проговорили до поздней ночи.

Ещё на обзорной экскурсии по Риму я приметил в нашей группе двух девушек – Наталью и Анну. Особенно понравилась мне Наталья, которая со своими густыми чёрными волосами, большими тёмными глазами, лёгкой припухлостью губ и красиво закруглённой линией лба как нельзя лучше вписывалась в итальянское пространство. Анна была иной – светловолосой, голубоглазой, с мягкими чертами лица.

Девушки замечательно дополняли друг друга и, как выяснилось позже, дружили чуть ли не с детского садика. Наталья преподавала английский язык в университете города К., а её подруга работала менеджером в компании, занимавшейся производством детского питания. Впервые я заметил их на лестнице Микеланджело. Насмешливая Анна фотографировала свою более сдержанную подругу, которая была одета в белые шорты, а свои густые чёрные пряди заплела в тугую косу. Я любовался ими издали, боясь, что Анастасия заметит мой тайный интерес. В автобусе подруги терялись из виду за спинками высоких сидений, но я всё время помнил, что они где-то рядом и выжидал случая для знакомства.

Нас везли всё дальше на север Италии, а потом возвращали в её центральную часть. Уникальность местных городов размывалась волнами туристов со всего разношёрстного мира. Кто-то ехал сюда за впечатлениями, кто-то бежал от одиночества, а кто-то просто тратил деньги на отели, рестораны, экскурсии и сувениры, так и не поняв души той стран, в которой побывал.

Я продолжал наблюдать за Натальей и её подругой. Первое наше с ней сближение произошло во Флоренции… Надменная блондинка-экскурсовод водила нас вполне средневековыми улочками ренессансного города и сыпала общеизвестными фактами. Её большой накрашенный рот транслировал сказочные истории о великих людях и гениальных творениях из камня. Потом мы зашли в церковь Святой Маргариты, где по легенде поэт Данте впервые увидел Беатриче, ставшую его пожизненной музой.

В этой небольшой церкви нас рассадили по холодным тёмным скамьям. На спинке каждой такой скамьи была закреплена небольшая бронзовая табличка с указанием фамилии той или иной флорентийской семьи из знатного сословия. Наталья села рядом со мной. Можно было протянуть руку и дотронуться до её смолистых прядей, до смуглого ушка… Я наблюдал за Натальей боковым зрением, скрывая свой любовный интерес от Анастасии, сидевшей с другой стороны скамьи.

Люди впечатлительные и воображающие всегда ищут в действительности чего-то необычного. Вот и я в те годы большое внимание уделял тайным знакам, которые, как мне думалось, окружают человека со всех сторон. То, что Наталья села на скамью рядом со мной в церкви, где Данте очаровался Беатриче, моё сознание истолковало на свой лад. Теперь я уверился, что Наталья – не просто случайная женщина, встреченная во время путешествия, а назначенная мне судьбой спутница жизни.

Особая церковная атмосфера, задумчивые лица людей, рассказ о любви поэта к юной девушке сделали своё дело. У меня появился новый объект любви, который был в моём воображении куда лучше того, что я уже имел. С этого момента я стал замечать, что у Анастасии слишком толстые ноги, грубоватый смех, недостаточно густые волосы… Наталья представлялась мне на её фоне почти идеальной. У неё был красивый голос, стройное тело, плавность в каждом движении, оттенок томности во взгляде и крупная, всегда немного выглядывающая из-под одежды, грудь.

Наталья и Флоренция слились для меня в один вкусный коктейль. Кажется, по флорентийским улицам меня водил за руку сам Боккаччо. И хоть «Декамерон» я прочитал намного позднее, чувственный дух города передался мне также быстро, как вирус простуды передаётся через поцелуй. И Санта-Мария-дель-Фьоре, и статуя Давида, и зелёные воды Арно радовали душу своей соразмерной человеку красотой.

На фоне цветущих магнолий и бесконечных каменных стен Наталья выглядела настоящей королевой. Она энергично ходила по древней мостовой в обуви на высоких каблуках, смеялась от шуток Анны, трогательно сжимая пухлые губы, и время от времени с интересом посматривала в мою сторону. Ощущалось, что ей нравится Италия и Флоренция, что она наслаждается своим состоянием молодости и красоты. А я наблюдал за ней, когда было возможно, любуясь каждый поворотом её смуглого личика, каждым движением рук и ног.

Для меня Флоренция была и будет сердцем Италии. Ни историческая важность Рима, ни рафинированная красота Венеции, ни брутальная чувственность Неаполя не идут в сравнение с тем, что дарит итальянцам и гостям страны пребывание во Флоренции. В своё время здесь удачно сошлись невидимые токи жизни и породили настоящее чудо, которое и теперь ещё способно восхищать.

Есть города тяжёлые по атмосфере, а есть очень лёгкие. Флоренция по всем своим параметрам была отнесена мной к лёгким, приятным городам, где можно по-настоящему расслабиться. И хоть пицца в местных кафе уступала по вкусу римской, а таксист, который вызвался отвести меня и Анастасию до отеля, заломил грабительскую цену, город не потерял для нас своего провинциального очарования. Мы много гуляли по нему, много целовались и фотографировались. При этом я не забывал и о Наталье, образ которой постоянно плавал перед глазами и не давал мне стать полностью счастливым.

Флорентийские молодые женщины приветливо улыбались мне на каждом углу, приняв, быть может, мой выразительный нос, большие глаза и чёрные волосы за черты итальянца. И я всеми силами старался не развеивать их заблуждений. Анастасии во Флоренции тоже нравилось. Копии знаменитых скульптур эпохи Возрождения, выставленные под открытым небом, завораживали её своей утончённой материальностью. Возможно, что именно тогда, в Тоскане, она впервые остро ощутила тягу к ваянию.

А мне запомнился один местный уличный паяц, обрядившийся в белое платье и на свой юродивый манер изображавший Гамлета. Он был худ, как громоотвод, и по-змеиному раскачивался из стороны в сторону с черепом в руке, гнусаво произнося монолог, посвящённый бедному Йорику. Кривляние его смуглого, украшенного морщинами лица поднималось до такого гротеска, что мне начинало казаться будто это сам Йорик воплотился в черты уличного актёра и на глазах тысяч зевак произносит монолог над останками злополучного Гамлета. По-видимому, шутовство, лукавство и склонность к придумыванию немыслимых историй проявились в этом человеке столь ярко, что ни к чему другому он просто не был пригоден. Да, тогда, во Флоренции, я определённо увидел пример полного и, должно быть, счастливого слияния человека и роли.

Но особенно запомнился мне вечер перед уездом из цветущего города. Нас поселили в дешевой гостинице, расположенной возле железной дороги. Владельцы её оказались приветливыми, но мало следящими за порядком в номерах людьми. Кондиционера в нашей утлой комнате не было, жалюзи постоянно заклинивало, а подушки оказались слишком плоскими даже для меня, привыкшего к аскетическим условиям ночного отдыха. Прибавьте к этому скоростные поезда, которые с невероятным шумом проносились под нашими окнами… Одним словом, ночь мы провели без сна, но вечер накануне этой ночи выдался просто замечательным.

Во дворе нашего флорентийского отеля росли платаны и ещё какие-то красивые кусты, похожие на мирт. Хозяева любезно вынесли нам во двор пластиковые стулья и стол, а также выставили за символическую плату бутылку белого полусладкого вина. Сумерки подступили почти мгновенно, не охладив при этом воздуха, который подрагивал от гомона десятков цикад. Мы сидели под фонарём, слегка потные и утомлённые дневной экскурсией, пили небольшими глотками вино и любовались красотой тосканского вечера. Анастасия сказала, что ей очень хорошо в данную минуту, и я сказал то же самое. Наверное, теперь она забыла и этот вечер, и то состояние блаженства, которое мы пережили вместе…

Когда мужчина не знает, какую именно женщину он хочет, то он хочет всех женщин сразу. Так было и со мной в том незабываемом 200X году. Где-то внутри меня уже созревало ощущение, что с Анастасией придётся расстаться. Я понимал, что при всех своих тайных и явных достоинствах она не тот человек, с которым я мог бы достичь больших целей. Да-да, уже тогда я знал, что мне предстоит долгий путь к самому себе, к делу жизни и мировому признанию.

Но Италия была очаровательной, наши попутчики весёлыми, а лето казалось почти бесконечным… Ни я, ни Анастасия не думали тогда всерьёз о завтрашнем дне, а просто переживали радость общения и путешествия. В Неаполе повсюду шастали подозрительные типы и на каждом углу лежали коты. Город показался мне ленивым и слегка мрачноватым, но при этом вполне живописным, как и вообще все итальянские города, расположенные южнее Рима.

Что касается Натальи, то после церкви Святой Маргариты у нас с ней действительно возникла тонкая магическая связь. Точнее, эта связь возникла задолго до совместного сидения на церковной скамье, но ни она, ни я не могли бы сказать, когда именно это случилось. Приближался мой двадцать третий день рождения, и мне очень хотелось отметить его весело. А что может быть веселее женщин, выпивших по литру красного сухого вина в компании молодого мужчины! Зная это, я начал придумывать витиеватый план…

В Италию нужно ехать парой или небольшой компанией единомышленников. Лучше всего, если в Италии у вас заведутся друзья, достаточно посвящённые в культурное наследие своей страны. Туристические марш-броски, рассчитанные на самое поверхностное ознакомление с достопримечательностями, никогда не откроют вам истинного духа этих пропитанных солнцем земель. То, что за две недели удалось понять об Италии мне, больше похоже на чудо, а потому я никому не стану советовать знакомиться с ней тем же способом.

Моя тайная привязанность к Наталье открылась Анастасии во время нашего посещения Венеции. Эта прогулка Адриатическим морем особенно ярко отложилась в моей крайне избирательной памяти. Помнится, я почти всё путешествие провёл на верхней палубе компактного судна, доставившего нас к устью Большого канала без особой спешки. Я жадно шарил глазами по сине-зелёной воде и радужной пене, искрившейся на дневном солнце, следил за полётом чаек, наслаждался порывами ветра и воображал себя первопроходцем.

Залив, по которому мы плыли, был заполнен вехами, бакенами, а также причальными конструкциями из почерневшего от воды дерева. Эти старые сваи как бы предупреждали, что Венеция совсем близко. На верхушки свай садились большие чайки, прижимали к животу одну ногу и погружались в рыбную медитацию. На нижней палубе люди висли на бортах, фиксируя всё проплывающее на камеры.

Стоя на мостике, открытый всем средиземноморским ветрам, я пережил тотальное ощущение свободы, которое не покидало меня до конца итальянской поездки. Анастасия, как будто поддавшись моему тайному желанию, мило общалась на нижней палубе с Натальей и Анной. Таким образом, я мог теперь спокойно познакомиться с моей новой любовью. Спустившись вниз, я подошёл к девушкам и пристально посмотрел в глаза Натальи. Она слегка смутилась, но всё же улыбнулась. Я сказал, что мне очень приятно познакомиться с такими красавицами и сразу же рассказал им какой-то очень смешной анекдот. Вся наша новая компания рассмеялась и расслабилась. Мы решили вместе бродить по Венеции, когда гид предоставит нам свободное время. Это были незабываемые часы…

Что такое Венеция? Дожи и гондольеры? Роскошные праздники и многочисленные бордели? Еврейское гетто и арабская архитектура? Байрон и Бродский? Дары моря и медленный уход под воду? Наверное, всё это вместе и наше собственное одиночество, которое переживается в Венеции особенно остро. Когда-то здесь кипела настоящая жизнь, но с веками энергия города-государства иссякла, растворилась в морской воде и превратилась в историю. Теперь по здешним улицам бродят вереницы туристов, а коренные жители превратились в обслуживающий персонал…

Так проходит земная и любая другая слава. Всё разрушится, забудется и обновится в совсем другой форме. Уйдёт Венеция, Рим, Италия… Мир сбросит с себя старую шкуру и обрастёт новой. За медленным закатом Европы последует рассвет других народов и обществ, которыми уже населена ещё незримая территория будущего. Конечно, всё это мои сегодняшние мысли, а в 200X году я просто гулял с красивыми девушками по самому романтичному городу Италии.

Есть города, с которыми приятно остаться один на один… Нью-Йорк, Стамбул, Санкт-Петербург и, конечно же, Венеция. Когда гид с блеском отработал свою программу, мы получили возможность изучить город самостоятельно. Запомнив место сбора группы, я пустился в свободное блуждание венецианскими улицами, не взяв в него даже Анастасию, которая, на моё удивление, ни на шаг не отходила от Натальи и Анны.

Мне не нужна была карта или какая-то иная система навигации, чтобы ходить по сырой мостовой, зажатой меж живописных тёмных стен, помнящих Тинторетто и Казанову. В этом городе, который со всех сторон облизывали морские волны, легко было ощутить себя ни к чему не привязанным пилигримом. Никакой быт, никакие семейные узы здесь не спасали. Нарочито беспочвенный город жил только выгодой момента, купался в торговом состоянии «здесь и сейчас». Это чувствовалось в презрительной усмешке тёмных, как медь, гондольеров, в суете официантов, в бойкости торговцев морепродуктами. Я ощущал всю тайную машинерию стремлений этого отсыревшего каменного куска, положенного на сваи из лиственницы.

Мне нравилось выходить на набережную и вновь нырять вглубь сумрачного лабиринта, по которому вместе со мной петляли все расы и языки. Здесь можно было увидеть и дисциплинированную толпу японцев, и бодрых немецких пенсионеров, и молодых улыбчивых французов, и нахмуренных русских, и говорливых испанцев… Привлекательная и равнодушная декадентка Венеция принимала в свои недра без сопротивления всех, кто готов был платить за рыбную кухню, муранское стекло и катание на гондолах. Она напоминала собой одну большую витрину, на которой умелая рука красиво разложила более или менее экзотические товары, или видавшую виды проститутку, тянущую в постель всех, кто готов платить.

Я ходил тесными сalle от одной сampo до другой, теряя ощущение времени, как часто бывает в местах, расположенных у воды. В очередной раз выйдя на Большой канал, я встретил двух женщин, одетых в карнавальные платья и маски. Они предложили сфотографироваться с ними за несколько евро, и я согласился. У меня до сих пор хранится это смешное фото, запечатлевшее молодого туриста в компании опытных дам-аниматоров.

На Анастасию, Наталью и Анну я наткнулся почти случайно. Девушки заняли столик в уличном кафе и громко обсуждали венецианские впечатления. Их голоса вывели меня из состояния сомнамбулы, без цели скитающегося по каменным завиткам города-раковины. Также, наверное, выходил из спячки Минотавр, заслышав в своём логове голоса афинянок, присланных ему на растерзание. Я незаметно подошёл к ним и громко произнёс: «Дамы, поторопитесь, ваше судно отбывает через три минуты!». Девушки на мгновение замерли, но, увидев мою улыбку, сами стали улыбаться и предложили сесть рядом с ними. Мы заказали креветок, мидий и бутылку просекко.

До отправки нашего судна оставался час, и мы, не сговариваясь, решили провести его в узком кругу. Экскурсия по Дворцу дожей, коллективное плавание в гондоле и бесконечные людские потоки на улицах изрядно нас утомили. Поэтому, за вином и мидиями мы говорили не о Венеции, а о том, как проведём вторую половину итальянского отпуска. Неожиданно выяснилось, что Наталья и Анна тоже будут отдыхать на пляжах Римини и что их отель находится в пятнадцати минутах ходьбы от нашего. Узнав это, я пригласил подруг на свой день рождения. Расслабленные проссеко и общей шутливой атмосферой, они приняли моё приглашение без колебаний. После этого была заказана вторая бутылка вина, допивать которую нам пришлось уже на палубе.

Нам повезло увидеть Адриатическое море в двух состояниях. Когда мы плыли в Венецию, оно спокойно колыхалось под лучами солнца, когда возвращались – штормило под хмурым небом. На обратном пути наша группа окончательно сдружилась и развлекала себя во время шторма как могла. Одетые в дождевики женщины распевали популярные в то время песни, а мужчины подбадривали их аплодисментами. Одним словом, венецианское вино помогло нам благополучно перенести качку и достичь Фузины в хорошем настроении. Впереди были Сиена, Равенна, Пиза, Сан-Марино и ночной Рим…

Однако свою первую влюблённость мы навсегда подарили Венеции и нисколько не жалели об этом.

Анастасия впала в свою обычную задумчивость, которая наступала у неё после двух недель предельного энтузиазма. Тогда я ещё не знал, что нервная система моей подруги перешла в состояние биполярного расстройства. Меня огорчало несовпадение наших настроений. Я был готов переживать новые и новые впечатления, весь превратился в глаза и уши, а она ходила с усталым лицом и даже начала побаиваться людей. Что мне было делать? По незнанию я начал высказывать ей претензии, называл её дурой – одним словом, критиковал со всех возможных сторон. Анастасия лишь смотрела на меня пустыми глазами и время от времени просила прощения.

На следующий день после Венеции мы отправились в Сан-Марино. Мне хотелось быть поближе к Наталье, но состояние Анастасии сильно связывало меня и принуждало быть заботливым. Мне было жалко мою подругу, но из-за целой гаммы чувств, которую обрушила на меня Италия, и молодого легкомыслия, я не мог быть по-настоящему милосердным. К тому же, рядом была Наталья, манящая своей яркой женственностью.

Анастасия довольно быстро заметила мою заинтересованность Натальей и от этого ещё больше погрустнела. А я уже не замечал нюансов её настроения, захваченный новой любовной игрой. Мне хотелось быть как можно ближе к Наталье и разъединить её с Анной, которая отпускала колкие замечания в мой адрес и провоцировала свою подругу на вспышки смеха. Тогда я решил очаровать Анну, заметив, что она тоже подаёт мне лёгкие любовные сигналы. Когда мы спускались с судна, опьянённые Венецией и морским путешествием, я помог ей сойти на причал, придерживая за запястье. Случайно моя рука коснулась её бедра… Она только улыбнулась и намеренно медленно поправила волосы. С этого момента и начались мои странные отношения с Анной.

Тем временем, распрощавшись с Венецией, мы попали на улицы Сиены. Одни города Италии поражали меня своей пышностью, другие – аскетизмом. Кажется, кроме помпезного главного собора, построенного в стиле праздничной готики, в Сиене искушенному зрению больше не за что было зацепиться. Гид Людмила слишком торопилась и обсыпала наши напряжённые уши кучей разрозненных фактов и мифов о городе, где большинство из нас оказалось впервые. Несмотря на все усилия гида, Сиена увиделась мне уныло средневековой и почти не оставила по себе ярких воспоминаний.

Туристический взгляд на страну почти всегда поверхностный. Одна моя подруга, объездившая полмира, характеризовала места, в которых побывала, двумя-тремя словами, а то и междометиями. Личный комфорт был для неё превыше всего остального, и если какое-то место его не обеспечивало, то сразу же становилось для неё потерянным. Лишь те, кто не зациклен на себе и своих представлениях о плохом и хорошем, могут по достоинству оценить явления и события, с которыми их сводит премудрая жизнь.

Италия, так или иначе, нравится практически всем, кто в ней бывает. Мне приходилось слышал критику отдельных черт итальянского народа или городов с плохой инфраструктурой, но никогда не слышал я, что в Италию не стоит ехать. Напротив, именно в Италию и хотят попасть все те, кто мечтает о красивом, чувственном и познавательном европейском отдыхе.

А мы продолжали своё рассчитанное путешествие… После сдержанной Сиены нас перебросили в игрушечную Пизу. До блеска отлакированную пизанскую башню окружал коротко постриженный газон, который походил на маленькое поле для гольфа. Видно было, что пизанцы, желая угодить туристам, слегка перестарались и сделали из своей курьёзной достопримечательности обычный элемент ландшафтного дизайна. И всё же, иностранные гости города не уставали фотографироваться на фоне кренящейся каменной вертикали, а также покупали дешёвые кружки и магнитные значки с её изображением. Нас с Анастасией всё это мало интересовало и мы решили, не теряя времени, подкрепиться в одной из местных пиццерий, а затем немного осмотреть город.

Пиццу для нас готовили целый час, а когда мы возмутились столь неторопливым обслуживанием, чернокожий официант огрызнулся и сказал по-английски, что наши планы его не волнуют. Тогда-то я и понял, в какой опасной ловушке оказалась вся Европа западнее Польши и Венгрии. Теперь мои глаза по-другому смотрели на выпрашивающих деньги цыганят, на арабов, которые сидели прямо на асфальте и провожали каждую симпатичную женщину восторженным улюлюканьем и на китайских студентов, что расхаживали крикливыми группами по дорогим магазинам.

Одним словом, в ожидании пиццы мы потеряли время даже для верхушечного осмотра Пизы и, более того, чуть не опоздали на свой автобус. Ещё раз повторю, что ценителям итальянской культуры лучше не полагаться на заманчивые программы туров, а действовать самостоятельно. Подкопите финансов, подучите итальянский, обзаведитесь приятным спутником и сложите свой маршрут по все ещё прекрасной стране, которая стремительно исчезает в челюстях глобального рынка и технократического варварства. А туры… Оставьте их тем, кто едет фотографировать себя на фоне Колизея и покупает сувенирную дребедень, полагая, что в ней-то и живёт дух Италии.

В Пизе я временно потерял Наталью с Анной из виду. Наверное, они поступили более мудро, чем мы с Анастасией, и сразу же пошли осматривать город. Тем не менее, в автобусе я увидел их вновь и сказал, что мой день рождения не за горами и что лучшим подарком для меня будет их очаровательная компания. Анастасия выслушала мои сладкие речи с вымученной улыбкой. Депрессия всё ещё не отпускала её, хотя она скрывала своё истинное настроение как могла. В этом состоянии у неё не было сил даже на ревность. Она просто жалась ко мне, словно испуганный ребёнок, стараясь синхронизировать все свои действия с моими, так как не очень хорошо представляла, что ей самой нужно сейчас делать.

Через три десятка километров наш автобус завернул к виноделам, где мы смогли попробовать различные сорта вин северной Италии. Виноделы рассказывали нам о том, что их алкоголь уникален и что нам обязательно следует купить у них бутылочку-другую Верментино или Шакетры. Некоторые участники нашей группы так и сделали, а один врач из Брянска купил сразу несколько бутылок дорогого вина и затем угощал им всех прямо в автобусе, заставляя нашего гида волноваться и делать замечания. После выпитого вся группа значительно повеселела. Начались стихийные разговоры, которые незаметно переходили в песни. Мы с Анастасией тоже пели как могли, Наталья улыбалась, а насмешливая Анна отпускала по поводу всего происходящего изощрённые колкости.

Сквозь радужную пелену алкоголя Италия виделась мне ещё более живописной и родной. Автобус на средней скорости ехал среди золотистых полей, вспугивая с обочин фазанов. Вдалеке были видны отдельно стоящие каменные дома под черепичными крышами. Прогретый воздух размывал очертания предметов и они становились похожими на загадочные фантомы, постепенно исчезавшие за окном автобуса. Эта ускользающая, непонятная зрению северянина Италия вызывала во мне эстетическую жажду, которая, подозреваю, уже никогда не пройдёт.

Следующим пунктом были Помпеи… Хотя, возможно, я что-то путаю. Но если уж говорить про Помпеи, то следует вспомнить знойное солнце, вычищенные скребками и щёточками археологов развалины и окаменевшие трупы под стеклом. Конечно, всех нас в первую очередь интересовали откровенные фрески Лупанария, а не жалкие обломки городской архитектуры. На фоне одной из фривольных настенных картинок с гетерой, лихо оседлавшей своего клиента, я предложил девушкам сделать тематические фото. Одна из них должна была сыграть роль жрицы любви, а сам я, естественно, вызвался быть удовлетворяемым ей заказчиком. Анастасия с Натальей сразу же отказались поддержать мою шалость, а вот Анна, которая уже не скрывала своей лёгкой влюблённости, дала согласие без раздумий. Я лёг поудобнее под обломком стены с фрагментом фрески, вытянул ноги и опёрся на одну руку. Анна с лукавой улыбкой перешагнула моё тело, слегка приподняла подол платья и присела на корточки ровно в том месте, где у любого здорового мужчины располагается зона вожделения. Затем она положила правую руку себе на бедро, а левой уперлась в каменный пол рядом с моей головой. Я сосредоточенно посмотрел на её живот под лёгким платьем, а она уставилась на мою голову, будто собиралась её просканировать. В таком чуть смешном и явно двусмысленном положении нас запечатлел фотоапарат Натальи. Анастасия делать фото категорически отказалась, но не только из ревности, а ещё и про причине депрессии, заставлявшей её быть предельно скромной.

Во время фотосессии Анна, нарушая композицию фрески, поставила свои руки мне на грудь и, словно кошка, изящно выгнула спину. Я почувствовал приятную теплоту её ладоней, а она подмигнула мне…

В Помпеях было жарко. Мы все отирали с лица пот и пили воду, которая стремительно заканчивалась. Разваленные временем строения почему-то не вызывали у меня печальных мыслей. Наверное, выросший вдали от вулканов и землетрясений, я просто не мог представить всего масштаба катастрофы, произошедшей здесь в пору седой античности. И даже когда нас подвели к стеклянным саркофагам, в которых лежали маленькие окаменевшие тела помпеянцев, я, как и любой другой поверхностный турист, сделал пару снимков и отправился дальше, за порцией новых впечатлений.

Впрочем, не только туристы, но и все остальные люди, подключенные к безразмерным каналам информации, которые в год моего первого итальянского путешествия ещё только зарождались, утрачивали способность сколь-нибудь глубокого погружения в текущие события, в драмы друг друга, в собственное подсознание… Очень модным стало лёгкое скольжение по глади жизни, в которой реальность так плотно спуталась с иллюзией, что люди перестали воспринимать слова всерьёз, а любые, даже самые авторитетные, оценки сразу же подвергали сомнению, не успев понять о чём конкретно идёт речь. Одним словом, предсказанная Гессе фельетонная эпоха, характерным признаком которой стала утрата человечеством большинства прежних ориентиров, расцветала во всю свою мощь. Эклектичный, эгоистический и тревожный, этот период истории, как и предсказывал немецкий классик, постепенно разделил людей на рабов Великого Иллюзиона и на тех, кто продолжал сложную игру, целью которой стало сохранение образа человека в довольно дикие времена.

В Италии 200X года ещё многое казалось радостным и понятным – по крайней мере, мне, не так давно перешедшему в третье десятилетие своей жизни. И лишь два чувства не давали мне тогда покоя – угасание интереса к Анастасии и неожиданно возникшая увлечённость Натальей, уже вовсю ревновавшей меня к Анне. Здесь стоит сказать, что мне всегда было мало отношений с одной женщиной, одной сферы деятельности, одного увлечения… Моим способом жизни стал синтез разнородных элементов, всегда порождающий что-то новое. Я крал знания и умения из самых разных областей метафизики и физики, то есть принимал самое активное участие в процессе извечной мутации всего сущего.

Внимание сразу нескольких женщин стало для меня чем-то вполне естественным и, в каком-то смысле, предначертанным. Да и сами эти женщины, ловя себя на мысли, что в мире есть много других мужчин, вокруг которых куда меньше ажиотажа, продолжали длительную и непредсказуемую конкуренцию за моё расположение, ощущая, что только так они могут достичь ощущения полёта и спонтанной радости от жизни. И я старался, как мог, подарить им этот полёт и эту радость…

Когда и Помпеи остались только на наших фото и в нескольких ярких воспоминаниях, пришло время Рима. Чёрно-белые фильмы неореалистов, благодаря которым я познакомился с вечным и открытым городом впервые, не передавали его главной особенности – сельской простоты, погруженной в динамику мегаполиса. В римлянах и римлянках я видел эротический энтузиазм, накрытый столичной пресыщенностью. Даже самые новые здания этого города несли на себе печать старости, вечности и лёгкой небрежности, свойственной всякой южной культуре. Мне было хорошо в Риме, поскольку люди здесь не стеснялись выражать своих чувств, не надевали на себя холодную маску светского приличия. Вот за этой человечностью сюда и тянутся граждане успешных северных стран, утомлённые правильным однообразием своих протестантских будней.

В Риме и Анастасии сделалось чуть полегче. Но началось всё с конфуза. В автобусе мы съели что-то не очень свежее и у моей впавшей в эмоциональный ступор спутницы началась диарея. Мы успели забежать в номер римского отеля, но проблему это не решило. Анастасию продолжало мутить, живот её болел, а во рту ощущалась горечь. Тогда, собравшись с духом, мы пошли искать farmacia. Столица уже погрузилась во тьму, освещённую медово-жёлтым цветом фонарей. Улицы из-за своей ночной пустоты казались огромными каменными коридорами, по которым летал пластиковый мусор. По тротуару, едва не задев нас, развязно прошли две нигерийские проститутки, отчаянно виляя едва прикрытыми платьем бёдрами. «Вот готовый кадр для фильма Феллини, если бы он ещё жил и снимал», – автоматически подумал я и улыбнулся. Аптеки нигде не было видно, и мы решили поспрашивать местных. Завернув во дворик, где от столичного лоска не осталось и следа, мы увидели пожилых итальянок, сидящих на лавочке и о чём-то живо беседующих.

– Синьоры, нам нужна аптека, моя девушка не здорова, – обратился я к римлянкам на очень сомнительном итальянском.

– Кто вы?

– Мы туристы. Попали в трудную ситуацию. Нужна аптека. Понимаете?

– Вы монголоиды?

– Нет, но у меня кавказские корни, а у неё, кажется, еврейские.

– Что вам нужно в такой час? Магазин?

– Нам бы в аптеку, сеньоры. Очень болит живот.

– Вы отравились плохим алкоголем?

– Нет. Съели что-то несвежее. Кажется, это был хот-дог…

– Ели бы пиццу и пасту, голубки. Так вам нужно лекарство?

– Да, очень нужно.

– Заверните за угол этого дома…Там будет лекарство.

– Там будет аптека?

– Да, там вам помогут, продадут лекарство. Деньги есть у вас?

– Да, есть, спасибо.

– Эти монголоиды… Всё время с ними что-нибудь происходит. Глупые, бедные… Вот за этим зданием, налево…

– Спасибо, сеньора!

– Идите, идите… Фабиана, так что там с твоим внуком? Неужели он и правда влюбился в свою учительницу?

Мы отошли от болтливых сеньор на приличное расстояние и, не сговариваясь, рассмеялись. Тогда мы не понимали толком над чем смеёмся. А теперь я могу сказать, что смеялись мы над большим самомнением, твердолобой гордыней, закоренелым провинциализмом и скрытым страхом перед всем новым итальянского и любого другого европейского национализма. Нам, людям нового времени, для которых весь мир казался одной большой комнатой, условно разделённой на зоны, претила любая местечковость.

В аптеке, которую мы всё же нашли, работали молодые, нашего возраста, люди. Мы объяснили им по-английски, что хотим средство от расстройства живота. Худощавый и очень серьезный итальянец сразу предложил нам какое-то очень дорогое лекарство, но Анастасия, умевшая экономить, попросила его найти вариант подешевле. Немного расстроившись, итальянец отправился в кладовку и вернулся оттуда с белой коробочкой нового лекарства.

– Сколько стоят эти таблетки? – сразу же спросила прагматичная Анастасия.

– Десять евро, синьорина…Всего десять евро! – ответил ей провизор и вымученно улыбнулся.

– Это дорого, очень дорого…Понимаете?

– Но это очень эффективное лекарство, даю вам гарантию.

– Я просила вас найти что-то более доступное.

– Нет проблем, синьорина. Это вполне доступное и хорошо решающее проблему средство. Вы будете мне благодарны.

– И всё же, есть ли у вас совсем доступное лекарство?

– Наверное, мы друг друга не понимаем… Это лучшее средство от диареи во всём Риме.

– Ладно, я поняла. А можно взять только одну пластинку?

– Что вы сказали, синьорина?

– Вы можете мне продать только одну пластинку вашего чудесного лекарства?

– Мы так не работаем.

– Что?

– Мы не продаём по одной пластинке.

– Но это полный бред!

– Не понял, синьорина…

– Всё вы поняли. Не надо делать из меня дуру. Вы думаете, если я иностранка, то можно водить меня за нос?

– Синьорина…

– Да, я знаю, что я синьорина, а ты – итальянский жук-навозник!

– Что вы сказали?

– Ничего. Давай своё лекарство уже.

– Как скажете, синьорина…Всего хорошего!

– Иди ты в баню…

Анастасия рассердилась не на шутку. Мучившая её система пищеварения после скандала в аптеке внезапно успокоилась, но мы всё же зашли в магазин и купили воды, чтобы запить таблетки. Рим по-прежнему казался огромным и пустынны, хотя движение на улицах было довольно активным. Мы сели на ещё тёплые от дневного солнца ступени одной из каменных лестниц и обнялись. Я не любил, когда Анастасия с кем-то ругалась, так как в этот момент она теряла всё своё самообладание и становилась похожей на девочку-подростка, которая впервые столкнулась с неприглядной стороной жизни. Однако эта внезапная вспышка гнева сказала мне о том, что депрессия уже потеряла над Анастасией свою меланхолическую власть.

Мы решили ещё немного прогуляться перед сном. Большой и усталый Рим затягивал нас в свою уличную мистерию…

«Где-то в этом городе сейчас и Наталья… Скорее всего, Анна потянула её в ночное кафе или в магазин, работающий допоздна. А я не с ними сейчас… Думают ли они обо мне? Для Анны любые чувства – игра, повод для весёлого приключения, не более. А что они для Натальи? Она много молчит…Только улыбается временами спокойно и глубоко. В ней чувствуется сила и некоторая отстранённость. Именно таких женщин называют загадочными…», – размышлял я пока шёл триумфально большими римскими улицами в компании с выздоравливающей Анастасией.

В отель мы вернулись на втором часу новых суток. Открыв вино и распечатав большую плитку шоколада, мы сели на подоконник распахнутого окна и с наслаждением закурили.

– Тебе лучше? – спросил я после глубокой затяжки Анастасию.

– Да, полегчало.

– А как настроение?

– Нормально.

– Я люблю тебя…

– Не любишь.

– Почему?

– Потому, что появилась Наталья.

– Вот не надо ревновать меня к Наталье.

– А что, может мне к Ане тебя приревновать?

– К фонарному столбу!

– Не увиливай, не надо… Я вижу, что Наталья тебя сильно взволновала. Да и Анна тоже хороша… Строит глазки всем подряд, шлюшка.

– Зря ты хороших девушек обижаешь.

– Это для тебя они хорошие… Для тебя все девушки хорошие…

– Но ведь хороших девушек и правда много…

– Да, с каждым днём всё больше и больше…

– Я же с тобой…

– Только пока… А поманит тебя Наталья или Анна…

– Вот тогда и посмотрим.

– Тогда уже не на что будет смотреть… Уйдёшь ты к другой бабе от меня, вот и всё.

– Не фантазируй.

– Налей мне лучше вина.

Анастасия выпила бокал вина залпом и посмотрела на меня искушающими глазами. Мне хотелось сказать ей, что после её слов о моей неверности, после всех упрёков в мой адрес… Одним словом, я хотел проучить Анастасию отказом от близости, но она уже сняла футболку, обнажив свои смугловатые сочные груди, которые при каждом её движении слегка колыхались, становясь ещё более аппетитными. Я взял её за левую грудь и погладил большим пальцем тёмный, как спелая вишня, сосок. Она запустила руку в мои трусы и начала хозяйничать там со всей страстью. Наш секс на подоконнике, за которым простирался вечерний Рим, был краток, но ярок, как удар молнии в сухое дерево, за которым неминуемо следует пожар.

В качестве любовницы Анастасия подходила мне идеально, однако в 200X году я, не понимая какой роскошный клад мне достался, заглядывался на более утончённых и романтичных девушек. Моему неустоявшемуся сознанию казалось, что где-то там, за поворотом, в неожиданном месте ждёт Муза, которая приготовила для меня красоту богини и ум философа, яркий секс и душевную чуткость, умелые руки и развитую фантазию, тягу к семейной жизни и любовь к шумным компаниям. Признаюсь, что и сегодня, спустя более десяти лет после описываемой здесь истории, я всё ещё не распрощался с мечтами о такой Музе.

Сознание молодого мужчины устроено таким образом, что почти в каждой привлекательной девушке он видит именно то, что ему всегда было нужно. Некоторые понимают свою ошибку во время первого разговора, другим для ясности нужен целый год отношений, а третьи, самые впечатлительные, доводят дело до брака и лишь в нём осознают всю глубину своего заблуждения. С Анастасией мы несколько раз хотели пойти в ЗАГС и зачать ребёнка, но судьба, о суровой предопределённости которой я уже говорил, всегда останавливала наши порывы. Италия стала для нас последним всполохом счастья и, как будто чувствуя это, мы становились всё более нетерпеливыми и откровенными.

На седьмой или восьмой день итальянского турне мы очутились в Римини. Отель, в котором нас поселили, оказался достаточно уютным и близким к морю. За каждым местным отелем был закреплён свой пляж. Нам достался пляж под названием «Джованни-76». Так вполне мог называться итальянский комедийно-эротический фильм 70-х годов – отметил я мимоходом. Шезлонги для нас расставлял высокий молодой парень с длинными, выкрашенными белой краской волосами. Назло мне Анастасия стала сразу же заигрывать с этим парнем, но я делал вид, что интересуюсь только морем, солнцем и книгой Маркеса «Любовь во время чумы».

Наталья с Анной поселились за пару кварталов от нас и обещали скорую встречу. О Наталье я думал постоянно – один раз она даже приснилась мне, проходящей вдалеке по берегу моря. Она была одета в прозрачное платье, но совсем не замечала меня, удаляясь всё дальше и дальше. Проснувшись, я понял, что могу больше никогда её не увидеть. Но что мне было делать? Только одно – взять какие-то её контакты и связаться потом, после Италии. Да, это был единственно возможный вариант развития нашего романа.

Итак, я ждал дня своего рождения, чтобы взять контакты Натальи и как следует пофлиртовать с Анной. Последняя стала для меня ещё одной возможностью побега из тупиковых отношений с Анастасией. Между тем, мы с Анастасией гуляли по Римини – скромному, провинциальному, пребывающему в торговой суете городку. Если бы не музей Феллини, который мы посетили по моей упорной инициативе, то от Римини в нашей памяти остался бы только пляж «Джованни-76», где для отдыхающих без перерыва звучали хиты Джипси Кингс и Тото Кутуньо.

Конечно, теперь во всемирной сети висят тысячи видео, рассказывающие о Римини с самых разных сторон. Не спорю, они позволяют сложить общее представление об этом судьбоносном для итальянского кинематографа рыбацком посёлке городского типа. Однако, не ступив на здешнюю мостовую и не съев спагетти в одном из местных кафе, нельзя с уверенностью сказать, что Римини, как и любое другое итальянское местечко, открыло вам свою душу. Начав записывать эту историю, я специально не обращался к дополнительным источникам знания. Только память – изменчивая, домысливающая, фрагментарная – стала главным моим оружием в борьбе с неостановимой рекой забвения.

Сегодня, когда нет прошлого и будущего, когда все стараются держаться за мгновение, ловят момент и распинают себя на кресте самореализации, сложно представить, что была менее холеричная и куда более осознанная жизнь. Возможно, мне только казалось, что она была… Тогда, в 200X я жил в своих фантазиях и надеждах, шатался из стороны в сторону и не знал толком к чему себя приложить. Наверное, это ощущала и Анастасия, которая неожиданно прорывалась из трясины меланхолии в буйство эмоций и вновь опадала на дно жизни осенним гнилым листом. Я жалел Анастасию, я не понимал Анастасии…

На третий день пребывания в Римини мы вполне случайно встретились с Натальей и Анной. Девушки были увешаны бумажными пакетами с одеждой. Настроение их после обхода магазинов было приподнятым. Я сразу же предложил им пойти в кафе. Анастасия, глаза которой уже второй день подозрительно блестели, энергично поддержала моё предложение.

Мы зашли в полупустую пиццерию и сразу же сделали заказ. Нас обслуживала симпатичная итальянка с золотистой кожей и быстрой речью. Меня и Наталью, как самых смуглых и темноволосых, она сначала приняла за соотечественников. Поняв свою ошибку, улыбнулась и ушла разговаривать по телефону с подружкой. Мы выпили пива и стали делиться впечатлениями последних дней. Наталья и Анна в шутливой форме жаловались на ленивое обслуживание итальянцев. Оказалось, что в их номере вышел из строя кондиционер, но ремонтировать его никто не спешил. Я заметил, что итальянцы любят наслаждаться жизнью, а не работать в поте лица. Немного подумав, девушки согласились с этой гипотезой.

Затем мы гуляли по центральной части города. Наталья сдержано улыбалась мне, а её подруга откровенно со мной флиртовала, но Анастасия, которая всё больше отдавалась маниакальному энтузиазму, уже не замечала этих мелочей и без перерыва фотографировала уличную жизнь на увесистый Nikon.

Расстались мы возле позеленевшей статуи Юлия Цезаря, левая рука которого застыла в довольно странном жесте. Я встал рядом с памятником и постарался скопировать причудливую позу римского императора. Анастасия оценила мои потуги и сделала очередное фото, а Наталья с Анной тихо смеялись в сторонке, мечтая побыстрее добраться до номера, скинуть с себя пакеты и одежду, принять душ… Через два дня мне должно было исполниться 22 года, и настроение моё, несмотря на всё более развязное поведение Анастасии, оставалось приподнятым. Уходя, Наталья и Анна сказали, что уже выбрали для меня подарок. Я выразил своё смущение, но в глубине души радовался вниманию с их стороны.

На следующий день я повёл Анастасию в музей Федерико Феллини. С этим удивительным режиссёром я познакомился на втором курсе университета, и с тех пор он стал для меня чем-то вроде близкого друга. Большинству людей из моего поколения Феллини казался запылённой стариной, а в худшем случае – извращенцем и сексистом. Ему не прощали излишнюю экспрессию, театральность, склонность к буффонаде и показную чувственность. Но я-то всегда понимал, что Феллини – это не менее метафизический режиссёр, чем Бергман, мода на которого в моё аутично-невротичное время значительно выросла. Да, Ингмар ещё привлекал искушённого зрителя начала 21 века глубокими трещинами своей скандинавской души, тогда как Федерико раздражал его депрессивный взгляд неподдельным праздником жизни.

Анастасии, при всей её чувственности и любви к средиземноморскому modus vivendi, тоже относилась к Феллини как к музейному экспонату. В своё время я показал ей «Сладкую жизнь» и «Ночи Кабирии», но особого понимания в её глазах не увидел. Мы просто занялись сексом, так и не досмотрев начатое до конца, а после оргазма Анастасия сказала мне: «Феллини, конечно, прикольный чел, но мне больше нравится Тарантино». Спорить с ней я тогда не стал, уяснив себе, что наши эстетические программы расходятся весьма существенно. С той поры я больше не показываю своим девушкам Федерико Феллини и наслаждаюсь его шедеврами в одиночестве, ибо настоящая дружба требует интимности.

Музей самому знаменитому жителю Римини первой половины 20 века оказался достаточно скромным по наполнению и оформлению. Гений Феллини требовал для своего увековечения целого павильона, где могли бы поместиться его знаменитые декорации к фильмам «Джульетта и духи», «Сатирикон», «Казанова»… Но передо мной открылось камерное, домашнее пространство, как будто Феллини вновь возвратили в его провинциальное детство, уменьшили в масштабе и сняли весь столичный лоск. Походив по музею своего друга не более тридцати минут, посмотрев кинохронику и многочисленные фото, я предложил Анастасии пойти на пляж.

По дороге к морю Анастасия постоянно тянулась к моим губам, лезла рукой в шорты и болтала о сексе. Меня и возбуждало, и пугало её сверхприподнятое настроение. Я пытался сказать ей, что она слишком возбуждена, что надо вести себя чуть приличнее, но мои мягкие увещевания уже не достигали её сознания. Анастасия качнулась в сторону болезненной гиперактивности. Глаза её горели, слова хаотично срывались с губ, а руки постоянно что-нибудь делали – то гладили меня, то крутили из стороны в сторону фотоаппарат, то махали встречающимся нам по дороге мужчинам. Всё в жестах Анастасии говорило о переизбытке энергии и готовности влипнуть в сомнительную историю. Такое с ней бывало уже не раз, но я всё ещё не мог привыкнуть к тому, что живу с двумя разными женщинами, заключёнными в одном теле.

На пляже Анастасия сразу же начала привлекать к себе внимание отдыхающих мужского пола. Первым под её чувственную атаку попал уже знакомый нам расстановщик зонтов и шезлонгов. Парень не знал как вести себя с иностранкой, осыпающей его намёками сексуального характера. Он смотрел на меня настороженным взглядом, неуклюже отбиваясь от приставаний Анастасии, которые становились всё более смелыми. На мгновение я подумал, что моя гипервозбуждённая возлюбленная с удовольствием занялась бы сексом с двумя мужчинами – со мной и вот с этим стройным крашеным блондином, понемногу принимающим её фривольную игру.

Когда распалённый блондин ушёл, Анастасия принялась ходить возле самой кромки воды, бросая многозначительные взгляды на проходящих одиноких и парных мужчин. Теперь я понимал, почему древнегреческие мужи боялись вакханок, а средневековые монахи одержимиц. Мы так до конца и не понимаем, каким образом существо, призванное рожать, воспитывать и любить, может перейти в полную свою противоположность, встав на путь тотального нигилизма и разрушения. Но, так или иначе, в каждой добродетельной матери спит Медея, и за любой послушной девочкой следует тень Мессалины.

Едва возвратившись в номер, мы занялись кипучим сексом. Началось с того, что Анастасия принялась облизывать мне лицо, как делают влюблённые в своего хозяина собаки. Сначала меня смешило её поведение, потом начало раздражать и, наконец, изрядно возбудило. Я сильно сжал руки Анастасии и укусил её за ухо… Она ухватила меня зубами за нос и прокусила его до крови. Её футболка затрещала под моими пальцами и скоро упала вниз чёрной половой тряпкой. Я шлёпнул Анастасию по левой груди, а она сама подставила под удар правую. Плюнув мне в лицо, она скинула с себя шорты и стала постепенно отступать с сторону кровати. Глаза её блестели, как у схватившей кусок свежего мяса кошки. Я последовал за ней, расстегивая льняные брюки, которые успели запачкаться кровью, капающей с моего носа. Анастасия быстро забралась на кровать и встала на колени, оголив передо мной свои смуглые ягодицы с небрежно выбритой ложбинкой посредине. Я нанёс по этим ягодицам несколько звонких шлепков – моя вакханка вскрикнула и начала медленно водить бёдрами из стороны в сторону. Немного понаблюдав за этим танцем плоти, я скинул с себя остатки одежды и закончил прелюдию глубоким проникновением в её разгорячённое тело…

Когда я открыл глаза, в номере стояли сумерки. Я огляделся и позвал Анастасию, но она не откликнулась. Обследовав весь номер, я понял, что она ушла. Тогда я заклеил раненый нос и спустился на рецепцию, где выяснил, что моя менада покинула отель час назад в вечернем платье. Мне оставалось только ждать её возвращения. Я снова поднялся в номер, открыл мини-бар, налил себе холодного виски и включил телевизор. На плазменном экране появилась типичная велина, которая сообщала последние римские новости, хлопая большими глазами и растягивая силиконовые губы. Виски медленно затекало в моё распластанное на кровати тело, а тихий звук, идущий от кондиционера, гипнотизировал сознание. Анастасия вернулась около трёх часов ночи всё с теми же горящими от желания глазами. Она сразу же предложила мне секс, но я отказался. Тогда Анастасия разделась до гола, открыла окно, залезла на подоконник с ногами и долго курила, беспокойно наблюдая за жизнью ночного города. Я дождался, когда она ляжет и заснёт, потом встал с постели и пошёл в туалет. Сидя на унитазе, я думал о том, что Анастасия больна нимфоманией и должна срочно пойти к психиатру, но тут же ловил себя нам том, что мне нравится такая Анастасия и что многие мужчины хотели бы оказаться на моём месте, хотя бы на несколько дней.

На следующий день Анастасия встала очень рано, как всегда бывало у неё в периоды маниакального активизма. Длились эти периоды от семи до десяти дней. На дольше психики просто не хватало. Мне нужно было удержать её от наиболее опрометчивых поступков, но, как правило, она легко ускользала из-под моего контроля и делала то, что диктовала ей воспалённая голова.

Анастасия стала тормошить меня сонного и звать на пляж. Было где-то около восьми утра, а на завтрак в отеле подавали вкусные булочки и кофе. Я отбивался, как мог, но всё же решил пойти с ней, чтобы не допустить худшего. Да, сегодня жизнь этой женщины вошла в нормальную колею. Быть может, её продолжают навещать демоны возбуждения и меланхолии, но, как видно, она смогла их приручить. По крайней мере, публичная сторона её жизни выглядит сейчас вполне цветущей.

На нашем пляже было не так много людей. Две крупные пожилые англичанки загорали у самой воды, обнажив массивные розоватые груди, похожие на резиновые мешки, заполненные чем-то желеобразным. Они напоминали модели, запечатлённые на картинах Люсьена Фрейда, но тогда я об этом ещё не знал. Просто мне стало понятно, что в голом человеческом теле нет никакой загадки, а потому глупо прятать его за одеждой. Сегодня, когда климат стремительно теплеет, люди обнажаются всё больше, и это не может не радовать того, кто всегда стремился к предельной открытости.

Анастасия некоторое время наблюдала за грудастыми британками, отпуская в их адрес сальные шуточки. Так она шутила всегда, когда находилась в фазе нервного энтузиазма. Мне приходилось ей подыгрывать, так как никакие внушения в это время на неё не действовали. Впрочем, становиться её тенью я тоже не собирался, а потому скоро отвлёкся на «Любовь во время чумы», которую успел прочесть до половины. Из литературной медитации меня вывел детский крик… Мгновенно отложив книгу, я обернулся на шум скандала и увидел, что Анастасия борется с какой-то девочкой за большую ракушку, выброшенную на пляж приливом. На крик ребёнка уже спешила его мать – худощавая француженка, превращённая итальянским солнцем в пережаренный птичий окорок. Я сорвался с шезлонга, подбежал ко враждующим и при помощи весьма путаного английского сумел уладить нелепый конфликт.

Лишённая морского трофея и почти насильно приведённая к своему шезлонгу, Анастасия продолжала шипеть на французов и на меня, полезшего туда, куда меня лезть никто не просил. Я не стал спорить с ней на тему моей правоты и её распущенности, но дал понять, что следующая подобная выходка может сильно испортить наши отношения. Анастасия неуклюже огрызнулась и закурила, а мной скоро вновь завладела шаманская проза Маркеса. С пляжа мы ушли часу в третьем, наполненные солнцем, солью, эмоциями и грандиозными планами на вечер.

На самом подходе к отелю нам встретились Наталья и Анна… Каким-то чудесным образом Римини вновь и вновь сводил меня с той женщиной, которую я тайно обожествлял. Наталья была одета в обтягивающую белую блузку, очень короткие чёрные шорты и сандалии, высоко обхватившие её ноги тонкими ремешками. Её тёмные глаза красиво отбивали уличный свет, а волосы были собраны в пышный хвост, придавший всему образу ещё больше обаяния. Я с трудом переводил свой мечтательный взгляд с Натальи на Анну, которая, как всегда, острила и улыбалась мне так, словно мы несколько лет были любовниками, потом разошлись, а теперь встретились как ни в чём не бывало.

Возбуждённая Анастасия принялась рассказывать подругам каких классных мальчиков она видела на пляже. Особенно долго рассказывала она об одном шведе с голубыми глазами и замысловатыми татуировками. Кстати, я давно заметил, что все эмоциональные девушки мечтают о высоких и молчаливых скандинавах, которые одним своим присутствием наведут порядок в их донельзя сумбурной жизни. Закончив взахлёб рассказывать об эротичном шведе, Анастасия переключилась на подробности нашей с ней интимной жизни, и тут я вынужден был взять ситуацию под контроль, отметив, что девушкам, скорее всего, хочется просто прогуляться по ночному Римини, а не топтаться с нами на одном месте.

Наталья сказала, что они идут развлечься и предложила нам присоединиться, но мы отказались, так как ещё днём запланировали пойти в ресторан. Впрочем, Анастасия, готовая принять участие в любой коллективной деятельности, чуть не заставила меня отказаться от ресторана в пользу ночного клуба. Пришлось крепко взять её за руку и сказать, что на дискотеку мы обязательно пойдём завтра, после того как отпразднуем мой день рождения в номере отеля. Сжав губы и зубы, Анастасия согласилась, но проводила удаляющиеся фигуры Наталья и Анны грустным взглядом ребёнка, от которого увели весёлого друга. Зайдя в номер, она сразу же пошла принимать душ, а по выходе из него торжественно заявила мне, что отлично помастурбировала, но готова заняться со мной страстным сексом. Отказывать ей на это раз я не стал…

В ресторан мы заявились довольно поздно. Публика была уже разогрета съеденными блюдами, выпитым вином и живой музыкой, которой её обеспечивала одна из местных джазовых групп. Мы заняли наш столик и стали ждать официанта. Видно было, что Анастасию не сильно вдохновляет среда, в которой она оказалась по моей прихоти. В основном нас окружали престарелые немцы и французы, а молодёжи почти не было, если не считать двух поляков лет тридцати, которые постоянно трогали друг друга и над чем-то заливисто смеялись.

Мы взяли у официанта меню и начали расшифровывать названия перечисленных в нём блюд. Ни я, ни Анастасия не были завсегдатаями ресторанов. У себя дома нам вполне хватало пабов, небольших кафе и вечеринок на квартирах друзей. Вообще, рестораны – это самые немолодёжные заведения общественного питания. Они обязывают вести себя солидно, хорошо разбираться в еде и напитках, иметь деньги на щедрые чаевые… Одним словом, в ресторанах не расслабишься. Да, здесь можно предложить девушке стать твоей женой, устроить день рождения для мамы, обговорить с бизнес-партнёром детали серьёзной сделки, но по-настоящему зажечь здесь, увы, не получится. Даже ресторанная музыка не столько горячит кровь, сколько стимулирует желудок к лучшему пищеварению. Как видно, именно эти мысли пришли и в без того раскрепощённую голову Анастасии, когда она предложила мне смотаться отсюда, пока ещё не сделан заказ. Однако я опрометчиво решил занять твёрдую мужскую позицию и сказал, что встану из-за стола только с набитым брюхом и пустым кошельком.

Официант быстро принял наш заказ и сказал, чтобы мы подождали минут двадцать, скоротав время за ароматным треббьяно. Нам принесли откупоренную бутылку и разлили по бокалам желтоватую кровь тосканского Диониса. Анастасия в три глотка выпила свой бокал и сразу же вновь наполнила его чуть ли не до краёв. Я улыбался, глядя на то, как она старается спокойно сидеть на стуле и не крутить головой из стороны в стороны. Честно говоря, получалось это у неё так себе. Мне хотелось как-то отвлечь Анастасию от того гиперактивизма, которым она была захвачена последнее время, но природа оказалась сильнее моих интеллектуальных уловок…

Где-то в середине наших ресторанных посиделок произошло интересное событие. В зал завалилась толпа молодых, изрядно возбуждённых сербов. Красивые высокие парни с чёрными волосами и горящими глазами сели за первый попавшийся им на глаза столик и хотели заказать себе выпивки. Официант стал их выпроваживать, перемешивая английские слова с итальянскими и даже русскими, но они принялись спорить с ним на повышенных тонах. Один из сербов схватил официанта за рубашку и попытался отвести в сторону, но тот дёрнулся и порвал рукав. Люди за соседними столиками повернули головы в сторону конфликта, музыка утихла, а моя Анастасия неожиданно встала со своего места…

Я тоже быстро вскочил на ноги, намереваясь удержать свою отчаянную спутницу от нового безумства. Однако опека моя запоздала… Анастасия буквально подбежала к группе мужчин и встала между разгорячённым сербом и расстроенным официантом. Другие сербы, окружившие конфликтёров полукольцом, открыто пялились на её привлекательные формы и довольно улыбались. Но тут в ресторан зашли полицейские, вызванные, по-видимому, кем-то из персонала, и ситуация быстро утратила весь свой накал.

Нас отвезли в ближайший полицейский участок, но почти сразу же отпустили. Анастасия успела поругаться и с итальянскими блюстителями закона, однако они решили проявить снисхождение и вежливо показали ей на двери с надписью «Выход». Мы вышли в город, давно и надёжно сроднившийся с ночью. Анастасия закурила, а я обнял её за талию и поцеловал.

– Ты обещаешь вести себя чуть спокойнее?

– А что я такого сделала?

– Ты создаёшь самой себе проблемы.

– Да ладно, какие там проблемы… Эти придурки хотели избить официанта, а другие придурки их отпустили.

– Кажется, им выписали штраф…

– Ну и что! Надо было им по семь суток дать!

– Какая ты у меня жестокая.

– А чего они борзеют… Офигели совсем…

– Хорошо, хорошо… Ты как себя чувствуешь?

– Нормально… Курить будешь?

– Ну, давай… До отеля пешком пойдём?

– Угу. Не хватало ещё придурошного таксиста подцепить.

– Эй, остынь уже…

– Я секса хочу.

– Что, прямо здесь?

– Нет, в отеле. Идём скорее!

– Идём, идём…

Заснули мы в этот долгий день под утро. В одиннадцатом часу нас разбудил звонок Анны, которая напомнила про день рождения и проговорила в трубку длительное, испещрённое едкими шуточками, поздравление в мой адрес. На фоне произносимого ей памфлета мне слышался смех Натальи… Праздновать договорились в нашем с Анастасией номере. После душа я оставил свою подругу делать маникюр, а сам отправился в ближайший магазин прикупить вина, сыра, оливок и всего того, без чего не мог обойтись мой день рождения в 200X году.

Римини давно уже проснулся и вошёл в свой обычный дневной ритм. По улицам неспешно перемещались туристы, автобусы, заполненные людьми, ехали с одного конца города в другой, молодёжь собиралась в группки, слушая музыку и накачиваясь энергетиками. Я приметил красивую девушку, продающую мороженное, и решил подойти к ней. Она, как и многие местные девушки, приняла меня сначала за итальянца, но, быстро поняв свою ошибку, лучезарно рассмеялась. У неё были крупные ровные зубы, а глаза блестели детским энтузиазмом, что, должно быть, привлекало к ней людей. На своём неподражаемом англо-итальянском наречии я сделал ей комплимент, который она поняла с четвёртого раза и, конечно же, улыбнулась. Я купил у неё банановое мороженное и пожелал удачного дня. Настроение моё поднималось буквально по минутам.

Когда я вернулся в отель, потратив на продукты для пиршества около сотни евро, то встретил там Наталью и Анну, которые распивали мартини в компании крайне возбуждённой Анастасии. Девушки были расслабленными и поздравили меня поцелуями, причём Анна и Анастасия попытались превратить обычные поцелуи во французские. Меня смутило и, одновременно, взбодрило такое поведение девушек. Никакой ревности со стороны Анастасии я не видел. Напротив, она сама подталкивала наших знакомых на раскрепощённое поведение и подливала им мартини из большой бутылки.