Сириус Серван Стефан

46

Обдирая ладони, Авриль кинулась вниз. Вчерашний мороз оголил ветки, и теперь они хлестали девушку по лицу.

Пока девушка спускалась по стволу, веревки снова зацепились за ветви пониже, натянулись и щелкнули, точно кнут. Гигантский парашют, этот огромный фрукт с крохотным телом Малыша внутри, резко остановился. Полотно огромного водяного кармана не выдержало и взорвалось. Плотный ливень разорвал туман.

У Авриль перехватило дух. Рука схватила пустоту вместо ветки. Девушка полетела вниз, больно ударяясь о сучья, и рухнула на землю.

Все мышцы ныли, щеки и волосы были в густой грязи. Подняв голову, Авриль увидела в нескольких метрах от себя неподвижное тело Малыша. И только потом заметила мужчину, который стоял чуть поодаль.

Широкополая шляпа размокла и черные поля обвисли вокруг его головы, а с седеющей бороды капала вода. С него текло ручьем. Видимо, парашют взорвался прямо над ним. Мужчина был немолод, с глубокими складками на лице, но крепкий телом. Под темной одеждой угадывался каждый мускул.

Авриль стала искать нож, ощупывая пояс. Но вспомнила, что отдала его Малышу.

Тогда мужчина пнул что-то носком ботинка. Нож.

– Это ни к чему, девочка, – сказал он значительно.

Он навел на Авриль длинное ружье.

Оружие было искусной работы, с длинным и тонким стволом, – наследие прежних времен. По тому, как мужчина держал ружье, Авриль поняла, что работало оно исправно. Кивнув на него подбородком, он сухо спросил:

– Могу я быть уверен, что с тобой мне не придется пускать его в ход?

Авриль хоть и не оправилась от падения, но была начеку. Она кивнула.

– Прекрасно. Тогда можешь заняться мальчиком.

Сириус выбежал из чащи, просеменил к Малышу и принялся лизать ему лицо.

Пожилой мужчина опустил странное ружье, а другой рукой отжал шляпу. Он мял ее тощими пальцами до тех пор, пока не упала последняя капля. Затем вернул на короткие седоватые волосы.

Авриль бросилась к Малышу, стараясь не выпускать мужчину из поля зрения.

– Малыш? Братишка, ты в порядке?

Глаза у мальчика были закрыты. Рот перекошен от боли.

Авриль прижалась ухом к его груди.

Он дышал, но был без сознания. Поросенок лизал ему щеку, досадливо повизгивая.

Авриль задрала брату свитер и увидела, что по всему левому боку проступают обширные гематомы, мертвенно бледная кожа синеет.

Не обращая внимания на мужчину, который удалился в сторону дороги, она сбегала к буку и отыскала в мшистых корнях спасательное одеяло. Вернувшись к Малышу, Авриль стала искать нож, но мужчина забрал его. Она постаралась как можно осторожнее раздеть мальчика. Всякий раз, когда девушка чуть поворачивала маленькое, худое и бледное тело Малыша, у него вырывался стон, и сердце Авриль сжималось. Вокруг них поднимался пар от напитанной водой земли.

– Держись, братишка, мы выкарабкаемся, обещаю.

Она завернула мальчика в золотистое одеяло. Когда Авриль стаскивала с брата куртку, на землю выпала мокрая, разбухшая фотография. Пару секунд девушка смотрела на нее, потом сунула в задний карман.

Несмотря на теплый пар над поляной, мальчик дрожал. Авриль пыталась согреть его, но стоило ей дотронуться, как рот Малыша кривился от боли. Авриль боялась, что у брата может быть трещина в ребре, а то и сломана нога. Только бы без внутреннего кровотечения: тут она ничего не сможет сделать.

С дороги донесся грохот, будто дробят камни, лязг железа и скрежет. Обернувшись, Авриль увидела, как тот старик выходит из тумана с ружьем в одной руке и поводьями в другой. За ним медленно проступал силуэт – лошадь белой масти, выпачканная в грязи и пыли. Из ноздрей животного валил пар. Мужчина подбадривал лошадь, прищелкивая языком, и та ступила на поляну, сочно хлюпая по слякоти копытами. За ним показалась повозка с навесом из синтетического брезента на больших, подбитых железом деревянных колесах, которые то и дело увязали в грязи. Тогда лошадь упирала копыта глубже, напрягала ноги, отчего под белой шкурой проступала идеальной красоты мускулатура. Колеса вырывались, повозка подавалась вперед с металлическим скрипом. И так до тех пор, пока они не поравнялись с буком. Там мужчина остановил животное, погладив по шее.

Авриль так и сидела, разинув рот. Поросенок тоже не мог оторвать глаз от невероятного зрелища.

– Это… это лошадь? – смогла выговорить Авриль.

Старик распрягал животное, от груди которого шел пар, и ответил не оборачиваясь:

– Его зовут Эзоп. Это осел.

В подтверждение слов хозяина осел несколько раз поднял и опустил голову, шлепая большим губастым ртом. Черный поросенок осторожно засеменил в его сторону и вертлявым рыльцем втянул запах большого животного.

Такое невероятное совпадение – встретить за один день медведя и осла, двух живых животных – может, и заняло бы Авриль, но состояние Малыша не позволяло отвлекаться на эти чудеса, а потому она снова склонилась над мальчиком.

– Как он? – спросил мужчина за ее спиной.

Авриль покачала головой:

– Я не знаю. Он ранен.

Девушка обернулась на мужчину, который с любопытством разглядывал поросенка. Он открыл было рот, – видно, хотел спросить, откуда тот взялся, – но передумал и прислонил ружье к колесу повозки.

– Можете взять что хотите, – прошептала Авриль, указывая на груду пайков, уложенных между мшистыми корнями бука. – Возьмите всё, только не трогайте нас.

Старик подошел к дереву и положил руку на ствол.

– Я иногда останавливаюсь здесь из-за капсулы. И еще потому, что люблю этот старый бук, – сказал он, хлопнув по гладкой бледной коре. Он посмотрел вверх на лохмотья парашюта, лениво качавшиеся в тумане. – Я не сомневался, что однажды какой-нибудь сорванец решится потрогать полотно.

Авриль пропустила шпильку мимо ушей.

Старик вытащил нож из-за пояса и долго его разглядывал.

– Ты бы убила меня этим? – спросил мужчина, подняв на нее глаза.

Девушка выдержала взгляд.

Вопрос был задан всерьез.

Авриль чувствовала, что мужчина ждет честного ответа. От ее слов зависело их будущее.

Молчание длилось долго. Наконец Авриль кивнула.

– Чтобы защитить Малыша – да, – сказала она чуть сдавленным голосом. – Если бы пришлось спасать брата, то я бы это сделала.

Старик кивнул, но ничего не сказал.

Мальчик тихо простонал под спасательным одеялом.

– Вы можете взять всё, – повторила Авриль, не сводя с мужчины глаз. – Забирайте и уходите.

Мужчина заткнул нож за пояс и глубоко вздохнул, глядя на тонувшую в тумане крону бука. Потом пошел к повозке, откинул зеленый навес и порылся внутри. Он достал оттуда погнутую кастрюлю, маленькую походную горелку и установил утварь рядом с колесом. Затем старик вытащил из повозки стеклянный баллон и налил в кастрюлю воды. Под ней заплясало желтое пламя. Потом, ничего не говоря, он ушел в туман, и Авриль слышала, как хрустнули ветки.

Ружье стояло там же, рядом с горелкой. Оно было с резным деревянным прикладом, с длинным и тонким стволом из потемневшей стали. Похожее больше на произведение искусства, чем на оружие. Авриль ждала. Шаги затихли. Девушка встала и бесшумно подошла к ружью. Она уже занесла над ним руку, как вдруг увидела что-то наподобие ожерелья на крючке впереди повозки, где висел ветрозащитный фонарь. На тонкий кожаный ремешок были нанизаны сморщенные коричневые комочки, вроде сушеного перца. Авриль тряхнула головой и вдруг поняла, что это были уши.

Человеческие уши, отрезанные и надетые на шнурок, как жуткие брелоки.

Девушка зажала рот, чтобы не вскрикнуть. Отпрянув на пару шагов, она споткнулась о поросенка, и тот взвизгнул. Белый осел вышел из оцепенения и принялся жутко реветь, кивая большой головой и шевеля ушами. Крик животного прорвал мирную тишину туманного леса. Вот что они слышали с дерева.

Авриль испуганно отскочила. Она и не знала, что животное может кричать так жутко. Поросенок тоже подпрыгнул, побежал и уткнулся в Малыша, повизгивая от страха.

Выругавшись, Авриль отошла от повозки. Она сцепила руки, чтобы пальцы не дрожали.

Белый осел успокоился и продолжил ковырять мордой мокрую землю в поисках пищи.

Вскоре вернулся старик. Он ласково похлопал осла по шее и бросил на Авриль лукавый взгляд. Возможно, незнакомец догадался, что случилось в его отсутствие. Как будто он нарочно оставил здесь ружье.

Мужчина сел на корточки перед горелкой. Над кастрюлей поднимался пар. В руке незнакомец держал длинный темный узловатый корешок. Старик стал нарезать его ножом Авриль, бросая белесые внутри ломтики в кипящую воду. Затем убавил огонь и вытер руки о черные полотняные штаны.

– Мир полон невероятного, – сказал старик, не поднимая взгляда от бурлящей воды и пляшущих в ней кусочков. – Например, ты знала, что деревья общаются друг с другом?

Поскольку Авриль молчала, он посмотрел на девушку вопросительно, а потом указал ножом на высокий бук.

– Конечно, я не имею в виду, что деревья разговаривают вслух. Так, чтобы мы, с нашими ограниченными возможностями, могли их понять. Но между собой растения общаются. У них целая уйма сигналов. В каждом лесу есть деревья-матери. Как этот бук, на который вы залезли. Они – самые древние из деревьев. Некоторые стоят здесь уже сотни лет. А этот бук, может, и того старше. Когда на нем впервые проклюнулись листья, еще не было ни тебя, ни меня, хоть я уже и седой. Мир людей был совершенно иным. Деревья-матери – это память леса. Они видели больше, чем ты сможешь представить за всю жизнь, и куда больше, чем я смогу рассказать. И у этих деревьев есть задача – присматривать за всем лесным семейством. Потому что лес – огромная семья: в ней тысячи братьев, сестер, племянников. И в этой семье те, кто старше, присматривают за младшими. Когда кому-то из молодых плохо, старшие заботятся о них. Делятся силами, чтобы деревья быстрее поправились. И если на одного члена семьи нападут, скажем, паразиты или грибы, другие придут ему на помощь, передадут послание, позовут крепыша двоюродного брата, который прогонит вредителя. А тот, на кого напали, передаст весть дальше, чтобы братья готовили оборону.

Мужчина сделал паузу, созерцая танец ломтиков корня в коричневом вареве.

– Под землей, – продолжил мужчина, похлопав по влажному дерну, – тянется огромная сеть корней. Лес – это одновременно и тысячи разных видов, и один организм в некотором смысле. Представляешь, как это сложно и тонко? Ты смотришь на дерево и видишь лишь древесину. Сырье, из которого можно напилить досок, построить дом или сделать стул. Но разве ты задумывалась, что, когда топор коснется дерева, ранен будет весь лес?

Авриль помотала головой. Девушка не понимала, с какой стати старик рассказывает ей всё это и зачем он варит в кастрюле найденный корень. Ожерелье из ушей стояло перед глазами, и ее мутило.

– Вот видишь, – продолжал мужчина, выключив огонь под кастрюлей. – Я думаю, лес не в обиде, если время от времени берешь у него одно деревце. Если делаешь всё правильно, понимая, что это – дар. Дар, конечно, не то слово. Если что-то не двигается, молчит и не может возразить, это не означает, что мы можем распоряжаться им как вздумается. Я полагаю, люди просто не умеют слушать. Или не хотят, ведь нас такое положение дел устраивает, не так ли? Часто говорят, что у всего есть цена. Допустим. Тогда скажи-ка мне, разве эти деревья можно купить?

Авриль хотела было ответить, но мужчина продолжал, не обращая на нее внимания:

– Нет, я так не думаю. Это не в наших силах. Потому что эти деревья – последние. И окопник, то растение, от которого я взял и сварил сейчас корень, тоже. Он больше не отрастет. Тот окопник мог оказаться последним на всей планете. И тогда я совершил бы жуткое преступление. Вот почему нужно внимание. Потому что лес и деревья-матери помнят всё. Лес ничего не забывает. – Мужчина улыбнулся. – И древесина, из которой сделан стул, тоже помнит, что когда-то была частью той огромной семьи. И вот представь, если под тобой вдруг сломается стул, возможно, он мстит за то, что люди некогда сделали с ним или с его родней. И если мальчик лезет на ветку, а она ломается под ним, возможно, это то же самое. Кто знает, может, то, что деревья больше не дают плодов, тоже месть человечеству. Что скажешь на это?

Авриль ничего не сказала. Она была уверена, что мужчина не в себе.

Старик взял кастрюлю и подошел.

Авриль была начеку.

Мужчина присел рядом с мальчиком и посмотрел на него, чуть наклонив голову.

– Его зовут Малыш, верно?

Авриль кивнула, держась от незнакомца как можно дальше.

Он откинул спасательное одеяло, раскрыв худое тело мальчика. Весь левый бок и нога были в обширных фиолетовых пятнах.

Мужчина запустил руку в кастрюлю, извлек оттуда коричневую кашицу с комочками, затем отжал ее узловатыми пальцами.

Эту темную массу он наложил Малышу на ногу и на бок. Старик сделал это ловко: не грубо, но и без нежности. Мальчик тихо простонал, и Авриль невольно сжала кулаки. Неиспользованную мазь незнакомец скатал в шарик и положил на траву. Поросенок прибежал понюхать странное снадобье и чихнул.

– Малыш не должен шевелиться. Возможно, у него перелом, возможно – что-то менее серьезное. Или более. Нужно, чтобы он так и лежал, на боку. Подожди, пока мазь высохнет. Потом поменяешь ее. И посмотрим, что будет. Решено?

Авриль пристально посмотрела на мужчину, на его глубокие морщины, сухие губы, серые глаза, бороду с проседью, черную шляпу с печально опавшими краями, и кивнула.

– Решено, – сказал мужчина, будто заключая сделку. Он снова укрыл Малыша спасательным одеялом и молча поднялся. Потом отошел к повозке, погладил белого осла и стал убирать посуду.

Туман рассеивался, по мере того как ночь опускалась на поляну.

Авриль смотрела на Малыша. Она не была уверена, что снадобье старика поможет, но и не знала, что еще можно сделать. Нести мальчика было нельзя. Нужно устроиться на ночлег, пока совсем не стемнело. Но девушку смущало присутствие незнакомца. Она предпочла бы, чтобы тот скорее уехал, но не решалась с ним заговорить.

Тем временем мужчина пристроился между корнями бука. Он зажал в зубах трубку, заплясал огонек, и вскоре в посвежевшем воздухе запахло травами.

– Как тебя зовут? – спросил он.

– Авриль, – сказала девушка, не поднимая взгляда.

– Авриль, – задумчиво повторил мужчина. – Как апрель. Красивый был месяц. Распускались почки, вся природа рождалась заново. Правда, это было давным-давно, верно?

Девушка погладила Малыша по голове.

– Знаешь, Авриль, – сказал мужчина тихо, – нож бы тебе не пригодился.

Авриль взглянула на него.

– Я убил бы тебя раньше, – сказал он, и угли в трубке на миг озарили его лицо. – А теперь пойдем за хворостом. Надо поесть.

45

Мужчина кинул в кастрюлю трав, корений и светящихся лишайников.

Ночь уже поглотила поляну целиком, и верхушки деревьев будто держали над ней крышку.

Свет шел только от трубки старика и от желтого пламени, проглядывавшего между камнями очага. Слышно было, как трещит огонь, как урчит в животе у белого осла и как похрапывает поросенок рядом с Малышом.

Старик затянулся трубкой и помешал содержимое кастрюли длинной деревянной ложкой. С момента, как они пошли за хворостом, он не сказал ни слова. Авриль тоже. Ожерелье с ушами не давало ей покоя. Старик что, сам их отрезал? И зачем делать бусы? Должно быть, он сумасшедший. С другой стороны, он лечил Малыша, помог Авриль снять старую мазь, перенести мальчика к огню. А теперь предлагал разделить с ним ужин. Судя по всему, незнакомец намеревался провести ночь на этой поляне, что не очень-то радовало Авриль.

– Готово, – сказал мужчина, попробовав суп той же ложкой.

Он протянул Авриль деревянную миску.

– Если не хочешь, можешь съесть паек. Я же предпочитаю легкий ужин.

Авриль пожала плечами. Она была не слишком голодна.

Мужчина наполнил тарелку. В зеленоватом бульоне плавали кусочки растений. Девушка осторожно попробовала. Немного горчит, но совсем недурно.

Старик по ту сторону костра принялся шумно прихлебывать суп.

Тишина.

И снова швыркает суп.

Тишина.

И швыркает снова.

И у осла урчит в животе.

И поросенок храпит, будто флейта жалобно тянет одну пронзительную ноту.

И снова швыркает суп.

Это было так нелепо: сидеть ночью посреди поляны рядом с незнакомцем, который, сам того не замечая, ест с такими странными звуками.

Авриль взглянула, как старик втягивает суп, и он вдруг показался ей совсем не опасным. Это был обычный старик, который не умел правильно есть. В шуме, производимом его ртом, желудком осла и рыльцем поросенка, было что-то комичное.

То ли от усталости, то ли от напряжения Авриль нервно улыбнулась. Потом к горлу подступил смех. Она хотела остановить его, но это было невозможно. Девушка тихонько фыркнула.

Мужчина посмотрел на нее вопросительно. Авриль опустила голову, и он зачавкал громче прежнего.

Тогда девушка прыснула снова. Потом втянула суп, как он, громко чавкая.

Старик не понимал, что происходит. Его брови вопросительно поднялись. Авриль поперхнулась и, выплюнув суп, расхохоталась так, что тарелка опрокинулась в костер и тот зашипел. Мужчина остолбенело сидел с ложкой у рта и смотрел, как она катается по траве, держась за бока, и хохочет до слез.

Незнакомец ничего не говорил. Так продолжалось целую минуту. Разбуженные осел с поросенком тоже с интересом наблюдали за девушкой, которая смеялась и никак не могла перестать.

Наконец Авриль перевела дух, встала, вытирая глаза и щеки, и, чуть смутившись, невнятно пробормотала «простите».

Старик кивнул, поднес миску ко рту и шумно втянул остатки бульона.

Авриль смотрела, как огонь отражается на спасательном одеяле Малыша. Тысячи пляшущих язычков пламени окружали тело, словно маленькие дикие божки приглядывали за душой мальчика. Вдруг девушка почувствовала сильную усталость и грусть. Непонятно, что могло так забавлять ее пару минут назад.

– Пора делать новый компресс, – сказал старик. – Справишься?

Авриль кивнула:

– Я уже лечила раньше. Я умею.

Авриль подсела поближе к Малышу, размяла шарик мази в руках и наложила мальчику на ногу и бок.

– Давно я не видел такого маленького ребенка, – сказал мужчина, глядя на Малыша. – Где ты нашла его?

Авриль не ответила.

– Ладно, я слишком любопытен. Но не стоит сердиться. Просто я люблю слушать истории.

Он поднялся и, что-то бурча, направился к повозке. Авриль слышала, как он роется в вещах.

Вернувшись, старик сел поближе к огню. Надел очки на тонкий нос и открыл тетрадь. Затем снял с ручки колпачок и принялся старательно писать.

Авриль поглядывала на него краем глаза. Уже много лет девушка не видела, чтобы кто-то писал. Она часто мечтала о тетрадке: можно было бы записывать какие-то мысли, учить Малыша писать. Пусть никто в мире уже ничего и не пишет. К чему писать, когда в животе пусто? К чему писать, когда некому больше читать?

У мужчины был убористый, прыгающий почерк. Время от времени он поднимал голову, будто искал слова в танцующем над камнями пламени, и отсветы искр на стеклах очков придавали ему вдохновенно-демонический вид.

Авриль снова укрыла Малыша. Ей показалось, что гематома начала понемногу рассасываться. На бедре фиолетовый уже сменился желтым. Девушка надеялась, что это хороший знак. Авриль вернулась на свое место у костра, а мужчина писал, не обращая на нее внимания.

Авриль очень хотелось заглянуть в тетрадь старика и прочесть строчки, но она не осмеливалась подойти.

– Ты умеешь читать? – спросил он, не отрываясь.

Авриль кивнула:

– Да, у меня было много книг. Раньше.

– Полагаю, ты их сожгла?

Девушка молчала.

– Ну конечно, ты их сожгла, – заявил старик. – Все ведь так делали, верно? Потому что так сказали Черные Звезды и их Бог.

Авриль съежилась. Она больше не хотела вспоминать те времена.

– У меня… у меня была одна книжка, – сказала она, – детская энциклопедия. Нам подарила ее одна пожилая дама. Я читала книгу Малышу. Я хотела, чтобы он знал о прошлом: о мире, который был прекрасен, и о людях, которые не всегда были жестокими.

Старик ухмыльнулся:

– А что, если в этом главная ошибка, а?

Авриль тряхнула головой.

– В чем? Я вас не поняла.

Старик пробормотал что-то, но она не расслышала.

– Мы читали, – продолжила Авриль, – и сначала Малыш был в восторге. Когда его что-то интересовало, ответ находился в книге, но я потеряла ее.