Экспедитор Негатин Игорь

44

   Одна из множества ночевок под открытым небом. Иногда мне казалось, что эти джунгли никогда не спят. Где-то вдалеке рычал неизвестный зверь, обеспокоенный нашим лагерем и чужими для этих земель запахами. Пискнула ночная птица. Пламя костров бросало зыбкие отблески на лица путешественников и медные, быстро пустеющие котелки. Высверки искр, улетающих в ночное небо. Здесь даже сумерки иные. Напряженные, как тетива длинного лука. Кстати, здешние дикари удивительно ловко владеют этим оружием. Особенно когда в их земли вторгаются чужеземцы…

   Прошло немного времени, и от бивуака потянуло запахом табака, а перестук ложек сменился неторопливой беседой. Рядом со мной сидел Альгирдас Микульскис. Неугомонный Новиков, обжигаясь горячим супом, быстро закончил ужин и отправился к костру казаков, откуда уже доносился их басовитый смех. Казаки Даценко вспоминали походы, товарищей и жен, оставленных в станицах.

   – Вы беспокоитесь о господине Морено? – неожиданно спросил Альгирдас и отложил в сторону пустой котелок.

   – Этот старик слов на ветер не бросает. – Я пожал плечами и достал кисет. – Не удивлюсь, если мы с ним еще встретимся.

   – Он, судя по всему, был изрядно расстроен, что вы исчезли. Кстати, незадолго до нашего отъезда из города был убит некий цирюльник.

   – Цирюльник? Как его звали?

   – Если не ошибаюсь – Фабрисио. Его схватили на пороге заведения, а потом гвоздями приколотили руки к дверной раме и выпустили кишки. Парень умер только несколько часов спустя. Не самое приятное зрелище.

   – Мне доводилось видеть расправы и пострашнее.

   – Говорят, вы имели с Фабрисио какие-то дела?

   – Он помог мне продать жемчуг.

   – Разве за посредничество убивают? – Он сделал вид, что удивлен.

   – Жемчуг был нашим трофеем. Мы его забрали у парней Хесуса Морено.

   – Тогда все понятно… – протянул Микульскис и потянулся за котелком с чаем. Налил, обхватил кружку ладонями и прищурился. – Совесть не замучает?

   – В каком смысле?

   – Все-таки по вашей милости парня зарезали.

   – Нет, не замучает.

   – Интересный вы человек, господин Шатров…

   – В отличие от вас, – огрызнулся я, – господин дагеротипист, у меня нет тайных дел с консульской службой.

   Альгирдас Альгирдович не отреагировал на мое неприкрытое хамство. Лишь усмехнулся и продолжил:

   – Полагаю, что труп Мартина Вильяра и престарелой хозяйки сеньор Хесус тоже списал на ваш счет?

   – С какой стати мне убивать этих людей?

   – Мало ли. – Он отхлебнул чаю. – Вдруг вы решили бросить своего раненого спутника и скрыться. Морено будет вас искать.

   – Пытаетесь меня напугать? Зря.

   – Господин Шатров, а вам не кажется…

   – Мне кажется, господин Микульскис, вы зря пытаетесь развлечь меня беседой, – отрезал я и отложил в сторону пустой котелок. – Все уже сказано. Еще в Сантьяго-де-Лион. Если вас интересует моя персона, то вопросы надо было задавать господину Курдогло. Он бы вам все объяснил. В деталях.

   Совершенно секретно

   Экземпляр единственный

   100-й Центральный

   Научно-исследовательский институт

   Министерства обороны Российской Федерации

ПРИКАЗ № 0023

   В связи возникновением опасности для жизнедеятельности научно-исследовательской группы 100-10/5Н на основании рапорта (вх. № 0051/1 от 20 июля 2015 г.)

   ПРИКАЗЫВАЮ:

   Обеспечить дополнительную охрану группы 100-10/5Н под руководством д-ра техн. наук И. Н. Дробилко Для выполнения этой задачи начальнику отдела безопасности, майору А. Г. Брединскому сформировать подразделение из 20 (двадцати) человек. Предложения по кадровому составу и необходимому материально-техническому обеспечению предоставить к 11:00 21 июля 2015 г.

   Начальнику научно-исследовательского отдела полковнику Т. Р. Галиеву подготовить распоряжение для руководителя экспедиции по организации работы и согласованию взаимодействия с формируемой группой безопасности. О выполнении доложить к 11:00 21 июля 2015 г.

   20 июля 2015 г. Начальник 100-го ЦНИИ МО РФ

генерал-лейтенант И. И. Романов 

 Ознакомлены:

   Начальник отдела безопасности майор А. Г. Брединский

   Начальник научно-исследовательского отдела полковник Т. Р. Галиев

   Надорвать зубами бумагу патрона… Раз! Засыпать порох в дуло ружья… Два! Бумагу скомкать и запихнуть в ствол… Три! Утрамбовать шомполом импровизированный пыж… Четыре! Свинцовый шарик пули… Первые несколько сантиметров идет тяжело – все-таки ствол нарезной… Пять! Завершающий удар по шомполу – чтобы пуля «разошлась» под нарезы ствола. Шомпол долой… Шесть! Первый щелчок взведенного курка… Семь! Капсюль из подсумка – они у меня там россыпью – восемь! Второй щелчок!

   Тяжеловато ружьишко! Ловлю в прицеле мелькающее вдали тело, которое приближается к нашему укрытию… Господи, прости несчастного! Выстрел! Перед глазами вспухает облако дыма, которое сливается с другими и превращается в туман, закрывающий нашу позицию. Дрянную, черт меня побери, позицию! Очень дрянную! Не успеваю перезарядить ружье, как рядом со мной появляется рычащий от злости сотник Даценко. Он падает на землю, поминая всех святых сразу. Пусть и матерно, но чистосердечно, от всей души.

   – Ваньку!!! – сорвался в крик чей-то хриплый голос. – Ваньку Кольцо убили!

   – Эх… Порешу дьяволов! – прорычал сотник и сорвал с себя папаху. Он выхватил свои револьверы и приподнялся, готовясь к броску вперед.

   – Куда лезешь! – рявкнул я и попытался сдернуть его за импровизированный бруствер, но с тем же успехом мог двигать само укрытие.

   – Отстань, Шатров! – огрызнулся Даценко.

   – Вот дурак! – Я не выдержал и выматерился. Ну что ты с ним будешь делать?! Не в ногу же ему стрелять, чтобы стреножить. Да и не поможет. Сотник уже на взводе, а при таком раскладе хоть пуля в ногу, хоть картечь в задницу – он даже внимания не обратит.

   – Каза-а-аки! – грохнул залп, и улицу заволокло пороховым дымом. – Р-режь нехристей! Кр-руши в хузары!

   Нет, все-таки был чертовски прав один из экспедиторов нашей конторы, утверждая, что вся наша жизнь состоит из паутины случайностей! Запутанных, завязанных в сложнейшие узлы, разрубить которые не всякому по силам. Что там разрубить! Их рассмотреть сложно, а подчас и вовсе невозможно! Объяснить? Как объяснить то, что испокон веков считали промыслом Божьим?!

   – Прикрой!!!

   – К-куда!

   – Прикрывай, раз-зява!

   – Ах ты ж, мать твою так!

   Грохот выстрелов смешался в безумную канонаду, и я уже не мог разобрать, где свои, а где чужие. В глотке саднило от пороховой гари, глаза слезились от пота и пыли, а сердце стучало с такой силой, что еще немного – и оно начнет крушить ребра. Дьявольщина, все-таки каторга не прошла даром – я здорово ослаб!

   Мы наткнулись на экспедицию профессора Бергмана два дня назад. Случайно, как это бывает только в приключенческих фильмах и книжках. С другой стороны – нашей группе не удалось бы миновать этого поселка, расположенного к западу от Сантьяго-де-Лион. Нужен был фураж для лошадей, да и запасы продовольствия пополнить – перед решающим броском в джунгли – не мешало.

   Наши пути пересеклись здесь – в городке под громким названием Дель Торро. Грязный и развратный, населенный разномастной мразью, скрывающейся от правосудия. Здесь можно было встретить и беглых каторжников, и золотоискателей, и прожженных авантюристов, готовых поставить на кон все, в том числе и собственные жизни. Это проклятое и Богом, и людьми место знало цену человеческой жизни. В Дель Торро она не стоила и полустертого реала, а на бутыль самогона можно было обменять отрезанные уши всех его жителей.

   В заметках Линареса этот городок фигурировал как «гнездо порока». Если Федерико и осмелился сюда заглянуть, то лишь потому, что рядом были хорошие проводники, которые среди этой швали чувствовали себя как дома. Нам с этим не повезло. Впрочем, как и людям профессора Бергмана – они первыми влипли в нешуточную заварушку. Будь я проклят, но в этой сваре участвовала большая часть мужского населения Дель Торро! Пусть и не самая лучшая, но стрелять и орудовать ножами она умела.

   Уличные бои – что может быть паскуднее и злее? Драка за каждый дом, словно именно эта развалюха станет последним рубежом, за которым наступит долгожданная тишина.

   Кровавые и жестокие сшибки, схватки врукопашную и ненависть, которая выступает из-под ногтей черной кровью. Ты не убиваешь – уничтожаешь. Рвешь чужую, а зачастую и свою, плоть на куски. Выстрелами в упор, ударами ножей и, наконец, просто зубами! Я это проходил. Еще там – в нашем мире.

   Вот и еще один не добежал до нашей баррикады! Споткнулся, схватился руками за живот и тотчас рухнул. В него попало еще несколько пуль, и тело слегка дернулось, словно человек был еще жив. Грязный оборванец! Какого дьявола ты ввязался в эту драку? Ты сдох! Сдох на этой разбитой лошадиными копытами улице. Твоя кровь еще не впиталась в придорожную пыль, а твое имя уже забыто. Ты ничто и никто!

   Надорвать зубами бумагу патрона… Раз! Засыпать порох в дуло ружья… Два! Бумагу скомкать и запихнуть в ствол… Три! Утрамбовать бумажный пыж… Четыре! Загнать пулю… Пять! Шомпол долой… Шесть! Первый щелчок взведенного курка… Семь! Капсюль на брандтрубку… Восемь! Прицел… Выстрел!

45

   В этот дом мы с Даценко ворвались почти одновременно, но с двух разных сторон. Два дюжих казака вынесли бревном дверь и тотчас ушли в сторону – прикрывать мне спину. С двумя револьверами – и пусть проклянут те, кто считает это пижонством, – прыгнул внутрь. Два выстрела! Еще два – залпом! На третьем один из револьверов заклинило – осколок капсюля попал между рамкой и барабаном, и он дал осечку. С капсюльными револьверами такое часто случалось, но это уже не столь важно.

   Комнату заволокло пороховым дымом. Плевать! Я здесь не на стрельбище – мне мишени без надобности! Мне шум нужен! Шум, грохот, и чем больше, тем лучше, чтобы отвлечь этих бродяг от сотника! Ответный выстрел! Над моей головой треснула доска, разбитая шальной пулей. Противный звук! Словно кто-то вбивает гвоздь в крышку твоего гроба! Еще немного – и даже отпевать не пришлось бы: попов здесь нет, некому требы творить да кадилом размахивать! Хорошо, если кто-нибудь из казаков молитву прочтет по убиенному. Какой-то грязный оборванец бросил разряженное ружье и метнулся в сторону, но я успел выстрелить! Он жалобно – словно удивляясь коварной невезучести – вскрикнул, а потом взмахнул руками и рухнул на пол. Я присел – и еще один выстрел, в голову. Нам тут раненые без надобности! Позже поговор-р-рим!

   Выстрел! Еще один! И еще! На втором этаже раздался грохот. Всего несколько секунд, и по лестнице покатились два бездыханных ела. Следом спустился сотник Даценко. Если и можно сравнить этого казака с машиной, то разве что с танком. Потому что в дыму слеп как крот, а в бою силен и страшен. Пронеси господь связываться!

   – Наверху никого нет, – пробасил он.

   – Чисто! – машинально отвечаю я, держа под прицелом нижний этаж.

   – Откуда здесь чистота, Сергей Владимирович? – с недоумением огляделся сотник. Его шелковый бешмет испачкан в пыли и порван. На рукавах следы чужой крови. Даценко обвел взглядом комнату, скривился и даже плюнул: – Тьфу ты, прости меня господи! Грязно, как в жидовской ночлежке.

   – От неприятеля чисто.

   – Разве что… Только и неприятель здесь жидкий.

   – Может, и жидкий, но они числом берут, твари…

   – И тут вы правы, Сергей Владимирович, – вздохнул Даценко и начал перезаряжать револьверы. – Вы, как погляжу, не в первый раз под пулями ходите?

   – Приходилось.

   – В Америке?

   – Нет. Давайте заниматься делом, Александр Николаевич! – отрезал я.

   Пусть и не совсем приветливо, но не хватало мне допросы в полевых условиях устраивать. Слишком много их развелось, желающих узнать о жизни Сергея Шатрова.

   Спустя полчаса к нам пробились еще три казака, а уж потом, общими усилиями, начали пробиваться на окраину Дель Торро. К вечеру все было закончено. Мы отбились. Отбились, а если быть точным, то пробились к одному из постоялых дворов, где – уже пятые сутки подряд – находилась в осаде команда профессора Бергмана. Хронологию событий будем восстанавливать позже! Сейчас не до записей…

   Наконец все закончилось. Самое время выяснить обстоятельства этой стычки и, как это ни прискорбно, подсчитать погибших. И наших – из отряда Даценко, – и профессорских. Как оказалось – не единственные потери ученого в этой экспедиции. Месяц тому назад они были атакованы каким-то полудиким племенем и понесли тяжелые потери. Был убит хорунжий Плахов и семь казаков. Еще пять человек были тяжело ранены. Четверо из них умерли по дороге, а еще один скончался уже здесь, после прибытия в Дель Торро. Во время осады его отряд потерял еще шестерых. Увы, нападающих было слишком много. Около десяти человек было ранено. Трое – довольно тяжело. Сомневаюсь, что они доживут до рассвета. Мы тоже понесли потери. Четверо убитых и пять легкораненых. В числе убитых были и два волкодава, выделенных Курдогло. На казачьего сотника было страшно смотреть. Большая часть подчиненных – из его родной станицы. Тяжелое бремя – принести такую весть в семьи погибших.

   Не спасало даже то, что его друг Ваня Кольцо, которого сочли убитым, объявился рядом с постоялых двором – живым и здоровым, да еще и привел двух пленных. Не знаю, где он ползал, но рыжая глина с него просто кусками отваливалась.

   – В реку свалился, – пояснил он, – а ребята не разобрались толком, вот и закричали. Они же видели, как на меня каркадил бросился.

   – Кто?! – выпучил глаза Даценко.

   – Каркадил, – повторил Ваня и подкрутил обвисший ус. – Вот же тварь удивительная! Люди рядом жили, а все одно плавал и не боялся.

   – И что?

   – Ну… Я когда в воду упал, он на меня и бросился. Здоровый такой.

   – Да не тяни ты! – не выдержал сотник. – Доложь, как положено!

   – Упал я, стало быть… – буркнул урядник и попытался смахнуть налипшую на черкеску грязь, но только еще больше размазал. – Тут он. Каркадил, стало быть. Мне же недосуг с ним было возжаться, пока ребята воюют. Задушил.

   – Кого? – хлопая глазами спросил Даценко.

   – Каркадила, понятное дело! – разозлился Иван. Обвел взглядом двор и увидел погибших, которых укладывали рядами. Посуровел и размашисто перекрестился: – Господи… Много станишных полегло?

   – Много…

   – Плахова убили, знаешь?

   – Знаю. Лихой казак был, – насупился сотник и провел ладонью по лицу.

   Рядом с убитыми, прямо на земле, сидел Новиков. Нашему вольноопределяющемуся оторвало пулей погон и пробило фляжку, которую он носил на поясе. Дмитрий вертел ее в руках и глупо улыбался, представляя, что бы произошло, будь неприятель более метким. Да, возьми стрелок чуть правее, Новиков получил бы пулю в живот, а это, учитывая здешнюю медицину, смертный приговор. Без вариантов.

   Микульскис отделался легким ранением руки, но больше всего переживал за свою технику. Мул, на котором он вез инструменты, был убит, а тюки здорово побиты пулями. К его неописуемой радости, аппаратура оказалась неповрежденной, и он обещал запечатлеть всех участников этой переделки.

   Нашим осажденным, если можно так выразиться, изрядно повезло с местом заточения. Их зажали на здешнем постоялом дворе, который еще двадцать лет назад был католическим монастырем, что, как вы понимаете, благотворно отразилось на качестве постройки. Толстые кирпичные стены – на них еще виднелись следы побелки, – закрытый внутренний двор с массивными воротами и полуразрушенная колокольня, сослужившая нам хорошую службу. Именно на ней был вывешен флаг Российской Американской компании, замеченный нашим передовым дозором.

   Чуть позже, когда мы зачистили окрестности постоялого двора от остатков нападавших, я познакомился с профессором Бергманом. Иван Александрович выглядел эдаким ученым-затворником, который пуще всего обожает тишину библиотек и уют кабинета. Конечно, если не знать о путешествиях, снискавших ему славу бесстрашного исследователя диких земель. Ему около шестидесяти лет. Высок, сероглаз и худощав, отчего напоминает богомола. Длинные седые волосы и роскошная борода, доходившая до середины груди. Бесчисленные морщинки придавали профессору вид добренького дядюшки, если бы не револьверы, висевшие на его поясе. Кстати, несмотря на свой возраст, Иван Александрович Бергман был прекрасным стрелком, что и доказал в этой осаде, лично застрелив семерых. Вместе с тем он был слегка рассеян и суетлив в движениях. При разговоре любил вертеть пуговицу на одежде собеседника, да так, что откручивал ее напрочь. Неподалеку от нас стоял Михаил Ярин – его помощник и бессменный спутник, с которым я познакомился чуть позднее.

   – Не понимаю причин этой ненависти, – рассказывал Бергман. – Нас взяли в осаду уже на второй день пребывания в Дель Торро! Поверьте, господа, – он обвел взглядом собравшихся, словно призывал нас в свидетели, – никто из моих людей не давал ни малейшего повода для подобной… неприязни.

   – Вы просто оказались в плохом месте и в плохое время, – сказал я.

   – Это ужасно. Поверьте, я немало повидал в жизни, но такой животной ненависти видеть не приходилось. Можно подумать, что наши лошади были нагружены золотом.

   – Золотом, говорите… – задумчиво хмыкнул я. – Кто знает… Может, и золотом.

   – Что вы имеете в виду, господин Шатров?

   – Не обращайте внимания, Иван Александрович. Всего лишь размышления и никчемные догадки, не больше. Извините, но я должен переговорить с сотником Даценко.

   – Да, разумеется! Прошу меня простить за излишнюю болтливость, но сами понимаете…

   – Конечно. Отдыхайте.

   В этот момент подошел еще один из профессорских спутников. Я видел этого мужчину, когда мы добивали остатки бандитов. Кстати, этот бородач храбро сражался. Из кобуры торчал револьвер. Еще один был заткнут за широкий пояс. Странно, но его лицо показалось мне смутно знакомым…

   – Позвольте представиться! – Он перехватил мой взгляд, прикоснулся к шляпе и склонил голову. – Жюль Габриэль Верн. Географ, член Французского географического общества. Пусть и не так знаменит, как наш уважаемый профессор, но путешествия люблю не меньше Ивана Александровича.

   – Сергей Шатров… – только и смог я выдавить.

   – Вы, господа, подоспели чертовски вовремя! Еще бы чуть-чуть, и…

   – Согласен, – кивнул я и обвел взглядом двор. – К этому все и шло.

   – Никогда бы не подумал, что простое путешествие может обернуться такой кровью.

   – Оно останется в вашей памяти, мсье.

   – Жаль, что про это нельзя написать. Придется ограничиться лишь путевыми заметками касательно наших географических и антропологических открытий. Признаться… – Может, и показалось, но Жюль выгляде слегка смущенным. – Я пишу приключенческие романы и полагал, что из этой поездки получится хорошая история.

   – Никто не заставляет писать правду. Придайте этому путешествию некий романтический ореол, добавьте чуточку реальных приключений, и роман готов.

   – Вы так полагаете? – Он замолчал и задумался. – Кстати, на западном побережье я столкнулся с двумя подростками, которые прибыли из Европы в Америку, чтобы найти пропавшего отца, который соблазнился поисками золота. Знаете, как это бывает, – Жюль щелкнул пальцами, – мужчина отправился искать богатство и пропал. Как вам начало для романа? – Господин Верн все-таки заставил себя улыбнуться.

   – Да, такие случаи сплошь и рядом.

   – Я удивлен не этим обстоятельством, а силой духа этих бедняжек. Искать своего отца, среди этого ужаса… – Он указал на улицу, где лежали тела убитых горожан. – Они прибыли из Глазго. Даже представить страшно, какие лишения испытали, добираясь до этих земель.

   – Как его звали? – спросил я и закашлялся, чтобы скрыть смущение.

   – Отца этих подростков? – уточнил Жюль Верн. – Гарри Грант.

   – Хорошее имя для персонажа.

   – Вы так считаете?

   – Более чем уверен… Звучное.

   Нет, для меня сегодня слишком много новых лиц и новостей. Надо отдохнуть и привести себя в чувство. Даже про разговор с Даценко забыл. Я извинился и отправился подыскать спокойное местечко, чтобы немного вздремнуть. Только Жюля Верна мне в этом мире не хватало. Для полного счастья.

46

   – Итак, господа… Не пора ли подвести некоторые итоги этого… происшествия? – начал разговор сотник Даценко.

   Казак обвел собравшихся взглядом и тяжело вздохнул. Понимаю, вчерашний день, как ни старайся, легким не назовешь. До сих пор перед глазами стоит местный паренек, которого я убил. Он выскочил на меня из-за угла, держа в руках абордажный тесак, за что и поплатился своей молодой жизнью. Выпущенная пуля попала ему в горло, и он истек кровью. Добить я не мог – был занят раненым казаком. Пока бинтовал рану, паренек валялся неподалеку и хрипел, пуская кровавые пузыри. Казалось бы – почему запомнился именно он? Это ведь не первый убитый мною человек. Далеко не первый. Один из многих, отправленных на тот свет. Признаться, я перестал их считать еще на первой войне. Вести такой счет немилосердно и глупо. Только душу терзать, да и это, скажу я вам, совершенно не нужно. Лишнее это. Лишнее… Придет мой срок – отвечу. За каждого.

   Эта беседа, больше похожая на военный совет, проходила в одной из комнат постоялого двора. Здесь каким-то чудом уцелел большой круглый стол и десяток разномастных стульев. На некогда выбеленных стенах темнели пулевые выщерблины, пахло сгоревшим порохом и еще чем-то едким, чертовски противным, с тошнотворным запахом падали. Словно кто-то поджег ворох старой ватной одежды.

   Хозяин, каким-то чудом выживший в этой перестрелке, подал нам скромный ужин, пару кувшинов вина и тотчас скрылся, продолжая вздыхать по поводу разгрома, учиненного гостями. Профессор – добрая душа – предлагал выплатить ему какое-нибудь вознаграждение за причиненный ущерб, но Александр Даценко кратко и емко – как умеют говорить только казаки – объяснил ученому степень его заблуждений и перспективы хозяина, буде он попробует настаивать на выплате ущерба. При этом сотник так недвусмысленно кивал на веревку и дерево, росшее на середине двора, что возникшие разногласия между гостями и хозяином рассеялись, как туман над Амазонкой.

   Мне на этом совете высказаться никто не предлагал, что, собственно говоря, и понятно. Хорошо хоть послушать пригласили. Дрался наравне со всеми? Так все дрались. Рисковал? Все рисковали.

   Новиков, Микульскис, Даценко, один из волкодавов Курдогло, имени которого я так и не узнал, Иван Александрович Бергман и его спутник – Михаил Михайлович Ярин. Ну и я, разумеется, скромно пристроившийся в уголочке. Снаружи слышались разговоры казаков и сотрудников профессора. Они собирались хоронить убитых.

   Как и положено, сначала узнали мнение самого молодого и неопытного.

   – Нападение на экспедицию не случайно, – сказал Новиков. – Будь здесь Курдогло, он бы согласился с этим утверждением. Причины? – Он покачал головой и развел руками. – Увы, этого не скажу – не знаю. Не уверен, что жители решили поживиться, убив и ограбив наших путешественников. Слишком… – Он немного замялся. – Слишком мелко.

   – Пожалуй, Новиков, вы правы, – кивнул Альгирдас Микульскис. – Как бы ни были они падки на дармовщину, но это не похоже на простое ограбление. – Он прищурился и огладил свою щегольскую эспаньолку. – Здесь нечто другое.

   – Почему? – подал голос профессор.

   – Они слишком яростно дрались, – пояснил дагеротипист. – Так, Иван Александрович, дерутся за очень большой куш, но откуда ему взяться? Ради вещей экспедиции? Смешно. В этом краю есть множество золотых приисков, так что способов разбогатеть предостаточно.

   – Вы позволите, господа? – подал голос Ярин.

   – Разумеется, Михаил Михайлович, – кивнул Даценко. – Мы вас внимательно слушаем.

   – Вчера вечером во время беседы с господином Шатровым, – быстрый взгляд в мою сторону, – профессор Бергман озвучил одну идею… На мой взгляд – довольно здравую.

   – Какую же? – удивился ученый.

   – «Можно подумать, что наши лошади были нагружены золотом…» – процитировал Ярин.

   – Но это же глупо – делать такие предположения! – взвился профессор. – Разумеется, я не ваше предположение имею в виду, а возможные выводы здешних жителей! Весь город мог видеть, что мы едва добрались до Дель Торро, а в наших сумах и баулах ничего не было, кроме скудного запаса провизии и моих коллекций! Они бесценны для науки, но для простых людей совершенно бесполезны! Любой местный житель сразу поймет, что мы сюда прибыли не за богатством, а ради знаний!

   – Хм… – хмыкнул Даценко. – Похоже на правду. Я имею в виду предположение Ярина.

   – Господа, но это же вздор! – Бергман начинал злиться.

   – Профессор, не мне вам рассказывать про здешние нравы… – сказал Микульскис. – Эти господа и родных матерей не пожалеют, если найдется покупатель на их седые головы. Вы ведь сталкивались с индейцами из племени хиваро? Видели их талисманы?

   – Вы имеете в виду тсантса? [8 - Особым образом высушенная человеческая голова.] – заинтересовался профессор. Он сразу приободрился, а в глазах мелькнул огонек исследователя. – Конечно! Признаться, я даже приобрел несколько таких голов для Петербургского музея. Это интереснейшие образцы…

   – Здешние жители ничем не лучше, – не совсем вежливо перебил Альгирдас, – и головы врагам режут с неменьшим удовольствием. Разве что амулетов из них не делают.

   – Временное явление, – усмехнулся Ярин. – Будет спрос – появится и предложение.

   – Совершенно верно, – согласился дагеротипист.

   – Господа, вы несколько уклонились от темы, – вмешался Даценко. – Не спорю, ваши рассказы очень увлекательны, но давайте ближе к делу.

   – Допросить их надо… – предложил Новиков. Он машинально дотронулся до оторванного пулей погона и оскалился. – Допросить и выведать, какая муха их укусила, что едва не весь город взбесился!

   – Дельная мысль, – согласился Ярин. – Тогда и настоящую причину выясним.