Всемирный экспресс. Тайна пропавшего ученика Штурм Анка
– Какие что? – Флинн не знала, что это за помещение, куда по ночам вход запрещён, но догадывалась, что днём здесь дым стоит коромыслом.
– А разве здесь нет… ну этих, нормальных сидений?
Парень рассмеялся добродушным перекатистым смехом.
– Нет, вот приколистка! А зачем они тут?
Флинн не поняла, что в её вопросе такого смешного. Она просто спрашивала себя, где придётся сидеть всю остальную дорогу – разумеется, если эта зловещая мадам Флорет продаст ей билет. Не может же целый поезд состоять только из спальных купе и огромного неубранного помещения.
Но бесконечно длинные коридоры теперь явно остались позади. Все следующие вагоны оказывались большими просторными помещениями, оборудованными самым нестандартным образом. Повсюду Флинн налетала на скамейки и столы, спотыкалась о книги и едва разбирала, что там, собственно, висело на стенах или издавало странные порхающие звуки над головой. В поезде же, наверное, нет летучих мышей – или всё-таки есть?
Тем большее облегчение испытала Флинн, когда в одном из вагонов её спутник наконец остановился. Помещение имело самую сложную конфигурацию из всех. Теперь они находились в голове поезда, где слышалось, как ритмично, словно какой-то железный монстр, сопит паровоз. Мимо окон густыми облаками плыл дым. Создавалось ощущение, будто он окутывает поезд как пуховое одеяло, отсеивая все, возможно, притаившиеся за окном ночные опасности.
Лучом фонарика парень осветил своего рода простыню, висящую в углу между двумя стеллажами подобно воздушному шару, из которого выпустили воздух.
– Моё любимое местечко, – сказал парень, показывая на простыню. – Можешь поспать здесь. Завтра утром мы представим тебя мадам Флорет, так что особо удобно не устраивайся. Она встаёт рано.
Устроиться слишком удобно Флинн не грозило, потому что при ближайшем рассмотрении простыня оказалась волочащимся по полу импровизированным гамаком. Флинн спросила себя, как это место может кому-то нравиться.
– Спасибо, – всё же сказала она – и не покривила душой.
Парень, кивнув, посмотрел на часы:
– Ладно-ладно. Через несколько часов мы проедем через Гамбург, а там будет уже слишком далеко до твоего Бидервурстеля…
– Брошенпустеля, – поправила Флинн.
– Пусть так. А потом и Даниэль появится, если тебе повезёт. В общем, не переживай.
– А я и не переживаю, – соврала Флинн. На самом деле сердце у неё яростно билось в горле с таким же грохотом, какой шёл от паровоза.
Парень снова кивнул:
– Хорошо. Тогда до завтра. – Он повернулся к хвосту поезда.
– Куда ты идёшь? – Флинн почему-то хотелось, чтобы он остался.
– К себе в купе, конечно, – сказал он. – Мне тоже нужно немного поспать. – Уже почти у двери он опять остановился. – Ах да, кстати, меня зовут Фёдор.
– А меня – Флинн, – представилась Флинн.
Когда Фёдор открыл дверь, впустив свистящий ночной ветер, Флинн ещё раз окликнула его:
– Фёдор!
– Да?
Флинн посмотрела на него серьёзным взглядом и судорожно сглотнула:
– Где я оказалась?
Фёдор, казалось, опешил, но затем широко улыбнулся, отчего лицо его на несколько лет помолодело.
– В самом лучшем месте в мире, – сказал он, и дверь за ним захлопнулась.
Слабый ветерок, покружив по вагону, коснулся лба Флинн, пытающейся принять более или менее удобное положение в провисшем гамаке.
Так она лежала, размышляя об оптимистичном высказывании Фёдора, слушая перестук колёс, пыхтение и шипение паровоза, а под ней, покачивая поезд, убегали рельсы. При каждой неровности земной поверхности поезд поднимался и опускался, будто глубоко вдыхал и выдыхал. Флинн ощущала каждое движение поезда, словно была его частью.
Когда рассвет послал в крошечные окошки первые лучи, Флинн наконец заснула, не подозревая, что меньше чем через два часа всё, прежде составлявшее её жизнь, перевернётся с ног на голову. И не только.
– Непостижимо! Это самое величайшее бесстыдство за всё время, что я тут работаю. Какая дерзость!
– Но я же совсем не такая уж и большая, – пробормотала Флинн, жмурясь от солнечного света. И от лица высокой худощавой женщины, на голове у которой восседали чрезмерно большие кожаные защитные очки. Выглядело это так, будто над обычными, сверкающими глазами у неё были ещё огромные глаза насекомого.
– Кто! Вы! Такая?! Куликов, кто это?!
Фёдор, парень из вчерашней ночи, по-видимому, стоял где-то рядом, потому что по вагону пронёсся его хриплый голос:
– Я могу объяснить, мадам Флорет…
– Очень надеюсь, Куликов! Я действительно очень надеюсь.
Значит, это и есть та кондукторша, у которой, по словам Фёдора, больше не было возможности высадить Флинн. Если, конечно, Гамбург они уже проехали, на что Флинн рассчитывала от всей души.
Мадам Флорет, одетая в двубортный брючный костюм, выглядела скорее как нечто среднее между кондуктором и тайным агентом. Её ярко-красные, идеально накрашенные губы и покрытые лаком в тон длинные ногти показались Флинн признаком повышенной агрессивности. Резким голосом она крикнула:
– Куликов, несите свою задницу сюда! – Она повернула голову в сторону Фёдора, качнув при этом своим светлым конским хвостом. Волосы были такими прямыми и шелковистыми, что действительно походили на хвост лошади, и так сильно стянуты сзади, что прилегали к голове, как вторая кожа.
– Я и сама могу объяснить, – торопливо проговорила Флинн и так поспешно выпрямилась, что вывалилась из опрокинувшегося гамака, словно мешок картошки.
Конский хвост качнулся назад. Мадам Флорет одарила её презрительным взглядом, будто Флинн не человек, а сплошное недоразумение, и снова посмотрела в конец вагона.
– Разлеглась тут на полу как медуза! Никаких амбиций у ребёнка! – В её голосе звучало растущее недоумение. – В вагоне Всемирного экспресса на полу развалился бесхребетный, амёбоподобный ребёнок! Откуда он тут взялся и почему мне ничего не сообщили?!
Всемирный экспресс! Это Всемирный экспресс. Поезд, тот самый поезд класса люкс, на котором исчез Йонте, называется Всемирным экспрессом. Эти слова прозвучали в ушах Флинн чистой магией. От них веяло дальними странами, приключениями, настоящей жизнью, шансом найти Йонте – и после этого стать счастливой.
Флинн подняла взгляд. В выпуклых стёклах защитных очков мадам Флорет отражались пыльные окна вагона, за которыми расплывался жёлто-зелёный, словно конец лета, пейзаж.
Но ничего ещё не кончилось. Всё только начиналось. В голове у Флинн появление в Брошенпустеле этого странного поезда, стук колёс, скрежет рельсов и пыхтение стального коня слились в предвестие значительных событий – чего, однако, не мог вызвать голос мадам Флорет, становившийся всё пронзительнее.
– И наверняка у неё дурные замашки, – с упреком сказала она, когда Фёдор наконец вывернул из-за стеллажа. Стеллажи заполняли весь вагон. Большие выцветшие таблички разделяли его на «Продукты», «Бытовые нужды» и «Нужды школы». Флинн протёрла глаза. Кому, спрашивается, в поездке интересны нужды школы? Домашние задания на каникулах – даже подумать страшно.
– Она внезапно объявилась прошлой ночью, – начал объяснять Фёдор.
– Нет у меня никаких дурных замашек, – вмешалась Флинн. Она и сама не знала, откуда взялись эти слова.
Кондукторша холодно покачала головой, и Фёдор у неё за спиной провёл ребром ладони себе по шее. Флинн сообразила, что ей пока лучше помолчать.
Её взгляд скользил по вагону, касаясь наполненных углём ящиков, туго перевязанных пачек чего-то и картонных коробок. Флинн видела, как в тонких, с палец толщиной, полосках света из окна искрится угольная пыль, лежащая повсюду, словно на землю пролился дождь из пепла. Её охватило чувство, будто темнота вокруг засасывает её.
Мадам Флорет, закатив глаза, вздохнула и вооружилась папкой с зажимом для бумаги:
– Ладно, начнём. В конце концов, у меня не целый день свободного времени. – Она в упор посмотрела на Флинн. – Добро пожаловать и так далее. «Так далее» означает следующее: вы опоздали почти на три четверти учебного года! Он начался первого января. Надеюсь, вы прилежная ученица. Иначе вам никогда не нагнать до окончания года в декабре весь учебный материал. Где вы оставили бокаж? – Она огляделась. – У вас что, никакого бокажа с собой?
С ней говорили на «вы». Не слишком ли?
– Багаж, – поправила Флинн и тут же поймала на себе злобный взгляд. «Ой-ой, мы, похоже, подружимся», – пронеслось у неё в голове. – Никакого багажа нет. – Вопрос показался ей немного странным: как она могла взять багаж в поезд, о существовании которого до прошлой ночи даже не догадывалась?
Дама вздёрнула подбородок, и её конский хвост закачался.
– Смотри-ка, никакого бо… чемодана! – Слегка наклонившись вперёд, она изучала Флинн, как ястреб – свой обед. – Имя? – Старомодная перьевая ручка требовательно пронзила воздух в направлении Флинн.
Девочка моргнула.
– Флинн Нахтигаль, – быстро сказала она.
– Флинна Хтигаль. – Ручка заскрипела так решительно, словно кондукторша вела ею молчаливое сражение.
– Нет, – сказала Флинн ещё быстрее, – не «Флинна», а «Флинн».
Кондукторша замерла. Её брови образовали крутую линию:
– Это имя женское или мужское?
– Вообще-то и мужское, и женское, – произнеся эти слова, Флинн почувствовала, как её обдало жаром: «Не так ответила, не так».
Кондукторша смерила её взглядом с ног до головы и обратно.
– Не важно, – сказала мадам Флорет. – Мы ведь тут свободных взглядов… Возраст?
– Тринадцать, – сказала Флинн и закусила губу, почувствовав на себе новый испытующий взгляд. Теперь мадам Флорет точно решила, что Флинн – мальчишка. Никакая девочка в этом возрасте так не выглядит. По крайней мере ни одна нормальная.
– Какие-нибудь особые дарования? – спросила мадам Флорет, перелистнув страницу.
– Э-э-э…
Какие ещё дарования?! Флинн почти не сомневалась, что обычно пассажиров в поездах о дарованиях не спрашивают.
– Возможная область деятельности?
– Э-э-э, – снова промямлила Флинн, чувствуя себя полной дурой.
Кондукторша вздохнула:
– Что-то, что даёт представление о том, почему вы станете в жизни кем-то значимым?
– Э-э-э… – Откуда ей знать, станет ли она кем-то значимым?!
– Предположительное время поездки?
Вместо очередного «э-э-э» Флинн выдавила:
– Вообще-то мне ещё нужно купить билет.
У мадам Флорет чуть папка из рук не выпала.
– У неё… нет билета?! – Она повернулась к Фёдору, который всё это время нервно теребил лямки своего комбинезона. Они непристёгнутыми болтались над широким, плотным ремнём, на котором словно трофеи были закреплены разные инструменты.
– Нет, билета у неё нет, – сказал Фёдор, стараясь не смотреть мадам Флорет в лицо. Флинн заметила, что его чёрные взлохмаченные волосы поблёскивали в неясном утреннем свете – может, от угольной пыли, висевшей повсюду в воздухе подобно зеленоватым блёсткам фей? Всему длинному вагону – и тому углу, где стояли Флинн с Фёдором и мадам Флорет, – это придавало какой-то мрачновато-мистический вид. – Я же собирался об этом сказать, – добавил Фёдор. Его лицо выглядело бледным и усталым, как и прошлой ночью. И всё же от Флинн не ускользнуло, что внешность его была по-своему яркой.
– Когда? – спросила мадам Флорет. – Когда вы собирались об этом сказать?
– Ну… когда-нибудь, – уклончиво ответил Фёдор таким же напряжённым, как и весь его серо-чёрный облик, голосом.
Казалось, мадам Флорет сейчас огреет его папкой по голове:
– Когда-нибудь, да? Ах, идите работать, Куликов! Что вы вообще тут делаете, если не можете ничего сообщить как следует!
Фёдор беспомощно пожал плечами и, открыв дверь, ведущую к железному коню, незаметно исчез в направлении паровоза. Ненадолго послышался механический рык, и Флинн осталась наедине с мадам Флорет.
– Теперь что касается вас! Дайте сюда ваш билет.
– Но… – Тётка что, её не слушала?
– Встаньте и выньте всё из карманов. Он наверняка там!
Если бы он там был, Флинн бы, наверное, об этом знала, разве нет?
Мадам Флорет нетерпеливо помахала рукой:
– Вставайте, я сказала.
Внезапно Флинн ужасно захотелось, чтобы Фёдор стукнул кондукторшу фонариком. С недобрым чувством она опустошила карманы джинсов. Там обнаружились купюра в десять евро, две канцелярские скрепки, пробка от пивной бутылки, ворсинки, крошки, открытка от Йонте и порванное на мелкие кусочки письмо для мамы («Ваша дочь не работает на уроках. Вы уверены, что ей стоит учиться именно в гимназии?»).
Кондукторша окинула всё беглым взглядом. Повинуясь какому-то неясному чувству, открытку Йонте Флинн убрала назад до того, как мадам Флорет могла бы рассмотреть её более внимательно.
– Это не билет, – поспешно объяснила она в ответ на недоверчивый взгляд мадам Флорет и сунула ей под нос десять евро. – Но этим я хотела бы за него заплатить, – прибавила она.
Глаза мадам Флорет расширились, словно Флинн её оскорбила.
– Вы хотите меня подкупить?! – пронзительно выкрикнула она. – Можно подумать, я целый день ношусь с билетами под мышкой! Может, я похожа на миространника?!
Флинн зажмурилась. Что бы это значило?
– Непостижимо! – пробормотала кондукторша. – Просто непостижимо. Без билета. Как вы себе это представляли? Сюда – безбилетной! – Чем чаще она это повторяла, тем сильнее казалось, что совершено какое-то самое тяжкое преступление. – Мне что, не хватает проблем с этим ужасным мальчишкой Йоунсом и всего остального?! – Топнув ногой в туфле на каблуке-гвоздике, она оглянулась в поисках поддержки. – Я за это ответственность на себя не возьму.
– А вы и не должны, – поторопилась сказать Флинн. Ей это было только на руку. – Я прекрасно могу сама о себе позаботиться.
«Я всего лишь хочу найти Йонте», – мысленно прибавила она.
– Да ну? – среагировала мадам Флорет. – То есть вы так считаете, да?
– Да, – энергично подтвердила Флинн. – Дома я с половиной хозяйственных дел одна управляюсь.
– Правда? – Кондукторша подняла бровь. – Почему же не со всеми?
– Потому. А что? – Флинн смотрела на неё во все глаза. «Гордиться, – решила она, – однозначно гордиться».
Мадам Флорет торжествующе задрала подбородок:
– Так я и думала: взять на себя только половину хозяйственных забот – да ещё и хвастаться этим. Дурные, дурные замашки.
– Нет! – громко сказала Флинн. – Нет у меня никаких замашек. Я не… – Но всё было бесполезно. Слова опять исчезли, не успела она их найти.
Кондукторша побарабанила ногтями по своей папке, словно хотела сыграть на ней какую-то мелодию:
– А теперь вы ещё и дар речи потратили, да?
– Утратили, – машинально поправила Флинн.
Мадам Флорет задохнулась от возмущения:
– Не смейте постоянно меня поправлять! – Похоже, ей хотелось поскорее покончить со всем этим. – Так, ладно, – вытянув шею, сказала она. – На себя я это взваливать не стану. Нет-нет, определенно не стану. У меня есть другие заботы. – Она широким шагом направилась к выходу из вагона, велев выйти и Флинн. – Сюда! Отправляйтесь на кухню и по крайней мере принесите пользу, пока я не переговорю с Даниэлем.
Флинн, не отрываясь, смотрела на мадам Флорет и в тоске задавалась вопросом, всех ли пассажиров здесь так встречают. Йонте никогда бы не допустил такого обращения с собой. Он бы скорее спрыгнул с поезда на ходу. Но сама она на это не решалась.
Мадам Флорет энергично хлопнула в ладоши:
– Будьте любезны пройти со мной!
Было похоже, что она достаточно натренировалась отпугивать нежелательных пассажиров.
На ватных ногах Флинн последовала за ней на прохладный утренний воздух, пахший дымом, и солью, и соснами. Очевидно, за горизонтом лежало Северное море.
Мадам Флорет провела Флинн по соединительному мостику между вагонами, через два следующих вагона – и наконец остановилась в вагоне, вдоль которого шёл длинный коридор. В отличие от спальных вагонов в хвосте поезда в этом коридоре была только одна дверь из красного дерева, сплошь залепленная записками. Флинн пробежала их глазами: на двух из них стояло «пахлава» и «тамалес» – слова, которых она не знала и не встречала даже в своих старинных словарях. Мадам Флорет энергично постучала в стену рядом с дверью и, пока они ждали, сорвала одну из записок.
– Пироги с морковью и цукини – да этого же ни один человек есть не станет! – Она сморщила нос и, очевидно, не желая больше ждать ответа из купе, просто отодвинула дверь и втолкнула Флинн внутрь.
Споткнувшись, Флинн ввалилась в просторную, наполненную механическим жужжанием кухню и наткнулась на высокого повара, что-то мурлыкающего себе под нос.
– Простите. – Она быстро отступила на шаг назад, разглядывая загорелого толстого человека. Его живот был обтянут золотым передником, а на голове восседал такого же цвета поварской колпак – слишком маленький для широкого лица под ним.
В свою очередь, повар секунду поизучал Флинн, после чего его брови и уголки губ потянулись вверх.
– Никак заяц? Фёдор мне про тебя рассказал. При мне ещё никогда ничего подобного не случалось!
Мадам Флорет неодобрительно побарабанила ногтями по своей папке:
– Рейтфи, это Флинна. Дайте ей… или ему… откуда мне знать… какую-нибудь работу, понятно? – Сжав пальцами переносицу, она застонала: – Кажется, опять головокрушение начинается.
С этими словами она вышла, оставив Флинн на обалдевшего повара.
С одной из бесчисленных полок у него за спиной вдохновенно надрывалось радио: «…жизнь в саже, дыму и грязи проведу – люблю этот мир, никуда не уйду…»[3]
Казалось, эту кухню составили из мебели старого загородного дома и современной хромированной кухни какого-нибудь ресторана. Поезд двигался по тёмным сосновым лесам, а вокруг Флинн наталкивались друг на друга хромированные плиты и деревянные шкафы, тарелки с золотыми каёмками и старые кастрюли. Осмотреться как следует она не успела, потому что повар сунул ей в руки огромную корзину с хлебом.
– Будь добра, отнеси это напротив, в вагон-столовую, – попросил он и вытолкнул Флинн из кухни в коридор. Она услышала, как он стал весело подпевать радио, а затем дверь с грохотом захлопнулась.
На секунду Флинн задержалась в тихом коридоре, прислушиваясь к стуку колёс и чувствуя себя совершенно потерянной. С муторным ощущением в животе она проскользнула в следующий вагон, не имея ни малейшего представления о том, что её ожидает.
Интернат на колёсах
На входе в вагон дорогу Флинн загородил какой-то человек. Он стоял в дверях, задумчиво разглядывая стойку для самообслуживания, сооружённую у стены справа.
Очевидно, это и была столовая. Слева и справа от выстланного ковровой дорожкой прохода стояло больше двух дюжин столов на четырех человек. Их отделяли друг от друга широкие низкие мягкие диванчики.
На мгновение Флинн благоговейно замерла – всё выглядело так изысканно, и благородно, и бесконечно обстоятельно, – но потом ей всё же пришлось протиснуться мимо преграды. Корзина с хлебом была тяжёлой, и Флинн испытала облегчение, плюхнув её на стол.
– Ага, – тихо сказал незнакомец. – Так и думал, что тут чего-то недостаёт.
– Мгм, – хмыкнула Флинн, ещё раз оглядывая вагон. Он не только служил столовой, но и был, насколько Флинн могла судить, единственным помещением с панорамным остеклением. Прошлой ночью в сплошном окне мерцали звёзды, а сегодня по ходу поезда вдоль путей клонились высокие березы. Поток воздуха от проходящего поезда срывал с крон отдельные листья и швырял их мелькающими световыми пятнами на стеклянную крышу.
Здесь Флинн чувствовала себя чужой. По сравнению с вагоном-складом столовая казалась залитым светом залом для избранных. Нити скатертей поблёскивали, как чистое золото, а на столах стояли хрустальные графины, сверкающие так, словно их наполнили чистейшей ледниковой водой.
Кроме Флинн и молчавшего незнакомца тут никого не было. И что ей теперь делать? Сесть? Или вернуться в кухню и спросить, есть ли для неё ещё какие-нибудь дела?
Незнакомец проследил за её взглядом.
– Привидения? – спросил он спокойным, слегка надтреснутым голосом. Его каштановые волосы растрепались, одет он был в коричневую жилетку и коричневые же брюки со складками. Он напоминал Флинн пугливую косулю, и не только цветом. Не может же это быть тот самый Даниэль, о котором говорили Фёдор и мадам Флорет – или всё-таки он?
– Привидения? – в замешательстве переспросила Флинн, на мгновение вспомнив о существе прошлой ночью на перроне. Не может этот зверь быть здесь – или всё-таки может?
– Ты так озираешься, – сказал незнакомец, – словно привидение увидела.
– Н-нет, – покачав головой, промямлила Флинн. А что тут скажешь? – Я не верю в привидения.
– Вот как! А во что ты веришь?
– В здравый смысл, – сказала Флинн. Ничего себе разговор!
Усмехнувшись, незнакомец взял тарелку и столовые приборы:
– Что ж, тогда тебе самое место в нашем интернате на колёсах.
С этими словами он стал наполнять тарелку всевозможными плюшками и фруктами. Флинн наблюдала за ним, не двигаясь с места.
– Что вы хотите сказать? – наконец вымолвила она. – Интернат на колёсах?
В голове у неё всё сложилось в единую картину: отсутствие сидений для пассажиров, большое количество вагонов, похожих на жилые комнаты, все эти столы со скамейками, попадавшиеся ей на пути… Господи! Столы со скамейками! Это же парты!
Неужели это правда?! Значит, сев в этот поезд, Йонте просто сменил школу?!
Незнакомец смотрел на Флинн так, словно теперь тоже находил этот разговор странным.
– Ну да, – сказал он, кивнув в направлении хвоста поезда. – Школа. Поезд. Интернат на колёсах. Уравнение несложное, правда? – Усмехнувшись, он отвернулся, чтобы сесть за ближайший из многочисленных столиков.
– Но… значит ли это… – Флинн осеклась. Неужели она действительно жила в такой дыре, если ещё ни разу не слышала об интернате на колёсах под названием «Всемирный экспресс»? Ведь о чём-то таком она бы уж точно знала. Это же гениально! Может, она могла бы тут учиться?
– Нет, ну ты ведь сейчас придуриваешься, – по-прежнему с интересом сказал незнакомец, перегнувшись к ней через обитую сине-зелёным материалом спинку.
Флинн не ответила.
Незнакомец впервые взглянул прямо на неё. Флинн с беспокойством заметила, как глаза его сначала расширились, а затем сузились.
– Скажи, а ты вообще кто? Ты ведь не павлинка.
– Я… нет. Думаю, что нет. Я ведь даже не понимаю, о чём вы говорите. – Как ему объяснить, откуда она здесь взялась? А если незнакомец придёт в такой же ужас, как и кондукторша?
– Павлины, – только и сказал незнакомец. – Так зовутся ученики Всемирного экспресса. По цвету школьной формы.
– Сине-зелёному? – осторожно спросила Флинн.
– Сине-зелёному, – кивнул её собеседник. – А теперь скажи, почему ты этого не знала.
– Э-э-э… лучше не стоит, – сказала Флинн.
Незнакомец взглянул на неё с изумлением.
Флинн лихорадочно соображала, что сказать, чтобы вся история выглядела сущим пустяком, и вздохнула с облегчением, когда в эту минуту в конце вагона открылась дверь и незнакомец отвернулся. Но, к несчастью, в столовую вошла мадам Флорет, а за ней толпа мальчишек и девчонок, которые, болтая и смеясь, заполнили вагон.
Флинн удручённо обнаружила, что большинство из них старше неё. И не только это: все держались в этой обстановке так естественно и двигались так непринуждённо, что она в сравнении с ними казалась себе самой неказистой и неуклюжей. Желание быть такой же уверенной в себе, как они, возникло у Флинн столь внезапно и стремительно, что по ощущениям походило на боль в животе.
Некоторые ученики были темнокожими или с азиатскими чертами лица. Объединяли их язык – Флинн потрясло, что все явно говорили по-немецки, – и одежда. Все без исключения были в сине-зелёных рубашках (у девочек они были в золотую крапинку, у мальчишек – в полоску) и светлых льняных брюках или юбках. В вагоне было приятно тепло, но у некоторых павлинов на плечи были наброшены ещё и сине-зелёные джемперы: не удивительно, учитывая прохладную утреннюю сырость, в которой они каждый раз оказывались, выходя из вагона.
Все разговаривали друг с другом так громко, что Флинн надеялась остаться в этой неразберихе незамеченной.
Но около стойки самообслуживания ребята остановились и замолчали, глядя на Флинн. Она старалась держаться как можно безучастнее, но это не помогло – она покраснела до корней волос и чувствовала, как всю её обдало жаром. Больше всего ей хотелось спрятаться за каким-нибудь из диванчиков.
– А, хорошо, что вы здесь, Даниэль! – Мадам Флорет, оттеснив учеников в сторонку, встала у стола одетого в коричневое мужчины. Тот, к кому обращались, с тоской посмотрел на булочки с корицей на своей тарелке, вытер салфеткой чистые пальцы и медленно встал:
– Да, слушаю вас.
– Это Флинна, – сказала мадам Флорет, ручкой указав на Флинн так, словно бросила в неё гарпун. – Можете вообразить, откуда она взялась?
Даниэль потёр подбородок:
– Из бродячего цирка в Западном Тибете? Из пансиона для девочек в Миннесоте? Из какого-нибудь строго засекреченного необычного проекта?
Флинн подняла глаза. Он что, намекает на её необычный внешний вид? Если да, то это не слишком смешно.
Мадам Флорет, видимо, тоже было не до смеха.
– Прекратите, – прошипела она.
Даниэль, пожав плечами, сунул руки в карманы брюк:
– Вы спросили, могу ли я вообразить, откуда она взялась. Ну да, могу. У меня, знаете ли, очень хорошо развито воображение.
Этот человек производил на Флинн впечатление скучающего придворного шута, и её занимал вопрос, зачем мадам Флорет обсуждает с ним её ситуацию.
Мадам Флорет несколько раз ткнула остриём пера в свою папку, словно задавала себе такт:
– Да-да, знаю. Бросьте молоть ерунду! Флинна появилась из… из… – В эту минуту она, видимо, осознала, что не имеет никакого представления, откуда именно взялась Флинн.
«Мда, – не без злорадства подумала Флинн, – Фёдор мог бы вам это рассказать».
– В любом случае она неожиданно возникла этим утром. – Мадам Флорет немного наклонилась вперёд. – У неё нет билета!
Её слова, казалось, вывели из равновесия даже этого Даниэля. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы повнимательнее рассмотреть Флинн, после чего он, склонив голову набок, произнёс так тихо и бесстрастно, насколько сумел:
– Понимаю. Дайте мне эти бумаги, пожалуйста. – Он взял папку. – Теперь этим делом займусь я.
Пальцы мадам Флорет сжали папку как тиски, словно она опасалась потерять контроль над ситуацией.
– Нет никаких причин волноваться, Даниэль, – поспешно заверила она. – Я уже обо всём подумала. Мы можем организовать, чтобы на ближайшей станции её забрали…
– Это невозможно! – прогремел голос из гущи учеников за спиной кондукторши. – Мы же не передадим малышку неизвестно какой семье, из такой она, очевидно, только что сбежала. – Сквозь толпу продирался широкоплечий здоровяк. Левая половина его лица была так изуродована, что по сравнению с ним Флинн показалась себе чуть ли не милашкой. Он коротко кивнул ей. Она не знала, как это истолковать, и на всякий случай кивнула в ответ, хотя определение «малышка» ей категорически не понравилось. Некоторые из учеников захихикали.
– Это было бы очень просто сделать, Кёрли, – сказала мадам Флорет здоровяку и вытянула шею, словно ей вдруг стало не по себе.
– Просто – да, было бы, – пробурчал здоровяк. – Похоже, у вас напрочь отсутствует чувство ответственности, не так ли?
Он в сером рабочем халате стоял, скрестив мощные руки на груди. В бесформенных башмаках, со своей простецкой внешностью, он так же плохо вписывался в обстановку этого шикарного вагона-столовой, как и Флинн, и она тут же почувствовала себя не такой потерянной.
– Ха! – презрительно выдала мадам Флорет. – Чувство ответственности у меня побольше, чем у любого из присутствующих. Даниэль!
Однако Даниэль ничего не ответил. Вместо этого он испытующе взглянул на Флинн.
Она снова почувствовала, как у неё запылало лицо.
Слишком много внимания уделялось тому, кого всю прежнюю жизнь никогда не замечали.
– Ладно, тогда пусть поработает на кухне, – нехотя уступила мадам Флорет, словно шла на очень неудачный компромисс.
– На кухне! Пахать, как этот Куликов, да? – Здоровяк по имени Кёрли вперился в мадам Флорет таким яростным взглядом, что Флинн бы не удивилась, если бы учительница от страха наложила в штаны.
Похоже, мадам Флорет и правда стало жутковато. Она обескураженно сказала: