Солнце мрачного дня Art Даша
– Нет, вы оба не имеете к этому отношения, – выдыхаю я, наблюдая, как Маркус приближает ко мне свое лицо.
– Тогда что? – Его губы уже около моих: я затаила дыхание.
– Отодвинься, – меня хватает только на шепот.
– Ты же этого хочешь.
Но его уверенность даёт обратный эффект. Если раньше я думала, что она сексуальна, то сейчас лишь взбесила меня.
– Нет, я хочу не этого! – Я упираюсь ладонями в область его груди. – И ты говорил, что никогда больше не притронешься ко мне. Ты ведь умеешь держать свое слово. Почему же сейчас нарушаешь?
– Да, я обещал…
– Ну, вот и флаг тебе в руки. С этим у тебя никогда не было проблем. Не думаю, что и сейчас будут.
Я поворачиваюсь, чтобы вернуться за стол, но Маркус удерживает меня за руку. От нее вверх по животу, груди проходится теплая волна. Я встряхиваю руку, чтобы прервать эту связь.
– Что ты имеешь в виду?
Я оборачиваюсь, чтобы увидеть, как Маркус нахмурился.
– Вот только не надо делать такое лицо! Будто ты ничего не понимаешь. Ты обещал, что в случае чего, мне не поможешь. Поздравляю, у тебя это отлично получилось. Ты бросил меня там! – Я горько усмехнулась, после чего расхотелось повышать голос. – Я видела это. Видела, как ты развернулся. Прямо перед тем, как треснуло мое ребро. Ты мог это предотвратить. А сейчас ты делаешь вид, что этого не было. Спрашиваешь меня, вернулась ли я из-за тебя? Похоже на бред. Зачем мне приезжать к тебе, если ты считаешь, что я даже не заслуживаю помощи…
– Я не мог, – так же негромко, но хрипло отвечает Маркус. – Это бы значило, что я признал.
– Признал? Что ты признал?
Сердце пропускает несколько ударов.
– Что ты для меня не просто временный секс-партнер.
– Что за бред? Помощь девушке, которую бьют, – это признание?
– Для меня было бы. – Вижу, как сжимаются скулы на его лице.
– Это так страшно?
Подождите-ка! Остановите время!
Я столько думала об этом. Неоднократно пыталась найти причину его поступка. Да, я помнила обещание. Но ведь оно не могло быть исчерпывающей причиной.
И что я слышу сейчас? Маркус не помог мне, потому что не хотел признавать, что я ему нравлюсь?
Черт! Как это вообще возможно? Что творится в его голове? Признать чувства для него страшнее, чем причинение вреда девушке, которая ему понравилась?
– Я не тот, с кем можно строить отношения, а ты ведь хочешь именно их. – Маркус делает шаг ко мне. – Тебе ведь мало просто регулярного секса со мной.
– Ха! – вырывается у меня. – Почему ты решаешь за меня? Что мне нужно, знаю только я!
Когда он подошел достаточно близко, я смогла увидеть странный свет в его глазах. Он поблескивал. Не ярко. Но на таком бледном фоне был очень даже заметен.
– Почему этот блондин постоянно крутится возле тебя? Что между вами?
– Меняешь тему? Я все равно ничего не поняла из того, что ты сказал. Ты что-то ко мне чувствуешь? Я тебе нравлюсь?
– Наверное, тот мальчик-зайчик, со снежной репутацией, будет гораздо обходительнее и ласковее. Он сможет дать тебе то, что я никогда не дам.
– Марк! Ответь мне!
– Произнеси еще раз, – он обхватывает мою талию, немного придвигает к себе.
– Что?
– Повтори! – требует Маркус.
– Марк, – я поднимаю подбородок вверх, – ответь мне.
– Только имя! – рыкнул он.
– Марк, – на выдохе.
Бледность глаз сменилась темным омутом, засасывающим меня. Я ничего не могу поделать с тем, что он жёстче впивается пальцами мне в спину. Его губы медленно опускаются к моему рту – я задерживаю дыхание.
Этот человек только что признал, что оставил меня, когда я больше всего нуждалась в его помощи. И причина этому абсолютно абсурдная.
Я злюсь, я ничего не понимаю, но его прикосновения снова превращают меня в вязкий зефир.
Я уверена, что он всё ещё хочет меня. И сейчас понимаю, пусть он сам это отрицает, что дело тут не только в сексе.
Я вскидываю руки, опуская их на его грудь. Маркус дышал неровно. Его грудная клетка резко поднималась и опускалась под моими ладонями.
– …ты для меня не просто временный секс-партнер.
Путь он сказал эти слова не совсем в этом контексте, но они продолжают эхом звучать в моей голове, плавя мои извилины. И не только их. Я сама, как маршмеллоу, таяла от огня, разожжённого Маркусом. Еще немного, и я обуглюсь.
– Яна! – Из этой дымки меня вырывает чей-то голос. Я качаюсь головой, приходя в себя. Губы Маркуса кривятся, будто съел что-то кислое.
– Черт, – скрипит он, отстраняя меня от себя, – а он знает, как все испортить.
ГЛАВА 14. – Курица и та грациознее клохчет!
POV Яна
– Что это? – не выдержав, воскликнула я.
Мало мне было признаний Маркуса, ударивших меня по голове кувалдой. Так еще и это! Передо мной лежали три огромнейшие книги.
– Ты что, собрался всю химию изучить за четыре дня?
– Ты ведь сама просила сократить до трех, – невозмутимо отвечает мой нынешний сосед по парте.
Господи, дай меня сил!
– Да, – я указываю пальцем на эту стопку научных знаний. Ими же убить можно! – Но я не говорила, чтобы ты выбрал самые большие!
У Адама в руках тоже были достаточно увесистые экземпляры. А вот Маркусу достались три тоненькие книжонки.
– Что это за несправедливость? – Я создаю слишком много шума, учитывая, что находимся мы в библиотеке. Но ничего не могу с этим поделать – мои нервы на грани. Да я сейчас в истерике забьюсь!
– Доверить ему наше исследование – это равносильно смириться с двойкой…
– Ты сейчас меня тупым обозвал? – Маркус тут же сжимает кулаки. Ни разу не видела, чтобы он их использовал. Николас – это да. Тот постоянно ими размахивает. – То, что я не веду себя как задрот, – не значит, что я ничего не понимаю.
Вот с этим я согласна. Я видела в прошлом семестре табель его оценок, и бал там был намного выше моего. Адам просто мыслит стереотипами.
Я выдохнула, взглянула на часы.
– Евпатий-Коловратий! – хмурюсь я. – Уже четвертый час.
Через час приедет Алви Конте. А я еще даже не добралась домой. Я смотрю на книги весом с меня. Как мне донести их до машины?
– Хочешь, я донесу? – предлагает Адам.
Тоже мне, заботливый какой!
Я подняла одну – блин, реально тяжелые. Но вдруг мне стало совсем легко, потому что книгу вытянули из моих рук. Я проследила взглядом её путь. Она прямиком попала в объятия Маркуса, а в моих руках в следующую секунду оказались его книги.
– Что… – начинаю возмущаться я, но меня перебивает Адам:
– Ты не можешь поменяться с Яной! Я ни за что на это не пойду!
– А я тебя и не спрашиваю, – отрезает Маркус.
– Маркус! – вскрикиваю, когда он сгребает оставшиеся книги, чтобы потащить их к выходу. – Зачем ты это делаешь?
Я догоняю его, благо в руках только три маленькие книжечки.
– Я видел, – просто отвечает он.
– Что?
– Как ты решала контрольную и лабораторную со словарем.
Я останавливаюсь, хватая ртом воздух, как рыба, выброшенная на сушу. Адам тоже тормозит возле меня. Он слышал слова Маркуса.
– Что он хотел этим сказать?
– У меня трудности с химическими терминами на английском.
– Почему ты сразу об этом не сказала? – недоумевает Адам.
– Потому что это мои проблемы. – Я тряхнула головой, двигаясь дальше. – Они никого не касаются.
– Но я думал, что мы подружились за эти два дня…
Я не дослушала, так как уже убежала.
За время моего отсутствия мама все-таки добилась того, чтобы в её доме появилась собственная студия танца. И она не пожалела на это денежек и достаточно просторную комнату на третьем этаже.
Войдя в неё, сразу упираешься в зеркала на двух стенах. Благодаря им ты видишь себя и спереди, и сбоку. На противоположной стене балетный станок. Еще бы. Мама ведь балерина.
Вчера я слышала негромкую музыку, исходившую из студии. Наверное, мама занималась.
– Готова? – спрашивает она меня, когда я, уже переодевшись, сижу на кухне и нервно жую порезанный кусочками ананас.
– Не очень.
– Не переживай ты так. – Она накрывает мою кисть своей. – Ты же безумно талантливая. Алви обязательно поможет тебе взлететь.
– Спасибо, мам, – я смущенно улыбаюсь. Меня так никто не поддерживал после её отъезда.
Алви Конте – высокий, худощавый, но очень жилистый. Волосы представляют собой копну темных кудряшек.
Его лицо было красивым по всем латиноамериканским правилам. Прямой нос, густые брови, квадратный подбородок с ямочкой, легкая небритость и смуглая кожа.
На вид ему не больше тридцати. Но на самом деле я знала, что ему уже далеко за сорок.
Обычно Алви передвигается с такой грацией, что некоторым кажется, будто он перебарщивает.
При знакомстве Алви окинул меня таким взглядом, что все внутри похолодело.
– Сразу к делу, – отвечает он на приглашение мамы выпить кофе или чай.
Я и Алви входим в студию.
– Давай начнем с растяжки, – взмахивает он рукой, разъезжаясь в шпагате.
Я последовала его примеру. Шпагат дался мне свободно, однако Алви сморщился.
– Это все? – спрашивает он.
– А что не так? Хороший ведь шпагат.
– Недостаточно.
Алви встает, подходит ко мне, давит на плечи. Мои ноги разъезжаются еще немного. Я зашипела. Больно. Алви фыркает.
– Терпеть боль – тоже искусство. – А умничать обязательно? – Вставай!
Я кое-как собираю свои ноги. В паху болит так, словно я никогда вообще не занималась танцами или гимнастикой.
– Теперь я хочу посмотреть, как ты двигаешься. – Алви нажимает кнопочку на мамином сабвуфере, после чего подходит поближе к зеркалу. – Повторяй за мной.
Из колонок льётся медленная, чувственная мелодия. Алви начинает движение. Что-то среднее между контемпом и бальными танцами. Я повторяю, но ему не нравятся мои движения.
– Нет! – то и дело возмущается он. – Во-о-о-о-т та-а-а-а-к, – протягивает Алви, повторяя выброс ноги и руки. – Ты меня что, не видишь?
Что я поняла за прошедшие четыре часа?
Пункт номер один: у меня плохая растяжка.
Пункт номер два: танцевать я не умею.
Пункт номер три полностью перечеркивает первые два. Я просто не понравилась Алви Конте с первого взгляда. Совсем. И у него нет никакого желания тренировать меня.
– Ты точно дочь Мэри? – спрашивает он, когда я просто рухнула на пол от усталости.
Алви открывает бутылку воды, садясь рядом. Я делаю глоток из своей, не зная, смеяться мне или плакать. Этот вопрос явно не комплимент. Я знаю, что моя мама – легенда в мире балета. И никогда не смущалась нашего сравнения, но сейчас становится не очень приятно.
– У тебя нет той пластичности, грации и растяжки, что есть у неё, – честность Алви меня и восхищает, и злит. Мозгом я понимаю, что критика – это хорошо, но в душе оседает неприятный осадок.
Разве можно вот так в лицо говорить, что я – ничтожество по сравнению с моей матерью?
– Да, меня абсолютно точно не перепутали в роддоме, – голос немного дрогнул, не знаю отчего. То ли от небольшой отдышки, то ли от гнева, заполняющего каждую мою мышцу.
Алви удивленно смотрит на меня. Да, я не собираюсь пресмыкаться перед ним. Да, он знаменит. Да, жутко талантлив. Но ведет он себя по-свински.
– Сколько у тебя уже длится перерыв?
Я прикинула, сколько прошло времени с момента моего падения.
– Больше полтора года.
– Сколько ушло на восстановление?
– Где-то полгода.
– А потом?
– В смысле? – Я непонимающе покачала головой.
Алви опять недовольно крякнул.
– Что ты делала весь год?
И вот тут мне становится не по себе.
Я ведь толком не занималась, не пыталась что-то исправить. Папа махнул на меня рукой.
Что можно слепить из сломавшейся куклы? Ничего.
Я тоже не старалась, просто смирилась с тем, что уже никогда не выйду на сцену.
И так я думала вплоть до маминого звонка, когда она сообщила, что Оливер договорился о моих тренировках с самим Алви Конте.
Первоначально я думала отказаться, но Жаки и Ник чуть ли ни пинками доставили меня в аэропорт.
– Отдыхала, – я снова глотнула воды, чтобы скрыть свой стыд.
– Ты же в курсе, что для танцовщика нет такого понятия как отдых? Любая пропущенная тренировка может вывести тебя из равновесия. Твои мышцы всегда должны оставаться в тонусе, – он шумно выдыхает. – Теперь понятно, почему ты так двигаешься. Чтобы восстановиться, придется пахать, не жалея ни времени, ни сил.
Не скажу, что его слова стали для меня открытием. Алви, конечно, прав. Я забила на себя, и сейчас придется неимоверно постараться, чтобы чего-то добиться. Но Яна не будет Яной, если не добьется своего. Даже если придется грызть землю и ночевать в этой студии.
– Я не буду приезжать ежедневно. Может, раза два в неделю. Я просто буду связываться с тобой, давая установку. И потом смотреть, есть ли прогресс. Ты уже не маленькая девочка, и сама все понимаешь. Надеюсь, тебя не нужно подгонять палкой. Ты знаешь, что от тренировок зависит твое будущее.
О, да! Я точно это понимаю. Только оказавшись на дне, осознаёшь, как хорошо было на вершине.
Мне нужно наплевать на все, в том числе и на Маркуса, и выложиться по максимуму в этой студии.
К глубочайшему удивлению Адама, уже на следующий день Маркус принес конспект первой книги.
– Вот, – со смачным шлепком он кинул тетрадь на нашу с Адамом парту. – Остальные завтра и послезавтра.
Я еле сдерживалась от позывов безудержного гогота. И причина этому – лицо Адама. Маркус, как ни в чем не бывало, занял свое место, спиной к нам.
– Прости за вчерашнее, – обращается ко мне Адам после того, как пришел в себя до такой степени, что смог говорить, а не просто открывать и закрывать глаза. – Я даже и не подумал, что у тебя могут быть проблемы с переводом. Хочешь, я помогу тебе с теми, что у тебя?
– Забей, – отмахиваюсь я. – Уж с тремя тоненькими книжками я точно справлюсь.
Вчера я уже приступила к прочтению одной, но не протянула и полчаса. Я долго и упорно тренировалась после ухода Алви Конте. И сейчас ждала, когда же наконец закончатся уроки. Тогда я смогу вернуться к танцам. Алви дал несколько заданий. Он приедет дня через три-четыре, чтобы проверить.
– Слушай, а кто такая Жаки? – спросил Адам, когда мы уселись в столовой.
Я ела свой привычный сэндвич и салат. Мама готовила мне каждое утро, так как столовую еду физически невозможно было пережевать, а после переварить. Сейчас ещё к моему списку съедобности добавилось сбалансированное питание.
– Кто? – Я резко поднимаю голову.
– Жаки, – повторяет он. – О ней постоянно говорят. И ходит много слухов. И я слышал, как при упоминании о ней, всплывает и твое имя.
Я отложила сэндвич в сторону.
– Что ты хочешь узнать?
– Кто она?
Честно признаться, я не горела желанием рассказывать ему о Жаки. Но, немного подумав, решила, что уж лучше я, чем те сплетни, что гуляют по этой адской школе.
– Жаклин Томсон – моя лучшая подруга. Наверное, поэтому о нас говорят вместе взятые.
– О ней не очень лестно отзываются…
– Это все полный бред! – вспылила я. – Все, что говорится в этой школе, – не более чем вымыслы и выдумки!
– О-у, – он удивляется моему взрыву, – а где она сейчас?
– В России. – Я немного умерила свой пыл.
– А правда, что на ней печать позора?
Я сжимаю пальцами подбородок. Вот черт! Да что ж за люди-то такие? Они продолжают это муссировать даже после того, как Жаки и Ник уехали? Что, мать твою, новых сплетен не появилось до сих пор?
– Да, было такое.
– Офигеть! Я столько слышал об этом, но никогда не сталкивался. – Он выдаёт что-то похожее на смешок.
– Тебе это кажется забавным? Так вот это не смешно. Таких вещей вообще не должно быть в обществе. Это варварство!
– Эй, а чего ты на меня-то злишься? Я ведь никому её не ставил. – Адам вытягивает перед собой руки, ладонями ко мне.
– Именно потому, что вы вот так вот радостно реагируют, её и ставят эти мудаки!
Да простит меня Ник за такое нелестное высказывание в его адрес. Но это правда! Так с девушкой могут поступить только моральные уроды.
Да, Ника можно понять, если узнать причину, но все же. Свинство остается свинством.
Хотя я, конечно, не имею права быть ему судьей. Пусть это решает Жаки – прощать его или нет, принять это или нет. А я уже последую за её решением.
– А кто все-таки её поставил? Маркус?
Вот это точно предел.
– Нет! – Я даже ладошкой хлопнула по столу. – Это не он!
– Тогда кто?
– Почему тебе это интересно?
Я вот реально не понимаю, почему он интересуется какими-то сплетнями?
– Ну, я ведь здесь учусь. И мне интересно понять, что это за школа. Кто и что собой представляет.
– Тебе не повезло. Еще какие-то два месяца назад здесь было очень весело, когда эти «дети» травили ни в чем не повинную девушку.
– Где же эти «дети» сейчас?
– В тюрьме. – Моя улыбка сейчас больше напоминает улыбку маньяка.
– Значит, это не сплетня.
– Что?
– Что ты и твоя подруга посадили кого-то в тюрьму.
– Нет, это не сплетня. Но мы не просто так это сделали. Они ответили за свои отвратительные поступки.
– Тот, кто поставил эту метку, тоже сидит?
– Нет, – я складываю остаток сэндвича обратно в ланч бокс.
– А где он?
– В России, они с Жаки встречаются.
– Но…
– Это никого не касается, – вставила я быстрее, чем он смог задать еще какой-нибудь дурацкий вопрос.
Я быстро направляюсь к выходу из столовой. Какой же этот Адам надоедливый!
– Прошло три дня! – возмущается Алви. – У тебя было три дня, чтобы освоить это движение!
– И я освоила, – я еще раз продемонстрировала ему эту связку.
– Это называется «освоила»? Курица и та грациознее клохчет и роется в земле!
Меня бесят эти его сравнения! Прям очень! Когда он рядом, я на грани, только не знаю чего. Хочется и заплакать, и закричать, и выпить.
Алви снова повторяет – я следом.
– Нет! Нет! Нет!
– Да что не так?
Алви подходит ко мне.
– Давай.
Я в тысячный раз закрутилась. Алви остановил мою ногу практически в конце, резко вывернув её в сторону.
– А-а-а! – кричу я, теряя равновесие.
– Вот в этом проблема. Недостаточная амплитуда! Ты должна поднимать ногу еще выше. Где же твоя хваленая растяжка?
– Я же не гуттаперчевая девочка! У меня есть кости и суставы!
– Это просто отмазка. – Алви взмахивает руками. – Так! Стоп!
Он выключает музыку, снова садится на пол. Затем хлопает по полу рядом с собой. Я сажусь.