Пробуждение Левиафана Кори Джеймс

Глава 6. Миллер

Кар несся по туннелю, заглушая сиреной визг мотора. Позади оставались удивленные штатские и запах перегретых шин.

Миллер всем телом подался вперед, будто подгоняя тележку. До станции оставалось три уровня – около четырех километров.

– Ладно, – заговорил Хэвлок. – Извини, но мне кое-что непонятно.

– Что? – спросил Миллер. Он имел в виду: «Что ты орешь?» Хэвлок понял его как: «Что непонятно?»

– Превратили в пар ледовоз в миллионах кэмэ отсюда. С какой стати поднимать нас по тревоге? Запаса в наших цистернах хватит на несколько месяцев даже без переход а на пайки. И это не последний ледовоз. Откуда кризис?

Миллер обернулся и в упор взглянул на напарника. Маленький, коренастый. Толстые кости – результат детства, проведенного в полной гравитации. Дырка от задницы! Им не понять. Хэвлок оказался бы на месте этого Джеймса Холдена таким же тупым, безответственным идиотом. На секунду они перестали быть сослуживцами. И напарниками. Астер против землянина. Миллер отвел взгляд прежде, чем Хэвлок сумел заметить перемену.

– Этот хрен Холден. Тот, что вел передачу, – сказал Миллер. – Он только что объявил за нас войну Марсу.

Кар вильнул и качнулся: встроенный компьютер реагировал на заминку в дорожном движении в полукилометре впереди. Хэвлок ухватился за опорное крепление. Они проскочили пандус на следующий уровень, пешеходы-штатские уступали им дорогу.

– Там, где ты вырос, вода, пусть и грязная, падает с неба, – сказал Миллер. – Воздух паршивый, но он не уходит, если пропорота дверная перепонка. Здесь у нас иначе.

– Но мы ведь не на барже. Нам не нужен лед. Нам ничто не грозит, – возразил Хэвлок.

Миллер вздохнул и потер глаза кулаком. Под веками расцвели яркие пятна.

– Когда я служил в убойном, – заговорил он, – был такой парень, инженер-контролер, работавший по контракту с лунной компанией. Кто-то сжег ему половину тела и выкинул из шлюза. Оказалось, он отвечал за состояние шестидесяти нор на тридцатом уровне. В трех появилась плесень. Знаешь, что мы после этого обнаружили?

– Что? – спросил Холден.

– Да ни черта мы не обнаружили. Потому что перестали искать. Случаются люди, которых надо убить, – и он был из таких. А тот, кто пришел на его место, вовремя чистил воздуховоды и менял фильтры. Вот оно как в Поясе. Всякий, кто заявится сюда и не научится ставить систему жизнеобеспечения выше всего на свете, умрет молодым. Все, кто здесь остался, понимают.

– Эффект отбора? – спросил Хэвлок. – Ты серьезно – голосуешь за естественный отбор? Вот уж не думал услышать этот бред от тебя.

– Это ты о чем?

– О дерьмовой расистской пропаганде, – объяснил Хэвлок. – Есть такие: говорят, будто разница в условиях жизни так изменила астеров, что они уже не просто компания тощих педантов-маньяков, а вообще не люди.

– Я этого не говорю, – сказал Миллер, подозревая, что именно это и сказал. – Просто астеры теряют широту кругозора, когда речь идет об основных ресурсах. Та вода для нас – будущий воздух, масса вращения и питье. В таких случаях у нас отказывает чувство юмора.

Кар въехал на решетчатый металлический пандус. Нижние уровни остались позади. Хэвлок молчал.

– Холден ведь не сказал, что это был Марс. Они всего лишь нашли марсианские батарейки. Думаешь, люди… объявят войну? – пробормотал он. – Просто из-за того, что один парень прислал снимок батареек?

– Те, кто готов подождать окончания истории, нас не беспокоят.

«Во всяком случае, не этой ночью, – подумал он. – Узнав историю целиком, мы поймем, во что вляпались».

Станция наполнилась больше чем наполовину, но меньше чем на три четверти. Безопасники стояли группками, кивая друг другу, прищурившись, стиснув челюсти. Один из отдела П/Э над чем-то смялся, от шумного натужного веселья разило страхом. Миллер заметил, как переменился в лице Хэвлок, пока они пробирались через общие залы к своим столам. Реакцию Миллера он мог еще приписать его личной склонности к перестраховке. Но тут целый зал. Целая станция. К тому времени, как они добрались до своих мест, глаза у Хэвлока стали совсем круглыми.

Вошла капитан Шаддид. Она ничуть не казалась сонной. Волосы подобраны, форма в идеальном порядке, голос спокоен, как у хирурга в полевом госпитале. Она остановилась у первого попавшегося стола, превратив его в импровизированную кафедру.

– Леди и джентльмены, – заговорила она. – Передачу вы видели. Есть вопросы?

– Кто подпустил к рации этого клятого землянина? – выкрикнул кто-то. Миллер видел, что Хэвлок смеется вместе со всеми, но глаза его не отозвались на шутку. Шаддид поморщилась, и народ притих.

– Таково положение, – сказала она. – Контролировать информацию мы не в состоянии. Эфир приняли все. Пять сайтов внутренней сети уже перепостили передачу, и мы вынуждены считать, что десять минут назад она стала общим достоянием. Наша работа – свести беспорядки к минимуму и обеспечить целостность станции в припортовых районах. Власти порта дали разрешение на вылет всем кораблям с регистрацией внутренних планет. Что не означает, что все они ушли. Им еще надо собрать команды. Но они уходят.

– Правительственные учреждения? – довольно громко спросил Миллер.

– Слава богу, не наша проблема, – ответила Шаддид. – Их инфраструктуры работают. Защитные переборки уже опущены и запечатаны. Они отделены от основной системы жизнеобеспечения, так что мы сейчас даже дышим не одним воздухом с ними.

– Какое облегчение, – бросил Евгений из кучки убойщиков.

– Теперь о дурных новостях, – продолжала Шаддид. Миллер услышал, как сто пятьдесят копов затаили дыхание. – У нас на станции восемьдесят выявленных агентов АВП. Все работают, живут легально, и, как вы понимаете, именно такого поворота они и дожидались. Губернатор приказал воздерживаться от профилактических акций. Никого не арестовываем, пока он не проявит себя.

Раздался дружный хор недовольства.

– Кем он себя воображает? – выкрикнул кто-то из задних рядов. Шаддид набросилась на говорившего, как акула.

– Губернатор – человек, который нанял нас поддерживать станцию в рабочем состоянии. Мы будем следовать его директивам.

Краем глаза Миллер видел, как кивает Хэвлок. И задумался, каково мнение губернатора о проблеме независимости астеров. Возможно, не только АВП дожидался подходящего случая. Шаддид продолжала говорить, обрисовывая зоны ответственности службы. Миллер слушал вполуха и так погрузился в размышления о политических последствиях ситуации, что чуть не пропустил свое имя, названное Шаддид.

– Миллер со второй группой на портовый уровень, прикрывает сектора тринадцать – двадцать четыре. Касагава, третья группа, сектора двадцать пять – тридцать шесть, и так далее. Каждый берет двадцать человек, кроме Миллера.

– Я справлюсь и с девятнадцатью, – отозвался Миллер и шепнул Хэвлоку: – Ты пересидишь это дело здесь, напарник. Вооруженный землянин там совсем ни к чему.

– Угу, – буркнул Хэвлок. – Так и знал, что к тому идет.

– Ладно, – закончила Шаддид. – Все знают свои обязанности. Выходим.

Миллер собрал свою группу предотвращения беспорядков. Все знакомые лица, эти мужчины и женщины много лет служили в охране. Он почти машинально перебирал и расставлял их в уме. Браун и Гельбфиш имеют опыт службы в штурмовом отряде. Их на фланги, если придется сдерживать толпу. У Аберфорт, с тех пор как ее сына посадили за наркотики на Ганимеде, было два выговора за превышение полномочий – ее во вторую линию. Спустит пар в другой раз. По всей станции слышались голоса старших групп, принимающих похожие решения.

– Хорошо, – сказал Миллер, – давайте вооружаться.

Они вышли все вместе, направляясь к отсеку снаряжения. Миллер задержался. Хэвлок сидел, облокотившись на стол, сложив руки и уставившись в пространство перед собой. Миллер разрывался между сочувствием к нему и раздражением. Тяжело быть в команде, если она тебя не принимает. С другой стороны, а какого черта он ждал, подписывая контракт на Пояс?

Хэвлок поднял голову и встретил взгляд Миллера. Они кивнули друг другу. Миллер отвернулся первым.

Отсек снаряжения был чем-то средним между складом-оружейной и банковским сейфом: тот, кто его проектировал, больше думал о надежности, чем об удобствах. Освещение – слабые светодиодные лампы – придавало серым стенам оттенок стерильности. Голый камень гулко отзывался на голоса и шаги. Склад амуниции и оружия, пакеты для улик и тестовые панели, запасные серверы и униформа, расставленные и разложенные вдоль стен, занимали большую часть пространства. Снаряжение для разгона толпы хранилось в боковой комнатке в серых стальных шкафах с электронными замками повышенной надежности. Стандартный набор включал пластиковые щиты, электрические дубинки, набедренники, пуленепробиваемые нагрудники и наколенники, шлемы с укрепленными щитками-забралами – все это превращало горстку охранников станции в устрашающую, нечеловеческую силу.

Миллер набрал шифр. Запор сработал, дверца открылась.

– Ну, – почти спокойно выговорил Миллер, – чтоб меня.

Шкафы были пусты: серые гробы, оставшиеся без трупов. От противоположной стены послышались яростные вопли другой группы. Миллер стал открывать все шкафы. Везде было одно и то же. Рядом возникла белая от ярости Шаддид.

– Что у нас в плане «Б»? – осведомился Миллер.

Шаддид плюнула на пол и закрыла глаза. Глазные яблоки двигались под веками, словно она видела сон. Два долгих вздоха спустя глаза открылись.

– Проверьте шкафы штурмовиков. Там должно хватить на двоих из каждой группы.

– Снайперы? – спросил Миллер.

– Можете предложить что-нибудь лучше, детектив?

Миллер беспомощно развел руками. Экипировка отрядов по сдерживанию толпы должна была устрашать и подавлять. Экипировка штурмового отряда позволяла наиболее эффективно убивать. Кажется, их полномочия только что изменились.

Порт Цереры ежедневно принимал до тысячи кораблей, движение здесь редко затухало и никогда не прекращалось. Каждый сектор вмещал два десятка кораблей, пропускал пассажиров и грузы, транспортные фуры, краны и подъемники – а команда Миллера отвечала за двенадцать секторов.

Воздух провонял антифризом и смазкой. Гравитация едва превышала 0,3 g, само вращение станции делало эти места опасными и мрачными. Миллер не любил порт. Его нервировало ощущение вакуума под самыми ногами. Расходясь с портовыми рабочими и транспортниками, он не знал, то ли улыбаться, то ли угрожающе скалиться. Его обязанностью было внушить людям страх и повиновение и в то же время уверить, что все под контролем. Пройдя три сектора, он сделал выбор в пользу улыбки. Этот вид лжи давался ему лучше.

От перехода между секторами девятнадцать и двадцать они услышали вопли. Миллер достал из кармана ручной терминал, подключенный к централизованной сети наблюдения, и вызвал изображение с полицейской камеры слежения. Через несколько секунд он нашел то, что искал: толпа из пяти или шести десятков штатских растянулась по всему туннелю, перекрыв движение в обе стороны. Над головами мелькало оружие. Ножи, дубинки.

По меньшей мере два пистолета. Многие размахивали кулаками. В самой гуще толпы крупный, голый до пояса мужчина избивал кого-то смертным боем.

– Время пошло, – сказал Миллер, махнув своим вперед.

До поворота, за которым начинался бурлящий насилием человеческий клубок, оставалось еще сто метров, когда он увидел, как человек без рубашки сшиб свою жертву и наступил ей на шею. Угол, под которым вывернулась голова, не оставлял вопросов. Миллер перевел свою команду на быстрый шаг. Арестовать убийцу, окруженного толпой сторонников, и без того дело непростое, не стоит раньше времени срывать дыхание.

В воздухе уже запахло кровью. Миллер чувствовал: толпа готова взорваться. Броситься на станцию, на корабли. Если хаос начнет засасывать других… куда они обратятся? В одном уровне отсюда, на полкилометра против вращения, был бордель, принимавший внутряков. Таможенный инспектор двадцать первого сектора женился на девушке с Луны и, пожалуй, слишком часто этим похвалялся.

«Чересчур много целей», – думал Миллер, жестом приказывая своим снайперам растянуться в цепь. Он попытался убедить себя, что стрельба оправдана. Остановить этих, и другие останутся живы.

Воображаемая Кандес скрестила руки на груди и спросила: «Как насчет плана „Б“?»

Внешний край толпы взметнулся в тревоге много раньше, чем к нему подоспел Миллер. Хлестнула волна тел и угроз. Миллер сдвинул на затылок шляпу. Мужчины, женщины. Кожа темная, бледная, золотисто-коричневая, длинные тонкие тела астеров, лица, разинувшие рты в свирепых гримасах разъяренных шимпанзе.

– Позвольте сбить парочку, сэр, – обратился к нему по рации Гельбфиш. – Внушу им страх божий.

– Пробьемся, – ответил Миллер, улыбаясь разъяренной толпе. – Пробьемся.

Перед ним всплыло лицо, которое он ждал. Полуголый крупный мужчина, кровь на руках, брызги на щеке. Зародыш мятежа.

– Этого? – спросил Гельбфиш, и Миллер не сомневался, что крошечное инфракрасное пятнышко легло на лоб полуголого, оскалившегося на Миллера и людей в форме у него за спиной.

– Нет, – сказал Миллер. – Тогда остальные сорвутся с цепи.

– Так что будем делать? – спросил Браун.

Дьявольски хороший вопрос.

– Сэр, – заговорил Гельбфиш, – у здоровяка на левом плече татуировка АВП.

– Ну, – отозвался Миллер, – если будете стрелять, в нее и цельте.

Он выступил вперед, связал свой терминал с локальной сетью, подключился к оповещению. Когда он заговорил, его голос загремел из динамиков над головами.

– Я – детектив Миллер. Если вы все не хотите попасть под замок как сообщники убийства, предлагаю немедленно разойтись. – Заглушив микрофон, он обратился к полуголому: – Но не ты, горилла. Только шевельнись, и тебя пристрелят.

Кто-то из толпы швырнул гаечным ключом, серебристый металл сверкнул в воздухе над головой Миллера. Он почти успел увернуться, но рукоять зацепила его по уху. В голове зазвонили колокола, струйка крови потекла по шее.

– Не стрелять! – заорал Миллер. – Не стрелять!

Толпа отозвалась хохотом, словно он обращался к ним. Идиоты. Полуголый, приободрившись, шагнул вперед. Его тело раздулось от стероидов. Миллер снова переключил микрофон на своем терминале. Пока толпа наблюдает за их противостоянием, она не взорвется. Мятеж не пойдет дальше. Пока еще нет.

– Ну как, приятель, ты только беззащитных умеешь топтать или попробуешь и с другими? – обратился к полуголому Миллер. Он говорил небрежно, но голос, разносясь из портовых динамиков, звучал гласом божьим.

– Что разгавкался, пес землянский? – огрызнулся полуголый.

– Землянский? – Миллер хмыкнул. – Что, похоже, будто я вырос в гравитационном колодце? Я родился на этом камушке.

– Внутряки тебя запрягли, сучонок, – ответил полуголый. – Ты – их пес.

– Думаешь?

– Зна, ебтя, – сказал полуголый. То есть – «знаю и имел с тобой сексуальные отношения». Он выставил напоказ картинку на плече. Миллер подавил смешок.

– Стало быть, ты прикончил бедолагу ради блага станции? Ради Пояса? Не дай себя обдурить, малыш. Они тобой играют. Они и хотят, чтобы вы разыгрывали оголтелых бунтарей, – тогда появится повод нас прикрыть.

– Шраубен зи, зи вайбхен[15]. – Полуголый, подавшись вперед, перешел на астерский диалект немецкого.

«Ну вот, меня второй раз обозвали сукой», – подумал Миллер.

– Подрубите ему ноги, – сказал он. Из коленей полуголого брызнули две багровые струи, и он с ревом завалился. Миллер перешагнул корчащееся тело, подступил к толпе.

– Вы позволяете этому пендехо[16]вам приказывать? – заговорил он. – Послушайте, все мы знаем, что будет. Знаем, какие пошли пляски, нет? Они раздолбали ту агва[17], а мы знаем, что за это полагается. Вон из шлюза, так?

Он видел на лицах вспышку страха перед снайперами, потом замешательство – и нажимал, не давая им задуматься. Снова перешел на язык нижних уровней, язык образованных и облеченных властью.

– Вы знаете, чего хочет Марс. Там хотят, чтобы вы это сделали. Хотят, чтобы этот засранец добился: пусть каждый, взглянув на астеров, видит психопатов, которые разнесли на куски собственную станцию. Они хотят убедить себя, будто мы такие же, как они.

Но мы не такие. Мы астеры и сумеем о себе позаботиться.

Он выхватил одного из стоящих в первом ряду толпы. Не такого качка, как полуголый, но тоже здоровенного. У него на рукаве был нашит рассеченный круг АВП.

– Ты, – спросил Миллер, – хочешь драться за Пояс?

– Дуй[18], – отозвался здоровяк.

– Еще бы не хотел. Он тоже хотел. – Миллер через плечо ткнул большим пальцем в сторону полуголого. – А теперь он калека и сядет за убийство. Так что одного мы уже потеряли. Видал? Они натравливают нас друг на друга. Нельзя им этого позволить. Каждого, кого мне придется покалечить, арестовать, убить, мы недосчитаемся, когда придет день. А он придет. Но еще не настал. Понял?

Парень из АВП оскалился. Толпа отхлынула от него, освобождая место. Миллер чувствовал ее движения, как течение. Оно изменилось.

– День придет, хомбре[19], – сказал парень. – А ты знаешь, на чьей стороне окажешься?

В его голосе была угроза, но не было власти. Миллер медленно перевел дыхание. Пронесло.

– Всегда на стороне ангелов, – сказал он. – Почему бы вам всем не вернуться к работе? Представление закончилось, а дел у нас много.

Волна отхлынула, толпа разбилась на куски. По одному, по двое отщеплялись крайние, потом вдруг рассеялись все разом. Через пять минут после появления Миллера о случившемся напоминали только скулящий в луже собственной крови полуголый, рана на ухе Миллера и труп женщины, забитой на глазах у пятидесяти добрых граждан. Она была низкорослой и носила летную форму марсианской грузовой линии.

«Всего один труп. Удачная ночь», – кисло усмехнулся про себя Миллер.

Он подошел к упавшему. Татуировка АВП окрасилась красным. Миллер встал на колени рядом.

– Приятель, – сказал он, – ты арестован за убийство этой дамы, черт знает, как там ее. Ты не обязан принимать участие в допросе без своего адвоката или представителя союза и, если я замечу хоть один косой взгляд, окажешься в вакууме. Мы друг друга поняли?

Глаза раненого ответили ему: «Да».

Глава 7. Холден

При половине g можно было выпить кофе. По-настоящему посидеть, держа кружку под носом и вдыхая аромат. Прихлебывать маленькими глоточками, не обжигая язык. При микрогравитации кофе доставлял мало радости, но при половинной g он отлично удавался.

Поэтому Холден сидел в тесном камбузе «Рыцаря» и очень старался думать о кофе и гравитации. Даже разговорчивый Алекс молчал. Амос положил перед собой большой пистолет и рассматривал его с пугающей сосредоточенностью. Шед спал. Наоми сидела напротив, пила чай и краем глаза приглядывала за приборной панелью на стене. Она переключила на нее командную рубку. Отвлекаясь на мысли о кофе, Холден мог не думать о том, как Ада последний раз испуганно вздохнула и превратилась в светящийся пар.

Алекс покончил с этим, заговорив:

– Рано или поздно придется решать, куда двигаться.

Холден кивнул, глотнул кофе и закрыл глаза. Мускулы у него вибрировали как натянутые струны, на периферии зрения плясали цветные пятнышки. Начиналась первая стадия отходняка от «сока», и дальше должно было стать хуже. Ему хотелось насладиться последними минутами без боли.

– Он прав, Джим, – сказала Наоми, – нельзя же вечно мотаться по большому кругу на половинном g.

Холден не открыл глаз. Темнота под веками светилась, колебалась и нагоняла легкую тошноту.

– Вечность еще не прошла, – сказал он. – Мы пятьдесят минут ждем, пока отзовется станция Сатурн и скажет, что мне делать с их кораблем. «Рыцарь» все еще принадлежит компании «Чисто-Прозрачно». И мы остаемся их сотрудниками. Вы хотели, чтобы я вызвал помощь, – я вызвал. Теперь подождем, посмотрим, какова она окажется.

– Может, нам тогда начать двигаться к станции Сатурн, босс? – спросил Амос, адресовав вопрос Наоми.

Алекс фыркнул.

– С движком «Рыцаря»? Даже если бы у нас хватило горючего на такой рейс – а его не хватит, – я не желаю сидеть в этой жестянке три месяца кряду. Если куда идти, то либо к Поясу, либо к Юпитеру. Мы как раз на полдороге между ними.

– Я голосую за Цереру, – сказала Наоми. – У ЧП там есть филиал. В комплексе Юпитера мы никого не знаем.

Холден, не поднимая век, покачал головой.

– Нет, подождем, пока они отзовутся.

Наоми укоризненно вздохнула. Забавно, подумал он, как можно различать голоса по самому слабому звуку. По кашлю или дыханию. Или короткому предсмертному вздоху.

Холден сел прямо и открыл глаза. Осторожно поставил кружку на стол непослушными уже руками.

– Я не хочу лететь к Церере, потому что в ту сторону ушел торпедировавший нас корабль, а ты, Наоми, успешно доказала, что гнаться за ним не стоит. Я не хочу лететь к Юпитеру, потом у что горюч его у нас только на один рейс, и, двинувшись в какую-то сторон у, повернуть мы уже не сможем. Мы сидим здесь и пьем кофеек, потому что мне надо принять решение, а компания-наниматель вправе сказать свое слово. Так что дождемся их ответа, а потом я решу.

Холден медленно, осторожно встал и двинулся к трапу.

– Я придавлю подушку минут несколько, пока дрожь немного уляжется. Если вызовет «Чисто-Прозрачно», дайте мне знать.

Он заглотил седативные таблетки – крошечные горькие пилюли, оставившие во рту вкус хлебной плесени, – но не заснул. Снова и снова Макдауэлл клал руку ему на плечо и называл его Джимом. Бекка смеялась и ругалась как матрос. Кэмерон хвастался, как ловко управляется со льдинами.

Вздыхала Ада.

Холден девять раз ходил на «Кентербери» рейсом Церера – Сатурн. Два рейса туда-обратно в год, почти пять лет. И большая часть команды при нем не сменялась. Да, летать на «Кенте» означало опуститься на самое дно, но, следовательно, и податься с него было некуда. Люди оставались, корабль становился их домом. После непрестанных переводов с места на место на флоте Холден ценил постоянство. Он тоже почувствовал себя дома. Что-то неразборчиво проговорил Макдауэлл. «Кент» застонал, словно шел на огромном ускорении.

Ада улыбнулась и подмигнула ему.

Самая жуткая судорога в истории свела сразу все тело. Холден вцепился зубами в резиновую капу, завопил. Боль приносила забвение, была почти облегчением. Мысли отключились, вытесненные страданием тела. К счастью или нет, таблетки начинали действовать. Мышцы расслабились. Нервы примолкли, и сознание вернулось, нехотя, как ленивый школьник. Челюсти ныли – он вытащил капу. На резине остались следы зубов.

В освещенной слабым голубым светом каюте он думал о человеке, который исполнил приказ: уничтожить гражданский корабль.

Если бы ему пришлось сделать такое на флоте, он не спал бы много ночей. Ему случалось исполнять приказы, вызывавшие в нем яростный протест. Но взять на прицел гражданский корабль, пятьдесят человек, и нажать кнопку, выпускающую шесть атомных торпед? Он бы отказался. Если бы его командир настаивал, он объявил бы приказ преступным и потребовал, чтобы старший помощник принял командование и арестовал капитана. И чтобы убрать Холдена с орудийного поста, его пришлось бы пристрелить.

Однако он знавал людей, способных выполнить такой приказ. Он говорил себе, что это социопаты, животные, не лучше пиратов, что берут на абордаж твой корабль, оставляют тебя без двигателя и без воздуха. Что они не люди.

Но даже лелея ненависть, в навеянной лекарствами утешительной дымке полузабытья, он не мог убедить себя, что это было сделано сдуру. В голове бились вопросы: «Зачем? Кому выгодно расстрелять ледовозную баржу? Кто за это заплатит? А платят всегда. Я вас найду. Я вас найду и прикончу. Но прежде я заставлю вас объяснить».

Вторая волна лекарственной химии выплеснулась в вены. Он обмяк, обливаясь жаром, по жилам растекался сироп. Он уже вырубался, когда Ада улыбнулась и подмигнула. И рассыпалась прахом.

Коммутатор бибикнул, и голос Наоми сказал:

– Джим, ЧП наконец ответила. Переслать тебе?

Холден с трудом понял, о чем она говорит. Моргнул. Что-то было не так с койкой. С кораблем. Он медленно вспоминал.

– Джим?

– Нет, – сказал он, – посмотрю с тобой из рубки. Надолго я вырубился?

– На три часа, – сказала она.

– Господи. Не торопились же они с ответом, а?

Холден выкатился из койки и стер слипшуюся корку на ресницах. Он плакал во сне. Он сказал себе, что это отходняк от «сока».

А боль в глубине груди – от перегрузки.

«Чем вы занимались столько времени, прежде чем нам ответить?» – мысленно спросил он.

Наоми ждала его в кабине связи, перед ней на экране застыло на полуслове мужское лицо. Оно показалось знакомым.

– Это не диспетчер.

– Нет. Это юрисконсульт ЧП на станции Сатурн, – напомнила Наоми. – Тот, что выступал с речью, когда вскрылось мошенничество в системе снабжения. Помнишь? «Обворовывая нас, вы крадете у себя».

– Законник, – поморщился Холден. – Значит, жди плохих новостей.

Наоми запустила запись с начала. Лицо адвоката пришло в движение.

«Джеймс Холден, это Уоллес Фитц со станции Сатурн. Мы приняли вашу просьбу о помощи и доклад о происшествии. Приняли и вашу передачу, в которой вы обвинили Марс в гибели „Кентербери“ Это было, мягко говоря, неблагоразумно. Представитель Марса на станции Сатурн о казался в моем офисе через пять минут после вашей передачи. МРК весьма взволнована вашим необоснованным, с их точки зрения, обвинением их правительства в пиратстве.

Для дальнейшего расследования этого дела и помощи в розыске истинных преступников, если такие существуют, Флот МРК посылает за вами от Юпитера один из своих кораблей, „Доннаджер“. ЧП приказывает вам следующее: вы со всей возможной скоростью летите к системе Юпитера. Выполняете все инструкции, полученные от „Доннаджера“ или от любого офицера Флота Марсианской Республики Конгресса. Всемерно содействуете ФМРК в расследовании гибели „Кентербери“. И впредь воздерживаетесь от любых передач, кроме обращенных к нам или к „Доннаджеру“.

Если вы нарушите эти указания компании и распоряжения марсианского правительства, ЧП разорвет контракт с вами и будет считать, что вы незаконно вступили во владение судном, принадлежащим компании. В этом случае мы станем преследовать вас всей мощью закона.

Уоллес Фитц, конец связи».

Холден хмуро посмотрел на экран и покачал головой.

– Я вовсе не говорил, что это сделал Марс.

– В некотором роде сказал, – ответила Наоми.

– Я не сообщил ничего, кроме фактов, подтвержденных представленными мной данными, и не занимался истолкованием этих фактов.

– Так, – сказала Наоми, – что будем делать?

– Ни за что, – сказал Амос. – Ни за что.

Им пятерым было тесно на крошечном камбузе. На серых ламинатных стенах виднелись светлые потертости в местах, где когда-то завелась плесень и ее вычистили микроволнами или отскоблили железными щетками. Шед сидел спиной к стене, Наоми за столом напротив. Алекс стоял в дверях. Амос принялся расхаживать взад-вперед: два коротких шага и поворот, – едва адвокат договорил первую фразу.

– Мне это тоже не нравится. Но это распоряжение нашей компании, – отозвался Холден, указывая на экран на стене кубрика. – Не думал втягивать вас в неприятности, ребята.

– Ничего, Холден. Я и сейчас считаю, что ты правильно поступил, – ответил Шед, расчесывая свои мягкие светлые волосы пятерней. – Так что, по-вашему, марсиане с нами сделают?

– Думаю, будут выламывать нам пальцы, пока Холден снова не выйдет в эфир с заявлением, что это не они, – ответил Амос. – Что за чертова дрянь! Они на нас напали, и мы же должны им содействовать? Они убили капитана!

– Амос, – остановил его Холден.

– Прости, Холден. Капитан, – сказал Амос. – Но, слезы Христовы, мы тут вляпались, и довольно паршиво. Мы же не собираемся исполнять, а?

– Мне не хочется навсегда исчезнуть в каком-нибудь тюремном корабле марсиан, – признал Холден. – Насколько я понимаю, у нас две возможности. Или мы выполняем приказ, а значит, практически сдаемся им на милость. Или бежим, пытаемся добраться до Пояса и спрятаться.

– Я за Пояс, – высказалась Наоми, скрестив руки. Амос тут же повторил ее жест. Шед поднял руку чуть медленнее.

Алекс покачал головой.

– Я знаю «Доннаджер», – сказал он. – Это не какой-нибудь прыгун для полетов между астероидами. Это флагман Марсианского флота на Юпитере. Боевой корабль. Четверть миллиона тонн неприятностей. Не служил на чем-нибудь такого размера?

– Нет. Самое большее – на истребителе, – признался Холден.

– Я служил на «Бэндоне», в малом флоте. От такого корабля нам было нигде не спрятаться. У него четыре главных двигателя, каждый больше, чем весь наш кораблик. Рассчитан на длительные высокие ускорения, всю команду по уши накачивают «соком». Нам не сбежать, сэр, а если мы попытаемся, их сенсорный пакет сумеет высмотреть теннисный мячик за полсистемы и воткнуть в него торпеду.

– Ну и хрен с ними, сэр! – Амос встал. – Этим марсианские чудилы на букву «м» взорвали «Кент». Я говорю – бежим. По крайней мере заставим за собой погоняться.

Наоми положила ладонь ему на локоть, и здоровяк-механик осекся, помотал головой и сел. В камбузе стало тихо. Холден гадал, случалось ли Макдауэллу оказываться перед таким выбором и как поступил бы сейчас старик.