Бертран и Лола Барбера Анжелик

3

Лола не находила себе места от нетерпения и решила разобрать последние коробки, чтобы занять руки. Справиться с головой не удавалось: она погрузилась в мир чувств, где не принимают решений, а мысли путаются и смешиваются в одну-единственную: Завтра я увижу Бертрана.

Ближе к вечеру она отправилась в магазинчик самообслуживания, находившийся ниже по улице, которая шла вдоль парка.

Лола шагала, стараясь не думать, надолго ли ей хватит выдержки и любит ли она этого мужчину так сильно, чтобы все бросить. Ответы на вопросы были известны. Я уже отказалась от жизни, предназначенной мне свыше. Солнце отражалось в желтых и оранжевых листьях. Завтра Бертран обнимет меня. Яркие верхушки деревьев притягивали взгляд. Не смотри выше, на «хвосты», тянущиеся за самолетами. Не сегодня. Лола уставилась на невидимую точку перед собой – заветную, притягательную. Влюбленную.

В бакалее она купила все, чего в данную минуту возжелал организм беременной женщины: чипсы с карри и несколько плиток черного биошоколада. Литр молока, лук-порей и два апельсина. Никакого мяса. Dankeschn[34]. Когда она вышла из магазина, солнце уже спряталось за деревьями и свет угасал, как морской отлив. Сила тяжести. Молодой месяц мелькал за стволами в такт ее шагам по тротуару. Лола потуже затянула шарф. Хочу, чтобы было завтра. Увы, с наступившей темнотой время замедлилось, и Лоле показалось, что в пустой квартире стало слишком жарко. Она слегка приоткрыла окно, впуская ветер и ночь. Завтра. Аромат леса почему-то усилил запах картона от пустых коробок, и Лола сложила их у входной двери. Хотелось вышвырнуть всю кучу на лестничную площадку, но за это ее сочтут «неподходящей соседкой». Она достала белую простыню, бросила ее поверх кучи, капнула лавандовым маслом, закрыла окно и принюхалась. Ходила по комнате и тянула носом на каждом втором шаге. Вдруг показалось, что Бертран шагает с ней в ногу по паркету, а стены глазеют на них и молчат. Не враждебно, нет, но утром они слышали, как она говорила с Бертраном, и станут немыми свидетелями ее общения с Франком.

Лола отослала мужу эсэмэску: «Ужинаем вместе?» Он ответил сразу: «Занят под завязку». Она подумала вслух: Я решусь признаться сегодня вечером! Замерла, уставившись на стену, счастливая и перепуганная. Я ничего не могу поделать. Стены впитали эти мысли и схулиганили – кинули в нее луковым запахом. Лолу затошнило. Никаких жареных овощей! Она собрала лук в пакет и выставила его на балкон, понадеявшись, что соседи не станут возражать.

Лола прилегла на диван. Сделала несколько медленных вдохов-выдохов, чтобы расслабить мышцы. Дети активизировались, она почувствовала свирепый голод и съела китайский супчик, несколько ломтиков сыра, апельсин и два кусочка шоколада. Ужинала в полумраке и тишине и думала: Такая атмосфера понравилась бы Бертрану. Она обвела взглядом стены и сказала им – без слов: если бы этот мужчина оказался здесь, он превратил бы вас в самое красивое место на земном шаре. Он дал мне новую жизнь. В голове появились другие мысли, зазвучали обрывки фраз и слов, которые нужно будет сказать Франку. Когда? Сегодня вечером или завтра?

Она лежала лицом к черному лесу. Пьянящая любовь стирала все остальные чувства. Дети спали у нее в животе, в своем теплом гнездышке. Сон подбирался к ней на мягких лапах, и она уже решила лечь, но тут вернулся муж. Он бросил пальто на коробки, и Лола спросила:

– Тебе не кажется, что пахнет складом?

– У меня заложен нос. У нас есть бумажные носовые платки?

– На кухне.

Франк послал Лоле воздушный поцелуй, повернулся, приподнял простыню и сказал, что не знает, куда «такое» выбрасывают, но в воскресенье «решит проблему».

– Через три дня?!

– Выброси их пока на балкон, – посоветовал Франк, содрал с себя водолазку цвета морской волны и водрузил поверх кучи.

– Не уверена, что жилищный устав это одобряет, а ключей от подвала у нас пока нет…

– Ну не знаю я, что делать, Лола! Разве что отнести коробки в машину?

Лола посмотрела на двухдневную щетину, бледную кожу, ярко-голубые глаза… и пошла на кухню разогревать суп.

Франк надел спортивный костюм, подошел к ней со спины, погладил живот, сунул ладони под свитер. Лола напряглась.

– Холодные!

– Как прошел день, милая?

Она увидела в стеклянных дверцах отражение его улыбающегося лица.

– Была в магазине, купила еды, вернулась и не захотела готовить лук-порей.

Франк поцеловал ее в шею.

– Они уже спят?

– Да.

– Бесились сегодня?

– Нет. Двигались тихонечко, – ответила Лола, садясь за стол.

Франк хлебал суп стоя, прямо из кастрюльки, потом сжевал кусок сыра.

– Не заметил, как пролетело время, представляешь?

Он почистил банан, нагнулся, достал ноутбук, включил и, не обращая внимания на Лолу, ответил на несколько писем. Она смотрела на него, видела темные круги под глазами и вдруг почувствовала дурноту, понимая, что во всем виновато ее собственное вранье.

Лола встала, приоткрыла окно, но Франк запротестовал:

– Ты что, я и так простужен!

 Приготовить тебя отвар?

– Лучше горячего вина с медом. И с корицей, пожалуйста.

Лола выдвинула ящичек со специями. Корицы захотел? Я встретила мужчину, Франк.

– А без корицы будешь?

Ответа она не дождалась, поставила чашку с дымящимся питьем перед мужем, уселась поудобнее и сообщила – к собственному превеликому изумлению, – что должна с ним поговорить.

– Я слушаю, – не отрываясь от экрана, кивнул он.

– Только не так.

– Не капризничай, Лола! У меня завтра совещание с Йоханом Хайссом.

– Кто это?

– Большой босс.

– Сколько их у тебя?

Франк посмотрел на Лолу честными глазами. Его зовут Бертран Руа. У него черные глаза. Я не устояла.

– Что такое? Дети?

– Нет… Но… Я…

Я и не пыталась устоять.

– В чем дело?

Лолу заставил замолчать не голос Франка, а открытый взгляд его синих глаз. Незамутненных обманом. Она открыла рот, и воздух проник в трахею, протиснувшись между ужасными фразами. Лола едва не расплакалась, резко поднялась, но Франк удержал ее за руку.

О господи! Будь он холоден, реши упрекнуть ее – хоть в чем-нибудь, Лола, конечно же, не пролепетала бы срывающимся от стыда голосом:

– Женщина, которая приходит помогать, никак не подключит Интернет…

– Но ведь он есть у тебя в телефоне.

– А я хочу на компьютере!

Муж улыбнулся, обошел стол, прижал Лолу к себе, посетовал, что доставляет ей «эти мелкие неприятности», коснулся ладонью затылка. Лола не отозвалась – ей требовалась рука Бертрана.

Франк отвел жену в спальню, они легли, не зажигая свет, и он почему-то вспомнил день, когда вернулся домой и застал ее в «фонаре». Она так глубоко задумалась, что не услышала шагов за спиной.

– Ты сегодня думала об отце?

– Нет.

– Говорила об этом с матерью?

– Нет.

Лола поняла, что не заговорит о Бертране. Не сегодня вечером. Возвращаясь с рыбалки, отец бывал молчаливым. Его качало, когда он снимал сапоги. Лола бежала в комнату Эльзы, закрывая по пути все двери. Мы сидели спина к спине. Снизу доносились крики. Она не хотела, чтобы сестра это слышала, а Эльза напевала и рисовала на бумаге путаницу линий…

– Рассказывай мне, когда задумаешься о нем, хорошо, детка? – мягко попросил Франк.

– Ладно.

– Поклянись.

Лола поклялась, в очередной раз солгав – в темноте это оказалось нетрудно, – и добавила, что завтра обедает в аэропорту с коллегами. «У них будет долгая стоянка…»

– Тебя это развлечет.

Лола не произнесла больше ни слова, даже не вздохнула, и Франк начал извиняться, что бросает ее одну в новой квартире:

– Я хочу оказаться лучшим – ради детей. И ради себя, мне это необходимо.

Несколько минут они лежали неподвижно, потом Франк пообещал, что после родов попросит предоставить им дом в «оживленном квартале, где ты сможешь встречаться с людьми». Он поцеловал ее в губы, в живот и ушел, осторожно прикрыв дверь.

Трусость. Это слово маячило за спиной отца и душило Лолу. Она не зажигала свет из страха увидеть его на всех стенах и у себя под кожей.

Она встала, разделась, скользнула в холодную постель и натянула простыню на лицо. Никто не хочет жить с вруном – и уж тем более с врушкой. Но кто, кроме Эльзы, делает то, что хочет, на самом деле? Ребенок? Дети у нее в животе, подарившие ей такой глубокий сон, что Франк спокойно довел свой доклад до совершенства?

Лола не слышала бормотания мужа, не проснулась, когда он ложился, не заметила, что он встал, едва рассвело. Гормоны наделены волшебной властью над сном беременных. В пятистах километрах от Франкфурта Бертран метался по дому. Положил в карман билет, залил полный бак, проверил уровень масла, приготовил одежду. Собрался, как для долгого путешествия. Поужинал в 23.00, в одиночестве – отец уехал в какой-то город, название Бертран не запомнил. Он поднялся в свою комнату, взглянул на ночь и решил оставить окно открытым. Я меняю жизнь. Черт! Мой паспорт! Пришлось бежать в кабинет. Внизу он столкнулся с матерью, только что вернувшейся с работы.

– Готов?

– Вот, едва не забыл паспорт.

Бертран выглядел очень уязвимым, она взяла его за руку и потянула за собой к лестнице.

– Добром это не кончится, – буркнул он.

– Потеря времени принесет еще большую боль. Вы должны поговорить.

– Чего заслуживает эта любовь? Страха?

– Нет! – отрезала мать.

– Почему ты не усомнилась в моих словах?

– Ты излучаешь правду.

На пороге его комнаты она вдруг попросила сына описать Лолу.

– Ростом почти с меня, стройная, волосы мягкие, очень светлая шатенка. Стрижется коротко. Черные ресницы, пухлые губы, гениальная улыбка, светлая кожа, тонкие щиколотки.

– А глаза?

Бертран ответил не сразу – не знал, как передать глубину ее взгляда.

– Ореховые, ближе к зеленому.

– Поняла…

Бертран наклонился, поцеловал мать.

– Спасибо.

– Ты вырос, милый.

– Мой рост уже в шестнадцать лет был метр семьдесят четыре.

– Я не об этом…

Бертран улыбнулся, погладил мать по волосам.

– У тебя четыре одинаковые куртки. Эта – третья, у нее на воротнике след от фломастера, вот здесь. Он не отстирывается. Кто его поставил?

– Коллега. Она гналась за мной в раздевалке.

Бертран лег. Завтра я обниму Лолу.

4

На кухонном столе, рядом с коробкой хлопьев, лежал листок, исписанный синим фломастером. «Беру твою машину – нет времени заправляться, и твой зарядник – пожалуйста, найди мой. Целую». Трусость. Лола подумала, что это слово применимо и к гормонам, раз в этот самый момент они не употребили свою магическую силу, чтобы подавить панику.

Она бросила взгляд на часы, заметила, что на комоде у входной двери нет ключей от служебной машины Франка, и сообразила, что они остались в кармане пальто, которое валяется на столе в кабинете (или под ним). Мобильник «умер», потому что Франк отключил его, чтобы зарядить свой ноутбук. 08.15! Ни Интернета, ни телефона, а зарядник Франка наверняка у него на работе со вчерашнего дня.

Лола выдохнула и попыталась успокоиться. Бертран поднялся на борт. Нужно вызвать такси. Она сняла трубку. Какая компания возит пассажиров? Она обшарила квартиру в поисках справочника. Черт, черт, черт, мне нужен номер справочной! Лола накинула пальто на пижаму, постучала в дверь квартиры напротив. Соседка, к счастью, была еще дома и без лишних вопросов вызвала такси. Лола поблагодарила и пошла собираться. Таксист приехал вовремя, пробок не было. Я могу успеть.

– Приедем вовремя, – бросил водитель, посмотрев в зеркало.

– Спасибо.

Через полчаса она увидит мужчину, который летит к ней.

Через полчаса я обниму Бертрана.

В 09.49 таксист высадил Лолу у терминала. Он вышел из машины, открыл ей дверцу, и она двинулась в зал прилета походкой беременной женщины. Рейс Air France AF-123 приземлился. Она мысленно отсчитывала минуты и шаги, зная, что сейчас говорят стюардессы и как ведут себя пассажиры. Бертран окажется среди самых нетерпеливых – стариков и семейных. Он станет улыбаться, чтобы его пропустили, его будут «посылать» грубо и раздраженно, потому что в нашем мире XXI века никто никому ничего не уступает. И уж, конечно, не молодому мужчине со счастливыми черными глазами и… не беременному! Бертран паниковал. Лола не ответила ни на эсэмэс, ни на звонок. Он убедил себя, что она в пути или на подземной стоянке, где нет сети. У нее был особенный голос. Она перезвонила.

Он топтался в проходе за жирным человеком-горой с двумя кейсами, у которого каждые три метра развязывались шнурки. Она будет в аэропорту.

Потерявший терпение фотограф перепрыгнул через кресла и обогнал очередь по параллельному проходу, не обращая внимания на несущиеся вслед разноязыкие проклятия и замечания стюардесс. Бертран сейчас напоминал лосося, рвущегося вверх по течению, чтобы… выжить?

Он поскользнулся на игрушке и ударился локтем о стену бесконечно длинного коридора. Знает ли эта стена, что человек летит вперед, потому что хочет попасть в свою мечту? Конечно знает. Аэропортовские рукава-туннели – опытные эксперты, привычные к любым ситуациям и языкам. Эти стены узнают руки, ждущие поддержки. По правде говоря, их они любят больше остальных. Существуй переселение душ на самом деле, стены захотели бы стать мужчиной, который мчится к любимой женщине.

И видит ее. Она в светло-сером пальто, волосы до плеч прячут родинку на шее. Она не находит его в толпе, но ищет взглядом. Бертран мысленно возблагодарил Небеса и всех Его ангелов за то, что позволили поймать этот взгляд. Он был ответом на вопрос, мучивший его всю прошлую ночь. А потом она увидела. И не улыбнулась. Так лучше.

Он обнял ее. Руки Лолы скользнули под свитер, коснулись кожи. Ее пальцы дрожали. Он погладил округлившийся живот.

– Я все время о тебе думаю. Поцелуй меня, – шепотом попросила она. Сейчас. Власть Сейчас ошеломительна. Они повторяли это снова и снова даже после того, как последние пассажиры исчезли из виду. Потом власть Сейчас велела им нарушить молчание.

– Сколько у тебя времени?

– Весь день. Я сказала, что обедаю с коллегами из Air France. – Они шли к бару, обнявшись, переглядываясь, шепча: «Наконец-то вместе…»

– Я все время о тебе думаю, – признался он.

– Я тоже.

Полы пальто разошлись, и Бертран увидел круглый, как мяч, живот под шерстяным платьем пурпурного цвета.

– Это близнецы.

Бертран широко улыбнулся, растопырил пальцы и положил ладонь на бесценное вместилище. Лола коснулась индейского кольца.

– Ты прекрасна.

Да, Лола была очень хороша. Она чувствовала себя счастливой и улыбалась.

– У тебя волосы намного короче, – сказала она.

– Парикмахерша отомстила за все те разы, что я не являлся, не предупредив. Знаешь, я скоро уеду снимать большие озера. Со мной подписали отличный контракт. Надеюсь улететь в конце ноября. Сначала в Африку.

Лола посмотрела ему в глаза. Бертран на ходу поцеловал ее в губы.

– Когда ты вернешься?

– Сделаю все, чтобы быть тут к концу февраля, – пообещал он, глядя ей в глаза.

– Хочу сразу с тобой увидеться, – улыбнулась Лола и добавила: – Как только сойдешь с трапа.

А потом сложилась пополам, упала на пол, и Бертран ужаснулся, заметив тонкую струйку очень темной крови, текущую по ее ноге.

5

Молодой человек крикнул по-немецки, что ему нужна помощь. Лоле было очень больно, она лежала, согнув колени, темная вязкая кровь медленно вытекала из ее лона. Он говорил с ней, пытаясь поддержать. Лоле казалось, что живот вот-вот разорвется. Она прерывисто дышала, плакала и шептала:

– Я не хочу потерять детей…

– Этого не случится, Лола, не случится.

Приехала «Скорая». Врач измерил давление. Задал тысячу вопросов. Она отвечала, мешая немецкий, французский и английский. Бертран переводил. Страдание и страх стерли красоту с лица Лолы. Ей сделали несколько уколов. «Не волнуйтесь, сейчас станет легче, и вы уснете». На носилках Лолу пронесли через зал ожидания. Зрение мутилось, она видела Бертрана, он был очень высокий и то отдалялся, то приближался.

– Что с моими детьми?

Врач даже не посмотрел на пациентку. Каталка двигалась вперед. Бертран сжал руку Лолы: «Не шевелись, не волнуйся…» Двери открылись. Дальше, дальше… Лола чувствовала, что боль уходит из тела, как раскаленная лава из жерла вулкана.

А потом все исчезло, осталась одна темнота.

6

Когда Лоле удалось приоткрыть неподъемные веки, оказалось, что она лежит на кушетке в смотровой, переодетая в больничное. Действие лекарств заканчивалось. В помещении горел мягкий свет, перед экраном сидел мужчина лет шестидесяти с вьющимися седыми волосами. Рядом стояла медсестра – ждала, когда пациентка очнется. Лола пришла в себя и сразу вернулась острая боль.

Лола положила ладони на живот. Сестра поинтересовалась, на каком языке предпочитает общаться мадам – на английском или немецком?

– Я потеряла детей? – бесцветным голосом спросила Лола по-немецки.

– Нет, нет, мадам, успокойтесь, – ответил врач. – Вот, смотрите. – Он обвел стрелкой курсора силуэт на экране. – Не нужно волноваться, оба малыша шевелятся, и допплер хороший. Один из них меньше, размеры того и другого чуть ниже средних показателей, но это обычное дело в случае беременности двойней. Как вы себя чувствуете?

Лола смотрела, не понимая и не имея сил сказать: «Не хочу быть тут, за что мне все это?!»

– Вам по-прежнему больно?

– Нет, стало легче. Но кровотечение продолжается?

– Да.

– Это опасно?

– Вы останетесь у нас – на некоторое время, и мы понаблюдаем, – стараясь быть убедительным, ответил доктор. – Я все объяснил вашему другу.

– Он ждет в коридоре, – сообщила медсестра.

Лола переводила взгляд с врача на медсестру, чувствуя себя одновременно «здесь и не здесь».

– Что случилось?

Седовласый объяснил, что, судя по резкой боли, описанной врачом «Скорой», по результатам УЗИ…

– …и учитывая цвет крови, которую вы теряете, это отслоение плаценты. Недраматичное. Обе ваши плаценты нормально прикреплены, так что, на мой взгляд, речь идет о доброкачественной гематоме. Произошло это после того, как лопнул небольшой сосуд. Вот здесь.

– Почему это случилось?

– Трудно сказать. Бывает подобное нечасто – пожалуй, у пятнадцати процентов пациенток. Вы ведь только что переехали, верно? Случайно не перенапрягались?

– Разбирала коробки, ничего тяжелого не поднимала. – Не дав врачу вставить ни слова, она спросила: – Отслойка может оказаться… фатальной?

Врач одарил ее отеческой улыбкой.

– Совсем исключить осложнения нельзя, поэтому вы должны оставаться под нашим наблюдением, лежать – и ни малейших нагрузок!

Взгляд у доктора был открытый и ясный, голос звучал искренно.

– У вас нет никаких причин думать о плохом. Отдыхайте и сохраняйте оптимизм. Я серьезно, мадам! С вами мы управимся, а вот детям вы должны помочь сами. У нас проводят сеансы медитации и релаксации, и поверьте, мамочкам в вашей ситуации это очень полезно. Вы уже посещали врача в Германии?

– Записана на послезавтра, не помню к кому.

– В таком случае я, Конрад Шмидт, буду счастлив наблюдать вас в этой больнице, – торжественно провозгласил доктор. – У нас лучшее неонатальное отделение в Европе.

Лола повторила с тоской в голосе:

– Неонатальное…

Шмидт кивнул:

– Мы здесь творим чудеса. Скажите-ка мне, голубушка, вы чувствуете себя сносно?

– Да.

Сестра записала предполагаемую дату зачатия и дату последних месячных. «Нет, не курю. Наркотики? Никогда! Выкидышей не было… Единственная семейная «проблема» – Эльза. Ни генетических, ни хромосомных поломок не выявлено».

– Забеременеть оказалось непросто?

– Мы год… старались.

– А что с месячными?

– Без противозачаточных таблеток – между двумя и четырьмя неделями. Ни у одной женщины в нашей семье таких проблем не было, я проверила.

Лола сделала паузу, и Конрад успел «вклиниться»:

– Ничего удивительного, но я не вижу поводов для беспокойства.

– Мой французский доктор считает, что я забеременела 7 июня, – призналась Лола, глядя в глаза Шмидту.

Доктор взгляда не отвел и попросил:

– Ответьте мне честно, мадам, что вас беспокоит?

И Лола рассказала о московском тесте, оказавшемся положительным. «Я сделала его в шесть утра, но мой гинеколог заявил, что это можно не принимать во внимание…»

– Я должен изучить ваши анализы, – подумав, решил Шмидт. – Вполне вероятно, что неоплодотворенная яйцеклетка самопроизвольно отделилась, проделав брешь. Понимаете, о чем я?

Лола кивнула.

– У меня произошли две разрозненные по времени овуляции?

Врач улыбнулся, сунул руки в карманы безупречно белого и идеально отглаженного халата и с восхищением в голосе признался, что тело человека – в особенности женское – есть хранилище тайн и…

– …преподносит сюрпризы даже доктору с тридцатилетним стажем. Я отказался от категоричных суждений. Смотрю, констатирую, порой изумляюсь. Сделаем анализы, они кое-что прояснят… надеюсь. Честно говоря, мне ближе идея множественных и раздельных овуляций, чем результат русского теста низкого качества.

Улыбка Шмидта стала еще шире.

– Во всех сказках есть доля правды, а жизнь – самое прекрасное волшебство на свете. И это волшебство не требует никаких усилий. Подчеркиваю – ноль усилий с вашей стороны! Считайте, что тело умеет говорить, и прислушивайтесь к нему. У нас неплохой шеф-повар, а в палате скучать не придется – у вас будет компания.

7

Санитар открыл дверь, пропуская каталку, и Лола увидела Бертрана. Он стоял, прижимая к себе окровавленное пальто и сумку, лицо выражало нетерпеливое ожидание и ужас.

Бертран схватил руку Лолы, сжал пальцы и отпустил. Санитар невозмутимо толкал вперед каталку, так что фотографу пришлось идти сзади.

– Как ты себя чувствуешь?

– Оглушенной. Но с детьми все хорошо.

– А кровотечение?

– Отслойка плаценты, за которой «нужно понаблюдать», как сказал доктор. Придется лежать.

Лола чуть повернула голову, чтобы видеть Бертрана, и он погладил ее по волосам.

– Больно?

– Уже меньше.

Они свернули на указателе «Гинекология» – это отделение находилось справа от родильного. Одна сторона коридоров была выкрашена в сиреневый цвет, другая в лиловый. Санитар завез каталку в палату 2204, где ждала улыбающаяся медсестра. Она спросила на хорошем английском, «говорит ли мадам по-немецки», сказала, что ее зовут Летиция, и объяснила, как функционирует кровать, где включается свет и находится кнопка вызова медперсонала. Больница стремится свести к минимуму влияние магнитных волн: «Никакого интернета и мобильной связи!» Распоряжение должно выполняться неукоснительно, как и режим, но главное – ни под каким предлогом не вставать без разрешения с постели в отсутствие врача или медсестры!

– Время посещений тоже строго регламентировано: с 14.00 до 21.00. И не больше трех человек одновременно. Любите цыпленка и пюре?

– Да.