Семь дней до Мегиддо Лукьяненко Сергей
Дарина спускалась по лестнице. Быстрым шагом, но не бежала.
– Ну что там? – спросил я. Приглушать голос, похоже, нужды не было.
– Мы с Наськой последние, – просто ответила Дарина.
Вся та нервозность, что в ней угадывалась, куда-то исчезла. Она была собранная, даже выглядеть стала старше. Я заметил, что в тусклом свете ее глаза поблескивают сиреневым. Это было завораживающе и красиво.
– И что теперь? – спросил я, не скрывая облегчения. Кто бы ни убил Гнездо, их тут уже нет. Я проявил героизм и благородство, но не поплатился за это. Будет о чем рассказать в компании!
– Теперь… – Дарина замолчала, прикрывая лицо рукой. С улицы ударили мощные пучки света. Я осторожно повернулся, у меня даже между лопаток зачесалось. И не зря! Перед входом толпились люди в форме, десятка два. За их спинами угадывался то ли автомобиль, то ли броневичок, с которого светили два ослепительно-ярких прожектора. Мы были как рыбки в аквариуме. Щурясь, я разглядел, что некоторые силовики присели на одно колено, выставив в нашу сторону оружие, явно готовые открыть стрельбу.
– Внимание! Это полицейская операция! Бросайте оружие и выходите с поднятыми руками! – донеслось с улицы так громко, что стекла задребезжали.
Я послушно разжал пальцы, роняя пистолет. Угораздило же его взять!
– Молчи, я буду говорить, – сказала Дарина, обходя меня и открывая дверь.
Конечно же, я не спорил. Дарина вышла, замерла на площадке перед дверью. Руки она не подняла, кстати.
Шагнув за ней, я из какого-то упрямства хоть и поднял руки, но не полностью, как в кино, а лишь согнув в локтях. Будто собирался поприветствовать полицию.
Глава четвертая
Как же снаружи слепило глаза! Нас держали в круге света, а что куда хуже – еще и под прицелами.
– Лечь на землю! Руки на виду! – рявкнул мегафон, и звук заметался по переулку.
Дарина выждала несколько секунд, пока стихло эхо, потом неожиданно громко ответила:
– Я Дарина, хранитель Гнезда. Кто старший среди вас, люди?
Она как бы сразу провела грань, и полицейские смешались.
Потом к нам двинулась кряжистая широкоплечая фигура. В матовом непрозрачном шлеме, в пластиковой броне, не в обычной полицейской, а в какой-то хитрой, с утолщениями на суставах. Силовая, что ли? Как у сил специальных операций?
Визор шлема сдвинулся вверх, одновременно прожекторы чуть сместились, прекращая нас слепить. Часто моргая, я рассмотрел полицейского – немолодой мужчина с щетинистым подбородком, со шрамом на щеке. Морда каменная, словно у Измененных.
– Полковник Лихачев, отдел «Экс». Хранитель этого Гнезда – Анна Цой.
Он помолчал, вглядываясь в Дарину.
– А ты – жница Дарина Мельникова.
Точно! Фамилия у Ростика была Мельников. Ничего себе подготовка у полковника, он что же, всех в Гнезде знает по именам и фамилиям?
– Я хранитель Гнезда, – повторила Дарина. – Хранитель Анна мертва.
– И почему я должен поверить?
– Потому что ни одна жница не назовется хранителем, если им не является, – ответила Дарина.
Полковник Лихачев размышлял. Потом спросил:
– Что у вас случилось?
– Небольшое недоразумение, – ровным голосом ответила Дарина. – К сожалению, даже у нас случаются конфликты, приводящие к печальным последствиям. Несколько наших погибли. Это печально, но не должно вас волновать. Мы уладим свои проблемы.
– В переулке труп убитой стражи, – сказал полковник. – Зинаида Кириллова.
Как-то странно было слышать нормальные, человеческие имена и фамилии, когда речь шла об Измененных. На имена-то они поначалу откликались, хотя обычно сокращали или коверкали их, но фамилии игнорировали напрочь.
– Да, – согласилась Дарина. – Хорошо, что вы ее обнаружили.
Она на миг запнулась, потом продолжила:
– Вы можете забрать тело. Гнездо не будет настаивать на его возвращении.
По дрогнувшему лицу полковника я понял, что Дарина только что бросила ему очень и очень соблазнительную наживку.
– Что это значит? – осторожно спросил полковник.
– Она исторгнута, – сказала Дарина.
– Это она убила хранительницу? – предположил полковник.
– Гнездо не дает комментариев, – ответила Дарина холодно.
Полковник мялся. Ему явно хотелось свернуть операцию, забрать своих людей и мчаться за наградами и премиями. Вряд ли в распоряжении властей есть много тел Измененных, уж тем более – стражей в боевой трансформации. Сейчас по всей Москве начнут вытаскивать из постелей ученых и врачей, а к утру тело несчастной Кирилловой уже просветят всеми рентгенами, разрежут на кусочки и осмотрят под микроскопами.
Черт, гадость какая. Даже представлять не хочется.
– Как себя чувствует уважаемая мать Гнезда? – спросил полковник. На этот раз он обошелся без имени. Не знал, кто мать?
– Она очень расстроена и готовится отойти ко сну, – сказала Дарина.
Полковник чуть прищурился, а я понял, что Дарина говорит о Наське. И одновременно – что это еще одна ее подачка. И «расстроена», и «готовится отойти ко сну».
Выходит, отдел «Экс» тоже мало что знает?
– А это кто? – Лихачев кивнул на меня.
– Это Максим, – небрежно сказала Дарина. – Он пользуется полным доверием матери и призван мной для расследования инцидента.
Я прям чувствовал, как полицейский буравит меня взглядом.
– И как фамилия Максима? – спросил Лихачев.
– Воронцов. У вас еще остались вопросы?
Удивительно, она и впрямь помнила мою фамилию! С одной стороны, обидно, что назвала, а с другой… разве это помешало бы полиции узнать, кто я?
– У Максима Воронцова был в руках пистолет, – сказал Лихачев.
– У него был в руках предмет, похожий на пистолет, – поправила Дарина. – Но я бы попросила вас выдать ему разрешение на ношение оружия.
Полковник аж поперхнулся от такой наглости.
Но Дарина добавила, как припечатала:
– Это просьба Гнезда. Он пользуется доверием матери.
Полковник постоял, размышляя. Потом кивнул. Махнул рукой – и прожектора угасли.
– Могу ли я узнать, почему вы приехали? – спросила Дарина.
– Анонимный звонок, – коротко ответил Лихачев, спускаясь с лестницы.
Полицейские стали уходить куда-то в стороны. Броневик – это действительно был приземистый полицейский броневик, такие нечасто увидишь на улицах, – мягко заурчал мотором и уехал следом.
Прошла минута – и словно никого тут не было.
Я посмотрел на лунное кольцо. Среди полосы пыли плыла Диана, второй по величине осколок Луны. Становилось светлее.
– Идем, – Дарина пошла обратно. Я за ней. В фойе подобрал пистолет, спрятал в кобуру. Интересно: мне и впрямь выдадут разрешение на оружие?
– Спасибо, ты меня выручила, – сказал я. – Думал уже, что сейчас мордой в грязь уронят…
Я осекся.
Дарина рыдала. Тихо, беззвучно, застыв, как столб. Люди, когда плачут, стараются к чему-то прислониться. Наверное, потому, что плачущий – он беззащитен, он нуждается в опоре. А она стояла, будто столб, и тихо ревела.
– Дарина… – сказал я неловко.
– Зи… – прошептала Дарина. – Зи, прости меня… Я же ее оболгала, Максим! Я ее назвала исторгнутой! Словно она убила хранителя… ее будут препарировать… как… как животное… как… как диковинку…
– Вы были подругами? – спросил я и осторожно тронул Дарину за руку. Кожа жницы и впрямь оказалась слишком гладкой и скользкой, будто покрытая тефлоном. Но теплой. Живой.
Интересно, она меня не порвет на кусочки за прикосновение?
Она не порвала. Прижалась лицом к плечу и зарыдала громче. Сквозь слезы сказала:
– Мы все подруги… были…
Я неловко погладил ее по спине.
Глупо получается. Вроде девушку успокаиваешь, а на самом деле – Измененную. А еще ее груди упирались в меня, и казалось, что у нас обнимашки, а дальше всё будет по обычной программе…
От этой мысли мне стало стыдно и противно. Она же не человек! Вокруг полно мертвецов!
– Всё будет хорошо, – сказал я. – Ты жива, и Наська жива…
Дарина вздрогнула под моей рукой. Мрачно сказала:
– Это пока… И тебя я подставила. Ляпнула с перепугу. Лучше бы… мордой в грязь.
– Почему? – не понял я.
– Я же сказала полковнику, ты не услышал? Ты призван.
– И… что?
Дарина отстранилась и удивленно посмотрела на меня. Глаза ее мерцали глубоким сиреневым светом.
– Это не шутки, Максим. Это так просто не отозвать. Ты теперь почти в Гнезде. Пока не выполнишь миссию. Извини, пожалуйста. Я перепугалась…
Я стоял, хлопая глазами и пытаясь осмыслить, во что ввязался.
К полуночи на улице стало совсем безлюдно. Лишь от «Пушкина» доносились веселые голоса и с хлопаньем взлетали в воздух фейерверки. С ревом промчались два мотоцикла, на втором, за пилотом, сидела хохочущая девушка в длинном вечернем платье. Выглядело это безумно, но весело. Золотая молодежь отдыхала.
Я подумал, что, если бы не Перемена, и отец остался бы в своем министерстве, то и я бы здесь чилил, а не бродил вечерами по Москве в поисках кристаллов. Но что жалеть о несбывшемся? Я хороший серчер, а теперь еще, даже подумать смешно, призван Гнездом!
Дарина велела мне прийти днем, часа в три. Я подозревал, что всю ночь она будет собирать по Гнезду тела погибших подруг и друзей. Тяжелая работа, даже физически, но напрашиваться в помощники я не стал. Да и она не просила. Наверное, в Гнезде было много того, что мне видеть не полагалось.
Полицейский пост стоял на углу с Тверским. Два человека в броне, с короткими автоматами на груди. Меня проводили внимательными взглядами, но останавливать не стали. Значит, полковник, хоть и убрал свою маленькую армию от Гнезда, но наблюдение оставил.
– Доброй ночи, – сказал я, проходя мимо полицейских.
Мне, конечно, не ответили. Люди на службе.
Шел я не торопясь, если захотят догнать – все равно догонят. Вся моя защита была в словах Дарины: что я призван и что мне доверяет мать. И только у здания ТАСС навстречу мне вышел мужчина со шрамом на щеке. Без брони, в обычном костюме, полковник Лихачев выглядел совсем не впечатляюще. Не такой уж и высокий, грузный, хотя и чувствовалось: грузность от мышц, а не от жира.
– Добрый вечер, Максим, – сказал он. – Можем мы поговорить?
Спорить смысла не было. А то еще предложит разговор в другом месте.
– Только недолго, – попросил я. – Спать хочу.
Лихачев взял меня под руку, у него это вышло как-то естественно, словно он был добрым дядюшкой, взявшимся наставлять житейским мудростям непутевого племянника. Повел через дорогу. Там, посреди бульвара, у памятника Тимирязеву, стояли скамейки.
– Все спать хотят, – вздохнул он. – Я тоже уже лег, когда выдернули… Мы недолго посидим, поговорим.
– Угу, – смирился я.
– Ты хороший парень, из хорошей семьи, – продолжал Лихачев. – Папа твой – уважаемый человек… ну, воровал, конечно, тогда время такое было, но без наглости, иначе бы просто коллеги не поняли. Знаешь, он ведь до сих пор в министерском резерве числится! Замминистра, конечно, уже не станет, возраст. А вот отдел могут и дать.
– Это вы сильно зашли, – похвалил я, садясь на скамейку. – С козырей!
– Кто же на первом ходу кладет сильные карты? – удивился Лихачев. Сел рядом, потер переносицу. – Ты мне расскажешь, что на самом деле случилось в Гнезде?
– Жни… то есть хранитель все сказала.
– Ясно, ясно… Давно ты с ней контакт поддерживаешь?
– Она сестренка моего друга, – уклонился я от ответа, сказав то, что он и так наверняка уже знал.
– Очень человечная, правда?
– Ну… они же все изначально люди, – опять туманно высказался я.
Лихачев вздохнул.
– Давай откровенно, Максим? Я люблю по-хорошему. Ты – нормальный парень, даже удивительно. Закон почти не нарушаешь… ну, налоги чуть-чуть… ствол хранишь… это мелочь. Но мне нравится, что ты помогаешь родителям, волонтером работаешь, дрянью всякой не балуешься. Неужели хочешь до старости лет по улицам в зеркалках ходить? Учиться не думал?
– Кому сейчас нужны дипломаты?
– Во-первых, всё равно нужны, – сказал Лихачев наставительно. – Во-вторых, ну собирался ты, будучи дитем малым, поступать в МГИМО, ну и что? Есть другие профессии.
– Например, полицейский, – глядя на плывущую в лунном кольце Диану, сказал я.
– И это тоже, – кивнул Лихачев. – Ты меня не подначивай, я тебя не агитирую к нам идти. Но если надумаешь поступать… да хоть бы и на свои международные отношения… поможем. Да! – Он так оживился, будто эта мысль только что пришла ему в голову. – А как насчет особого факультета?
– Межзвездной дипломатии? – усмехнулся я.
– Официально он называется «общечеловеческой», – поправил Лихачев. – Как думаешь?
– Туда хрен поступишь. Даже ваших возможностей не хватит, у действующих министров тоже дети есть.
– Но не все они заслужили доверие Гнезда, – усмехнулся Лихачев. – Это, друг мой, огромное преимущество!
Я с удивлением подумал, что он прав.
И это значит… значит…
Я могу оказаться среди тех немногих, кто сможет покинуть Землю? Побывать в мирах Инсеков, Продавцов, прочих? Узнать, как и что там, в небе, на самом деле?
– А вот это козырь, – признал я.
Лихачев тихонько рассмеялся:
– Ты молодой, здоровый, без вредных привычек, способный к языкам, благонадежный… Ты ведь благонадежный, Максим?
– Да, – сказал я.
Неужели это всегда так просто происходит? Не успел опомниться, а тебя уже завербовали!
Или еще нет?
– Я действительно мало что знаю, – сказал я.
– В Гнезде много погибших? – спросил Лихачев небрежно.
– Четверо, – сказал я. – Своими глазами видел.
Если Лихачев и понял, что ответ двусмысленный, то давить не стал.
– И что считает хранитель?
– Мне не докладывала, – мрачно ответил я. – Но беспокоится, не стояло ли за нападением другое Гнездо.
Лихачев наклонился вперед, ссутулился, с минуту помолчал, размышляя.
– Эх… будь всё как раньше. Камеры на каждом метре, каждый шаг в центре отслежен… еще и мобильники у всех, каждый сам себя светит… Другое Гнездо, говоришь? Тоже об этом подумал. А первая мысль – обычно неправильная. Что собираешься делать?
Я помолчал. И, собравшись с духом, сказал:
– Простите. Но вряд ли я могу вам рассказывать.
Лихачев вздохнул. Пробормотал:
– Так и предполагал… Все вы, призванные, такие… Видишь Диану, Максим?
– Вижу, конечно.
– Это двадцать процентов массы Луны. Еще сорок – Селена. Еще тридцать – пыль и мелкие астероиды лунного кольца. Куда делось десять процентов лунной массы? Как Инсеки сумели за несколько часов превратить наш спутник в кольцо и два малых спутника? Да еще и на стабильных орбитах? Селена и Диана пылесосят орбиту, но ближайшие десять тысяч лет над Землей будет именно кольцо с двумя спутниками.
– А я его иногда называю лентой, – сказал я.
– Почему?
– Ну, если кольцо, как у Сатурна, то оно лежит в одной плоскости, всё дальше и дальше от планеты. А лунное кольцо повернуто к нам не боком, а внутренней стороной. Как ленточка… на подарке.
– Или как кольцо на пальце невесты, – не согласился Лихачев. – Лучше уж быть невестой, выданной замуж против воли, чем подарком в коробочке с ленточкой… А знаешь, что самое обидное? Мы не знаем, зачем Инсеки это сделали. Они не отвечают. Говорят: «Для вашего блага».
– А я слышал, что Луна негативно влияла на людей. Что от лунных фаз зависели перепады характера.
– И женский цикл, – усмехнулся полковник. – Много чего говорят, но никто не знает. Они что-то забрали с Луны? Решили показать свою мощь? Сделать Землю похожей на родную планету? Никто не знает… Мы ведь поначалу обрадовались появлению Гнезд.
– Потому что умирающие детишки спасались? – спросил я со скепсисом.
– В задницу спасение детишек такой ценой! – резко ответил Лихачев. – Нет! Мы понимали, что это будут уже не люди. Но надеялись, что они станут мостом между людьми и пришельцами. Не вышло. Пока они маленькие – вроде как обычные. А потом раз… и всё. И знать они нас не хотят.
Я не спорил. О чем тут спорить-то.
– Поэтому те, кто сумеет наладить отношения с Измененными, нам очень важны, – продолжал Лихачев. – Ты важен. Мы связаны по рукам и ногам кучей негласных соглашений – с Инсеками, с Продавцами, с Измененными. Когда все ядерное оружие превратилось в мусор, нам ясно дали понять, кто теперь хозяин. Но потрепыхаться-то хочется…
Он воровато огляделся, потом достал из кармана пачку сигарет и зажигалку. Раскурил сразу две и протянул одну сигарету мне.
– Фу, – сказал я.
– Будь добр, подержи зажженную, – сказал Лихачев. – Хочу покурить, но если за нами наблюдают, то оправдаться смогу лишь необходимостью наладить с тобой контакт. Нам потому и выдают сигареты – для налаживания отношений с опустившимися элементами.
Мне пришлось взять в руки сигарету и терпеть вонючий дым.
Значит, даже полковник отдела «Экс» не знает, следят ли за нами.
– Разрешение на оружие тебе дадут, – сказал Лихачев. – Ты вроде ходил иногда в тир… позанимайся серьезнее. Ничего нет глупее огнестрельного оружия, если ты не умеешь или не готов его применить. Пропуск я тебе тоже сделаю, чтобы в ночное время патрули не придирались. Простенький пропуск, внештатного консультанта, но пройти кое-куда поможет, и разговорить человека будет проще. Денег не обещаю. Могу, но наша бюрократия будет две недели бумажки оформлять, а ты вроде парень не бедный… Если что – звони. Опять же, помощи не гарантирую, но вдруг что-то подскажу.
– И что я за это буду должен? – спросил я.
– Да ничего, – Лихачев глубоко затянулся. – Твою ситуацию понимаю, я бы и сам с Гнездом не ссорился. Просто помни, что ты – человек.
– Помню, – обиделся я.
– Вот и не забывай.
Я поднялся. Спросил:
– То есть я могу идти?
– Иди, – досасывая свою отраву, сказал Лихачев.
Что говорить, я легко отделался.
Даже не завербовался.
Я же не завербовался, точно?
То, что меня призвали на службу Гнезду, не делает меня Измененным. А пропуск «внештатного консультанта» не превращает в полицейского.
Полковник Лихачев вроде как мужик не говнистый. Начал разговор жестко, но потом заговорил по-человечески.
Или они все так работают?
В общем, к дому я вернулся в мрачных раздумьях. Пять часов назад я вышел из дома купить картошку и подсолнечное масло.
А теперь – пойди туда, не знаю куда, найди то, не знаю, что…
Заспанный консьерж открыл не сразу. Он беспробудно дрых, когда мы выходили с Дариной, и, похоже, только сейчас проснулся. Уж не знаю, что с ним сделала жница, но ее визит он явно не помнил.
Значит, можно надеяться, что и всезнающий полковник отдела «Экс» не подозревает, что нынешняя мать Гнезда – в квартире моих родителей.
Глава пятая
Спал я крепко и встал в девять, когда запищал будильник. Быстро принял душ, вода шла едва теплая, но в нашем нынешнем климате это не важно. А потом оделся и поднялся к родителям.
Открыл отец. Выглядел он уже не столь ошарашенным, как вчера, когда я впихнул им в дверь Наську. К тому же был выбрит, ну и не в семейных трусах с футболкой, как обычно.
– Всё нормально? – спросил я.
Отец молча посторонился, сказал:
– На кухне.
Судя по тону, на кухне могло быть всё, что угодно. К примеру, Наська, сидящая под столом, держащая перед собой самый здоровенный нож и скалящая острые, как у акулы, зубы. Ну а кто их знает-то, Измененных?
Я быстро прошел на кухню, откуда доносился тонкий голосок, и остановился в дверях. Вначале мне показалось, что на стуле, болтая ногами, сидит какой-то незнакомый мальчишка в подозрительно знакомой пижаме. Потом я понял, что это куколка, только отмытая, причесанная и одетая… да это же моя детская пижама! С мальчиком Финном и собакой Джейком!
Родители что: ее не выкинули?
Мама стояла у плиты и выглядела, честно говоря, вполне прилично, только лицо было отечное. Ну неудивительно, если бухать несколько лет без перерыва… Она мешала что-то в кастрюльке, судя по запаху – овсяную кашу. Да, я им месяц назад пакет хлопьев приносил…
А еще шторы были отдернуты, и окно приоткрыто на проветривание. Я с испугом глянул, но небо затягивали тучи, и ничего слишком уж необычного видно не было.
Наська стрельнула в мою сторону глазами и продолжила рассказ:
– И тогда старый якудза Тэкеши Оосава засмеялся и сказал, что отправит меня в опиумный притон в Маниле. Но Максим не растерялся. Он предложил сыграть на меня в покер. Если бы проиграл, то его тоже забрали бы в рабство на всю жизнь! Оосава не сомневался, что выиграет, и достал колоду крапленых карт… Привет, Максим!
– Максим, ты посещаешь подпольные казино? – спросила мама подозрительно.
– У него не было другого выхода! – вступилась Наська. – Когда проиграешь на собачьих боях обе почки, и надо срочно добыть много денег, то либо грабить банк, либо идти в казино… Так вот, Максим рассмеялся в лицо низкому человеку и достал свою любимую колоду… – Она осеклась. – Он вообще-то не играет. Но может же быть платонически любимая колода?
– Может, – сказала мама, ставя перед ней тарелку. – Максим, ты будешь овсянку?
– Буду, – решил я и сел. Стоявший за моей спиной отец остался в дверях. – Ты ее не слушай.
– Ну почему же? – удивилась мама. – Такие интересные истории. Она вначале призналась, что твоя тайная дочь. Но мы с ней посчитали – по возрасту плохо бьется. Тогда сказала, что она мать. Мать Гнезда.
У меня внутри екнуло.
– Мы посмеялись вместе, – продолжила мама, накладывая мне кашу. – Вот, теперь новая интересная история, в ней есть японская мафия, азартные игры… Прекрасная фантазия у ребенка, вот только истории не по возрасту…
Я незаметно показал Наське кулак.
– У тебя такая милая пижамка, Максим, – сказала куколка противным голоском.
Позор-то какой!
Может, они еще и детские фотоальбомы смотрели?
– Спасибо, мам, – сказал я. – Вкусная каша.
Мама села рядом с Наськой. Поглядела на меня.
– А ты что скажешь?
– Наська – сводная сестра Дарины Мельниковой, – пояснил я. – Помнишь Ростика? Мой одноклассник. Дарина – его младшая сестра.
– Не помню, – честно призналась мама.