Легенда о яблоке. Часть 1 Ана Ховская

Эль-Пачито, сентябрь 1975 года

Босыми ножками топча тонкие стебли азалий, ловя руками хрупкие лепестки, София неуклюже ступала по клумбе, направляясь в самую гущу цветов. Наклонив голову к самому большому цветку, девочка неловко перегнулась и, не удержав равновесия, присела в зелень. Горько-сладкий аромат азалий щекотал в носу, София расчихалась, воспитанно прикрывая рот крохотными ладошками.

– Софи, где ты?– раздался громкий голос Хелен из открытого окна гостиной.– Брайан, почему ты не следишь за сестрой? Ты ведь знаешь, мне некогда. Сейчас вернутся рабочие, их нужно накормить обедом…

Брайан сидел в саду, под тенью деревьев и что-то зарисовывал на клочке пожелтевшей газеты. Услышав беспокойный оклик матери, он огляделся и, заметив копошение в центре клумбы, нисколько не волнуясь, крикнул в ответ:

– София играет с цветами. У нее все в порядке, мама.

Хелен бросила быстрый взгляд на азалии и запричитала:

– О матерь божья! Софи, ты вытоптала все мои цветы!

Женщина поставила поднос с хлебом на стол и кинулась в сад. На крыльце случайно столкнулась с Ланцем, который от неожиданности выронил из рук кувшин. Хелен резко остановилась, испугавшись звука бьющейся глины, и, замерев, уставилась на осколки у своих ног. Ланц ободряюще улыбнулся, взял жену за пальцы и, поцеловав каждый, сказал:

– Милая, не надо так торопиться. Тебе нельзя напрягаться. Что случилось?

Хелен еще мгновение постояла в оцепенении, а потом дрогнувшим голосом спросила:

– Разве я просила тебя принести полный кувшин?

Ланц недоуменно взглянул на место, где лежали осколки глиняной посудины, и увидел, как тонкие струйки воды растекаются по ступенькам.

– Нет…– Дьюго растерянно взмахнул рукой и неуверенно добавил.– Хелен, дорогая, у тебя отошли воды!

Хелен громко выдохнула и в панике схватилась руками за дверной косяк.

– Неужели снова…. О Господь, помоги мне, Ла-а-нц!– воскликнула она.

На истошный крик матери прибежал Брайан. Он остановился за углом дома и тревожно нахмурился, наблюдая за отцом, который поднял мать на руки и внес в дом. Хелен, судорожно цепляясь за мужа, полушепотом умоляюще проговорила:

– Ланц, умоляю, позови Бена… доктора Логана, я не хочу умереть…

– Брайан, где ты?– крикнул Ланц.– Присмотри за Софией, маме плохо.

– Да, пусть он последит за моей принцессой,– чувствуя наступающие схватки, плача сказала Хелен.– Пусть приведет ее в дом, я боюсь за нее… Ланц, слышишь?

– Я слышу тебя, дорогая. Успокойся, Хелен, нет причин для волнения. Ты родишь еще одного здоровенького малыша… Не дергайся, мне трудно тебя нести… Еще несколько ступенек, и мы будем в спальне…

Ланц поднес женщину к кровати и положил на спину.

– Брайан, приведи Софию в дом. Следи за ней,– прокричал он в окно сыну.

– Нет… на пол меня, на пол…там удобнее…– рывками вдыхая воздух ртом, застонала Хелен.

Дьюго уложил жену на ковер, положил ей подушку под голову и, уверившись, что она подождет его возвращения, выбежал из комнаты.

Телефон не работал. Как назло, отключили и электроэнергию. Сломя голову Ланц кинулся к доктору Логану.

***

Целый день и весь вечер Брайан и София провели в гостиной, ожидая, когда же кто-нибудь спустится из спальни родителей и сообщит, как чувствует себя их мать. За весь день Брайан ни разу не оставил сестру одну, он заботливо накормил ее, терпеливо выждал, когда она выспится на его коленях и, наконец, когда совершенно нечем было заняться, он развлекал ее баснями о чудесах света. Маленькая София смотрела на брата большими синими глазами и улыбалась, когда тот строил смешные рожицы или оживленно рассказывал ей что-то интересное. И половины того, что рассказывал брат, было непонятно, но она всегда радовалась, когда он уделял ей внимание.

Софию все ласково называли стрекозой. Синие, как озера, глаза, обрамленные длинными бархатистыми черными ресничками, пухленькие губы, крупные темные кудряшки, спадающие на лоб, делали ее похожей на ангела. Но сегодня София была грустной и молчаливой: она не понимала, почему рядом нет мамы и почему так взволнован Брайан.

Когда солнце зашло и в гостиной стало темно, на втором этаже послышались радостные возгласы. Позже к Брайану и Софии спустился доктор Логан и, устало расправляя рукава белой рубашки, с улыбкой громко сказал:

– Живчик, у тебя еще одна сестричка!

Брайан тряхнул головой, удивленно посмотрел на сонную Софию и громко выдохнул:

– Вот это да! А на следующий год у меня кто появится?

Бен добродушно рассмеялся и похлопал мальчишку по плечу.

– Ах ты, Живчик!

Лежащая на диване София, подняла голову, недоуменно поморгала ресницами и, надув губы, захныкала.

Бен нащупал рукой край дивана и присел.

– Иди ко мне, моя девочка,– успокаивающе заговорил он.– Давай я отнесу тебя в спальню, ведь тебе давно пора спать. А завтра ты проснешься и увидишь свою маленькую сестричку.

София затихла и протянула свои крохотные ручки к крестному. Логан с отцовской любовью взял девочку на руки и, прижав к груди, нежно поглаживая по спинке, унес из гостиной. Следом убежал и Брайан.

***

Шли годы. Ферма Дьюго стала приносить доходы, разительно отличающиеся от предыдущих лет и даже от соседних хозяйств. Ланц приобрел породистых скакунов и удачно их разводил. На вырученные от их продажи деньги дом, которому было около двадцати лет, впервые отремонтировали, построили новые конюшни, облагородили задний двор и сад, где поставили беседку и развели цветники. Хелен исполнила свою давнюю мечту – иметь библиотеку, полки которой сверху донизу были уставлены разными книгами.

Но долго радоваться хорошей прибыли не пришлось: местные власти повысили арендную плату за землю, и весь свободный капитал вновь уходил на поддержание фермы, зарплату рабочим и на мелкие расходы семьи.

После рождения второй дочери Ланца, которую назвали Милиндой, отец семейства активнее стал заниматься фермой и все меньше уделял внимание детям и жене. Хелен же, напротив, обратила всю свою материнскую любовь на своих малышей, тратила все силы, чтобы воспитать из них самых лучших людей, вложить как можно больше знаний. Она устраивала им вечера чтения истории, классической литературы, параллельно со школой давала расширенные знания по географии, биологии и анатомии – то, в чем хорошо разбиралась сама. Старалась развить трудолюбие и умение соблюдать принятые в обществе правила. Хелен воспитывала в детях лучшие моральные качества, поощряла проявление добродушия, сочувствия, терпимости. И на всех троих у нее одинаково хватало внимания, ласки, нежности. Но все они росли разными, абсолютно не похожими друг на друга, однако каждый трепетно относился к своей семье и проявлял ответственность друг за друга.

Брайан как старший старательно исполнял свой братский долг: охранял своих сестер от обидчиков, придумывал игры, развлечения, водил их за собой в места, которые были известны только ему.

Хелен гордилась сыном. Она могла полностью положиться на него, когда ее не было рядом с дочерями. Подрастающий Брайан с уважением относился к родителям, был ответственным, уравновешенным и серьезным. Он никогда не распространялся о проблемах в семье и всегда держал слово. От своих сестер Дьюго младший отличался энергичностью, выдержкой и способностью быстро принимать правильные решения.

Сын был гордостью не только матери, но и отца, который искренне надеялся на него как на достойного наследника и опору в будущем, а также, как на будущего успешного фермера. Однако Хелен интуитивно подмечала, что Брайан не проявляет интереса к делам фермы. Он безотказно помогал Ланцу справляться со всеми трудностями, ответственно выполнял свои обязанности по хозяйству, но не планировал в своем будущем идти по стопам отца-фермера. Хелен понимала сына, не осуждала его и хранила свои догадки в тайне от мужа. Глубоко в душе ей хотелось, чтобы дети шли своей дорогой, той, которую выберут сами, не подвергаясь ничьему давлению. Каким бы ни был Брайан – открытым, добродушным, почтительным – он всегда оставался при своем мнении, но не протестовал против воли отца и матери.

Полной противоположностью брату была София. С раннего детства в ней проявлялись неуравновешенность, импульсивность, и в то же время она была ранимой и чувствительной. София не была избалованной, но проявляла капризность, упорство, сопротивление и непокорность всему, что не отвечало ее представлению о жизни. Девочка многого добивалась плачем, прекрасно понимая, как это действует на родителей, шалила всякий раз, как появлялась возможность, хитрила и выдумывала что-нибудь на каждом шагу. Уже с малых лет у Софии отмечались яркие черты, за которые ее любили брат и сестра, – острое чувство справедливости и прямолинейность, но за которые отец, реже и мать строго наказывали дочь. София могла поставить своих родных в неловкое положение тем, что выкладывала правду и собственную оценку всему. Ланц часто хватал ремень и угрожал дочери поркой, но добрые руки матери прятали и защищали девочку.

Защиту и отеческую ласку София находила и у своего крестного отца – доктора Логана. Вместе с Брайаном она ходила в клинику, в которой работал Бенджамин, часами следила, как крестный выполняет свою повседневную работу и по-детски восхищалась им. Их привязанность друг к другу росла с каждым годом. Бен брал на себя смелость опекать девочку в отсутствии родителей. Часто они ходили рыбачить, катались на лошадях, устраивали пикники на берегу речки и просто проводили время вдвоем у телевизора. Логан одаривал крестницу яркими детскими безделушками, какие всегда мечтает иметь в своей тайной шкатулке маленькая прелестница. Хелен воспринимала отношения Бена с дочерью с тихой радостью, потому что Ланц никогда не проявлял нежности к детям. С годами у него все чаще проявлялись строгость и нетерпение к их недостаткам.

К приятному удивлению матери, к пяти годам София стала проявлять способности к математике: она быстро считала в уме, умножала и делила многозначные числа, решала сложные задачки, которые давались детям только после второго года обучения в школе. Также Софии легко удавалось запоминать и воспроизводить информацию любой сложности. Однако девочка была слишком непоседлива и нетерпелива и, заигрываясь с соседскими детьми, теряла желание заниматься математикой с матерью. И, чтобы талант не угас, в пять с половиной лет Софию отдали в школу. Успешно пройдя тест на пригодность к обучению в первом классе, и, осознав, что теперь она ученица и все ждут от нее хороших результатов, София стала ответственней относиться к школьным и домашним занятиям. Хелен заметила положительные перемены в характере дочери: серьезность, сдержанность, хотя этого хватало ненадолго.

Младшая дочь, Милинда, из всех детей одна была похожа на своих родителей: смуглая и кареглазая, как отец, с солнечным цветом волос и тонкими чертами лица, как у матери. Она была тихим, уравновешенным ребенком, часто покорно исполняющим волю родителей и старших брата и сестры: больше времени проводила с матерью, помогала ей по дому, любила отца и не проявляла особого рвения к наукам. Лин, как ласково называли ее в семье, отдали в школу в шесть с половиной лет. В противоположность Софии она сразу оказалась очень усидчивой, самостоятельной ученицей и не вызывала нареканий со стороны учителей. Приходя из школы, Милинда сразу садилась за уроки, а София еще со школьного двора убегала с Брайаном на речку и возвращалась только, чтобы выучить хотя бы один урок. Все остальные задания она успевала делать в школе на следующий день в перерывах между занятиями.

У Милинды в отличие от Софии со всеми были ровные, доброжелательные отношения, ее любили соседи. А Софию недолюбливали и сторонились из-за ее дерзкого и прямолинейного характера.

У отца семейства не хватало терпения воспитывать детей, особенно Софию. Со старшей дочерью он никогда не мог найти общего языка, впрочем, как и она с отцом. Чаще всего Ланц просто выпивал виски и, бормоча себе под нос, уходил спать или общаться с рабочими на заднем дворе поместья. Хелен же не поощряла поведения Софии, но и не устраивала скандалов и нравоучений, за что та любила свою мать, как никого другого.

Эль-Пачито, май 1981 года

Очередной день в школе показался Софии утомительным. Все задачки она решала, еще не успев дочитать до конца. А соблюдение установленных школой и учителем правил было самым скучным занятием и невероятно раздражало. Все то, что давали на уроках учителя, было давно знакомо и уже неинтересно. Все за пределами школы казалось таким забавным, интересным, полным жизнью, а девочка была вынуждена скучать за партой. Но раздавался строгий писклявый голос учительницы, и София напряженно прижималась к спинке стула, помня, что ей нужно сдерживать характер, как изо дня в день учила ее мать.

– София Дьюго, ты ведешь себя как невоспитанная девчонка! Немедленно принеси свою тетрадь!

Но все оканчивалось косым строгим взглядом на правильно выполненные задания в тетради девочки.

– Мне не нравится твое поведение,– предельно вежливо говорила миссис Глэдис и всегда добавляла:– В следующий раз я вызову в школу твоих родителей. Тебе ясно?

София молча смотрела на учительницу огромными синими глазами на худеньком лице, не понимая, за что ее укоряют.

То же произошло и сегодня. София нахмурилась, кивнула в ответ учительнице и тут же выбежала из класса на школьный двор, забыв обо всем, что было до этого.

София была самой младшей ученицей в классе. Ее отношения с одноклассниками не складывались с самого начала так хорошо, как у Брайана или у Лин со своими, и Софии приходилось играть со сверстниками из класса Милинды. За это ее еще больше дразнили и обижали мальчишки из собственной группы.

В свои неполные семь лет София резко отличалась от сверстников непривлекательной внешностью. Большие глаза и полные губы резко выделялись на худом лице, уши смешно торчали, когда волосы были собраны на макушке, густые черные брови создавали впечатление, что неумелый художник мазнул пьяной кистью, обмакнутой в смолу. Сама по себе София была тонкокостной, хрупкой девочкой и почти вся одежда висела на ней, как на шесте.

Мальчишки из старших классов засматривались на других девчонок, угощали их фруктами и жвачками, а на маленькую Дьюго снисходительно кивали:

– Фи! И кто это дал тебе такое имя – София?

София гордо задирала подбородок и обиженно отвечала:

– Меня так мама назвала в честь Софи Лорен.

В ответ со всех сторон она слышала громкий издевательский смех. Даже учителя, проходя мимо, закрывали губы ладонью, чтобы скрыть усмешку от сравнения внешности кинозвезды и девочки.

– Софи… Софи… Какая же ты Софи – уродина,– продолжали насмехаться мальчишки и девчонки.

Если это слышал Брайан, он сразу разгонял всех смеющихся и защищал сестру. Но если его не оказывалось рядом, весь двор хором кричал:

– Софи… фи… Фи! Фи!

Пока один из учителей строгим взглядом не останавливал школьников и не просил пройти в свои классы.

Вот и сейчас София слышала вслед:

– Фи! Фи!

Она не понимала, почему с ней так обращаются, почему она не нравится ни учителям, ни сверстникам. Она всегда слышала от матери только самые добрые и ласковые слова: Хелен называла дочь и красавицей, и ясным солнышком, и сладкой девочкой, стрекозой, а когда сердилась, – маленьким сорванцом.

И в самом деле Хелен считала, что детская невзрачность Софии – это временное явление, что в старшем возрасте она станет самой привлекательной девушкой. Ведь это была ее принцесса!

Но каждый раз София слышала вслед обращение одноклассников: «Фи!» и в протест оборачивалась и отчаянно громко добавляла: «Со! Меня зовут Со-фи». А в этот утомительный день на школьном дворе к Софии прилипло новое прозвище – «Фисо». Девочка поникла плечами и твердо решила, что больше никогда не заговорит со своими одноклассниками, не поможет им решать сложные задания на контрольных и никогда не посмотрит в их сторону.

София в последний раз покосилась на обидчиков, взяла за руку Милинду и сказала:

– Не хочу больше сюда ходить. Давай сбежим?

Милинда закивала:

– А куда пойдем? Мама нас ругать не будет?

София серьезным взглядом окинула окрестности за воротами школы и, пожевав нижнюю губу, кивнула самой себе.

– Я знаю, куда идти!

И девочки двинулись в сторону клиники доктора Логана.

Бенджамина не оказалось на месте, но медсестра указала девочкам в сторону речки. София и Милинда оставили свои рюкзаки в кабинете доктора и направились к хорошо знакомому месту.

***

– Бен, по-моему, в нашей речке закончилась рыба?– уверенно заявил Брайан, стоя по колено в реке и внимательно всматриваясь в воду.

– А я думаю, на сегодня достаточно! Ты наловил полное ведро!– с улыбкой ответил Бен.

Брайан рассмеялся и вышел на берег. Он опустил закатанные вверх брючины и присел рядом с Логаном на траву. Бен с чувством отцовской гордости взглянул на парня и обнял его за плечи.

– Как быстро идет время! Ты уже вырос, стал таким красавцем!

Брайан, скрывая смущение, кивнул головой:

– Да, скоро мне исполнится пятнадцать. И только ты и мама в состоянии отметить мой возраст. Я понимаю, что я еще не самостоятельный, не взрослый мужчина, но думаю, что уже имею право решать, кем стану в будущем.

Он замолчал, грустно опустил глаза и сорвал травинку, чтобы что-то вертеть в руках, скрывая свое напряжение.

– Бен, отец категорически против моего обучения в университете, он даже не отпускает меня на военную службу. Неужели стать конюхом – это единственная возможность стать успешным?

– Брайан, Брайан,– с сочувствием и пониманием прижимая юношу к своему плечу, проговорил Логан,– не горячись. Ты ведь умный парень и всегда отличался терпением. Я не настраиваю тебя против отца, но ты имеешь право на свою жизнь, мечту, идею. Вопрос в том, сможешь ли ты чем-то пожертвовать ради мечты? И чем?

Брайан благодарно улыбнулся и задумчиво посмотрел на свой медальон на шее. Это был кусок жестянки, на котором аккуратно были выбиты сведения о солдате, воевавшем во Вьетнаме…

– Я нашел этот медальон в детстве на дне реки. Кто-то его потерял. С тех пор я мечтал стать кем-то, кто будет защищать интересы своей страны, человека, закон… Кем-то, кто служит всему человечеству, а не разгребает навоз за лошадьми.

– Это хорошая мечта!– проникнувшись словами парня, отозвался Бен.

– Правда?

– Уверен! Если ты за это возьмешься, ты будешь лучшим в своем деле!

– Спасибо!

Брайан воодушевленно вздохнул и расправил плечи.

– Но еще некоторое время ты должен разгребать навоз,– улыбнулся Логан и потрепал мальчишку по затылку.

Брайан рассмеялся и закивал, принимая шутку.

– Я бы хотел, чтобы у меня был такой сын!– тоскливо добавил Бен.

– Бен…– раздался вдруг нежный детский голосок из-за деревьев.

Брайан тут же вскочил и всмотрелся в густые заросли травы.

С трудом шагая по высокой траве, к ним приближались София и Милинда.

– Эй, две козявки, вы что здесь делаете без взрослых?– сердито проговорил старший брат.– София, сколько раз я говорил тебе, чтобы ты не ходила одна так далеко?

– Живчик, мы сбежали,– запыхавшись от ходьбы, проговорила Милинда и сунула в рот указательный палец.– Ай, зуб болит…

Бенджамин тоже поднялся и, широко улыбаясь, развел руки в ожидании объятий с крестницей. София тут же раскинула свои ручонки и кинулась к крестному.

– Бен!

С трудом перебирая ногами в траве, София неожиданно для себя споткнулась и кувыркнулась. От удивления и медленно растущей боли в коленке, она открыла рот и захныкала. Бенджамин не успел подбежать к девочке, первым оказался брат.

– Ты моя стрекоза,– жалостливо проговорил Брайан и заботливо поднял сестру на руки.

Логан взволнованно покачал головой и протянул руки к коленке Софии.

– Взрослые девочки не плачут! Да и царапина небольшая.

– А я еще маленькая,– плача возразила София и прижалась к брату.

– Иди ко мне, сорванец?– Бен протянул руки и принял девочку с рук брата.

София крепко обняла крестного и уткнулась мокрым носом в его теплую шею. Брайан улыбнулся и, взяв Милинду за руку, вывел ее из травы на берег к широкому бревну.

– Так, и откуда же вы сбежали?– поинтересовался брат, обтирая чумазое лицо младшей сестры краешком своей майки.

София, только что успокоившаяся на плече Бена, снова вздрогнула и посмотрела на Брайана глазами, полными слез. Обида на одноклассников снова вспыхнула в памяти. Она грустно вздохнула и проворчала:

– Я не хочу ходить в эту школу. Меня обзывают и обижают там.

Логан нахмурился, отнял от себя девочку, повернул ее лицо к себе указательным пальцем и спросил:

– Как же тебя называют?

– Уродиной!– снова начиная всхлипывать, ответила она.

Брайан сердито покачал головой и утешающе гордо проговорил:

– Это потому, что они не знают, кто такая София Дьюго!

– Конечно, именно так!– подтвердил Бен, украдкой переглянувшись с Брайаном.– Все они просто завидуют твоей ангельской красоте.

Крестный ласково расцеловал девочку в обе щечки и улыбнулся, заглядывая ей в глаза.

– Ну, посмотрите на нее, разве она не прелесть?!

Брайан и Милинда по-доброму закивали.

– Да ты в старших классах всех парней уведешь у тех девчонок, что сейчас дразнят тебя!

София недоверчиво пожала плечами, но всхлипывать перестала. Брат никогда не обманывал ее, но София не верила, что так много ребят говорят ей обратное, только потому что завидуют.

Логан неожиданно подкинул Софию над собой и, ловко поймав, усадил на колени, а затем, вопросительно вскинув брови, спросил:

– Ты и мне не доверяешь?

– Они обзывают меня «Фисо» – пробормотала София, протирая тонкими пальчиками свои мокрые глаза.

– Как?!– переспросил Брайан.

– Ну, Фисо,– нетерпеливо ответила Милинда.– Фисо, наоборот – Софи.

Брайан и Логан дружно рассмеялись.

– Фисо! Симпатичное прозвище, не правда ли, Брайан?– весело заметил Бен и подмигнул Софии.

София уже возмущенно надула губы и хотела было заплакать, как Брайан со всей серьезностью заявил:

– Очень милое имя!

София недоуменно заморгала и наивно уставилась на крестного.

– И что, меня теперь будут называть Фисо?!

– Нет, я буду называть тебя «мой ангелочек». А те, кто называют тебя Фисо, просто не умеют правильно читать. И они не стоят твоих драгоценных слезинок.

Еще несколько минут Логан и Брайан утешали Софию уговорами, разъяснениями и, в конце концов, она снова ощутила себя любимой и особенной.

Вернув сестер домой после длительной прогулки у речки, Брайан переоделся и тайно от отца отправился в библиотеку Эль-Пасо, чтобы начать свою подготовку для поступления в университет.

***

В субботнее утро после завтрака Хелен Дьюго отправилась к своим любимым клумбам с азалиями. Утро было спокойное, солнце ушло за облака, и веяло приятной прохладой. Хелен мечтательным взглядом окинула свой сад, играющую в его глубине Софию и вдруг печально опустила глаза и криво усмехнулась. Прошлым вечером, когда дети улеглись спать, а она заканчивала подготовку ко сну, в спальню шумно ввалился Ланц, пьяный и неумытый, прилег на маленькую кушетку у окна и засопел. Хелен растерянно развела руками в немом вопросе и медленно опустилась на колени рядом с кушеткой.

– Ланц, что случилось?

– Иди спать, женщина,– грубо проворчал Дьюго.

– Ланц, тебе надо переодеться, ты весь в грязи…– осторожно притронувшись к руке мужа, мягко обратилась Хелен.

Ланц приподнялся на локте, вытаращив глаза и сердито сдвинув брови, глянул на жену.

– Хелен, неужели эта ферма никому не нужна?

Его вены на висках и лбу надулись от давления. Он нащупал пальцами переносицу, помассировал ее и глубоко вздохнул.

Хелен виновато опустила глаза и молчала, хотя не понимала, в чем ее вина. Но в тот момент такое поведение ей показалось наиболее выгодным, потому что в нетрезвом состоянии Ланц был непредсказуем.

– Хелен, мы воспитываем наших детей неправильно… Все книги, телевизор, радио делают из них циничных, неблагодарных людей… Все это отворачивает их от земли, они становятся похожими на людей из Эль-Пасо – лицемерных, дерзких, непокорных…

Хелен молча выслушивала мужа, не смея перебивать. Ланц всегда злился при упоминании о городской жизни либо какой-то другой вне фермы, не связанной с традициями его отца, деда. Его всегда раздражали советы соседей, учителей, сестры Хелен – Лили отправить детей учиться в город и изменить их жизни. Все его представления о счастье и благополучии детей и семьи были связаны только с фермерством, землей, на которой они жили, с их поместьем, с трудом и потом. Хелен прекрасно понимала, что взгляды мужа и его упорное стремление к тому, чтобы привязать детей к семейному делу и сделать их себе подобными, не вызывает у детей восторга. Напротив, с каждым упоминанием о своей цели Ланц сталкивался со сдержанным молчанием сына на вопрос о планах на будущее. Дочери оставались маленькими и еще ничего не понимали в таких вопросах, однако София уже имела свое категоричное мнение, с которым трудно было мириться.

– Я знаю, что Брайан твердо намерен поступать в университет международных отношений в Вашингтоне,– горько сообщил Ланц.– А я твердо намерен удержать его от этого шага. Сын должен следовать за отцом, а не отстраняться от семьи. Зачем ему на ферме академические знания? От этого лошади не поумнеют и навоз не легче станет убирать.

Хелен подавленно усмехнулась и отвернула лицо от мужа. Как было тяжело осознавать убогость и эгоистичность его взглядов. Ей казалось, что раньше Ланц не был таким холодным, безучастным к судьбе детей. Или он и впрямь был ослеплен идеей создать династию фермеров, прикованных к земле и не стремящихся занять достойное положение в цивилизованном обществе.

– Университет, Ланц, – это его будущее,– не сдержалась Хелен.

Ланц враждебно выпрямился, поднялся и громко стукнул кулаком о стену.

– Дерьмо! Так ты на его стороне?

– Ланц, послушай…

– Ты всегда мечтала вырваться отсюда… хотела стать городской белоручкой,– резко перебил ее муж.

Он злобно глянул на жену и, презрительно сощурив глаза, ненавистно выдавил:

– Ну что бы ты сейчас делала? Что дали бы тебе Логаны?

– Ланц!– воскликнула Хелен и сердито поднялась на ноги.– Как ты смеешь мне это говорить?! Я – здесь, с тобой, с твоими детьми…

Хелен на секунду умолкла, пытаясь подавить слезы, подступающие к горлу. Ее руки задрожали от возмущения и досады, но она крепко сжала пальцы в кулаки и сдавленным голосом продолжила:

– Ты никогда не оценишь мой выбор, правда? А теперь иди и выспись в конюшне, от тебя несет виски и потом.

Хелен недовольным движением откинула покрывало на кровати и легла, с головой укрывшись легкой простыней. Она все еще пыталась справиться с нахлынувшим гневом и нанесенной Ланцем обидой.

Ланц замер, проследил за поведением жены, и, когда она спрятала лицо, досадно покачал головой, понимая, что завтра ему придется просить прощение за свою пьяную выходку и грубость. Он бессильно вздохнул и поплелся вон из дома.

***

Хелен открыла глаза, услышав шум крыльев птиц, и взглянула на голубое небо с барашками облаков. Вчерашняя обида осела горьким осадком на сердце. Хелен старалась оправдать мужа и тут же гнала навязчивые мысли о неверном выборе в молодости. Ей все еще хотелось верить в добрую натуру Ланца, но он будто намеренно пытался испортить отношения с ней.

– Мама, мама,– раздался пронзительный детский крик.– У меня выпал зуб! Я теперь страшная, как колдунья.

Хелен оглянулась на крик Милинды и, развеяв дурные мысли, добродушно рассмеялась.

– Мое солнышко! Фея подарит тебе новый зубик.

На крик сестры из-за деревьев выбежала София с яблоком в руке.

– А у меня уже такой вырос,– похвасталась она и оскалилась.

Хелен взяла младшую дочь за руку и медленно пошла в прохладную тень деревьев.

– Иди к нам, София.

Хелен присела под самым большим деревом, оперлась спиной на его широкий ствол и, обняв детей за плечи, прижала их к своей груди.

– А тетя Лили сказала, что если я закопаю зубик под самым красивым цветком и позову цветочную фею, то она даст мне много счастья,– наивно сказала Милинда.

– Мама, а что такое счастье?– спросила София, прожевывая яблоко и еле выговаривая слова.

Хелен заглянула в большие лучистые глаза дочери и, мечтательно вздохнув, подняла лицо к небу.

– О-о, счастье… оно такое неописуемое… Это когда очень-очень хорошо… Хотите, я расскажу вам одну легенду?

София и Милинда закивали и положили свои головы на колени матери.

Хелен набрала воздуха в легкие и, голосом мудрого сказочника, заговорила:

– Давным-давно Бог создал человека. Бог хотел сделать его идеальным – красивым, добрым, умным… Но так устал, что решил сделать перерыв и отдохнуть в тени своих райских садов.

В этот момент маленький Ангел опустился ему на плечо и сказал: «Давай я помогу тебе завершить человека?» Но гордый Бог прогнал его: «Не пристало Ангелам вмешиваться в мой промысел». И бросил в него золотым яблочком с райской яблони. Ангел уклонился, а яблоко упало и раскололось на две половинки. Ангел рассердился на Бога и тайно прокрался в его мастерскую. Из обиды он взял меч и хотел было разрубить человека на мелкие кусочки, но вспомнил о золотом яблоке, усмехнулся и разделил человека пополам. И назвал одну половину мужчиной, а другую – женщиной. Оживил он половины и разбросал их по свету.

С тех пор одна половина ищет другую, потому что не может быть счастлива без другой. Кто-то ищет всю жизнь и, не находя, остается один, кто-то теряет надежду и озлобляется, сея раздор и печаль, а кто-то просто остается с тем, кто ближе… Но ни одна половина по-настоящему не счастлива с другой, если это не та самая половинка яблочка… с теми же семечками внутри, окраской и вкусом…

Хелен умолкла и тоскливо погладила ладонью макушки дочерей.

– А что, бывают и злые ангелы?– через некоторое время, осмыслив услышанное, спросила София.

– И злые бывают,– грустно вздохнула Хелен.

– Мама, а при чем здесь семечки?– недоуменно прошепелявила Милинда и взглянула на огрызок яблока Софии, из которого выглядывали темные зернышки.

– А вы как думаете?– украдкой смахивая набежавшую слезу, ответила Хелен.

– А я знаю,– сказала София,– у одного яблока семечки вкусные, а у другого – горькие. Правильно?

– Правильно, Софи, правильно,– засмеялась мать и прижала дочерей к груди.

– Мама, а где Брайан?– спросила София.

– У него важное домашнее задание. Он отправился в библиотеку Эль-Пасо. К обеду приедет.

– Мам, а когда мы поедем в Эль-Пасо? Другие девочки туда ездят каждое воскресенье, там красиво…

Милинда молча кивнула, соглашаясь с сестрой.