Я с тобой развожусь Амелия Борн

– Сделать кондей поменьше? – задаю вопрос жене, глядя прямо перед собой на дорогу.

Пальцы чуть сильнее сжимают руль, как будто получить ответ на ничего не значащий вопрос – очень важно.

– Мне все равно.

Ей все равно. Это я уже понял. И именно поэтому мы направляемся туда, где, возможно, удастся спасти наш брак.

Сука, я даже не думал, что когда-нибудь докатимся до подобного.

Все же убавляю поток прохладного воздуха. Скашиваю взгляд на жену. Глаза, помимо воли, опускаются на ее совершенно плоский живот.

О том, что я в курсе беременности Маргариты, она сама не знает. И пока не узнает. Так нужно.

Тест с двумя полосками я обнаружил в нашей ванной с неделю назад, и когда уже собрался задать вполне закономерные вопросы, жена обезоружила меня фразой из четырех треклятых слов.

Я с тобой развожусь.

Именно это Марго и заявила мне, когда я сидел в гостиной в компании бокала виски и смотрел ничего не видящим взглядом на экран огромной «плазмы».

Размышлял в этот момент о том, в какой именно момент наша жизнь полетела к херам собачьим. Когда мы стали настолько далекими друг для друга, что даже за сраным завтраком у нас не находилось хоть пары слов о предстоящем дне?

Я запал на нее, едва увидел. Маленькая, хрупкая, но с огромными глазами, которые восторженно смотрели на мир вокруг. А эти веснушки на носу? Она их пыталась тщательно скрывать, я же – как последний идиот кайфовал от вида каждой из них.

Между нами были страсть, жажда друг по другу и разница в возрасте. В то время, как я готовился отмечать сорокалетие, Рита едва-едва переступила двадцатипятилетний юбилей.

Но и мне, и ей было плевать на все. На все нюансы, на то, что вылезало раз за разом в заголовках масс-медиа. Так было до недавнего времени. До дня, когда жена пришла ко мне и рассказала вместо новостей о беременности, что желает со мной развестись.

– Марго… мы сейчас поедем в одно место, – осторожно говорю, убрав руку с руля и потянувшись к пачке сигарет.

Я ненавижу это ее имя. Марго. Какое-то чужое настолько, что меня от него трясет. И все же сейчас готов сделать все по максимуму, чтобы только жена не обозлилась еще больше.

В следующий момент раздумываю курить. Дымить при ребенке, пусть даже он и окажется не моим, не собираюсь.

– В какое? – настороженно уточняет жена, повернувшись ко мне.

– Тебе там понравится.

Я старательно растягиваю губы в улыбке, но, наверно, получается плохо. Рита прищуривается, и ее взгляд начинает метаться по салону.

А ей ведь действительно понравится там, куда мы едем. Этот идиотский проект, который я спонсировал от нечего делать, поначалу казался мне верхом идиотизма.

Несколько пар на грани развода станут жить бок о бок в шикарном особняке. Будут встречаться – друг с другом и с психологами. Говорить о причинах скорого расставания. Пытаться спасти брак.

Черт, я ведь еще пару месяцев назад, когда отдавал указания перевести первый транш на это сомнительное действо, даже не задумывался, что сам добровольно стану участником подобного.

Но основополагающим фактором стало то, что я знал – жене действительно там понравится. В этом белоснежном доме, среди беспрестанного внимания по отношению к нам. И в то же время в месте, где не будет бесконечных звонков, моих совещаний, необходимости сорваться среди ночи на деловую встречу.

Где мы просто будем вдвоем. Ну, или втроем, хотя Рита и ни слова не сказала о нашем ребенке.

– Где понравится, Ян? – спрашивает она с опаской.

– Там, куда мы едем, – вновь увиливаю от ответа.

Рита недовольно морщится. Осматривается пристальнее, поворачивается ко мне и щурится. Мне не нравится ее взгляд, но все же удается натянуть на лицо лишенную эмоций улыбку.

– Григорьев, только не говори мне, что это будет тот самый проект, – с неверием шепчет Рита.

– Именно он, – признаюсь в задуманном.

Просто потому, что скрывать и дальше то, во что мы уже совсем скоро окунемся, поздно. Перед нами – большой особняк из белого кирпича. Обнесен забором, как будто мы не на шоу приехали, а в тюрьму собираемся сесть. Впрочем, я готов ко всему, лишь бы попытаться исправить случившееся.

– Не верю, что ты это делаешь, – растерянно продолжает жена, стоит мне остановить Кадиллак рядом с приветливо распахнутыми воротами.

– Я и сам не верю, – отвечаю с нервными смешком.

Рита хмыкает, и в этом проявлении эмоций ясно читаю затаенную боль. Черт бы все побрал! Мне очень хочется понять, из-за чего же мы все же разводимся. Не потому ли, что у жены уже давно другой, с которым она успела зачать ребенка?

Это злит настолько, что я впиваюсь в руль с такой силой, что чувствую боль в костяшках пальцев. Да уж… а ведь совсем недавно думал, что буду готов принять потомство чужого мужика.

– То есть, ты хочешь сказать, что готов выставить нашу жизнь напоказ? – недоверчиво уточняет Рита.

А мне ее к себе на колени перетянуть хочется. Впиться ртом в эти губы, с которых слетают слова с привкусом холода. Наказать за все, что с нами происходит.

– Готов, – киваю вместо этого.

Жена вдруг запрокидывает голову и смеется. Коротко и зло.

– Хорошо. Но у меня слишком мало нарядов, чтобы показаться перед публикой достойно.

– Что ты имеешь ввиду? – с непониманием хмурюсь в ответ.

Рита делает глубокий вдох и закатывает глаза. Чувствую себя полнейшим идиотом.

– Те вещи, что я взяла с собой на эти пару дней – их слишком мало, – отвечает раздельно.

– И?

Нет, я все же чертов идиот, раз мне это кажется проблемой.

– И ничего, – пожимает плечами жена.

Выходит из машины. Я – следую за ней.

Когда подхожу, вижу, как Рита запрокидывает лицо навстречу солнцу. Обычно она так не делает. Наносит на кожу солнцезащитный крем, чтобы только не было веснушек. А мне всегда хочется сказать ей, что не стоит. Что каждый поцелуй солнца я готов стереть своими губами.

– Идем? – спрашиваю у жены, кивая на особняк, в котором нас уже ждут.

А ведь этот момент я совсем не продумал. И если сейчас Рита просто покачает головой, сорвется с места и сбежит, последнее, что сделаю – догоню и помимо воли потащу на проект.

Но жена, после некоторых раздумий коротко кивает и, с чуть насмешливым выражением на лице, направляется в сторону распахнутых ворот, оставив меня тупо смотреть на то, как покачиваются ее шикарные бедра в такт тем шагам, которые могут вернуть мне единственно важное в моей жизни.

Вспышки камер на мгновение ослепляют. Вздернув подбородок, растягиваю губы в приветливой улыбке. Той, за которой посторонним никогда не понять, что чувствую сейчас на самом деле.

Навстречу нам тут же спешит радостно щебечущая блондинка – вероятно, ведущая всего этого мракобесия. Невольно обращаю внимание на то, что она именно такая, какая могла бы понравиться моему пока-еще-мужу. Возможно, он выбирал ее на эту должность лично. Возможно, она…

Нет. Сейчас совсем не подходящее время, чтобы об этом думать. Запихиваю отравляющие мысли куда-то поглубже, продолжая улыбаться дежурной искусственной улыбкой, от которой сводит скулы. Но я привыкла. За время в браке с Яном Григорьевым научилась этой публичной фальши в совершенстве. И где-то за ее бесчисленными слоями потеряла саму себя.

– Мы рады приветствовать вас на шоу… – доносится до меня восторженный лепет ведущей.

Мне удается улыбаться и кивать во всех нужных местах, хотя слушаю ее вполуха. Весь мир, кажется, сосредотачивается сейчас в той точке, где Ян берет меня за руку. Его прикосновение – властное, собственническое – вызывает внутри резкий взрыв полярных эмоций. По телу попеременно бегут мурашки и волны отвращения. Мне хочется одновременно вырвать руку и попросить его не отпускать. Но я понимаю – все эти прикосновения сейчас – наверняка рассчитаны на публику. И это то, о чем мне следует постоянно помнить.

Официальная часть шоу подходит к концу. Когда мы оказываемся в отведенном нам номере, с губ срывается потайной вздох облегчения. Прислоняясь спиной к двери, пробегаю по мужу быстрым взглядом. Не позволяю себе задержаться – кажется, что в этом случае просто сорвусь. Кажется, что он сразу прочтет меня, как очередной деловой документ, который лишь со стороны выглядит набором непонятных формул и который совершенно ясен для него одного.

Может, в этом и есть моя проблема? Я была с ним слишком открытой. Слишком доверчивой. Стала покорным приложением к богатому успешному мужу. А что такое я сама? Не потому ли он потерял ко мне всякий интерес, что вся моя жизнь вертелась вокруг него одного?

Снова чувствую себя той самой простушкой, каковой и являлась до встречи с Яном. Нелепая веснушчатая девчонка, ненавидящая каждый свой изъян. Наивная настолько, что действительно думала, что мы с ним – раз и навсегда.

Между нами сейчас лишь несколько метров и сотни невысказанных слов. Это расстояние – такое короткое и вместе с тем совершенно недосягаемое, вдруг начинает душить. Порывисто выскакиваю за дверь, пытаясь скрыться от этих ощущений. Сильная рука перехватывает мое запястье раньше, чем мне удается сделать еще один шаг.

– Куда ты? – спрашивает требовательно и от этого тона пропасть между нами, кажется, становится еще шире.

– За покупками. Мы ведь, вроде бы, не в тюрьме?

Ответить удается спокойно. Тем давно заученным скучающим тоном, каким приходится переговариваться на светских раутах.

– Я тебя отвезу, – говорит уже мягче, но в каждом слове слышится скрытая безапелляционность.

– Нет, я вызову такси, – отрезаю сразу.

Кажется, что он собирается открыть рот, чтобы поспорить, но неожиданно просто покорно кивает. И только когда отступаю на шаг, замечаю мелькнувшее в его взгляде подозрение. И остается только гадать, что кроется сейчас в мыслях некогда самого близкого человека на свете.

– Ты чо, рофлишь? – выдыхает удивленно Элеонора, когда я рассказываю ей об этом затеянном Яном шоу.

По ее манере речи можно подумать, что рядом со мной сейчас стоит подросток, но нет. Элеонора – моя бабушка по материнской линии. И она из тех, кто категорически не сдается перед возрастом. И в рамках этой борьбы в ход идут абсолютно любые средства, включая молодежный слэнг. Порой мне приходится даже лезть в гугл, чтобы понять, о чем она мне говорит. И в такие моменты я чувствую себя так, будто мы поменялись ролями и это я при ней – великовозрастная матрона, а вовсе не наоборот.

Хотя в каком-то смысле все так и есть.

– К сожалению, я не шучу, – откликаюсь на ее вопрос.

Элеонора выражает изумление одними лишь глазами – она тщательно следит за своей мимикой. И это тоже часть ее бесконечного освободительного движения против морщин. Ее целеустремленности в этом деле мог бы позавидовать любой революционер.

– Офигеть! – выносит бабуля свой вердикт и вдруг заговорщически мне подмигивает:

– А с другими участниками шоу ты уже виделась? Может, там есть кто-то дико сасный? И ходить далеко не надо – подберешь прямо горяченьким!

– Ба! – морщусь в ответ с укоризной, но она тут же шипит в ответ:

– Не называй меня так на людях! И не морщи нос – будут заячьи морщины! Они плохо поддаются уколам!

Последнее, о чем мне хочется сейчас думать – это об уколах и морщинах. Обо всем том поверхностном и наносном, когда куда более серьезные, непоправимые трещины расползаются сейчас глубоко внутри меня.

– А ты не говори ерунды, – парирую в ответ, но бабуля ничуть не смущается:

– Это не ерунда! Я всегда говорила, что этот старпер тебе совершенно не подходит!

– Он зрелый мужчина…

– Перезрелый он! – гнет свое Элеонора. – Вот поживи с мое и поймешь – мужчин надо заводить куда моложе себя. Они такие горячие, когда еще не испорченные…

– Ба, избавь меня!

– Еще раз назовешь меня «ба» – и я не избавлю, а избавлюсь! – возмущается она.

– Прости, Элеонора, – вздыхаю покорно. – Но давай не будем затевать старый спор.

– Ладно уж, – великодушно соглашается она и вдруг, обернувшись ко мне, едва не подпрыгивает на месте от восторга:

– Слушай, так я смогу делать обзоры на ютубе на каждый выпуск этого шоу!

Улыбка сама касается губ при виде того, как загораются ее глаза. Я даже завидую ее увлеченности тем, что она делает. Бабуля – живой пример того, как надо прожить жизнь, чтобы породить зависть у других. В свои шестьдесят с лишним лет – она успешный блогер, который умеет со вкусом хайпануть на чем угодно. В свои двадцать пять я завидую ее свободе мыслей и поступков.

– Давай все же сосредоточимся на моем гардеробе, – перевожу тему и, кивая на платье в витрине, уточняю:

– Как тебе это?

– Зашкваааар, – протягивает она недовольно, но тут же оживляется, увлекая меня за собой:

– А вот этот голубой комбинезончик – то, что надо!

– Как съездила?

Ян задает этот вопрос, как только я вхожу в нашу общую гостиную, что отделяет его спальню от моей. Прямо как в лучших домах Лондона! Встретились, перепихнулись и – до свидания!

– Нормально, – ограничиваюсь коротким ответом.

Ян отрывает глаза от ноутбука и вдруг окидывает меня таким взглядом, что я вмиг чувствую себя голой. Появляется даже инстинктивное желание прикрыться, как бы ни было это нелепо рядом с тем, кто знал мое тело до мельчайших черт.

– Может, продемонстрируешь? – интересуется вкрадчиво, плавно поднимаясь на ноги.

Я невольно отступаю.

– Кажется, мы здесь не за этим.

– А за чем же?

– Это ты мне скажи!

Я действительно хочу знать. Не думает же он на самом деле, что это шоу способно решить наши проблемы? Нет, наверняка с его стороны все это – лишь очередной пиар-ход. Один из спонсоров громкого шоу переживает проблемы в браке и готов решать их напоказ! Что может быть более завлекательным?

От этой мысли становится слишком горько. Как и от понимания – для меня все уже решено. Рядом с ним меня держит вовсе не надежда склеить то, что склеить невозможно. Нет. Мой путеводный маяк – глухая боль, копошащаяся внутри, словно клубок змей на дне пустого колодца – то затихающая, то безжалостно жалящая, выродившаяся в отчаянную потребность услышать от него добровольную правду.

Вот и все, что мне было нужно.

– Я думал, что это понятно. Я хочу все исправить, – доносится до меня голос мужа.

Исправить… как поломку в технике. Но отношения – не схематичный механизм, который можно наладить, заменив пару вышедших из строя деталей. Наш брак – как прохудившееся полотно, которое как ни штопай, а оно все равно продолжает ползти в тех местах, где случились разрывы.

– Ясно, – отвечаю отстраненно и вздрагиваю, когда сильные пальцы впиваются в мои плечи.

– А вот мне ни черта неясно! – выдыхает сквозь сжатые зубы. – Где ты была? С кем?

Смотрю на него потрясенно. С губ срывается неверящий смешок.

– Ты это серьезно?!

Порывисто подхватив с пола бесчисленные пакеты, кидаю их в Яна. Яркая ткань одного из платьев вспыхивает в воздухе, как резкий всполох пламени и тут же оседает к его ногам, затихая так же, как моя внезапная ярость.

– Можешь сам все примерить, – холодно подытоживаю, прежде, чем уйти в свою часть апартаментов.

Сомнения охватывают меня уже в тот момент, когда мы с Ритой устраиваемся напротив женщины с короткими волосами. Она смотрит на нас вроде как дружелюбно, но я хорошо знаю этот взгляд. При случае, психолог будет блюсти свои интересы и интересы проекта прежде всего. Будь я хоть трижды спонсор. Что ж, напомнить о том, за чей счет этот банкет, – никогда не поздно.

Моя жена напряжена, хоть и пытается это скрыть. После того инцидента, вследствие которого в меня полетело разноцветное новоприобретенное тряпье, мы вроде как общаемся. Но с такой натяжкой и холодом в каждом произнесенном слове, что у меня позвоночник леденеет.

Особенно от понимания, что мы действительно можем разойтись в самом обозримом будущем.

– Рита, Ян, – обращается к нам психолог. – Я – Марта. Сегодня мы проведем первую встречу без камер. Мне важно будет узнать о вас как можно больше.

Она дежурно улыбается, переводит взгляд с меня на Риту и обратно. Сомнения в том, что поступил верно, притащив сюда жену, захлестывают с головой.

– Если важно – узнавайте, – говорю, пожимая плечами, прежде чем Маргарита выскажется.

В этих словах – лишь желание защитить. Защитить от того, во что сам ее и втянул.

– Инициатором развода является Марго, я верно понимаю? – уточняет Марта.

Рита опаляет меня быстрым ядовитым взглядом. Поджимает губы и отворачивается. Чувствую себя предателем.

– Да, я хочу с ним развестись, – чеканит жена.

Не с Яном. Не с мужем. С ним. Вот так вот.

– Почему? – склоняет голову набок психолог.

– Почему? – вторю ей.

Впиваюсь взглядом в лицо Риты. На нем такая растерянность, словно она впервые сама задала себе вопрос – почему же она хочет со мной развестись. И на него у нее нет ответа.

– Просто хочу и все, – наконец пожимает она плечами.

Вновь надевает на лицо ту маску, которую я знаю досконально. Это не моя Маргарита. Не та женщина, которая с ума сходила по мне, и от которой у меня самого срывало крышу каждый раз, когда она просто была рядом.

– То есть, причины нет? – уточняет Марта, записывая что-то в лежащем перед ней блокноте.

– А желание разойтись – это не причина? – хмыкает Рита.

Мы оба, как по команде, поворачиваемся к ней. Не знаю, что там в голове и ощущениях психолога, я же чувствую сейчас, как по позвоночнику пробегает ледяной озноб. Настолько отстраненно говорит жена о том, что для меня является самым настоящим триггером.

– Оно в любом случае не должно было возникнуть из ниоткуда, Марго, – тихо, но все с той же дежурно-приклеенной улыбкой поясняет Марта. – Значит, о причине вы не знаете?

Да, бл*! Я хочу знать именно это – причину. И имею на это полное право, черт бы все побрал!

Смотрю на профиль жены. Она крутится в кресле, скрестив ладони перед собой в защитном жесте.

Туда-сюда, туда-сюда.

– Я. Просто. Хочу. Развестись! – наконец выдыхает Рита и, поднявшись на ноги, направляется к выходу.

Мы успеваем обменяться с Мартой короткими взглядами. В глазах психолога вижу то, что меня ужасает. Она – не понимает, что делать дальше, но соль не в этом. Суть в том, что это является отголоском того, что чувствую я сам.

Беспомощность.

Так не бывает.

Женщина, ради которой готов хоть на край света, просто не способна ни с того, ни с сего вести себя так. Даже если она беременна от другого.

– Рит!

Перехватываю жену на подходе к нашим апартаментам. Рядом никого. Да, Марта ведь сказала, что первый день мы проведем без камер. Это хорошо. А как будет уже завтра – не знаю.

– Что? – вскидывает жена брови.

Разворачивается ко мне лицом и вновь отстраняется в этом своем защитном жесте. Как будто отгородиться от меня – означает возможность выжить.

– Если ты не хочешь здесь оставаться – мы уедем, – заверяю ее, понимая, насколько неподъемным может стать этот проект, если стал его частью помимо воли.

– Отчего же не хочу? – подергивает плечами Маргарита. – Очень даже хочу.

Впиваюсь в ее лицо взглядом. В этом – что-то сродни мазохизму.

– Уверена? – уточняю шепотом.

Разве она не видит, что сейчас я уязвим, как никогда?

Растерян, нуждаюсь в ответах на те вопросы, что мучают изнутри.

– Уверена, – кивает Рита и скрывается за дверью, ведущей в наши апартаменты.

Самые комфортные из всех, чтоб их!

Вхожу за ней через пару минут. Слышу, как жена принимает душ. Сам же просто сажусь на диван и, сцепив руки в замок, смотрю на них ничего не видящим взглядом.

Правильно ли сделал, что довел до подобного? Не знаю. И дело совсем не в том, что теперь мы под прицелами камер и на виду у миллионов. Разве эта плата не минимальна за то, чтобы вернуть себе возможность дышать?

Дело в комфорте Риты. В том, что она должна чувствовать себя защищенной в первую очередь. Но, кажется, именно в этом аспекте я обосрался на все сто.

Поднявшись, запираю дверь, словно опасаюсь, что в нее начнут ломиться извне, и иду на кухню. Завариваю себе крепкий кофе, хотя вместо него хочется выпить виски.

Завтра – первый день шоу, к которому я совершенно не готов. К которому в еще большей степени не готова моя жена. Но это наш единственный шанс.

Сука… совсем недавно я и предположить не мог, что в решении самых важных вопросов я стану полагаться на тех, кто к ним не имеет совершенно никакого отношения…

– Приветствую всех на первом выпуске нашего телешоу!

От новой порции радостного щебета ведущей у меня, кажется, сводит зубы. Когда нас объявляют, мы с Яном, как и все прочие, устраиваемся на одном из диванов, стоящих по всему периметру комнаты, приспособленной под студию. В этот момент я чувствую себя до тошноты глупо, будто участвую в какой-то пошлятине вроде «давай поженимся» или «пусть говорят».

– Для начала давайте познакомимся с участниками! – продолжает, тем временем, блондинка. Как выясняется чуть позже, зовут ее Алиса. – Наша первая пара – Ян и Маргарита!

Она подскакивает к нам и я вскидываю на нее взгляд. Наблюдаю, как она устраивается рядом и, подаваясь ко мне, интересуется:

– Нам всем очень интересно, с чего же началась ваша история, Рита…

– Марго, – поправляю ее безапелляционным тоном.

Я ненавижу, когда меня называют Ритой. Наверно, почти также, как Элеонора ненавидит, когда я зову ее на людях бабушкой. Это имя – простое и безыскусное – словно отбрасывает меня куда-то назад, к той нелепой девчонке, которую я в себе похоронила. Именно она была Ритой, неуклюжей и нескладной. Я же теперь – Марго, светская львица и жена одного из самых влиятельных людей города.

Пока еще жена. И до тех пор, пока я нахожусь в данном статусе, старая добрая Рита совсем не вписывается в эту надоевшую до скрипа зубов жизнь.

– Да, Марго… – поправляется ведущая и, скрывая неловкость под белоснежной улыбкой, просит:

– Расскажите, пожалуйста, как вы познакомились с мужем.

Уголок губ невольно содрогается в кривой улыбке. Я прекрасно понимаю, к чему это все идет.

– Мы познакомились в ресторане, где я работала официанткой, – отвечаю умышленно коротко и безэмоционально. Потому что четко сознаю – нами пытаются манипулировать. Пробудить те воспоминания, после которых все участники дружно должны воскликнуть: «ах, как прекрасно мы жили! И зачем мы вообще разводимся?»

Но ключевой момент здесь – прошедшее время. И я не намерена позволять себе той слабости, на которую сейчас так бесцеремонно пытаются надавить. Я боюсь того, что за этим последует – сомнений в принятом мною решении. Сомнений, которых нельзя допускать.

Кажется, Алиса обескуражена моим лаконичным ответом. Она смотрит на Яна, ожидая от него, что он добавит к сказанному мной что-то еще. И в этот момент я испытываю какое-то иррациональное желание услышать от него нечто сентиментально-глупое. Вроде того, что когда наши глаза впервые встретились, его мир перевернулся с ног на голову… Я и сама не знаю, почему это вдруг становится таким важным, но потребность увидеть его эмоции вспыхивает болезненным пожаром. Я даже вскидываю на мужа глаза в ожидании его комментария, но он в итоге произносит лишь:

– Ну да, что-то вроде того.

Мне хочется резко рассмеяться. В первую очередь – над собой и своей глупостью. Я ведь заранее знала, что именно так он и ответит. Зачем ждала чего-то несбыточного?

Возможно, ему вообще стыдно вспоминать историю нашего знакомства. Может, он стесняется, что его жена была простой официанткой? И уж тем более ему вряд ли хочется рассказывать, как в тот день я неловко опрокинула на него содержимое тарелки, не донеся ее до стола.

Но ведущую наша неразговорчивость, похоже, уже не смущает. Глядя на меня, она говорит восторженно:

– Так это же настоящая история Золушки! Ну разве не миииило?

На ее риторический, в целом, вопрос, другие пары послушно аплодируют. Мне же все это вовсе не видится милым. Подобные истории кажутся таковыми лишь в детских сказках, а в реальности такое положение – скорее унизительно. Но в том, что я так и не стала представлять из себя нечто большее, чем аксессуар Яна Григорьева, я могу винить лишь саму себя.

Ведущая переходит к другим парам и я сосредоточиваюсь теперь лишь на том, чтобы дотерпеть до конца съемки. Хотя происходящее в какой-то степени даже забавляет. В глаза сразу кидается то, насколько неловко на этом шоу чувствуют себя практически все мужчины. Словно хищники, которых посадили в клетку и дразнят на потеху алчущей публике.

– А теперь у нас для вас сюрприз! – провозглашает наконец Алиса. – Вы все наверняка помните свое первое свидание? Мы поможем вам пережить его заново!

Я понимаю, что могу нормально дышать лишь когда выскакиваю из импровизированной студии в коридор. Шагаю так быстро, будто за мной кто-то гонится. Впрочем, это вдруг оказывается не так уж и далеко от истины.

– Маргарита! – окликает меня кто-то и я поворачиваюсь так резко, что следующая за мной женщина едва в меня не врезается. Узнать ее оказывается нетрудно – это одна из участниц шоу, которая, судя по прошедшим съемкам, была весьма разговорчива. Даже, пожалуй, чрезмерно.

– Да? – откликаюсь вежливо и на это единственное короткое слово она тут же расплывается в улыбке и заявляет:

– Я вот подумала – а почему бы нам не познакомиться поближе? Все-таки под одной крышей живем!

На мой взгляд, это вовсе не повод меня преследовать, но от ее живого взгляда возражения как-то сами застревают в горле.

– Наверно, вы правы, – отвечаю уклончиво. – Думаю, у нас позже будет для этого время.

Отстраненно улыбнувшись, я продолжаю путь к своим апартаментам, но женщина явно не понимает намека, потому что упорно идет следом.

– Меня Маша зовут, – говорит она, стараясь идти в ногу со мной.

– Да, я запомнила.

– О…

Это ее «о» так и повисает в воздухе. Мы доходим до апартаментов и она внезапно говорит:

– А почему бы нам не посидеть по-дружески прямо сейчас? Мы с Вовчиком привезли с собой из дома колбасу нашего собственного производства! Я сама ее коптила, этими самыми руками! Да что тут рассказывать? Сейчас принесу и угощу!

Она исчезает также быстро, как появилась, оставляя меня лишь недоумевать над тем, как легко и непринужденно напросилась на эти самые дружеские посиделки.

Усмехаясь этим мыслям, я вхожу в свою гостиную, оставляя дверь приоткрытой в качестве приглашения. Хотя новая знакомая, кажется, вовсе не нуждается в подобных церемониях.

Маша возвращается спустя пять минут. И в руках у нее – о Боже! – действительно палка колбасы.

– Ничего себе! – присвистывает Маша, проходя в гостиную. – Вот это хоромы! Похоже сильно тебя любит муж, Ритка!

Мне снова хочется рассмеяться. И даже не знаю, от чего больше – от этого панибратского «Ритка» или от предположения, что Ян меня любит?

– Ты так считаешь? – уточняю с усмешкой и Маша смотрит в ответ с искренним удивлением:

– Конечно! У нас-то комнатушки куда скромнее!

– То, что мужчина тратит на тебя деньги – вовсе не значит, что он тебя любит, – вырывается у меня с неожиданной горечью.

– Разве? – снова изумляется Маша. – А я тебе, подруга, так скажу – не станет мужик вкладываться в то, чем не дорожит! Даже копеечки не потратит! Знаешь, было у меня раз такое… жили мы тогда с Вовчиком совсем бедно, студентами еще были. Перебивались, можно сказать, еле-еле. И вот восьмого марта приносит Вовчик мои любимые тюльпаны! Сказал, что сэкономил те деньги, что на проезд, чтобы меня побаловать… Понимаешь? Уж сколько лет прошло, а ничего более ценного, чем те тюльпаны, мне никто никогда не дарил!

Я поджимаю губы, потому что они неожиданно начинают дрожать. Конечно, я ее понимаю. Вот только глупо сравнивать бедного студента с Яном Григорьевым, который может позволить себе абсолютно все.