Вересковый мед Зелинская Ляна
Когда она его оттолкнула, он стоял и смотрел, как дурак, а внутри всё горело огнём и жаждой. И он понимал, что зря… зря он это сделал! Она ему этого не простит. Не забудет никогда. И что самое паршивое – он не сможет забыть.
Она отравила его этим поцелуем, ведьма!
Почему она так его целовала? Её ненависть была настоящей, он видел, чувствовал… тогда почему? Неужели так сильно боялась за жизнь того купчишки? Жаль он не убил его прямо там!
Он развернулся и пошёл прочь, пошатываясь, взявшись рукой за бок и ощущая, что рубашка вся пропиталась кровью.
– Чего ржёте? – рыкнул в сторону своих людей. – Завтра выезжаем на рассвете, караулы поменять, лошадей накормить, взять овса и еды. Что забудете – шкуру спущу!
И он обругал их ещё за что-то, даже сам не понял за что.
– Да мы как бы знаем что делать, – растерянно ответил Корин Блайт. – Чего кобелить то?
Ну да, знают. И он знает, что знают. Но Викфорд, не обращая внимания на их недовольство, зашагал по холму вниз. Облизал губы, всё ещё ощущая её вкус, а ноздрями запах, и горько усмехнулся сам себе, благо в темноте никто не видел его лица.
В комнате подошёл к зеркалу, стянул рубашку и долго рассматривал своё отражение. Но не было на нём и следа от тех странных огненных побегов, что он ощущал под кожей во время обряда.
Что это за колдовство? Что она с ним сделала?!
Викфорд посмотрел на окровавленный бок и огромный багровый разрез, который оставил её кинжал, на своё плечо, где уже затянулась рана от стрелы, и подумал отстранённо, что они здесь всего три дня, а она уже дважды его покалечила. И по-прежнему хочет его убить. И даже если не убьёт сама, то однажды он всё равно умрёт из-за этой женщины. Какое-то странное ощущение, что так и будет, возникло у него в душе.
Викфорд смыл кровь, достал из сумки арнскую смолу, смазал рану от кинжала, чтобы сошлись края. Такой порез заживёт за пару дней. Хорошо, что остриё упёрлось в ребро. О чём он только думал – она запросто могла его убить!
Не могла… Не убила бы…
Он достал из сумки наконечник стрелы, той самой, которой она в него стреляла. Не стал её сжигать в тот раз, вытащил из камина и решил, что в ближайшее время найдёт кого-нибудь, кто растолкует ему, что за руны написаны на ней. И кто не соврёт.
В его отряде был один балерит по имени Кун. Они подобрали его ещё на границе, в гарнизоне. Искали проводника, и он сам напросился. Командор сказал, что он хороший разведчик и проведёт их любой тропой. Не особо Викфорд ему доверял – никогда не любил предателей, даже если они и были на его стороне. Но сейчас сгодится и этот Кун – как можно скорее надо выяснить, кто может знать, что за руны на этой стреле.
В дверь постучали, и вошёл Тревор, раскрасневшийся и потный, видимо, успел приложиться к бьяхе уже не раз.
– Чего тебе? – спросил Викфорд, закрывая рану чистой тканью.
Тревор посмотрел на порез, на окровавленные тряпки, на кинжал на столе и, крякнув в кулак, спросил осторожно:
– Мне стоит беспокоиться по этому поводу?
Викфорд усмехнулся криво, плеснув воды в кубок, подошёл к окну и, уставившись невидящим взглядом в темноту, ответил:
– Не стоит. На мне всё заживает как на собаке.
– Да я не про то…
– А про что? – спросил он устало.
– Я про мою племянницу.
– Я её не убью, не покалечу, не буду мстить, можешь не переживать за это. Я не воюю с женщинами, – он выпил воду залпом и поставил кубок на подоконник.
– Да я и не про то…
– В самом деле? – Викфорд обернулся. – А про что тогда?
– Ты же понимаешь, что она должна остаться невинной? – льдистые глаза Тревора впились Викфорду в лицо. – Невинной достаться королю Раймунду.
Викфорд прищурился и произнёс холодно:
– Подумай сто раз, прежде чем продолжать, Тревор Нье'Лири. Ты же не всерьёз собираешься сказать мне, чтобы я её не трогал? Ты полагаешь, что такое придёт мне в голову? Голова мне пока что дорога, и я в своём уме. И хоть я и воюю за золото, но я из дома Адемаров, так что подумай хорошенько, прежде чем подозревать меня в бесчестии.
– Да я и не про это…
– А про что тогда, задери тебя болотный дух?! – зло спросил Викфорд.
– Я про неё хочу сказать. Я же видел всё, – он указал пальцем на тряпку, которую Викфорд прижимал к рёбрам, – будь осторожен. Ты можешь и не устоять, если она сама захочет. Фрэйям очень сложно сопротивляться. Ты же понимаешь, что стоит на кону? Ни ты, ни я, и даже не она. А Балейра и Тавирра, – Тревор понизил голос и добавил зловеще: – И если ты тронешь её хоть пальцем, я сам найду тебя и убью – помни об этом!
– Сама захочет? Всё, чего она хочет – это загнать мне кинжал под рёбра! – фыркнул Викфорд. – Тебе стоило бы поменьше прикладываться к бьяхе. Но я не трону её, даже если она снова пустит в меня стрелу, – добавил Викфорд. – Я доставлю её в целости и сохранности королю Раймунду, и её честь при этом тоже останется нетронутой. Даю слово. И поверь, я не нарушу своего слова, скорее умру. Так что можешь идти спать.
– Хорошо. Но помни, – Тревор снова понизил голос, – жизнь моего народа зависит от этого брака. Так что я обязательно найду тебя, если ты его нарушишь. Из-под земли достану и убью.
Тревор ушёл, а Викфорд посмотрел на бутылку с бьяхой. Хотелось выпить. Да что там, почему-то захотелось напиться. Но завтра предстоит долгий путь. Завтра он повезёт будущую королеву, и если что случится, ему придётся заплатить за это своей головой. Так что пусть уж лучше она остаётся трезвой.
Он долго не мог заснуть, а когда, наконец, уснул, то спал тревожно, ему снились кошмары и он проснулся уставший и разбитый. Вышел во двор и окунул в колоду голову, прямо в ледяную воду, стянул рубашку и облился по пояс. Обычно это помогало. И, как и в прошлый раз, ощутил взгляд, который змеился по коже холодом. Кто-то смотрел ему в спину со стороны башни, обернулся и безошибочно поймал в окне знакомый силуэт. Можно было даже не всматриваться – это была Эрика. Она снова наблюдала за ним, и вместо того чтобы уйти и сделать вид, что он её не заметил, Викфорд отвесил ей пышный поклон, подметя булыжник двора своей рубашкой. Силуэт мгновенно исчез, а Викфорд даже усмехнулся.
Она за ним наблюдает…
И почему-то это было до странного приятно осознавать.
– Ну что ещё? – спросил он Корина Блайта, который ворвался к нему в комнату даже без стука.
– Тут такое дело, командор, Бирн и Сигурн только что прискакали. Сказали, со стороны Лоарна едет отряд. Большой отряд. Вчерашний купчишка собрал людей и движется сюда.
– Этому дураку и в самом деле жизнь не дорога? – фыркнул Викфорд. – И что, большой отряд?
– Там не меньше пяти дюжин людей. И хорошо вооружённых, – с прищуром ответил Корин.
– Вот как? Хм. Что-то, вижу, ты озадачен, и даже не предлагаешь драться как обычно? В чём дело? – спросил Викфорд, вглядываясь в серьёзное лицо своего ларьета.
– Я бы подрался, Вик, кабы не королевская невеста, – ответил Корин, понизив голос, – да и, как я тут выяснил, отец купчишки – глава гильдии, богат и в родстве с наместником в Эогане. Оно нам надо?
– Так вот, значит, откуда у купчишки маленькая армия, – ответил задумчиво Викфорд. – Пожалуй, ты прав, не стоит привлекать внимания бессмысленной резнёй.
– Карета прибыла, надо грузиться и убираться, быстро и незаметно, – сказал Корин.
– В пекло карету! – отмахнулся Викфорд, надевая ремень. – Если эти дурни идут сюда по дороге со стороны Лоарна, то мы с каретой далеко не уедем, отсюда дорога только на север. Нам не проехать мимо них. Тут есть какая-нибудь тропа, кроме той, по которой мы приехали сюда?
– Не знаю. И спросить не у кого, – пожал плечами Корин, – а словам местных я бы не стал доверять. Этот купчишка тут всем нравился… в отличие от нас. Или пошлют прямо в болото или сдадут нас его же головорезам, как только явится обиженный жених. Сам понимаешь, нас тут мало кто любит, а Эоган с гарнизоном далеко…
– А я, пожалуй, знаю, кто нам расскажет про дорогу… Седлайте лошадей, – Викфорд натянул куртку и быстрым шагом направился в комнату Эрики, бросив на ходу. – А всем скажи, что мы поехали на Эоган, что у нас есть дело к наместнику.
В любое другое время и в любом другом месте он не стал бы врываться в комнату к женщине, к даме, к девушке, просто к чужой невесте или жене, а уж тем более к невесте короля. Но сейчас было не то время и не то место. Если Корин прав, неизвестно кому этот купчишка мог разболтать обо всём, и уж точно Корин прав в том, что убираться надо быстро и незаметно. Ведь тех, кто не хотел бы перерезать горло тавиррским псам и прикопать их в лесочке, на три сотни квардов днём с огнём не сыщешь. А пять дюжин вооружённых людей – это серьёзно. И сидеть в осаде в этом замке, устраивать кровавую бойню и ждать подмоги из Эогана ему как-то совсем не хотелось. Он стукнул по двери костяшками пальцев и, не услышав возражений, стремительно вошёл в комнату и тут же пожалел о своей поспешности.
Эрика стояла боком напротив окна, удерживая руками волосы над головой и пытаясь соорудить причёску. И она была в одной рубашке, хоть и длинной, но такой тонкой и прозрачной, что вот так, против света, эта рубашка почти совсем ничего не скрывала.
И Викфорд замер на пороге как вкопанный, держа одной рукой дверь.
Эрика обернулась и воскликнула:
– Вы совсем ополоумели?!
Отпустила волосы, они рассыпались по плечам, вмиг делая её похожей на какую-то лесную деву из тех, что так часто встречаются в балеритских легендах – невинную и прекрасную. А потом она яростно схватила с кровати корсаж и прикрыла им грудь, вспыхнув от злости и смущения.
Но Викфорд уже успел увидеть больше чем нужно. Почувствовать больше чем хотел бы… И разозлиться на себя. И на неё.
– Солнце уже высоко, а вы ещё не готовы! Я ведь говорил, что выезжаем на рассвете, – попытался он скрыть своё смущение за резкими словами.
– Я ещё не собралась! И собираюсь, как видите! – выпалила она и вся покраснела ещё сильнее.
– Как я понял, у вас нашлось время, чтобы наблюдать за мной, но не нашлось времени, чтобы собраться, – он махнул рукой в сторону окна, указывая на разбросанные вещи, и уставился на гобелен над кроватью.
Проклятье!
– Я наблюдала не за вами!
– Ну не за курами же во дворе, – усмехнулся он и нервно провёл рукой по волосам.
– Вы слишком много о себе воображаете! Да как вы вообще смеете ко мне врываться?! Подите вон! Мне нужно одеться!
– А мне нужно сказать вам кое-что очень важное.
Ему бы извиниться и уйти, а у него будто ноги приросли к полу, а глаза к треклятому гобелену.
– Настолько важное?! – она просто пылала яростью. – Ну что же, извольте. – Эрика вдруг отшвырнула корсаж на кровать, развела руки в стороны, и так и осталась стоять в одной рубашке. – Я слушаю тебя, пёс, – произнесла ледяным тоном и вздёрнула подбородок, – что за важные новости ты принёс своей госпоже?
Он опешил. Одно короткое мгновенье он стоял и смотрел, пожирая глазами её фигуру, едва прикрытую тончайшим батистом, и утреннее солнце, что било ей прямо в спину и просвечивало сквозь тонкую ткань, не оставляло почти никаких тайн в складках рубашки. А её тон, которым она сказала это хлёсткое «пёс»…
Викфорд словно подавился словами, сглотнул, отвёл глаза и произнёс сухо:
– Вам лучше надеть мужской костюм, мы вынуждены уезжать быстро и верхом, карета останется здесь, как и сундуки. Так что возьмите только то, что можно навьючить на лошадь. И поторопитесь… одеться. Я подожду снаружи.
Он вышел торопливо, хлопнув дверью так яростно, что по коридору прокатилось гулкое эхо.
Да провалиться ему! Зачем он это видел?! Мало того что полночи ему мерещился её запах, а кошмары перемежались видениями о её поцелуях, так теперь ещё и это!
Викфорд понимал, что вряд ли сможет забыть соблазнительные изгибы её тела, руки, запрокинутые наверх со щёткой для волос, и грудь, которую облегала тончайшая прозрачная ткань…
Он сжал кулак, ощущая, как под кожей оживают огненные иглы, и понял внезапно, что каждый раз это происходит рядом с ней. В нём словно пробуждается зверь…
Да что это за проклятье такое?!
А ещё это её повелительное «Я слушаю тебя, пёс!» Оно ударило хлеще пощёчины. Задело за живое, сильнее, чем вчерашний кинжал.
«Своей госпоже»! Всевидящий отец!
Эрика оделась быстро и распахнула дверь так, что она едва не слетела с петель. Сейчас она была в мужском костюме, похожем на тот, в каком Викфорд впервые встретил её в лесу. И он опять отвёл глаза, понимая, что если будет смотреть на неё, то в голову снова полезут ненужные мысли о её тонкой талии и стройных ногах, и…
Да чтоб тебя!
Он шагнул в комнату и, не глядя на Эрику, сухо изложил суть дела. А она, выслушав его рассказ, внезапно расхохоталась в ответ, громко, задорно, от души.
– И ты испугался сына купца?! Ах, смелый и отважный Викфорд Адемар струсил перед Иваром Йорайтом! О, Триединая мать, мне будет о чём рассказывать в салонах Его Величества!
Она смеялась, запрокинув голову, и в глазах её он видел только презрение.
– Я так понимаю, ты хочешь, чтоб я всё-таки его убил, да? – холодно спросил Викфорд, сдерживая беснующееся в нём раздражение, и добавил с усмешкой: – Или ты думаешь, что я и в этот раз выменяю его жизнь на твой поцелуй? Что, так понравилось со мной целоваться?
Эрика тут же изменилась в лице и произнесла, понизив голос:
– Как рана на боку? Уже не болит? Или надо было надавить посильнее?
– А ты бы смогла? Сомневаюсь! – криво усмехнулся Викфорд. – Ты могла убить меня дважды, но оба раза промазала, – он подошёл к её сумкам, – а теперь, боюсь, ты упустила удачный момент, пигалица. Или, быть может, ты всё-таки не такой уж и меткий стрелок?
Рядом с поклажей стоял лук, и он взял его в руки. Отличный лук из чёрного дерева покрытый тонкой вязью серебряных рун. Дорогое и смертоносное оружие. А рядом колчан со стрелами, и прежде, чем Эрика успела его схватить, Викфорд достал из него четыре стрелы с такими же наконечниками, как у той, которой она его ранила.
– Не так быстро, – он отвёл колчан в сторону, не давая Эрике возможности его забрать, – не думаю, что всё это понадобится будущей королеве. Или ты думаешь, что я предоставлю тебе ещё одну возможность меня убить?
– Боишься, что на этот раз я не промахнусь? – с вызовом спросила Эрика.
– Боюсь, тебе придётся попрощаться с этим луком. Я отправлю его в камин, – усмехнулся он зло.
Она изменилась в лице и шагнула навстречу Викфорду.
– Нет! Пожалуйста! Не надо! Прошу вас!
Он смотрел на неё и не мог понять, что произошло. Куда делась её ярость и презрение?
– Вот как? А вы, оказывается, умеете просить, найрэ Нье Лири? – он внимательно посмотрел на лук. – Он вам так дорог? Или в нём есть какая-то особенная ценность?
– Он… Это… подарок моего отца, – произнесла Эрика тихо. – Пожалуйста… отдайте его мне.
– Что это за стрелы? – спросил Викфорд, разглядывая наконечники.
Она молчала, только ноздри раздувались от злости.
– Или ты скажешь мне, или я и правда отправлю всё это в камин.
– Их дал мне отец перед тем, как… Они убивают предателей нашей земли. Тех, в ком есть Дар, и кто перешёл на сторону тавиррского короля, – ответила она, глядя Викфорду прямо в глаза.
– И каким образом? Они заколдованы? Смазаны ядом? Что в них особенного? – он пропустил то, с каким упором она сделал ударение на слове «предателей».
– Я не знаю.
Викфорд красноречиво покачал луком и подошёл к камину. И, видя это, Эрика шагнула следом и воскликнула горячо:
– Я… я правда не знаю! Отец мне не рассказал.
– Хочешь, чтобы я тебе его отдал – придётся заслужить, – он усмехнулся с прищуром.
Эрика вспыхнула, будто это он только что отвесил ей пощёчину.
– Заслужить?! – воскликнула в гневе и вдруг шагнула ему навстречу, и между ними осталось расстояние не больше локтя.
Глаза у неё сверкали, она была в такой ярости, что, наверное, сейчас у неё точно хватило бы силы воли проткнуть его кинжалом. И она стояла так близко, что он ощутил запах малины и луговых цветов, и иглы под кожей снова ожили…
– Когда я… стану королевой, – произнесла Эрика тихо срывающимся голосом, отрубая слова, будто мечом, – я прикажу… повесить тебя на площади… и срезать с тебя кожу… живьём… медленно… полоска за полоской… и буду смотреть на это с балкона, обмахиваясь веером.
И от этих слов, от той страсти, с которой она их произнесла, у Викфорда внутри словно пронёсся огненный смерч, рождая чёткое ощущение того, что это путешествие он и правда закончит на эшафоте. Перед глазами мелькнуло видение, в котором он стоит на площади, привязанный цепями к столбу, а она на балконе – в короне и изумрудном шёлке…
И это было первое видение в его жизни, лишенной Дара.
– Это большая честь для пса – умереть от руки его королевы, – произнёс Викфорд хрипло и, оттолкнувшись от стены, вышел, прихватив с собой стрелы и лук.
Часть 2. Дорога в Гранард
Глава 10. Кто предатель?
Уезжала Эрика с тяжёлым сердцем.
Ей казалось, она делает что-то непоправимое и глупое – почему-то такая мысль зародилась у неё в голове. Она обошла замок, глядя с тоской на тёмную полосу леса. Именно там, в этом лесу, её душа начала понемногу заживать после всего, что произошло: бегства из родного дома и потери всех близких. А сейчас её снова, как дерево, вырывают с корнями из земли и отправляют в какие-то неведомые края.
Она присела на подоконник в башне. В этом безлюдном месте она любила наблюдать за горизонтом, за небом и облаками, а сейчас смотрела на то, что происходит во дворе: как тавиррцы вьючат лошадей, как дети стоят поодаль, наблюдая за мрачными мужчинами, на Викфорда, который напряженно говорил о чём-то с Корином Блайтом.
Псы торопились, и Эрика хоть и посмеялась сегодня утром над их командором, но в душе была согласна с тем, что уехать нужно поскорее. Она искренне удивилась, узнав, что Ивар Йорайт решил вернуться, чтобы отомстить. Викфорд не сказал ему, что Эрика невеста самого короля, и, видимо, зря. Может, тогда Ивару не пришло бы в голову ехать сюда, чтобы подраться. А может, это была его уязвлённая гордость? Хотя это странно: её прежний жених не отличался буйным нравом, а уж о том, чтобы сражаться, и речи не шло, так что случилось? Но сейчас у неё не было сомнений, что в этот раз Викфорд убьёт беднягу Ивара.
Её размышления прервали голоса, доносившиеся снизу, с лестницы, и Эрика прислушалась. Полуразрушенная восточная башня, примыкавшая к длинному амбару, обычно была пуста. Ночью на её вершине любил сидеть филин, а днём в неё иногда забиралась Эрика, да и то лишь когда хотела погрустить и побыть одна, поэтому и удивилась, узнав в одном из говоривших дядю Тревора. Второй голос был ей незнаком.
– Я не спрашиваю тебя, Тьен, что мне делать! – раздражённо говорил дядя.
– А тебе следовало бы знать, что Нье'Каваны против! И Нье'Риганы, и Малены, и Киффы! – мужчина по имени Тьен был явно разгневан.
– Мне плевать, кто там против! Я сейчас старший мужчина клана, и буду делать так, как посчитаю нужным. А если Киффов что-то не устраивает, то пусть придумают план получше! И если это всё, зачем ты сюда прискакал, то убирайся!
– Значит, ты не одумаешься?
– Я уже подписал бумаги, и Эрика тоже.
– Бумаги же ещё здесь, как я понимаю? – вкрадчиво спросил Тьен.
– Даже не думай! Если ты хоть пальцем шевельнёшь, я тебе его оторву и засуну туда, куда тебе не понравится, ты понял меня? – прохрипел дядя зло. – Я сделаю что решил, и никакие Киффы или Малены мне не помешают. А ты проваливай! Где были Нье'Риганы, когда проклятый король жёг наши города? Когда казнили Дивира? Думали отсидеться на севере? Передай им – пусть подотрутся чертополохом!
– Ты предатель! Ты предаёшь всё, за что мы боролись! Ты хочешь жить под пятой проклятого короля?
– Я просто хочу жить, Тьен, а ты, видимо, сдохнуть. Но я не позволю тебе утащить за собой и всех нас, проваливай!
– Пеняй на себя, – зло выплюнул Тьен.
Они ушли, а Эрика вспомнила, что слышала от отца о Тьене Нье'Ригане – сыне найта с севера из клана Орешника. Видимо, это был он и, судя по разговору, северные кланы не поддерживали мирный договор, который от лица всех балеритов подписали она и дядя Тревор. Самый север Балейры всё ещё не был покорён тавиррцами – озёра, болота и туманы сильно мешали войскам короля Раймунда.
Эрика вздохнула. С одной стороны, это глупо, ведь Балейра всё равно проиграла, и только вопрос времени, когда падёт строптивый север. Но, с другой стороны, она уважала желание северян стоять до последнего. И будь она мужчиной, то не поступила бы как дядя Тревор, а ушла бы сражаться.
Она выглянула в маленькое окно, что выходило на разрушенную стену, и увидела, как Тьен Нье'Риган уходит в сторону леса. У стены он обернулся, и Эрика успела разглядеть его лицо, а потом он набросил капюшон и нырнул в густой ольховник.
Эрика услышала, как её зовут, и спустилась вниз. Настало время уезжать. Прощание с Кинвайлом было коротким, потому что отряд торопился, но на лицах жителей замка она не увидела сочувствия. Когда стало известно, с каким поручением приехали тавиррцы, всё как-то сразу изменилось. Все смотрели на неё теперь так, будто после обряда она уже надела на голову вражескую корону и сама стала врагом. И чувствовать это было очень неприятно. И только тётя Бригитта, прощаясь, вытерла скупую слезу и сложила пальцами руну удачи. Да ещё самая младшая из дочерей Бригитты – Марин, привязала к её седлу оберег, сплетённый из травы и ивовых ветвей – для хорошей дороги. Эрика улыбнулась скупо и пришпорила коня. Хотелось плакать. Даже не плакать – выть, но псы не должны увидеть её слёз.
Псы были с ней вежливы и учтивы. И при них Викфорд тоже вёл себя с Эрикой с должным почтением, ни словом, ни взглядом, ни намёком не выдавая того, что вообще произошло между ними. Как будто они установили негласное перемирие на то время, пока их окружают другие люди. Перемирие, похожее на стену из хрусталя, прозрачную и прочную, через которую не слышно, что говорят, но по лицам прочесть всё-таки можно.
И по лицам тавиррцев она читала – они недовольны тем, что она путешествует теперь с ними на равных, что они не могут позволить вести себя как обычно. Если бы она ехала в карете, как настоящая леди – другое дело. А так…
Они молчали и лишь изредка перебрасывались ничего не значащими фразами о дороге.
Викфорд ехал впереди, Эрика в центре отряда, а позади ещё две вьючных лошади, на которых везли её вещи. Впрочем, ей было как-то всё равно, что везти с собой в Кальвиль. Хоть вообще ничего, и она не стала брать всё, что приготовила ей Бригитта.
После прощания с тётей, с замком Кинвайл – этим последним островком чего-то родного, что оставалось у неё в жизни, на душе у Эрики было тошно. А когда за их спинами сомкнулись деревья, и отряд двинулся по тропе, она вдруг остро ощутила такую тоску и одиночество, что хотелось упасть лицом прямо в мох и заплакать. И впервые по-настоящему подумалось: что ждёт её впереди? Какой он – король Раймунд? Человек, с которым ей предстоит прожить всю жизнь…
О нём говорили разное, в основном, плохое. Что он жесток, что огромен и некрасив, что лицо у него рябое и рыбьи глаза, зато прекрасен дворец. Что он был уже трижды женат, и что первую жену сослал в монастырь, признав сумасшедшей, вторая умерла от лихорадки, а третья – в родах. И ни от одной жены у него не родилось живого наследника. Кто-то говорил, что он проклят, потому что вырубил священные леса балеритов, но в это Эрика не особо верила. Леса он велел вырубить уже когда женился в третий раз, так что если он и был проклят, то уж точно по какой-то другой причине. А вот теперь ей предстояло стать его четвертой женой. И каждый шаг, который делала её лошадь, приближал к этому моменту.
Душа у Эрики наполнялась отчаянием, потому что только сейчас она по-настоящему ощутила глубину своего несчастья. Жить в окружении врагов, без единой родной души рядом, ложиться в постель с тем, кто отдал приказ казнить её отца, сжечь её мать и уничтожить её страну. Улыбаться ему, родить детей…
Она вдохнула судорожно, вырвавшись из этих гнетущих мыслей, и желание схватить стрелы, лук и убить кого-нибудь снова затопило её по самую макушку, а взгляд упёрся в спину Викфорда. И, как и в прошлые разы, её накрыло безотчётной волной ненависти к нему, ведь король был далеко, а его наместник – вот он, рядом…
Мысли вернулись к сегодняшнему утру, и ей снова стало стыдно. Вспомнился его взгляд, слишком красноречивый, слишком откровенный, и то, как он разглядывал её жадно, не стесняясь, и сейчас, когда утренняя ярость в ней немного улеглась, это стало её пугать.
Не стоит его злить. Она здесь одна с дюжиной здоровых мужчин, и, судя по утреннему взгляду Викфорда, все они отнюдь не монахи. Эрика вспомнила разговоры псов о том, что они не присягали королю и как собирались сжечь её и весь Кинвайл, если их командор умрёт. А значит, их ничто не сдерживает, кроме золота. Псы они и есть псы. И Эрика пообещала себе больше не провоцировать никого из них. Всё-таки она везёт мирный договор, а её несдержанность может обернуться продолжением войны.
Викфорд как будто тоже решил держаться от неё подальше. Он теперь вообще с ней не разговаривал и не обращался напрямую, стараясь передавать поручения только через кого-то из своих людей. Чаще всего это был барристер – Хилет Тейн. Невысокий полноватый мужчина со светлыми волосами, тщательно спрятанными под бархатный берет с пером. Он ехал рядом с Эрикой, держа перед собой сумку с кофром для свитков, и трясся над ней, как над горшком золота. Впрочем, это и неудивительно – за пропажу бумаги такой ценности король быстро укоротит его на целую голову. Но он единственный во всём отряде, кто не вызывал у Эрики раздражения и злости, и она задавала ему ничего не значащие вопросы о Кальвиле. Он охотно отвечал и даже рад был такому собеседнику: видимо, общество псов было для него слишком уж грубым.
Первый день ехали почти без остановки, переночевали в каком-то заброшенном доме в стороне от дороги, и встали с рассветом. И следующий день Эрика тоже провела в седле. Она хоть и привыкла к тому, чтобы целыми днями охотиться в лесу, но вот двое суток подряд на лошади – такое путешествие оказалось крайне утомительным.
Эрика не понимала, куда они направляются, потому что дорога на юг осталась в стороне, а они свернули на какую-то тропу и двинулись сначала на запад, а потом на восток. В отряде с ними ехал проводник по имени Кун, и по его речи и одежде можно было догадаться, что он балерит. Он и определял направление. Но чутьё подсказывало Эрике, что едут они либо не в Кальвиль, либо очень странной дорогой. И от этого на душе становилось тревожно. За всё время пути Викфорд сделал всего две коротких передышки, и Эрика догадалась, что видимо они путают следы – стремятся уйти от возможной погони.
На второй день к вечеру она уже едва не падала из седла от усталости, но просить Викфорда об отдыхе ей не позволяла гордость. К счастью, об этом попросил барристер, пожаловавшись на то, что у него разболелась спина, и они свернули на ночёвку к постоялому двору в какой-то схуне. Лес в этом месте отступал ближе к холмам, обнажая небольшую долину с извилистой речушкой в низине, по берегам которой расположились три десятка домов. Война пощадила это место, и постоялый двор был почти не тронут огнём и мечом. Разве что мужчин в деревне почти не осталось. Так что, увидев вооружённых наёмников, хозяйка бросилась суетиться и старалась угодить тавиррцам, видя, что они при деньгах.
Эрике отвели лучшую комнату на втором этаже в мансарде, а псы разместились кто где, в основном на сеновале, потому что в доме было всего-то четыре комнаты. Хозяйка сновала туда-сюда, не глядя никому в глаза и бормоча себе под нос напоминания о том, что нужно не забыть. Собрала на стол лепешки и похлёбку – больше здесь нечем было разжиться.
Эрика попросила у хозяйки горячей воды – помыться, взяла еду и ушла к себе в комнату. С наслаждением стянула сапоги. Ей казалось, они едут уже целую вечность, и за всё время пути это был её первый настоящий отдых.
Она проснулась резко от тревожного чувства в груди и запаха дыма. Села на кровати рывком не осозновая в полной мере, где она находится. В эту ночь она спала так крепко, что не сразу поняла: крики и дым вокруг – это не сон. И в первый момент ей показалось, что она опять дома, в Гранарде, что это снова осада замка, и горит крыша конюшни. С улицы доносилась тавиррская брань и звон мечей, и сердце у Эрики в груди заколотилось набатом, а руки и ноги вмиг стали ледяными.
Она натянула одежду, бросилась к окну, выглянула и увидела, что уже светает, и что ей вовсе не снится пожар – это горит стена постоялого двора со стороны входа. Среди дыма метались какие-то люди, а во дворе шёл бой. Она едва успела отпрянуть от окна, как в косяк вонзилась стрела с рыжим оперением, а следом ещё одна. Эрика побежала к выходу, но тут же вернулась – внутри дома уже всё заволокло дымом, и она, закашлявшись, захлопнула дверь. Снова попыталась выглянуть в окно, но кто-то держал его на прицеле, и стрела вонзилась в дерево почти у виска.
Триединая мать!
Эрика отпрянула и с ужасом подумала, что будет глупо умереть вот так, вот здесь, при том, что она смогла пережить осаду и штурм их замка в Гранарде, пройти половину страны и ускользнуть из лап вездесущих тавиррских эмиссаров.
Дверь распахнулась от удара ногой, и вместе с клубами дыма в комнату ворвался Викфорд. Его лицо в крови и саже выглядело ужасно. Он удерживал над головой толстый плед, шагнул Эрике навстречу и схватил за руку.
– Живо за мной! – крикнул и закашлялся. – Одеяло возьми! На голову! Быстро! Держись за меня!
Со стороны лестницы раздавался гул пожара.
– Мы же сгорим! – воскликнула Эрика.
Но Викфорд только стиснул её руку почти до боли и потащил за собой прямо в гущу дыма.
Огонь уже лизал балясины лестницы, и сердце у Эрики от затопившего её страха гулко колотилось о рёбра, а ноги просто приросли к полу, потому что шагнуть навстречу своему самому страшному кошмару она была не в силах.
Ещё с того дня, когда пылали дома в Гранарде, когда на площади наспех сооружали костёр, на который потом взошла её мать, когда её няня – старая Леоха, тащила её сквозь дым по коридору к стене, почти столкнув в ров, полный тухлой воды, и тем самым спасла ей жизнь… С того дня Эрика панически боялась огня. Боялась и ненавидела. Он приходил к ней иногда в кошмарах, перемежаясь тавиррской бранью, топотом копыт по мостовой и звоном мечей, и у этого страха была голова белого волка в серебряном круге и запах дыма. Этот страх сдавливал горло железным обручем, заставляя вскакивать посреди ночи и плакать потом беззвучно.
И вот сейчас всё было ровно так, как в её самом страшном кошмаре. Пламя яростно рвалось снизу вверх по деревянным стенам холла, в лицо пахнуло жаром, и от этого зрелища Эрику почти парализовало. Она даже кричать не могла, вцепилась в дверной косяк рукой, и только одна мысль билась в голове – сейчас она умрёт.
– Я не могу! – прохрипела, пытаясь броситься обратно к окну.
Но Викфорд с силой дёрнул её на себя и рявкнул, перекрикивая гул пламени:
– Нельзя, дура! Убьют!
Обхватил за талию, набрасывая на голову одеяло, и почти поволок за собой в удушливую жаркую тьму. Они едва не скатились по лестнице, давясь дымом и чувствуя, как он рвёт внутри лёгкие, заставляя почти выплёвывать их рваным кашлем, и в голове всё плывёт, и уже непонятно где верх, а где низ, и куда надо бежать. Эрику накрыло каким-то безумием – хотелось закричать, но она не могла.
Викфорд почти вслепую выбил плечом раму в нижнем окне и вытолкнул Эрику наружу, а сам прыгнул следом, перекатился на спину, кашляя и давясь воздухом. Но тут же вскочил и, схватив скорчившуюся Эрику поперёк талии, потащил прочь от горящего дома. А она не могла идти, только цеплялась за него скрюченными пальцами, падала на колени и дрожала. И тогда Викфорд, кашляя и ругаясь, рывком поднял её на руки и бросился прочь куда-то между амбаром и кустами, в сторону оврага, за густые заросли жимолости.
Они упали прямо в росистую траву. Эрику трясло, она ловила губами воздух и всё не могла надышаться.
– Никуда не уходи! Жди здесь! Поняла?! – крикнул Викфорд, склоняясь над ней, а затем поднялся и, согнувшись пополам, побежал обратно.
А Эрика лежала и дышала, чувствуя лишь одно – как же это чудесно – просто дышать.
Когда она выбралась из оврага, огонь уже охватил здание полностью, и гудел ровно, уносясь вверх ровным ярким столбом. Деревне повезло: рассветный воздух был тих и спокоен, ни ветерка, и постоялый двор находился в стороне от других домов, прямо у дороги, а иначе сгорело бы всё – такая сила была у этого огня.
Бой закончился. Эрика увидела псов, окровавленных, потных, злых, в саже и с обнаженными мечами. Они стояли на выкошенной лужайке между дорогой, пожарищем и амбаром, а повсюду были трупы и кровь. На траве у ног Корина Блайта лежали двое нападавших, один из которых оказался серьёзно ранен. И рядом, припав на одно колено, стоял Викфорд, приставив кинжал к горлу второго пленного.
– Отвечай, кто послал?! Не скажешь – язык отрежу!
Но пленный только мотал головой и бормотал что-то бессвязное.
Веточка тополя, веточка ивы…
– Ты будешь говорить? – Викфорд схватил мужчину за ворот куртки, ударил кулаком по лицу и тряхнул так, что у того мотнулась голова – того и гляди оторвётся.
– Он блаженный какой-то, – пожал плечами Корин и, направляя меч на пленника, добавил: – добить их надо, командор, и убираться.
Эрика подошла ближе и неожиданно узнала в пленном сына кузнеца. В Кинвайле его месяц назад приставили охранять их с Бригиттой, когда дядя Тревор оставил им денег. Его звали Уилмор, и он был совершенно безобиден, слушал во всём Бригитту, таскал воду, ходил за лошадьми и помогал по хозяйству. Как он оказался здесь, среди нападавших, было совершенно непонятно.
Викфорд вытер потный лоб тыльной стороной ладони, встал и махнул Корину – действуй.
– Нет! Нет! Стойте! – воскликнула Эрика, бросаясь к пленному. – Не убивайте его! Я его знаю! Он из замка Кинвайл! Это сын кузнеца! Он… он и правда блаженный. Он не опасный, просто очень сильный. Пожалуйста, не убивайте его!
– Госпожа! Госпожа! – Уилмор взглянул на Эрику, узнал её и, вцепившись пальцами в её сапог, внезапно заплакал.
Она простёрла над ним руки, будто могла защитить от дюжины вооружённых мужчин, и глядела на Корина умоляюще. А псы вокруг смотрели на неё зло, вытирая кровь с мечей и лиц, потому что среди них тоже были раненые, и двое довольно серьёзно. И на их лицах не было ни жалости, ни сострадания, а только одно желание – убивать.
– Его нельзя оставлять в живых, – жёстко ответил Корин, и в его голубых глазах блеснули острые льдинки, – он приведёт остальных. Как-то же они нас нашли.
Он перехватил меч поудобнее, но Эрика выступила вперёд, подставляясь под лезвие и заслоняя собой Уилмора, и воскликнула горячо:
– Не трогайте его! Он не выдаст нас. Он же… он же вообще не понимает, что делает! Он просто делает то, что ему говорят!
Уилмор покачивался, глядя на свои связанные руки, что-то бормотал, и было понятно, что он очень сильно напуган.
Эрика обвела всех глазами, но не увидела на лицах остальных псов ничего, кроме злости. Для них кучка убитых балеритов не имела никакого значения, и она ощутила, как на неё снова накатывает ярость. И хотя она понимала, что нападавшие сами виноваты, но всё это… всё это было неправильно!
– Как решит командор, – Корин чуть отвёл меч и взглянул на Викфорда. – Но убить их – это единственно правильное решение.
Эрика обернулась и тоже посмотрела на Викфорда. И только сейчас заметила, как страшно он выглядит: весь в крови и саже, волосы опалены огнём и одежда, но страшнее всего были его глаза – чёрные, будто в них сама бездна. Он стоял и смотрел то на Эрику, то на Уилмора, который покачивался и бормотал, не понимая, что в это мгновенье его жизнь висит на волоске.
Веточка тополя, веточка ивы…
– Вы убили достаточно балеритов, оставьте жизнь этому несчастному, он же не опасен! – горячо воскликнула Эрика, указывая рукой на Уилмора. – Добивать раненых – как же это благородно! А особенно вот таких!
– А ничего, что этот здоровяк подпёр дверь бревном и обложил дом снопами соломы? – Викфорд снова вытер лоб и сплюнул на траву. – Вы могли сгореть заживо, найрэ Нье'Лири.
Их взгляды схлестнулись, сошлись, будто два меча, и какое-то мгновенье казалось, что этот поединок между ними ничем хорошим не закончится.
– Он просто делал то, что ему сказали! – выдохнула Эрика.
Она чуть отступила, так и держа руки расставленными, словно крылья, и пытаясь защитить беднягу Уилмора, потому что Викфорд зло усмехнулся и шагнул навстречу Эрике, не убирая меч.
– Что на этот раз предложите взамен, госпожа? – спросил он, придав своему лицу выражение какого-то странного безразличия.
Эрика опешила. Это был не свадебный турнир, не игра, он и правда собирался убить этих несчастных. Да как он может вот так шутливо торговаться за их жизнь?! И новая волна ненависти подкатила удушливой волной. Эрика, вскинув голову, и произнесла жёстко:
– Может, возьмёте мою жизнь? Много ли будет стоить жизнь королевы, которая не способна защитить своих подданных?
Викфорд прищурился, опалив её взглядом, потом посмотрел на Уилмора и пожал плечами.
– Я всего лишь пёс, найрэ, у меня есть обязанность защищать вашу жизнь, и нет права её отнимать. Предложите что-то другое, госпожа, – он перехватил меч, и голос его прозвучал издевательски. – Может быть, вашу милость?
– Милость?! Какой же милости вы хотите? – воскликнула она.
– Однажды я о ней попрошу, а вы её окажете. – Её глаза блеснули гневом, но Викфорд добавил: – Не переживайте, найрэ, я хоть и пёс, но всё ещё Адемар. Даю слово, что моя просьба никак не затронет вашу честь.