Таинственная история Билли Миллигана Киз Дэниел
– А чего вы ждали? – сказал Томми. – Убегать – это единственное, что я делаю лучше всего. Если бы мне позволили, не пришлось бы здесь торчать.
Джуди положила руку на плечо Томми:
– Томми, ты должен пообещать. Если не ради себя, то ради детей. Ради малышей. Ты же знаешь, что это неподходящее место для них. А в клинике о них будут заботиться.
Томми опустил руки и уставился на стол. Джуди знала, что затронула нужную струну. Она уже понимала, что другие личности очень любят маленьких и считают себя ответственными за них.
– Хорошо, – нехотя согласился он. – Я обещаю.
Но Томми не сказал ей, что, когда он первый раз услышал, что его могут перевести в Лиму, он купил у надежного человека бритвенное лезвие. Сейчас оно было прикреплено к подошве левой ноги. Не было никакого резона говорить, потому что никто его об этом не спрашивал. Томми давно понял, что, когда тебя переводят из одного учреждения в другое, всегда нужно иметь при себе оружие. Он не будет нарушать слова и не убежит, но хотя бы сумеет защитить себя, если кто-нибудь попытается его изнасиловать. Или он может дать бритву Билли и позволить ему перерезать себе горло.
За четыре дня до намеченной даты перевода в клинику Хардинга сержант Уиллис спустился в камеру. Он хотел, чтобы Томми показал ему, как выбирается из смирительной рубашки. Томми посмотрел на худощавого лысеющего полицейского с седыми волосами, обрамляющими его темное лицо, и нахмурился:
– Чего ради я должен тебе показывать?
– Все равно ты отсюда уходишь, – сказал Уиллис. – Думаю, я не так уж стар, чтобы поучиться еще чему-нибудь.
– Ты хорошо ко мне относился, сержант, – сказал Томми, – но я так просто не выдаю свои секреты.
– Посмотрим на это дело по-другому: ты мог бы помочь кому-то спасти свою жизнь.
Томми отвернулся, потом глянул на сержанта с любопытством:
– Как это?
– Ты-то не болен, я знаю. Но тут есть и другие, которые больны. Мы держим их в смирительных рубашках для их же пользы: если они освободятся, то могут убить себя. Покажи, как ты это делаешь, и мы не допустим, чтобы они освободились.
Томми пожал плечами, показывая, что это его не касается. Но на следующий день он все-таки продемонстрировал сержанту Уиллису свой трюк. Потом он научил его, как надевать на человека смирительную рубашку, чтобы тот никогда не смог выйти из нее.
Поздним вечером Дороти Тернер позвонила Джуди:
– Еще одна.
– Ты о чем?
– Еще одна личность, о которой мы не знали. Девятнадцатилетняя девушка по имени Адалана.
– О господи! – прошептала Джуди. – Значит, их десять.
Дороти рассказала о своем визите в тюрьму поздним вечером. Она увидела Миллигана сидящим на полу. Тихим голосом он говорил, что нуждается в любви и ласке. Дороти села рядом с ним, успокаивала его, утирала ему слезы. Потом Адалана сообщила, что тайком от всех пишет стихи. Она объяснила сквозь слезы, что только она имеет способность желать, чтобы другие освободили пятно. До сих пор только Артур и Кристин знали о ее существовании.
Джуди попыталась представить сцену: Дороти сидит на полу и прижимает к груди Миллигана.
– Почему она решила появиться сейчас? – спросила Джуди.
– Адалана винит себя в случившемся с мальчиками, – сказала Дороти. – Это она «украла время» у Рейджена во время изнасилования.
– Что ты говоришь?
– Адалана сказала, что это она сделала, потому что отчаянно хотела, чтобы ее ласкали и любили.
– Адалана изнасиловала этих… – не поняла Джуди.
– Видишь ли, она лесбиянка.
Положив трубку, Джуди долго смотрела на телефон. Муж спросил, о чем был звонок. Она открыла было рот, чтобы сказать ему, но вместо этого лишь покачала головой и погасила свет.
Глава третья
1
Билли Миллигана перевели из окружной тюрьмы в клинику имени Хардинга за два дня до назначенной даты, утром 16 марта. Доктор Джордж Хардинг еще раньше собрал команду медиков для лечения Миллигана и проинформировал их о его состоянии, но когда Билли неожиданно появился, доктор Хардинг находился в Чикаго, на совещании психиатров.
Джуди Стивенсон и Дороти Тернер, сопровождающие полицейскую машину до клиники, знали, каким ужасным ударом будет для Денни снова вернуться в тюрьму. К счастью, доктор Шумейкер, штатный врач, согласился до возвращения доктора Хардинга взять пациента под личную ответственность, и заместитель шерифа передал ему заключенного под расписку.
Джуди и Дороти проводили Денни до Уэйкфилд-коттеджа, закрытого флигеля, рассчитанного на лечение четырнадцати тяжелых пациентов, требующих постоянного наблюдения и личного внимания. Была подготовлена постель, и Денни поместили в одну из двух «специальных» комнат, в толстых дубовых дверях которых были проделаны глазки для круглосуточного наблюдения. Медсестра психиатрического отделения принесла ему поднос с ланчем, и обе женщины остались с ним, пока он ел.
После ланча к ним присоединились доктор Шумейкер и три медсестры. Тернер, чувствуя, что для сотрудников клиники было важно самим наблюдать синдром множественной личности, попросила Денни, чтобы вышел Артур и познакомился с несколькими людьми, которые будут с ним работать.
Медсестру Эдриенн Мак-Кенн, координатора флигеля, тоже проинформировали как члена команды, но для двух других медсестер это был полный сюрприз.
Донне Эгар, матери пяти дочерей, было трудно разобраться в своих чувствах при встрече с Университетским насильником. Медсестра внимательно смотрела, как сначала говорил маленький мальчик, потом взгляд его остановился в трансе, губы беззвучно зашевелились, словно происходил внутренний разговор. Когда он поднял голову, выражение его лица было строгим и надменным и говорил он с британским акцентом.
Ей пришлось сдерживаться, чтобы не рассмеяться. Ее не убедили ни Денни, ни Артур – это могло быть игрой блестящего актера с целью избежать тюрьмы. Но ей было интересно увидеть, что из себя представляет Билли Миллиган. Она хотела знать, что же это за человек, который мог сделать такие вещи.
Дороти и Джуди заверили Артура, что он находится в безопасном месте. Дороти предупредила его, что через каждые несколько дней будет приходить к нему для психологического тестирования. Джуди сказала, что Гэри и она время от времени будут навещать его, чтобы работать с ним по делу.
Техник-психиатр Тим Шеппард наблюдал нового пациента каждые пятнадцать минут через смотровое отверстие и в первый день сделал такие записи:
«5.00 – спокойно сидит на кровати, скрестив ноги.
5.15 – сидит на кровати, скрестив ноги, глядя в одну точку.
5.32 – стоит, глядя в окно.
5.45 – принесли обед.
6.02 – сидит на краю кровати, смотрит в одну точку.
6.07 – поднос унесли, поел хорошо».
В 7.15 Миллиган стал ходить взад-вперед по палате.
В 8 часов медсестра Хелен Йегер вошла в комнату и провела с ним пятнадцать минут. Ее первая запись была краткой:
«16/03/78. Мистер Миллиган остается под наблюдением в целях предосторожности. Говорил о своих многочисленных личностях. Большей частью говорил Артур – у него акцент англичанина. Утверждал, что один из них – именно Билли – суицидный маньяк и спит постоянно, с шестнадцати лет, чтобы защитить других от беды. Ест хорошо. Кишечник работает хорошо. Аллергии на продукты нет. Приятный и общительный».
После того как медсестра Йегер ушла, Артур молча сообщил другим, что клиника Хардинга – безопасное место, которое их защитит. Поскольку для помощи врачам при лечении понадобится проницательность и логика, он, Артур, отныне владеет пятном.
В 2.25 утра техник-психиатр Крис Кенн услышал громкий шум, доносящийся из комнаты. Когда он подошел проверить, то увидел, что пациент сидит на полу.
Томми расстроился, что упал с кровати. Через некоторое время он услышал шаги и увидел глаз, смотрящий на него в смотровой глазок. Как только шаги стихли, Томми отклеил бритву от подошвы и тщательно спрятал ее, прилепив к нижней стороне перекладины кровати. В нужное время он будет знать, где ее найти.
2
Вернувшись из Чикаго 19 марта, доктор Джордж Хардинг-младший был недоволен тем, что его желанию тщательно подготовиться к приему помешал преждевременный перевод пациента. Он хотел встретить Миллигана лично. Доктор потратил много сил, чтобы организовать специальную команду, состоящую из терапевтов разных специальностей, психолога, работника соцобеспечения, докторов, санитарок, медсестер, а также координатора флигеля Уэйкфилд. Он обсудил с ними сложности работы с пациентом. Когда некоторые члены персонала откровенно сказали о своем неверии в диагноз множественной личности, он терпеливо выслушал их, рассказал о собственном скептицизме и попросил помочь выполнить поручение суда. Все должны быть объективными и работать сообща, чтобы разгадать тайну Уильяма Стэнли Миллигана.
На следующий день после приезда доктора Хардинга доктор Перри Эйрес, осмотрел Миллигана. Эйрес, написал в медицинской карте, что часто перед тем, как ответить на вопрос, Миллиган двигал губами, его зрачки сдвигались вправо. Когда Эйрес спросил пациента, почему он так делает, тот ответил, что говорит с другими, особенно с Артуром, чтобы получить ответы на вопросы.
– Но вы называйте нас Билли, – сказал Миллиган, – чтобы никто не подумал, что мы сумасшедшие. Я Денни. Ту анкету заполнял Аллен. Я не буду говорить о других.
Доктор Эйрес записал это в своем отчете и добавил:
«Ранее мы пришли к соглашению, что попытаемся говорить только о Билли, имея в виду, что Денни даст нам информацию о состоянии здоровья всех остальных.
Но из-за его неспособности соблюдать это соглашение мы узнали и другие имена. Единственное недомогание, которое он помнит, – операция грыжи, когда Билли было 9 лет (“Дэвиду всегда 9 лет”), и это Дэвиду делали операцию. У Аллена резко суженное поле зрения, но у остальных зрение нормальное…
Примечание. Прежде чем идти в комнату для обследования, я поговорил с ним о сущности предстоящего обследования, рассказав о нем в деталях. Обратил внимание на то, что необходимо будет проверить результаты операции грыжи и состояние простаты путем обследования прямой кишки ввиду ненормального мочеиспускания. Он очень разволновался, зрачки и губы быстро задвигались, очевидно, он так разговаривал с другими. Он нервно, но вежливо сказал мне: “Это может привести в смятение Билли и Дэвида, потому что Челмер именно так четыре раза изнасиловал каждого, когда мы жили на ферме. Челмер был нашим отчимом”. Он еще добавил при этом, что мать, о которой написано в истории семьи, – это мать Билли, “но не моя мать – я не знаю своей матери”».
Розали Дрейк и Ник Чикко, терапевты, работавшие по программе «мини-группы» во флигеле Уэйкфилд-коттедж, посещали Миллигана ежедневно. Каждый день в десять часов утра и в три часа пополудни семь или восемь пациентов флигеля собирались группой, чтобы заниматься какой-либо деятельностью по программе трудотерапии.
21 марта Ник привел Миллигана из палаты, которая теперь запиралась только на ночь, в комнату трудотерапии. Стройный двадцатисемилетний техник-психиатр, с бородой и двумя серьгами – в виде тонкой золотой петли и с янтарем – в левом ухе, слышал о том, что Миллиган враждебно относится к мужчинам из-за сексуального насилия, перенесенного в детстве. Его интересовало явление множественной личности, хотя сама эта идея внушала ему недоверие.
Трудотерапевт Розали, голубоглазая тридцатилетняя блондинка, раньше не сталкивалась с множественной личностью. Но после предварительного инструктажа доктора Хардинга она поняла, что персонал разделился на два лагеря: тех, кто верит, что у Миллигана множественная личность, и тех, кто считает его уголовником, симулирующим экзотическую болезнь, чтобы привлечь к себе внимание и избежать срока за изнасилование. Розали очень старалась быть объективной.
Когда Миллиган сел в конце стола, подальше от других, Розали Дрейк сказала ему, что вчера пациенты минигруппы решили сделать коллажи, с помощью которых они могли сказать что-то о себе тому, кого любят.
– У меня нет никого, кого бы я любил и для кого хотел бы сделать коллаж, – заявил Билли.
– Тогда сделай его для нас, – сказала Розали. – Все делают коллажи. – Она показала лист поделочной бумаги, с которой работала. – Ник и я тоже их делаем.
Розали издали следила, как Миллиган взял лист бумаги и стал вырезать фотографии из журналов. Она слышала об умении Миллигана рисовать и теперь, глядя на застенчивого, спокойного пациента, с интересом ждала, что он будет делать. Он работал молча, спокойно. Когда он закончил, Розали подошла и посмотрела.
Коллаж поразил ее. В центре листа был изображен испуганный, плачущий ребенок, а под ним подпись: «Моррисон». Над ним нависал злобный мужчина и красным было написано слово «опасность». В нижнем правом углу был череп. Розали тронула простота выражения и глубина чувств. Она не просила делать ничего подобного и вовсе не такое ожидала увидеть. Чувствовалось, что этот коллаж рассказывал мучительную историю, он буквально вызывал дрожь. В этот момент ее сомнения исчезли. Что бы ни думали другие относительно Миллигана, этот человек не был социопатом, находящимся в разладе с обществом. У Ника Чикко сложилось такое же мнение.
Когда доктор Джордж (так его называли сотрудники и пациенты, чтобы отличить от его отца, доктора Джорджа Хардинга-старшего) стал читать журналы по психиатрии, он обнаружил, что болезнь, известная как множественная личность, со временем прогрессирует. Доктор позвонил разным психиатрам, и все они сказали почти одно и то же: «Мы ознакомим вас с тем немногим, что нам известно, но эта область почти не изучена. Вам придется идти на ощупь».
Все это должно было потребовать гораздо больше времени и усилий, чем доктор Джордж предполагал вначале. Он уже не знал, правильно ли поступил, приняв этого пациента в самый разгар выборной кампании и программы расширения клиники. Но Билли Миллиган должен стать целостной личностью; к тому же столь редкий случай позволит психиатрии раздвинуть пределы знаний о человеческом разуме.
Прежде чем представить в суд заключение о состоянии пациента, доктор должен будет изучить историю Билли Миллигана. Принимая во внимание столь сильную амнезию, это представлялось серьезной проблемой.
В четверг, 23 марта, Гэри Швейкарт и Джуди Стивенсон провели со своим клиентом целый час, воспроизводя смутно припоминаемые им события, сравнивая его рассказ с рассказами трех пострадавших, вырабатывая альтернативные судебные стратегии, в зависимости от того, какой отчет представит суду доктор Хардинг.
Оба адвоката нашли Миллигана более спокойным, хотя он жаловался, что его запирают в специальную комнату и заставляют носить специальную одежду в целях предосторожности.
– Доктор Джордж говорит, что ко мне могут относиться так же, как к другим клиентам, но здесь мне никто не доверяет. Других пациентов вывозят в фургоне на экскурсии, а меня нет. Я должен оставаться здесь. И я очень сержусь, когда меня называют Билли.
Адвокаты постарались успокоить его, объяснили, что доктор Джордж рискует, взяв на себя ответственность за него, и что он должен хорошо себя вести, чтобы не вывести доктора из терпения. Джуди чувствовала, что разговаривает с Алленом, но не спрашивала имени, так как всегда боялась оскорбить собеседника тем, что она его не узнала.
– Я думаю, – сказал Гэри, – что ты должен постараться наладить отношения со здешним персоналом. Это твой единственный шанс не попасть в тюрьму.
Покидая клинику, оба почувствовали облегчение оттого, что пациент был в безопасности и что хоть на некоторое время с их плеч свалился груз ответственности и беспокойства.
В тот же день доктор Хардинг провел с Миллиганом первый сеанс терапии, длившийся пятьдесят минут и прошедший весьма напряженно. Миллиган сидел на стуле, повернувшись к окну, и поначалу не глядел на доктора. Казалось, он мало что помнил из своего прошлого, хотя свободно говорил о жестоком обращении со стороны приемного отца.
Доктор Хардинг понимал, что чересчур осторожничает в своем подходе к пациенту. Доктор Уилбур просила его как можно скорее обнаружить, сколько личностей скрывается в Миллигане, и идентифицировать их. Необходимо было стимулировать личности, чтобы они рассказали, почему они существуют. Надо было дать им возможность пережить те ситуации, которые способствовали их созданию. Затем надо было сделать так, чтобы все личности познакомились друг с другом, общались и помогали друг другу решать трудные проблемы каждого, чтобы они делились всем друг с другом, вместо того чтобы быть разделенными.
По мнению доктора Уилбур, стратегия заключалась в том, чтобы свести всех вместе и в конце концов сделать так, чтобы Билли – то есть первоисточник – узнал о тех инцидентах. И тогда можно будет попытаться слить воедино все личности. Было сильное искушение использовать такой подход, но доктор Хардинг не раз и не два обжигался на подобных попытках. Что было хорошо для других терапевтов, далеко не всегда подходило ему. Доктор считал себя очень консервативным человеком, поэтому хотел сам, своим способом и в подходящее для себя время узнать, с кем и с чем он имеет дело.
Проходили дни, и медсестра Донна Эгар обнаружила, что проводит с Миллиганом довольно много времени. Он мало спал – значительно меньше, чем другие пациенты, и рано просыпался, поэтому ей приходилось много беседовать с ним. Он рассказывал о других людях, которые жили внутри его.
Однажды Миллиган дал ей исписанный лист бумаги с подписью «Артур». При этом он с испуганным видом сказал:
– Я не знаю никого по имени Артур и не понимаю, что здесь написано.
А вскоре персонал стал жаловаться доктору Джорджу, что им все труднее иметь дело с пациентом, который постоянно твердит: «Я этого не делал, это сделал кто-то другой», хотя они видели собственными глазами, что это сделал именно он. Говорили, что Миллиган мешает лечению других пациентов, манипулирует персоналом. Если кто-то ему что-либо запрещает, он идет к другому сотруднику и все равно получает то, что хочет. Миллиган постоянно намекает, что вот выйдет Рейджен и наведет порядок, и персонал считает это скрытой угрозой.
Доктор Джордж предложил, что сам будет общаться с другими личностями Миллигана, и только на сеансах терапии. Персоналу не следует упоминать и тем более обсуждать другие имена, особенно в присутствии других пациентов.
Хелен Иегер, медсестра, разговаривавшая с Артуром в первый день, записала этот план лечения, поставив дату 28 марта:
«В течение одного месяца мистер Миллиган возьмет на себя ответственность за действия, которые он отрицает, поскольку эти действия будут засвидетельствованы очевидцами.
План действий:
1. Когда он отрицает, что умеет играть на пианино, надо говорить, что видели или слышали, как он играет, – ставить его перед фактом.
2. Когда он пишет что-то, а потом отрицает это, нужно говорить ему, что видели, как он писал.
3. Когда пациент относится к себе как к другой личности, нужно напоминать ему, что его зовут Билли».
Доктор Джордж объяснил этот метод Аллену во время сеанса терапии, указав, что других пациентов смущает, когда они слышат разные имена его личностей.
– Некоторые люди называют себя Наполеоном или Иисусом, – возразил Аллен.
– Но совсем другое дело, когда я и другие сотрудники вынуждены сегодня называть тебя Денни, а завтра – Артуром, Рейдженом, Томми или Алленом. Я предлагаю, чтобы для персонала и других пациентов все твои личности отзывались на имя Билли, а во время…
– Они не «личности», доктор Джордж. Они люди.
– Почему ты на этом настаиваешь?
– Когда вы называете их личностями, получается, что вы не считаете их живыми людьми.
3
8 апреля, несколько дней спустя после того, как Дороти Тернер приступила к выполнению программы психологического тестирования, Донна Эгар увидела, как Миллиган сердито шагает по палате взад-вперед. Когда она спросила его, в чем дело, он ответил со своим британским акцентом:
– Никто не понимает.
Затем она увидела, как лицо его снова изменилось, изменились поза, походка и речь, и она узнала Денни. В этот момент, видя, как он последователен и какими реальными выглядят все эти личности, она перестала считать, что Миллиган симулирует. Она вынуждена была признать, что верит ему – единственная из всех медсестер.
Несколько дней спустя пациент подошел к ней очень расстроенный. Она сразу узнала Денни. Он пристально посмотрел на нее и жалобно спросил:
– Почему я здесь?
– Где именно? Здесь – в этой комнате или в этом здании?
Миллиган затряс головой:
– Другие пациенты спрашивают меня, почему я в этой клинике.
– Может быть, Дороти Тернер сумеет объяснить, когда придет к тебе для тестирования.
В тот же вечер, когда сеанс тестирования с Дороти Тернер был закончен, Миллиган больше ни с кем не говорил. Он убежал в свою палату и пошел в ванную комнату, чтобы умыть лицо. Несколько секунд спустя Денни услышал, как дверь его палаты открылась и закрылась. Он выглянул из ванной и увидел молодую женщину, пациентку по имени Дорин. Хотя он часто с сочувствием выслушивал ее проблемы и говорил с ней о своих собственных, другого интереса к Дорин у него не было.
– Что тебе здесь надо? – спросил Миллиган.
– Я хотела поговорить. Почему ты сегодня так расстроился?
– Тебе нельзя сюда входить. Это против правил.
– Но ты выглядишь таким подавленным.
– Я узнал, что сделал один человек. Это ужасно. Я не могу жить.
Послышались шаги, затем стук в дверь. Дорин влетела к нему в ванную и закрыла за собой дверь.
– Зачем ты это сделала? – сурово прошептал он. – Я попаду в еще большую беду. Неприятностей не оберешься.
Она захихикала.
– Ну хорошо, Билли и Дорин! – сказала медсестра Йегер. – Вы двое можете выйти, когда будете готовы.
9 апреля сестра Йегер сделала следующую запись:
«Мистер Миллиган находился в ванной комнате со сверстницей при выключенном свете. Когда его спросили об этом, ответил, что ему надо было поговорить с ней наедине о том, что он сделал, по словам других. Оказалось, что во время психологического теста с миссис Тернер он узнал, что изнасиловал трех женщин. Разрыдался, сказав, что хотел бы, чтобы “Рейджен и Адалана умерли”. Позвали доктора Джорджа, и тот все объяснил. Миллиган помещен в палату интенсивной терапии со специальными мерами предосторожности. Несколько минут спустя пациент сидел на кровати с кушаком от банного халата в руках. Все еще плача, сказал, что хочет убить их. После разговора с ним отдал кушак, до этого кушак был у него на шее».
Во время тестирования Дороти Тернер обнаружила значительные вариации коэффициента интеллектуального развития (IQ) у разных личностей:
Кристин была слишком мала для тестирования, Адалана не захотела выйти, а Артур отказался тестироваться, сказав, что это ниже его достоинства.
Тернер обнаружила, что реакции на тест Роршаха у Денни показали плохо скрываемую враждебность и необходимость внешней поддержки, компенсирующей чувство неполноценности и неадекватности. Томми показал большую зрелость, чем Денни, и лучшую способность действовать. Он же продемонстрировал максимальные шизоидные характеристики и минимальное беспокойство о других. Рейджен обладает наибольшим потенциалом вспыльчивости, жестокости.
Артур интеллектуально очень развит и пользуется этим, чтобы поддерживать доминирующее положение среди других. Поддерживает в себе чувство превосходства по отношению ко всему миру, но испытывает чувство неловкости и страха в ситуациях сильного эмоционального напряжения. В эмоциональном отношении наиболее невозмутимая личность – Аллен.
Она выявила несколько общих черт: признаки женской личности и чрезвычайно развитого супер-эго, которые могут исчезать при сильном гневе. Доказательств психотического процесса или шизофренического мышления она не обнаружила.
Когда Розали Дрейк и Ник Чикко объявили, что 19 апреля мини-группа будет выполнять упражнения на доверие, Артур позволил Денни встать на пятно. Персонал подготовил комнату: столы, стулья, кушетки и полки расставили так, чтобы комната превратилась в «полосу препятствий».
Зная, что Миллиган боится мужчин, Ник посоветовал, чтобы Розали завязала ему глаза и провела его через препятствия.
– Ты должен взаимодействовать со мной, Билли, – сказала она. – Это единственный способ научиться доверять другим людям, чтобы жить в реальном мире.
Наконец Миллиган позволил завязать ему глаза.
– А теперь возьми меня за руку, – сказала Розали, вводя его в комнату. – Я проведу тебя мимо препятствий так, чтобы ты ни обо что не ударился.
Ведя его, она видела и чувствовала, как Миллиганом овладевает ужас оттого, что он не знает, куда идет и на что может наткнуться. Сначала они шли медленно, потом быстрее, обходили кресла, проползли под столом, поднимались и спускались по лестницам. Видя его панику, Розали и Ник радовались тому, что пациент преодолевает ее.
– Ведь я не позволила тебе удариться, правда, Билли?
Денни отрицательно покачал головой.
– Теперь ты знаешь, что есть люди, которым ты можешь доверять. Не всем, конечно, но некоторым.
Розали заметила, что в ее присутствии он все более и более входил в роль маленького мальчика, которого она знала как Денни. Угнетало то, что многие из его рисунков изображали смерть.
В следующий вторник Аллену впервые позволили пойти в здание дополнительной терапии для занятий изобразительным искусством.
Дона Джоунса, культуротерапевта с мягкими манерами, поразил природный талант Миллигана, но он видел, что Миллиган возбужден и обеспокоен тем, что находится в незнакомой группе. Джоунс понял, что странные рисунки служат Билли способом привлечь внимание и получить одобрение.
Джоунс указал на выполненный Алленом эскиз надгробия с надписью «Не забывай».
– Ты можешь рассказать, Билли, что ты чувствовал, когда рисовал это?
– Здесь настоящий отец Билли, – сказал Аллен. – Он был комиком и конферансье в Майами, до того как покончил с собой.
– Почему ты не расскажешь нам, что ты чувствовал? Нам важно узнать твои чувства, а не детали, Билли.
Аллен швырнул карандаш, раздраженный тем, что за рисунок хвалят не его, а Билли. Потом он посмотрел на часы.
– Мне надо вернуться в отделение убрать постель.
На следующий день Аллен рассказал сестре Йегер об этом занятии, жалуясь, что все было неправильно. Когда она сказала ему, что он мешал персоналу и другим пациентам, Аллен расстроился:
– Я не отвечаю за поступки, которые совершают другие мои люди.
– Мы не можем общаться с другими твоими людьми, – сказала Йегер, – только с Билли.
– Доктор Хардинг лечит меня не так, как сказала доктор Уилбур, – закричал он. – Это плохое лечение.
Миллиган потребовал свою историю болезни, а когда Йегер отказала, он заявил, что знает, как заставить клинику дать ему прочитать эти записи. Он был уверен, что персонал не записывает изменений в его поведении и что он не будет способен отвечать за потерянное время.
В тот же вечер, после визита доктора Джорджа, Томми объявил персоналу, что увольняет своего доктора. Позднее Аллен вышел из палаты и сказал, что восстанавливает его на работе.
После того как Дороти Мур, матери Миллигана, разрешили его посещать, она приходила почти каждую неделю, часто с дочерью Кэти. Реакции сына были непредсказуемы. Иногда после ее визита он был счастлив и общителен, иногда – подавлен.
Джоан Уинслоу, работник социального обеспечения при психиатрической клинике, сообщила на собрании группы о том, что беседовала с Дороти после каждого ее посещения. Это женщина со щедрым сердцем, но из-за своей нерешительности и зависимости она не сумела противодействовать отчиму Билли, который плохо обращался с мальчиком. По признанию Дороти, она всегда чувствовала, что было два Билли: один – добрый и любящий, а другой – равнодушный и черствый.
Ник Чикко записал после посещения миссис Мур 18 апреля, что Миллиган был очень расстроен, уединился в своей палате и лежал с подушкой на голове.
К концу апреля, когда шесть из двенадцати недель лечения прошли, доктор Джордж решил, что процесс продвигается слишком медленно. Требовалось найти какой-то способ связи между «первоисточником» – истинным Билли – и другими личностями. Главной задачей стало добраться до Билли, которого доктор не видел с того воскресенья, когда доктор Уилбур убедила Рейджена разрешить Билли выйти на пятно.
Было бы полезно дать Билли посмотреть видеозаписи речи и поведения других его персонажей. Доктор рассказал Аллену о своей идее и о том, как важно для других общаться друг с другом и с Билли. Аллен согласился.
Позднее Аллен сказал Розали о своем желании записываться на видео. Он, конечно, нервничал, но доктор Джордж настаивал на том, что запись даст возможность многое узнать о себе.
1 мая доктор Джордж провел первый сеанс видеозаписи. Присутствовала Дороти Тернер, поскольку при ней Билли чувствовал себя спокойнее. Доктор намеревался вызвать Адалану. Поначалу он был против того, чтобы появлялись новые люди, но вызов Адаланы позволил бы понять значение женского аспекта личности Миллигана.
Доктор несколько раз повторил, что, если Адалана выйдет и поговорит с ними, это очень поможет. Наконец после нескольких «переключений» лицо Миллигана приняло мягкое, печальное, почти женское выражение. Голос был гнусавый и сдавленный, зрачки подвижные.
– Больно говорить, – сказала Адалана.
Доктор Джордж постарался не показать своего волнения. Он хотел, чтобы она вышла, ожидал этого. Но когда выход состоялся, это оказалось сюрпризом.
– Почему больно?
– Из-за мальчиков. Я втянула их в эти неприятности.
– Что ты сделала? – спросил доктор.
Дороти Тернер уже разговаривала с Адаланой в тюрьме, накануне перевода в клинику. Теперь она лишь сидела и наблюдала.
– Они не понимают, что такое любовь, – сказала Адалана, – что это такое, когда тебя обнимают и ласкают. Я украла у них время. Я чувствовала алкоголь и таблетки Рейджена. Господи, как тяжело говорить об этом…
– Да, но нам нужно поговорить об этом, – сказал доктор Джордж, – чтобы мы поняли.
– Это сделала я. Теперь уже слишком поздно извиняться, правда? Я разрушила жизнь мальчиков… но они просто не поняли…
– Не поняли что? – спросила Тернер.
– Что такое любовь. Что значит желать любви. Чтобы кто-то держал тебя в объятиях. Чувствовать страсть, ласки. Не знаю, что заставило меня так поступить.
– В то время ты чувствовала эту страсть и ласки? – спросила Тернер.
Помолчав, Адалана прошептала:
– Только несколько секунд… Я украла это время. Артур не давал мне вставать на пятно. Я хотела, чтобы Рейджен освободил пятно…
Она печально огляделась по сторонам.
– Я не хочу через это проходить. Я не могу идти на суд и ничего не хочу говорить Рейджену… Я хочу уйти из жизни мальчиков, чтобы больше не портить им жизнь… Я чувствую себя такой виноватой… Ну почему я это сделала?
– Когда ты впервые встала на пятно? – спросил доктор Джордж.
– Прошлым летом я стала красть время. А когда мальчики были в Ливанской тюрьме, я украла немного времени, чтобы написать стихи. Я люблю писать стихи… – Она заплакала. – Что они собираются сделать с мальчиками?
– Мы не знаем. Мы стараемся понять как можно лучше, – мягко ответил доктор Джордж.
– Не надо их очень сильно наказывать, – попросила Адалана.
– Когда в октябре случились эти инциденты, ты знала о том, что планируется? – спросил он.
– Да. Я знаю все, даже о таких вещах, о которых не знает Артур… Но я не могла это остановить. На меня подействовали таблетки и алкоголь. Не знаю, почему я это сделала. Мне было так одиноко.
Она засопела и попросила салфетку.
Задавая свои вопросы, доктор Джордж внимательно смотрел в лицо Адаланы, боясь вспугнуть ее:
– Были ли у тебя друзья, которые доставляли тебе радость? Чтобы как-то справиться с одиночеством?
– Я никогда ни с кем не говорю. Даже с мальчиками… Я говорю с Кристин.
– Ты сказала, что несколько раз выходила этим летом и еще – в Ливанской тюрьме. Выходила ли ты на пятно до этого?
– Не выходила. Но я была. Я уже давно там.
– Когда Челмер…
– Да! – резко оборвала она. – Не говорите о нем!
– Ты можешь общаться с матерью Билли?
– Нет! Она не может даже с мальчиками общаться.
– А с сестрой Билли, Кэти?
– Да, я разговаривала с Кэти. Но думаю, она не знала об этом. Мы вместе ходили в магазин за покупками.
– А с братом Билли, Джеймсом?
– Нет… мне он не нравится.
Адалана вытерла слезы и откинулась назад, с удивлением глядя на видеокамеру. Потом долго молчала, и доктор Джордж понял, что она ушла. Он смотрел на застывшее лицо и ждал, кто же сейчас встанет на пятно.
– Нам бы очень помогло, – сказал он мягко, убедительно, – если бы мы могли поговорить с Билли.
Лицо пациента стало испуганным, и Билли быстро огляделся вокруг, чтобы понять, где он оказался. Доктор Джордж узнал выражение лица, которое видел в окружной тюрьме в тот день, когда доктор Уилбур вызвала Билли, личность-ядро. Доктор Джордж мягко заговорил, боясь, что Билли ускользнет, прежде чем с ним удастся наладить контакт. Колени Миллигана нервно подрагивали, взгляд был загнанный.
– Ты знаешь, где находишься? – спросил доктор Джордж.
– Нет, – пожав плечами, ответил Билли, словно отвечая на школьный тест, когда нужно сказать «да» или «нет», а он не уверен в правильности ответа.
– Это клиника, а я твой доктор.
– Господи, он меня убьет, если я буду говорить с доктором.
– Кто убьет?