От винта! : Не надо переворачивать лодку. День не задался. Товарищ Сухов Найтов Комбат
— Помолчи. Без тебя знаю. Товарищ Титов! Мне нужна ваша оценка ситуации.
— Здравия желаю, товарищ Верховный! (Сталин только мне позволял к нему так обращаться.) На территории Голландии нами создано соединение в полторы тысячи истребителей По-3к, «Аэрокобр» Р-39 и «Кингкобр» Р-63. Радиолокаторы развёрнуты, всё на «товсь», но сил явно недостаточно. Требуется срочно в течении двух недель подготовить примерно 1000 лётчиков для полётов на Ме-262, и, столько же, механиков. Мною задействовано около 320 механиков «мессершмиттов». Пилотов, согласно вашему приказанию, я не задействовал. Хотя, в этих условиях, я считаю это необходимым. Мотивировка для пилотов: «Если мы это не сделаем, погибнет несколько миллионов ваших женщин и детей!»
Сталин нервно заходил по кабинету.
— А может быть, стоит просто отдать то, что они будут просить?
— Это, конечно, проще. На два-три года мы «закроем» проблему, товарищ Сталин. Затем всё опять повторится. Но, они будут больше готовы к жёсткому ответу. Я познакомился с проектом «РДС». Мы отстаём на 8-12 месяцев. Но, товарищ Сталин, после окончания войны, неминуем спад экономики США: оборонный заказ огромен, а столько сил и средств не требуется, следовательно, форс-мажор, и все контракты побоку! Это не может не повлиять на экономику немобилизационного типа. Денег на создание массового оружия массового поражения просто не будет. В случае войны, мы блокируем оплату ленд-лиза, немцы, которые под нами, тоже не платят. А у Черчилля за душой ничего нет. Все приплыли! Суши вёсла!
— Товарищ Титов! Вы понимаете, что последует атака, всеми силами и средствами.
— Понимаю, товарищ Верховный. Её нужно сдержать. Кое-что, я для этого уже предпринял. Остальное будем применять по ходу событий.
— Доложите о предпринятых мерах!
— РС-82 уже полтора месяца оснащаются новыми стабилизаторами, налажен выпуск контейнеров для них: каждый По-3 будет снабжен 48 ракетами. Рассматривается вопрос об использовании немецких ракет R-4m нашими самолётами и оснащению их нашими неконтактными взрывателями. Все самолёты этой группировки оснащены новыми прицелами, позволяющими стрелять по цели с любого ракурса, используя вычислитель. Американцы используют подобные прицелы, но они настроены на стрельбу: сзади Ў, только. Немцы не догадывались об этой особенности американских самолётов, поэтому, после уклонения они «мустанги» не преследовали, а продолжали идти к бомбардировщикам. «Мустанг» выписывал букву «S» и оказывался сзади-ниже на Ў от «фоккера», и атаковал его с дальней дистанции, используя преимущества своего прицела и находясь на безопасном расстоянии от противника. Этот метод хорош, если у противника небольшое количество самолётов. Мною подготовлены и разосланы в войска тактические приёмы борьбы американским воздушным соединением. Вторая часть этих предложений, предусматривает перехват целей как можно раньше, так как носимый запас топлива у «мустанга» составляет треть от полного, остальное находится в ПТБ. Сброс ПТБ производится при помощи пиропатронов. Отсюда возникает и наша тактика «двух волн»: первоначально мы атакуем, в основном, истребители противника и самолёты, имеющие локаторы, а затем уничтожаем их бомбардировщики, оставшиеся без прикрытия. Ещё одним уязвимым местом, является невысокая скорость у земли истребителей сопровождения. Ну, и по-прежнему, основной задачей будет уничтожение самолётов противника на земле, на взлёте и на посадке. Проведённые учения показали, что при доведении группировки до 3500 самолётов, эта задача нам по силам. Отдельно отрабатывалось взаимодействие с АДД, вскрытие ПВО противника, противодействие ночным истребителям противника. Процентов на 60, мы готовы. У нас есть две недели до встречи в Берлине, сама встреча. Конечно, хотелось бы надеяться, что наши приготовления останутся только приготовлениями.
— Какие сложности могут возникнуть при обучении наших лётчиков полётам на «Мессершмитте»?
— Срыв потока при скоростях свыше 900 км/час. Самый простой способ избавиться от этого: установить на крыло гребни. А в хвостовой части расположить воздушные тормоза. Но второе предложение сейчас осуществить нереально. Оно больше рассчитано на будущие машины.
— Насколько реально предложение продолжить выпуск Ме-262?
— На 100 %. Мессершмитт, Франц и Мадер дали своё согласие. Рабочих и инженеров интересует только питание, задел для выпуска машин довольно большой. Их очень сильно беспокоили бомбардировки, так как приходились они не на сами заводы, а по жилым зданиям в городах. САО «Авиационные заводы Баварии» уже создано, капитал 600 миллионов рейхсмарок. Руководит им Гудков. Подтягиваем смежников. Достаточно хорошо всё организовано. Немцы сопротивления не оказывают. Единственное что, часть рабочих пришлось отпустить, так как они были пленными или насильственно вывезенными. Но, часть рабочих из Франции, Чехии и Венгрии остались.
— В общем, продолжайте работать в этом направлении, сделайте всё возможное, для того, чтобы довести нашу готовность до необходимого уровня, товарищ Титов. И вы понадобитесь мне в Берлине. А сейчас, отдыхайте. Жду вас завтра к 22 часам.
— Разрешите идти?
— Идите, спасибо за работу.
На следующее утро дали команду приступить к тренировкам на Ме-262, направляя туда полки, ранее летавшие на «Яках». Мессершмитт дал согласие на установку гребней на верхней части плоскостей, а первую же машину опробовал его шеф-пилот Линднер. В этот день был впервые в истории пройден звуковой барьер. Тем не менее, по возвращению из полёта, Линднер сказал, что вернуться удалось только чудом. Окончательное решение проблемы «тяжелого носа» было ещё впереди. Но машина шла гораздо увереннее, чем раньше. Я не стал вмешиваться в их работу, хотя находился на аэродроме. Скорость в 900 км/час нас устраивала, поэтому, порекомендовав Мессершмитту сделать воздушные тормоза, я улетел в Париж. 6 воздушных армий, предназначенных для решения «американской проблемы», разворачивались от Бреста до Олесуна в Норвегии. Время нас постоянно поджимало. Но, в инженерном отношении, всё было готово ещё до нас: Геринг постарался. Но требовалось всё проверить, всё замаскировать. В первой волне — только наши самолёты, Мессершмитты, по готовности лётчиков, займут второй эшелон. Американцы и англичане пытались вести воздушную разведку, но пока всё решалось простыми звонками в Лондон и Лион. На севере Италии было относительно тихо, там линия соприкосновения существует уже давно, и общий язык с «союзниками» найден. Две недели промелькнули, как один день. Ночью 26 ноября я сел в Темпельхофе, и прибыл в Потсдам к Сталину. Доложил о проведённой работе, хотя мы созванивались каждый день. На совещании присутствовала вся ставка. Общие контуры вероятной операции уже были ясны. Точнее всех высказался Жуков:
— Если авиаторы удержат небо, то операция «Оверлорд» будет невозможна. А Монтгомери и Эйзенхауэр будут утоплены в Средиземном море.
Сталин был спокоен. Выслушивал доклады, вёл себя как обычно и очень уверенно. Закончили, как обычно, в четыре по Москве. В двенадцать меня разбудили, где-то в 16 часов подъехал Черчилль и уединился со Сталиным. Затем появился Рузвельт и его команда. Из кабинета вышел Черчилль, подошёл к Рузвельту и что-то на ухо сказал ему. Рузвельт удивлённо вскинул лицо, Черчилль в ответ кивнул. Рузвельт поехал на коляске в кабинет, где находился Сталин. Англичане вышли из комнаты, видимо, посовещаться без нас и американцев. Прошло ещё около часа. Вышли Сталин и его переводчик, выехала коляска Рузвельта. Всех пригласили в большой зал дворца. Напряжённость просто витала в воздухе. Последними заняли свои места англичане. И Черчилль сразу ринулся в бой.
— Господин Сталин, на каком основании вы отказываете нам в контроле над Германией?
— На том основании, что фашистская Германия разгромлена и оккупирована Советской Армией, господин Премьер. Когда в прошлом году вставал вопрос об открытии второго фронта в Нормандии, именно вы сказали, что все операции против Гитлера англо-американские войска будут проводить в районе Средиземного моря. Где их успешно и проводили. Вы разбили Италию, вынудили её выйти из войны, захватили часть Апеннинского полуострова. Высадились в Южной Франции, увязли в боях, и сейчас контролируете примерно треть Франции. Больше вы ничего в этой войне сделать не смогли.
— Но, мы же помогали вам вооружением, боеприпасами, продовольствием.
— Да, на условиях ленд-лиза, вы, в основном американцы, дали нам в аренду вооружения. Но, Германию разгромила именно Советская Армия и наш советский народ.
Начавшийся довольно бурный спор трех руководителей союзников длился около получаса. Закончился он тем, что Сталин спросил у Рузвельта и Черчилля:
— Вам что-нибудь говорит вот такой адрес: Sentier des Rives du Lac. Милый такой особнячок на берегу Женевского озера?
В зале наступила гробовая тишина.
— Истопником там работал некий Шарль Коне. Вот что он привез! — и Сталин достал из-под стола немецкий диктофон. И нажал на кнопку.
— Это говорит полковник Донован, руководитель американской военной разведки, — послышался другой голос. — А это фельдмаршал Кессельринг. И он там не один! Там ещё и второй фельдмаршал: Роммель, за которым вы гонялись всю войну в Африке. Да и это ещё не всё! Чей это голос? Руководитель МИ-6 Мензис! И Аллен Даллес, который и обеспечивал эту встречу. И о чём же договариваются эти господа, в то время, как Советская Армия берёт Варшаву? О том, что они уберут Гитлера, и, объединёнными усилиями, разгромят русских! И после этого, господа, вы просите себе оккупационные зоны? Вопрос о зонах оккупации снят с повестки дня. Есть более насущные проблемы: в первую очередь, это восстановление экономики Германии, потому, что все мы теперь ответственны перед немецким народом, который не виноват в том, что некоторые западные круги активно снабжали партию Гитлера деньгами, разрешили ему вооружиться, и так далее.
Черчилль встал и вышел из зала. За ним потянулась на выход вся его делегация. Рузвельт с минуту думал, потом поднял палец правой руки и повернулся в сторону адъютантов или помощников. В этот момент раздался голос Сталина, когда он злится акцент, становится преобладающим:
— Гаспадын Прэзыдэнт! Пака в этой вайне два проыгравших: Великобрытания, каторую разграмыли Ви, и Германия, каторую аккупировалы ми. «Горе проыгравшым!» Не спешите принимать решение. Мы — готовы! — закончил он уже совсем успокоясь.
Рузвельт внимательно посмотрел на Сталина.
— Я, по-прежнему, считаю, что произошло недоразумение, господин Сталин. Не спорю, очень тяжелое недоразумение. Виновные будут наказаны. А с господином Черчиллем я поговорю. Всего хорошего, господа!
Мы были на «товсь» трое суток. Делегации Англии и США улетели в Лондон. Никаких известий не было. Радиоразведка донесла об активности американских самолётных радиостанций в шесть утра 30 ноября 1944 года. Они начали подготовку к взлёту. Шесть полков ночных истребителей-бомбардировщиков на минимальной высоте рванулись к «острову». Из воспоминаний американского летчика лейтенанта Джабарры:
Утром 30 ноября нам зачитали приказ о начале воздушной войны против СССР. Я считался опытным пилотом, уже третий срок я воевал против «джерри», у меня 76 боевых вылетов на сопровождение наших бомбардировщиков. Немцы считались очень опасными противниками, но, за всё время войны я ни разу не был сбит. У нас прекрасные самолёты, лучшие в мире «Мустанги». Я прекрасно стрелял, тем более, что надо просто «обжать» цель, ввести цифры размаха крыльев самолёта противника, и дождаться, когда заморгает кольцо прицела! Я умел делать это быстро. В сказки про лётчиков, которые сбили по 100 и более самолётов я просто не верил. Тактика немцев показала, что, в первую очередь их целью являются бомбардировщики, а к истребителям сопровождения они относятся безразлично. За сбитый бомбардировщик им гораздо больше платят. Мы стали готовить наши самолёты. Немного угнетало то обстоятельство, что опять приходилось воевать, ведь только кончилась война, и мы все мечтали вернуться домой, и немного оттянуться на полученные деньги.
В то утро было всё не так, как обычно. Пока мы прогревали моторы и ждали рассвета, над аэродромом пронеслись восемь незнакомых истребителей. Раздались хлопки, воздушной тревоги никто не объявил. С неба посыпались вращающиеся, как пёрышко клёна, небольшие предметы, которые не взорвались, а густо усеяли площадку. Незнакомые самолёты, не набирая высоту, ушли на восток. Кто-то из техников подошёл к упавшему предмету. И тут раздался взрыв! Восемь самолётов получили повреждения, три из них загорелись. Я выскочил из повреждённой машины. Меня отбросило взрывной волной ещё одного взрыва. Я пополз в сторону от разгорающейся машины. Ужасно захотелось жить, но какое-то шестое чувство запрещало мне вскочить и побежать, так как время от времени гремели взрывы под ногами разбегающихся лётчиков и техников. Аэродром оказался полностью парализованным. Оставшихся в живых лётчиков грузили в машины и везли на соседний аэродром, не подвергшийся налёту. Чёрт возьми! У англичан была великолепно настроенная система ПВО, но на этот раз у них что-то не сработало! Над нами на довольно большой скорости пролетело какое-то устройство и взорвалось точно в середине стационарной антенны английской РЛС, прикрывавшей наш район. Спустя несколько минут, показались опять такие же тёмно-синие истребители с бомбами под крыльями. Они накрыли тот аэродром, на который мы ехали. Водитель не выдержал и остановился. Этот дурак не выключил фары, поэтому через несколько мгновений я увидел три пульсирующих огонька в воздухе и почувствовал, как в моё тело ворвался металл. Очнулся я уже в госпитале.
С грехом пополам к 10 утра американцы взлетели с 14-ти аэродромов, которые мы накрыть не успели. В момент набора высоты, к ним подошли дневные По-3к и устроили карусель с «мустангами», на набирающих высоту бомбёров они внимания не обращали. Но, стоило «мустангам» отстрелить баки, как По-3 разворачивались, и на пикировании уходили вниз на восток. В итоге, пролив пересекло 400 бомбардировщиков из тысячи и 36 «мустангов». В этот момент их атаковало более 800 «кобр» и опять По-3к. Несколько «пошек» занялись «мустангами», а остальные расстреливали В-29 и В-17. С дальних дистанций, не входя в зону действия оружия противника. Эфир наполнился криками о помощи, руганью, стонами и воплями. Это было избиение младенцев. Но, каждый «младенец» нес 8 тонн бомб. А всё соединение — целую «Хиросиму». Может быть, кому-то из них и удалось сесть на острове, но, 8 воздушной армии США больше не существовало.
На второй день после начала, сижу на КП 3 армии. Входит Львов:
— Пал Петрович! Тут к вам немец просится. В гражданке, но говорит, что лётчик. Обыскали, ничего нет. Пустой.
— Ну, пусть войдёт.
— Господин маршал! Оберст Навотны! Командир 101 истребительной дивизии люфтваффе. Может быть, вы меня знаете по 54 дивизии. Я вас знаю по Ленинградскому фронту. Ваш борт: ЛаГГ-3 с номером «04». Позывной: «Четвёртый». А у меня на фюзеляже всегда был «Маттехорн», горный пик.
— Здравствуйте, генерал. «Мессер» с такими опознавательными помню по ноябрю 41 года.
— Да, вы меня тогда сбили, меня выловили из воды у Петергофа. Второй раз в Сталинграде, третий раз на Кубани. Больше «ноль четвёртый» мне не попадался. К счастью.
— Больше похоже, что вы ему больше не попадались, господин Навотны.
— Не спорю. Я с середины сорок третьего года работал испытателем у Мессершмитта. Вильхельм сообщил мне, что вы ищете лётчиков Ме-262, готовых сражаться за новую Германию. Последнее время я уклонялся от службы в люфтваффе. Не по политическим мотивам, вовсе нет, по личным. Некоторые личности, из ближайшего окружения Геринга, мне были неприятны. Моя семья погибла в Гамбурге под американскими бомбёжками. Если вы, маршал, доверите мне «мессершмитт», я не подведу. И поверьте, это совершенно искренне: у меня есть «шторьх», и живу я в 56 километрах от швейцарской границы. Но я хочу драться.
— Причина уважительная. За день до того, как я вас сбил под Ленинградом, у моей жены умерли от голода родители. Там, в Ленинграде. Если готовы служить, то возвращайтесь в Мюнхен. Там переучиваются наши лётчики, будете помогать осваивать новую технику. Через Мессершмитта найдёте генерала Дзусова и передадите вот эту записку, Маттехорн.
— Яволь, Четвёртый!
Второго декабря стало ясно, что войска Жукова, Конева и Рокоссовского, как консервным ножом вскрыли фронт англо-американских войск во Франции в трёх местах. «При 200 стволах на километр о противнике не спрашивают…» А наши поставили 400 стволов на километр! Тяжёлые ИС-2 и ИС-3 распороли жиденькую противотанковую оборону противника, в прорыв вошли четыре танковые армии. С такой тактикой «союзнички» ещё не сталкивались. Вершинин, Судец и Папивин плотно прижали к земле авиацию противника и уверенно обрабатывали их аэродромы. Похоже, что у них не было фронтовой ПВО, как класса. Вояки! «Последователи генерала Дуэ»! Теперь, с грязными штанишками, они улепётывали по направлению к Ницце и Марселю. За воздух надо зубами держаться! СтратеРги, хреновы! Сталин был в Москве и руководил оттуда. Четвёртого декабря Гарриман сообщил Сталину, что Черчилль, который спровоцировал побоище между союзниками (как же! Так мы и поверили!), отправлен в отставку. Президент Рузвельт вышел из больницы и, как Верховный Главнокомандующий, отдал приказ о прекращении огня, и приказ на эвакуацию американских войск из Европы. Командующий 8-й воздушной армии США отдан под суд военного трибунала за приказ о нападении на войска СССР, согласованный только с британской стороной и некоторыми военачальниками США, но, не согласовав это с Президентом, который находился в госпитале на лечении. В общем, отмазка на отмазке сидит, и отмазкой погоняет! Пытаются доказать нам, что это просто недоразумение, типа июньского инцидента в Югославии. Новый Премьер-министр Великобритании, также приносит свои извинения за инцидент, спровоцированный консерваторами, и сообщает о приказе прекратить огонь, и начать эвакуацию в Египет и Ливию. Второй раз принимаю участие в «пятидневной войне»!
Подвижность наших войск была в два-три раза выше, чем войск Англии и США, мы вошли в Марсель и Тулон много раньше, чем оттуда смогли эвакуироваться «союзнички». В истории этот поход назвали «Освобождением Франции». На всех заборах Тулона эвакуирующие войска провожали надписи: «Господа империалисты! Учитесь военному делу настоящим образом! Придём, проверим!» Это был настоящий праздник, хотя я понимал, что впереди очень много трудных лет. Возвращаясь домой, я откровенно радовался, и мы нахрюкались с Жуковым в самолёте. Не до поросячьего визга, но крепенько.
— Странный ты, Петрович! Гитлера разбили, ты так не радовался. А тут из-за маленькой короткой операции столько радости.
— Не объяснить это, Георгий Константинович. Понимаете, это совершенно разные войны: совершенно разный противник и совершенно разная тактика. Да и стратегия. Про то, что мы сильнее Гитлера и обязательно его разгромим, было ясно с самого начала. Просто учились воевать, осваивали неизвестную нам тактику. Здесь против нас были две мощнейшие по экономике и технологии нации, с практически неисчерпаемыми возможностями. С совершенно другой психологией ведения войны. С упором именно на удобство её ведения. И тем не менее, нашли мы ключик, как это сделать. И с минимальными потерями. Вот теперь можно и в отпуск!
— Дома уже снег лежит!
— Так ведь можно и в Ниццу слетать отдохнуть, Георгий Константинович. Или в Черногорию. Или в Инсбрук, на лыжах покататься, — меня и вправду тянуло посмотреть хорошо знакомые, по другой истории, места.
— Разошёлся ты не на шутку, Петрович! Так смачно рассказываешь об отпуске! Значит, и, вправду, война кончилась!
Удивил Сталин. Он встретил нас на аэродроме, чего за ним никогда не водилось. Единственный раз, когда он приезжал на вокзал кого-то встречать-провожать, был премьер-министр Японии, когда подписали договор о нейтралитете. А здесь. мы выпрыгиваем из Си-47, он же с хвостовым колесом, палуба наклонная, трапик короткий и неудобный. Я спрыгнул первым, поймал Жукова, хохочем, так как приложились мы к французскому коньячку крепенько. Жуков уважал большие рюмки и большое количество. Нас не вызывали, мы просто летели домой. Георгий Константинович тоже в лётной английской куртке, как и я. Отсмеялись, поворачиваемся: Сталин! Чёрт, как неудобно! Жуков доложился. Стоим, уши красные. Думаем, что сейчас устроит нам «разбор полётов».
— Хороши! Нечего сказать! Ну-ка! В машину! — На поле стоял не только «паккард» Сталина, но и ещё две кремлёвские машины. В машине я сунул Жукову таблетки из НЗ со стимулятором.
— Влипли! — сказал Жуков. — Куда нас везут?
— Лубянка в другой стороне, — пошутил я.
— Типун тебе на язык! — ответил Жуков, и проглотил стимулятор.
Нас привезли на ближнюю дачу и усадили за стол. Было довольно много народа. Было очень шумно, но после стимулятора алкоголь нас не брал. Мы сидели трезвые, как стёклышко, и отвечали на многочисленные вопросы. Один из них задал Сталин:
— Товарищ Титов! В операции «Остров» вами было задействовано 1236 истребителей, а вы просили развернуть 3500. Почему?
— Не было уверенности в том, что удастся с ходу прорвать ПВО противника. Кто-то из лётчиков мог ошибиться. В этом случае пришлось бы действовать так тогда, под Курском.
Сталин встал из-за стола, поднял бутылку вина и постучал по ней вилкой, прося тишины:
— Товарищи! Прошу тишины! — все, даже хорошо поднабравшийся Каганович, успокоились и сделали серьёзные лица. Большинству это уже не удавалось, но все крепились.
— Мы — победили! Я не знаю, как это нам удалось, но мы — победили. Можно много говорить о причинах и следствиях: и наших поражений в начале войны, и наших побед. Всё удалось благодаря силе и мужеству нашего народа. В первую очередь, русского народа, который на своих плечах вынес нашу страну из небытия. Из глубочайшего поражения 41 года. И этот народ не потребовал от нас сменить правительство, а сплотился и выдвинул из своих рядов таких бойцов, как Титов, Покрышкин, Жуков и огромное количество других героев. Вот тут сидит уже маршал авиации Титов. А вы знаете, что в сорок первом он был лейтенантом???!!! Обыкновенным лейтенантом. Ты не любишь ордена, и открыто отказывался от них с сорок третьего года, чтоб воевать не мешали. Михал Иванович! Читай!
Я встал, а Калинин прочитал Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении меня орденом «Победы».
— Это четвертый орден, товарищ «Четвёртый», — сказал Сталин после того, как Калинин закончил читать Указ.
— Служу Советскому Союзу, товарищ Верховный. Огромная честь для меня, товарищ Сталин.
За время моего отсутствия Сухой продул несколько профилей. Сразу по моему приезду, он появился у меня в кабинете и, молча, положил на стол несколько отчётов.
— Что это?
— Во всех этих случаях, на скоростях от 710 до 735 км/час происходил срыв обшивки крыла всех Яков, кроме Як-3. Я продувал серийные машины. В архивах ЦАГИ нашёл данные продувок за 1940–1943 года. Там такого не зафиксировано. Но, серийное крыло толще на 30 мм, чем эталон, который продували, и S сдвинуто вперёд на 70мм. Данных о продувке серийных крыльев нет. Я не совсем понимаю ситуацию. Как можно было не продуть серийную машину? Эталон продувался до скоростей 750.
— Я тоже не совсем понимаю, понятно, что посадочная скорость из-за этого падает.
— Мне «зарубили» три машины, из-за того, что посадочные скорости у них были выше, чем у Яков.
— Причину срыва установили?
— Волновой кризис. Вот кинофильм. Отрыв начинается от задней кромки. Вот видите, полоски встают почти вертикально, — он показал фотографии, сделанные с кадров фильма. — А это эталонные, здесь полоски почти лежат. Я продул эталон на новой трубе, там кризис наступает на скоростях 780–790 км/час. Что будем делать, товарищ маршал?
— Доложу Сталину. Пусть решает. Что по новым профилям?
— Лучше всего ведёт себя острый двояковыпуклый несимметричный и тоже острый двояковыпуклый симметричный. И наплывы в районе фюзеляжа. Всё это позволяет сдвигать зоны уплотнений. И несколько вариантов борьбы с «тяжелым носом»: предкрылки, S-образность, клин. Но, в любом случае, сверхзвуковой полёт требует увеличения эффективности горизонтального и вертикального управления. Требуются цельноповоротные кили и бустеры-усилители. В принципе, на основе имеющихся данных, я готов построить прототип, на основе имеющихся UMO, не дожидаясь готовности ТР-2, но, с расчётом под него. Вот такую вот модель уже продували. Вот отчёт по продувкам. Расчёты показывают, что 1.3М вполне достижимы. Но мне кажется, что на сверхзвуке ЮМО работать будет нестабильно. Требуются продувки работающего двигателя. На это времени пока не было. Чтобы не задерживать остальных, я, как вы и говорили, сосредоточился в первую очередь на профилях и стреловидности, Павел Петрович. Но, надо двигаться дальше, но, пусть этим двигателисты займутся. Я, честно говоря, по планерам закончил. До определённой степени, конечно.
— Спасибо, Павел Осипович. Лавочкину и Янгелю это передали?
— Да, конечно. Два дня назад. Про «Яки» им ничего не говорил.
— Хорошо!
Новости, конечно, не самые замечательные, особенно учитывая, что Сталин сильно благоволит Яковлеву. Вот и сейчас, трофейные движки переданы в бюро Яковлева и Микояна, которые уже делают «реактивные истребители». И, в чём я совершенно не сомневаюсь, они их слепят. Летать и воевать это не будет, но «заказ Родины» они выполнят точно и в срок. «Тяп-ляп». Недаром же лозунг авиации: «Летать выше всех, быстрее всех, дальше всех!».
— Яковлев или Микоян в ЦАГИ на продувках были?
— Нет.
— Интересно, что же они делают?
— Лучшие самолёты II мировой войны, Павел Петрович. Не иначе!
— Поеду, посмотрю. Я же за эти проекты отвечаю! Со мной поедите?
— Нет, товарищ маршал. Потом проблем не оберёшься! Я лучше к себе на Беговую, мы там с Мишей собирались поговорить о новых материалах. Судя по всему, конструкционной прочности дюралюминия будет не хватать для силовых элементов.
И действительно, Яковлев взял планер Як-3 и засунул ему в нос UMO. А Микоян построил новую машину с двумя BMW-003 и носовым шасси. Этот хоть немного походил на реактивный самолёт. У обоих — прямое крыло. Скорость одного — 748 км/час, второго — 910 км/час. Микоян применил двояковыпуклый симметричный профиль с тупой передней кромкой. Гонка у них была такая, что Микоян опередил Яковлева всего на три часа. Разумеется, это были не истребители: они не могли пикировать, более лёгкий Як имел большую манёвренность, а тяжёлый МиГ был неповоротлив, как утюг, эффективности рулей ему сильно не хватало. Но, Як разрушал ВПП и собственный хвост при каждом взлёте. Зашивка низа машины жаропрочной сталью мало чего давало. От резинового хвостового колеса пришлось отказаться, заменив его стальным. Ну, и, результаты продувки говорили о том, что срыв обшивки неминуем. Тем не менее, обе машины уже приняты на вооружение. Все подписи стояли, два завода разворачивали серийное производство «гадких утят», с формулировкой: для переучивания л/с ВВС на реактивную технику. Сухой не стал дорабатывать первый проект Су-9, который получался хуже Ме-262, дальше постройки опытного образца он не пошёл.
Делать нечего, пошёл к Сталину. Доложился обо всём. «Разбор полётов» длился полтора месяца. Я понял, чего боялся Сухой: что его будут таскать по совещаниям, выяснять кто прав, кто виноват. У Яковлева с документацией, а он — опытнейший бюрократ, всё-таки замнаркома уже много лет, всё оказалось почти в порядке, всего два нарушения: документы не хранились в ЦАГИ, а хранились у него в сейфе в наркомате, и второе: продувки серийных машин бюро Яковлева осуществляла без стороннего контроля, всегда вечером, после того, как все работники ЦАГИ разъезжались по домам. Соответствующий допуск в лаборатории ЦАГИ все имели. В сейфе Яковлева по документам все крылья разрушились на скорости 750 км/ч. Задание выполнено. В наставлении по эксплуатации записана величина максимальной допустимой скорости пикирования — 700 км/ч. То, что крыло разрушится на скоростях между 700–750 км/ч Яковлев явно знал. Но виноват будет лётчик, а не конструктор. С чисто юридической точки зрения всё сделано абсолютно чисто: на все решения есть соответствующий документ с соответствующей подписью. Но дерьмом — воняет. А крайне неудачный Як-15, в котором явно прослеживалось стремление просто не отстать от Микояна, подвели окончательную черту под деятельностью Яковлева в Наркомате.
— Нам кажется, что у конструктора Яковлева просто не хватает времени, чтобы делать хорошие самолёты. Мы подумаем, где лучше использовать его таланты! — резюмировал Сталин. Через день стало известно, что Яковлев снят с поста замнаркома авиационной промышленности.
Неудачей закончился и проект Мессершмитта Ме-262 HG III: возросшая стреловидность в 42 градуса, заставила сдвинуть назад двигатели, которые стали глохнуть из-за помпажа при любых манёврах. Плюс огромное давление оказывали успехи англичан и американцев, которым удалось к концу 44 года создать вполне работоспособный компрессорный реактивный двигатель. Попытки Швецова скопировать UMO в Перми успешно провалились: технологический разрыв между Пермью и Баварией оказался слишком велик. Реактивный двигатель требовал высочайшей точности изготовления, а таких специалистов в Перми просто не оказалось. Пермские моторы взрывались на стендах, всё настойчивее звучали голоса помириться с англичанами и взять у них патент на работающий компрессорный движок. Несмотря на то, что и BMW, и UMO находились у нас в руках, продолжали и выпускать, и исследовать свои двигатели. Инерция мышления оказалась очень значительной. Плюс наше «коронное»: хочу всё, и сразу! Желательно, как у Иванушки-дурачка: «По щучьему велению, по моему хотению…» Прямой противоположностью оказался Архип Люлька, который сделал кольцевую камеру, и теперь вплотную занимался продувкой двигателя в ЦАГИ, изучая поведение потока на кромках воздухозаборника, и комбинируя различные методы регулировки входного отверстия. Вместе с ним работали Глушко и Климов. Неприятный разговор у меня состоялся со Сталиным, который был недоволен возникшей задержкой с проектированием новых самолётов. Опять-таки, из-за того, что уже привык к тому положению, что достаточно дать команду, и исполнительный аппарат Авиапрома тут же выдаст новую модификацию.
— Мы не понимаем, товарищ Титов, почему с вашим появлением стали так задерживаться работы по созданию новой техники? И «атомщики» жалуются, что вы создали абсолютно невыносимые условия для работы, требуя создания различных манипуляторов, фильтров, прохождения ежедневного контроля доз облучения. Отстранили от работы на полгода трех человек.
— Товарищ Сталин, они получили полугодовую дозу облучения за четыре дня, нарушили безопасность проведения работ. Сейчас они находятся на лечении, и им не запретили заниматься работой. Им запретили заниматься делящимися материалами. Если за этим не следить, и тщательно не контролировать физиков, то мы быстренько без них останемся. Эти заболевания — неизлечимы! Нельзя допускать случаев избыточного облучения. И требуется соблюдать санитарные нормы. Так что, сами виноваты. Что касается самолётов, то, товарищ Сталин, полным ходом идут исследования переходной зоны дозвук-сверхзвук. Кроме того, наши авиапредприятия вряд ли можно назвать передовыми в технологическом отношении. В особенности, в таких критически важных областях как производство металлических центропланов, многомоторных бомбардировщиков, оптического и электронного оборудования, газотурбинных и ракетных двигателей. Для нас характерен упор на массовость и простоту производства, оправданный в условиях войны, но не мира, плюс невысокая средняя продолжительность жизни боевых самолетов и преобладание малоквалифицированной рабочей силы, поэтому подавляющее большинство выпускаемых машин это — «одноразовые» самолеты. Вон, Швецов, взялся выпускать UMO, пока, кроме взрывов на стенде, ничего не получил. Там — зазоры не выдержал, там балансировку выполнить не смог. А кто-то особо умный дал приказ начать демонтаж заводов в Германии. Зачем? Это — наша территория! И надо загрузить эти предприятия, внимательнейшим образом изучить производственные процессы на них, систему контроля качества, технологии. И внедрять на наших заводах. Там делать оборудование, и поставлять сюда. А не тащить за тридевять земель подержанные станки, для того, чтобы на них фабзайчонка поставить.
Сталин остановился, до этого он ходил по комнате, и внимательно следил за мной.
— Ты понимаешь, что ты говоришь? А если нападут американцы и англичане? А если мы не успеем всё это вывезти?
— В ближайшее время на нас никто не нападёт, товарищ Сталин! Пока они не разберутся, как нам удалось преодолеть их ПВО, они носа с острова не покажут! А восьмая армия регулярно вылетает домой, в Америку, оттуда их перебрасывают на Гуам и Гавайи. Они усиливают свои войска на Тихом океане. Им не до нас. Но они ждут наших ошибок в Европе! Для того, чтобы раздуть недовольство в оккупированных странах. Поэтому необходимо не пускать на самотёк эти процессы, а активно участвовать в экономических процессах. Не грабить, а развивать сотрудничество. Как это сделали с тем же «мессершмиттом». Какой смысл был принимать на вооружение Як-15 и МиГ-9? Пока нам достаточно и «мессершмитта». Зачем выбрасывать деньги на закупку совершенно не нужных нам самолётов?
9
Мне показалось, что недовольство мной Сталина будет углубляться, и в скором времени меня с направления снимут. Тем более, что революционных прорывов не наблюдалось. Шла плановая, я бы даже сказал, рутинная работа по накоплению новых данных, совершенствованию систем контроля, очень большое внимание уделялось приборам, стандартам. В феврале закончились испытания ТР-2. Двигатель отработал 450 часов без прогара сопла и камеры сгорания. Я прибыл на Ближнюю дачу и доложил Сталину об этом.
— А почему раньше не докладывали, что сделали новый двигатель?
— Не были закончены испытания. Но, массо-габариты и точки крепления были переданы в бюро Сухого два месяца назад.
— Я спрашиваю не об этом, я спрашиваю, почему я об этом узнаю только сейчас?
— Потому, товарищ Сталин, что полной уверенности в том, что машину удастся сделать в Рыбинске, не было. Плюс, не были закончены продувки работающего двигателя в ЦАГИ. Могло получиться, как у Мессершмитта: планер есть, а двигателей нет.
— Что-нибудь товарищ Люлька позаимствовал у немцев?
— Да, конечно. Большая часть топливной аппаратуры сделана в Германии. Металл, из которого изготовлена камера сгорания и сопло, тоже произведен и прокатан в Германии. Мы наладили постоянные поставки с заводов САО «Крупп», и расположили там серийный выпуск этих комплектующих. Вторая линия по их производству налаживается в Электростали на заказанном немецком оборудовании. Время готовности линии по производству примерно март следующего года. Если будет принято решение о серийном выпуске ТР-2.
— Насколько мне известно, авиационные двигатели живут 120–150 лётных часов, почему у нового двигателя были проведены такие испытания?
— Товарищ Сталин, у этих двигателей нет трущихся частей, кроме подшипников. Поэтому, для этих машин, всё зависит от прогара камеры и сопла. Если сделать двухвальный двигатель, то 10000 лётных часов он будет работать.
— Десять тысяч? Это реально?
— Вполне реально, товарищ Сталин.
— Что для этого требуется?
— Точность исполнения турбозубчатого механизма, хорошие смазки, исследования поведения потока воздуха в двигателе. И хорошие жаропрочные стали. Всё это можно взять в Германии.
— То есть, товарищ Титов, вы настаиваете на интеграции Германии в нашу страну, так?
— Да, товарищ Сталин, я считаю Германию и её промышленность эдаким локомотивом, который разгонит нашу промышленность до мирового уровня. В данный момент Гудков, который постоянно живёт и работает в Германии, по моему заданию, готовит предложения по единой политике стандартизации в области авиационной и ракетной техники. Так, чтобы наши заводы могли без проблем использовать как наши, так и немецкие детали. Каждый прибор или устройство проверяется по нескольким параметрам, и определяется: какой прибор работает лучше, надёжнее, имеет лучшие характеристики. После этого принимается решение о стандартизации его в промышленности. Работы, правда, только начались, но есть большие положительные сдвиги. Кроме того, я привлёк немецких товарищей к работе в Молотовске. В Крыму подобрано место для строительства тренажёра.
— Почему именно там?
— Самое большое количество солнечных дней в году. По погоде простаивать не будем.
— Кому считаешь возможным поручить разработку палубного самолёта?
— Микояну и Сухому — истребитель, а торпедоносец — Бартини.
— Ну что ж, товарищ Титов, основательно вы взялись за дело, как всегда. Посмотрим, что получится, хотя, я уже начинаю привыкать к вашей обстоятельности, что ли. Поспешаете не спеша. Хорошее качество. Тем не менее, постарайтесь держать меня в курсе событий, а не ставить перед фактом, что у нас уже есть лучший в мире реактивный двигатель. Я привык держать руку на пульсе. Пригласите ко мне участников и разработчиков. Их надо поощрить. Готовьте списки для награждения. Вы исключительно мало внимания уделяете политической стороне вопроса, товарищ Титов. Достижения СССР — это всенародное дело.
— Есть пригласить, товарищ Сталин. Просто, зная эту вашу привычку, я не хотел торопить людей, которые делали основное дело. Всё должно было быть выполнено качественно! Авиация ошибок не прощает. Климов и Глушко заканчивают работы по ещё двум двигателям: тому самому двухвальному и прямоточному. Но им ещё требуется время, особенно Глушко, но, к концу года должны сделать. Пока всё идёт по плану, товарищ Сталин.
— Что с воздушно-десантными войсками? Через два дня прилетает Рузвельт. Он хочет, чтобы мы помогли ему в войне с Японией. Василевский считает, что в этом случае нам будут необходимы несколько крупных десантов. Он с вами встречался?
— Да, вчера. Я доложил ему о готовности четырех корпусов. Но, несмотря на то, что мы задействовали и трофейную технику, количества транспортных самолётов хватает только для десантирования одной дивизии за одну волну. Больше резервов нет. Выгребли всё. И ещё, товарищ Верховный. Под это дело необходимо запросить у американцев патент и оборудование для производства нейлона. Они начали его выпускать в позапрошлом году, и он не нашёл пока военного применения. Он не в «сикрет лист», пока. Нам он нужен для производства парашютов, в том числе, тормозных парашютов для самолётов.
Сталин достал блокнот и записал что-то.
— Интересный вы человек, Павел Петрович Титов! Может быть, прав был товарищ Мехлис, назвав вас «пришельцем»?
— Даже так? — улыбнулся я. — Вам лично это мешает?
— Нет, не мешает, но иногда сильно раздражает то обстоятельство, что вы всегда знаете ответ или что надо делать.
— Не всегда, товарищ Сталин. Очень часто сомневаюсь и перестраховываюсь. Вы и сами это заметили. Приходится постоянно учитывать наши малые производственные и технологические возможности. А последнее время и инерцию мышления.
— Как жена, дети? — неожиданно сменил тему Сталин. — Вы почему-то держите их в стороне. Даже на Новый год в Кремль они не пришли.
— Жена беременна, вот-вот рожать будет. Поэтому и не захотела идти в Кремль. Пришлось одному быть.
— Ах, вот оно что! И кого ожидаете?
— Я хочу второго мальчишку, а она — девочку. А кто родится — тот и родится!
— А что Туполев?
— Закончили разборку одного В-29, второй восстановили, через две недели закончат обучение экипажа. Начнут осваивать. Пробежки он уже делает. Тяжело без какой-либо документации, поэтому так медленно. Права на ошибку у нас нет. Других машин у нас нет.
— Успех будет?
— Думаю, да, товарищ Сталин. Работают они очень серьёзно. Есть надежда, что справятся.
— Ну, хорошо, товарищ Титов. Ужинать будете?
— Мне домой позвонить нужно, узнать, всё ли в порядке.
— Да-да, конечно!
Поужинать не пришлось, у Людмилы начинались роды. Отвез её в роддом, и стал наш народ на одного человечка больше. Крупный, очень спокойный мальчишка. Мне показалось, что Людмилка была довольна тем, что родился мальчик.
О чем говорили Сталин и Рузвельт я не знаю, но сразу после отлёта Рузвельта начались переговоры с японцами. Из Куйбышева приехал генерал Татекава, затем прилетел премьер-министр Куниаки Коисо. Сталин разговаривал с обоими жестко, но уважительно. Он выступал от имени бывших «союзников» и предложил безоговорочную капитуляцию в обмен на не преследование военных преступлений, и почётную сдачу. В противном случае, Советский Союз присоединится к военным действиям против последней страны Антикоминтерновской Оси. Японским генералам показали новые вооружения Советской Армии и объявили примерный состав сил. Он превосходил японский в среднем в 12 раз. Основное наше требование: денонсация Портсмутского договора, возврат Южного Сахалина, островов Курильской гряды, Маньчжурии, Формозы, как бывшей немецкой колонии, и Кореи. После потопления крупнейших линкоров, Япония была безоружной на море, а сухопутные силы у неё никогда не были очень сильными.
— Поймите, господин Коисо! Американцами захвачены Марианские острова. Идёт строительство аэродромов на них. Япония стала досягаема для тяжёлых бомбардировщиков США. Их у них больше двух тысяч. По бомбардировкам Германии можно точно сказать о картине, которую вы скоро увидите. — Сталин показал руины Гамбурга и Копенгагена.
— Но, господин Сталин, вы же смогли разгромить 8 воздушную армию США, почему вы считаете, что японские лётчики не способны защитить свою страну?
— На этот вопрос лучше всего ответит маршал Титов, который непосредственно руководил уничтожением 8 армии. Пожалуйста, маршал! Объясните господину Премьеру, почему вы считаете, что удержать оборону островов им не удастся.
— В первую очередь, господин Премьер, ваши самолёты имеют меньший радиус действия, и вы не можете достать аэродромы на Гуаме и других островах. Действуя исключительно от обороны, вы обречены. Наш успех обеспечило то обстоятельство, что мы сумели преодолеть ПВО противника и уничтожить больше половины авиации на аэродромах. Всё, что находилось в пределах досягаемости наших самолётов. Во-вторых, господин Премьер, совершенно очевидно, что сама ваша противовоздушная оборона значительно уступает по составу, технической оснащённости и немецкой, и английской, и американской. У вас отсутствуют локаторы, радиовзрыватели. Ваши коды легко читаются противником. А самолёты значительно уступают и нашим, и американским самолётам. У вас нет шансов отбить эту атаку. Следующей жертвой станет Окинава. Месяца через полтора-два она падёт. А в Кадене — крупный аэродром. Вас просто вбомбят в каменный век. Зачем вам это надо?
Было видно, как напряжённо думает генерал Коисо.
— Господин Премьер, — продолжил Сталин, — мы и вы в течение всей войны соблюдали нейтралитет. В данном случае, нас беспокоит судьба японского народа, на который обрушатся бомбы. До сих пор, Япония, непосредственно, не подвергалась массированным бомбардировкам. Сейчас над островами повиснет авиация США, и наша. Судьба японского народа в ваших руках.
— Господин Сталин, господин Маршал, я сообщу ваши слова и ваше мнение Его Величеству. Судьба японского народа в Его божественных руках.
Япония капитулировала перед Объединёнными Нациями 23 февраля. Наши десантники быстро и практически без потерь заняли Маньчжурию, Корею и остров Формозу. Квантунская армия была разоружена и транспортами вывезена в Японию. С Японией был заключён мирный договор, в котором оговаривались эти территориальные уступки.
В марте произошла встреча Сталина и Клемента Ричарда Эттли, нового премьера Великобритании. Он возглавлял лейбористскую партию, но, входил в кабинет Черчилля всю войну, будучи его заместителем и Лордом-президентом Совета министров. Речь пошла о создании в Европе объединённых вооружённых сил. Англичане понимали, что после разгрома Гитлера, они следующие на очереди. Тем более, что инцидент уже произошёл, успешные действия нашей авиации отчётливо показали, что ссориться с нами не стоит. Эттли «слил» Соединённые Штаты, заявив о том, что американцы создают оружие особой мощности, но ни нас, ни их самих, в этот проект не пускают, несмотря на то, что там работает много английских учёных, и что Черчилль передал в США все наработки, которые имелись у англичан.
— Английский народ устал от войны, что и показали выборы этого года. Наша партия уверенно победила. Несмотря на некоторые различия в наших программах, господин Сталин, тем не менее, у нас довольно много общего: мы, так же как и вы, стоим на защите интересов трудящихся. Новое оружие, которое появится у США, может вызвать рост напряжённости между вашей страной и США, а нам бы не хотелось находиться между молотом и наковальней. Для нас гораздо интереснее было бы больше не участвовать в мировых войнах. Они слишком пагубно отражаются на экономическом положении англичан. В результате этой войны мы потеряли огромное количество людей, материальных ценностей, от нас ушли две колонии, на очереди третья. Дикая выходка Черчилля лишила нас репараций. Положение в экономике просто катастрофичное. А «ястребы» из консервативной партии пытаются втянуть нас в новое противостояние, уже с вами. Они не понимают, что мир изменился. Мы рассматривали несколько вариантов послевоенного мироустройства, но ни один из них так и не реализовался. Значит, мы ошибались и следовали не в том направлении. Видимо, пришла пора сменить ориентиры. И, главное, необходимо исключить возможность возникновения новой войны в Европе. Консерваторы настаивают на ориентацию на США, дескать, только в союзе с ними, наш остров окажется в безопасности. Но, события декабря прошлого года говорят, что это мифическая безопасность. Реальная безопасность лежит в создании Общеевропейской системы безопасности. Без участия гостей из-за океана. Так как они, надеясь на свою удалённость, могут спровоцировать конфликт, результатом которого будет потеря нами своего острова. То, что не удалось Гитлеру, с лёгкостью сделали вы. Но, несмотря на то, что наше ПВО было уничтожено, вы, господин Сталин, не стали наносить дальнейшие удары. Только показали, что этот вариант возможен и будет успешным. Следовательно, у наших стран сохранились основы для совместного мирного сосуществования. Мы понимаем, что без развития этих отношений, построить прочный мир в Европе невозможно. Поэтому я здесь.
Состоялись предварительные переговоры по созданию системы коллективной безопасности в Европе. Англия всерьёз опасалась ухудшения отношений с нами. Плюс для всех оставался открытым вопрос: как мы поступим с оккупированными странами. Декабрьские события затормозили все политические вопросы в Европе. Фактическое положение было таково: Швеция, Швейцария, Испания, Португалия, Великобритания и Ирландия, вышедшая из состава Великобритании и провозгласившая независимость, остались суверенными державами. У большинства государств не было собственных вооруженных сил, кроме Югославии, Болгарии, Польши, Чехословакии, Греции и Румынии. Но, чехи и словаки никак не могли поделить власть между собой, а в Польше активно шли бои между Армией Людовой и Армией Краёвой. 1 и 2 Польские армии, сформированные в СССР, выходили из Германии и возвращались в Польшу. Командующим этими силами был назначен Рокоссовский. Кроме того в Польшу была введена дивизия НКВД и несколько батальонов СМЕРШ. В Голландии, Бельгии и Дании было разрешено создание полиции и органов самоуправления. Во Франции активно создавались части жандармерии и полиции. Во всех странах работала Советская Военная Администрация. Формально страны управлялись самостоятельно, но находились под контролем со стороны СВА. Понятно, что такое положение не могло длиться бесконечно. Поэтому Сталин принимал в Москве представителей властей различных государств и с каждой страной в отдельности договаривался о её судьбе. Но, в силу неопределённого положения с созданием ООН, вопросы суверенитета пока не рассматривались. Части нашей армии занимали выделенные им казармы и особо не вмешивались во внутренние дела государств. Шла чистка кадров, замешанных в сотрудничестве с немцами. Особенно старались французы, чехи, поляки и голландцы. И лишь на территории Германии, Австрии и Италии создавались экономические структуры, позволяющие контролировать экономику этих стран: советские акционерные общества. В Европе было объявлено, что советские войска обеспечивают общеевропейскую безопасность. На органы самоуправления возлагались специальные налоги, позволяющие снабжать и обеспечивать размещённые части и соединения. Несомненно, что начавшийся диалог с Англией приветствовали все страны.
Остроносая серебристая машина, которую только что выкатили из большого ангара в Чкаловском, с чуть опущенным носом и довольно тонкими стойками, готовилась к полёту. Техники снимали крышки, чехлы, подключали аэродромное питание, готовя двигатели к запуску. Наш, немного совместный с Сухим, Су-3 уже выполнил около 15 полётов. Два из них выполнил я сам. Я стоял в ожидании доклада техников о готовности, чтобы самому ещё раз всё проверить перед вылетом. Сегодня у «сухарика» сложный день. Мне предстоит загнать его на критические углы атаки и попытаться «сорвать» движки. Затем выполнить запуск в воздухе. Старший инженер подошёл и отдал рапорт о готовности. Протянул мне журнал, где уже поставил подпись. Я обошёл машину и проверил снятие всех креплений, свободу хода рулей, удаление всех заглушек. Расписался в журнале. Поднялся по трапу в кабину, проверил работу рулей, педалей, тормоза, гироскопов. Застегиваю шлем. В этот момент вижу «паккард» Сталина и «эмку» Сухого. «Чёрт! Какого хрена они на старт заявились!» Сталин осмотрел незнакомые очертания машины: крыло переменного профиля, два киля, резко отброшенные назад рули глубины с противовесами. Поднялся по трапику ко мне.
— Здравствуйте, товарищ Титов! Вот, решил посмотреть, чем вы с Сухим занимаетесь.
— Здравия желаю, товарищ Сталин. Ломать мы её сегодня будем.
— Вот я и посмотрю. Счастливо!
— К чёрту, товарищ Сталин!
Они отошли от машины, и я начал запуск двигателей. «Блин, сидели бы себе в диспетчерской!» Дальше злость прошла, началась стандартная подготовка к полёту.
Взлетаю, машина идёт хорошо, уверенно набирает высоту.
— Я в зоне, прошу добро на работу.
— Четвёртый, вам добро.
Вкручиваю машину вертикально, в верхней точке переваливаю её на правое крыло. Движки держат, пикирую, перескочил за звук, держат, вираж — держат, переворот: Есть помпаж!
— Есть помпаж правого, на перевороте! Выравниваюсь… Запускаюсь! Нет давления в топливной системе правого. Быстро растёт температура. Есть срабатывание противопожарки. Температура падает. Давления топлива в правом двигателе нет.
— Четвёртый! На посадку!
— Понял, на посадку.
Чуть раскачивается на глиссаде, выпускаю шасси, машину покачивает, опять сработала противопожарка.
— Вторичное срабатывание противопожарки!
— Видим. Как машина?
— Иду.
Скорость приходится держать чуть больше обычной. Довольно жёсткое касание. Заруливаю, рядом несётся пожарная машина.
Опять подъехали Сталин и Сухой. Я вылез из кабины, подошёл к Сталину для доклада.
Он замахал рукой:
— Видел, слышал! Докладывайте Сухому.
— На перевороте имел обратную скорость, сорвал поток правого двигателя, работавшего на малом газу, затем, видимо, из-за перегрева топлива, образовался газовый пузырь в правом насосе. Запуститься не удалось. Противопожарная система сработала штатно. Дважды. Нужно систему перепуска от работающих насосов.
— Понял. Отлично сработано, Пал Петрович!
— А что это за выстрел был, товарищ Титов? — спросил Сталин.
— Это я за сверхзвук выскочил на пикировании.
— Как из пушки выстрелило! Ну и как вам машина?
— Сыровато ещё, чуть помучаем, летать будет. Манёвренность отличная.
— Так ведь двигатель заглох!
— Мы её силком запихивали в тот режим, в котором это произошло. Это нештатные фигуры. Так никто не летает. Эти фигуры обычный лётчик выполнить не может. Но, в воздухе всякое может случиться, поэтому мы сейчас отрабатываем всё. В том числе, и те фигуры, которые выполнить на этой машине нельзя. Всё это пойдёт в наставления по этой машине.
— Вы освободились?
— Надо переодеться.
— Подъезжайте ко мне, я на даче.
Он попытался запретить мне летать. Я выслушал его, поджав губы, и полез в карман гимнастёрки. Там, завёрнутый в целлофан, у меня лежал Приказ Верховного Главнокомандующего № 1862 от 3 декабря 1943 года, запрещающий кому-либо запрещать мне летать.
— Вот, товарищ Сталин. Читайте!
Сталин взял у меня бумагу, пробежал глазами, и захохотал:
— Ну и жук ты, Титов! Меня же, моим же приказом укоротил! Павел, зачем тебе это надо? Пойми, ты уже на совершенно другой должности! На тебе море ответственности, куча обязанностей, а ты по небу гоняешь, да ещё такие опасные испытания проводишь.
— Товарищ Сталин, вы тогда в 43-м очень хорошо сказали: я дышу этим. Времени, действительно мало. У машины есть штатный испытатель: генерал Стефановский, и два заводских. Летают, в основном, они. Я третий раз поднял эту машину.
— Необычный самолёт! Очень красивый.
— Хорошие машины всегда потрясающе красивы, товарищ Сталин.
— Сколько времени понадобится на доводку и испытания? Нас крепко поджимает время.
— Ещё полгода. В ней собрано всё новое. Ни у кого в мире пока нет таких машин.
— К Ноябрьским успеете? А ещё лучше к Августовскому воздушному параду!
— Товарищ Сталин! Я считаю, что её нельзя показывать на параде. И вообще, нельзя показывать. Это наш козырный туз в рукаве, как у шулеров. Я четыре дня назад был у Нудельмана, который по моему заданию делает новую пушку со скорострельностью 3–4 тысячи выстрелов в минуту. С поворотным лафетом. Углы, правда, небольшие, но позволяют устранить неточности в наводке. Планируем установить её на этой машине. Парадами американцев не остановить. Их можно остановить только потерями.
— А что будем показывать на параде?
— «Гадких утят» Яковлева и Микояна. По десятку их успели нашлёпать. Я даже Мессершмитту не показал её.
— Обидеться может!
— Может, но, пока он не гражданин СССР, приходится с ним действовать именно так: не допускать к новейшим нашим разработкам. В конце концов, труба у него есть. Пусть сам разбирается.
— В этом вы правы. Что по проекту «РДС»? Время готовности?
— Не ранее середины 46 года.
— А у них?
— Лаврентий Павлович говорит о середине лета этого года.
— Самолёт будет показан в июле в Париже. И не возражай!
Читать бесплатно другие книги:
