Егерь Императрицы. Мы вернемся! Булычев Андрей

Глава 5. Поиск под Гуробалами

– Здравия желаю, Ваше превосходительство! Вам пакет из главного квартирмейстерства армии! – «Вытянувшись по швам», Егоров протянул запечатанную бумагу командующему корпусом. Тридцатитрёхлетний, пышущий здоровьем и энергией генерал, с улыбкой оглядел егерского офицера.

– Вот и довелось нам снова увидеться, Алексей! Гляди-ка, уже поручик, и целый командир роты? Молоде-ец, голубчик, растешь! Что? Будем вместе теперь османа бить?

– Так точно, Ваше превосходительство, вместе! – подтвердил с готовностью Лёшка. – Спасибо вам, Григорий Александрович, и за себя, и за егерей, а особенно за семью Гусевых, – и Лёшка сделал лёгкий поклон.

– Хм, – Полноте, поручик, – хмыкнул генерал и покосился на стоявших чуть в сторонке штабных офицеров. – Это вы нашу матушку всемилостивейшую императрицу Екатерину Алексеевну благодарите. Что вы мне-то свою благодарность тут выражаете? Все блага и милости – от самодержицы всероссийской, а мы только лишь верные слуги воли её!

Но глаза-то у Потёмкина при всём этом глядели на Лёшку как-то так хитро и весело.

Разорвав пакет, генерал углубился в чтение написанного.

– Хм, эвон тут что! Непростой, я гляжу, у вас поиск вырисовывается, поручик. Ясно мне всё про вас. Значит, у вас на том берегу особое задание будет? Обременять и сковывать твою роту старшие моих партий не будут, на то я им самолично соответствующие указания отдам, но и вы уж будьте добры поддержите их там своим огоньком. Твои-то егеря в таких выходах весьма уже многоопытны. До самой Сербии и обратно не так давно с боями прошли!

– Так точно, Ваше превосходительство, обязательно поддержим огнём, – согласился с генералом Алексей. – Вот только солдат в роте неопытных много, для неё это ведь самый первый боевой выход в таком составе. Но мы будем стараться, чтобы вас не подвести.

– Ну, ну, постарайтесь, голубчик, – улыбнулся Потёмкин. – Здесь, возле Силистрии, это первое наше большое дело против османов после такого долгого перемирия. Если мы тут вот себя хорошо покажем, с нас во всей нашей армии станут пример брать, как два года назад с Вейсмана, а враг наперёд будет русского солдата бояться! Так что добрый почин нам здесь нужен. Ну а пока располагайтесь вы лагерем подле Орловского пехотного полка, вас туда мой Сашка проводит, – и он, обернувшись, крикнул адъютанта.

Подготовка к выходу в поиск длилась четыре дня. К этому времени со стороны Браилова и Измаила прибыли по реке два десятка больших гребных лодок запорожских казаков. В лагере были сформированы три поисковых партии под командой подполковника, барона Ферзена, а также премьер-майоров Шипилова и Волкова. Первой в поиске планировалась ночная высадка на противоположный берег партии солдат и офицеров Орловского пехотного полка во главе с Шипиловым. В их задачу входило взятие береговых земляных фортификационных укреплений-шанцев и прикрытие двух остальных партий, которые должны были после переправы уходить в разные стороны. Задача этих партий состояла в том, чтобы выявить силы турок и по возможности истребить их или же нанести им как можно больший урон.

Наконец поступила команда выдвигаться, и пять сотен солдат и офицеров, собранных с нескольких полков и от отдельных батальонов, поспешила к ближайшей переправе у Гуробал.

– Ваше высокоблагородие, разрешите, и мои егеря в первой волне переправляющихся пойдут? – попросился на привале у старшего всего поиска барона Ферзена Егоров.

– У вас же там своё дело, поручик? Генерал-майор потребовал вас не трогать и вами в поиске не командовать. Вы же особая косточка, как-никак главному штабу армии принадлежите, не то что вот мы – служивая пехотная кость, – поморщился подполковник.

– Да мы как бы от всей нашей армии не отделяемся, Ваше высокоблагородие! – улыбнулся примирительно Лёшка. – Нам такое дело привычно. Мы не раз уже по османскому берегу гуляли и знаем, как у них там караульная служба поставлена. Вот выбьем турок с их береговых укреплений, а там уж и своим делом опосля займёмся.

– Привычное такое, говоришь? – задумался барон. – Ну, хорошо, поручик, у меня тут наготове двадцать больших лодок запорожцев, в каждую из них вмещается, помимо самой команды, ещё два десятка пехотинцев со всем своим вооружением. Сажайте в них, Егоров, всю свою роту, а в оставшиеся досадит своих орловцев майор Шипилов. Постарайтесь выбить без шума караулы турок. Будете с пехотой брать эти шанцы – попытайтесь из них никого не выпустить. Глядишь, и не успеют османы предупредить другие свои гарнизоны в ближайших селениях. Вот тогда и у остальных наших поисковых отрядов будет шанс нагрянуть к ним «в гости» неожиданно.

21 марта, ночью, первая партия начала погрузку в казачьи лодки. Пехота залезала в них с ворчанием, с шумом, со стуком и с лязгом оружия. Как ни старались унтеры и господа офицеры пехотинцев, но тихой погрузка не получалась.

– Ваше высокоблагородие, разрешите мы уже на тот берег пойдём, не дожидаясь орловцев, – обратился к подполковнику Егоров. – Боюсь, что заслышат турки этот шум, тревогу на берегу поднимут, а так мы бы, пока остальные подойдут, глядишь, там и огляделись? Нам половины часа вполне для того хватит!

– Давайте, поручик, выдвигайтесь, дадим вам время, – кивнул, соглашаясь, Ферзен, и Лёшка обернулся к своей выстроенной в четыре шеренги роте: – Внимание, егеря! Шесть лодок, что стоят справа, наши, командирам плутонгов приступить к погрузке своего личного состава. Первый плутонг, вы с дозорным звеном остальных не ждёте, высаживаетесь на берег и вырезаете втихую караулы. Всё, братцы, вперёд!

Словно волки в ночи, бесшумно бежали цепочки егерей к своим судам. Лишь изредка слышались негромкие, глухие удары подошв их сапог о деревянные борта лодок да доносились команды унтеров: «Давай, давай, давай!»

– Живан, я пойду с первым плутонгом, проследи здесь за погрузкой и выдвигайся на тот берег с самой последней посудиной, – распорядился Егоров. – Ну, всё, с Богом! – и он запрыгнул за борт первой лодки. – Выгребайте! – кивнул он пожилому чубатому казачьему старшине, и первая лодка медленно отчалила от русского берега. Восемь вёсел с каждого борта с тихим плеском опустились в воду, и она бесшумно скользнула на основное русло. Безлунная ночь способствовала переправе. До середины Дуная добрались быстро.

– Пан охфицер, на берегу вогни горять! Татары костры, схоже, жгут? – Командующий казаками сотник протянул вперёд руку, указывая на выплывающий из сплошной темноты высокий берег.

– Да, похоже, что так, – прошептал Лешка, вглядываясь в отблески пламени нескольких костров. – Платон, подскажи своим, пусть они чуть выше этого места возьмут, там берег повыше, и мы в его тени совсем незаметными будем.

– Добре, зараз зробимо! – кивнул сотник и протиснулся к кормовому веслу.

Через несколько минут лодка была уже под береговым обрывом и мягко ткнулась в отмель.

– Дозор пошёл! – тихо скомандовал Егоров.

Шестеро разведчиков во главе с Цыганом выпрыгнули из судна и, хватаясь за кусты, начали карабкаться на обрыв. Вся остальная команда егерей спряталась за высоким бортом, виднелись лишь выставленные стволы ружей да егерские картузы. Это ожидание было самым тревожным. Как знать, может быть, их давно уже заметил с высокого берега турецкий дозор и вот-вот раздастся ружейный залп? Но всё вокруг было тихо.

Вдруг с самого верха обрыва посыпались камешки, и к лодке, заполошно дыша, подскочил Бориска.

– Всё спокойно вокруг, вашбродь! Фёдор Евграфыч приказал вам передать, что здесь, наверху, турки нет. Там, чуть ниже по течению, мы три костра отсюда разглядели. А подыматься на эту кручу лучше будет маненько правее. Там ручеёк сбегает, и возле него склон к реке более пологий.

– Трифон, всё слышал? – Егоров посмотрел на командира первого плутонга.

– Так точно, Ваше благородие, – отозвался унтер, перехватывая поудобнее штуцер.

– Тогда выгружай плутонг и бегом наверх. Борис, ты ведёшь егерей к кострам, там окружаете их и по команде бьёте турок штыками, – отдавал указания ротный. – Огонь не открывать ни в коем случае, гренады не бросать, всё делать тихо! Мы с дозорными и с оружейниками снимаем караулы. Карпыч, как все выгрузятся, отпускай казаков на наш берег. Курт, Афанасьев, вы за мной, – и троица, взяв чуть правее места высадки, начала карабкаться на береговой обрыв. А позади уже слышалось – «бум, бум, бум», то били глухо о борт лодок подошвы солдатских сапог. Первый плутонг начал высадку.

– Три костра, Ляксей Петрович, два караульных при них, – докладывал Лёшке командир дозорного звена. – И внизу, там, где стреноженные кони пасутся, ещё один басурманин под деревом сидит. Только что-то недавно там подвывал, протяжно эдак. Небось, песню свою лошадям пел. Затих вот только перед вами, можа, уснул? – и Федька пожал плечами.

Место, выбранное турками под ночлег, было удобное. На берегу располагалась округлая низина, впадина, где горели три костра, а около них на разостланных попонах лежала пара десятков человек. Костры горели жарко, постреливая в небо искрами и отбрасывая в него всполохи пламени. Если бы не это, то разглядеть их с реки было бы весьма затруднительно.

Так, вот один караульный, тот, что сидел в самой низинке возле костра, встал и подошёл к большой куче валежника. Набрав большую охапку дров, он пошёл обратно к кострам. А вот и силуэт второго. Этот сидит на самом гребне берегового обрыва и кутается в полы широкого кафтана. Похоже, что у него задача – смотреть за рекой. Ну что же, всё правильно, место удобное, и обзор с него на реку должен быть отменным, да и второго караульного он тоже прекрасно со своего места видит.

– Хорошо, что они высадку выше этого места сделали, однозначно бы засёк этот караульный нас на подходе!

Сбоку раздалось шуршание, и под тот куст, под которым Алексей сидел с Цыганом, опустились Трифон с Бориской.

– Вашбродь, первый плутонг роты весь здесь, сейчас сюды и замыкающая тройка с Карпычем подойдёт, – доложился унтер. – Какие будут ещё ваши указания?

– Всё те же, – ответил поручик. – План мы пока не меняем. Ты, Трифон, расставляй свой плутонг широким кольцом. Как только увидишь, что мы «сняли» обоих караульных, подашь сигнал для своих егерей, и вы тут же берёте в штыки всех тех, кто расположился у костров в низине. Коли сумеете, так одного, а лучше бы, конечно, двух турок живыми возьмите, попробуем потом их «по горячему» допросить.

– Понял, вашбродь, – кивнул Андреянов. – Разрешите расставлять людей?

– Давай, Трифон, только по-тихому всё делайте, караульных нам не спугните! – ответил ему ротный и повернулся к Бориске. – Борис, бери братьев сербов из своего звена, и двигайте к лошадям, срежьте там того певуна под деревом, про которого ты давеча рассказывал. Помни: лошадь – животное чуткое, порою похлеще сторожевой собаки будет, но тебя-то они любят, это я знаю. Чай, уж не спугнёшь там никого, справишься?

– Так точно, Ваше благородие, всё как надо сделаем, – улыбнулся своей щербатой улыбкой разведчик и отполз от куста в темень.

– Ну что, Федя, а нам с тобой, как обычно, самое сложное досталось – это по-тихому караульных снять. – Лёшка отстегнул саблю и прислонил её вместе со штуцером к кусту. Сюда же приставил и оба наплечных подсумка. Всё, теперь ему уже ничего не мешало. В каждой руке у него было по небольшому швырковому ножу, на крайний случай ещё есть пара пистолей, ну и гольбейн.

– Фёдор, твой верхний, бери с собой Афанасьева, как только его там срежете, рукой мне махни, я буду вас ждать. Опосля твоего сигнала того, что сидит у костров, сам уже стану брать.

– Хорошо, Ляксей Петрович, – блестя глазами, ответил Цыган и так же, как только что и его командир, приставил к кусту свой штуцер с саблей. – Ну, всё, Васятка, поползли!

Лёшка с Куртом обогнули куст и, опустившись на землю, заскользили к низинке. Земля была влажной и чуть приминалась под локтями и коленями.

– А теперь крадёмся змейкой, – и пара скользнула в низинку уже по-пластунски.

Листвы на кустах ещё не было, и приходилось плотней прижиматься к земле. Благо что от караульных их сейчас укрывала большая куча валежника. «Вот от неё-то и нужно будет метать ножи», – подумал Алексей, чуть приподнявшись. Силуэт верхнего караульного чётко виднелся на гребне обрыва, подсвечиваемый всполохами от костров. Вот он как-то странно дёрнулся и пропал из поля зрения, словно бы наклоняясь к земле. Прошло секунд пять, и он опять появился на своём прежнем месте. Лёшка протёр глаза, вроде всё то же, такой же малахай на голове, так же сидит, сгорбившись и подобрав под себя ноги. Вдруг «караульный» поднял руку и взмахнул ею в воздухе несколько раз.

«Всё, Фёдор с Василием сработали нормально, – понял Лёшка. – А вот теперь и наша очередь с Куртом!»

Алексей, огибая кучу валежника, уже было хотел взять левее и затем вылезти на открытое место, как вдруг его резко дёрнули сзади за ногу. Он приник к земле и, обернувшись, посмотрел на напарника.

– Прижмись, сюда караульный идёт, – прошептал Курт. Действительно, сопя и вздыхая, к куче с дровами приближался «их», второй, часовой.

«Нужно резать сейчас, – решил Егоров, приподнимаясь с земли. – Потом, когда он будет с дровами на плече или с охапкой их в руках, мы тут такой тарарам устроим! Да и времени тянуть с нападением нет, вот-вот уже сюда остальные лодки подойдут!»

Всё получилось очень быстро, турок вышел за пределы освещения от ближайшего костра, и его глаза даже не смогли различить в размытом тёмном силуэте у кучи валежника человека. Хэть! Хэть! Лёшка резко выдохнул, посылая оба швырковых ножа в цель. Турок словно бы споткнулся и мешком бесшумно рухнул на землю.

Вокруг всё было тихо. Ночной лагерь продолжал спокойно спать. Не отходя от кучи валежника, Егоров приподнялся и несколько раз махнул рукой. Ну а вот теперь дело уже за плутонгом! Недалеко, откуда-то из-за ближних кустов, раздалось уханье совы, и к Егорову подполз барабанщик Лёнька с вестовым.

– Ваше, господин поручик, – и он протянул командиру его штуцер с саблей и подсумками. – А Афонька вон Куртово оружие притащил. У Трифона всё готово, вот-вот они уже начнут.

Наверное, колоть и резать людей во сне или же спросонья было делом неблагородным, в «просвещённый» двадцать первый век на старшего лейтенанта Егорова, возможно, и нашлись бы те, кто его за это бы осудил. Правда, были бы они точно не из среды тех, кто привык рисковать своей жизнью и кто терял уже на войне друзей. В век поручика русской императорской армии Егорова из темноты вдруг выскочило кольцо егерей с ружьями наперевес, и с горящими на острие штыков отблесками пламени солдаты ринулись к кострам.

– А-а-а! – раздался истошный визг и рёв, там слышались глухие удары, хруст и крики боли. Не прошло и минуты, а над лагерем уже нависла тишина.

– Всё, вашбродь, покончили с туркой, – доложился Трифон, вытирая каким-то лоскутом кровь со своего штыка-кортика. – Двоих там живыми взяли, всё как вы и приказывали. Правда, ребятки их сгоряча тоже маненько там помяли. Но петь они теперяча как птички будут. Испуганные потому как очень!

– Как же не испужаться, когда посередь ночи вот такая орава со штыками накинулась, – проворчал Карпыч. – Всё, Андреянов, пленные они теперяча, не можно их смерти али мучительству предавать, а то безоружных мять они больно горазды! Понравилося!

– Да нет, дядь Вань, я ведь караул к ним приставил, чтобы без глупостей. Это ж в самую первую минуту новенькие, када были в азарте, разошлись, – оправдывался Трифон. – Не успели они пока к крови да к смертушке привыкнуть. Наглядятся ещё, умаются, спокойнее потом станут.

Двое пленных были действительно «помяты»: у обоих наливались синяки под глазами, у одного из носа бежала обильно кровь. Сидели они спина к спине на земле, а подле них стоял караул со штыками на ружьях. Вид у обоих турок был испуганный.

– Ну что же, по горячему и допрашивать их будет легче, – решил Егоров и крикнул вестовому Афоньке: – Быстро сюда воды принеси! – Сам же присел на подставленный чурбак. – Rus mfrezesinin komutanym. Bunlarn hepsi benim insanlarm![1] – и Алексей указал рукой на снующих по всей впадине солдат. – Эти воины – егеря, у вас их зовут «зелёные шайтаны»? Правильно? Вы поняли, что я вам сказал? Отвечайте!

– Да, господин! – затараторили оба пленных. – Смилуйтесь, не убивайте нас, мы не сделали русским ничего плохого! Мы ведь даже не успели поучаствовать в боях. Нас вот только две недели назад пригнали сюда из Варны, а туда доставили кораблями из Египта.

– О как! – удивился Егоров. – Афанасий, дай-ка пленным воды, пусть они немного в себя придут!

Вестовой развязал горловину на кожаном мешке и подал его самому бойкому. Пока тот жадно пил, второй турок, вздрагивая, вглядывался расширенными от страха глазами в то, как егеря сноровисто стаскивают в одно место его убитых сослуживцев.

– Будете говорить правду – останетесь живы! – продолжил допрос Егоров. – Вас перевезут как пленных за реку, станете потом земляные укрепления строить, а спать и есть в тепле будете. Не начнёте бунтовать – значит, останетесь живы и вернётесь после окончания войны к своим семьям. А многие из тех османских воинов, кто сейчас пока что на своих конях скачет, полягут в будущих битвах. Так что вам ещё крупно повезло, что вы попали сейчас в плен и что можете быть полезны русскому командованию. А теперь отвечайте на мои вопросы! Кто вы и как вас звать?! В каком отряде служили, и как звали вашего командира?! Сколько воинов в вашем отряде, где и какие вы видели вообще турецкие отряды, после того как вас высадили в Варне?!

Пленные начали наперегонки и перебивая друг друга тараторить этому страшному русскому с ружьём, задающему вопросы на таком хорошем турецком:

– Да, господин, нам очень, очень хочется быть полезными русскому командованию. Меня зовут Фатих, а это Бурак. Мы уже три года не видели свои семьи, с тех пор как наш алай перевели из благословенной Антальи в Египет на усмирение мамлюков. Там было тепло и сытно, а местные глаза не смели поднять на воинов султана. Но месяц назад нам приказали грузиться на большие корабли и отправили по морю в эту северную Румелию.

Высадившись в Варне и немного отдохнув от морской качки, они отправились к границе с Валахией, где и узнали, что с русскими опять началась война. Здесь им очень плохо, каждый местный смотрит волком, и к нему даже спиной поворачиваться страшно.

– А какой тут холод и какая дрянная пища! – причитал Фатих. – А начальство в тёплых домах сидеть не даёт, постоянно выгоняет нас на объезды этой огромной реки.

– И фураж тут худой, наши кони на нём истощали, – вторил ему Бурак.

– Так, расскажите-ка, где стоит ваш алай и какие ещё войска султана вы видели по дороге сюда и пока объезжали здесь реку, – Егоров перебил пленных, направив их рассказ в нужное ему русло.

Основной состав роты высаживался волной на берег. Цепь егерей выскочила на обрыв и, пробегая мимо выбитой турецкой стоянки, проследовала дальше, занимая плацдарм. Через несколько минут показались на реке и лодки орловцев. Майор Шипилов с интересом оглядывал место недавнего побоища.

– Сколько их тут было всего, Егоров?

– Двадцать пять, Ваше высокоблагородие. Двадцать три трупа, и ещё двое пленных, – доложился поручик. – При них штатное оружие, но оно так себе, – покачал он головой, – никакое. А вот три десятка коней очень даже неплохие. У меня есть люди, кто в этом разбирается.

– Кони – это хорошо, – кивнул Шипилов. – Можно будет на них запорожцев посадить. Для казаков конь – радость, а у нас хоть какая-то кавалерия будет, чтобы тот же дозор вести и связь между командами держать. Никто, надеюсь, не ушёл из стоянки, когда вы её брали?

– Никак нет! – покачал головой Егоров. – По-тихому у нас всё получилось. И мы там этих двух пленных допросили, пока ещё было время. Есть кое-что интересное в их рассказе. По дальним местоположениям османских войск я донесение в штаб самолично отправлю, а вот по близким – это уже вам решение, как командирам нашего поиска, принимать.

– Однако лихо тут у вас, Егоров, в особой роте, – покачал головой майор. – Неужто и толмачи в ней хорошие есть?

– Так точно, Ваше высокоблагородие, понимают у меня по-басурмански некоторые, нам ведь в нашей службе это очень порою бывает нужно, – ответил Алексей. – Из рассказа пленных нам стало известно, что чуть ниже по течению, в паре вёрст отсюда, у места традиционной переправы турки нарыли за этот год земляные укрепления-шанцы. В них расположили несколько пушек, которые, как они утверждают, глядят в основном на реку и на фланги. В тыл, с их слов, было выставлено всего лишь одно орудие, но они могут и ошибаться, хорошо-то они там не присматривались. Из гарнизона на этих шанцах сотен пять пехоты из азабов. Войско из ополчения, по их словам, вооружено очень плохо, да и службу они свою несут спустя рукава, даже сами сипахи, прибывшие сюда из Египта, это заметили. Вообще, все здесь ждут подхода боевых частей из глубины османских земель. Сейчас здесь в основном войска не первой свежести и набранные в ближайших провинциях. Так, далее по существу, – продолжил свой доклад Егоров. – Недалеко, верстахв десяти вверх по течению, в деревне Еникюй стоит весь алай этих пленных сипахов под началом Мустафы-паши. В нём около тысячи всадников, гарнизон из пары сотен пехоты, ну и ещё сотни две иррегулярной кавалерии из татар. По словам пленных, пушек в деревне нет, караулов немного, потому как никто вообще не ждёт нападения от русских из-за холодной и огромной реки. Ну и так есть ещё пара-тройка сёл неподалёку, но там в каждом по десятку-другому турок стоит, и больших гарнизонов в них нет. Зато в Гуробале, а это в двух десятках вёрст отсюда, их там несколько тысяч, и кого там, по словам пленных, только нет!

Шипилов внимательно дослушал рассказ и после небольшой паузы принял решение:

– Пока не подошли две другие наши поисковые партии, думаю, что самое правильное было бы выбить турок из шанцев. Если мы затянем с этим, то потом выковыривать их из-за укреплений будет очень непросто, даже азабы могут большой крови отрядам стоить. Ты как, поручик, «по своим делам» уходишь или пока ещё с нами?

Лёшка вгляделся в глаза майора и улыбнулся.

– С вами, Алексей Сергеевич. Вот с этих шанцев турок выбьем, а потом уже «по своим делам» прогуляемся.

– Добро, – усмехнулся штаб-офицер. – Тогда можете выдвигаться. Обложите эти укрепления, рассмотрите всё там, что удастся, а я, как с подполковником, бароном Ферзеном, всё здесь согласую, сразу же подтянусь к вам со всей своей партией.

– Хорошо, Ваше высокоблагородие, – кивнул Лёшка. – Тогда мы вам оставим одного пленного для подполковника, а одного с собой забираем. Они оба уже согласились нам помочь в обмен на жизнь и на хорошие условия содержания в плену. С ними и на Еникюй, и к шанцам будет проще выйти.

Фатих вывел роту прямо к тыловой части земляных укреплений. На небе светила луна, и их можно было хорошо разглядеть с тех трёх сотен шагов, где расположились в буковой роще егеря.

Полевые укрепления были устроены достаточно просто. Состояли они из большого квадрата земляных валов в три аршина высотой и длиной сторон в три сотни шагов каждая. Перед валами был широкий, но неглубокий ровик, а перед ним под углом в землю были воткнуты рогатки и заострённые колья. Коннице такие укрепления были явно не по зубам, да и атакующую пехоту они вполне могли перед валами задержать. А в это время с валов будут бить стрелки, укрытые за ивовыми плетнями и за набитыми камнями и землёй корзинами. Ну и пушки ещё подбавят, конечно же, огоньку с картечью.

В том, что они, эти пушки, там есть, Лёшка не сомневался, просто их амбразуры были пока закрыты, но показаниям пленных верить было можно, ведь «пели» они искренне и с большим вдохновением. Тем не менее возле Фатиха всё время стоял угрюмый Яша. Вид этого здоровяка с косым шрамом через всё лицо и блеск его обнаженного тесака постоянного напоминали турку обещание русского командира, что стоит ему только крикнуть или же неосторожно себя повести, как вот этот самый злой зелёный шайтан ему тут же «секир башка» сделает.

– Вот с этой стороны дорога на Силистрию идёт, и на ней сразу же несколько пушек на неё с валов смотрят, прикрывая въезд в ворота. Я их хорошо разглядел, когда мы туда с дозором заходили, – рассказывал пленный. – Вон там тоже пушки есть, они на реку смотрят, и с этой стороны я тоже их пару видел. А вот про эту южную сторону я ничего не знаю, она ведь тыловая, и, как мне кажется, там постов азабов менее всего было.

– Так и есть, вашбродь, – подтвердил Лужин. – Мы почти что до самых рогаток там доползли, по этой стороне только два поста стоят, и на самих валах костры жгут. Светят-то они неплохо, но прежде всего себя и ослепляют. В самом центре всей стороны вала как раз таки самое тёмное место и будет.

– Ладно, тогда делаем так, – принял решение Егоров. – Дожидаемся майора с орловцами. Как только они прибудут, предложим расставить по полусотне солдат с каждой из сторон. С южной пусть оставляет целую сотню. Сами мы как можно ближе подходим к валу с этой самой южной стороны, выбиваем на нём караулы и закидываем уже с него гренадами лагерь. В это самое время майор со своей гренадерской ротой врывается в лагерь и вытесняет турок в сторону реки. Думаю, они попробуют в разные стороны разбежаться, вот тут и нужны будут те полусотни, которые мы по всем сторонам выставим. Встретят они их там штыками и огоньком.

Время уже перевалило за вторую половину ночи. У турок только что сменились караулы, и две их свежие пятёрки на валу подбросили дрова в костры.

– Иш как распалили! Небось, весь лес в округе перевели, недаром роща такая худая, – проворчал вполголоса Карпыч, поправляя ветошь на своём штуцере. – Проверь-ка обмотку, Афонька, не дай Бог твоё ружжо какой блик даст, сразу же тогда турку всполошим!

Молоденький вестовой засуетился, поправляя тряпицу, а Лёшка чуть приподнялся над землёй. Большая сотня егерей распласталась неровными рядами на земле, на самом подходе к валу. Первые рогатки были от них уже в каких-то двух десятках шагов. Вот яркость пламени в кострах немного упала, ещё немного – и наверняка караульные будут подкидывать в них новые дрова.

Пора… Лёшка привстал на колени и махнул рукой. Сто двадцать тёмных фигур разом поднялись и, согнувшись, побежали вперёд. Десять, пятнадцать, двадцать шагов бега, и вот они, первые рогатки, заострённые колья и просто какие-то вбитые в землю палки. «Как хорошо, что в этом веке нет колючей проволоки-путанки или тех же сигнальных или обычных мин», – подумал Егоров, подныривая перед заострённой рогатиной.

В острых рядах препятствий были свои разрывы и места для прохода, именно в них-то и устремились сейчас егеря.

Дун! Дун! У кого-то ударилось о дерево ружьё или ножны сабли.

– Hey, bu grlt ne?[2] – раздался окрик с вала. И тут же донеслись многочисленные возгласы:

– Тревога, тревога! Русские на валы идут!

«Бах! Бах!» – хлопнули два первых выстрела. Ну, всё, понеслось! Алексей прицелился и, выдохнув, плавно выжал спусковой крючок. Бах! Сноп яркого пламени от сгоревшего пороха на мгновение его ослепил. Бах! Бах! Бах! Раздались десятки выстрелов от атакующей цепи, выбивая хорошо освещённые кострами фигурки.

– Ура! – он громко заорал, выскакивая одним из первых на земляной вал.

– Ура-а-а! – нёсся сзади рёв сотен голосов егерей и гренадёрской сотни. Перед поручиком внизу был лагерь с сереющими рядами палаток, шатров и десятками костров. Там уже метались фигурки людей, слышался шум и панические крики.

– Гренадами бей! – отдал он команду, сам поджигая фитиль на своём метательном снаряде. – На! – Чугунный шарик сверху улетел шагов за тридцать. «Бабах!» – грохнул первый разрыв, разнося на пару десятков шагов мелкие осколки, обрезь и дробины. «Бабах! Бабах! Бабах!» – стена разрывов встала перед южным валом и разметала дежурную полусотню абазов, устремившуюся на шум.

– Быстрым зарядом бей! – поручик отдал новую команду, сам заряжая свой штуцер.

Вколачивать в нарезы пулю нужды уже не было, тут до противоположной-то северной стороны валов было чуть больше двухсот шагов, так что вполне себе даже подойдёт и «быстрая» пуля. Лёшка обернул её, с такой характерной выемкой в виде свинцовой юбочки, патронной бумагой и с натугой протолкнул к пороховому заряду шомполом до самого упора.

Ну вот, тридцать, от силы сорок секунд – и уже можно снова стрелять! Он выбрал одну из мечущихся внизу фигурок и спустил курок. «Бах!» – тяжёлая пуля штуцера отбросила на землю уже мёртвое тело турка.

– Ура-а!! – На вал из-за спин егерей забиралась гренадерская сотня.

– Вперёд, братцы! – проорал Шипилов и, размахивая обнажённой шпагой, бросился с орловцами вниз, в лагерь. Гренадёры, здоровенные пехотинцы с примкнутыми к фузеям штыками, с рёвом неслись вперёд, сметая небольшие группки сопротивляющихся. А с валов всё слышалось: «Бах! Бах! Бах!» – это их поддерживали огнём егеря.

– Рота, надеть штыки! – выкрикнул новую команду поручик и сам защёлкнул свой кортик на штуцере. Бить пулей теперь было опасно, в сумятице ближнего боя можно было запросто попасть и по-своему. – В атаку, ура-а!

– Ура-а! – зарвели егеря и понеслись вслед за орловцами.

Организованного сопротивления азабы оказать не смогли, их дежурную полусотню, брошенную на шум, разметало уже разрывами гренад. Остальные, выдернутые грохотом боя из спокойного сна, в панике бросились прочь от разящих их пуль и от штыков орловцев в противоположную, казавшуюся безопасной, северную сторону. Но там их тоже ждали пули и штыки боковых заслонных полусотен. Путь был один – в Дунай, или же сдаваться на милость этих страшных русских. Около полутора сотен турок выбрали плен, остальные четыре были убиты или же утонули в ледяной воде.

– Всё, Ваше высокоблагородие, теперь мы уже по своим делам побежали. Совсем скоро уже рассветет. – Поручик вгляделся в сереющий с востока краешек ночного неба. – Мы вам двух наших раненых оставим, вы уж приглядите за ними, хорошо, Алексей Сергеевич? Раны-то у них пустяшные, но в нашем деле они нас всех тормозить будут.

– Не волнуйтесь, Алексей, – успокоил егеря Шипилов. – И присмотрим за ними, и на тот берег твоих ребят переправим, геройские они у тебя, как-никак вместе ведь мы в штыки эти вот шанцы взяли!

Их высокоблагородие были в духе. Похвалиться перед командованием за этот поиск ему было чем. Взяты прибрежные укрепления, при более чем шестисотенном гарнизоне против всего трёх сотен русских. При этом захвачено восемь орудий и масса всякого боевого припаса. С собой в Валахию русские из шанцев уводили полторы сотни пленных азабов. Всех остальных врагов из гарнизона они почти полностью перебили. И всё это при потере двух рядовых да десятке раненых. Нужно было себе признаться: большую роль в этом сыграли егеря вот этого стоящего перед майором молодого поручика, его тёзки. «Отменно воюет особая рота! Хотя в донесении можно о них даже и не писать. Всё равно ведь взятие этих шанцев было главной целью для орловской пехоты, а у них есть своё дело, вот, значит, нам и лавры», – думал сейчас премьер-майор.

Теперь его более всего занимали мысли, что же ему делать с этими захваченными в укреплениях пушками. Пожалуй, парочку самых лёгких можно было бы с собой и забрать, так будет гораздо эффектней. И командир поисковой партии прямо-таки представил кусок текста из реляции командующему: «…сводный отряд премьер-майора Шипилова два захваченных орудия вывез на свой берег, а остальные утопил в реке…» Или нет, лучше: «…сводный отряд премьер-майора Орловского пехотного полка Шипилова Алексея два захваченных в шанцах орудия вывез на свой берег, а остальные утопил в Дунае…» (ну или как вариант – заклепал).

«Да, так, пожалуй, будет лучше, – кивнул он сам своим мыслям. – Тут как бы и командиру полка Николай Даниловичу Языкову будет приятно, ведь это про его орловцев в победной реляции упомянули».

– Удачи тебе, поручик! Не волнуйся за своих раненых, как только основные силы сюда для переправы подойдут, их первыми на ту сторону перевезём! – попрощался с командиром егерей Шипилов, обдумывая теперь, что же ему все-таки лучше сделать с пушками.

– Рота, за мной! – отдал команду Егоров, и егеря понеслись в южную сторону. Восток светлел всё больше. Ещё немного – и весеннее солнце осветит там сначала полнеба, а затем зальёт всю эту болгарскую землю своим благодатным теплом и светом.

– Бегом, бегом, быстрее! – поторапливал плутонги Лёшка. – Не успеем, братцы, если мы тут телиться будем!

Расчёт у него был простой. Подполковник Ферзен с рассветом атакует деревню Еникюй, выведенный на неё пленным проводником. Турки не ожидают нападения русских, хороших укреплений, чтобы за них зацепиться, у них там нет. Так что Мустафе-паше с его сипахами там явно не поздоровиться. Какую-то часть турецкой конницы в деревне, конечно же, перебьют, ну а всю остальную рассеют по окрестностям. И в числе последних непременно должен будет оказаться сам паша со свитой. Военачальники турок всегда держали при себе отборных воинов, которые были преданы своему господину, потому как они лучше вооружены, прикормлены, а их командиры состояли с ними в родстве или же были их земляками.

«Выскочит командир алая из деревни, пробьётся, непременно прорубит себе тропинку со своей лучшей сотней», – думал Егоров, оглядывая строй пыхтящих егерей.

Вот уже час как неслась его рота в южную сторону. Именно сейчас где-то в нескольких верстах от них пехота с запорожскими казаками била турок в Еникюе. Куда устремится Мустафа-паша со своими приближёнными? Одна оставалась ему дорога – на юг в сторону Гуробал. Там стоит сильный гарнизон с пушками и есть большой отряд кавалерии.

Как вариант, можно было, конечно, уйти и к Силистрии, но это далеко, а Гуробалы – вот они, совсем рядышком. Где-то совсем скоро должна быть уже и дорога на них. Срезая большой крюк, на неё-то и выходила сейчас особая рота егерей.

«Эх, была бы приличная карта, – сокрушался про себя Егоров. – Ну вот как тут воевать, когда здесь одни направления и определения: “далеко”, “близко”, “туточки”?»

– Есть дорога, есть она, вашбродь! – раздался крик от головы колонны. К поручику рысил Борька. – Впереди, в полверсте от нас, она идёт, всё как вы и говорили, и набита хорошо, и в ту сторону, куда нужно, тянется. Место, правда, там не больно удобственное, большого леса нету, так, только кустики в человеческий рост.

– Ладно, – выдохнул Егоров. – Молодцы, дозорные, главное, что дорога есть, найдем, где возле неё затаиться!

Место для засады было действительно «не очень». Хорошо натоптанная дорога шла по протяжённому степному участку, покрытому невысоким кустарником.

– Ладно, с сотней-то они справятся, а вот если от Гуробал накатит целый алай? Посекут ведь всех, никакое умение и сноровка не помогут от них отбиться на такой открытой местности!

Далеко, верстах в пяти-шести в той стороне, откуда должны были появиться недобитки, виднелся лес.

– Туда роте точно не успеть, будем принимать пашу здесь! – решил Лёшка и остановил свой отряд. – Братцы, времени в обрез, слушайте меня внимательно! Скоро от того леска выкатит османская конница из недобитого отряда. Сколько их там будет, никто не знает, и встречать мы её будем здесь. Во всей их толпе нас интересуют только сам паша и его приближенные. Как отличить простого всадника от командира, вы все и так прекрасно знаете, будьте внимательнее, по начальству не стрелять, бить их коней, они нам нужны только живыми. Всех остальных расстреливайте уже смело. Залегаем с юга подковой, эта сторона чуть выше северной, маскируемся и ждём! Командиры, проверьте диспозицию своих подразделений!

– Всё, успели, – выдохнул Алексей. – Ну, теперь ждём «гостей»!

«Гости» появились очень скоро, чуть задержись рота в пути – и это место они бы точно проскочили. А сейчас Егоров наблюдал в окуляр своей трубы, как из леса в их направлении выкатывается сотни полторы всадников.

– Ага, хорошо! Смотри-ка, каким сбитым отрядом сипахи идут, а не так, как рассеянные и испуганные иррегуляры. Значит, неплохой командир Мустафа, сколотил возле своих телохранителей и свиты остатки алая и теперь к Гуробалам поспешает за подмогой.

– Внимание, егеря! – выкрикнул поручик. – Приближается турецкая конница, навскидку их полторы сотни. Действуем, как всех учили: чётко, быстро, но без суеты! И помните: сам паша нам нужен живой, за таким языком мы сюда с вами и пришли!

Алексей прилёг под куст и поставил курок штуцера на боевой взвод. Ждём. Лишь бы сипахи раньше времени не заметили засаду! Слишком тут чахлые кустики для укрытия более чем сотни стрелков.

У турок было ужасное утро! На рассвете их поднял рёв сотен глоток этого страшного русского «Ура!». Гренадёры со штыками на ружьях ворвались в деревню и начали колоть всех тех, кто выбегал из домов или выскочил от ночных костров. «Гайда!» – орали казаки-сечевики и рубили их в пехотных порядках саблями. А три десятка казаков даже рубили сипахов с коней. Сопротивляться было бесполезно. Русские выбивали те маленькие островки отважных воинов султана, которые пытались им противостоять. Спасение было лишь в том, чтобы убраться от этого места подальше. Первая сотня, под командой племянника паши Рамзана, приняла на себя удар врага в центре деревни и дала уйти алай-бею Мустафе вместе со знаменем и с ближайшей свитой. Она потеряла половину своих воинов, но благодаря отваге телохранителей и племянника полторы сотни смогли выскочить на дорогу, ведущую к Гуробалам, и теперь им уже ничего не угрожало. Позади от верховых казаков их прикрывали остатки отряда Рамзана, и нужно было поскорее добраться до своих.

«Ничего, знамя алая со мной, казна и важные бумаги – у главного писаря в больших сумах, – думал паша. – Главное – представить бой с русскими не как пораженье, а как успех, и можно будет пополнить новыми людьми свою выбитую тысячу».

Лёшка прицелился и плавно нажал на спусковой крючок. «Бах!» – приклад ударил в плечо, и знаменосца-байрактара выбила из седла тяжёлая пуля штуцера.

«Бах! Бах! Бах!» – били фузеи и штуцера роты. На землю валились всадники и лошади. Курт выбрал для себя цель: «Вот этот бородатый турок в ярко раскрашенном халате и в белоснежной чалме явно не простой всадник». Он выбрал свободный ход спускового крючка, посылая пулю. Лошадь бородача вздыбилась и завалилась на землю вместе с седоком.

«Бах! Бах! Бах!» – егеря посылали пули вдогон ополовиненному отряду. И ещё десяток всадников, рассыпавшихся по степи, выпал на землю.

– Прекратить стрельбу! Всем перезарядиться! – скомандовал Егоров, вглядываясь вдаль.

Три десятка всадников, что скакали в их направлении от леса, резко развернулись и сквозь кусты устремились в противоположную сторону.

– Похоже, заслон был, – кивнул на них поручик. – Ничего, и тут достаточно их набили, лишь бы только кто надо живой среди них был!

Егеря уже сновали между лежащими. «Бах! Бах!» – раздалось несколько выстрелов.

– Скотинку дострелили, вашбродь, чтобы не мучилась, – доложился Дубков. – Около семи десятков всадников здеся набили, с дюжину из них лежат ранетые. И вот ещё, восемь лошадок положили, все их хозяева туточки. Правда, это, двое вроде как там бездыханные лежат, – и старый унтер отвёл виновато глаза в сторону.

– Не понял! – протянул Егоров, подходя к месту побоища. – Что значит бездыханные, Макарыч? Сказано ж было не стрелять в начальников!

– Ну да-а, – протянул сержант. – Три раза говорено было всем. Однако кто-то одному в цветастом халате фузейную пулю в лоб зарядил. А другой вот сам себе шею сломал, видать, с лошади неудобно громыхнулся.

– Всех раненых вон на ту полянку, быстро осмотрите поклажу. Там ещё где-то знамя было, я самым первым своим выстрелом байрактора уложил, – распорядился поручик.

Через несколько минут беглого допроса дюжины пленных каждый стрелок в роте знал – командир очень, очень злой, и ему лучше на глаза не попадаться! У каждого появилось дело: кто-то убежал в дозор, кто-то перетаскивал на обочину убитых, а у кого-то шёл подсчёт трофеев.

Лёшка стоял темнее тучи у горстки жмущихся друг к другу турок. Весь его план с пленением командира алая сипахов Мустафы-паши накрылся медным тазом. Вот это был бы язык так язык, а чего взять с этих командиров сотен? Что они могут знать о дислокации войск противника в глубине провинции?! И он в очередной раз взглянул на лежащее тело тысячного османского начальника.

– Стрелок хренов! – чертыхнулся ротный. – Знать бы, кто это был, из караулов бы месяц у меня не вылезал! Спрашиваю ещё раз, – обратился он к пленным на турецком. – Есть кто-нибудь здесь выше сотника? Говори! – и он уставился в испуганные глаза невысокого полного турка.

– Господин! Я вообще не командую сотнями, у меня в подчинении всего-то от силы с десяток своих людей было! – запричитал скороговоркой пленный.

Однако одет он был не хуже каждого из здесь стоящих: шёлковый халат, яркий пояс вместо воинского ремня, хорошо выделанные кожаные сапожки с острыми носами. По всему было видно, что непростой это человек был в османском алае.

– Этого отведите во-он к тому кусту, – кивнул Лёшка конвойным. – Я скоро туда к вам сам подойду.

Закончив быстрый допрос с остальными, Егоров подошёл к отведённому в сторону толстячку. Стоящий перед двумя егерями с направленными на него кинжалообразными штыками, этот турок, наверное, уже несколько раз уже попрощался со своей жизнью. Чего ему ещё ждать от тех, кто разгромил их алай и убил сотни его воинов во главе с пашой? А уж про этих русских, зелёных шайтанов, так и вовсе столько страшных историй рассказывали среди тыловой братии. Наверное, пришло время и ему умирать под этим кустом, и пленный свалился прямо под ноги русскому офицеру.

– Не убивайте меня, господин, я ведь даже не воин! Я всю жизнь зарабатывал себе на жизнь чернилами и пером, пока меня не призвали в войско султана!

– Поднимите его, – приказал конвойным поручик и брезгливо поморщился. – Кто ты, как тебя зовут, и кем ты служил в алае у Мустафы-паши? Будешь отвечать искренне – ничего плохого с тобой не случится! – Егоров как можно строже посмотрел на пленного.

– Да, да, я всё понял, господин, – закивал тот головой. – Меня зовут Огюз. Я служил старшим писарем у паши в его тысяче, но совсем недолго. До этого я был писарем в гарнизоне крепости Шумлы, и буквально несколько недель назад меня определили в этот алай, уходящий к Дунаю, а он сам только что недавно прибыл по морю из Египта.

Егоров вслушивался в речь турка и не мог поверить своим ушам. Перед ним стоял настоящий качественный язык, да нет – перед ним стоял целый язычище! Кто, как не писари в гарнизонах центральных крепостей, знал про все части, проходящие к линии противостояния двух армий? Про все их потребности в фураже и в продовольствии, в оружии и в людях, в конях, да хоть в чём! Они были посвящены во все прочие многочисленные сведенья, касающиеся всего того, что только было нужно в войсках! А уж Шумла – это была самая центральная, ключевая крепость, стерегущая дорогу к Стамбулу в самой глубине северной османской Болгарии. Практически ни один отряд турок, идущий на войну с русскими в Валахию, не мог миновать её стороной! Вот это была удача так удача!

Как видно, Огюз истолковал улыбку русского командира по-своему. Всё-таки его будут убивать, вон как кровожадно усмехается, глядя на него, этот самый главный зелёный шайтан! И он опять грохнулся перед ним на колени, громко подвывая.

– Чтобы даже комар не посмел сесть на этого пленного! – Чтобы ни один волосок с него не слетел! – наставлял своего главного ротного интенданта поручик. – Он один целой дивизии турок стоит, ты меня понял, Ёлкин!? Весь свой тыловой десяток под его охрану выставь. Хоть на руках его несите, но глядите, чтобы он живой и невредимый на ту сторону реки переправился. Тебе всё ясно?!

Потапу всё было ясно. Приказ командиром был изложен более чем доходчиво. Видать, очень ценным этот пленный был, коли их благородия так за него волновались. И он, перехватив свой штуцер поудобнее, зверовато посмотрел на проходящую мимо егерскую пару.

– Даже и не вздумайте вот к энтому близко подходить, робята! Идите-ка вы отсель подобру-поздорову!

– Да мы только глянуть, Потап Савельич, что это за важная птица нам попалась, – шмыгнул носом молоденький солдат. – С виду вроде ничего особого, турка как турка, жирнянький такой.

– Иди, иди отсель, «жирнянький», – передразнил его унтер. – Много ты чего понимаешь, поди, в турке! Молодой ещё, без году неделя вон в особых егерях, а всё туда же! Даже вон хвоста ведь себе ещё на картуз не нашили! Коли их благородия сказали, что это очень важный пленный, значится, так оно и есть!

А поручик Егоров в это время принимал вторую приятную за это утро новость. Барабанщик Лёнька нашёл-таки под убитой лошадью знамя алая. Древко его было сломано, всё оно замаралось в крови, но главным в нём было само полотнище. Вот оно, большое, шёлковое, квадратное, с основным красным фоном стяга. Внутри его два прямоугольника фиолетового и чёрного цветов, а на них виднелись какие-то письмена арабской вязи, вышитые серебряной нитью. Читал на арабском Лёшка скверно, считай, что вообще этой письменности не знал, но о чём здесь шла речь, он примерно понимал. Религию и верование своих противников поручик уважал и относился к таким вещам со всей серьёзностью.

– Молодец, Лёнька! – похвалил парня Егоров. – А я уж думал, утащили его с собой сипахи. Сверни-ка ты его аккуратно и держи при себе, будем командованию самолично в руки это трофейное знамя передавать!

Солнце взошло, и по его высоте можно было сказать, что утро было в самом разгаре, а это означало, что кавалерия в Гуробалах поднимется по тревоге. И путь им до этого места будет от силы полчаса, ну, максимум и при хорошем раскладе – минут сорок пять – пятьдесят.

– Хотя сразу они, конечно, в галоп не пойдут, – прикидывал Егоров. – Нужно же им будет покричать хорошенько, поохать, попереживать своим соплеменникам, вырвавшимся живыми от русских. И только потом, вдохновлённые речью высокого начальства, выедут они на войну с неверными.

И всё равно времени у егерей было в обрез!

– Рота! С собой берём только целых пленных, все раненые турки остаются здесь. Трофеями не обременяться, если только пистолями и холодным оружием под себя. Бего-ом марш! Заслоном идёт первый плутонг! Быстрее, быстрее, шевелимся, братцы!

Как бежали сюда егеря буквально час назад, так же в ускоренном темпе неслись они сейчас и в сторону дунайской переправы. В скорости этого движения было сейчас их спасение. Вот-вот можно было уже ждать появления погони за спиной.

Как ни старался Огюз перед русскими, но сил и сноровки бежать в таком темпе у него не было. Он очень пытался спешить, понимая, что в этом сейчас вся его жизнь, но уже ничего не мог с собой поделать. Ноги толстячка заплетались, и наконец писарь свалился на землю в изнеможении. Всё, теперь-то его точно вот тут же прям и заколют!

– Чего встали?! А ну подняли пленного и ножками, ножками быстрей! – прикрикнул на свою команду Потап. – Четверо несут, остальные охраняют, а потом меняются!

Наконец показались и береговые шанцы. Через Дунай сновали казачьи лодки, перевозящие на противоположный берег беженцев из двух селений. Военные поисковые команды ждали своего часа рядом. По валам шанцев слонялись какие-то люди. Возле небольшого орудия стояли впряженные в ременную упряжь около пары десятков здоровяков-гренадёров.

– Раз, раз, раз! Пошла, родимая! – орал капрал, руководящий всей этой командой.

Егоров подбежал к стоящим особняком штаб-офицерам и, выделив в общей группе Ферзена, обратился к нему с докладом:

– Ваше высокоблагородие, особая егерская рота свою задачу выполнила. Нам необходима одна лодка для переправы на наш берег особо ценного пленного. С основным составом мы готовы поступить в ваше дальнейшее распоряжение.

– Молодцы, егеря, – похвалил поручика барон. – Господин Шипилов уже доложился про вашу поддержку в ночном бою по овладению шанцами. Отражу это в своём рапорте. Думаешь, скоро вражеская конница подойдёт?

– Так точно, очень скоро, – выразил своё мнение Алексей. – До Гуробал тут всего ничего, скоро накатит дозор, а потом и основные их силы подлетят.

– Эх, – вздохнул подполковник. – Нам бы ещё часик здесь продержаться. Мирных жителей пришлось выводить, их бы непременно побили османы. Ладно, будет вам лодка. С ней мы переправляем вашего пленного и человек пять из конвоя. Все остальные свободные места будут под раненых, – и обернулся к командиру орловцев. – Алексей Сергеевич, ты с егерями эти шанцы брал, вам их и защищать теперь придётся. Вон поручик утверждает, что скоро уже конницу здесь нужно ждать, а у нас ещё даже мирных на тот берег не успели переправить. Устраивай с егерями оборону!

Через несколько минут Алексей прощался с Гусевым:

– Пакет этот, Сергей, и пленного писаря лично в руки полковника фон Оффенберга передашь! Там рапорт по всему нашему поиску и кое-какие сведенья. Всё остальное он и сам из этого языка вынет. С тобой в конвое будет Лёнька, у него знамя разбитого алая сипахов. Присмотрите за нашими ранеными. Ну да ты и так всё сам знаешь.