Карта дней Риггз Ренсом
– Правда? Вы уверены?
– Если есть хоть один шанс, что это сработает, я попрошу одобрения Совета задним числом. Ну, а если не сработает, мы, полагаю, очень быстро это поймем.
– Фантастика! – воскликнула Эмма. – А теперь, когда мы решили этот вопрос… – она потащила меня за руку к воде, – пора немного поплавать!
Меня это застало врасплох, и я не успел ее остановить.
– Стой! Нет… мой телефон! – Я выхватил его из кармана джинсов, прежде чем плюхнуться по грудь в море, и швырнул на берег, Горацию.
Эмма окунула меня и быстро поплыла прочь, а я, хохоча, погреб вслед за ней.
Внезапно меня охватило неистовое счастье. Счастье быть среди друзей, щуриться на слепящее солнце, плыть за красивой девушкой, которой я нравлюсь… Которая любит меня, как она сама однажды сказала.
Блаженство.
Впереди Эмма нашла песчаную отмель и встала по пояс в воде, хотя до берега было довольно далеко. Ласковые местные течения часто выкидывали такие шутки.
– Привет! – выдохнул я, слегка запыхавшись, и тоже встал ногами на песок.
– Вы всегда купаетесь в синих джинсах? – спросила она, улыбаясь.
– Конечно. Все так делают. Это последний писк моды.
– А вот и нет.
– А вот и да. Это называется нано-деним, он высыхает уже через пять секунд после выхода из воды.
– Невероятно.
– А еще они сами себя складывают.
Она подозрительно прищурилась.
– Ты серьезно?
– И готовят завтрак.
Она плеснула в меня водой.
– Нехорошо шутить над девушками из прошлых веков!
– Слишком уж легко над ними шутить! – сказал я, уворачиваясь и окатывая ее в ответ.
– Нет, правда. Я ожидала куда большего по части летающих автомобилей, роботов-помощников и тому подобного. Роботобрюки уж как минимум!
– Ну, извини. Зато мы изобрели интернет.
– Какое разочарование.
– Догадываюсь. Я бы тоже предпочел летающие автомобили.
– Нет, я разочарована, что ты оказался таким вруном. У меня были на нас такие виды… А, ладно.
– Мне просто было нужно выговориться. Больше никаких шуток, обещаю.
– Обещаешь-обещаешь?
– Ну, спроси меня что-нибудь. Обещаю-обещаю, что скажу чистую правду.
– Хорошо.
Она широко улыбнулась, отвела мокрую челку и опять скрестила руки на груди.
– Расскажи про свой первый поцелуй.
Я почувствовал, как краснею, и постарался уйти под воду, чтобы это скрыть, – но надолго все равно не вышло, потому что надо же как-то дышать.
– Я, видимо, нарвался.
– Тебе известны все углы и закоулки моей романтической истории. Как-то нечестно, что я ничего не знаю о твоей.
– Да там и знать-то нечего.
– Вздор! Что, даже и не целовался ни разу?
Я оглянулся, надеясь найти что-нибудь способное ее отвлечь.
– Гм…
Я утонул примерно по нос и пробормотал что-то неразборчивое; получилось много пузырей.
Она положила ладони на воду, и через мгновение та забурлила, испуская пар.
– Говори, или я тебя сварю!
Я живо выскочил на поверхность.
– Ладно, ладно, признаюсь! Я встречался с одной супермоделью, она была научный гений, а потом еще с двойняшками, которые получили премию за гуманитарную деятельность и экзотические сексуальные дарования. Но ты куда лучше, чем любая из них!
Пар окутал ее на мгновение, когда же он рассеялся, ее рядом со мной больше не было.
– Эмма? – я запаниковал и стал шарить руками в воде. – Эмма!
Сзади раздался плеск, я обернулся, и мне тут же плеснули воды в лицо. Эмма расхохоталась.
– Я же сказала: никаких больше шуток!
– Ты меня напугала! – я пытался протереть глаза.
– Ни за что не поверю, что такой симпатичный парень ни разу не целовался, прежде чем на сцене появилась я.
– Ну, хорошо, один раз, – сознался я. – Но это почти не стоит упоминания. Думаю, девушка на мне, гм, экспериментировала.
– О, боже. Это уже интересно.
– Ее звали Джанин Уилкинс. Она поцеловала меня за трибунами на дне рождения у Мелани Шах в скейт-центре «Звездная пыль». Сказала, что устала быть «поцелуйной девственницей» и хочет проверить, на что это похоже. Взяла с меня обещание, что я никому не скажу, и пригрозила, что если я разболтаю, пустит слух, что я все еще мочусь в постель.
– О, небо. Вот ведь шлюха.
– Вот и вся моя захватывающая история.
Эмма округлила глаза, потом легла на спину, позволив воде держать себя. Счастливый щебет друзей становился то сильнее, то слабее, сопровождаемый тихим шумом волн.
– Джейкоб Портман, непорочный, как свежевыпавший снег.
– Гм… ну, да, – сказал я, чувствуя себя крайне неловко. – Странная формулировка, правда.
– Вообще-то, стыдиться тут нечего.
– Знаю, – сказал я, не вполне уверенный, что это так.
Все фильмы и ТВ-шоу для подростков мужского пола в один голос намекали, что оставаться девственником к тому времени, когда пора получать водительские права, – это серьезная личная неудача. Я понимал, что это идиотизм… но как быть, если слышишь такое каждый божий день?
– Я имею в виду, что ты бережешь свое сердце. И я высоко это ценю, – сказала Эмма и искоса посмотрела на меня.
Палец ее прочертил поверхность воды, оставив за собой хвост пара.
– В любом случае меня это не слишком беспокоит. Уверена, это… не навсегда.
– Да? – я почувствовал легкую дрожь.
– Время покажет.
Эмма опустила ноги и выпрямилась в воде. Она устремила на меня пристальный, изучающий взгляд; нас подтолкнуло ближе друг к другу. Руки встретились, ноги переплелись под водой. Но не успело переплестись что-нибудь еще, как до нас донеслись крики. Мисс Сапсан и Гораций махали нам с берега.
– Это Хью, – я, пошатываясь, вышел из волны, и Гораций тут же сунул мне телефон.
Я постарался держать его подальше от мокрых волос.
– Да?
– Джейкоб! Твои дядюшки просыпаются, и родители, кажется, тоже.
– Буду дома через пять минут. Держи их на месте.
– Попытаюсь, но ты лучше поторопись. У меня больше нет пыли, а твои дяди очень злы.
Все, кто мог бегать, побежали. Бронвин несла на руках Оливию. Мисс Сапсан, умевшая ходить и летать, но не бегать, сказала, что догонит нас. Краем глаза я заметил, как она нырнула в море и скрылась под волнами. Через мгновение ее одеяния всплыли на поверхность без хозяйки, которая вырвалась из воды в туче брызг уже в облике птицы и пронеслась у нас над головами в сторону дома. Зрелище ее превращений всегда вызывало у меня желание завопить и захлопать в ладоши, но я сдержался – вдруг кто из нормальных смотрит – и помчался дальше.
К дому мы добрались, задыхаясь, все в поту и песке, но приводить себя в порядок времени не было. Через гаражную дверь уже доносились сердитые голоса моих дядьев. Надо было поскорей разобраться с ними, пока старая миссис Меллорус не услышала и не вызвала полицию. Я ринулся в гараж и с порога принялся извиняться перед родичами – рассерженными, растерянными и начинающими опасно закипать. Через минуту дядя Бобби и дядя Лес свирепо прошли мимо меня в дом, где тут же наткнулись на мисс Сапсан. Она встретила их в холле – со своим соколиным пером и пронзительным взглядом, – и вскоре дядюшки были тихие, мирные и податливые, как пластилин. Прочистить им разум оказалось так легко, что я был почти разочарован. Провести дальнейшую беседу с двумя осовелыми и внушаемыми субъектами мисс Сапсан предоставила мне. Я усадил их в кухне на высокие табуреты и объяснил, что за последние двадцать четыре часа в их жизни не случилось ровным счетом ничего интересного, что мое душевное здоровье совершенно безупречно, а вся наша недавняя семейная драма разыгралась по причине неправильно поставленного новым психиатром диагноза. Дальше я на всякий случай предупредил их, что всякие странные британские личности, которых они вполне могут встретить на протяжении ближайших недель – или наткнуться при попытке позвонить нам домой по телефону, – это дальние родственники со стороны отца, явившиеся почтить память дорогого усопшего дедушки.
Дядя Бобби кивал как зачарованный. Дядя Лес бормотал: «Угу» – и рассеянно складывал в карманы остатки омлета с нашего завтрака.
Я велел им как следует выспаться, вызвал такси и отправил домой. Дальше настало время заняться родителями.
Я попросил Бронвин отнести их наверх, в спальню, пока сонный порошок окончательно не выветрился, – чтобы им не пришлось просыпаться в разбитой машине в окружении напоминаний о событиях прошлой ночи. Она положила их на кровать и закрыла дверь.
С минуту я мерил шагами коридор снаружи, оставляя песочные следы на ковре и нервно пытаясь придумать, что бы такое сказать. По лестнице поднялась Эмма.
– Эй, – прошептала она. – Прежде чем ты туда войдешь, я хочу, чтобы ты кое-что узнал.
Я подошел, и она сжала мне руку.
– Да?
– Ты ей нравился.
– Кому?
– Джанин Уилкинс. Девушка не подарит свой первый поцелуй кому попало, понимаешь?
– Я… ох, – мой разум попробовал находиться сразу в двух местах, но потерпел поражение и сдался.
Она расхохоталась и опустила глаза.
– Нет, насчет нее я вполне серьезно. Но я пришла пожелать тебе удачи. Хотя вряд ли тебе нужно еще – она у тебя и так есть.
– Спасибо.
– Мы будем внизу, если вдруг тебе что-то понадобится.
Я кивнул. Потом поцеловал ее. Она улыбнулась и ушла вниз по лестнице.
Родители проснулись в уюте собственной постели. Сквозь жалюзи лесенкой светило солнце. Я следил за ними из кресла в углу, грызя ногти и стараясь сохранять спокойствие.
Мама открыла глаза первой.
Она поморгала, протерла их, потом села, застонала и принялась растирать шею. О том, что последние восемнадцать часов она проспала в машине, она явно не имела никакого понятия – у кого хочешь после такого шея заболит.
А дальше она увидела меня и нахмурилась.
– Милый, – сказала она. – Что ты здесь делаешь?
– Я… я просто хотел кое-что объяснить.
Тут она посмотрела на себя и, видимо, поняла, что одета так же, как прошлым вечером. Лицо ее стало растерянным.
– Сколько сейчас времени?
– Около трех, – сказал я. – Мам, все хорошо.
– Нет, не хорошо, – она озиралась по сторонам, и ее растерянность на глазах переходила в панику.
Я встал. Она ткнула в меня пальцем.
– Стой там!
– Мам, только не надо пугаться. Позволь мне объяснить.
Она на меня не смотрела – просто игнорировала, как будто на самом деле меня тут и не было.
– Фрэнк, – она потрясла папу. – Фрэнк!
– М-м-м.
Он перевернулся на другой бок. Мама потрясла его сильнее.
– Франклин!
Вот она, моя последняя возможность. Момент, к которому столько готовился. Я быстро перебрал несколько разных стратегий, но все они сейчас выглядели крайне нелепо – слишком тупо, слишком глупо. Когда папа сел и стал протирать глаза, я потерял все самообладание, вдруг подумав, что не смогу найти нужных слов.
Впрочем, это уже было неважно – пора было выходить на сцену.
– Мам, пап, мне надо кое о чем с вами поговорить.
Я подошел к изножью кровати и начал говорить. Сейчас я уже почти не помню, что говорил, – только чувствовал себя, как коммивояжер, которому открыли дверь, а он толком не выучил речь. Я говорил о последних словах дедушки, о необычных фотографиях и открытке от мисс Сапсан, и о том, как все это привело меня к дому странных детей и к живущим в нем старинным друзьям Эйба, которые не только до сих пор живы, но даже ничуть не постарели. Я обнаружил, что неуклюже танцую вокруг терминов вроде «временной петли» и «особых способностей», потому что это как-то слишком быстро и слишком сильно. Моя куцая, отредактированная версия правды в сочетании с нервным возбуждением наверняка лишь укрепляла родителей в мысли, что я не в своем уме, и чем больше я говорил, тем дальше они от меня отодвигались, и мама натягивала одеяло на плечи, а папа вжимался в изголовье кровати, и жила у него на лбу, вылезавшая в минуты стресса, уже плясала джигу. Словно моя гипотетическая мания и вправду была заразной.
– Хватит! – закричала наконец мама. – Я не могу больше это слушать!
– Но это правда, и если бы ты только выслушала меня до конца…
Но она уже отбросила одеяло и выскочила из кровати.
– Мы услышали достаточно! Мы и так знаем, что с тобой случилось. Это все травма из-за дедушки! Ты перестал принимать таблетки!
Совершенно рассвирепев, она мерила шагами комнату.
– Мы отправили тебя через полмира по совету шарлатана, выбрав для этого самое худшее время, и у тебя случился нервный срыв! Тебе совершенно нечего стыдиться, но с этим надо что-то делать. О’кей? Нельзя и дальше прятаться в этих твоих… историях.
Мне словно пощечину дали.
– Да вы мне даже шанса не дали…
– Мы дали тебе сотню шансов, – перебил меня папа.
– Нет. Вы никогда мне не верили.
– Разумеется, не верили! – воскликнула мама. – Ты одинокий мальчик, потерявший важного для тебя человека. А потом ты встречаешь этих детей, «особенных», совсем как твой дедушка, и видеть их можешь только ты? Тут даже доктором быть не надо, чтобы поставить диагноз. Ты выдумывал себе друзей с двух лет!
– Я не говорил, что только я могу их видеть! – возразил я. – Вы сами их видели прошлой ночью на дороге.
На мгновение родители замерли, будто встретили привидение. Вполне возможно, они успели вытеснить вчерашнее происшествие – такое бывает, когда какое-нибудь событие категорически не сочетается с твоими представлениями о реальности.
– О чем ты говоришь? – спросила мама, и ее голос дрогнул.
Кажется, делать нечего – остается только познакомить их с моими друзьями.
– Хотите встретиться с ними? – предложил я. – Еще раз?
– Джейкоб! – сказал папа, и в его голосе была явная угроза.
– Они здесь, – продолжал я. – Обещаю, они не опасны. Просто… сохраняйте спокойствие, ладно?
Я открыл дверь и пригласил в комнату Эмму. Она успела сказать: «Привет, мистер и миссис Портман…», когда мама начала кричать.
Вбежали мисс Сапсан и Бронвин.
– В чем дело? – спросила мисс Сапсан.
Мама отпихнула ее в сторону – на самом деле отпихнула!
– Вон! ВОН ОТСЮДА!
Бронвин явно взяла себя в руки, чтобы не схватить маму и не швырнуть об стену.
– Мэриэнн, успокойся! – завопил папа.
– Они не причинят тебе вреда! – сказал я, пробуя схватить ее за плечи, но она вырвалась и кинулась прочь из комнаты.
– Мэриэнн! – закричал папа и хотел побежать следом, но тут Бронвин схватила его за руки.
Он был еще слишком вялый после пыли, чтобы бороться с ней, и за мамой побежал я.
Она кинулась в кухню и попыталась вооружиться разделочным ножом. Мои странные друзья вылезли из укрытий и обступили ее кольцом на безопасном расстоянии, а она, прижавшись спиной к холодильнику, размахивала ножом.
– Успокойтесь, миссис Портман! – сказала Эмма. – Мы не причиним вам никакого вреда!
– Отойдите от меня! – вопила мама. – Боже мой! Боже мой!
Не знаю, было ли дело в Оливии, подкрадывавшейся к ней по потолку – она нашла в гараже рыболовную сеть и собиралась сбросить ее на маму сверху – или в голосе Милларда, вещавшем из пустого халата, но мама, наконец, упала в обморок. Нож запрыгал по плиточному полу, а она рухнула рядом. Зрелище было такое жалкое, что мне пришлось отвести глаза.
Я слышал, как папа кричит наверху, зовя маму по имени. Судя по звукам снизу, он, наверное, подумал, что мы ее убили.
– Мы за ней присмотрим, – сказала мне Эмма. – Иди к отцу.
Я пнул нож ногой, так чтобы он улетел под шкаф – вдруг мама придет в себя. Эмма, Гораций, Хью и Миллард подняли ее и понесли на кушетку. Делать мне здесь было больше нечего, и я помчался наверх.
Отец скорчился в углу спальни с подушкой в обнимку. Бронвин возвышалась в дверях, раскинув руки, готовая поймать его при первой же попытке к бегству. При виде меня выражение папиного лица стало ледяным.
– Где она? – спросил он. – Что они с ней сделали?
– Мама в полном порядке, – поспешил заверить его я. – Она сейчас спит.
Он покачал головой.
– Она этого не переживет.
– Переживет. Мисс Сапсан умеет стирать воспоминания. Она просто ничего не вспомнит.
– А твои дяди?
– С ними то же самое.
Тут как раз вошла мисс Сапсан.
– Мистер Портман? Здравствуйте!
Отец не обратил на нее внимания. Он продолжал смотреть на меня.
– Как ты мог? – почти выплюнул он. – Как ты мог привести этих людей к нам в дом?
– Они пришли помочь мне, – сказал я. – Помочь убедить вас, что я не сумасшедший.
– Вы не смеете так поступать с людьми, – это он уже обратился к мисс Сапсан. – Врываться к ним в жизнь, рушить все, пугать до смерти, стирать что вздумается. Так нельзя.
– Судя по всему, правду вашей супруге не осилить. Пока, по крайней мере, – сказала она. – Но Джейкоб очень надеялся, что с вами будет иначе.
Папа медленно встал, уронив руки по бокам, – покорный, но злой.
– Ну, хорошо. Вываливайте это на меня.
Я обернулся на мисс Сапсан.
– С тобой все будет хорошо? – спросила она.
Я кивнул.
– Мы все время будем снаружи, – пообещала она, и они с Бронвин вышли, прикрыв за собой дверь.
Я говорил долго.
Я сидел на краю кровати, а папа – в углу, в кресле. Он смотрел в пол, ссутулив спину, словно ребенок, которому приходится терпеть выволочку.
Я решил не обращать на это внимания. И рассказал всю свою историю с самого начала, сумев и на этот раз сохранить спокойствие. Рассказал, что именно нашел на острове, как встретил странных детей и кем они оказались. Как понял, что я – такой же, как они. Я даже рассказал ему про пустт, хотя и не стал вдаваться в подробности того, что случилось потом, умолчав о наших битвах, о Библиотеке Душ и о злых братьях мисс Сапсан. Сейчас довольно и того, чтобы он понял, кем был его отец и кем являюсь я.
Я закончил.
Несколько минут он молчал. И испуганным больше не выглядел – только печальным.
– Ну? – сказал я.
– Я должен был догадаться, – ответил он. – То, как вы с дедушкой поладили… Как будто у вас двоих был свой тайный язык.
Он тихонько кивнул своим мыслям.
– Я должен был догадаться. Думаю, какая-то часть меня это прекрасно знала.
– Что ты имеешь в виду? Ты знал про дедушку, но не знал про меня?
– Да. Нет. Черт, я не знаю.
Он пристально смотрел куда-то мимо меня, словно пытался разглядеть что-то в тумане.
– Думаю, где-то глубоко внутри я действительно знал, только никогда не хотел в это верить.
Я пододвинулся к краю кровати.
– Он тебе сказал?
– Кажется, он как-то пытался. Но я, должно быть, вытеснил это воспоминание… Или кто-то украл его у меня. Но прошлой ночью… – папа постучал себя пальцами по лбу. – При виде этих людей что-то у меня в голове соскочило с крючка.
Теперь настала его очередь говорить, а моя – слушать.
– Когда это случилось, мне было, наверное, десять. Твой дедушка уезжал в эти свои долгие деловые поездки и пропадал неделями. Я всегда хотел поехать с ним, и просил, и умолял, но он всегда, всегда отказывал. До того самого дня. Когда он вдруг взял и согласился.
Папа встал и принялся расхаживать по комнате, словно только что вспомнил, что это придает ему нервной энергии – чтобы было что сжигать.
– Мы поехали уже не помню куда – в северную Флориду или в Джорджию. По дороге подобрали какого-то его друга. Я его знал: он бывал у нас в доме раз или два. Черный парень, всегда с сигарой во рту. Эйб звал его Эйч. Просто Эйч. Раньше он себя вел очень дружелюбно, но на этот раз так и бурлил какой-то странной энергией и все поглядывал на меня, а пару раз я даже слышал, как он спрашивает папу: «Ты точно уверен, что стоит?» В общем, уже стемнело, и мы остановились на ночлег в каком-то мерзком старом мотеле. Посреди ночи отец разбудил меня: он был реально напуган. Сказал, чтобы я быстро собирался, и погнал скорей на улицу, в машину. Я пошел, как был, в пижаме, и тоже ужасно испугался – потому что папа ничего никогда не боялся. Ничего. Мы помчались вон с парковки, как будто за нами гнались зомби, но не проехали и двух кварталов, когда машину р-р-раз – и накренило, как будто нас кто-то ударил в бок, – да только никаких других машин на дороге не было. И тут отец ударил по тормозам, встал, а потом открыл дверь и выскочил из машины. Ложись, Фрэнк, говорит, и чтобы тебя было не видно, не слышно. Глаз я отвести не успел, и следующее, что я помню, это как его вздернуло в воздух что-то невидимое, а потом он стал издавать эти ужасные звуки горлом и упал обратно, на землю, и выл, словно зверь, и глаза у него – я видел его в свете фар, как сейчас помню, – закатились и стали совсем белые, а одежда была вся испачкана какой-то черной дрянью. И тогда я выскочил из машины и побежал прямо в кукурузное поле, не оглядываясь. Наверное, я в какой-то момент отключился, потому что дальше помню уже снова кровать в мотеле, и папу, и Эйча, и с ними еще двоих-троих каких-то людей. Все они выглядели как-то странно и были в крови и в грязи, и еще этот запах… Бог ты мой, что за запах! А у одного из них – в жизни не забуду этого зрелища – совсем не было лица. Просто гладкая маска из кожи. Я так перепугался, что даже кричать не мог. А папа и говорит, мол, все хорошо, Фрэнки, не бойся, эта леди сейчас тебе что-то скажет. И та женщина, она была очень похожа на нее… – тут он показал на мисс Сапсан, которая приоткрыла дверь и заглянула в комнату. – Она что-то со мной сделала, так что наутро воспоминаний уже почти не осталось. Как будто мне просто приснился плохой сон. А папа больше никогда об этом случае не говорил.
– Ей полагалось стереть ваши воспоминания, – заметила мисс Сапсан. – Судя по всему, она не закончила свою работу.
– И очень зря, – сказал отец. – Мне годами снились кошмары. Одно время я даже думал, что сойду с ума. Папа сказал ей, чтобы она не полностью стерла мне память. Настоящий садизм – поступать так с ребенком, как думаете? Но, наверное, он хотел, чтобы я все знал. Как будто школьную доску протерли, но если приглядеться, все еще можно что-то прочитать. Но я не хотел читать. Я не хотел ни видеть, ни знать. Потому что я совсем не хотел такой правды о своем отце. Чтобы мой папа… был таким.
– Ты просто хотел нормального отца, – сказал я.
– Вот именно, – сказал он, и до меня наконец дошло.
– Ну, так он таким не был. И я тоже.
– Выходит, так.
Он перестал расхаживать и сел на кровать, держась от меня подальше.
– Ваш сын – отважный и талантливый молодой человек, – холодно сказала мисс Сапсан. – Вы должны очень им гордиться.
Отец что-то пробормотал. Я переспросил. Он поднял взгляд, и в его глазах появилось выражение, которого там не было еще секунду назад. Очень похожее на отвращение.
– Ты сделал свой выбор.