Бумажная оса Акампора Лорен

Глава пятая

Для премьеры фильма «Вечерня» стилист работал с тобой несколько часов, и, когда ты предстала перед нами, стало очевидно, что богемную девушку заменили архетипом женщины. На тебе было довольно скромное белое, как у невесты, платье до пола, но металлические крючки по бокам, скрепляющие переднюю и заднюю его части подобно листам бумаги, добавляли интригующую нотку. Твои волосы, заколотые невидимками, были уложены волнами на одну сторону. В руке ты держала серебряный клатч, едва вмещающий ключи от машины и губную помаду. Твой стилист помог и мне, разложив передо мной платья для мероприятия. Остановив свой выбор на черном атласном платье с вырезом в форме сердца и расклешенной юбкой, она вручила мне золотые серьги-кластеры.

– Немного красной помады – и все готово, – заверила она. – Ты будешь похожа на Диабло Коди.

Позднее я поинтересовалась, кто это.

– О, такое сравнение от Бьянки – большой комплимент, – пояснила ты, слегка толкнув меня плечом. – Несколько лет назад Диабло Коди была эталоном моды в Голливуде.

Рафаэль, скорее всего, был у своего стилиста. Планировалось, что вы с ним подъедете на лимузине для совместной фотосъемки, а меня высадите по пути. Я должна была оставаться поблизости, но не рядом с тобой на красной дорожке. Больше мне никто ничего не сообщил. Стилист была слегка взволнована из-за этой суеты. Заглянув ко мне в комнату, она одобрительно кивнула головой, указывая на мое черное платье, красные туфли и помаду оттенка спелой вишни. Неуклюже балансируя на каблуках, я на секунду вспомнила нашу встречу выпускников, и мне вдруг захотелось, чтобы наши одноклассники узнали о происходящем и смогли увидеть меня сейчас в этом дерзком черном платье, как будто я находилась в какой-то параллельной Вселенной.

Премьера состоялась в Китайском театре Граумана. Мне сказали, это место было культовым, но мне оно напоминало безвкусный торговый центр. Дорожные конусы и защитные барьеры, похожие на заграждения для скота, выстроились вдоль тротуара, на котором должны были появиться звезды. Там была постелена настоящая красная ковровая дорожка. Машины и такси, даже не замедляя ход, непрерывным потоком проезжали мимо по Голливудскому бульвару. На улице фанаты сбились в кучу, толпясь и направляя вверх камеры своих телефонов, выкрикивая разные имена.

Меня вытолкали на красную дорожку и бросили там. Пятясь к металлическому ограждению, я почувствовала, как мой живот скрутило от нервов. Вокруг меня с невозмутимым видом ошивались организаторы мероприятия. Яркий свет прожекторов придавал этой сцене жуткую сюрреалистичность. Лишь актеры были причесаны и ухожены; лишь они, вышагивая, позировали в этом ярком пузыре. Все остальные имели чисто деловой интерес, сосредоточенные на организационных вопросах. Все происходило так быстро, будто кто-то перематывал пленку: короткие интервью перед огромными телекамерами, ваши с Рафаэлем резкие движения и повороты, напоминающие элементы бального танца, залпы фотосъемки со вспышкой. Наклонившись, я коснулась рукой красной ковровой дорожки. К моему удивлению, она была сделана из грубой промышленной ткани, а не из бархата, как я себе представляла. Я заметила на ней напечатанное название фильма, и мне в голову пришла мысль, что к каждой премьере нужно изготавливать новое покрытие.

Затем полицейские остановили движение, и словно воды расступились перед тобой и Рафаэлем, давая достаточно времени, чтобы подойти к ограждению, за которым толпились фанаты. Я наблюдала, как вы двигались вдоль металлического барьера, останавливаясь, чтобы раздать автографы, позируя перед камерами. Ты полностью раскрыла свою душу, отдалась на откуп толпе. Чья это была идея? Кто из твоей команды по связям с общественностью вдруг решил, что столь близкое общение с фанатами на Голливудском бульваре пойдет на пользу твоему имиджу? К моему ужасу, фотографы продолжали преследовать тебя, когда ты пересекала бульвар. Рафаэль обнял тебя и, прижав к себе, на камеру поцеловал тебя в лоб.

Ты казалась такой легкой и воздушной в этом белом платье. Я видела, сколько сил пришлось вложить, чтобы заработать себе имя. Наблюдая за тем, как вы с Рафаэлем позируете, я поняла, что вы ничем не отличаетесь от этих красных ковровых дорожек – поначалу будоражите и волнуете сердца зрителей, а в конечном итоге вас используют и легко заменяют другими. Единственные, кто обладал настоящей властью, – это продюсеры, состоятельные мужчины с двойными подбородками в черных костюмах. Единственные, кто обладал настоящей свободой, – это писатели и режиссеры.

К тому времени как мы вошли внутрь, меня окутала дикая усталость. Я прошла в конец зала и заняла свое место рядом с остальными прислужниками. Фильм по своему жанру был научно-фантастическим, визуально притягательным, но чересчур шаблонным. Твоя роль состояла в основном из серии заискивающих взглядов, снятых крупным планом, при этом Рафаэль был исследователем галактики, первооткрывателем планеты, сквозь зубы раздавая указания своему экипажу.

После премьеры я стояла одна возле стола с едой, пока вы с Рафаэлем сидели на банкете. На вращающейся сцене выступал джазовый квартет и красовалась ледяная скульптура. Я увидела, как к вашему столику подошла узколицая актриса, и тут же узнала ее. Это была восходящая звезда кино – француженка Мирель Соваж. Одетая в прозрачное многослойное платье, подчеркивающее очертания ее груди и ягодиц, она наклонилась, чтобы поцеловать Рафаэля в обе щеки, и я увидела, как руки Рафаэля соскользнули по ее спине, когда она прижалась к нему. Я словно наблюдала сцену из фильма, и мне стало очевидно, что могло бы произойти между ними дальше, если этого еще не случилось. Я мысленно представила, как с нее откровенно падает платье, и то блаженство, с которым он притягивает ее к себе в кровати.

Наблюдая, как Мирель Соваж проскользнула к вам за стол, как Рафаэль налил ей бокал шампанского, я нервно потянулась к красивому блюду, сдавливая пальцами крабовый рулет. Вот ты проходишь мимо Рафаэля, такая воздушная в своем белом платье, улыбаясь, говоришь Мирель что-то приятное, и подобранная прядь твоих волос спадает на плечо.

Стол был забит едой, но, похоже, никто больше не ел. Покончив с крабовым рулетом, я взяла второй кусок, и тут к столу подошел мужчина. Мне бросились в глаза его темные волосы, неровно остриженные, взъерошенные над ушами. Мужчина сутулился, а значит, он не был актером из фильма. Положив блинчик с мясом на свою тарелку, он покосился на меня.

– Не нравятся мне они, – сказал он.

Я сглотнула слюну.

– Кто? Блинчики?

– Нет, эти мероприятия.

– А-а, – с пониманием ответила я, отправив блинчик к себе на тарелку. Он стоял, как будто ожидая, что я продолжу разговор, и наконец я придумала, что сказать: – Тогда почему вы здесь? Я имею в виду, что вас связывает с фильмом?

– Вообще я оператор, но получил пригласительный от своего руководителя, – я уловила акцент в его речи, но не смогла его определить.

Повернувшись, он взглянул на меня:

– А вы?

– Я подруга одной из актрис.

Мое лицо вспыхнуло, и мне вдруг очень захотелось что-нибудь выпить.

Все еще продолжая смотреть на меня, он поинтересовался:

– Кого?

– Элизы Ван Дейк, – выдохнула я. Я хотела было добавить что-то типа «я живу у нее дома», но вовремя остановилась, мельком взглянув в сторону стола, где ты сидела, прижавшись к Рафаэлю; твои волосы все еще были аккуратно уложены, соскальзывая на плечо.

Мужчина ничего не ответил, сунув в рот блинчик целиком. Пришлось ждать довольно долго, пока он наконец закончит жевать. Скорее всего, ему больше нечего было мне сказать. Вскоре он бы ушел, а я бы осталась сидеть за столом до конца вечера.

К тому моменту я превратилась в сплошной комок нервов, поэтому подумала, что на самом деле было бы неплохо сейчас просто посидеть, выпить и поговорить о чем-то неважном.

Было что-то в этом человеке или в его низком статусе, что заставляло меня чувствовать себя непринужденно.

Закончив жевать, он, будто прочитав мои мысли, сказал:

– Я в бар, хочешь со мной?

– Конечно.

– Я – Пол, – сказал он, подвигаясь ближе. – Я наблюдал за тобой, и мне стало интересно. Ты приехала в составе съемочной группы Солара?

– Ну да, можно и так сказать.

– Откуда ты знаешь Элизу? – он снова посмотрел на меня искоса.

Я вдруг подумала, а что, если он влюблен в тебя и, может быть, просто пытается подобраться поближе. Полагаю, именно так это и происходило в Голливуде. Даже операторы мечтали оказаться на звездных орбитах, надеясь, что один случайный контакт может привести к повышению по карьерной лестнице до директора-постановщика и роману с Элизой Ван Дейк.

– Я знаю ее с детства, – ответила я.

– В самом деле? Что же, она милая, – сказал он. – Еще не испорченная, если ты понимаешь, о чем я. Что будешь пить?

– Джин с тоником, пожалуйста.

Пока Пол разговаривал с барменом, я внимательно его изучала. Костюм вроде был по размеру, но как-то не сидел. В движениях чувствовалась расслабленность. Волосы блестели, как от укладки с помощью натурального масла. Кожа на подбородке и шее была розовой от раздражения.

– Я надеялся, что мы поговорим, – сказал он, протягивая мне напиток.

– А почему бы и нет, – прильнув губами к соломинке, я отправила в себя первую драгоценную порцию хинина и можжевельника. После второго большого глотка напитка я почувствовала, как холодок пробежал у меня в груди.

– Давай сядем, если ты не против, – предложил Пол.

Минуя сцену, я последовала за ним в зону отдыха. Там сидели молодые мужчины с бегающими глазками в ярких рубашках, подпоясанных тонкими поясами. Среди них было всего несколько женщин, то и дело драматично и томно откидывающихся на спинки диванов. Казалось, все они больше наблюдали, чем разговаривали. Усевшись на пуфик, я обнаружила, что уже допила свой напиток.

– Итак, подруга Элизы Ван Дейк, что привело тебя сюда? Полагаю, ты тоже из Мичигана, раз знаешь Элизу так давно. Но ты ведь не работаешь в этой индустрии, верно?

Услышав слово «Мичиган», я на мгновение остолбенела, но потом пришла в себя, вспомнив, что этот факт о тебе известен всем. Скромная девушка приезжает со Среднего Запада и добивается успеха. Грубый бриллиант, требующий огранки, подлинный и удивительный.

– Нет, – призналась я, – я не работаю в этой индустрии.

– Получается, ты здесь просто для моральной поддержки? Или на отдыхе?

– Всего понемногу.

Мой стакан был опустошен, даже в четвертинке лайма на дне не осталось сока. Я не знала, что еще сказать, так как не привыкла разговаривать с новыми людьми. Все мое общение в Лос-Анджелесе происходило через тебя, и, не считая болтовни на кассе в супермаркете «Мейер», я почти не разговаривала с незнакомцами самостоятельно со времен колледжа.

Теперь я вспомнила это ощущение удушья, иногда охватывавшее меня, ощущение тесноты внутри твердых слоев, как у русской матрешки. Но Пол не давил на меня. Мы просто сидели на пуфиках, отвернувшись друг от друга. В отличие от большинства мужчин, он сидел, не скрещивая ноги. Вместо этого он наклонился вперед, положив руки на бедра, как будто ждал автобус. Он выглядел сосредоточенным, внимательно прислушиваясь к музыке.

Когда он снова посмотрел на меня, я спросила:

– Так что конкретно ты делаешь?

Выпрямившись, он убрал со лба прядь волос.

– Я загружаю пленку.

– Понятно.

– Это сложнее, чем кажется.

– Я верю тебе.

Пол объяснил, как важно правильно загрузить пленку. Всего одна ошибка могла привести к потере не- скольких часов съемки. Что касается цифровых фильмов, то именно он отвечал за все данные. Он работал с камерами уже много лет, и ему нравилась работа в команде и тот самый дух товарищества. Он научился ценить жесткую иерархию: каждый работник вносил свой скрытый вклад в работу всей системы, подчиняя себя целому. С его слов, работа над фильмом «Вечерня» доставляла ему особенное удовольствие; ему было интересно наблюдать за поведением актеров изнутри, он объяснял это тем, что в некотором роде являлся антропологом.

– И еще я кинорежиссер, – мягко добавил он. – Я работаю над съемками своего фильма.

Я думаю, что это можно было сказать абсолютно о каждом человеке в Лос-Анджелесе. Но в тот момент, когда Пол отводил от меня взгляд, потягивая свой напиток, я заметила, как блестят его глаза.

– Расскажи мне об этом, – попросила я.

– Я снимаю документальный фильм о беженцах из Центральной Америки. По крайней мере, планирую снять, когда получу финансирование.

Произнеся эти слова, Пол обвел взглядом всю комнату, остановив его на столе, за которым ты сидела. Возможно, его не за что было винить. Мне тоже было трудно не смотреть в ту сторону.

– Кстати, у нас есть кое-что общее, – сказал он. – Я тоже из Мичигана.

У меня сразу возникли подозрения. Он не выглядел и не говорил, как те, кого я знала в Мичигане. Во всяком случае, его акцент звучал по-европейски.

– Это неправда, – усомнившись, сказала я.

Пол улыбнулся, и его лицо засияло от удовольствия.

– Честно. Ты мне не веришь? – И он сделал то, что делает каждый житель Мичигана, желая изобразить свой штат, по форме напоминающий рукавицу: поднял руку ладонью наружу, соединив пальцы вместе, и указал на точку на полпути к западному берегу у основания мизинца. – Прямо вот здесь.

Мой родной город тоже находился на западном берегу, у начала береговой линии. Должно быть, заметив мое удивление, он сказал:

– В следующий раз мы подробнее поговорим об этом.

После того как я дала Полу свой номер телефона, он встал со своего пуфика и протянул руку. Пожав ее, я продолжала сидеть, взглядом провожая его, идущего через комнату к выходу мимо джазовой группы.

Глава шестая

Когда я думала о Мичигане, вспоминая кухонный линолеум в доме родителей и ледяной дождь, я вздрагивала. И теперь, любуясь из окна твоей гостевой комнаты этим живым, пышущим энергией видом, я чувствовала, будто хожу по краю, рискуя сорваться и вновь провалиться в прошлое. В Мичигане почти все время солнце было скрыто под облаками, а к ноябрю деревья стояли уже совсем голые. Свет ламп маленькой мощности делал все в доме каким-то безжизненным. Диван с рисунком пэйсли был весь в пятнах. Потертые плинтусы. Искусственная елка с ее желтой мишурой.

В течение последних недель я звонила домой всего несколько раз – по утрам в воскресенье, зная, что родителей не будет дома. Я оставляла сообщения на автоответчике, добавляя стандартные фразы типа: «Скучаю!», «Все хорошо», «Калифорния прекрасна», «Попробую позвонить позже», «Надеюсь, у вас все в порядке».

Я не отвечала на мамины звонки. Прослушивая ее сообщения на автоответчике, я ощущала, как ее голос каким-то обманным путем затягивал меня обратно, возвращая к своему старому «я», навевая воспоминания о том ужасном времени, о моей старой жизни, напоминая, как я медленно погрязала во всем этом. Я боялась, что разговор с ней каким-то образом вернет меня назад, разорвав кокон, в котором я находилась. Оставаясь вне связи, я могла нестись на гребне своей мечты, продлевая ее до бесконечности.

Я оставляла родителям сообщения: «Я сейчас работаю. Выполняю кое-какую работу для Элизы, организационные вопросы, знакомлюсь с киноиндустрией. Перезвоню позже».

В ответ приходило сообщение от мамы: «Спасибо, что позвонила. Мы рады, что у тебя все в порядке. Пожалуйста, перезвони, когда сможешь. Мы хотим поговорить с тобой».

Как бы родители ни волновались, в глубине души они, скорее всего, испытывали облегчение. Наконец-то я сумела выбраться из этих темных вод, что казалось им чем-то на грани фантастики. Им не было дела до того, что я украла деньги, чтобы добраться сюда. Уехав, я оказала им услугу. Их разочарование во мне уже давно превзошло их атрофированное разочарование в Шелби. Взрыв и разрушение изнутри. Одна сбежала, другая утонула.

Здесь я была совсем другим человеком. Так же, как и ты, Элиза, я оставила Мичиган в прошлом. Солнечная Калифорния все поменяла. В целом я пребывала в более приподнятом настроении без резких перепадов. Уже длительное время я не попадалась в ловушки тревоги и страхов. Даже мои рисунки изменились.

Перенося на лист бумаги сцены из своего воображения, я стала использовать более яркие цвета, выходя за пределы своих видений. Я нарисовала живую изгородь из своей старой истории про похищенную девочку, которая тебе так нравилась, и нас двоих в детстве, переодетых в животных: ты была зеброй, а я козой.

Наверное, это было неизбежно, и в один из дней ты увидела мои рисунки. Я была уверена, что спрятала их, но в тот день, видимо, забыла их убрать. Возможно, я сделала это подсознательно. Меня снова пробирала злость, когда ты, бросив меня в очередной раз, уехала в Ризому, и я решила отправиться в местечко под названием «Венеция» на свой собственный сеанс по Перрену. Вернувшись, я застала тебя в своей комнате у глянцевого черного стола, где лежала огромная стопка листов с моими работами. На рисунке, который ты разглядывала, была изображена рыжеволосая женщина, дрейфующая в открытом море, ухватившись за деревянную доску. Я на мгновение затаила дыхание. Повернувшись, ты бросила на меня испуганный взгляд, словно я была непрошеным гостем.

– Черт возьми, Эбби, – выпалила ты.

Я рефлекторно бросилась к своим рисункам.

– Извини, я думала, что убрала их.

Отрицательно покачав головой, ты сказала:

– Пожалуйста, не убирай их. Они бесподобные. Почему ты мне не показывала их раньше?

– Не знаю, – пробормотала я. – Наверное, потому что ты была занята.

– Ты невероятная, Эбби. Честно. Ты чертовски талантлива. И всегда была такой, – в твоем взгляде просматривалось нечто среднее между страхом и жалостью. – Как долго ты этим занимаешься?

– Точно не знаю. Долгие годы.

Ты наклонила голову, и в тот момент, даже не успев подумать, я вывалила тебе всю правду.

– На самом деле, я бросила учебу в университете, – призналась я. – И я никогда не была в аспирантуре. Я придумала это, чтобы ты не узнала, что все время я сидела дома и рисовала, – объяснила я, жестом указывая на рисунки. – И параллельно я изучала программу Перрена. У меня есть его книга.

Меня, как ребенка, признающегося в обмане, охватило чувство стыда, и я ждала, что же будет дальше. Как ни странно, у меня было ощущение, будто это я вторглась в твое личное пространство, признав свое увлечение Перреном, в то время как на самом деле все было совсем наоборот.

Подойдя ближе, ты обняла меня за шею, как бы собираясь потанцевать со мной.

– Почему ты скрываешь свой талант, Эбби? – тихо спросила ты. – Ты пряталась долго, но теперь ты здесь. И пришло время показать, кто ты есть на самом деле. Понимаешь меня?

Я молча кивнула. Ты наклонила голову, и твое лицо оказалось так близко к моему, как будто ты хотела меня поцеловать. В твоем дыхании я уловила запах сигаретного дыма и сладкие нотки алкоголя.

– Твои работы – эти рисунки – больше не могут оставаться в этой комнате. Ты должна показать их миру.

Пожав плечами, я ответила:

– Что же, наверное, ты права, но это не так-то просто сделать.

Держа меня за плечи, ты смотрела мне прямо в глаза.

– Может, я смогу чем-то помочь.

Я покраснела, немного отстранившись назад. В то же мгновение вся неприязнь к тебе исчезла, словно улетучилась.

– Как ты провела время в Ризоме? – поинтересовалась я, направляясь к столу и как бы закрывая рисунки своим телом.

– Прекрасно, – последовал ответ. – Я полностью истощена, но в хорошем смысле.

Ты сидела на кровати в платье из мешковины с вышитыми на нем перьями, с двумя заплетенными косичками на голове.

– Я должна продолжать работать над собой и дома, но у меня никогда не бывает времени. А может, дело совсем не в этом. Мне как-то не по себе делать это в одиночестве. Мне больше нравится практиковаться под руководством своего наставника.

Сидя на кровати в своем глупом наряде, ты выглядела такой юной и беспомощной, что мне стало тебя немного жаль. Тебе было очень далеко до уровня Ризомы, а с Перреном вы были вообще как будто с разных планет. В тебе не было ни капли творческой энергии, и ты понапрасну тратила свое время. Мне казалось несправедливым вообще позволять актерам присоединяться к Ризоме, если они внутренне не были готовы к этому.

Ты замолчала, пристально глядя на меня.

– Серьезно, Эбби, подумай, чем я могу тебе помочь. Я готова познакомить тебя с нужными людьми. Уверена, что смогу устроить тебя куда-нибудь на стажировку. Я могла бы поговорить с кем-нибудь из отдела по костюмам студии «Парамаунт» или с операторами, если ты хочешь пойти по этому пути.

Сделав небольшую паузу, ты добавила:

– Или ты всегда можешь попробовать себя в качестве ассистента видеорежиссера, но в этой сфере огромная конкуренция. Слишком много людей пытаются ворваться в этот бизнес.

Я недоверчиво посмотрела на тебя. Мне казалось невозможным не понимать то, что твои слова меня глубоко оскорбляли. Только что увидев все мои работы и осознав их ценность, ты имела наглость – или невежество – предложить мне стажировку в отделе по костюмам. Я быстро моргнула, будто пытаясь очистить свою голову от поспешных выводов. Если бы я начала рассуждать о вопиющей несправедливости и снисходительном отношении, то не смогла бы проглотить это оскорбление.

Ты встала с кровати.

– Кстати, скоро твой день рождения, верно?

– На следующей неделе.

– Я всегда о нем помню, – сказала ты.

Мой гнев немного смягчился:

– Я тоже всегда помню о твоем.

Утром, в день своего двадцать восьмого дня рождения, я оказалась в твоем синем «Мустанге», петляющем по Малибу-Каньон-роуд, отдаляясь от океана. Ты не сказала, куда мы едем, и я представляла себе какой-то тайный ресторан в лесу, где ты могла бы заказать бутылку шампанского по случаю моего дня рождения и без посторонних взглядов выпить ее одна. Мы свернули на грунтовую дорогу без опознавательных знаков, пролегающую среди деревьев. В конце пути стояло высокое каменное здание, увитое плющом, своими зубчатыми стенами напоминающее замок. Я сразу же узнала это место. Я встряхнула головой, словно не веря своим глазам. Это был тот самый особняк из моего сна – то самое место, где я наконец нашла тебя. Меня бросило в холод, и по коже побежали мурашки.

– Что это за место? – тихо спросила я, вылезая из машины.

– Есть предположения?

Ты припарковалась между двумя автомобилями мар- ки «Мерседес» – седаном и внедорожником. Мы молча подошли к массивной арочной двери, и ты нажала кнопку звонка. Дверь волшебным образом открылась, и мы проследовали в вестибюль, отделанный мрамором. Рядом красовалась величественная лестница, которая вела на второй этаж. Ты взяла меня за руку, и мы подошли к стойке регистрации, за которой стояла стройная молодая женщина. Увидев нас, она сверкнула своей улыбкой.

– Сегодня я привела особенного гостя, – сказала ты. – У нее день рождения, и я хотела бы подарить ей дневной пропуск на территорию и в спа-зону, а также на вводную сессию с наставником.

– Ой! – воскликнула администратор, глядя на меня. – Какой чудесный подарок на день рождения!

Удовольствие и страх пронеслись по моему телу, я все еще была в мурашках. Я открыла рот, но ничего не смогла сказать.

– Итак, милая, – обратилась ко мне администратор, – просто распишитесь вот здесь.

Написав свое имя в журнале, я посмотрела на тебя, и ты кивнула мне, улыбаясь, как мать улыбается своему ребенку.

– Ее наставником будет Телло, – обратилась к тебе администратор. – У него как раз есть свободное место в двенадцать, в то же время, что и ваш сеанс, Элиза. Комната номер семь.

– Пойдем, – сказала ты, положив мне руку на плечо. – Давай начнем с маникюра и массажа.

Пройдя через фойе, от мраморных стен которого громким эхом отражались наши шаги, мы вышли на ухоженный двор с трехъярусным фонтаном. Звук плещущейся воды придавал саду особое очарование. В своем воображении я вдруг нарисовала нимф, выходящих из листвы с плодами бессмертия.

– О, я хочу тебе кое-что показать, – воодушевленно произнесла ты. – Иди сюда.

Ты подвела меня к самшитовой изгороди и затащила в проход между кустами. Перед нами также были живые изгороди, разделяющие собой тропинки.

– Как думаешь? Налево, направо или вперед? – все еще держа меня за руку, ты потянула меня к тропинке слева. Когда мы в итоге уткнулись в тупик, ты рассмеялась и развернула меня. – Это напоминает твою историю о девушке в лабиринте из живой изгороди, – сказала ты. – Помнишь? И маленькой девочке, которая хочет остаться с ней.

Как будто легкий ветерок пробежал по телу, и меня неожиданно охватила радость. Схватив тебя за руку, я плелась за тобой по лабиринту в поисках выхода, совсем не чувствуя земли под ногами. Наконец мы вышли на другую сторону, в тропическую рощу. Посреди пурпурной вербены раскинулись растения агавы, и доносящийся аромат жимолости окутывал нас с головой. Издалека послышались детские крики.

– Здесь есть дети?

– О, да. Вокруг всегда есть дети. Здесь есть летний лагерь, занятия для школьников и детский сад. Все это бесплатно для членов клуба. Люди даже приносят сюда своих младенцев.

По извилистой дорожке ты повела меня в спа-зону, представляющую собой отдельное каменное сооружение, в котором находились маникюрный салон, массажные кабинеты и сауна. Мы побывали в каждом из них по порядку. Я не сказала тебе, что это был мой первый в жизни маникюр. Ты сидела рядом, словно герцогиня, с протянутой рукой цвета слоновой кости. Мои ногти были приведены в порядок и подстрижены, а затем на них нанесли лак цвета морской пены, который ты для меня выбрала. Держа пальцы неподвижно в течение пяти минут под лампой, я пыталась раствориться в шуме океана, доносившемся из динамиков.

– Теперь пришло время для наших занятий, – сказала ты. – Это займет около часа, но потом я, пожалуй, зайду в комнату отдыха актеров. Может, тем временем ты попросишь кого-нибудь провести для тебя экскурсию? Можно попросить администратора.

Вернувшись в главное здание, мы поднялись по массивной лестнице, устланной ковром с орнаментом переплетений черного и фиолетового цвета, остановившись у высокого дверного проема.

– Это комната для актеров, – прошептала ты.

В комнате висели прозрачные шторы и стояли низкие бархатные кушетки. Тут же, развалившись, сидели привлекательные мужчины и женщины, в некоторых из них я узнала известных актеров. Казалось, они не замечали нашего присутствия.

Выйдя оттуда, я тихо спросила тебя:

– Они здесь ради Перрена? То есть они надеются привлечь его внимание и попасть в кино?

– Нет, не думаю. Я выяснила, что на самом деле это его помощники. Я слышала, что они, как шпионы, помогают подыскивать талантливых актеров и рекомендуют тех, кто, по их мнению, обладает наибольшей глубиной и размахом. Можно назвать их привратниками Перрена.

Я молча шла по длинному коридору, рассматривая орнамент ковра. Одни узлы переплетались с другими, и это вызывало у меня легкое головокружение.

– Ну, а что твой наставник думает о тебе? – рискнула спросить я.

Ты пристально посмотрела на меня.

– Скажем так, я в процессе, – ответила ты и остановилась у одной из дверей. – Это моя комната. Увидимся позже внизу.

– Я буду ждать тебя в саду у бассейна, – предложила я, демонстративно показывая свою невозмутимость.

Продолжая идти вдоль коридора, я наконец увидела дверь с табличкой «7». Тихонько постучавшись, я повернула ручку. Внезапно все не заданные тебе вопросы выпрыгнули из меня наружу, словно перепуганная рыба.

Это была небольшая комната с окном в дальнем углу. Посередине друг напротив друга стояли два деревянных стула, на одном из которых сидел мужчина. При виде меня он встал.

– Эбигейл? – прозвучал голос мужчины.

Я словно парила в невесомости, мое сердце бешено колотилось вхолостую, как у загнанного в угол кролика.

– Можно просто Эбби.

– Меня зовут Телло.

Передо мной стоял мужчина средних лет с гладко выбритыми волосами и яйцевидной формы лицом. Когда он улыбнулся, в его небольших темных и без видимых склер глазах появилось теплое свечение. Эта маленькая деталь придавала ему пророческий вид.

– Присаживайтесь, пожалуйста, – сказал он, указывая на стул напротив своего.

Устроившись на стуле без подушек, я ощутила на своей спине его твердые прутья.

– Сегодня мы начнем с простого, – пояснил Телло. – Я проведу с вами первый сеанс активного воображения.

Я напрягла мышцы спины, чтобы сидеть ровно. Внутри меня шла активная борьба приятного волнения и стыда. Было непривычно сидеть вот так перед другим человеком, а не в одиночестве в своей детской спальне. И все же это было потрясающе и невероятно – стремиться к душевному балансу прямо здесь, в том самом здании, где сам Перрен работал над собой, становясь очевидцем своих собственных видений.

– Во время сеанса вы увидите свое внутреннее Я, а я, как ваш проводник и наставник, увижу ваше внешнее Я, – Телло нажал невидимую кнопку, наполнив комнату мелодией гармонии: звучал шум прибоя, рокот волн сливался с шепотом ветра и низкими нотами туманного горна. – Пожалуйста, закройте глаза, – сказал он, – и почувствуйте, как свет и фигуры становятся объемными.

Закрыв глаза, я всматривалась в темное полотно своих век. Вначале тусклые частицы, проносившиеся мимо, не имели четких очертаний и мгновенно растворялись.

– Вы видите?

Я утвердительно кивнула.

– Потрите глаза. Фигуры стали отчетливее? Вы видите шахматные узоры, черно-белые фигуры? – он сделал паузу. – Теперь наблюдайте, как они растворяются и становятся цветными…

Именно так это и происходило, точно, как он описал. Я убрала руки от глаз, и передо мной вдруг возникло полотно, оптический обман зрения. Замысловатая шахматная доска тут же стала объемной и разлетелась на кусочки.

– А теперь наблюдайте, как частички шахматной доски скрываются из виду. Выберите одну частицу и следуйте за ней. Посмотрите, куда она вас поведет.

Это было сложнее всего. Я ждала, пока какой-нибудь из фрагментов привлечет мое внимание. Фигуры менялись местами, приобретали более четкие очертания, пока наконец в моем внутреннем театре под названием «Веки» оранжевые полумесяцы и белые полосы не начали плясать свой фокстрот, словно радужные пузыри выплывая из какой-то трубы. Меня осенила мысль, что именно так начинались сновидения, и в то же мгновение мое сознание превратилось в проектор, отбеливающий изображения. Казалось невероятным одновременно играть роль действующего лица и наблюдателя. Затем появился какой-то желтый шар, поднимающийся из черного моря. Я наблюдала, как море превратилось в реку, а шар – в заходящее солнце. Я увидела себя на тротуаре в Анн-Арбор, направляющуюся к мосту, увидела транспортную развязку, а впереди – медицинский центр. Я видела падающий снег и приближающиеся машины с включенными фарами.

– Не форсируйте образы. Просто расслабьтесь и наблюдайте. Смотрите, что вам откроется, – вдруг вмешался Телло.

Я сменила курс и отошла от моста, удалив эту сцену из своего воображения. Мысленно опустив темную штору, я ощущала, как мое тело неподвижно застыло на стуле. Я наблюдала за несущимися по кругу микрочастицами, и боль пронзала мою спину. Спустя несколько секунд одна из частиц резко увеличилась в размерах, став похожей на рыбу, и выплыла из кадра. В то же мгновение картинка изменилась.

– Не закрывайтесь, – сказал Телло. – Наблюдайте.

Передо мной появился куст с листьями красного цвета. Он выглядел знакомым, напоминая горящий куст из моей детской Библии. А вот змея с черно-желтыми полосами скользит под кустом. Поддаваясь инстинкту, мой мозг, как обычно, повесил ярлык. Внезапно задрожав, змея и куст исчезли прочь, как будто кто-то сорвал с катушки пленку. Открыв глаза, в кресле напротив я увидела Телло с легкой улыбкой на лице.

– Отличное начало, – сказал он с таким видом, будто знал, что я видела. Мое лицо вспыхнуло. – Попробуйте снова.

Я закрыла глаза.

– Все то же самое, – дал он указания. – Потрите глаза, затем выберите подходящий фрагмент и следуйте за ним.

На этот раз маленькие белые точки, похожие на падающий снег – видимо, как результат свечения встроенных потолочных светильников, – выстроились в ряды. Они превратились в рыбок, плавающих искусно организованной стаей. В воде было тепло. Отыскав усатого обитателя дна океана довольно внушительных размеров, я вскарабкалась на него верхом и, опираясь на его чешую, понеслась сквозь темные глубины. Он поднимался на светлую поверхность воды, а затем снова погружался в темноту. Наконец последний всплеск на поверхности – и мои глаза открылись мощному лучу солнца на вершине холма. Солнце вдруг превратилось в белоснежный дом из моего сна, и я оказалась в голубом озере у подножия холма.

– Возможно, в ваших видениях будет вода, – вмешался Телло. – Так часто бывает.

Проигнорировав его слова, я взобралась на холм, подойдя к дому. Дверь была синего цвета с бронзовым дверным молотком в форме человеческой головы с крыльями вместо ушей по бокам. В гостиной на позолоченной кушетке и в розовых креслах с подлокотниками сидели дети. Они улыбнулись, как будто узнали меня, и мое сердце наполнилось радостью.

– Если увидите воду, опуститесь в нее, – подсказал Телло.