Вейн Суржевская Марина
Ее послушался. Сделал назад шаг, другой.
Девушка с тигриными глазами посмотрела на вейна. Ее ненависть была такой густой и осязаемой, что у Юрки перехватило дыхание.
– Ну что? – хрипло спросил Дан. – Довольна?
Губы у йоры дернулись.
Вейн рванул через голову шнурок. С размаху ударил о край лавки глиняной подвеской и швырнул разбитый амулет.
– Молись, жрица!
Сам опустился на колени и вытянул руки, сомкнув в кистях.
– Все, что хочешь. Сам приду, безоружный, но чтобы она жила!
Кусочки глины осыпались у Йорины под пальцами. Девушка покачнулась. Не держи ее менестрель – упала бы.
– Ты же отдал, – недоуменно сказал Игорь, глядя на каменный полумесяц.
– Подделку.
– Они же проверили!
– А я зарядил на базаре, так, по мелочи, лишь бы фон был. Не думал, что его приведут, – Дан показал на лекаря. – Чуть не обделался, когда увидел.
Йорина высвободилась из рук менестреля и встала напротив хирурга. В левом кулаке она сжала амулет, правая легла раскрытой ладонью на лоб Хельги. Голос жрицы то истончался до шепота, то поднимался криком. Она просила, умоляла, угрожала, требовала. Спорила с той, с которой воевал хирург.
«Не умрет», – понял Юрка. Так ясно, словно кто шепнул ему на ухо.
– Боже Всевышний! – выдохнул Игорь. – Это же… Смотрите! Он – врачует, она – дарит надежду. Вот почему у жрицы родился мальчик. Брат и сестра – новое воплощение Двуликого!
Ахнула Желька. Испуганно перекрестился Тобиус.
Дан спрятал лицо в ладонях и заплакал.
В углу гомонила компания, поглядывая с почтением на испачканный стол. Во дворе громко – даже тут было слышно – рассказывали подробности операции. Много врали, и кто-то сокрушался, что приехал поздно.
Желька водила по доскам мокрой тряпкой. Кровь сходила плохо.
Парень-хирург привалился к стене. Он закрыл глаза и положил на колени руки ладонями вверх. Напротив сидела жрица, выпрямившись и высоко подняв голову. Лица у брата и сестры казались одинаково уставшими.
Сверху сбежала Лиза, попросила у Жельки еще одну простыню.
– Как Дан? – спросил у нее Грин.
– От постели не отходит. Молчит. Олза не гонит, говорит, ему так легче.
Желька бросила в таз тряпку и поманила Лизу за собой. Хлопнула дверь под лестницей.
– Да-а-а, – вздохнул Тобиус и ушел за стойку.
Вернувшись, выставил на стол пыльную бутылку темного стекла.
– Налейте, что ли!
К бутылке потянулся Грин. Отмерил всем поровну, не обойдя ни девушку, ни мальчишек.
– Ну, чтоб жила.
Кружки столкнулись боками.
– Будет, – пообещал лекарь и посмотрел на сестру.
Йорина кивнула.
– Ее молитвами и твоими стараниями, – сказал менестрель. – Про амулет-то сразу понял, что фальшивка?
– Конечно.
– Что же не выдал?
Лекарь дернул уголком губ:
– Кому? Арерам?
– Ну да… Эрик, верно? Я – Игорь, – менестрель протянул руку.
Жрица метнула на него взгляд из-под ресниц, но смолчала.
– Алекс, – представился Грин.
Игорь удивился:
– Эй, ты же говорил: Витька. Виктор Зеленцов. Я точно помню! Парня вон по твоему следу отправил, – он кивнул на Юрку. – Еще увидел, подумал: надо же, нашел! Фантастика!
У Юрки зашумело в ушах. Испуганно посмотрел на него Егор.
– Да какой я уже Зеленцов! – отмахнулся вейн. – Сто лет прошло. Тебя бы не встретил, так и не вспомнил. Просто, ну, хорошо тогда сидели, трактир славянский, ты – земляк, песни наши поешь. Сам не понял, как выскочило.
– Нет, – перебил Юрка, и Егор почему-то взял его за руку, точно они собирались идти через узел. – Вы – Алекс Грин. Дан спрашивал у вас про Зеленцова! В «Хрустальном колокольчике»!
– Когда? А-а-а, ты про то. Не спрашивал он. Мы про Вцеслава говорили, а потом он языком еле ворочал.
Юрка помотал головой. Это неправда!
– А почему Грин-то? – заинтересовался Игорь.
«Пусть он молчит, – подумал Юрка. – Пусть заткнется!»
– Да… глупо вышло. Я только начал на Середину ходить. Молодой, борзый, море по колено. А тут англичане подвернулись. Мы за встречу. Познакомились. Я им: «Виктор Зеленцов», они повторить не могут. Я опять: «Зеленцов, ну, зеленый, зелень». Смеются: «О, Виктор Грин». Я мальчик начитанный, возражаю: «Грин – Александр». Они: «О, Алекс!» Ну и черт с вами, думаю. Утром встал, башка трещит, а на меня мужик кидается, вчерашние собутыльники сосватали. Кричит: «Алекс, вы можете!» Елки зеленые, меня тогда хоть горшком назови… Ну, с того клиента еще потянулись, искали как Грина. Чего народ путать? Да и, признаться, понравилось: как же, дома обычный студент Витя Зеленцов, а тут – Алекс Грин, вейн по особым поручениям. Возраст такой был, сами понимаете.
– Романтика в одном месте играла, – подсказал Игорь.
– Не без этого, – согласился Грин и повернулся к Юрке: – Зачем искал-то?.. Что с тобой? Тобиус, воды!
– Не надо! – крикнул Юрка.
Задергался уголок глаза, обожженный в межсезонье, прижал его пальцем.
– Я… искал, да. Хотел сказать…
Нет, этого не может быть! Грин – его?..
– Сказать… Что я вас ненавижу! Из-за тебя погибла мама! Других спас, а ее – убил!
Грин растерянно смотрел на него.
– Ты бросил ее и сбежал!
– Юра… Господи, боже мой! Да, мне приходилось уходить, когда было поздно. Иногда я просто не успевал. Наверное, твоя мама…
– Моя мама – Дарья Жданова! Она погибла на шоссе, возле остановки. Возле вашего узла!
– Какой остановки?
– Той самой! Не помните?
– Постой… Дашка?! Погибла?!
– Не смейте, – жестко сказал Юрка, вставая. – Не смейте ее так звать. Бросили одну, беременную, а потом позвали на шоссе. Зачем?
– Ничего не понимаю. Я не звал.
– Врете!
Грин переменился в лице.
– Даша ждала ребенка? От меня? Юра, ты?!.
Он коротко усмехнулся:
– Дошло. Здравствуй, папочка!
Вейн тоже поднялся, но Юрка отскочил.
– Не подходите ко мне. Слышите, вы!.. – Он отступал, пока лестничная балюстрада не ударила в спину. – Иди к черту!
Перемахнул разом через несколько ступеней и бросился в свою комнату.
Грин рванулся за Юркой, но его удержала девушка с тигриными глазами.
– Не сейчас, – повелительно сказала она.
Вейн обмяк, повалился на лавку.
– Я не знал. Чем хотите клянусь! Даша ничего не говорила. А у меня срок… Я, когда шел, понял, что это последний. Вернусь, застряну навсегда. Ее было не вытащить – индивидуальная сопротивляемость. Ну, думаю, молодая, полюбит другого. Письмо написал, чтоб не ждала. Скинул почтовиком через слабенький узел где-то в Канзасе. Мне в голову не приходило…
Егор тихонько поднялся и пошел наверх.
Маленькая комнатушка тонула в сумраке. За окном полыхал красный, предветренный закат. Гомонили во дворе васяки, готовясь провожать солнце. Юрка забился в угол. Сидел, упершись локтями в колени и обхватив голову. Костяшки на пальцах побелели от напряжения.
Егор опустился рядом. Плечом к плечу, как в грузовике, что вез на площадь.
– Чего приперся? – неприязненно процедил Юрка. – Будешь заливать, какой он хороший? Достали уже с такими разговорами!
Вот что ему сказать? Егор не знал.
– У тебя умерла мама, – брякнул он, и Юрка ожег взглядом. – А мою он спас. И отца. Солдат в крепости. Получается, ты имеешь право меня ненавидеть. Он же из-за таких, как мы, не остался с вами.
Закричали васяки, Егор вздрогнул от неожиданности. Звенели бубенцы, постукивали барабаны, шлепали по земле пятки – маленький народец благодарил солнце за прошедший день.
Юрка молчал. Лучше бы ругался!
– Я, когда сюда шел, поговорить с тобой хотел, – сказал Егор. – Не знал же, что так получится… Ты слышишь меня или нет?!
– Ну.
– Я подумал: Разведка, конечно, здорово. Миры разные, путешествия и вообще. Но у человека должен быть дом. Мои родители примут тебя, вот увидишь. Нет, я понимаю, глупо сейчас, когда война…
Юрка удивленно смотрел на него.
– Ты можешь оставить свою фамилию, – быстро сказал Егор. – Раз твой отец нашелся.
– Интересно, какую? Жданов? Зеленцов? Грин? Во, блин, вариантов! Спасибо, обойдусь. Я не грудной младенец, чтобы меня усыновляли. Согласен на благодарственную грамоту. Или чего там положено за твое спасение?
– Ну что ты за человек!
– Какой есть. Не нужны мне твои родители. У меня свои были: мама, бабушка, дед.
Громко, на одной ноте, тянули васяки – они закончили хвалебную песню и перешли к колыбельной. В хор влился пес Тобуиса и тоже самозабвенно завыл. Чтоб ему, всю душу выворачивает!
Юрка сидел, уткнувшись лбом в скрещенные руки. Егор повозился, удобнее пристраивая спину – чесалась ссадина, памятка от комендатуры, – и сказал негромко:
– Дурак ты, Юрка.
Тот шмыгнул носом и поднял голову.
– Зато ты больно умный. Ладно, проехали. Если серьезно, зачем явились?
– Я вообще-то и не шутил, – сердито ответил Егор. – Хорошо, давай о деле: необходимо убрать из города семьи комсостава. На все про все – несколько часов. Один поводырь не сможет. Хотели позвать тебя. Но Грин, наверное, теперь не согласится.
– Это еще почему?!
– Рискованно.
– Значит, так, – Юрка оттолкнулся от стены и посмотрел на Егора сверху вниз. – Во-первых, мне плевать, согласится он или нет. Во-вторых… Тебя, значит, отец пустил, а меня нет?
В дверь постучали, и вошел Грин.
– Собственной персоной, – ухмыльнулся Юрка. – Ждешь, что я на шею кинусь? Облом, индийского кина не будет.
Егор начал вставать – пусть поговорят вдвоем, – но Юрка остановил:
– У меня секретов нет. А если кому-то что-то не нравится, может проваливать.
Вейн сел на кровать, сгорбившись.
– Я тебя внимательно слушаю, – с издевкой поторопил Юрка. – Опять споешь песенку про окошки? Как шел и заглядывал?
Егор не выдержал:
– Зачем ты так?
– А как с ним еще?! – огрызнулся Юрка, но все-таки замолчал. Уселся на подоконник, скрестив на груди руки.
«Алекс, ну пожалуйста, придумайте что-нибудь!» – беззвучно взмолился Егор.
Вейн наконец заговорил:
– Через неделю-полторы из-под Верхнелучевска нужно вывести четырнадцать человек. Если ты пойдешь, вместе мы справимся.
Егор прикусил изнутри щеку: каких же сил стоило Грину произнести это?!
Васяки во дворе пели тоненько, жалобно, точно дети.
– Скажи… – У Юрки дернулся уголок глаза, он придавил его пальцем. – Если бы ты знал, что я – есть, ты бы ушел?
Ну вот и кончен разговор, подумал Егор. Если Зеленцов ответит «да» – Юрка его не простит. «Нет» – получается, жил неправильно, не существует на самом деле вейна по имени Алекс Грин, все – обман.
– Только честно.
– Юра… Я не знаю, видит бог. Может, ушел бы. Да, скорее всего. Но потом бы вернулся. Сослагательное наклонение, помнишь?
Егор тихонько выдохнул.
– Отмазался… Значит, зовешь на войну? – спросил Юрка, запихивая кулаки в карманы штанов. – Родитель! А если меня там убьют? Не жалко будет только что обретенного сыночка?
Грин молчал. Перекатывались на скулах желваки.
Васяки внезапно оборвали колыбельную, и пес от удивления подавился воем. Стало очень тихо.
– Я пойду с тобой. – Юрка спрыгнул с подоконника и желчно добавил: – Папа.
Шея затекла. Дан завозился в кресле и проснулся.
За окном густилась ночь, слегка разбавленная на востоке предутренней серостью. Тихонько стучали по подоконнику капли. У постели Хельги клевала носом Лиза. Услышав шаги, девушка встрепенулась и улыбнулась вейну.
Дан присел на корточки. Хельга дышала ровно, лицо ее, освещенное керосиновой лампой, уже не пугало восковой желтизной. Порозовели губы, приоткрылись – очень хотелось их поцеловать, втолкнуть живой воздух: ну же, девочка, очнись! Дан потрогал льняные волосы и вопросительно посмотрел на сиделку.
– Все хорошо. Олза заходила, говорит, просто удивительно, как хорошо!
Вейн оглянулся. Дверь в соседнюю комнату была приоткрыта. На кровати, раскинувшись, спал Егор. У него в ногах сидела женщина и осторожно, едва касаясь, гладила мальчишку по спине. Казалось, она боится оставить сына даже на мгновение, и Дан пожалел пшелесскую лекарку: уйдет пацан, такие долго за мамкину юбку не держатся.
В желудке у вейна громко забурчало, напоминая, что последний раз он ел сегодня утром. Точнее, уже вчера.
– Я быстро, – шепнул Лизе. – Вернусь и сменю тебя.
Девушка кивнула, спрятав зевок в ладони.
В коридоре царила темень. Слышался густой храп, и шуршал по крыше дождь. Дан шел, придерживался за стену. Где-то должна была начинаться лестница. Повел рукой и нащупал косяк. Ага, правильно. Сначала пологий спуск, заканчивающийся площадкой, с нее направо и круто вниз, в обеденный зал. Интересно, Тобиус на стол памятную табличку привинтит? Дан подумал об этом с усмешкой, стараясь отогнать воспоминание о безумных глазах жрицы. Пресветлая Иша, Игорь – сумасшедший! Одно извиняет, что менестрель. Так, стоп! Вейн потер затылок. А как же суд и расправа? Игорь с Йориной и Эриком ушли вскоре после заката, могли уже десять раз вернуться со стражей. Забыли на радостях? Тогда нужно срочно валить куда подальше. Тем более, ареры скоро поймут, что им всучили подделку. Дан выругался шепотом. А Хельга? Девчонку без присмотра не оставишь.
– Чтоб вашему Двуликому на том свете икалось!
Сказал в сердцах – и сообразил: Йкам – вот самое безопасное место для Хельги. И подлечат, и арерам не выдадут. Смехота: сам к ним явится, добровольно. Оун животик надорвет.
Гладкие перила скользили под ладонью. С площадки Дан увидел отблески света. Это хорошо, Тобиус уже встал и может накормить очень голодного вейна. Перегнулся через балюстраду, собираясь крикнуть: «Связку амулетов за корочку хлеба!» – но осекся.
Лампа стояла на столе. Ее ножка придавила уголок карты, явно нездешней. Другую сторону мятого листа придерживал пистолет. Над картой сидели Грин и Юрка. Дан смотрел на них, с удивлением подмечая, как эти двое похожи. Вроде бы ничего явного, но: поворот головы, упрямая линия губ, непослушный вихор на затылке. Алекс говорил негромко, что именно, за шумом дождя было не разобрать. Мальчишка слушал, и лицо его казалось сердитым. Вот он поднял руку, потер шрам на виске. Да, пометило парня межсезонье.
Дан осторожно отступил в тень.
– Куда?! – Грин успел его заметить. – Спускайся, ты нам нужен.
Вейн, ухмыляясь, облокотился о перила. Он был уверен, что его позовут воевать.