Первый закон. Трилогия: Кровь и железо. Прежде чем их повесят. Последний довод королей Аберкромби Джо

Барнам стоял за порогом с протянутыми руками, готовый поймать его.

«Какой стыд! Подумать только – я, Занд дан Глокта, величайший фехтовальщик Союза, позволяю старику-слуге отнести меня на руках в ванную, чтобы отмыть от моего же дерьма! Они все, наверное, смеются надо мной – все эти болваны, которых я когда-то победил. Если они меня еще помнят. Я бы и сам смеялся, не будь мне так больно».

Несмотря на эти мысли, он безропотно перенес тяжесть с больной ноги, обхватив рукой плечи Барнама.

«В конце концов, какая теперь разница? Надо облегчить себе жизнь, насколько возможно. Насколько это вообще возможно».

Глокта сделал глубокий вдох.

– Не торопись, нога еще не до конца ожила.

Так они прыгали и ковыляли по коридору, слишком узкому для того, чтобы идти вдвоем. Казалось, что от ванной комнаты их отделяла целая миля.

«А то и больше. Я бы согласился пройти сотню миль таким, каким я был прежде, чем дойти до ванной таким, каков я сейчас. Но это моя судьба. В прошлое не вернуться. Никогда».

Восхитительно теплый пар обдал холодную и липкую кожу Глокты. С помощью Барнама, поддерживавшего хозяина под мышки, он медленно поднял правую ногу и осторожно опустил ее в воду.

«Черт возьми, горячо!»

Старый слуга помог перенести через бортик вторую ногу, потом взял его под мышки, словно ребенка, и погрузил в ванну, так что Глокта оказался сидящим в воде по шею.

– Ах-х! – Рот его разверзся в беззубой улыбке. – Горячо, как в печи Делателя, Барнам. До чего я это люблю.

Тепло теперь добралось до его ноги, и боль понемногу отступала.

«Не насовсем. Она никогда не уйдет совсем. Но так лучше. Намного лучше».

Глокта чувствовал, что ему почти хватит сил, чтобы встретить еще один день.

«Мне пришлось научиться любить маленькие радости жизни, вроде горячей ванны. Будешь любить эти маленькие радости, когда у тебя нет ничего другого».

Практик Иней ждал его внизу, в крошечной столовой, втиснув свою огромную тушу в низенькое кресло возле стены. Глокта рухнул на соседнее сиденье, и до его ноздрей донесся запах от исходившей паром овсянки. Из миски косо торчала деревянная ложка, даже не касаясь края. В желудке заурчало, рот наполнился обильной слюной.

«Налицо все симптомы сильнейшей тошноты».

– Ура! Снова овсянка! – вскричал Глокта. Он взглянул на неподвижно замершего практика. – Тому, кто кушает овсянку, дела нет до денег в банке. Вечно весел спозаранку тот, кто кушает овсянку!

Розовые глаза смотрели не мигая.

– Такая детская песенка, ее пела моя матушка. Впрочем, раньше я и не думал есть эту бурду. Но теперь, – он погрузил ложку в миску, – я ем овсянку без конца!

Иней смотрел на него без выражения.

– Она полезная, – проговорил Глокта, запихивая в рот ложку сладкой бурды и зачерпывая следующую. – Вкусная. – Он затолкал в себя еще каши. – И самое главное, – закончил он, чуть не подавившись, – ее не надо жевать!

Он отпихнул от себя почти полную миску и отшвырнул ложку.

– Ммм! – промычал он. – С хорошего завтрака начинается хороший день, ты не находишь?

Он как будто разговаривал с беленой стеной, только у стены было бы побольше эмоций.

– Итак, архилектор снова желает меня видеть?

Альбинос кивнул.

– И чего же наш славный вождь хочет от нас, как ты думаешь?

Иней пожал плечами.

– Хм-м. – Глокта облизнул остатки овсянки с беззубых десен. – Как тебе показалось, он в хорошем настроении?

Жест повторился.

– Ладно, ладно, практик Иней, не стоит рассказывать мне все сразу, я не справлюсь с такой лавиной информации.

Молчание. Барнам вошел в комнату и убрал миску со стола.

– Хотите чего-нибудь еще, сэр?

– Несомненно. Большой кусок мяса с кровью и хорошее хрустящее яблоко. – Он взглянул на практика Инея. – Я в детстве любил яблоки.

«Сколько раз я уже повторял эту шутку?»

Иней бесстрастно смотрел на него. Смеха от него не дождешься. Глокта повернулся к Барнаму, и старик изобразил усталую улыбку.

– Ну ладно, – вздохнул Глокта. – У человека должна быть надежда, не так ли?

– Разумеется, сэр, – пробормотал слуга, направляясь к двери.

«Не так ли?»

Кабинет архилектора располагался на самом последнем этаже Допросного дома, а это означало долгий мучительный путь наверх. Что еще хуже – в коридорах было полно народа. Практики, служащие, инквизиторы кишели повсюду, как муравьи в навозной куче. Когда Глокта ощущал на себе их взгляды, он хромал вперед, улыбаясь и высоко держа голову. Когда он чувствовал, что остался один, он останавливался и переводил дыхание, потел и ругался черными словами, потирал и шлепал свою ногу, чтобы возвратить в нее скудную жизнь.

«Зачем надо лезть так высоко?» – спрашивал он себя, шаркая по сумрачным коридорам и взбираясь по спиральным лестницам огромного лабиринта. К тому времени, как он достиг приемной, Глокта совершенно вымотался, тяжело дышал и натер левую руку рукояткой трости.

Секретарь архилектора с подозрением уставился на него из-за большого черного стола, занимавшего половину комнаты. Напротив стояло несколько стульев для посетителей, нервно дожидавшихся своей очереди. Большую двойную дверь в кабинет окаймляли два здоровенных практика: неподвижные и мрачные, они тоже походили на мебель.

– Вам назначено? – требовательно спросил секретарь. Он говорил высоким пронзительным голосом.

«Ты прекрасно знаешь, кто я такой, самодовольный говнюк!»

– Конечно, – резко ответил Глокта. – Неужели вы думаете, что я стал бы лезть на эот чердак лишь затем, чтобы полюбоваться вашим столом?

Секретарь окинул его надменным взглядом. Это был бледный миловидный юноша с копной соломенных волос.

«Какой-то высокомерный пятый сын мелкого дворянчика, страдавшего чрезмерной активностью чресел, будет смотреть на меня свысока?»

– Ваше имя? – спросил секретарь презрительно.

Терпение Глокты было истощено долгим подъемом. Он хрястнул тростью по поверхности стола так, что секретарь чуть не выпрыгнул из своего кресла.

– Ты что, черт тебя дери, совсем без мозгов? Сколько у вас здесь увечных инквизиторов?

– Ээ… – промямлил секретарь, нервно жуя губами.

– Ээ? Ээ? Это что – число такое, «ээ»? Отвечай!

– Ну, я, конечно…

– Я Глокта, болван! Инквизитор Глокта!

– Да, господин, я просто…

– А ну вытаскивай свой жирный зад из кресла, идиот! Не заставляй меня ждать!

Секретарь вскочил на ноги, поспешил к двери, открыл одну створку и почтительно встал рядом.

– Так-то лучше, – проворчал Глокта и зашаркал следом за ним.

Ковыляя мимо практиков, он покосился на них и заметил на лице одного слабую улыбку.

Комната мало изменилась с тех пор, как он приходил сюда в последний раз, шесть лет назад. Это было округлое, похожее на пещеру помещение; купол потолка украшали уродливые резные лица горгулий, из единственного огромного окна открывался впечатляющий вид на шпили Университета и большой кусок внешней стены Агрионта, за которыми маячил зловещий силуэт Дома Делателя. Белые стены почти сплошь закрывали полки и шкафы, где громоздились высокие аккуратные стопки папок и бумаг. С немногочисленных свободных участков глядели несколько темных портретов, включая большой портрет теперешнего короля Союза в молодости. Король выглядел мудрым и строгим.

«Нарисовано, конечно, еще до того, как он превратился в дряхлое пугало. Нынче в нем куда меньше властности и куда больше капающей слюны».

В центре комнаты стоял тяжелый круглый стол, а на его столешнице была изображена очень детальная карта Союза. Каждый город, где имелось отделение инквизиции, отмечался драгоценным камнем, а посередине возвышался маленький серебряный макет Адуи.

За этим столом в старинном кресле с высокой спинкой сидел сам архилектор, погруженный в разговор с другим человеком – сухопарым, лысеющим стариком с кислой физиономией, в темной одежде. Завидев ковыляющего к ним Глокту, Сульт просиял; выражение лица его собеседника не изменилось.

– О, инквизитор Глокта, очень рад, что вы смогли к нам присоединиться. Вы знакомы с генеральным инспектором Халлеком?

– Нет, еще не имел удовольствия, – ответил Глокта.

«И не похоже, что это вообще доставит удовольствие».

Старый бюрократ поднялся с места и без особого энтузиазма пожал Глокте руку.

– А это один из моих инквизиторов, Занд дан Глокта, – проговорил архилектор.

– Да-да, конечно, – буркнул Халлек. – Вы, если не ошибаюсь, служили в армии? Я как-то видел, как вы фехтуете.

Глокта постучал тростью по ноге:

– Едва ли это случилось недавно.

– Да, верно…

Повисло молчание.

– Генеральный инспектор, вероятее всего, скоро получит весьма значительное повышение, – сказал Сульт. – Его ждет место в закрытом совете.

«В закрытом совете, да неужели? И правда, весьма значительное повышение!»

Однако Халлек, казалось, не испытывал особого восторга.

– Я могу считать этот вопрос решенным, только когда его величество изволит пригласить меня, – отрезал он. – Не раньше.

Сульт без усилий обогнул этот острый угол.

– Я уверен, совет понимает, что вы единственный, кого стоит рекомендовать теперь, когда Сепп дан Тойфель больше не является кандидатом.

«Наш старый друг Тойфель? Не является кандидатом для чего?»

Халлек нахмурился и покачал головой.

– Тойфель… Я работал с ним десять лет. Он мне никогда не нравился…

«И никто другой, судя по твоему виду».

– Но я никогда бы не подумал, что он изменник.

Сульт скорбно покачал головой:

– Мы все тяжело это переживаем. Но вот у меня его признание, черным по белому. – Он со страдальческой миной потряс сложенным листом. – Боюсь, коррупция пустила корни очень глубоко. Кто знает это лучше меня? Моя печальная обязанность – прополка нашего сада.

– Верно, верно, – пробурчал Халлек, угрюмо кивая. – И вы заслуживаете за это благодарности от всех нас. Как и вы, инквизитор.

– О нет, только не я, – скромно возразил Глокта.

Некоторое время все трое взирали друг на друга, изображая взаимное почтение. Наконец Халлек отодвинул свой стул.

– Что ж, ладно. Налоги сами собой не взимаются, и мне пора возвращаться к работе.

– Постарайтесь провести с удовольствием последние дни на этом посту! – посоветовал Сульт. – Уверен, король пришлет за вами очень скоро!

Халлек позволил себе скупейшую из улыбок, затем попрощался с ними сдержанным кивком и зашагал прочь. Секретарь проводил его за дверь и плотно прикрыл тяжелую створку. Воцарилось молчание.

«И будь я проклят, если я первый заговорю».

– Полагаю, вы удивляетесь, что все это может значить. А, Глокта?

– Такая мысль действительно приходила мне в голову, ваше преосвященство.

– Еще бы! – Сульт поднялся со своего кресла и зашагал через комнату к окну, заложив руки в белых перчатках за спину. – Мир меняется, Глокта, мир меняется… Старый порядок рушится. Верность, долг, честь, гордость… Эти понятия давно вышли из моды. И что же заняло их место? – Он глянул через плечо и скривил губу. – Жажда наживы. Купцы становятся новой властью в стране. Банкиры, лавочники, торговцы. Мелкие людишки с мелкими умишками и мелкими устремлениями. Они верны только самим себе, их долг состоит лишь в наполнении собственных кошельков, их единственная гордость заключается в том, чтобы надуть тех, кто стоит выше их, а честь оценивается в серебряных монетах!

«Нет нужды спрашивать, к какому разряду принадлежишь ты сам».

Сульт хмуро посмотрел на открывавшийся за окном вид и повернулся.

– В наши дни, как мы видим, чей угодно сын может получить образование, открыть дело и стать богатым. Купеческие гильдии – торговцы шелком, торговцы пряностями и им подобные – неуклонно увеличивают свое богатство и влияние. Разные выскочки, самонадеянные простолюдины диктуют условия тем, кто от природы поставлен повелевать ими! Их жирные алчные пальцы дергают за струны власти. Это становится невыносимым!

Он передернулся и вновь зашагал по комнате.

– Я буду говорить с вами откровенно, инквизитор. – Архилектор взмахнул рукой, показывая, что его откровенность является бесценным подарком. – Никогда прежде Союз не казался таким могущественным, никогда не владел столькими землями; но за этим фасадом мы слабы. Вряд ли для кого-то является секретом, что король уже не в состоянии самостоятельно принимать решения. Кронпринц Ладислав – хлыщ, окруженный льстецами и дураками. Его интересуют лишь азартные игры и наряды. Принц Рейнольт гораздо лучше приспособлен для того, чтобы править, но он, к сожалению, младший. Закрытый совет, чья задача должна бы состоять в том, чтобы направлять наш тонущий корабль, доверху набит мошенниками и интриганами. Кто-то из них еще верен короне, но таких немного, и каждый готов тащить короля туда, куда ему вздумается.

«Какая досада – очевидно, они все должны тащить его туда, куда вздумается тебе?»

– Тем временем Союз осажден врагами, опасности грозят ему из-за границ и изнутри. В Гуркхуле правит новый энергичный император, он готовит страну к еще одной войне. Северяне тоже взялись за оружие и рыщут на границах Инглии. В открытом совете дворяне требуют возвращения им старинных привилегий, а в деревнях крестьяне выступают за новые права. – Он тяжело вздохнул. – Да, старый порядок рушится, и ни у кого не хватает ни искренности, ни мужества поддержать его.

Сульт помедлил, глядя на один из портретов: плотный лысый человек в белых одеждах. Глокта сразу узнал его: Цоллер, величайший из архилекторов. Неустанный ревнитель инквизиции, герой палачей, бич непокорных.

Тот мрачно взирал со стены, словно даже после смерти мог сжечь изменниковвзглядом.

– Цоллер, – проговорил Сульт. – В его время все было по-другому, уверяю вас. При нем не было ни жалобщиковкрестьян, ни мошенниковкупцов, ни недовольных дворян. Если человек забывал свое место, ему напоминали об этом каленым железом, и любой судья, осмелившийся возразить, пропадал без следа. Инквизиция в те дни была благородным учреждением, где работали самые лучшие, самые умные. Служить своему королю и искоренять измену – таковы были их единственное желание и единственная награда!

«О да, отличная была жизнь в старые времена!»

Архилектор снова скользнул на сиденье и наклонился к Глокте через стол.

– Теперь же мы стали учреждением, где третьи сыновья обедневших дворян набивают себе карманы взятками. Где разное отребье удовлетворяет свою тягу к истязанию людей. Наше влияние на короля постоянно слабеет, наш бюджет урезается. Когда-то нас боялись и почитали, Глокта, а теперь…

«А теперь мы превратились в горстку жалких мошенников».

Сульт нахмурился и продолжал:

– Ну, скажем мягко, теперь это не совсем так. Интриги и измены множатся, и я боюсь, что инквизиция уже не справляется со своими задачами. Слишком многим наставникам нельзя больше верить. Их заботят не интересы короля и государств, а собственная выгода.

«Наставникам? Нельзя верить? Я сейчас упаду в обморок от потрясения!»

Брови Сульта сошлись еще ближе к переносице.

– И теперь еще умер Феект.

Глокта поднял голову.

«Вот это новость».

– Что? Лорд-канцлер?

– Об этом объявят завтра утром. Он умер внезапно несколько дней назад, среди ночи, когда вы были заняты с вашим другом Реусом. Обстоятельства его смерти не совсем ясны, но ведь ему было почти девяносто. Удивительно, что он протянул так долго. «Золотой канцлер», так его называли. Величайший политик своего времени. Его изображение уже высекают в камне, чтобы поставить на аллее Королей. – Сульт хмыкнул. – Величайшая награда, на какую любой из нас может лишь надеяться. – Глаза архилектора сузились, превратившись в голубые щелочки. – Если у вас сохранились детские представления о том, что Союзом правит король или высокородные болтуны из открытого совета, можете с ними проститься. Закрытый совет – вот где находится истинная власть! И ее там больше, чем когда-либо со времени болезни короля. Двенадцать человек в двенадцати больших неудобных креслах, один из них я. Двенадцать человек с очень разными взглядами, и в течение двадцати лет, в годы войны и в мирное время, Феект поддерживал равновесие совета. Он натравливал инквизицию на судей, банкиров – на военных. Он был осью, на которой вращалось королевство, основанием, на котором оно покоилось. Теперь он умер, и на этом месте образовалась дыра. Не одна, а множество зияющих дыр – и люди будут торопиться заполнить их. У меня есть ощущение, что слезливый болван Маровия, это кровоточащее сердце Верховного суда, этот самозваный любимец простонародья, станет первым в очереди. Очень зыбкая и опасная ситуация. – Архилектор уперся кулаками в стол перед собой. – Мы должны позаботиться о том, чтобы нежелательные люди не воспользовались представившейся возможностью.

Глокта кивнул.

«Кажется, я понимаю, что вы имеете в виду, архилектор. Мы должны позаботиться о том, чтобы этой возможностью воспользовались мы, и никто другой».

– Вряд ли стоит упоминать о том, что лорд-канцлер – одно из самых могущественных лиц в государстве. Сбор налогов, королевская казна, монетный двор – все находится в его ведении. Деньги, Глокта, деньги! А деньги – это власть, вы и без меня знаете. Новый канцлер будет назначен завтра. Первым кандидатом считался наш старый друг мастер-распорядитель монетного двора Сепп дан Тойфель.

«Понимаю. Что-то подсказывает мне, что он больше не кандидат».

Сульт скривил губу:

– Тойфель был тесно связан с купеческими гильдиями, в первую очередь с торговцами шелком. – Презрительная усмешка превратилась в угрюмую гримасу. – К тому же он поддерживал верховного судью Маровию. Так что сами видите: из него вряд ли выйдет приемлемый лорд-канцлер.

«Да, действительно. Абсолютно неприемлемый».

– Генеральный инспектор Халлек, по моему мнению, подошел бы гораздо лучше, – продолжал архилектор.

Глокта взглянул в сторону двери и переспросил:

– Он – лорд-канцлер?

Сульт, улыбаясь, поднялся с места и двинулся к одному из шкафов у стены.

– Да, именно он. Его ненавидят все, и он ненавидит всех, кроме меня. Более того, он закоренелый консерватор, презирающий купечество и все, что связано с торговцами. – Он раскрыл шкаф, достал оттуда два бокала и изящный графин. – Его нельзя назвать в полной мере моим сторонником, но он мне симпатизирует и чертовски враждебно относится к остальным. Я не вижу более подходящего кандидата.

– Он показался мне искренним, – кивнул Глокта.

«Но не настолько искренним, чтобы я доверил ему нести меня в ванну. А вы, ваше преосвященство?»

– Да, – кивнул Сульт, – он для нас очень ценен. – Архилектор разлил по бокалам темно-красное вино. – Вдобавок мне удалось устроить так, что на место мастера-распорядителя монетного двора тоже назначен подходящий человек. Я слышал, что торговцы шелком буквально кусают губы от злости! Да и Маровия, сволочь, не слишком-то счастлив. – Сульт весело рассмеялся. – Столько хороших новостей, и за все я должен благодарить вас!

Он подал Глокте один из бокалов.

«Яд? Медленная смерть в конвульсиях и блевотине на этом красивом мозаичном полу? Или я просто упаду лицом вперед на его стол? – но ему ничего не оставалось, как взять бокал и сделать глоток. Вино было незнакомым, но восхитительным. – Наверное, из каких-то прекрасных и очень далеких мест. По крайней мере, если я умру прямо здесь, мне не придется ковылять обратно по лестницам».

Однако архилектор тоже пил, лучась благожелательной улыбкой.

«Ну что ж, значит, я еще протяну хотя бы до вечера».

– Да, мы с вами сделали хороший первый шаг, – говорил Сульт. – Времена сейчас весьма опасные, однако опасность и благоприятные возможности зачастую идут рука об руку.

Глокта ощутил странный холодок, ползущий по позвоночнику.

«Страх? Или честолюбие? Или и то и другое вместе?»

– Мне нужен человек, который поможет привести все в порядок, – заявил архилектор. – Тот, кто не боится ни наставников, ни купцов, ни даже закрытого совета. Тот, на кого я смогу положиться, кто будет действовать тонко, осмотрительно и безжалостно. Тот, чья верность Союзу вне сомнений и у кого нет друзей в правительстве.

«Тот, кого все ненавидят? Тот, кого можно подставить в случае провала? Тот, к кому никто не придет на похороны?»

– Мне нужен человек на должность чрезвычайного инквизитора, Глокта. Он будет действовать вне контроля наставников, но полностью под моим руководством. Он будет отчитываться только передо мной. – Архилектор поднял бровь, словно следующая мысль только сейчас пришла ему в голову: – Мне кажется, вы исключительно подходите для такой задачи. Что вы об этом думаете?

«Я думаю, что у человека на подобной должности будет очень много врагов и только один друг. – Глокта поднял голову, чтобы посмотреть на архилектора. – И этот друг может оказаться совсем ненадежным. Я думаю, что человек на такой должности протянет очень недолго».

– У меня есть время, чтобы обдумать ваши слова?

– Нет.

«Опасность и благоприятные возможности зачастую идут рука об руку».

– Тогда я согласен.

– Превосходно. Не сомневаюсь, что это начало долгого и продуктивного сотрудничества, – улыбнулся ему Сульт, глядя поверх своего бокала. – Вы знаете, Глокта, из всех купцов, что копошатся здесь, торговцев шелком я нахожу наиболее отвратительными. Во многом именно благодаря их влиянию Вестпорт в свое время вступил в Союз, и именно благодаря деньгам Вестпорта мы выиграли войну в Гуркхуле. Король, разумеется, вознаградил членов гильдии, дав им неоценимые права торговли, но их самонадеянность стала невыносимой. Глядя на то, какую важность они на себя напускают и какими привилегиями пользуются, можно вообразить, будто они сами сражались в битвах. Высокочтимая гильдия торговцев шелком! – насмшливо протянул он. – Сдается мне, теперь, когда ваш друг Реус дал нам удобный шанс вонзить в них крючок, мы покроем себя позором, если позволим им выкрутиться.

Глокта немало удивился, хотя постарался это скрыть.

«Копать глубже? Но зачем? Если торговцы шелком выкрутятся, они продолжат платить, и очень многие люди останутся довольны. В настоящее время они напуганы и уязвимы: гадают, кого назвал Реус, кто окажется следующим у нас на скамье. Если мы копнем глубже, они могут оскорбиться или с ними вообще будет покончено. Тогда они перестанут платить, и множество людей потеряют свою выгоду. Кое-кто даже в этом самом здании».

– Я готов продолжить расследование, ваше преосвященство, если вам угодно, – произнес вслух Глокта и сделал еще глоток. Вино действительно было превосходным.

– Мы должны действовать осторожно, Глокта, и очень основательно. Деньги торговцев шелком текут, как молочные реки. У гильдии имеются друзья в высочайших дворянских кругах – Брок, Хайген, Ишер, множество других, даже среди самых именитых людей страны. Каждый из них, как нам известно, в свое время прикладывался к этой золотой соске, а дети начинают плакать, если у них отбирают молоко. – На лице Сульта промелькнула жестокая усмешка. – Тем не менее, если детей хотят приучить к дисциплине, их необходимо время от времени заставлять плакать. Кого этот червяк Реус назвал в своем признании?

Глокта, превозмогая боль, наклонился вперед, подтянул к себе листок с признанием Реуса, развернул его и принялся изучать список имен снизу вверх.

– Сепп дан Тойфель, его мы уже знаем.

– О да, его мы все знаем и любим, инквизитор, – сказал Сульт, лучась улыбкой. – Но мне кажется, мы можем спокойно вычеркнуть его из списка. Кто еще?

– Что ж, давайте посмотрим. – Глокта кинул неторопливый взгляд на бумагу. – Гарод Полст, торговец шелком.

«Ну, это просто никто».

Сульт нетерпеливо махнул рукой:

– Это просто никто.

– Солимо Сканди, торговец шелком из Вестпорта.

«Тоже никто».

– Нет-нет, Глокта, мы найдем кого-нибудь получше, чем этот Солимо как-его-там, не правда ли? Эти мелкие торговцы не представляют интереса. Вытащи корень, и листья опадут сами собой.

– Вы совершенно правы, архилектор. Вот еще Виллем дан Робб, мелкий дворянин, занимает незначительную должность на таможне.

Сульт задумчиво посмотрел на Глокту и покачал головой. Тот продолжил:

– Еще есть…

– Подождите! Виллем дан Робб… – Архилектор прищелкнул пальцами. – Его брат Кирал – один из придворных королевы. Он как-то раз прилюдно оскорбил меня. – Сульт улыбнулся. – Да, Виллем дан Робб подойдет. Арестуйте его.

«Итак, копаем глубже».

– Служу и повинуюсь, ваше преосвященство. Есть ли еще какие-то конкретные имена, которые следует упомянуть? – спросил Глокта и поставил на стол опустевший бокал.

– Нет, – ответил архилектор, отвернувшись от него, и снова махнул рукой. – Кто угодно. Мне все равно.