Экспедитор Негатин Игорь
– Догадываюсь. Там твои ребята что-то про коньяк спрашивали?
– Ну да. Привез?
– Если память не изменяет, то последним рейсомя уже доставил вам ящик коньяку.
Кстати, про «крайние» и «последние». Терпеть не могу, когда коверкают русский язык, к месту и не к месту используя слово «крайний». Коверкают даже те, которые и парашют видели только по телевизору. Особенно умиляют офисные барышни и прыщавые девоподобные юноши, которые с важным видом любят щегольнуть этим словом. Крайний, мать вашу так… Экстремалы доморощенные, хвостом вас по голове.
– Понимаешь, Серега… – протянул Кондратьев и развел руками. – На базу, хоть это и удивительно, вышел носорог. Пока его отогнали, он успел разнести несколько ящиков, среди которых был и доставленный тобой коньяк. Такая вот незадача, понимаешь…
– То, что носорог сунулся в лагерь, – это плохо, но меня поражает другое.
– Что? – Он посмотрел на меня с таким бесхитростным выражением на лице, что я не выдержал и расхохотался.
– Почему при любых неприятностях, Михаил Олегович, первым делом страдают ящики со спиртным? Надо будет подать Захарову идею, чтобы запретил эти поставки.
– Это еще почему?!
– Ну ты сам посуди, зачем хранить такие хрупкие вещи? Я лучше попрошу, чтобы побольше сгущенки загрузили. Сладкое, знаешь ли, очень полезно для организма!
Мишка покосился на меня и тяжело вздохнул. Коньяк, уничтоженный необъяснимыми силами и враждебными стихиями, – наша постоянная тема.
– В гробу я видал эту сгущенку! Я ее с армии ненавижу.
– Чего вы такого обнаружили, что меня вместо отпуска отправили к вам в гости?
Мишка стер с лица ухмылку и покосился на вход. Несколько секунд он молчал, потом поднялся и выглянул наружу. Вернулся обратно, уселся на табурет и кивнул:
– Присаживайся…
Он вытянул из пачки сигарету, закурил и задумчиво уставился в стол. Я терпеливо ждал. Есть, знаете ли, моменты, когда лучше подождать, если не хочешь, чтобы послали далеко и всерьез. Молчал Мишка долго. Так долго, что успел выкурить сигарету и прижечь новую. Высадив вторую, он впечатал окурок в земляной пол и посмотрел на меня:
– В общем, Серега, мне здесь перестает нравиться.
– Не понял… – протянул я.
– Погоди, Шатров, давай обо всем по порядку.
Кондратьев поднялся, зажег походную газовую горелку и поставил на нее небольшой, видавший виды чайник. Дождался, когда вода закипит, и приготовил нам по чашке кофе. Пусть и не так, как я люблю, но тоже неплохо. Задумавшись, он порылся в рюкзаке, достал фляжку и щедро плеснул коньяку в небольшие серебряные стаканчики, которые вместе с этой флягой считал своими талисманами.
– Будем! – Он поднял один из них.
– Будем.
– В общем… – Мишка залпом выпил коньяк и отставил стаканчик в сторону. – Эта хрень началась неделю назад. Аккурат после того, как мы тебя домой проводили. Помнишь, ребята жаловались на помехи в эфире?
– Помню.
– Так вот – начиная с того дня помехи возникают два раза в день… – Для убедительности он даже выставил перед собой два пальца. Не дождавшись ответной реплики, Кондратьев продолжил: – В одно и то же время, как по часам… В девять утра и шесть вечера. Помехи такие сильные, что на территории Города связь вообще не работает.
– Миша, – пожал я плечами, – ты знаешь, что я не разбираюсь в этих делах.
– Погоди! – Он поморщился и отмахнулся. – Это не все! Пять дней назад мы работали в одних развалинах. Обычная работа. Охрана бдит, мы кисточками машем, и тут… Словно волной ударило. Меня даже пот прошиб. Я обернулся, а за спиной площадь. Ну ты знаешь, та, что неподалеку от причала. Охранник сидел чуть выше и ничего не почувствовал. Словно этот удар над самой землей прошел.
– Что это было?
– Сергей, это уже пятый город, который мы здесь исследуем… И все они были похожи. Архитектура, предметы быта и прочие мелочи. Люди, жившие в этом мире, звезд с неба не хватали и в космос не летали. Если разобраться, они жили очень мирно. На сохранившихся фресках нет ни одного изображения воинов или военных действий, что само по себе очень странно. Как-то не похоже на человеческую натуру, не правда ли?
– Не похоже, – согласился я.
– Вот… – протянул Мишка и ткнул пальцем в небо. – В этом городе все немного иначе. Другие рисунки, другие находки… – Он поморщился. – Может, глянешь?
– Ты мне что, предлагаешь на экскурсию отправиться?
– Почему бы и нет?
– Миша, ты инструкцию экспедиторов хорошо помнишь? Все, что за пределами доставки грузов, нас не касается! Находки и впечатления – твои проблемы.
– Да знаю я, знаю! Только ты не первый год параллельные миры топчешь – всякое видал, а у меня половина команды зеленые новички.
– И что?
– Ничего! – Он вдруг разозлился. – Сергей, ты должен это увидеть.
– Это далеко? – после небольших раздумий спросил я.
– Минут двадцать, если пешком…
5
Площадь, на которую меня привел Кондратьев, находилась метрах в ста от разрушенного причала. Судя по останкам домов, здесь некогда был огромный базар. Здания, выстроенные вдоль периметра, были очень похожими – двухэтажными, из тесаного камня. На некоторых сохранились мраморные плиты, которыми были облицованы стены. На первых этажах, судя по широким и глубоким аркам, могли размещаться торговые лавки.
Сейчас это все исчезало, зарастая кустарником и диким виноградом, который опутывал дома, покрывая их плотным ковром зелени. Мы подошли к развалинам, где парни проводили раскопки, и остановились. Два охранника разошлись по сторонам, вглядываясь в безлюдные улицы. Мишка присел на каменный, украшенный завитушками обломок капители и закурил, давая мне возможность оглядеться.
Не буду лукавить – здесь и правда возникали неприятные ощущения. Такое чувство, что где-то рядом работал огромный трансформатор. Нет, никаких посторонних звуков не было, но ощущения не из приятных. В глотке пересохло, и я потянулся за флягой. Глотнул теплой воды, но легче не стало.
– Здесь даже зверья не попадается, – словно прочитав мои мысли, сказал Кондратьев. Он прищурился и обвел взглядом площадь. – Ни разу не видел. Даже сурков и змей.
– Не люблю змей.
– Их никто не любит, – равнодушно кивнул он.
Я глянул на место раскопок. На первый взгляд ничего необычного. Стандартная археологическая разметка, отвалы земли и несколько покосившихся флажков.
– Надеюсь, – кивнул я на участок, – ты меня позвал не черепки рассматривать?
– Нет. Как ты себя чувствуешь?
– Как тебе сказать…
– Можешь не отвечать, – усмехнулся Михаил. – Я и так вижу. Муторно, да?
– Есть немного.
– Пошли. – Он поднялся, закинул автомат на плечо и пошел на другую сторону площади.
Охранники двинулись следом, но послушно замерли, когда Кондратьев приказал оставаться на месте. Замерли, надо сказать, с большим облегчением. Странные дела здесь творятся…
На другой стороне площади я увидел улочку, загроможденную каменными обломками. Преграда Мишку не остановила, и он полез наверх, рискуя оступиться и свернуть себе шею. Я, мысленно чертыхнувшись, последовал за ним…
– Ну и как тебе моя находка? – спросил он, когда мы добрались до вершины.
Признаться, я даже не сразу нашелся с ответом…
Сразу за этим завалом находилось небольшое здание. Одна из его стен была обрушена, открывая нашим взглядам весьма необычную картину – круглый зал, чей пол был выложен мозаикой, а ее рисунок напоминал лимб картушки компаса.
Риски, нанесенные на внешнюю линию окружности, намекали на предназначение этого рисунка, но там, где мы привыкли видеть обозначения сторон света, располагались восемь полусфер разных цветов и размеров, изготовленных из темного стекла или отполированного камня. Кроме них была и центральная – самая маленькая по размеру. Судя по следам на запорошенном песком и пылью полу, Мишка там уже побывал.
– Это что, компас?
– Компас? – переспросил Михаил и покачал головой. – Нет, Сережа, это не компас…
– Вниз будем спускаться?
– Обязательно.
Звуки шагов гулко отдавались от стен, усиливая чувство, что мы здесь чужие. Кондратьев пересек зал и подошел к одной из сфер. Он каким-то образом вытащил ее из гнезда, стер рукой пыль и показал мне. Как оказалось, это не полусфера, а шар, до половины утопленный в гнездо на каменном полу.
– Ничто не напоминает?
– Твою мать…
– Да, – усмехнулся он. – Я, когда это увидел, тоже немного удивился.
– Немного?!
Передо мной был глобус… Самый настоящий глобус. На черной, до зеркального блеска отполированной поверхности были вырезаны очертания материков, причем с поразительной точностью.
– Погоди… – Я оторвался от этой находки и посмотрел на Мишку. – Это же карта нашего мира?
– Ты совершенно прав. Глобус Земли в нашей реальности. Самое интересное, что на нем есть несколько точек, но что они означают, – он покачал головой, – мне неизвестно.
– Пытался наложить на карту?
– Да, но это ничего не дало. Как сам понимаешь, слишком большая погрешность, чтобы сказать что-то определенное. Разве что примерный район поисков, да и то… На долю России приходится пять точек.
– Ну и дела…
– Это еще не все. – Кондратьев аккуратно вернул шар на место и подвел меня к другому. Очертания земель, изображенных на этом темно-бордовом камне, были мне неведомы. – Еще один глобус, но – увы, – Мишка развел руками, – неизвестного нам мира.
– Ты проверял?
– Прогнал карту по нашим базам. Этого мира нет в нашем списке.
Я оглянулся по сторонам. Восемь шаров…
– Зришь в корень, приятель, – усмехнулся он. Пусть и слегка кривовато, но усмехнулся.
– Не считая нашего… – пробормотал я. – Семь неизвестных миров?
– Ты совершенно прав. Центральный – как я понимаю, глобус этой Десятки.
– Признаться, даже не знаю что сказать. Голова кругом.
– Сережа, друг… – Мишка дернул щекой и хмуро посмотрел на меня. – Ты головенку-то свою придержи. Это еще не все загадки.
– Чем еще порадуешь? – спросил я и потянулся за сигаретами, но передумал.
– Взгляни сюда.
Он сделал несколько шагов и подошел к окружности, опоясывающей это непонятное сооружение. Опустился на одно колено и провел ладонью по запыленной мозаике. Как я говорил – на ней были нанесены метки. Присмотрелся и увидел, что между центральным кругом и остальной поверхностью пола есть небольшая, едва различимая щель. Самое интересное, что риски, пересекающие эту щель, не совпадали.
– Ты хочешь сказать, что центральная часть пола… – сказал я и замолчал.
– Двигалась по окружности, – закончил Кондратьев. Некоторое время он наблюдал за моим лицом, потом хлопнул по плечу и предложил: – Знаешь, Шатров, пошли отсюда. Мне, признаться, здесь немного не по себе. Поговорим на свежем воздухе.
Мы выбрались наружу и через полчаса оказались в лагере. Вернувшись, засели в палатке Кондратьева. Кто-то из парней принес обед, и некоторое время мы молча стучали ложками, хлебая гороховый суп из концентратов.
Нет, мне приходилось видеть интересные находки, сделанные парнями в иных мирах, но ничего подобного не встречалось. Если честно – даже не знал, что и сказать по этому поводу. Мишка первым опустошил котелок и облизал ложку. Он всегда любил поесть.
– Ну как?
– Ты о чем?
– Как тебе моя находка?
– Понятия не имею. Как понимаю, центральная часть пола представляет собой диск, который может двигаться.
– Он не может… – тихо сказал Кондратьев. – Он движется.
– Что?! – Я чуть не подавился. – Ты уверен?
– Когда нашел зал, я сразу заметил щель в полу. Потом начались помехи в радиосвязи. Причем они были довольно странными. Сначала связь резко пропадала, а потом появлялась, но сопровождалась сильным треском. Мне стало интересно, и я записал эти звуки. На следующий день сделал еще одну запись и сравнил с предыдущей.
– Они совпали?
– Секунда в секунду. Кроме того, мне удалось начертить график. Смотри. – Он достал из набедренного кармана блокнот и показал несколько набросков. – Сначала идут сильные помехи. Видишь? Потом они ослабевают и затухают окончательно. Пауза на две минуты – и снова, – Мишка щелкнул пальцами, – сильный скачок. Такое ощущение, что кто-то пытается включить некий механизм, но он не хочет работать. Когда это повторилось два раза подряд, я наведался в круглый зал и оставил там метки. На следующий день заметил, что они не совпадают.
– Диск сдвинулся?
– Примерно на два градуса.
– Ты говорил, что помехи возникают два раза в день? – вспомнил я.
– Да, и каждый раз этот проклятый диск поворачивается на один градус.
– Что думаешь делать?
– Описал находку как положено. – Мишка пожал плечами. – Пусть наши ученые головы ломают. Наше дело – найти и раскопать. Так что обратно пойдешь нагруженным.
– Плевать, – отмахнулся я. – Не на плечах же потащу.
– Кстати… Спасибо за технику, которую доставил. Она нам понадобится.
– Для изучения этой находки?
– А вот это, Сергей Владимирович, – усмехнулся он, – уже государственная тайна…
По идее, мы с Роговым должны были провести в лагере целую неделю. Дело в том, что экспедиций много, графики перемещений перегружены, а принять модули обратно не так уж и просто, как может показаться на первый взгляд. Нам этих проблем не видно, но у парней из технического отдела седых волос прибавляется не по дням, а по часам. Один из ребят, служивший до этого в авиации, говорил, что дозаправка в воздухе отнимала гораздо меньше сил и нервов.
В этот раз все произошло иначе. Уже на следующее утро после разговора с Михаилом к нам в палатку заглянул связист и передал расшифровку сообщения. Я прочитал, перехватил его удивленный взгляд и кивнул Рогову, который старательно соскабливал со щек цыплячий пух.
– Заканчивайте ваше бритье, Алексей Семенович, и собирайте вещи.
– Как так? – Он даже замер.
– Вот так. Сегодня вечером нас отсюда забирают…
Незадолго до назначенного времени вывезли капсулы в сторону от лагеря. Модули были уложены на землю с интервалом в полметра. Когда мы закончили, ко мне подошел Мишка. Подал внушительный пластиковый пакет, опечатанный его личной печатью, и кивнул:
– Вот, это самое главное. Не потеряй по дороге.
– Не переживай, старый ворчун, – я усмехнулся и хлопнул его по плечу. – Надеюсь, вас скоро сменят, и мы успеем съездить на рыбалку.
– Надеюсь…
Потом… Потом все было как всегда. Включаем систему возврата и занимаем свои места в капсуле. Захлопнулся люк, и на мониторе пошел десятиминутный обратный отсчет. Самое паршивое время… Хлопок! Капсулу слегка качнуло. Еще один! Второй модуль ушел. Наша очередь…
6
– Сергей Владимирович, вы уверены, что атмосфера в археологической экспедиции была нормальной?
– Абсолютно.
– Никаких конфликтов или чего-нибудь подобного?
– Нет. – Я покачал головой и смял в пепельнице сигарету. Пятую с начала нашей беседы.
Мой собеседник хоть и недовольно покосился, но ничего не сказал. Он не любил курящих, но меня это мало волновало. Были проблемы и поважнее.
– Хорошо, но вы были в лагере не больше полутора суток и могли этого не заметить.
– Сомневаюсь. Если бы назревал конфликт, то Михаил Кондратьев имел возможность отправить виновника со мной. Такое уже случалось. В этом случае Рогов остался бы в лагере и вернулся в следующий раз.
Такие случаи и правда бывали. Несколько раз я вытаскивал парней из экспедиций в своей капсуле. По разным причинам… Конфликты с коллегами, тяжелые травмы, семейные обстоятельства. Это запрещено правилами Сотки, но человеческую жизнь трудно загнать в рамки служебных инструкций.
– Это непозволительно с точки зрения предписаний для экспедиторов.
– Алексей Рогов стажер, и, понадобись эксфильтрация одного из археологов, я бы взял на себя ответственность и оставил Алексея в лагере Десятки…
– И нарушили бы график последующих работ, – сказал он и недовольно поджал губы.
– Рогов еще не экспедитор, а стажер. Вы не хуже меня знаете, что он не включен в общий график дежурств, так что на работу института это никак не повлияло бы.
– Как вы полагаете, почему Кондратьев повел вас показывать свою находку?
– Он посчитал это важным.
– Почему?
– Не знаю.
– Может быть, вам или вашим коллегам во время командировок уже приходилось видеть нечто подобное?
– Нет.
– Откуда такая уверенность? Вы не разведчик и не исследователь.
– Я экспедитор, и нам приходится быть осторожными. Находки подобного рода заносятся в отдельную базу, которую мы обязаны изучать, чтобы избежать неприятностей.
– Хорошо. Благодарю вас за информацию. Отдыхайте… – Начальник поднялся, собрал со стола бумаги и пошел к выходу, оставляя меня наедине с мыслями.
Неприятности начались… Хотя какие, к черту, неприятности?! Маячки наших парней из Десятки погасли один за другим через шесть дней после моего возвращения! Объяснить, что это значит? Гибель третьей археологической экспедиции. В полном составе.
Группа быстрого реагирования была готова отправиться сразу после получения первых двух трагических сигналов, но заброска сорвалась из-за помех. Канал постоянно прерывался, грозя гибелью поисково-спасательной группе, и парней придержали «до выяснения». Все попытки связаться с экспедицией ни к чему не привели, и следом за первыми двумя погасли и все остальные маячки.
Судя по коротким промежуткам, на лагерь было совершено нападение. Перед рассветом. Дольше всех продержался Михаил Кондратьев. Операторы, пусть и совершая должностное преступление, рассказали, что он отбивался больше четырех часов, прежде чем вживленные в тело датчики констатировали смерть. В свое время я служил в группе контроля и знаю, что чувствовали наши операторы. Это страшно – сидеть и наблюдать, как на экране гаснут жизни твоих друзей. Гаснут одна за другой, а ты сидишь, вцепившись в поручни кресла, тупо пялишься на монитор и ничего не можешь сделать…
Я вышел из штабного здания и увидел Вадима Денисова, вернувшегося из экспедиции несколько дней назад. Судя по хмурому выражению лица, он уже знал новости о Десятке. Вадим посмотрел на меня и кивнул:
– Привет. Уже слышал?
– Да.
– Трахома… – Вадим выругался и запустил сигарету в мусорку. – Как думаешь, что наши предпримут?
– Черт знает. – Я пожал плечами. – Поисковиков отправят. Для расследования причин их гибели и… И вообще.
– Парней надо вернуть. Не дело им в чужом мире оставаться. Тем более после смерти.
– Вернем.
– Ладно, Шатров, пошел я своих карапузов гонять, а то вернулись и сразу расслабились. Заходи, когда освободишься. Ребят помянем…
– Зайду.
Я проводил его взглядом и достал сигарету. Покрутил ее в пальцах, потом выбросил и повернул обратно. Взбежал на второй этаж и повернул направо. Туда, где на одном из кабинетов была табличка с фамилией моего начальника. Командир был на месте. Судя по всему, последняя ночь выдалась бессонной не только у меня.
– Шатров? – Он оторвал взгляд от документов и прищурился. – Чего тебе?
– Юрий Петрович, у меня есть просьба.
– Излагай, – сухо кивнул он.
– Включите меня в состав поисково-спасательной группы.
– Зачем?
– Во-первых, лучше ориентируюсь в Десятке, знаю примерные точки десантирования, а следовательно, мы быстрее доберемся до лагеря.
– Не аргумент.
– Я понимаю… Я знал Мишку Кондратьева около десяти лет.
– Тоже не аргумент… – Он немного помолчал, посмотрел на меня и прищурился. – Ты же в отпуск собирался?
– Петрович, ну какой тут, на хрен, отпуск?!
– Не наглей, капитан! – оскалился он.
– Извините, – сказал я и отвел взгляд в сторону.
Начальство лучше не злить. Тем более что оно не виновато. Я тоже не виноват, но чувство, что упустил нечто важное, ставшее причиной этих смертей, не исчезало. Захаров выдохнул и незаметно помассировал левую сторону груди. Помолчал, постукивая пальцем по столешнице, а потом все же кивнул:
– Согласен, проводник им не помешает. Предложу твою кандидатуру Ивану Ивановичу, но чтобы там без глупостей!
– Какие уж тут глупости…
Иван Иванович Романов – директор нашего института. Высокий и крепкий мужчина, уже разменявший седьмой десяток. Он был похож на актера Алексея Глазырина, запомнившегося по фильмам «Белорусский вокзал» и «Щит и меч». Темные, с обильной проседью волосы, суровый взгляд из-под очков в черной роговой оправе и всегда плотно сжатые губы. Мужики его уважали. Было за что. Он строго с нас спрашивал, но и прощал очень многое, зачастую игнорируя служебные инструкции, если это шло на пользу делу.
– Прибыли, – продолжал Захаров, – проверили, собрали тела, законсервировали лагерь и ушли домой. Понятно?
– Так точно.
– Ступай. Будет нужно – вызовем.
– Кто пойдет на поиск?
– Манул.
Близников Павел Валентинович с необычным позывным «Манул» служил в институте уже лет шесть. За его плечами было столько горячих точек, что он давно перестал считать войны, в которых довелось поучаствовать. В институт попал после случая, приключившегося с ним во время одного из военных конфликтов. Подробностей, увы, не знаю, но после всего увиденного ему оставалась одна дорога – продолжать службу в нашей Сотке на должности командира одной из групп ПСС – поисково-спасательной службы.
Это невысокий шатен лет тридцати пяти с короткой стрижкой и вечно прищуренными глазами. Друзьями мы не были, но по службе пересекались довольно часто. То, что пойдет Пашка, я знал сразу. Они с Мишкой Кондратьевым дружили семьями, и Манул никому бы не позволил отодвинуть его группу в сторону.
Совещание у Романова прошло как и положено – сухо, без эмоций. Мы не в театре, чтобы изображать вселенскую скорбь. Единственное, что себе позволил Иван Иванович, – в конце обсуждений открыть сейф и достать бутылку коньяку. Молча разлил по пятьдесят капель и приказал готовиться к выходу…
Мы уходим сегодня вечером, на трех капсулах ДТМ и четырех ГТМ. Группа, состоящая из пяти человек, и я в роли проводника. Времени было мало, и мы с Пашкой засели у него в кабинете, прикидывая возможные маршруты в зависимости от точки выброса. Ребята у него опытные, так что все проходило без лишней суеты. Уже через два часа все было готово, и мы, ожидая вызова от операторов, сварили себе по чашке крепкого кофе. В ближайшие сутки поспать все равно не получится.
– Слушай, Шатров, а почему мир Свалкой назвали? – разбирая бумаги, спросил Павел.
– Из-за находок первой экспедиции.
– В смысле?
– Город они нашли, – отхлебнув кофе, пояснил я. – Там на центральной площади была разбросана разбитая утварь: кувшины, блюда и прочая домашняя мелочь – вперемешку с костями животных.
– Мишка рассказывал о какой-то пирамиде… – начал он, но поморщился и замолчал.
– Скорее всего, он тебе рассказывал о пирамиде из человеческих черепов, но это нашли в другом городе. Была там одна непонятная история…
Закончить рассказ я не успел. Раздался телефонный звонок, Близников снял трубку, выслушал и после секундной паузы хлопнул ладонью по столу:
– По коням, мужики! Технари дали добро.
7
Погрешность десантирования зависит от груза. Чем больше капсул отправляется в другой мир, тем больше тратится энергии на поддержку канала и, как правило, больше разброс. Если бы мы отправлялись одним модулем, то оказались в зоне видимости лагеря. В нашей ситуации это слишком опасно, так что три километра, которые отделяли нас от цели, только на руку. В этот раз приземлились почти на берегу реки, и я, откинув люк, успел заметить, как в воду с тяжелым всплеском плюхнулась какая-то земноводная живность.
Следом за нами, поднимая клубы песка, появились другие капсулы. Одна из них повисла на краю обрыва, а потом скатилась по откосу и остановилась у воды…
На востоке занималась заря, и небо отливало желтой, начищенной до блеска латунью. Подул ветер, принося с пустоши мелкую, скрипящую на зубах пыль. Радист отправил радиограмму в Сотку, и мы, замаскировав модули, ушли на северо-восток.
К разгромленному лагерю вышли через полтора часа. Еще столько же ушло на разведку, прежде чем Пашка поднял ребят и мы вошли на территорию лагеря. Два человека обошли холм со стороны реки и заняли позицию между нами и мертвым городом. Началась работа…
– Двухсотый! Чисто!
– Чисто!
– Двухсотый! – Крики раздавались с разных сторон, и мне казалось, что жертв в лагере гораздо больше.
– Чисто!
– Двухсотый!
– Стреляли почти в упор, – поморщился Манул, когда мы сошлись в центре. Он плюнул на землю и кивнул в сторону развалин. – На краю лагеря несколько следов, которые ведут в сторону набережной. Судя по всему, их было не меньше десяти человек.
– Твою мать… – выдохнул я. – Кто это был?
– Почем я знаю? – ответил Пашка и пожал плечами.