Убить Отца Дациери Сандроне

IV. Старые друзья

Мужчина в кожаной куртке вернулся. Он, как обычно, нервно переминался с ноги на ногу на углу улицы Тибуртина Антика. Данте Торре наблюдал за ним со своей застекленной террасы на шестом этаже, безуспешно пытаясь поймать его взгляд. Он знал, что мужчина в куртке прождет еще час, до половины первого, когда перед начальной школой начнут собираться матери, и тогда медленно, шаг за шагом, начнет отходить подальше. Когда двери школы распахнутся, он уже будет в двадцати метрах от толпы. На мгновение задержав взгляд на детях, сбегающих по лестнице в объятия родителей, которые за руку поведут их домой, мужчина в куртке исчезнет за древними стенами и покажется снова только два-три дня спустя, в тот же самый час. За время ожидания он успеет покурить по меньшей мере четыре раза, но, если к моменту открытия дверей у него в зубах будет дымиться сигарета, он тотчас же ее затушит.

Единственным, что изменилось за две недели, прошедшие с тех пор, как Данте заметил мужчину впервые, была его одежда. Если раньше он приходил в футболке, то потом переоделся в байкерскую косуху из кожзама с принтом в виде медвежьей морды на спине. Погуглив, Данте узнал, что это куртка дешевой китайской марки.

Данте долго разглядывал мужчину.

– Сколько еще ты будешь ждать? – тихо спросил он и повернулся в кровати лицом к мансардному окну: лужица воды на стекле над ним напоминала череп – два пузырька воздуха вместо глаз и легкая рябь посредине вместо носа.

Он поелозил на матрасе, пока на череп не наложилось отражение его лица. Очертания совпали идеально, но иллюзию тут же разбила упавшая с водосточного желоба дождевая капля. Данте вздрогнул и натянул одеяло до подбородка. Скоро придется включить пылящийся в углу небольшой каталитический обогреватель, без помощи которого поддерживать комфортную температуру на террасе, которую он застеклил и превратил в спальню и по совместительству кабинет, было невозможно. Остальные комнаты были выпотрошены без всякой оглядки на эстетические соображения. Часть стен он снес, а оконные проемы увеличил почти до панорамных. Царящий в квартире хаос скрывали от посторонних взглядов только полупрозрачные кремовые занавески.

К заваленному книгами, газетами и всевозможными папками столу в гостиной был кое-как прислонен велосипед. Столь же шаткие кипы бумаги, некоторые из которых рухнули, образовав завалы из фотографий и распечаток, загромождали пол. Убран и надраен до блеска был только расположенный в центральной комнате кухонный уголок. Стальные шкафчики, варочные панели, разделочный стол, а также десятки аккуратно расставленных электроприборов делали ее похожей на операционную. На микроволновке лежал ноутбук, подключенный к зарядке.

Помимо него у Данте на террасе имелся настольный компьютер с тридцатидюймовым экраном и второй ноутбук в гостевой, где никогда никто не спал, а на кровати лежал только голый матрас. Здесь он хранил свои «капсулы времени», захламившие комнату настолько, что невозможно было открыть окно. Данте перестал туда заходить. Он просто подтаскивал коробки к себе с помощью палки-съемника из тех, какими продавцы достают с верхних ярусов одежду, а потом, растянувшись на полу в ванной, проталкивал их обратно на место.

Его снова затрясло от холода.

Он часто размышлял, не переехать ли в теплые страны, где можно спать прямо под открытым небом. Разумеется, путешествовать он готов был исключительно морем. Он не мог и представить себя внутри непроницаемого металлического цилиндра самолета размером немногим больше летающего гроба. И в то же время понимал, что вдали от привычного мира зачахнет, как цветок в темноте.

Тем не менее ближе к зиме он всякий раз сожалел о своем решении остаться. Зимой закрывались веранды ресторанов, кинотеатры и концертные площадки под открытым небом, исчезали кабриолеты. Зимой все, что он любил, запиралось в герметичные коробки, куда он и ступить не мог без риска удушья. Мир становился душным и тесным.

Данте достал из пачки сигарету и щелкнул зажигалкой, зажав ее в больной руке, после чего, приотворив окно, снова выглянул на улицу. Вместе с порывом пахнущего дождем ветра до него донесся шум дороги и соседского радио. Данте в последний раз взглянул на все так же стоящего на углу мужчину в куртке и пробежал глазами по крышам Сан-Лоренцо. Это был один из красивейших районов Рима, и гомон местных злачных заведений ничуть не раздражал Данте. Все равно он почти никогда не засыпал до рассвета, а шум жизни приводил его в хорошее расположение духа.

Человек в куртке отошел еще на шаг. Данте наконец выпростался из простыней и залез под душ. Двигался он легко, грациозно, бесшумно. Стройный, ростом почти метр девяносто, он походил на этрусскую статую. Данте накинул халат на мокрое тело и, сверяясь со внутренним термометром, принял утреннюю дозу таблеток и капель, а потом включил эспрессо-машину и мобильник. Ему тут же пришла эсэмэс. Сообщение от его адвоката Роберто Минутилло оказалось немногословным: «Пожалуйста, взгляни».

Данте вздохнул. Минутилло просил проконсультировать его по одному делу еще на прошлой неделе. Не в состоянии заставить себя с ним ознакомиться, Данте продержал адвоката в подвешенном состоянии целую неделю, прикидываясь перед самим собой, будто забыл о его просьбе. Но сегодня придется-таки взяться за дело. Продолжая тяжело вздыхать, он сел за компьютер, бегло пролистал присланные адвокатом документы, стараясь не умереть со скуки, и открыл приложенный видеофайл.

На экране появилась выдержанная в пастельных тонах комната, посреди которой стоял стол. На заднем плане угадывались цветные пластиковые кубики и плюшевый медвежонок. За столом сидела девочка лет шести в розовом клетчатом платье, напротив – улыбающаяся ей пятидесятилетняя женщина в очках. Девочка рисовала что-то оранжевым карандашом.

Еще одна женщина, лица которой в кадре было не видно, стояла позади девочки, положив ладони ей на плечи. Женщина в очках была психологом ювенального суда, а та, что стояла сзади, – матерью девочки. Данте промотал ролик, пропустив первые вопросы психолога и ответы девочки, и внимательно посмотрел все остальное. На минуте 4:06 он нажал на паузу, отмотал назад и переключился на полноэкранный режим.

Психолог с улыбкой наклонилась к продолжающей рисовать девочке:

– Мне ты можешь рассказать. Мне можно доверять.

Девочкин карандаш на миг замер над бумагой.

– Это был папа, – сказала она.

Нажав на пробел, Данте остановил видео, вернулся к метке 4:06 и переключил ролик на замедленное воспроизведение без звука. Теперь он сконцентрировался на руках матери. Ладони двигались, слегка сжимая плечи девочки. Данте свернул видео и несколько секунд смотрел на собственное отражение в экране монитора. Он чувствовал, как по спине стекает холодный пот.

«Вот и все», – подумал он.

Могло быть и хуже. Он отправил эсэмэс Минутилло, подошел к кофемашине и засыпал порцию панамской арабики. Не успел он допить вторую чашку эспрессо, как зазвонил телефон.

– Привет, адвокат, – не глядя на дисплей, сказал в трубку Данте. Во рту ощущалось горько-сладкое с ноткой шоколада послевкусие.

– Ты, значит, всю неделю ломал голову, чтобы ответить словом «нет»? – спросил тот.

– Скажи своей клиентке, пусть поищет других желающих подпортить жизнь ее бывшему мужу. – Данте допил кофе. – Никто эту девочку не трогал.

– Уверен?

– Да.

Данте посмотрел на дорогу: мужчина в куртке почти исчез из поля его зрения. Еще двадцать минут – и он уйдет.

– Девочка утверждает, что отец ее растлил.

– Неужели необходимо это обсуждать? – спросил Данте.

– Да, пока ты меня не убедишь.

Данте фыркнул:

– Есть на теле девочки следы насилия?

– Нет. Но она дала подробные показания. Все, кто их слышал, убеждены, что она говорит правду.

Данте опустошил чашку и наполнил ее в третий раз. Кофеин помогал справиться с побочными эффектами бензодиазепинов.

– Она сама не понимает, что врет. Это не я тебе говорю. Это говорят де Янг, фон Клитцинг, Хаугор, Элтерман, Эренберг, Акерман, Кейн и Пиаже, – монотонно перечисляя фамилии, сказал он.

– Психологи и психиатры. Знаю-знаю. Их изучают на юридическом…

– Тогда тебе должно быть известно, что в возрасте дочки этой женщины, которая не является твоей клиенткой, дети умеют отличать правду от лжи только одним способом. Правда – это то, что одобряют родители. Ложь – то, что их расстраивает. Они способны вспомнить вещи, которых никогда не происходило, достаточно лишь правильно спросить. В восьмидесятые годы Стивен Дж. Чечи…

– Вот о нем я не слышал.

– Это еще один психолог из Корнеллского университета. Изучает достоверность показаний малолетних. В рамках своего эксперимента Чечи попросил группу детей постараться вспомнить тот самый случай, когда им прищемило палец мышеловкой. Ни с кем из детей подобного не случалось, но, когда их опрашивали в последующие недели, почти каждый не только это вспомнил, но и приукрасил. Из пальца пошла кровь, мышка убежала… Мне продолжать?

– Нет. То есть мать ее натаскала?

– Это видно по видео.

– В кадре только ее руки.

– Перед тем как девочка отвечает, что это был отец, мать сжимает ей плечи. Потом отпускает и поглаживает. Сначала давление, потом награда. Девочка понимает, что делает все правильно, и продолжает в том же духе. Психолога попросту облапошили. Или лучше сказать «навешали ей на уши безъяичную лапшу»? Ведь мать девочки – вегетарианка.

– Откуда ты знаешь, что мать – вегетарианка? – с искренним изумлением спросил Минутилло.

– На видео видно ее сумочку. Такие производит одна веганская компания, использующая экокожу вместо обычной. Cruelty free[2]. Если ты не в теме, как я, то, скорее всего, и не услышишь о подобных брендах.

– Ну, это уже домыслы.

– Девочка не употребляет в пищу мясо. Отец указал это в качестве основания для ходатайства об опеке, утверждая, что вегетарианская диета – издевательство над ребенком, хоть и очевидно, что это полный бред. Ты сам прислал это прошение вместе с остальными документами.

– И ты все их прочел?

– Я прочел вполне достаточно. Значит, все о’кей? Могу отправить тебе счет?

– За десять минут работы?

– Это будут самые дорогие минуты в твоей жизни.

В дверь позвонили. Данте попрощался с адвокатом, бесшумно подошел к входной двери и посмотрел в глазок.

На лестничной площадке стояла женщина лет тридцати с серьезным выражением лица, одетая в обтягивающие джинсы и натянувшуюся на широких плечах пловчихи светлую куртку. Она казалась достаточно сильной, чтобы согнуть в дугу стальной прут. Данте вздрогнул. Ему было неизвестно, кто эта женщина, но в одном он был уверен точно: ее появление не сулит ничего хорошего.

Во избежание визитов незваных гостей Данте оформил квартиру на имя Минутилло и сообщал адрес только единицам избранных. Это решение ему пришлось принять после того, как отец одного пропавшего мальчика взялся с криком и слезами караулить его под окнами террасы его старой квартиры.

Женщина приложила зеленый глаз к глазку, и Данте понял, что она заметила за дверью его движущуюся тень.

– Господин Торре, – произнесла она, – я замначальника мобильного спецподразделения Каселли. Мне необходимо с вами поговорить.

Не будь она из полиции, ее голос с легкой хрипотцой показался бы Данте сексуальным. Он накинул дверную цепочку и опасливо приоткрыл дверь.

Коломба пристально посмотрела на него и сунула ему под нос удостоверение:

– Здравствуйте.

– Можно посмотреть поближе? – спросил Данте.

– Пожалуйста, – пожала плечами Коломба.

Данте взял корочку здоровой рукой и притворился, будто тщательно ее изучает. Он понятия не имел, как отличить фальшивые документы от настоящих, но интересовало его другое. Ему хотелось взглянуть на реакцию Коломбы. Та казалась невозмутимой. Скорее всего, она и правда та, за кого себя выдает. Данте вернул удостоверение.

– Я что-то натворил? – спросил он.

– Нет. Но я прошу вас уделить мне несколько минут.

– Зачем?

– Я предпочла бы обсудить это внутри, – терпеливо ответила Коломба.

– Но я же не обязан, верно? Я могу просто сказать «нет», и вы мне ничего не сделаете. Вы же не станете выбивать дверь.

– Конечно нет, – улыбнулась она. Данте поразило, как преобразилось ее лицо, с которого на миг слетела вся суровость. Даже если это и не искренняя улыбка, то все равно очень красивая. – Но на вашем месте я бы полюбопытствовала, чего я от вас хочу.

– Думаю, на моем месте вы вообще не открыли бы дверь, – сказал Данте.

Коломба напряглась, и Данте понял, что задел ее за живое. Он сделал это намеренно, но, как ни странно, почувствовал себя виноватым. Чтобы избавиться от этого ощущения, он спрятал больную руку в карман и пропустил ее в квартиру.

При виде хаоса в доме Коломба постаралась сохранить нейтральное выражение лица, однако ей это не удалось.

Петляя между книжными завалами, Данте направился в кухню.

– Сделать вам кофе? – спросил он.

– Спасибо, не откажусь.

Он указал ей на стол в гостиной:

– Освободите какой-нибудь стул и присаживайтесь. Какой кофе предпочитаете? Покрепче, помягче, душистый…

– Обычно я пью растворимый, так что любой сойдет.

– Притворюсь, что этого не слышал. – Чтобы загладить допущенную ранее грубость, Данте добавил в смесь горстку мягко обжаренных зерен кофе «копи-лювак». Его частично переваренные зерна собираются из экскрементов питающихся кофейными вишнями индонезийских мусангов[3]. Знатоки особенно ценят фруктовое послевкусие этого самого дорогого и редкого кофе и считают его лучшим на земле. Как и почти все прочие продукты, кофе доставлял ему на дом курьер. – Возможно, обычно вы пьете с сахаром, но сюда его можно не добавлять, – сказал он, закрывая крышку машины, которая начала перемалывать зерна.

– Господин Торре… – натянуто начала Коломба.

Данте оглянулся. Она продолжала стоять посреди комнаты, следя за каждым его движением, словно хищная птица за зверьком.

– Что-то не так? – спросил он.

Коломба кивнула. Во взгляде появилась жесткость, а глаза, как ему показалось, стали еще зеленее.

– Вы не могли бы вытащить левую руку из кармана? Пожалуйста!

– Простите?

– Я заметила, что, с тех пор как я вошла, вы все время держите руку в кармане. Даже когда она могла бы вам пригодиться. Например, чтобы открыть банку кофе.

Разумеется, так и было. Всякий раз, встречаясь с новыми людьми, Данте невольно прятал больную руку.

Судя по языку тела, Коломба чувствовала угрозу. Она инстинктивно сделала полшага вперед и слегка напрягла руки. Правой рукой она стиснула ручку сумки, как будто готовясь бросить ее ему в лицо.

– Пожалуйста, – повторила она.

– Как пожелаете. – Данте продемонстрировал ей больную руку. Она была сплошь покрыта шрамами. Подвижность сохранили только большой и указательный пальцы, в то время как остальные, необыкновенно маленькие и без ногтей, прижимались к ладони.

Коломба как-то видела похожую руку у бывшего уголовника, с которым произошел несчастный случай в промышленной прачечной.

– Прошу прощения, – сказала она, отведя взгляд. – Я сегодня что-то нервничаю с самого утра.

– Ничего страшного. – Данте, привыкший подмечать каждое еле уловимое движение собеседников, понимал, что нервозность Коломбы – вовсе не временное явление. С ней явно что-то случилось. Насилие, какое-нибудь происшествие на службе?

«Интересно», – подумал он и снова принялся возиться с чашками. Мокрый после душа, в чересчур просторном черном халате и с зачесанными назад светлыми волосами, он напомнил Коломбе Дэвида Боуи в старом фантастическом фильме.

По комнате распространился аромат кофе. Данте сел напротив нее и поставил на стол две дизайнерские чашки в современном стиле.

«Не хватало только разбить чашку, чтобы дополнить произведенное впечатление», – подумала Коломба, но все-таки сумела, не наделав новых бед, поднести кофе ко рту. У нее кружилась голова, и она чувствовала себя выставленной на обозрение. Отвратительное ощущение. За исключением последних двух дней, она избегала даже ближайших друзей, а теперь ей приходилось обмениваться любезностями в гостях у незнакомца.

– Замечательно, – похвалила она, хотя на ее вкус кофе был недостаточно крепким.

– Благодарю, – улыбнувшись уголком рта, отозвался Данте. – Я не стыжусь своей бедной руки. – В доказательство своих слов он поднял руку перед ее лицом: тыльную сторону ладони покрывала густая сеть рубцов. – Я прячу ее по привычке, чтобы избежать лишних вопросов. Хотя большинство людей слишком вежливы и воспитанны, чтобы их задавать. Или и без того знают, что со мной случилось, так что и спрашивать не приходится. – Он снова улыбнулся. – Вы относитесь к третьей категории. – Глаза Данте заблестели. – Что вам обо мне известно?

– Это допрос? Или любите поговорить на эту тему?

Данте улыбнулся, обнажив белоснежные зубы:

– Скажем так, это поможет нам сэкономить время.

Коломба решила, что после своей оплошности не имеет права спорить.

– Вы из Кремоны. Родились в семьдесят втором. В ноябре семьдесят восьмого, в возрасте шести лет, когда вы играли в одиночестве на стройке за вашим домом, вас похитил один или несколько неизвестных. Вы не могли воссоздать в памяти случившееся, и никто ничего не видел.

– В подвале нашего дома была дверь, ведущая к полю, где мы играли. Должно быть, по пути туда меня схватили и, вероятно, накачали наркотиками, – сказал Данте.

Коломба кивнула:

– Вас держали в заточении на протяжении одиннадцати лет, большую часть времени в бетонной силосной башне возле фермы в окрестностях Кремоны.

– Не большую часть времени. Всегда. Эта местность называется Аккуанегра-Кремонезе – прекрасное старинное название.

– Вы правы. В восемьдесят девятом вам удалось сбежать. Ваш похититель покончил с собой. Это был фермер по имени Антонио Бодини.

– Ферма принадлежала Бодини, и он действительно покончил с собой, вот только похитил меня не он. По крайней мере, он не был моим тюремщиком.

Коломба удивленно прищурилась:

– Не ожидала, что ошибусь в таком вопросе.

– Вы и не ошиблись. Ошиблось следствие. Я видел своего похитителя в лицо, и он нисколько не походил на Бодини.

– Почему вам не поверили?

– Потому что все улики указывали на Бодини, потому что он покончил с собой, потому что я был, скажем так… в тяжелом психическом состоянии.

– Но вы все еще убеждены, что правы.

– Да.

– Было проведено расследование, искали сообщников, – осторожно сказала Коломба.

– И никого не нашли. Знаю. Но продолжайте же ваш рассказ, я начал входить во вкус.

– Я уже почти закончила. Вы взяли девичью фамилию матери. Какое-то время путешествовали, вляпались в неприятности. Вас судили за драку, нарушение общественного порядка, хулиганство, нанесение телесных повреждений и незаконное ношение оружия.

– Это был всего лишь электрошокер, во многих странах он находится в свободной продаже.

– Только не у нас. В последние восемь лет вы поугомонились. С тех пор никаких нарушений за вами не числится. – Коломба посмотрела ему в глаза. – Достаточно?

Данте под впечатлением откинулся на спинку стула. Коломба ни разу не сверилась с записями. Неплохая память, достойная подготовка.

– Вы столько обо мне знаете, но ничего не знали о моей руке.

– Возможно, я чего-то не заметила.

– Такое невозможно не заметить. По крайней мере, этого не могли не заметить вы. В ваших документах об этом попросту ничего не сказано. – Данте растянул губы в ухмылке. – Видите ли, по руке меня мог бы узнать кто угодно, особенно в маленьком городке вроде Кремоны. Ювенальный суд предпочел не разглашать эту информацию. – Данте уставился на нее. – Сдается мне, что вы не запросили документы в прокуратуре. И это тоже весьма странно. Хотите знать почему?

Коломба нехотя кивнула:

– Да.

– Вы не при исполнении.

– С чего вы взяли?

– Вы не вооружены. Если бы вы прятали пистолет за спиной, я мог бы его не заметить, однако в случае предполагаемой опасности вооруженный и прошедший профессиональную подготовку человек обычно держит ведущую руку у кобуры. Вы же схватились за ручку сумки. Не говоря уже о том, что замначальника полиции всегда при оружии, если только он не на отдыхе и не в административном отпуске. Или я ошибаюсь?

– Не ошибаетесь, – покачала головой Коломба.

– Вы в административном отпуске, не полностью владеете информацией… Вы здесь по личным причинам?

Коломба попыталась сохранить непроницаемое лицо:

– Да.

– Лжете вы из рук вон плохо, значит вам слегка стыдно. Но не будем пока об этом. Что вам от меня нужно?

– В Пратони-дель-Виваро пропал ребенок.

– Женщина убита, муж за решеткой. Я смотрел новости. – Данте старался не показывать, что история задела его за живое. – Тот, кто вас сюда прислал, считает, что муж невиновен, хотя некто, имеющий отношение к расследованию, с ним не согласен. Скорее всего, магистрат. И поскольку отец не знает, где его сын, и речь вряд ли идет о похищении с целью выкупа, вы собираетесь попросить меня помочь вам в поисках ребенка.

Голова у Коломбы пошла кругом.

– Вы специализируетесь в области розыска пропавших.

– По вашему утверждению.

– Вы занимались как минимум двумя случаями похищений с целью выкупа, пятью случаями принуждения и бог знает сколько раз разыскивали сбежавших из дома детей. Все эти дела вы раскрыли. Иногда вы также беретесь за случаи жестокого обращения с детьми.

– Вы можете это доказать? – с безрадостной усмешкой спросил Данте.

– Конечно нет. Вы используете в качестве посредника юридическую фирму, которая, в свою очередь, привлекает частные детективные агентства либо прячется за адвокатской тайной. Тем н менее слухи о вас ходят, и до того, кто меня прислал, они дошли. Говорят, вы хороши в своем деле.

Данте покачал головой:

– Просто мне помогает собственный опыт.

– Опыт жертвы похищения?

– Видите ли, не считая редких встреч с моим похитителем, одиннадцать наиболее важных для человеческого развития лет я прожил в полной изоляции. Ни книг, ни телевизора, ни радио. Когда я попал на свободу, мир оказался для меня непостижим. Обыкновенное общение было мне чуждо, как вам, возможно, кажется чуждой жизнь муравейника.

– Мне очень жаль, – искренне произнесла Коломба.

– Спасибо, но не стоит меня жалеть. Начав изучать внешний мир, я осознал, что понимаю некоторые механизмы его устройства лучше тех, кто в нем вырос. Чтобы увидеть что-то по-настоящему, бывает необходимо взглянуть со стороны. Я был на это способен, хоть и не по собственной воле. Когда нужно, я умею взглянуть на ситуацию со стороны и сейчас. Если в привычках пропавшего что-то изменилось, я это замечаю и могу по расположению его личных вещей определить, что он любит и чего боится. А также не был ли кем-то или чем-то нарушен обычный распорядок его жизни.

– И, как в моем случае, считываете язык тела.

Данте кивнул:

– Мой похититель всегда носил перчатки и закрывал лицо. Приходилось по одной его позе угадывать, доволен ли он мной или вот-вот накажет. Правду ли он говорит, когда обещает мне еду и воду. Это пригодилось мне при поиске пропавших, о которых вы говорите. Кто-то всегда недоговаривал, и я это видел.

– Почему вы предпочитаете не появляться в суде?

– Вы видели этот дом?

– Вы не можете находиться в замкнутых помещениях, – утвердительно произнесла Коломба.

Данте кивнул:

– Вряд ли хоть один магистрат примет мои экспертные показания. Не говоря уже о том, что мне меньше всего хотелось бы снова оказаться в центре внимания.

– Я прошу лишь о частной консультации, – сказала Коломба. – Ваше имя не будет фигурировать в деле.

– Нет, госпожа Каселли. Я никогда не соглашаюсь на две вещи: работать над расследованием напрямую и сотрудничать с полицией. А вы просите меня сделать и то и другое. – Данте поднялся и протянул ей здоровую руку. – Приятно было с вами побеседовать. Приходите снова, и я опять угощу вас кофе.

Коломба не сдвинулась с места, и Данте слегка поморщился. Словно сквозь открывшуюся щель она на мгновение увидела его таким, как есть, – жертвой, которая перенесла невообразимое и мучительно воссоздавала свою жизнь из осколков.

«Я должна уйти, – сказала себе Коломба. – Так будет правильно».

Но уйти она не могла.

– Господин Торре, – произнесла она вслух, – разрешите и мне высказаться.

Данте неохотно сел.

– Прежде всего позвольте повторить, что мне действительно очень жаль, – продолжала она. – После всего, что вы выстрадали, вы заслуживаете, чтобы вас оставили в покое до конца дней.

– Сделайте одолжение, не жалейте меня. Терпеть этого не могу.

– Я просто хочу быть откровенной. Вся эта ситуация нравится мне не больше, чем вам. Я не привыкла вмешивать в расследования гражданских и не люблю закулисных интриг.

– Что-то непохоже.

– Раз уж об этом зашла речь, то я выпила ваш выжатый из беличьих задниц кофе только из вежливости. Да, я заметила название на упаковке. Хоть я всего лишь сотрудница полиции, но что такое «копи-лювак» – мне известно. И пока вы не объявили мне, каких деньжищ он стоит, скажу вам, что мне известно и это.

– Я не настолько дурно воспитан, – пробормотал он.

– А я не хрупкий цветочек: за тринадцать лет службы я навидалась и наглоталась такого дерьма, что вам и не снилось. Я не сказала всего, что о вас знаю. Я знаю и о том, что произошло с вашими родителями. Пока вы находились в розыске, ваш отец почти не вылезал из-за решетки. А мать покончила с собой, когда вам было сколько? Десять лет?

– Девять, – сухо произнес он.

– В то время моим сослуживцам не удалось ни найти вас, ни даже предположить, что вы все еще живы. На вашем месте я бы тоже обозлилась на полицейских, судей и весь мир. Мы бросили вас и обвинили во всем ваших родителей. Вам пришлось спасаться самому. – Коломба пристально посмотрела на него. – Но неужели вам хотелось бы, чтобы случившееся с вами повторилось с другой семьей?

– По-вашему, вы можете заявиться в мой дом и играть на моем чувстве вины?

– Прошу прощения и за это. Только ответьте, пожалуйста, на мой вопрос.

Данте посмотрел ей в глаза:

– Каждый день умирает около тридцати тысяч детей. Половина из них погибает от голода. Я не в ответе за все зло мира.

Коломба не сводила с него взгляда:

– Сын Мауджери не в Африке. Гораздо ближе.

– Вот и найдите его сами.