Холодное железо: Лучше подавать холодным. Герои. Красная страна Аберкромби Джо

Искусство убеждения

Ранним утром на кривых улочках Сипани еще царила тишина. Монца поежилась, плотнее запахнула куртку, спрятала руки под мышки. На посту у двери она стояла уже около часа, все больше коченея и выдыхая в туманный воздух облачка пара. Уши и ноздри пощипывало от холода. Странно, что сопли в носу не замерзали. Но она терпела. Должна была терпеть.

«Девять десятых войны – это ожидание», – писал Столикус.

Все десять – казалось ей сейчас.

Мимо, посвистывая, прошел мужчина, прокатил тачку, груженную соломой. Монца смотрела ему вслед, пока черный силуэт не растворился в тумане.

Ей хотелось, чтобы рядом был Бенна.

И еще хотелось, чтобы при нем была трубка.

Мысли застряли в голове, как заноза под ногтем, – не избавиться. Монца облизала пересохшие губы. О, чудесное, покалывающее жжение в легких… вкус дыма во рту, тяжесть, разливающаяся по рукам и ногам, свет, заполняющий мир, когда следа не остается от сомнений, ярости, страхов…

Вновь послышались шаги. Из темноты вынырнули две фигуры. Монца напряглась, сжала кулаки, не обращая внимания на боль в искалеченной руке. Впереди шла женщина в ярко-красном плаще с золотой вышивкой. Сзади – мужчина… слуга, тащивший на плече тяжелый сундук.

– Пошевеливайся! – крикнула женщина с едва заметным союзным акцентом. – Если я опять опоздаю…

Тишину прорезал звонкий свист Витари. Из подворотни выскользнул Трясучка, догнал слугу, ухватил за руки. Из ниоткуда вышел Баламут, нанес ему четыре мощных удара в живот. Бедняга и вскрикнуть не успел. Повалился на мостовую, и его начало рвать.

Зато вскрикнула женщина. Вытаращила глаза, развернулась, собираясь бежать. Но из мрака впереди донесся голос Витари, зловеще вопросивший:

– Карлота дан Эйдер, если не ошибаюсь?

Женщина, беспомощно вскинув руки, попятилась к двери, где поджидала Монца.

– У меня есть деньги! Я заплачу…

Витари непринужденной и развязной походкой выплыла из тумана, словно прогуливаясь по собственному саду.

– О конечно, заплатишь. Должна сказать, я была удивлена, узнав, что фаворитка принца Арио явилась в Сипани. Говорят, тебя не вытащить из его спальни.

Подгоняемая Витари, женщина все пятилась к двери, и Монца начала отступать в глубь коридора, морщась от острой боли в затекших ногах.

– Сколько бы ни платила вам Лига Восьми, я…

– Обижаешь. Я не работаю на них. Ты не помнишь меня? Не помнишь Дагоску? Свою попытку продать город гуркам? И как тебя поймали? – Витари выронила что-то из руки, и Монца увидела запрыгавший по камням мостовой крестообразный клинок, свисавший на цепочке с ее запястья.

– Дагоска? – В голосе Эйдер зазвучал неподдельный ужас. – Нет! Я сделала все, как он сказал! Все! Зачем ему…

– О, на Калеку я тоже больше не работаю. – Витари шагнула ближе. – Только на себя.

Женщина, пятясь, переступила порог и оказалась в коридоре. Повернулась и увидела поджидавшую там Монцу, чья рука в перчатке небрежно лежала на рукояти меча. Эйдер застыла неподвижно, лишь грудь вздымалась от прерывистого дыхания.

Витари вошла тоже, захлопнула за собой дверь и задвинула со зловещим лязгом засов.

– Вперед. – Дала пинка пленнице, и та, запутавшись в полах собственного плаща, чуть не упала. – Будь так любезна. – Последовал второй пинок, и Эйдер, не успевшая толком удержаться на ногах, перелетела через порог в комнату и грохнулась на пол.

Витари одной рукой легко вздернула ее и поставила на ноги. Монца медленно двинулась следом за ними, прихрамывая и плотно сжимая челюсти.

Как челюсти ее, комната знавала лучшие дни. Полуобвалившаяся штукатурка на стенах пузырилась от сырости и была покрыта черными, страшными пятнами плесени. Спертый воздух благоухал гнилью и луком.

В углу, прислонясь к стене, стояла Дэй с беззаботной улыбкой на лице и начищала рукавом сливу цвета свежего синяка. Которую предложила Эйдер:

– Не желаете?

– Что?! Нет!

– Напрасно. Вкусные.

– Садись. – Витари подтолкнула пленницу к расшатанному стулу, единственному предмету мебели в комнате. В подобных случаях единственный стул – весьма хорошее средство. Только не для Монцы сейчас. – Говорят, история движется по кругу. Но кто бы мог подумать, что наша новая встреча будет так похожа на предыдущую? Расплакаться можно. Тебе, во всяком случае.

С виду, однако, Карлота дан Эйдер не собиралась плакать. Она села прямо, сложила руки на коленях с редким самообладанием, учитывая обстоятельства. Можно сказать, даже с достоинством. Не первой молодости женщина, но очень хороша, тем более что все необходимые усилия к этому приложены. Тщательно напудрена, искусно подкрашена. На шее – сверкающее ожерелье из красных камней, на пальцах – золото. Похожа больше на графиню, чем на любовницу принца, и столь же к месту в этой прогнившей комнате, как в куче мусора – алмаз.

Витари медленно обошла ее кругом, наклонилась и прошипела в ухо:

– Прекрасно выглядишь. Всегда умела приземлиться на ноги. И все же это падение, не так ли? Из глав торговой гильдии – в подстилки принца Арио…

Эйдер и глазом не моргнула.

– Такова жизнь. Чего ты хочешь?

– Всего лишь поговорить. – Голос Витари стал вкрадчивым и мурлыкающим, словно перед ней был любовник. – Если ты, конечно, будешь отвечать на вопросы, которые нас интересуют. В противном случае мне придется причинить тебе боль.

– И получить от этого удовольствие, не сомневаюсь.

– Такова жизнь. – Витари вдруг ударила любовницу Арио по ребрам, с такой силой, что чуть не сбросила ее со стула. Та задохнулась, скорчилась. Кулак взлетел над ней снова. – Еще?

– Нет! – Эйдер подняла руку. Взгляд ее, словно в поисках защиты, обежал комнату, вернулся к Витари. – Нет… я… готова отвечать… только… скажи, что нужно.

– Почему ты приехала раньше своего любовника?

– Чтобы подготовиться к балу. Костюмы, маски, все…

Кулак ударил в то же место, еще сильней. Эйдер вскрикнула, с исказившимся от боли лицом обхватила себя руками, судорожно втянула воздух в грудь и закашлялась.

Витари нависла над ней, как паук над залетевшей в паутину мухой.

– Я теряю терпение. Зачем ты здесь?

– Арио собирается устроить… праздник… для брата. В честь дня его рождения.

– Что за праздник?

– Из тех, которыми знаменит Сипани. – Эйдер снова закашлялась. Повернув голову, сплюнула и забрызгала свой красивый плащ.

– Где?

– В Доме досуга Кардотти. Он снял его на ночь целиком. Для себя с Фоскаром и… других своих друзей. И выслал меня вперед, чтобы все подготовить.

– Отправил любовницу выбирать шлюх?

Монца фыркнула:

– Похоже на Арио. Что именно подготовить?

– Найти лицедеев. Привести в порядок дом. Убедиться, что там будет безопасно. Он… мне доверяет.

– Ну и дурак, – усмехнулась Витари. – Интересно, как он поступит, если узнает, на кого ты работаешь на самом деле? Для кого шпионишь? Для нашего общего дружка из Допросного дома, да? Калеки из инквизиции его величества? Докладываешь Союзу, как обстоят дела в Стирии… нелегко тебе, наверное, помнить, кого уже предала, кого собираешься предать на неделе.

Эйдер, так и сидевшая, обхватив руками грудь, взглянула на нее сердито.

– Я жить хочу.

– Умрешь, коль Арио узнает правду. Все, что для этого требуется, – маленькая записочка.

– Чего вы от меня хотите?

Монца шагнула вперед.

– Хотим, чтобы вы помогли нам подобраться к Арио и Фоскару. Хотим, чтобы вы впустили нас в ночь праздника в Дом досуга Кардотти. Что до лицедеев… хотим, чтобы вы наняли тех, кого пришлем мы. И никаких других. Ясно?

Лицо Эйдер побелело.

– Вы собираетесь их убить? – Ей не ответили, но молчание было достаточно красноречивым. – Орсо догадается, что я его предала! Калека узнает, что я его предала… да врагов страшней, чем эти двое, не найти во всем Земном круге! Лучше убейте меня сразу, сейчас!

– Хорошо. – Монца со звоном выхватила из ножен Кальвец.

Глаза Эйдер расширились.

– Погодите…

Монца приставила блестящий кончик меча к ямке между ее ключицами и слегка надавила. Любовница Арио, беспомощно взмахнув руками, вжалась в спинку стула.

– Нет! Нет!

Монца принялась вертеть запястьем. Безупречное стальное лезвие засверкало, наклоняясь то в одну сторону, то в другую, медленно вжимаясь, ввинчиваясь, вгрызаясь острием в горло. Из ранки тонкой темной струйкой засочилась кровь, поползла по груди. Эйдер взвизгнула громче:

– Ай! Нет… не надо, пожалуйста!

– Не надо? – Монца еще немного подержала ее прижатой к спинке стула. – Значит, умереть все-таки не готова? Мало кто готов… когда подходит время.

Затем отвела Кальвец, и Эйдер, вся дрожа, задыхаясь, качнулась вперед и схватилась рукой за окровавленное горло.

– Вы не понимаете! Это же не просто Орсо! Не просто Союз! Обоих поддерживает банк. Валинта и Балка. Оба – собственность банка, для которого Кровавые Годы – не более чем интермедия. Мелкий эпизод. Вы понятия не имеете, в чьем саду собираетесь нагадить…

– Не так. – Монца наклонилась к ней, заставив отпрянуть. – Мне все равно. А это меняет дело.

– Пора? – спросила Дэй.

– Пора.

Девушка, молниеносно вытянув руку, блестящей иглой кольнула Эйдер в ухо.

– Ай!

Дэй зевнула, убрала иголку в карман.

– Не бойтесь, это действует медленно. У вас остается по меньшей мере неделя.

– До чего?

– До того, как заболеете. – Дэй куснула сливу, сок брызнул на подбородок. – Фу, черт, – буркнула она, вытираясь пальцем.

– Заболею? – переспросила Эйдер.

– Ну да. И через день будете мертвее Иувина.

– Поможете нам – получите противоядие. И возможность бежать. – Рукой в перчатке Монца стерла кровь с кончика меча Бенны. – Расскажете кому-нибудь о наших планах, здесь или в Союзе, Орсо или Арио, или нашему дружку Калеке, и… – вогнала клинок обратно в ножны, – …Арио недосчитается одной из своих любовниц.

Эйдер, прижимая руку к горлу, обвела взглядом всех троих.

– Сучки злобные.

Дэй обсосала сливовую косточку и бросила ее на пол.

– Мы жить хотим.

– Дело сделано, – сказала Витари, поднимая за локоть любовницу Арио на ноги и подталкивая к двери.

Но на пути встала Монца.

– Что вы скажете слуге, когда очухается?

– Нас… ограбили?

Монца протянула руку в перчатке. Лицо у Эйдер перекосилось. Она расстегнула ожерелье, бросила в подставленную ладонь. Туда же полетели кольца.

– Достаточно для убедительности?

– Не знаю. Вообще-то вы похожи на женщину, которая будет защищаться. – С этими словами Монца двинула ей кулаком в лицо.

Эйдер вскрикнула, отшатнулась. Упала бы, если бы ее не подхватила Витари. Из носа и разбитых губ хлынула кровь. И, когда она снова подняла взгляд, в нем мелькнуло на миг необычное выражение. Несомненно, это было страдание. Страх, разумеется. Но и над тем и другим преобладала злоба.

Такой же взгляд, наверное, был у самой Монцы, когда ее сбрасывали с балкона.

– Вот теперь дело сделано, – сказала она.

Витари за локоть потащила Эйдер в коридор, к выходу. Заскрипели под ногами грязные половицы. Дэй вздохнула, отлепилась от стены, попыталась стряхнуть со спины следы штукатурки.

– Изящно и аккуратно.

– За что благодарить нужно не твоего хозяина. Где он?

– Мне больше нравится «нанимателя», а ушел он по каким-то неотложным делам.

– Делам?

– Что-то не так?

– Я плачу за мастера, не за щенка.

Дэй усмехнулась:

– Тяф, тяф. Да Морвир ничего такого не может, чего бы я не могла.

– Вот как?

– Он стареет. Слишком самонадеян. Там, в Вестпорте, чуть не погиб из-за лопнувшей веревки. Мне лично не хотелось бы, чтобы подобная неосторожность стала помехой вашему делу. Вы платите не за это. Нет ничего страшнее, чем иметь в компании неосторожного отравителя.

– Спорить не стану.

Дэй пожала плечами.

– В нашем ремесле всех случайностей не предусмотришь. Особенно в старости. Заниматься им на самом деле должны молодые.

Она неторопливо направилась к выходу, пропустив в дверях вернувшуюся Витари, на лице которой от выражения злой радости, как и от развязной походки, не осталось и следа. Черным сапогом она злобно отпихнула стул в угол. Сказала:

– Ну, лазейка найдена.

– Похоже на то.

– Как и было обещано.

– Как было обещано.

– Арио и Фоскар – в одном месте, и возможность до них добраться.

– Сработано славно.

Они посмотрели друг на друга, и Витари пробежала языком по губам, словно почувствовав на них горечь.

– Что ж, – пожала плечами. – Мне тоже хочется жить.

Жизнь пьяницы

– Винца, винца, винца… Где доброму человеку добыть винца?

Привалившись к стене, Никомо Коска, знаменитый солдат удачи, вновь запустил трясущуюся руку в кошелек, где по-прежнему не было ничего, кроме свалявшейся в комок серой пыли. Никомо выудил его, сдул с пальцев и проводил взглядом. Свое последнее, улетающее по ветру достояние.

– Дрянь! – В бессильной ярости швырнул кошелек в сточную канаву. Но тут же пожалел об этом. Чтобы поднять его, пришлось наклониться. Ветеран закряхтел, как старик.

Старик он и был. Потерянный человек. Почти мертвец. При последнем издыхании. Никомо медленно опустился на колени, глядя на свое отражение в лужице черной воды, скопившейся меж булыжниками мостовой.

Все отдал бы сейчас за крохотный глоток вина. Вот только отдавать было нечего. У него осталось лишь собственное тело. Руки, которые возносили королей к вершинам власти и сбрасывали их оттуда. Глаза, которые наблюдали поворотные моменты истории. Губы, которые целовали первых красавиц разных стран. Зудящий член, ноющие кишки, гниющая шея… с какой бы радостью он отдал все это за одну-единственную чарочку виноградного спирта. Да пойди, найди покупателя…

– Сам… как пустой кошелек. – Никомо с мольбой воздел налитые свинцовой тяжестью руки к черным небесам и возопил: – Кто-нибудь, дайте же мне этого чертова вина!

– Заткни пасть, говнюк! – отозвался грубый голос. Хлопнули, закрывшись, ставни, переулок погрузился в глубокий мрак.

Он обедал за одним столом с герцогами. Кувыркался в одной постели с графинями. Имя Коски ввергало в трепет целые города.

– Почему все это кончилось… так?

С трудом, превозмогая тошноту, он поднялся на ноги.

Пригладил волосы на больной голове, подкрутил обвисшие кончики усов. Двинулся по узкой улочке почти прежней своей, знаменитой победительной походкой к расплывчатому пятну фонарного света в туманной дали, и печальное лицо его овеял сырой, холодный ветер. Тут послышались шаги, и Коска торопливо развернулся.

– Добрый господин! Я нечаянно остался без средств… не могли бы вы ссудить мне немного денег, покуда…

– Пшел вон, оборванец. – Прохожий оттолкнул его с пути.

От оскорбления кровь прилила к лицу, щеки запылали.

– К вам обратился не кто-нибудь, а Никомо Коска, знаменитый солдат удачи! – Эффект был несколько испорчен тем, что пропитой голос дал петуха. – Капитан-генерал Тысячи Мечей! Бывший капитан-генерал то бишь… – Прохожий, исчезая в тумане, ответил непристойным жестом. – Я обедал… в одной постели… с герцогами! – Коска зашелся в приступе кашля, согнулся пополам, уперся трясущимися руками в трясущиеся колени. В груди, ходившей ходуном, как скрипучие кузнечные мехи, засаднило.

Вот она, жизнь пьяницы. Четверть проводишь сидя, четверть – лежа, четверть – на коленях, остальное время – раком. Наконец ему удалось отхаркнуть здоровенный ком мокроты, вылетевший изо рта, когда он кашлянул в последний раз. И это все, что после него останется? Расплеванное по сотням тысяч сточных канав? Да еще имя – символ предательства, алчности и расточительства?.. Со стоном крайнего отчаяния Коска выпрямился, устремил взор в пустые небеса. Где даже в звездах не мог найти сочувствия из-за скрывающего их вечного тумана Сипани.

– Один, последний шанс. Все, чего я прошу. – Он потерял уже счет последним шансам, которыми не воспользовался. – Всего один, Боже. – В бога он не верил ни дня. – Парки! – В них он тоже не верил. – Кто-нибудь! – Он ни во что не верил, кроме очередной выпивки. – Один… единственный… шанс.

– Ладно. Еще один.

Коска заморгал.

– Боже? Это… ты?

Кто-то захихикал. Издевательски, самым богомерзким образом. Женщина, судя по голосу.

– Может, на колени встанешь, Коска?

Он прищурился, вглядываясь в туман, и в нетрезвой голове началось некое подобие умственной деятельности. Появление человека, знающего его имя, добра не сулило. Врагов у него было гораздо больше, чем друзей, а кредиторов – гораздо больше, чем и тех, и других. Нетвердою рукой он поискал рукоять своего золоченого меча, но вспомнил, что заложил его еще в Осприи и купил другой, подешевле. Поискал рукоять дешевого, но вспомнил, что заложил его, едва прибыв в Сипани. И опустил трясущуюся руку. Невелика потеря. Сил не нашлось бы даже взмахнуть клинком, будь тот на месте.

– Кто здесь, черт тебя подери? Если я тебе должен, готовься… – к горлу подкатила тошнота, Коска длинно рыгнул, – …умереть.

Из тумана рядом с ним внезапно вынырнула темная фигура. Он резко повернулся, запутался в собственных ногах, упал и треснулся головой о стену. Аж искры из глаз посыпались.

– Так ты еще жив… Точно жив? – Над ним склонилась высокая худая женщина.

Лицо ее скрывала тень, но стоявшие торчком на голове волосы отливали в свете фонаря рыжим. Что-то знакомое…

– Шайло Витари. Вот уж кого не ждал увидеть. – Врагом она ему как будто не была. Но и другом тоже. Коска приподнялся на локте. На чем пришлось остановиться, поскольку улица тут же завертелась перед глазами. – Ты ведь не откажешься… утолить жажду умирающего, правда?

– Козьим молоком?

– Чем?

– Для желудка хорошо, говорят.

– Слыхал я, что у тебя кремень вместо сердца, но что его вовсе нет… ты думаешь, я пью молоко? Проклятье… мне бы всего чарочку. – Винца, винца, винца. – Всего одну, и с меня хватит.

– С тебя уже хватит. Давно на этот раз пьешь?

– Сдается, было лето, когда начал. А нынче что?

– Год точно другой. Сколько денег потратил?

– Все, что имел, и даже больше. Если найдется в мире монета, которая не прошла однажды через мой кошелек, я очень удивлюсь. Но именно сейчас я вовсе без средств, и если бы ты могла выделить мне какую-нибудь мелочь…

– Не разменивайся на мелочи. Пора меняться самому.

Коска кое-как поднялся на колени и ткнул себя трясущимся пальцем в грудь.

– Думаешь, лучшая часть моей души, усохшая, проссанная, в ужасе молящая избавить ее от пытки, не знает этого? – Беспомощно пожал плечами. – Чтобы измениться, человеку нужна помощь добрых друзей. Или врагов. Но друзья мои давно умерли, а враги… вынужден признаться, у них есть дела поинтересней.

– Не у всех, – послышался другой женский голос, от звука которого мурашки пробежали по телу Коски, так хорошо он был знаком старому солдату. И вслед за тем из мрака вынырнула еще одна фигура, в длинном плаще.

– Нет… – прохрипел Коска.

Он помнил, какой увидел ее впервые – растрепанной девчонкой девятнадцати лет, с мечом на боку, с прямым и ясным взглядом, в котором читались гнев, вызов и легкое презрение. Теперь лицо ее стало пустым, у рта появилась страдальческая складка. Меч висел на другом боку, правая рука в перчатке лежала на рукояти безжизненно. Взгляд оставался таким же непоколебимо прямым, но сейчас в нем было больше гнева, больше вызова и намного больше презрения. Кого винить?.. Он знал и сам, что ничего, кроме презрения, не заслуживает.

Тысячу раз он клялся ее убить, если, конечно, случится где-нибудь встретить. И брата ее убить, и Эндиша, Виктуса, Сезарию, Карпи Верного – всех вероломных ублюдков из Тысячи Мечей, которые его предали. Украли у него его место. Заставили бежать с поля битвы при Афиери в лохмотьях, оставшихся равно от одежд его и репутации.

Тысячу раз клялся… но Коска нарушал все клятвы, которые давал в своей жизни, и сейчас при виде ее не ощутил гнева. Вместо этого в душе вспыхнули разом поистершаяся уже жалость к себе, неожиданная глупая радость и жгучий стыд. Ибо по лицу ее было видно, насколько низко он пал. В носу у него защекотало, в глазах защипало от подкативших слез. И то, что глаза красны, как раны былых времен, его в кои-то веки порадовало. Расплачешься – никто не заметит.

– Монца… – Он попытался расправить на плечах грязный воротник, но руки так тряслись, что ничего не вышло. – Я слышал, тебя убили. Собирался отомстить, конечно…

– Мне? Или за меня?

Коска пожал плечами:

– Припомнить трудно… по дороге я остановился выпить.

– Пахнешь так, словно останавливался не однажды. – Разочарование в ее голосе кольнуло его не хуже стали. – А я слышала, что тебя в конце концов убили в Дагоске.

Не без труда он поднял руку, отмахнулся.

– По слухам, меня то и дело убивали. Врагам нравилось принимать желаемое за действительное. А где твой брат?

– Умер. – Лицо ее не дрогнуло.

– Жаль. Мальчик мне всегда нравился.

«Лживая, бесхарактерная, подлая гнида», – подумал он про себя.

– А ему всегда нравился ты.

Терпеть друг друга не могли, но какая теперь разница?..