Егерь Императрицы. Мы вернемся! Булычев Андрей

Глава 1. Отдельная, особая рота егерей

– Давай свою фузейку, Фомич, у ротного лекаря-то давно уже Ванька Кудряш евойную забрал, а ты вон всё хрипишь да выёживаешься здесь!

Крепкий конопатый егерь, бегущий рядом с худеньким и невысоким писарем, протянул руку и перехватил его фузею за ремень.

– Не тронь ружжо, Данилка! Ты хоть и при капральстве, а всё ж моё енто оружие, вот сам я его и понесу далее. Чай, ужо недалече-то нам до привала осталось! А коли ты кому и хошь помочь, так и ещё вон поболее Спиридоныча разгрузи! Ему-то и своей лекарской сумки за глаза хватит. – И «ротная канцелярия», упрямо мотнув головой, резко, как ему ранее советовали, несколько раз выдохнул, а затем ещё прибавил ходу.

Пятый день большого учебного выхода в заозёрных лесах севернее Бухареста подходил к концу. Мартовский денёк прибавил светового дня, и до вечерних сумерек оставалось ещё часа три, а это означало, что впереди будет один небольшой привал минут на двадцать, а потом ещё приличный рывок часа эдак на два. И только после него отдельная егерская рота будет устраиваться на лесную ночёвку. Но до неё им ещё нужно было дотерпеть, и вновь размокшие от весенней влаги сапоги выбивали грязные брызги из-под кожаных подошв.

Смуглый капрал с резкими, острыми чертами лица выскочил от ближайшего к тропе куста и доложился на бегу молоденькому поручику:

– Вашбродь, тама мелкий соснячок, такой сухонький, как раз под передых нам самое хорошее место будет! Шагов двести по прямой, да ещё чуток наискосок, и как раз вот он самый!

– Веди, Фёдор! Как раз нам уже время подошло малый привал делать. – Егоров обернулся и махнул рукой, указав на Цыгана. – Рота! За дозорным капралом бего-ом! Через двести шагов привал будет, подтяни-ись!

Длинная колонна свернула вслед за дозорным в лес, и мимо Алексея плутонг за плутонгом пробежала вся сотня егерей. Новеньких в ней было большинство. Лишь несколько «старичков» в унтерских и капральских званиях пронеслись по натоптанной тропе, ведя за собой свои подразделения. Хвост отряда заскочил в лес, а вот в отдалении показался и заслонный десяток.

– За мной, Ермолай! – Поручик махнул призывно рукой, и капрал заслона, нагнав его, пристроился рядом. – Ну что, Авдеич, держатся твои, никого нужды нет подгонять?

Волчий хвост на зимнем, подбитом мехом картузе резко дёрнулся, и егерь, мерно дыша, пробасил:

– Да не-ет, не нужно подгона, вашбродь! Вона как стараются кутёнки, как же, цельный заслон им доверили на этом выходе! Чай не хужее всех прочих в моём десятке-то солдатики будут! Дэк и времени-то сколько прошло, ужо ведь пятый месяц как вон сбивается наша рота.

– Это да-а, – согласился с ним Лёшка. – Совсем уже не то, что недавно, всего-то вот прошлой осенью было. Не зря те вёдра пота были пролиты!

– Не зря-я, – пробасил вслед за своим командиром капрал и чуть-чуть от него приотстал. – Филиппка, Евсейка! Ну чаво несётесь-то как оглашенные, что-о, никак отдых почуяли, зайцы вы пуганые?! А ежели ненароком сейчас вдруг турка из того вон леса выскочит, и кто же тогда всей нашей роте хвост стеречь будет? Говорили же вам: перед привалом завсегда самый оберег нужен! Чай и у басурман тоже свои разумники есть, вона, те же горные албанцы али волки-беслы, эти завсегда слабину чуют. То учение у нас уже кровью писано! Шире, шире огляд ведём, Сёмка! Не враз все по набитой тропе уходим!

Как видно, около десятка лет назад в том месте, где сейчас расположились егеря, прошел огненный пал. Старый лес весь здесь выгорел, а на месте пожарища затем поднялся густой кустарник, и уже с человеческий рост выросли на этой поляне молодые сосенки.

– Алексей Петрович, боковые дозоры выставлены, рота расположилась на привал, все в наличии, отставших и больных нет! – докладывал с чуть уловимым акцентом высокий прапорщик. – Только у лекаря Мазурина нога до крови сбита, да с седьмого десятка у Валерьяна сучок от сухой валежины ногу распорол, когда он боковым дозором по бурелому пробегал. Рана неопасная, крови из неё мало вышло, обработали её, и на скорость подразделения она не влияет.

– Хорошо, Живан, понял, ты давай, пока есть время, и сам отдохни, – кивнул своему заместителю Егоров и сбросил со спины походный мешок. – Думаю, что до сумерек мы ещё часа три после этого привала успеем захватить. А это почитай, что вёрст восемь, а то и девять ещё точно нам пути будет. Как раз таки переночуем, два утренних перехода сделаем и уже к обеду у Бухарестских озёр окажемся, а это, считай, мы как у себя дома.

Лёшка отстегнул с мешка скатку плотного вощёного полотна и, расстелив его на грязном раскисшем снегу, лёг сверху, а затем, отряхнув, закинул свои ноги прямо на подложенный там же мешок. Хорошо! Усталость вместе с тягучей и сладкой дрёмой так и подкатывала. Чувствовалось, как кровь отливает от натруженных за время похода конечностей. Весеннее солнышко Валахии ласково пригревало, убаюкивая, и оттого очень хотелось спать. Алексей ласково погладил пристроившийся у него на груди штуцер и вспомнил прошлую осень.

– …Приказом по военной коллегии от июля месяца сего года при главном квартирмейстерстве первой дунайской армии генерал-фельдмаршала, графа Румянцева Петра Александровича, создаётся отдельная особая егерская рота общим числом в сто двадцать пять душ, при десяти капралах, пяти унтер-офицерах и четырёх старших унтерах. Господ обер-офицеров при этой роте всего будет четверо!

Структура отдельной особой роты егерей главного квартирмейстерства первой дунайской армии

Полковник фон Оффенберг обвёл долгим взглядом замерший перед ним строй из егерей и, найдя в нём нужных ему людей, повысил голос:

– Фурьер Гусев, ко мне!

Барабанщик команды чётким строевым шагом вышел из солдатской шеренги и доложился барону.

– Матушка императрица, всемилостивейшая наша Екатерина Алексеевна жалует вам и всей вашей семье дворянство! Вам же лично, кроме оного, указом по военной коллегии от 25 июля сего года ещё к тому присваивается первое офицерское звание – прапорщик! Поздравляю вас, господин обер-офицер! – и полковник вложил в руку совершенно опешившего от неожиданности Сергея офицерский горжет сплошного серебристого цвета. Егерь же совсем растерялся и, стоя перед ним, хлопал глазами.

– Ну что это, поручик, порядка они у тебя, что ли, не знают, али и не рад он даже вовсе? До возвращенного-то его батюшке чина ему самому-то вон, ещё три ступеньки службы скакать! – и Генрих Фридрихович с нарочитой строгостью нахмурил брови.

Алексей сжал кулак и продемонстрировал его уже бывшему барабанщику команды.

Серёгу враз отпустило, и он на всю Бухарестскую площадь громко заорал:

– Благодарю покорно, вашвысокоблагородие! Служу матушке нашей, всемилостивейшей императрице и всея российской державе!

– Ну то-то же, вот сейчас я вроде как вижу, что рад! – усмехнулся барон. – Ступай в строй, голубчик, а вот офицерский шарф ты уже и сам себе, чай, прикупишь да наденешь, как и полагается.

Затем он опять оглядел солдатский строй и, сделав уставное лицо, вновь выкрикнул команду:

– Капрал Милорадович! Ко мне!

Из строя вышел высокий, чернобровый, с орлиным носом на красивом и чуть смуглым лице Живан и чётко доложился о своём прибытии старшему штаб-офицеру.

– Вам, Милорадович, тем же указом, что и у Гусева, также присваивается первое обер-офицерское звание прапорщика! Но вот боюсь, что тебе до чинов твоего двоюродного дядюшки Андрея Степановича добираться гораздо тяжелее будет, чем вон тому же Гусеву. Но ты всё-таки не журись, господин прапорщик, коли и он до бригадирства дошёл, так чем ты, со своей сербской отчаянной отвагой, хуже его будешь?!

Новоиспечённый офицер громко прокричал благодарность, традиционную здравницу императрице и по приказу полковника встал в строй с того правого фланга, где теперь уже стоял прапорщик Гусев.

Фон Оффенберг медленно прошёлся вдоль строя.

– Командование армии ценит вашу доблесть и ваше высокое рвение в службе егеря! Вы своими громкими делами по праву заслужили эту высокую оценку. Поверьте, впереди ещё много боёв и трудов воинских, и пусть вас даже не смущает этот тягучий год шаткого перемирия. Победу над османами мы всё равно будем добывать своей меткой пулей и грозным ударом штыка, но никак не скрипом перьев о писчую бумагу. Готовьтесь к новым походам и к баталиям, братцы! А перед тем вам предстоит собрать и так подготовить свою новосозданную особую роту, чтобы она ничем не уступала теперь уже прежней егерской команде, а только лишь превосходила её во всём!

Барон обернулся к Егорову.

– Набирайте новых людей, поручик! В любых полках и в отдельных батальонах приглядывайте для себя годных солдат! Учите их своим егерским хитростям и премудростям, сбивайте в свои плутонги и десятки и ставьте над ними умелых унтеров да капралов. Время у вас, я полагаю, до весны ещё есть, а потом будет вам дело!

Словно бы только вчера это всё было, а вот ведь уже миновала дождливая осень, за ней пролетела снежная зима, и теперь всё больше власти над природой забирает эта ранняя, южная, валашская весна. Подходило то время, когда подготовленной роте егерей будут поручены главным квартирмейстерством армии новые горячие дела. И, по всей видимости, уже совсем скоро нужно будет ждать боевого приказа. Долгие мирные переговоры в середине февраля 1773 года завершились, не поставив точку в этой войне, и османская делегация, покинув их, убыла за Дунай на свою сторону.

Всё, пора вставать! Ноги, обутые в короткие кожаные сапожки уже успели немного отдохнуть, и теперь нужно было бежать дальше. Если сейчас дать себе и своим людям слабинку и пролежать здесь хотя бы ещё с полчаса, то тело совсем остынет, и тогда уже вставать и двигаться дальше будет гораздо труднее. Лёшка с усилием приподнялся со своего полога и оглядел место привала. Всюду, куда бы он сейчас ни посмотрел, были видны фигурки егерей, лежащие так же, как и их командир: под спиной непромокаемое вощаное полотно, ноги приподняты вверх, а личное оружие бережно прижато к груди.

– Рота, подъём! Всем быстрая оправка, и снова вперёд! Дозор может уже сейчас уходить! Боковые звенья и заслонный десяток пока те же! – и Егоров, закинув за спину отцовский штуцер, начал первым сворачивать свой полог. Через десять минут только лишь вдавленные в серый сырой снег ямки указывали на то, что тут только что совсем недавно была большая сотня людей. И вновь потянулись вёрсты пути по пересечённой и труднопроходимой лесной местности.

– Внимание! Кавалерия с тыла! Заслон вырублен, а на нас идёт лава! Меня рядом нет, действуйте! – выкрикнул вдруг вводную Лёшка и чуть отступил в сторону, придирчиво оценивая действия своих подчинённых.

Милорадович, резко подобравшись, осмотрелся вокруг. Да-а, командир коварен, вон он какое неудобное для обороны место им выбрал! Задача, поставленная поручиком, осложнялась ещё тем, что рота сейчас бежала по большой лесной поляне. Удобных буераков или русла речки, плохо проходимых для конницы, поблизости не было, а вот места, где ей можно было сейчас разгуляться, виднелось вокруг в избытке. И оценив обстановку, Живан резко поднял руку вверх.

– Внимание, рота! Принимаю командование на себя! Всем надеть на ружья штыки! Прапорщик Гусев, ведите второй, третий и четвёртый плутонги к ближайшей опушке колонной! – Живан махнул рукой в сторону леса, указывая направление. – Пионеры первого и четвёртого плутонгов, ко мне! Достать осколочные фугасы! Первый плутонг, в две шеренги становись, отходим вслед за ротой, пятясь! Быть готовыми прикрыть своим огнём пионеров! Пионеры, осколочные фугасы с замедлением на двадцать секунд ставь!

Рота стремительно, блестя штыками, отходила сомкнутым строем к лесу. Четыре одиночные фигурки, вытащив из наплечных кожаных мешков фугасы, быстро устанавливали их перед пятящимся заслонным плутонгом.

– Фугасы не подрывать, задача учебная! – снова подал команду Егоров. – От опушки раздался залп османских лесовиков арнаутов, Милорадович и ещё пятеро егерей тяжело ранены. Действуйте!

– Внимание, рота, беру командование на себя! – рявкнул Гусев. – Лекарь, к командиру, всех раненых в центр колонны! Рота, вперёд! Первые две шеренги бить гренадами, всем в штыки! Выбить албанцев с опушки! В атаку! Ура!

– Ура-а-а! – разнёсся рёв сотен глоток. Егеря пошли на прорыв.

Солнце задело своим краешком за вершинки букового леса. Ещё пара десятков минут – оно вовсе скроется, и под пологом этих деревьев станет совсем темно.

Алексей подозвал к себе ротного вестового, весёлого неунывающего парня:

– Афоня, бери с собой вестового из первой полуроты, пробегите с ним вперёд, предупредите дозорных, чтобы там хорошенько огляделись да искали нам место для ночлега. Ну, всё, давай, вперёд!

Незнающему человеку найти ротный лагерь было сложно. Спрятан он был со всем старанием и с уже отточенным егерским искусством. В лесной чаще у небольшого ручейка отгораживался он от случайных взглядов внешним кольцом пологов, грел хитрыми бездымными кострами разведчиков его хозяев, и не выдавал их он ни искрой, взлетевшей от сгорающих дров, ни отблеском от пламени и ни запахом гари.

Ужин сообразили быстро, все устали, и наваривать кулеш желания ни у кого уже не было. В ход шёл привычный талкан, быстро заваренный из муки крупного помола от обжаренного ячменя, сдобренный для вкуса топлёным маслом, душистыми пряными травами и солью. Некоторые егеря добавляли в него ещё кусочки вяленого мяса или копчёной колбасы. Молодые солдаты, такие как ротный барабанщик Лёнька, предпочитали докладывать в него орехи и мёд. В любом случае был он всегда очень сытным и питательным.

Алексей подозвал командира третьего плутонга Сорокина Емельяна:

– Архипыч, сегодня ночной караул будет на твоём третьем плутонге, сам расставляешь и проверяешь своих людей. К подъему не забудьте ещё кипятку на всех сварить!

– Есть, вашбродь, сделаем, – кивнул унтер. – Вы ложитесь, отдыхайте ужо, замаялись ведь поболее всех нас.

– Да ну-у, нет, брось ты, чего уж там, так же, как и все, – усмехнулся в ответ Лёшка и оглядел весь свой лагерь. – Рота, отбой! Подъём утром ещё затемно! – и сам прилег, привалившись к спине Макарыча. Костёр разведчика невидимым глазу жаром отбрасывал тепло на растянутый верхний полог, а с него – уже на лежащих внизу егерей. Было тепло, сытно и сухо.

Всё-ё…

Тело расслабилось, и Лёшка провалился в глубокий, как омут, сон.

После трёхчасового утреннего рывка и одного малого привала рота приближалась к предместьям Бухареста.

– Да уж лучше бы дома у себя, на квартировании обедать, чем в этом стылом лесу! Чай, недалече теперяча, во-он ужо и озё-ёра наши совсем рядом, – пробасил Савва, поправляя на бегу лямки своего пионерского фугасного ранца.

– Да тебе-то хоть до вечера скакать можно! Моржа вон поймал в студёном море, закинул себе на спину да тащи его до избы! А чё нет-то? Все ведь вы, архангелогородские поморы, там такие отмороженные, – подколол здоровяка командир первого плутонга Трифон.

– Да не-ет, Трифон Кузьмич, чё-т подустал я маненько, – признался пионер, шумно выдыхая на бегу. – Тяжёлые всё ж таки они, энти фугасы. Как вон ни старался наш Васяня с ранцами, а всё же набивают они хребтину в дороге.

– Ну а как же ты, Саввушка, хошь, железо – оно ведь тако-ое! Полтора пуда в них веса точно есть, а вы ещё и в мешочках пороха отдельно в энти вот свои ранцы наклали. Да и вон сама эта кожная сбруя, да и топор ваш, помимо фузейки, сколько ещё веса тянут! – и унтер кивнул на всю переносимую ротным сапёром приспособу. – Ажно жалко мне вас, бедолаг минёров!

– Да ничё-ё, Кузьмич, чай, сдюжим, мы ведь двужильные, – улыбнулся помор. – Поди, недалече осталось бяжать, а там и спину в баньке отпарю.

Рота действительно приближалась к Бухаресту. Показались такие знакомые по постоянным воинским учениям места. Ещё немного – и пойдут большие поляны, а там, глядишь, откроются опоясывающие город с севера озёра. К одному из них, к озеру с красивым названием Флоряска, сейчас как раз таки и выходил егерский отряд.

Неожиданно спереди, с той стороны, где был передовой дозор, раздался резкий свист, а через несколько секунд из перелеска на дорогу выскочило звено Цыгана.

– Конница! До полусотни, вашбродь! – крикнул издалека Лужин, ещё не добегая до основного отряда. – На казаков вроде наших похожи, да кто же их там издали разберёт? В нашу сторону они по дороге скачут!

– Казачий разъезд? – гадал Лёшка. – Всё может быть, время нынче тревожное, и командование вполне могло пустить конные партии для поиска, пусть даже и в эту тыловую сторону. В любом случае осторожность сейчас лишней не будет, – и он махнул рукой. – Пионеры первой полуроты, мины в ста шагах перед шеренгами ставь! Шнуры пока не запаливать!

– Рота, штыки надеть! Подковой в две шеренги станови-ись! Без команды никому огня не открывать!

Через полминуты вылетевшую из-за поворота дороги конницу встречало более сотни нацеленных на неё фузей и штуцеров. А сама дорога была ей перегорожена щетиной штыков. Секунда – и рой пуль выбьет из сёдел десятки всадников, а остальных примет на себя та кованая, остро отточенная сталь, что была надета на стволы ружей.

– Стоять! Свои! Курок на предохранительный взвод! – рявкнул Лешка, выбегая перед строем.

От конного отряда, замершего в двух сотнях шагов, отделилась пара всадников и подскакала к нему.

– Ляксей, никак ты опять?! – Крепкий казачина в синем кафтане соскочил с коня и подбежал к поручику.

– Сечень, Емельян?! – Лёшка вгляделся в знакомое лицо. – Вот так встреча, ну, прямо как два года назад, и почти на том же месте!

– Ага, – усмехнулся казак, – только вы-то ужо в их благородиях состоите, а, господин поручик? – протянул он шутливо. – Да ещё и с целой грозной сотней за своей спиной, – и он кивнул в сторону строя, не опускавшего без команды свои ружья.

Егоров оглянулся и махнул рукой.

– Отбой, братцы, свои это, третий донской полк! Всем десять минут передышка! А ты, я гляжу, уже тоже не десятком, как вон раньше, командуешь, а, Емельян? – повернулся он опять к казаку. – Не просто так эти два года прошли? Чего вы тут скачете-то? Супротив кого свой поиск по этой вот северной стороне ведёте?

– Да-а, есть такое, подхорунжий ужо, – подтвердил предположение егеря казак. – Во-от, подрос маненько в чинах, недавно даже полусотню доверили. Так и, глядишь, к себе домой, в станицу, аж цельным сотником поеду, ежели, канешна, то господь Бог даст, да и воинское везение коли случится. Ну а насчёт поиска, так уже третий день как генерал-фельдмаршал свой указ отдал по войскам, чтобы, значится, от ворога нам обезопаситься. Война ведь началась, Алексей! Турка от Гирсова и от Силистры сразу аж два поиска к нам сделала. Говорят, что на нашем берегу они отряд фуражиров подчистую вырезали, да ещё и пару сёл валашских дотла сожгли. Вот от кажного от конного-то полка по три полусотни намедни в дозоры пошли. Мы вон хотели по этой дороге на север вёрст эдак около пяти проскочить, ну а потом уже старым трактом на Урзичени свернуть, а далее к Гирсову по прямой двигать. Ну а тут вона, вишь, как вышло – ты нам по пути повстречался.

– Понятно, – кивнул Егоров. – Значит, война началась, и османы сразу же зашевелились? Ну что же, Архипыч, побежали и мы к себе в расположение. Надобно будет и мне до вечера успеть в штаб явиться. Удачного поиска вам, станичники!

– И вы прощевайте, Ваше благородие! – махнул ему рукой подхорунжий и вскочил в седло. Мимо казаков одно за другим пробегали подразделения егерской роты. Всадники смотрели на этих вымотанных грязных стрелков со свойственной всем всадникам снисходительностью.

– Пяхота на своих двоих по лужам шлёпает. Вона все какие мокрые да грязные ажно по самые уши!

Через час, миновав городские предместья, рота егерей прибыла к месту своего постоянного квартирования.

– Всем оправка, помывка и обед! Потом отдых. Вечернего построения сегодня не будет, – распорядился поручик, распуская роту. – Ко мне после ужина прибывают только господа обер- и старшие унтер-офицеры! Всё, братцы, отдыхайте!

Теперь можно было заняться и собой, привести себя в надлежащий вид и порядок после многодневного пребывания под открытым небом, да и вообще, просто перевести немного дух.

После обеда, когда все уже будут укладываться на отдых, Лёшка решил отправиться в главное квартирмейстерство армии. Нужно было узнать все последние новости в штабе и получить указания от своего прямого начальника, полковника генерального штаба военной коллегии Генриха Фридриховича, барона фон Оффенберга. Было у него и ещё одно деликатное дело, которое Лёшка всё откладывал до поры до времени.

Глава 2. В штабе

– Ну не томи, не томи, Митенька, ты же всё тут знаешь, дорогой! Через тебя ведь любое важное здесь дело проходит, давай уже не томи, выкладывай все последние новости. Я-то ведь за эту последнюю неделю совсем уже в лесу одичал, ничего не знаю, что сейчас в целом мире творится! – выспрашивал с улыбкой у молоденького штабного адъютанта Егоров.

Тот хмыкнул, скосил глаз на свой новенький, начищенный до яркого блеска офицерский горжет и с напускной важностью кивнул.

– Ну а как же ты хотел, господин поручик, при такой-то должности всё здесь через мои руки завсегда проходит. Любое важное дело или какая-нибудь там оказия со столицы, ну или, напротив, в Санкт-Петербург если от нас вдруг срочное донесение идёт, везде господин бригадир на меня надежду имеет. Чтобы всё подготовить в большой срочности и куда нужно, потом это всё передать. Тут никакого волокитства, Алексей, быть не может. Государственной важности дела в главном квартирмейстерстве армии творятся, сам ведь ты знаешь!

– Это да-а, – поддакнул ему с улыбкой Лёшка. – Не то что мы, зелёная пехота, наше-то дело маленькое, знай своё ружжо заряжай да бей из него прицельно. Вишь, Митрий Александрович, как тебя начальство-то ценит, год ещё не прошёл, а ты уже в подпоручиках. Ещё чуток – и герб горжета, как и у меня, тоже золотым станет, – и он погладил свой нагрудный знак поручика.

– Ну, это уж как начальство посчитает, – нахмурился Митя. – Его высокородие иной-то раз ох ведь и строг же бывает! Задержишь, к примеру, какую депешу на отправку вестовым, али к нам из канцелярии эти писарюги срочную почту заволокитят, а он-то ведь меня за всё спрашивает! Вот иной раз и думаешь: лучше бы в пехотном полку полуротой командовал или вон, как ты, по полям да по лесам бы бегал. Красота ведь: птички поют, солнце ласково тебе светит, на костерке ароматным парком котел пыхтит, – и подпоручик мечтательно улыбнулся.

– Ну да, солнце светит, птички поют, пули посвистывают, – усмехнулся Лешка, почёсывая свой шрам на щеке.

Митя очнулся от своих грёз и внимательно посмотрел на егерского поручика.

– Не-е, ну-у, так-то у вас, Алексей, тоже служба ещё та, конечно, очень даже она серьёзная. И командование вашу роту весьма ценит. Я вот что хотел у тебя спросить, Лёш. Мне бы вот трофей какой-нибудь после войны привезти домой, сам же понимаешь, эти баталии когда-никогда, а всё ж таки закончатся, и я, пожалуй, обратно потом в столицу убуду. А там эти повесы, пороха не нюхавшие да только на балах свои камзолы обтирающие возле девиц, не то что вот мы с тобой, настоящие боевые офицеры!

– Это да-а, – протянул Егоров. – Столичная жизнь – она такая, камзолов на все балы да на рауты не напасёшься. Ладно, Дмитрий Александрович, будут тебе трофеи, чтобы перед столичными повесами боевому офицеру достойно выглядеть. Ты мне-то про все последние новости расскажешь али как?

Адъютант встал из-за стола, подошёл к двери в комнату бригадира Денисова и прислушался.

– Всё совещаются! Небось уже второй час пошел, как они там всё сидят, – прошептал подпоручик и прошёл на своё место. – Ну, с чего тебе начать рассказ, Алексей? Про то, что мирные переговоры у нас сорваны, и то, что османская делегация к себе за Дунай ушла, ты это и так уже сам знаешь. Матушка императрица прислала намедни нашему генерал-фельдмаршалу приказ: «…Вынудить у неприятеля силой оружия то, чего доселе не могли переговорами достигнуть, и для того с армией или частью её, перешедши Дунай, атаковать турок…» Война-то у нас сильно затянулась, в центральных губерниях опосля чумного бунта, неурожая да дополнительных рекрутских наборов сейчас весьма неспокойно. На Дону да за Яиком вон и вовсе волнения идут против старшинской верхушки казачьего войска. Его вроде бы как сейчас задавили, но там всё одно нет-нет да где-нибудь полыхнёт, на такой-то протяжённой степной линии. В казне средств мало, она истощилась, а новые подати только лишь ещё более недовольство у простолюдинов усиливают. Вот и решено было поскорее ставить победную точку в войне, а для этого сейчас требуются решительные действия здесь, в нашей Валахии да за Дунаем. Но Петр Александрович пока переходить реку всей армией опасается, ссылаясь на тройной перевес за ней турок и на отсутствие у него средств для переправы всех своих войск. В Польше конфедератов добили и теперь сюда стягивают все освободившиеся полки, ну а с ними приходят и наши воинские начальники. Вот, совсем скоро к нам в ставку прибудет генерал-майор Суворов, а с ним ещё немало тех, кто недавно гонял шляхту. Основные боевые действия корпусов, наверное, начнутся не ранее конца мая, а то даже и вообще июня месяца, когда здесь просохнут все дороги. Пока же планируется проведение поисков на противоположной стороне Дуная. Этими самыми поисками предполагается выбить поболее живой силы противника, порушить его ближайшие к реке крепости, ну и вообще изучить всю ту болгарскую местность для последующего наступления на Балканы.

– Да, я так и предполагал, что летом армия выгонит османов за Варну и за Шумлу, – кивнул Егоров. – А перед этим хорошую разведку правого, турецкого, берега сделает. Вот как раз там-то нам, похоже, и будет самое дело!

– Ну да, – согласился Митя. – Вам к дальним выходам ведь уже не привыкать. Однако пока мы тут всё планируем да совещаемся, – и он кивнул на дверь, – турки уже сами на нашу сторону стали переправляться и начали наши небольшие партии да команды выбивать, а теперь вот ещё и селения валахов на левом берегу жгут, чтобы только нам фуражом да провиантом негде было бы запасаться.

В это время из-за двери в соседней комнате послышался шум голосов, стук стульев, и она открылась.

– Долго жить будешь, поручик! Только что вот о тебе вспоминали! – Перед Егоровым стоял его куратор и прямой начальник барон фон Оффенберг. – Посплетничали уже между собой, пока мы там совещались? – подмигнул он враз покрасневшему Мите. – Ну, вот и ладно, всё мне меньше времени тратить, рассказывая этому бродяге все последние новости. Пошли, вояка! Вон как лицо загорело за неделю, словно бы и не в мартовском лесу был, а на летнем морском побережье.

– Селантич, чайку нам завари, того, китайского, кяхтенского, чёрного, что я тебе намедни давал! – попросил он дежурного комендантского капрала, что стоял в длинном коридоре, и толкнул дверь в свой кабинет. – Заходи, Алексей, шинельку с картузом во-он на тот вот гвоздик повесь да к столу присаживайся. Рассказывай, как у тебя дела в роте обстоят? Что дальний учебный выход показал? Какие вылезли сложности или недоработки нынче в лесах?

Лёшка присел у большого дубового стола и аккуратно сдвинул в сторону карту с многочисленными, нанесёнными на неё пометками.

– За эти пять месяцев, Ваше высокоблагородие, особая отдельная егерская рота главного квартирмейстерства армии полностью укомплектована, вооружена и экипирована, а весь её личный состав прошёл обучение и боевое слаживание в подразделениях. На унтерских должностях в ней в основном стоят опытные солдаты и капралы из прошлой нашей команды. Но двоих хороших унтеров, с кем мне в своё время довелось служить в Апшеронском полку и в сводном батальоне на Бендерах, я всё ж таки к себе переманил и поставил на третий и на четвёртый плутонги. По людям у меня осталась одна забота – это найти обер-офицера на вторую полуроту. Там до сих пор это вакантное место не закрыто, а замещающий командира подпрапорщик Осокин Тимофей уже изрядно измаялся и говорит, что ему знаний мало и ответственность за людей на него слишком давит.

– Так в чём трудность-то, Алексей? Неужели во всей нашей армии подходящего опытного офицера ты себе не можешь найти? – удивился Генрих Фридрихович, пододвигая к поручику фарфоровую чашечку от чайного сервиза с модным и таким ароматным напитком.

– Да есть, конечно, офицеры, Генрих Фридрихович, много их, и желающих перейти в особую роту предостаточно, но нет, не то это всё, не те это все люди, Ваше высокоблагородие. Для них, прослуживших в пехотных полках и даже в егерских батальонах, наша организация, построение, весь наш уклад и особый способ ведения боя весьма чужды и непривычны. Даже само обращение к своим подчинённым и само отношение к ним в их подразделениях совсем отличаются от нашего. У нас, конечно, солдаты порядок и субординацию соблюдают строго. Между офицерами и нижними чинами дистанция, как и полагается, разумеется, тоже есть. И всё равно командиры в роте больше как отцы, ну или как старшие братья выступают и эту сословную высоту своими личными делами да умением подкрепляют. А эти приходят из линейных рот и давай здесь горлом, кулаком, а то и вовсе палкой свой авторитет устанавливать! Ну и как за такими «в огонь и в воду» мои «волкодавы» пойдут? Сами ведь знаете, какие у нас сложные дела! Лучше уж без человека совсем, чем вот с таким. Да и «наши господа, благородия», что Милорадович, что Гусев, вон бегают и стреляют не хуже любого рядового егеря, а для пехотных офицеров сие очень сложно, им нужны долгие месяцы, чтобы по стрелковой подготовке мои нижние чины нагнать, а война ведь не ждёт. Найдётся ещё, я думаю, подходящий для нас человек, не будем мы пока с этим спешить.

– Ну, как знаешь, Алексей, – кивнул полковник. – Ты командир, и тебе самому решать, как своё подразделение изнутри строить. Ещё что не так?

– Да проблемы-то всё те же, Ваше высокоблагородие, – в смущении опустил свои глаза поручик.

– Ага, никак опять за штуцеры будешь просить, – усмехнулся барон. – А помнишь, как я тебе у главного интенданта три последних, можно сказать, с кровью вырвал? Помнишь, а, Егоров? Ко мне потом все три полковника подходили, кому в полк этот штуцер не попал. Да ещё и сам главный квартирмейстер потом попенял, что я своих любимчиков в ущерб другим нарезным оружием обеспечиваю. Так что ты уж извини, голубчик, тут я тебе ничем помочь не смогу. Сам ведь знаешь, винтовальное оружие весьма дорогое и очень трудное в изготовлении, а его поставки с казённых заводов постоянно срываются. У вас, сам же ты говорил, аж восемнадцать стволов на роту, и это не считая ту большую дуру, которую вы под сверхдальний бой приспособили.

– Ну да, – опять вздохнул Егоров, – восемнадцать. Для команды, даже расширенной, оно, конечно, самое-то было. По сути, на двух фузейщиков у меня по одному штуцернику приходилось, а сейчас даже не каждый унтер, а уж тем более капрал вот такое вот винтовальное оружие имеет. Вы ведь и задачи нам ставите такие, какие даже не каждому егерскому батальону по плечу, а у меня вон, даже не у каждого солдата есть пистоль в наличии, и сабель, да тесаков только лишь на половину новеньких хватило, – и он, вздохнув, уставился, насупившись, в пол.

Полковник поднёс чайную чашечку к носу, глубоко вдохнул аромат напитка и только потом из неё отхлебнул.

– Эх и хороший же чай, как по мне, так вот этот, что к нам через Кяхту и уже далее по Сибирскому пути завозят, гораздо ведь лучше того же англицкого будет. Как тебе чаёк-то, Алексей Петрович? – и барон с улыбкой взглянул на Лёшку.

– Да чай как чай, – буркнул тот и, разом осушив свою чашку, поставил её на стол. – Наш кипрейский вот ничем не хуже заморского будет, а пользы от него так и поболее небось. Так что с саблями и с пистолями делать, Ваше высокоблагородие? Для близкого ведь боя или в той же тесной сшибке и в сутолоке схватки незаменимое это оружие. Мы, конечно, трофеями их себе ещё возьмём, но это сколько же времени для того нужно будет, да и калибры у турецких пистолетов все разные, одно неудобство с ними, что ни ствол, то отдельно пулю ему лей и мерку пороха ещё готовь!

– Зануда ты, Егоров, – вздохнул фон Оффенберг. – Скучно с тобой. Даже о благородных напитках с тобой не поговорить. Каждый такой разговор всё одно к попрошайничеству у тебя сводится. – Ладно, ладно, молчи лучше! – махнул он рукой и придвинул к себе лист бумаги. – Штуцеров, сразу говорю, нет и для вас ещё долго не будет. Воюйте тем, что сейчас есть, ну или же, скажем, трофеем у супротивника берите. Только не вздумайте втихую их у наших порочных интендантов скупать! А то знаю я, откуда у вас после взятия Бендер несколько личных стволов в команде нарисовалось. Ладно, ладно, – успокоил он вскинувшегося было поручика, – не нашей армии то головная боль. Итак, недавно пришёл оружейный обоз для карабинерных и драгунских полков, коих начали сейчас перевооружать. Пять десятков пистолей, – и, посмотрев в умоляющие глаза Лешки, нахмурился. – Семь десятков драгунских пистолей вы получите из этого обоза. Сабли, хм, с ними вот как раз посложнее. Сейчас с вооружения лёгкой конницы снимают тяжёлый палаш и перевооружают все кавалерийские полки на сабли. Тульских клинков пока для всех не хватает. Есть мысль строить казённые заводы на Урале, но когда это они нам хорошее оружие дадут? Ладно, возьмёте тридцать облегчённых гусарских сабель, – и барон вписал их в запрос по интендантству. – Что-то ещё?

– Тромбонов-картечниц для вооружения пионерских пар не хватает, хорошего огнепроводного шнура у нас совсем мало, ну и так, по всякой прочей мелочи тоже имеется нехватка, – перечислял Егоров.

– Ну, это ты уже и без запроса с премьер-майором Филипповым всё обсудишь. Он как раз, пока ты на своём выходе был, новый чин успел получить, вот и подойдёшь к нему правильно, поздравишь, улыбнёшься, как вон сам умеешь. Глядишь, и ещё чем-нибудь для своей роты разживёшься, вы-то с Карпычем и со своим унтером из ротного интендантства, как уж его там зовут?

– Каптенармус Ёлкин, Потап, – подсказал Лёшка.

– Ну вот, да, со своим Ёлкиным, с этим шустрым малым, ко всем уже подходы нашли. Знаю, как вы умеете, когда вам нужно, любому начальству нравится, так что небось уж совсем без воинского добра-то не останетесь. То, что вам будет нужно, получайте смело, вот здесь можешь и на меня сослаться, что, дескать, всё с этим штабным полковником немцем обговорено и им же одобрено, – и барон размашисто подписал лежащий перед ним интендантский запрос. – Держи, поручик, вооружай свою роту! А вот теперь уже давай-ка поговорим с тобой о грядущих делах. – И Алексей сосредоточился. Было понятно, что вся эта беседа, что только что здесь происходила, предваряла собой главный разговор о предстоящем для егерей деле.

– Ну, по общей обстановке ты, наверное, уже хорошо осведомлён, небось, Митенька тебя обо всём подробно просветил, – улыбнулся фон Оффенберг, наливая из фарфорового чайника горячий чёрный напиток в свою чашечку. – Ты давай-ка, подливай ещё себе чаю, поручик, не стесняйся, – и он продолжил беседу: – Так вот, Санкт-Петербург требует от нас решительных действий на противоположном, турецком, берегу Дуная. Пётр Александрович прекрасно понимает, что здесь, за рекой, ему долго не усидеть и переправлять армию на правый берег всё равно вскоре придётся. Дело это непростое. Перебросить все войска враз уж точно не получится. Для этого нужно прежде их подтянуть по весенним дорогам из глубины Валахии и из Бессарабии, раздобыть средства для переправы, подвести с мест докования и с зимних стоянок суда дунайской флотилии, обеспечить всех провиантом и фуражом, да много чего ещё нужно, а время-то поджимает. Турки у себя опираются на уже имеющиеся у них сильные крепости и на только что недавно отстроенные вдоль всего правого берега фортеции. Там у них стоят сильные гарнизоны, которые-то и должны принять на себя первый удар нашей переходящей реку армии, и будь уверен, они постараются сковать её в прибрежных сражениях, не допуская вглубь своих земель. А уже потом по ней, завязнувшей и обескровленной, должны будут ударить подошедшие полевые армии османов. Так вижу планы противника я, и так же предполагает и всё наше главное армейское квартирмейстерство. Что тут нам можно противопоставить туркам? Думается, правильным было бы подготовить сразу несколько сильных, но небольших по численности отрядов, состоящих из пехоты, конницы и артиллерии, для осуществления поиска в прибрежной полосе. Ударить разом по нескольким ключевым точкам обороны османов, выбить их живую силу и сровнять с землёй все их основные оборонительные сооружения. Тем самым мы лишим турок их опоры при обороне от нашей основной, переправляющейся через реку армии, снизим их боевой дух, ну и уменьшим саму численность противостоящих нам неприятельских войск. Где находятся эти прибрежные войска противника, мы знаем, и подготовку к тем поискам уже начали.

Отставив в сторону чайную чашку, барон подтянул к себе большую топографическую карту, испещрённую многочисленными пометками, и склонился над ней.

– А какая моя задача, Ваше высокоблагородие? – Алексей тоже вгляделся в изгиб русла Дуная и в начерченные на его правом берегу кружки и квадратики с надписями мелким каллиграфическим почерком. – Прикрытие стрелковым боем одного из наших поисковых отрядов?

– Хм. – Не только, поручик, не только, – хмыкнул Генрих Фридрихови Твоя рота, Егоров, тоже пойдёт с одним из таких отрядов. Генерал-майору Потёмкину Григорию Александровичу нашим командующим поручено действовать в этом обширном районе от Туртукая и до Силистрии, – и барон обвёл рукой большой участок на карте. – Сама Силистрия – мощная и хорошо укреплённая крепость с сильным многочисленным гарнизоном, а вокруг неё расположилось несколько более мелких временных укреплений с полевыми отрядами. Потёмкин сейчас формирует сразу три поисковых партии во главе с подполковником бароном Ферзеном и премьер-майорами Шипиловым и Волковым. Ваша рота, поручик, присоединяется к любому из этих подразделений, по твоему личному усмотрению, и действует так, как ты сам посчитаешь нужным. Об этом тебе будет выдано особое письменное предписание, чтобы ни у кого не возникло сомнений в твоей самостоятельности. И главной вашей задачей будет пленение хорошо осведомлённых об планах своего командования османских офицеров, и вообще, нужно будет собрать сведенья об тех полевых корпусах турок, что стоят в глубине их земель и которые будут готовы поддержать свои прибрежные укрепления и ударят по нашим основным силам при переправе через Дунай. Это главное, а уж прикрытие своими стрелками поисковых партий считайте своей второстепенной задачей. Всё ли понятно я изложил?

– Так точно, Ваше высокоблагородие, – по-уставному ответил Егоров и, встав, одёрнул на себе мундир. – Когда прикажете выдвигаться к войскам генерал-майора Потёмкина?

Полковник немного подумал, как видно, что-то подсчитывая про себя, и наконец, тоже вставая из-за стола, ответил:

– Вы только что с последнего полевого выхода вернулись. Устали там порядком небось? Даёшь своим людям, Егоров, три дня отдыха да ещё имеешь пару дней на подготовку к выходу. Вот через пять дней, на шестой, вы и отправляйтесь к Григорию Александровичу. Вас туда доставит эскадрон от третьего донского полка, с коим, я знаю, у вас и так уже давно сложились самые тесные и добрые отношения. Об этом я нынче же самолично распоряжусь, ну и к премьер-майору Филиппову, так уж и быть, загляну с этим вот интендантским запросом, чтобы он вас лишнего не мурыжил. Ну, вроде бы пока всё. За письменным предписанием на выход прибудешь за день до выхода. Давай, пока, Алексей, иди отдыхай.

Глава 3. У Давида Соломоновича

Лёшка шагал по разливам луж большого города. В некоторых местах через особенно широкие разливы были перекинуты деревянные мостки, кое-где удавалось их по-молодецки перемахнуть, но в большинстве случаев оставалась надежда только лишь на свои крепкие кожаные сапоги. К главной базарной площади Бухареста он добрался серьёзно подмокшим и со следами брызг грязи на шинели и на штанах.

Вот и знакомое здание цирюльни, здесь в подвальчике располагалась лавка местного менялы Давида. Спустившись по узкой каменной лестнице к массивной дубовой двери, Алексей с усилием толкнул её и зашёл в уже знакомое ему затемнённое помещение. На длинном прилавке, перегораживающем коридорчик, стоял небольшой масляный светильник, слегка подсвечивающий вход. Ещё одна толстая сальная свеча освещала сгорбившегося за столом в самой глубине комнатки пожилого седобородого еврея в маленькой вязаной шапочке-кипе на макушке.

– Ой-ё-ёй, кого я вижу! – вскинул он радостно вверх руки при виде Алексея. – Это ведь тот достойный молодой русский офицер, который почти два года назад пообещал ещё раз навестить бедного старого Давида в его скромной и холодной обители! Как же быстро летит это время, вы, господин, в самом расцвете сил, а мы всё больше и больше стареем! – продолжал он причитать, семеня к прилавку и откидывая его крышку. – Проходите же скорее в комнату, Алексей, по батюшке, если мне не изменяет память, Петрович? И присаживайтесь прямо вот сюда, к самой печке. Ради такого гостя я позволю её себе жарко натопить и, пожалуй, добавлю нам ещё немного света.

– Здравствуйте, Давид Соломонович! – улыбнулся Егоров, присаживаясь на предложенный ему массивный стул со спинкой. – Не прибедняйтесь, вы прекрасно выглядите и, как я вижу, всё так же бодры и полны сил!

– Что вы, что вы, господин офицер! – замахал тот рукой. – Какая там может быть бодрость, и какие могут быть силы у старого и больного еврея? Меня только и держат на этом свете хлопоты, как устроить своих близких в это непростое время, да ещё и забота о моей дорогой больной Сарочке, – и он, грустно качая головой, открыл дверку печки, засовывая в её топку несколько полешек. Затем зажёг ещё один светильник на стене и, подойдя к Алексею, учтиво поклонился. – Ещё раз, рад Вас приветствовать, Алексей Петрович, в моей скромной лавке. Вас привело ко мне какое-то дело или вы просто пришли проведать старого Давида?

Глаза менялы на его худом и смуглом лице горели живым огнём. Они очень контрастировали со всем этим унылым внешним видом и той серой обстановкой, что сейчас царила в его лавке.

– Мне, конечно же, действительно очень приятно вас видеть, Давид Соломонович, – приветливо улыбнулся старику Егоров, – но я всё же вынужден вам признаться, что меня к вам сегодня привело ещё и одно весьма деликатное и серьёзное дело, – и он сделал многозначительную паузу.

– О-о! – протянул меняла. – Тогда подождите меня одну минуточку. Не нужно, чтобы двум серьёзным и порядочным людям мешали бы при таком деликатном разговоре посторонние люди!

Он быстро засеменил к входной двери и, звякнув металлом, закрыл её сразу же на два больших, массивных заслона.

– Таки я внимательно вас слушаю, Алексей! – и он склонился перед егерем.

– Давид Соломонович, присаживайтесь, пожалуйста! – Лёшка кивнул на стоящий неподалёку табурет. – Мне, право, неловко сидеть перед вами, развалившись на этом троне у горячей печи, тогда как сам хозяин стоит рядом на ногах. Нет, нет, нет, и не спорьте, пожалуйста, – улыбнулся он, видя, что меняла хочет ему что-то возразить. – Поверьте мне на слово, если вы будете сидеть со мной рядом, то нам с вами обоим будет гораздо удобнее вести наши дела.

– Ну что же, желание гостя, а уж тем более делового партнёра, для меня закон, – кивнул, соглашаясь, хозяин лавки и присел на указанный Алексеем стул. – Я весь во внимании!

– Давид Соломонович, прошу вас меня выслушать и не торопиться со своим ответом. Дело, которое меня к вам сюда привело, действительно, скажем так, весьма деликатное. И мне бы очень не хотелось, чтобы наш разговор стал достоянием чьих-то ушей за пределами этой комнаты. – Лёшка сделал многозначительную паузу и посмотрел пристально в глаза менялы.

– Эхе-хе-е! – протянул укоризненно старик, качая седой головой. – Молодой человек, вы уж простите меня за эти мои слова, но я ведь уже тридцать лет веду самостоятельно всё это семейное дело, после того как преставился мой многоуважаемый отец. А старый мудрый Соломон, когда он лежал на своём смертном одре, дал мне один хороший и добрый совет – это быть всегда честным с людьми и держать свой язык за зубами. Чему я всю жизнь и следую и чему учу своих сыновей и внуков. Вы можете быть совершенно спокойны, Алексей, как знать, может быть, ещё и не раз, и даже не два со мной или уже с моими сыновьями вам ещё предстоит вести общее взаимовыгодное дело!

– Хорошо, – кивнул Лёшка, – тогда я совершенно спокоен. Дело в том, что мне от вас нужно то, чего я никак не могу найти, пожалуй, что во всей Валахии и даже в окружающих её землях. Ваш же опыт, умение вести дела и самое главное – это ваши обширные связи – внушают мне определённую долю оптимизма. И я даже уверен в том, что именно вы-то мне и сможете помочь. Ну а я готов вам за это хорошо заплатить, – и Егоров продемонстрировал увесистый кожаный кошель.

– Чего же такого нужно уважаемому мной господину офицеру, что он даже за хорошие деньги не может найти в таком большом городе, как Бухарест, и даже во всей нашей обширной Валахии? – поднял в удивлении брови меняла.

– Мне нужно винтовальное нарезное оружие, Давид Соломонович. Да-да, не удивляйтесь, пожалуйста, именно за этим я сюда к вам сейчас и пришёл. Поверьте мне, что это такой же товар, как и все прочие, и он тоже стоит своих денег, а значит, вы или же ваши соотечественники, славящиеся особой предприимчивостью и умением налаживать нужные связи, вполне даже смогут его найти, ну и доставить сюда, к вам. Я же готов платить за нарезное оружие золотом, посмотрите, пожалуйста, – и Егоров подал старому еврею одну из тех тяжёлых золотых монет номиналом в 500 пиастров, которые подобрали ещё год назад егеря его заслона в дальнем Забалканском выходе.

Давид Соломонович осторожно, обеими руками принял драгоценность и учтиво поклонился Егорову.

– Мне нужно немного времени, чтобы проверить эту монету, надеюсь, вы ведь не будете против, Алексей Петрович? Сами понимаете, в такое непростое время нужно быть везде и во всём внимательным, и определённая осторожность никогда здесь не будет лишней!

– Да, разумеется, – кивнул офицер. – Делайте все, что положено в таких случаях, Давид Соломонович! – И меняла, вежливо поклонившись, засеменил к своему столу.

Также как и два года назад, он зажёг у себя пару свечей, достал аптекарские весы, лупу, какие-то пузырьки с жидкостями и инструменты. Проверив всё самым тщательным образом, он наконец выдал свой вердикт:

– Монета подлинная, с положенным ей весом и находится в прекрасном состоянии.

– Ещё бы, – усмехнулся про себя Егоров. – Как-никак с султанского казначейства для подкупа австрийских и прусских вельмож её везли, а тут на тебе, русские егеря как-то вдруг совсем некстати подвернулись. Ну, вот и пусть теперь супротив своих хозяев послужат! – Сам же он взял протянутую ему обратно монету и на глазах у менялы уронил её обратно в свой объемистый кожаный кошель.

Давид Соломонович внимательно наблюдал за всеми этими манипуляциями хозяина золота, и когда этот аппетитный, завязанный шнуром мешочек скрылся в кармане камзола, всё-таки не удержался и тихонько вздохнул.

«Ага, а глазки-то горят, – подумал с иронией Лёшка. – Ну что, наживку мы заглотили, а теперь будем договариваться?» И он, как только мог более равнодушно, взглянул на менялу.

– Нет, Давид Соломонович, ну, конечно, если для вас это дело представляется слишком уж сложным, а все предстоящие хлопоты со столь специфичным товаром не несут вам хорошего барыша, то мы легко можем сменить тему нашей беседы и поговорить за что-нибудь другое.

– Ну куда вы, молодой человек, спешите?! Так ведь, в спешке, серьёзные дела не делаются! – пробурчал старый еврей и почесал кончик своего длинного горбатого носа. – Работа эта действительно непростая, я ведь с оружием и вовсе никаких дел до этого не имел, но признаюсь, что она меня заинтересовала, и я все-таки попробую вам помочь. Но для начала вы должны мне пояснить, что это за особое такое винтовальное нарезное оружие и где его вообще производят. После того вы назначите свою цену за товар и дадите мне задаток в треть от общей цены всей сделки. Ну и мои услуги, они, конечно же, тоже будут стоить определённых денег. Для вас это будет, м-м-м, – меняла задумался и наконец выдал своё решение: – Для вас, как для моего уважаемого и, я, право, пожалуй, не ошибусь этому слову – уже постоянного клиента, это будет стоить десять процентов от общей суммы всей сделки, да, и треть из причитающегося я бы тоже хотел получить сразу.

– Хорошо, – согласился Егоров. – Меня условия такой сделки вполне устраивают. По самому оружию: вам достаточно знать даже его название – это штуцер. То есть винтовальное нарезное ружьё с сокращённой длиной ствола. Производят его у нас в России на Тульском казённом заводе и ещё в нескольких небольших частных мастерских, но в очень и очень малых количествах. В центральной Германии их производят в Тюрингии, в городе Зуле, а на самом юге германских земель в Баварии есть выпускающие эти штуцера мастерские в самом городе Мюнхене. В Пруссии делают тоже прекрасные штуцера в столице прусских оружейников, в городе Золингене. А в Австрийской империи, как я знаю, есть один казённый и ещё один частный заводы прямо в самой столице, в Вене. Хорошие и очень качественные штуцера производят валлонские оружейники города Льежа. Ну и ещё есть итальянские оружейники в районе Альп, в землях Ломбардии. И город, где они производят эти штуцера и всё прочее оружие, называется то ли Сареццо, то ли Сарецция, что-то такое близкое по произношению.

– Тише, тише, господин Алексей! – притормозил его Давид Соломонович. – Моя рука просто не успевает за полётом ваших мыслей. Давайте, повторите всё это ещё раз и пожалуйста, медленнее, мне нужно всё в точности и как можно подробнее изложить на бумаге. От этого будет зависеть, как долго станут продолжаться поиски этих самых ваших, как их там? Вот-вот, штуцеров. – И деловые партнёры без спешки записали всю требуемую информацию на бумаге.

– Так, по поводу цены за ружьё, – продолжил излагать Алексей. – Помня вашу разменную пропорцию золота к серебру один к пятнадцати и уже имея свой личный опыт в приобретении нескольких русских тульских штуцеров, я определяю цену одного нового нарезного ружья в сборе, со всеми его приспособами и с принадлежностями, в две золотых монеты номиналом в пятьсот пиастров каждая. Это очень хорошая цена, уверяю вас, и я тут, конечно же, весьма и весьма переплачиваю, но в то же время прекрасно понимаю, какая трудная задача стоит перед нашими партнёрами в их поиске, приобретении и в доставке. Вот, собственно, именно поэтому я и иду на такую дорогую и довольно обременительную для себя сделку. У меня здесь, – и Егоров звякнул кошелём с деньгами, – тридцать три монеты, а значит, я жду за них пятнадцать новых штуцеров, и три золотых пойдут вам в качестве оплаты за все ваши труды и риски. Что вы теперь на всё это скажете, уважаемый Давид Соломонович?

Меняла что-то написал на листочке, затем сходил за счётами, долго сидел, двигал костяшки и шевелил губами. Наконец он поднял глаза на Лёшку.

– Думаю, мы сможем поработать, ваши условия мне кажутся вполне приемлемыми. Можно было бы, конечно, и добавить в цене за закупку оружия, – и увидев, как возмущённо поднял брови Егоров, улыбнулся. – Не извольте беспокоиться, Алексей Петрович, обговоренные условия сделки мы уже не меняем. Меня в ней всё устраивает, давайте я напишу расписку о приёме от вас денег, и мы потом сможем поговорить за что-нибудь другое.

Алексей выдал десять золотых монет задатка и ещё одну авансом за труды. Меняла их все тщательно проверил, и они составили с ним необходимый документ. Можно было всё делать и без бумажной волокиты, но предлагать это старому еврею Егоров как-то не решился. Зачем было терять уважение в глазах такого опытного «коммерсанта»?

– Думаю, ближе к осени я смогу перед вами отчитаться, Алексей. Вам не нужно ни о чём переживать, – успокоил офицера Давид Соломонович. – Когда всё будет готово, вас сразу же найдут и пригласят ко мне.

– Да кто же не знает, где проживают в Бухаресте зелёные русские стрелки? – удивился он вопросу Егорова. – Не волнуйтесь, как только у меня будут хорошие вести по нашему делу, вас обязательно найдут. А теперь давайте просто побеседуем за жизнь? Что вы скажете обо всей этой войне? Ждать ли нам прихода сюда турок?

И ещё около часа провёл Егоров в лавке у бухарестского менялы.

Глава 4. Перед выходом

Три дня отдыха пролетели очень быстро, и началась ускоренная подготовка к боевому выходу. Подступало то время, которое должно было показать, насколько каждый из егерей роты и все вместе они окажутся готовы к большой войне. Всё полученное в главном интендантстве холодное оружие и пистолеты были розданы солдатам, и теперь перед Егоровым на большой ротной поверке стоял хорошо вооружённый и экипированный отряд.

Каждый из «старичков» и командиров имел при себе по два пистоля в удобных закрытых кобурах. Новичкам, которых в строю было подавляющее большинство, досталось пока только по одному. Что здесь радовало, так это то, что все пистоли, кроме нескольких специально доработанных и улучшенных Куртом, были единой системы: русские, драгунские, производства Тульского казённого завода, с их надёжным ударно-кремневым замком. Из холодного оружия всё было уже не так радужно. Хорошими облегчёнными саблями была вооружена лишь половина всего личного состава, остальные егеря довольствовались тесаками, полусаблями, тяжёлыми и неудобными палашами, а также старинными, ещё петровскими, солдатскими шпагами. Были у рядовых на вооружении даже несколько трофейных янычарских ятаганов. Тромбонами благодаря протекции барона запаслись полностью, каждая пионерская пара в четырёх плутонгах имела по одной тяжёлой штатной картечнице. Это помимо ещё тех фугасных зарядов, переносимых в специально пошитых Василием Афанасьевым ранцах. Штуцеров было общим числом восемнадцать, и распределялись они по подразделениям очень неравномерно, будучи оружием самых умелых и опытных стрелков. Во второй полуроте, которой временно командовал Осокин Тимофей, их было, помимо Тимохиного, только лишь два, да и то находились они у командиров плутонгов, прибывших по приглашению Егорова из других егерских частей.

Особо выделялась пара снайперов-оружейников во главе с возведённым в фурьерский чин Куртом Шмидтом и стоящим за ним с огромным винтовальным ружьём рыжим Василием. Лучшие в команде стрелки были, кроме него, вооружены ещё и своими штуцерами.

Алексей сам лично проверил всё вооружение, амуницию, одежду и все многочисленные приспособы у каждого унтера и рядового роты. Скидки от него не было даже господам обер-офицерам. У большей части людей нашлись мелкие недоделки и замечания, которые им теперь предстояло устранить до сигнала «вечерняя заря». На завтра был объявлен боевой выход, и командир хотел быть уверен, что никто и ничто не подведёт его роту в бою.

– Леонид, пробей сигнал «к столу», егеря убывают на обед, а потом все устраняют полученные замечания! – отдал он команду ротному барабанщику. – После ужина и сигнала к отбою все лежат на своих местах и уже видят свой первый сон. Чтобы никто не бродил по улице, лично за этим прослежу! С зарёй все как огурчики, пристраивают поклажу, рассаживаются на казачьих лошадей – и в добрый путь! Всё, Живан, разводи роту по местам квартирования, а я в штаб за последними указаниями! – отдал он распоряжение своему заместителю.

В главном квартирмейстерстве армии царила рабочая суета. Помимо корпуса генерал-майора Потёмкина, поисковые партии организовывали ещё несколько военачальников, и со всеми ними главный штаб пытался наладить взаимодействие в это непростое время весенней распутицы.

– Вот тебе письменное предписание на проведение своего поиска после переправы через Дунай! – Фон Оффенберг протянул запечатанный конверт Егорову. – Передашь его лично в руки его превосходительству, Григорию Александровичу, там в нём всё, что нужно, про вас уже написано. Думаю, что он, кому будет необходимо, и сам распорядится, чтобы старшие от поисковых партий в твои дела на правом берегу не лезли. Да и тебя, Алексей, он помнит и весьма к тебе благоволит. Так что никаких помех у тебя быть там не должно. Ты, главное, сам о своём деле не забывай и не увлекайся там просто полевыми пострелушками. Помни, поручик, нам нужны твёрдые и надёжные сведенья об тех полевых армиях и о корпусах османов, что стоят в глубине их территорий за Силистрией и Шумлой. И лучше всего, чтобы они были от достоверных и хорошо всё знающих источников. Опыт у вас в этом богатый, так что и здесь вы постарайтесь и нас не подведите!

– Есть, Ваше высокоблагородие, – вздохнул с грустинкой Алексей. Аппетит у высокого начальства, также как и у любого организма, похоже, приходит во время еды, ну или войны, да ещё после допроса представленных ему с передовой пленных и добытых сведений. «Разбаловались, блин, их высокоблагородия и всякие сиятельства на нашу голову, – думал он. – Попробуй им теперь какого-нибудь зачуханного армейского сотника из береговых турецких укреплений притащить! Ведь они тогда громко кричать и сильно ножками топать станут! Дескать, не оправдали наших надежд егеря, разленились они на долгом постое, а воевать так и вовсе разучились!

– Есть, Ваше высокоблагородие, найти хорошего языка, – опять козырнул полковнику Егоров. – Будем стараться, господин полковник! Разрешите идти к своей роте?

– Давай, Алексей, – кивнул барон. – И ты это, береги там себя. Сломя голову под пули не лезь! – Генрих Фридрихович как-то виновато вздохнул. Опять он посылал туда, где свистят пули и где сверкают сабли турецкой конницы, этого ставшего ему дорогим мальчишку. А сам он вновь оставался здесь, при штабе, а парня подвергал всё большему риску.

Егоров, миновав площадь, проходил мимо пустыря с подгоревшим полуразвалившимся домом. Из-за него раздавались крики и глухие удары.

«Интересная у кого-то жизнь! – подумал Лёшка. – Тут, блин, совсем рядышком целая сотня с лишним мужиков только и мечтает, как бы им до своей постели к ночи добраться, а у кого-то есть и силы, и время, чтобы всласть подраться да побезобразничать!» – и он, перепрыгнув через завалившийся плетень, заскочил на пустырь.

Открывшаяся ему картина впечатляла. За развалинами дома в грязи каталось трое солдат, ещё двое отползали в сторону от места схватки, а здоровенный пехотинец с капральскими галунами на мундире орал, подбадривая борцов, и потирал пятернёй своё распухшее малиновое ухо.

– Какой у нас расклад, капрал?! А чего вы тут не целым плутонгом метелитесь?! – чуть повысил голос Егоров, оглядывая всю картину баталии в целом.

Только сейчас заметив офицера, здоровяк вытянулся и захлопал глазами.

– Дэк это, вашбродь, да он сам ведь виноват, а Митроха-то не хотел евойное брать, а он-то вдруг в драку сразу полез!

Сопенье и возня троицы прекратились, и на пустыре повисла напряжённая тишина.

– Смирно! – рявкнул Егоров и положил руку на эфес своей сабли.

Строевые команды исполнять в русской императорской армии нижние чины научились превосходно! И уже через несколько секунд все шестеро стояли, вытянувшись в струнку. У четверых чумазых рядовых и у капрала погон на левом плече был красного, а у невысокого белобрысого молоденького солдатика в разорванном мундире был он синего цвета. Самыми грязными из всего строя были те трое, что до команды офицера катались по земле. Лёшка прошёл вдоль небольшого строя и остановился напротив отличавшегося от всех остальных своим полковым знаком различия солдатика.

– Кто таков, откуда, и что у вас здесь случилось, рядовой?! – Он внимательно вглядывался в лицо парня.

Тот ещё сильнее вытянул шею и громко прокричал ответ:

– Мушкетёр третий роты Орловского пехотного полка Воробьёв Андрей, Ваше благородие. Следую из гарнизонного госпиталя после ранения к месту расположения своего полка!

– Угу, – кивнул Егоров, – следуете, значит, рядовой? Вот тут, на вот этом самом пустыре вы туда и следуете, да?

– Так точно, вашблагородий! – так же громко прокричал солдатик. – Виноват, задержался, готов и дальше следовать!

– А почему грязный такой, мундир рваный, под глазом синяк, с выборгскими что-то здесь не поделил? – и он кивнул в сторону застывших по стойке смирно солдат с красным погоном.

– Никак нет, Ваше благородие, – нахмурился Воробьёв. – То мы так, то мы шутейно. Виноват, мундир исправлю и всё застираю. Через час он как новенький на мне будет!

Солдатик явно нравился Егорову, не сдал своих обидчиков, перед офицером не оробел, отвечал быстро и чётко. Да и вон, похоже, что всей пятёрке из чужого полка не уступил, бит был, конечно, но держался в бою до последнего. «Есть дух у Воробья», – как уже успел его окрестить поручик, и подошёл к капралу.

– Капрал второй роты выборгского пехотного полка Рябцов Никита, Ваше благородие, – представился тот, буквально поедая глазами офицера.

– Знаешь, наверное, меня, капрал? – сощурил глаза, вглядываясь в лицо здоровяка, Лёшка. – С моими егерями с год назад уже небось познакомился, а потом, чать, тоже «беседовал» на каком-нибудь пустыре, а, Никита?!

Похоже, вопрос поручика попал, что называется, не в бровь, а в глаз, и Рябцов, несколько раз моргнув, заметно побледнел.

– Так точно, знаю вас, господин поручик, ваших егерей и самих вас тут все у нас знают, – просипел он сдавленным голосом.

– Ну, вот и хорошо, – мягко улыбнулся ему Лёшка. – Ты, голубчик, проследи-ка самолично, чтобы этого солдатика больше никто тут не обидел, хорошо? Пусть себе спокойно в свой полк далее следует, ему ведь совсем скоро турке кишки на штык наматывать, а он тут с вами в Бухаресте по пустырям воюет.

– Так мы ведь завсегда, вашблагородие! Мы же не хотели вот так-то, а он вона как, прямо сам ведь на дыбки-то встал! – зачастил было капрал, оправдываясь.

– Тихо, тихо, Рябов. Меня не интересует, что у вас там случилось и кто во всём этом виноват, – прервал выборгского капрала Егоров. – Я ведь не полицмейстер или не уездный судья, чтобы тут разбирать всю вашу свару! Или же ты хочешь, чтобы я, как и положено, вас сейчас под арест взял да самое строгое дознание по поводу драки между нижними чинами в военное время провёл? Отвечай!

– Никак нет, господин поручик! – затряс головой капрал. – Смилуйтесь, Ваше благородие! Не надо бы ареста и дознания! Мы, ей-богу, прямо сейчас же помиримся, а потом и поможем орловцу.