Магистраль Прошкин Евгений

Он потоптался, потер живот и снова постучал.

— Ты?…

— Я, — резонно ответил Олег.

— Погоди… сейчас…

За дверью было слышно, как Ася встала и прошла в ванную. Шорохов тревожно покхекал и поздравил себя с большой, но приятной глупостью.

В скважине загремел ключ, и на пороге возникла Прелесть. В нижнем белье. С графином холодной воды, которая вылилась Олегу на штаны. Остатки Ася выплеснула ему в лицо, после этого дверь снова закрылась.

Притащившись к себе в номер, Шорохов стянул джинсы и повесил их сушиться. Пояс со снаряжением, тоже мокрый, он нацепил обратно.

Телевизор не работал, а из чтива в комнате нашелся только листок с правилами противопожарной безопасности. Взгляд случайно упал на визитку — Олег раздосадованно отвернулся, однако идея в голове уже прижилась и пустила корни.

Подумав о том, что контролировать себя следовало бы лучше, он сходил к джинсам и выгреб из карманов кучку мятых купюр, не слишком внушительную. Подсев к телефону, Шорохов снял трубку — втайне надеясь, что линия занята или что всех юных и очаровательных уже разобрали.

Ответили быстро и ласково.

— Почем? — хрипло спросил Олег и сам же покоробился. Можно было и покуртуазнее как-нибудь…

— Это смотря на сколько.

Шорохов перебрал сырые деньги. Банкоматов он в «Урале», кажется, не видел…

— Мне минут пятнадцать.

На том конце прыснули, затем зажали трубку ладонью — но не очень плотно, — что-то пробубнили и расхохотались уже всем стадом.

— За пятнадцать минут ты и штаны не снимешь, — досмеиваясь, сказал голос.

— Я уже снял, — признался Олег.

Его слова опять кому-то передали, и в динамике дружно захрюкали.

— Ладно, пылкий… На полчаса наскребешь? Мы в кредит не работаем, извини.

— Наскребу, — пообещал он. — Четыреста десятый.

— Да мы знаем…

Очаровательная прибыла буквально через минуту. Мрачный жующий парнище завел в номер худую, потрепанного вида барышню и недобро зыркнул на Олега.

— Нравится?

— Не влюбиться бы… — озабоченно молвил Шорохов, протягивая деньги. — Горло не болит? — спросил он, когда амбал удалился.

— Работоспособна, — заверила гетера, направляясь к кровати.

— Стой! — одернул ее Олег. — Постель не трогай! Садись на стул. Ближе к стене. К самой стене подвинь, говорю! И раздеваться не надо.

— Фантазер… — вздохнула девушка. — Что теперь?

— Ты стонать умеешь?

— Естес-сно…

— Тогда начинай, — велел Шорохов.

— Что начинать?

— Стонать!

— О-ох, ы-ыххх… — вяло озвучила она.

— Фуфло! — отозвался Олег. — Это что, стоны, по-твоему?! Давай без халтуры.

— Да я не врубаюсь, чего ты хочешь! — обозлилась гетера. — Ты объясни по-человечески!

— Качественно постонешь, и все. И до свидания.

— А!.. Мне на тебя смотреть, как ты будешь…

— Блин!.. Вот овца… Ну, попробуй еще раз. «А-а-аххх, а-а-аххх» — вот так примерно. И громче, понятно? Громче!

Девушка шмыгнула носом и часто задышала.

— Так, да?…

— Годится. Только громче!

Она закинула ногу на ногу и принялась хрипеть, мычать и даже что-то такое пришептывать.

— Во-от!.. — одобрил Олег. — Не тормози, я тебе завтра подарю что-нибудь.

— Лучше кэш, а то вы херню всякую тащите. Внезапно зазвонил телефон на тумбочке.

— Не отвлекайся, — приказал Шорохов.

Гетера, к его удовольствию, стонала все активней. Телефон назойливо тренькал, и Олег, догадываясь, кто это может быть, сладостно ожидал стука в стену.

Постучали, однако, в дверь.

— Не бойся, это наши, — сказала девушка. — «Тук, тук-тук, тук» — это халдей.

Шорохов открыл. В коридоре действительно стоял официант — с бутылкой шампанского и двумя бокалами на подносе.

— Вас желают угостить… — Он помедлил, не зная, отдать ли поднос на пороге, или все же зайти. Видимо, старания очаровательной особы были слышны на всем этаже. Кроме того, трусы у Олега после профилактического обливания из графина еще не высохли.

— Заноси, — кивнул Шорохов. — А кто угощает, если не секрет?

— Не секрет. Из четыреста одиннадцатого. И вот просили передать… — Официант вручил ему мобильный телефон.

В ту же секунду аппарат на тумбочке умолк, зато зазвонила трубка. Олегу стало так интересно, что он не удержался.

— Спишь?… — спросил в ухо Лопатин.

— Сплю, Василий Вениаминович, — ответил Шорохов.

— Одевайся, и вниз.

— Э-э… так это…

— Дело срочное. У тебя пять минут.

Олег, скривившись, выключил мобильник и объявил:

— Оба свободны. Бухло заберите себе.

— Извиняюсь, что помешал, — брякнул официант.

— Все в порядке. Мы уже закончили.

Урну у входа все-таки погасили — для этого зачем-то понадобилось опрокинуть ее набок и раскидать мусор по ступеням.

Ледяной ветер мгновенно превратил влажные джинсы в две негнущиеся трубы, и Олег, увидев у подъезда синий «Вольво», обошелся без приглашения. В салоне гремела «Соловьиная роща» — не ремикс и не трибьют, а самый что ни на есть оригинал в исполнении Лещенко. Лопатин сделал музыку тише и рванул с места.

— Василий Вениаминович, а нам обязательно в этом дерьме жить? — спросил Шорохов.

— Ты о чем?

— Я про гостиницу.

— Можно и не в этом. Можно в другом. Лишь бы вокруг вас народу вертелось поменьше… и попроще. В приличном месте все на виду. Покупка или аренда квартиры исключена. Нас же здесь нет.

— И не будет, — добавил Олег. — И жилищных перспектив тоже…

— ФСБ свою площадь предлагает, но там куда ни плюнь — везде микрофоны, микрофоны…

— «Эта работа изменит твою жизнь к лучшему», — с чувством процитировал Шорохов. — «В твоих руках будет власть над человечеством»…

— Метафора. Власть у нас не в руках, а на поясе.

— Которой нельзя воспользоваться…

— Потерпи, сейчас приедем, — ответил шеф неопределенно.

— А что за спешка, Василий Вениаминович? Если точка финиша отнесена во времени, то не все ли равно, где будет точка старта? Почему бы и не утром?

— Финиш в этот раз никуда не отнесен. Он здесь и находится. У нас гости, — пояснил Лопатин. — В бункере человечек один сидит… Надо помочь.

— Что значит «сидит»? — не понял Олег. — Как он туда попал?

— Как мы попадаем, через дверь. Он оператор и тоже имеет право доступа. Этой комнатой многие группы пользуются. Она у нас от самого начала зоны, и еще столько же прослужит. Тихое место, без посторонних.

Василий Вениаминович остановился на светофоре, а когда снова тронулся, «Соловьиную рощу» уже сменил Эдуард Хиль. Шорохов посмотрел на магнитолу — играл не компакт-диск, а кассета.

— Хороший сборник, — заметил он, притоптывая йогой. — Только запись ни к черту. «Электроника-302»?

— Это самое древнее из того, что ты помнишь? — усмехнулся Лопатин. — Не смей попрекать старших, обормот! Лет двадцать субъективных выслужишь, вот тогда и будешь замечания делать… и сигареты по временам таскать.

Шорохов лишь сейчас подумал о том, что в пенсионном возрасте в Службу не попадают, — стало быть, Василий Вениаминович носит ремень с железками добрую половину жизни. И до сих пор на низшей руководящей должности — координатор оперотряда. И выше, видимо, уже не поднимется…

Об иерархии Службы в школе рассказывали мало. «Будет день — будет пища» — примерно такая мораль вытекала из ответов инструкторов. Ася, даром что старшина, тоже ничего толкового своим подопечным поведать не могла. «Непосредственное начальство вы будете знать не только в лицо, но даже по имени-отчеству», — шутливо обещали на лекциях. И, как выяснилось, не обманули. А больше им ничего и не обещали — кроме «власти над человечеством», разумеется.

Оговорки инструкторов постепенно сложились в простую модель: самостоятельные отряды замыкаются на Отделы, Управления и в итоге — на какого-то могучего Старикана. Знать о нем полагалось лишь то, что в конце зоны ответственности он объективно существует, иными словами, в две тысячи семидесятом году Старикан еще не помер. О том, кто работает в других зонах, вне подведомственного столетия, не звучало даже намеков. Наиболее вероятно, что Служба расползлась по всей магистрали времени или как минимум следила за ней с момента возникновения человечества, но задаваться подобными вопросами в школе не рекомендовали.

Василий Вениаминович как ветеран и мелкий, но все же начальник наверняка знал больше, однако Шорохов решил, что если об этом и спросит, то как-нибудь после. Неуместная бодрость уже прошла, за ней явились апатия и желание устроиться в мягком кресле поудобней. Не надо было в гостинице ничего затевать… Через несколько минут заснул бы…

— Так что за человечек у нас в бункере? — осведомился Олег, с трудом разлепляя глаза. — Что он там делает? Чай пьет?

— Чая у нас нет, а Дрозд вряд ли принес… Его так зовут, Дроздом. Он с вечера до нас добирался. Выполнял операцию в наших краях, столкнулся с каким-то уродом. Тот дал ему по лбу, потом вывез за город и бросил. Идиотизм… Дрозд к бункеру чуть ли не пешком топал. Надо же вернуть человека, согласен?

— Чтобы просто вернуть, достаточно одолжить ему синхронизатор, — со значением проговорил Олег.

— Боюсь, это не лучший вариант. С прибором он отправится не домой, а в точку вторжения. Синхронизатор, потерянный задолго до две тысячи сорокового, — это почти катастрофа, и Дрозд попытается его отбить. Не знаю, что у него получится… В первый раз отняли — почему бы не отнять во второй? Тебя-то они хоть в лицо не видели… Но ты можешь и отказаться. Я вот, правда, не могу… Мне — либо сдавать его с таким проколом, либо тебя уговаривать. Нашу Прелесть я, естественно, в расчет не беру.

— Да уж, если там по башке лупят…

— Сейчас еще на месте поговорим, посмотрим, что за птица этот Дрозд… — вопросительно произнес Лопатин.

— Посмотрим… — буркнул Шорохов.

Смотреть оказалось особенно не на что: в кабинете, докуривая Асины королевские бычки, маялся патлатый мужик с острым кадыком и запущенными рыжими бакенбардами. Добавить к ним черный пиджак и цветастую рубашку — получился бы типичный хлыщ с танцплощадки семидесятых, но Дрозд был одет в короткую замасленную дубленку и больше смахивал на прораба. Над левой бровью у него надулась и созрела крупная шишка с запекшейся ссадиной.

— Делись бедой, оператор, — сказал Василий Вениаминович.

— Беды никакой… — с фальшивым равнодушием ответил тот. — Вот железкой у вас разживусь, и все будет пучком.

— Обязательно будет, какие твои годы! — Лопатин коротко глянул на Олега. — Железку ты у нас получишь только одну: с блокированной датой финиша в твоем периоде. Устраивает?

— Стоило переться… — проскрежетал Дрозд. — Я сам все сделаю, дайте мне…

— С блокированным финишем, — отчетливо повторил Лопатин. — И там уж крутись как хочешь. — Он достал трубку и начал не спеша набивать ее табаком из плоской баночки. — Кто это был? Местные?

Дрозд воткнул окурок в пепельницу и нехотя поднял глаза.

— До сих пор не пойму… — сказал он. — Нормальные люди так не действуют. А местным синхронизатор зачем?… Взяли бы станнер, он все-таки на пистолетик похож. Нет же — отвезли, бросили у дороги…

— В лесу? — попробовал уточнить Олег.

— Хуже. На двенадцатом километре пост ГИБДД стоит, а рядом три гнилые тачки. Вот в одной из них я и оказался. В «Запорожце». В красном… ушастом…

— Пошутили, значит, — прокомментировал он. — А с милицией что?

— Сам ушел, они в темноте не увидели. Потихоньку вылез, и сюда. Денег — ноль, холод собачий…

— Водки тебе надо, — посоветовал Шорохов. — С перцем. У вас в будущем перец есть?

Дрозд невесело усмехнулся.

— Ну а теперь обстоятельства, — сказал Лопатин, завинчивая банку. — И подробненько.

— Иначе никак?… — Дрозд потупился. — Операция у меня здесь… частного свойства.

— Секс-туризм… — бросил Василий Вениаминович. — Я так и думал. И нечего было мозги полоскать! Баба про тебя знает — кто ты, откуда?…

— Нет, нет, это не она, ручаюсь. Легенда у меня хорошая: бедный, больной, семейный. Ей от меня ничего не надо… Господин координатор! Я надеюсь, это не…

— Не будет использовано против тебя, — закончил Василий Вениаминович. — Пока ты снова здесь не окажешься со своими «частными свойствами». Дальше, я слушаю!

— Дальше — все… Позвонили в дверь, я открыл. Удар.

— Морду видел? — резко спросил Лопатин.

— Нет, шапка была надвинута… Очнулся уже в «Запорожце». Станнер и корректор на месте.

— Выходит, тебя не просто отвезли, а еще и одели?

— Да… — растерялся Дрозд. — Ботинки, дубленка…

— А баба?

— Не знаю… Я оттуда сразу к вам. Что бы с ней ни сделали, целый день прошел. С железкой помочь можно, без железки — вряд ли…

— Когда позвонили, ты время заметил?

— Само собой. На этой гребаной работе каждый чих по часам сверяешь, Семь вечера, ровно.

Шорохов отогнул рукав — «Ситизен» показывал уже четыре утра.

— Да!.. — спохватился Дрозд. — Ты когда будешь на месте, звони вот так: длинный, два коротких, снова длинный.

Он продублировал пальцем по столу — получилось «тук… тук-тук… тук…». Олег вспомнил, что так же стучался и официант, и это ему не понравилось.

— А тот, который тебя уделал?… Он по-другому звонил?

— Я бы тогда не стал открывать. — Дрозд понял, что именно Олег имеет в виду, и нахмурился. — Да, он тоже знал… Но ты-то придешь раньше. Я надеюсь.

— Адрес, — сказал Лопатин.

Дрозд назвал, Василий Вениаминович записал в блокноте. Затем вкусно раскурил трубку и, сдвинув шляпу на глаза, махнул рукой:

— Поедем, Шорох. А ты жди здесь и не рыпайся, — велел он Дрозду. — К сейфу с железками даже близко не подходить, ясно?

— Что я, маленький?… — проворчал тот. — Сигарет не оставите?

Олег отдал ему пачку «Кента», какую-то из двух, и пошел за Лопатиным.

— О чем задумался? — спросил Василий Вениаминович, наполняя салон «Вольво» удушливым вишневым ароматом.

— О чем я могу думать?…

Шорохов не хотел признаваться, но он, кажется, начал разочаровываться. В самом себе, как ни странно. Теперь, когда Олег узнал, зачем в действительности явился Дрозд, он догадался и об истинной цели двойника. Шорох приходил не для того, чтобы скинуть на него часть повседневной работы, и даже не ради Ивана Ивановича, про которого и Лопатин-то вспомнил с большим трудом. Просто Шороху нужен был повод улизнуть к бабенке, живущей где-то позже или, наоборот, раньше. Все оперы делают это, решил Олег.

— Только без героизма, прошу тебя, — сказал Лопатин, откладывая погасшую трубку на приборную панель. — Доставай станнер и глуши всех. Дрозда тоже. Всех, а потом разберемся… Я тебя на улице буду ждать, если что-то не получится — в бутылку не лезь, сдадим Дрозда его координатору, пусть сами расхлебывают…

— Василий Вениаминович, а это, вообще, нормально?… Когда опер входит в контакт с замурованными… Да еще в такой плотный… контакт.

— Лишь бы без последствий. Хотя опер сам же их и компенсирует. Но если можешь воздержаться — лучше воздержись. Если не можешь — полагайся только на себя. Иначе будешь иметь бледный вид, как коллега Дрозд… Ну что, приехали вроде бы…

Он остановился у панельной многоэтажки и включил магнитолу.

— Засеки время. Сюда же и возвращайся. Не хочется тут маячить… Да и поспишь подольше. Ни пуха…

— Ага, — ответил Шорохов, принимая листок с адресом.

Пока лифт тащился на шестнадцатый этаж, он запомнил номер квартиры, спрятал бумажку и с приятностью огладил высохшие джинсы.

На площадке никого не было: летом пятый час — это уже утро, зимой — еще глубокая ночь.

Шорохов расстегнул куртку и извлек синхронизатор, попутно прощупав в соседнем кармашке станнер. Дрозд говорил, что на него напали в девятнадцать ноль-ноль. Олег выставил время с запасом и стартовал.

На финише ничего не изменилось, разве что оба лифта оказались в движении да залаяла где-то внизу собака. За окном все так же чернело.

Шорохов подошел к общей двери и положил палец на кнопку против номера «131».

— Не отвлекай Дрозда, ему до семи кувыркаться… — сказали сзади.

Олег застыл, соображая, что делать. Хватать станнер левой рукой было неудобно. Правой — не успеть.

— Не успеешь… — подтвердил голос. — Вторую лапку вверх и разворачивайся. И без героизма, прошу тебя…

Шорохов отметил, что слова Лопатина про героизм ему повторили с той же самой интонацией.

Олег медленно повернулся и снова замер. Из-за трубы мусоропровода к нему шагнул смутно знакомый мужчина со станнером.

— Шестьдесят минут, стандартное упреждение, — сказал он. — Советую задавать семьдесят или восемьдесят, а то всегда будешь опаздывать. Как, например, сейчас.

«Кто наказывает опера? Другой опер. Кто вас задержит в случае, если вы сами станете нарушителем? Кто компенсирует ваше вторжение? Такой же опер. Кого посылать за вами или за кем посылать вас — решат координаторы, но будьте уверены: ловить старого зубра с десятилетней выслугой салаге не прикажут. Координатор отряда должен учитывать весовые категории противников…»

Стоя с поднятыми руками, Шорохов поразительно легко — и поразительно быстро — воспроизводил в памяти одну из последних лекций. Голос инструктора будто бы звенел в космосе — воспоминания об этом занятии не были связаны ни с погодой, ни с настроением, ни с чем-либо еще. Даже и с днем недели… Тезисы проявлялись в абсолютном вакууме — как титры, всплывающие не ассоциативно, а строго упорядоченно.

«У нас нет отдела внутренней безопасности, поскольку это чревато возникновением либо кастовости, либо клановости, либо, упаси боже, того и другого вместе. Наша система ближе к американской, построенной так, чтобы все стучали на всех. Драматизировать не нужно. Принцип самоочищения зарекомендовал себя наилучшим образом. Помните, что Служба — уникальный институт, совмещающий функции контрольного органа, силовой структуры и научно-исследовательского учреждения…»

Потом, кажется, в класс вошла Ася. Да, именно на этом месте, после сомнительного определения «научно-исследовательский». Олег не удивился: все воспоминания о школе так или иначе были связаны с девичьей старшиной. В тот раз она опять надела что-то невообразимое… белое? черное?… Нет, серое. Милицейскую форму с узкой юбкой и тонким бантиком на рубашке. Да, юбка и бантик. Это были первые элементы фактуры, сопоставленные памятью с той подвешенной в пустоте лекцией. Первые конкретные детали.

Дальше, словно проталины в снегу, возникли и другие. Иван Иванович со своим идиотским вопросом: «А если самые крутые опера сговорятся и создадут банду — кто их сможет победить?» Смех курсантов, инструктора и Прелести. Она же ему и ответила: «Для начала надо узнать, кто из операторов круче, а профессиональных конкурсов Служба не проводит». И снова смех…

Картинка стала прорисовываться и стремительно наполняться цветом. Спустя мгновение это уже был рядовой эпизод, каких за полгода на базе набрались сотни, а то и тысячи…

— Железки сюда давай, — сказал мужчина, не отводя от Олега станнера. — И будь благоразумен, май фрэнд.

Шорохов, аккуратно расстегивая пояс, еще раз оглядел незнакомца: затасканный коричневый плащик и вязаная шапка с ярко-красными «Fox» по кругу. Теперь Олег не сомневался: это он, тот самый опер, что выходил из «Крыши Мира». Он был старше, но не намного — лет тридцати, с осунувшимся лицом, острым носом и воспаленными от хронического недосыпа глазами. Если вымоет голову — станет блондином.

— Ты случайно не Лис?…

— Для тебя это скорее плохо, чем хорошо. Угораздило же дурака…

— Не за тех играешь. Ты даже не догадываешься, что здесь будет через час.

Лис принял тяжелый ремень и начал его неторопливо сворачивать — одной рукой.

— Даже не догадываюсь… — сокрушенно ответил он. — Ты в Службе давно, чучело зеленое?

— Не покупай, не купишь. Это секретная информация.

— Говорю же — придурок… Грабли можешь опустить. Шорохов повесил руки вдоль тела и выкрикнул:

— Дрозд!

Лис умиленно покачал головой. Олег ждал от него выстрела, но тот, видимо, считал себя специалистом недосягаемого уровня.

— Дро-о-озд!! — заорал Шорохов со всей мочи.

— Там двойные двери с обивкой, — спокойно сказал Лис. — В двух соседних квартирах никого нет, люди вернутся только к восьми. В третьей бабка глухая. А на другие этажи не надейся. Сам на подобные вопли часто открывал?

— Никогда… — признался Олег.

— Значит, Дрозд, говоришь?… Хм, оборзел Дроздяра. Решил, что ему все по плечу… Во сколько он к вам приперся?

— Куда это «к вам»? — осторожно спросил Шорохов.

— К Вениаминычу, куда! Ты хорош тормозить, а то зарядов десять как впорю — вот тебе понравится… В школе на тренингах больше двух не давали?

— Откуда ты про Лопатина знаешь?

— А ты сам-то откуда, стратег недоделанный?! Кого сейчас в Москве найдешь, кроме него? Эх, Вениаминыч… — Лис глубоко вздохнул и непонятно почему вдруг убрал станнер в пояс. — Маразм у него уже, что ли? Стареет, бродяга, совсем нюх потерял…

Разоружив Олега, человек в демисезонном плаще стал еще более дружелюбен. Он даже сунул руки в карманы — поступок, учитывая обстоятельства встречи, едва ли целесообразный. Чистой воды бравада. Лис демонстрировал, что не воспринимает Шорохова как серьезного противника, и, похоже, вообще никак не воспринимает. Это было обидно.

Олег невзначай сдвинулся с места. Теперь он легко достал бы Лиса ногой, а если тот позволит еще один шаг…

— Так во сколько к вам Дрозд пожаловал? — повторил Лис.

— Ночью. Часа, может, в два или в три… Выходит, это ты его в «запор» посадил?

— Куда-куда?…

— В «Запорожец». Красный, ушастый.

— Такие еще остались? Ну… да, наверно, я… Слушай, ты куришь?

Шорохов вытащил сигареты и прошел по площадке из угла в угол. Драться охота пропала. При нем затевалась какая-то фантасмагория с вывихнутой логикой, или точнее — классическая многоходовка.

«Вот о чем надо было лекции читать», — раздраженно подумал он. Однако такому их в школе не учили. Такому учить без толку.

— Погоди… — Олег заглянул в нишу, где его караулил Лис, и растерянно пожевал сигарету, — Ты ведь даже не знал, что это Дрозд. Тогда откуда все?…

— Тебя как зовут, пытливый?

— Шорох.

— Ясно. Шорох из отряда Лопатина… Хочешь стать таким же умным, как дядя Лис…

— Если получится, конечно, — съязвил Олег.

— У меня было достаточно информации: дата и место. Остальное — переменные.

— Чего?…

— Двоечник!.. И кого это Вениаминыч себе набрал?… Дрозд вам небось про свидание пел?

— Баба у него тут.

— Мне известно только о его свиданиях с мужиками… Но это его личный геморрой, меня не касается. Меня другое волнует: то, что он сюда приволок.

Шорохов подпер стенку и с интересом посмотрел на Лиса.

— Кило брюликов, — сказал тот.

— Килограмм?… Бриллиантов?!

— Искусственных. В две тысячи пятидесятом они стоят, как оконное стекло. Но у вас их примут за настоящие. Все камни крупные, идеального качества… Ясно, что идеального, зачем выращивать с дефектом? Здесь на них можно приобрести… допустим, «Майкрософт». Но это я к примеру. Предприятия будут куплены у нас, в России, В том числе один маленький, но очень перспективный банк.

— И что, магистраль такое выдержит? Ведь в будущем от этого вторжения все поменяется.

— Будущее и так меняется. На то оно и будущее. Шорохов болезненно сморщился и затоптал окурок.