1Q84. Тысяча Невестьсот Восемьдесят Четыре. Книга 3. Октябрь–декабрь Мураками Харуки
— Ты считаешь, что забеременела?
— Я этого не сказала.
Мозг Тамару, похоже, начинает работать с бешеной скоростью. Похоже, если прислушаться, можно услышать, как в голове у него что-то гудит.
— Ты не считаешь, что забеременела, но тест сделать нужно?
— Да.
— Занятная головоломка.
— Извините, но больше пока ничего сообщить не могу. Достаточно простого теста, который продается в любой аптеке. А еще хорошо бы книгу, в которой подробно рассказывают о женской физиологии и менструациях.
Тамару опять умолкает. Очень жестким, спрессованным безмолвием.
— Пожалуй, я лучше перезвоню, — проговорил он наконец. — Не возражаешь?
— Конечно, нет.
Он издал горлом странный звук, и разговор оборвался.
Через пятнадцать минут телефон опять звонит. И впервые за долгое время Аомамэ слышит голос хозяйки «Плакучей виллы». Ей даже чудится, будто они со старушкой снова сидят в оранжерее. В огромном теплом пространстве, где порхают диковинные бабочки, а время течет неспешно.
— Ну, как твои дела?
— Размеренно, — отвечает Аомамэ.
И по просьбе Хозяйки подробно рассказывает о своем распорядке дня, о физических упражнениях и рационе.
— Конечно, так долго сидеть в четырех стенах тяжело, — сетует Хозяйка. — Но у тебя сильная воля, и я за тебя не переживаю. Уверена, ты со всем справишься. Искренне желаю тебе поскорее оттуда выбраться и переехать в безопасное место. Но если по какой-то причине хочешь задержаться — я уважаю твое желание.
— Благодарю вас.
— Нет, это я должна благодарить. Ты ведь так превосходно справилась со своей работой…
Хозяйка молчит.
— Мне сказали, тебе нужен тест на беременность, — неожиданно добавляет она. — Это правда?
— Задержка уже три недели.
— А раньше сбоев не было?
— С десяти лет начинались двадцать девятого числа каждого месяца. Никогда не задерживались даже на сутки. Все было точно, как фазы луны. Ни единого сбоя.
— Сейчас ты в непростом положении. Меняется и душевное равновесие, и биоритмы. Может, просто цикл сместился?
— Вполне вероятно. Хотя ничего подобного не случалось еще ни разу.
— Тамару сказал, ты не знаешь, беременна или нет.
— Последний раз я спала с мужчиной полгода назад. После этого — ни с кем ничего.
— Тем не менее ты не исключаешь, что забеременела. У тебя есть повод так думать? Кроме задержки как таковой…
— Я это просто чувствую.
— Просто чувствуешь?
— Такое ощущение.
— Ощущение, будто у тебя внутри что-то происходит?
— Если помните, как-то у малышки Цубасы вы рассказывали о яйцеклетках, — отвечает Аомамэ. — О том, что их у женщины ограниченное количество.
— Помню. Каждой женщине от природы дается примерно четыреста яйцеклеток, и каждый месяц они по одной выходят наружу… Да, был такой разговор.
— У меня очень четкое ощущение, будто сейчас одна из моих яйцеклеток оплодотворена. Но я не могу это как следует объяснить. И до конца ни в чем не уверена.
Старушка задумывается.
— Я родила двоих детей, — наконец говорит она. — Поэтому, кажется, понимаю, о чем ты. Но ты говоришь, что могла забеременеть без связи с мужчиной. У меня в голове это не укладывается.
— У меня тоже.
— Извини за бестактность, но у тебя не могло случиться контакта, пока ты была без сознания?
— Это исключено. Я всегда себя контролирую.
— Я считала тебя человеком, способным мыслить логично и хладнокровно, — молвит Хозяйка, тщательно подбирая слова.
— Стараюсь, чтобы так оно было и дальше.
— Тем не менее ты думаешь, что могла забеременеть без полового акта.
— Если точнее — не исключаю такой возможности, — отвечает Аомамэ. — Хотя, конечно, допускать это нелогично.
— Я тебя поняла, — отзывается старушка. — Во всяком случае, подождем результатов. Тесты на беременность тебе доставят завтра. Тем же способом и в то же время, что и всегда. Для надежности купят несколько разных.
— Спасибо, — говорит Аомамэ.
— Если предположить, что зачатие все же произошло — когда именно это могло случиться?
— Видимо, тем вечером во время грозы, когда я ходила в гостиницу «Окура».
Старушка еле слышно вздыхает.
— Ты уверена?
— Вполне. Тот вечер как раз приходился на период, когда легко забеременеть.
— Выходит, ты беременна уже два месяца?
— Да, — подтверждает Аомамэ.
— Не тошнит? Обычно это бывает на раннем сроке.
— Вовсе нет. Сама удивляюсь.
— Если результат положительный — что будешь делать?
— Прежде всего, нужно будет понять, кто биологический отец ребенка. Для меня это крайне важно.
— А кто он, ты не догадываешься?
— Пока нет.
— Ясно, — невозмутимо реагирует старушка. — Что бы ни случилось, я всегда на твоей стороне. И сделаю все, что могу, ради твоей защиты. Помни об этом.
— Простите, что отвлекаю такими вопросами в столь нелегкое время, — говорит Аомамэ.
— Ну что ты. Все абсолютно естественно. Для любой нормальной женщины важнее этих вопросов ничего нет. Делай тест, сообщай результат. А там и подумаем вместе, что дальше.
И Хозяйка тихонько кладет трубку.
В дверь стучат. Аомамэ занимается йогой на полу в спальне, но тут же замирает и прислушивается. Стучат громко, настойчиво. И как-то очень знакомо.
Аомамэ открывает ящик шкафа, достает пистолет, снимает с предохранителя. Передергивает затвор, досылает патрон в патронник. Затыкает оружие сзади за пояс трико, прокрадывается на кухню — и, вцепившись в рукоятку софтбольной биты, смотрит на входную дверь.
— Господин Такаи! — кричат за дверью грубо и хрипло. — Господин Такаи, вы дома? Это ваш друг «Эн-эйч-кей»! Пришел собрать взносы за телевидение!
Рукоять биты обмотана шероховатой виниловой лентой. Специально, чтоб не скользила в пальцах.
— Господин Такаи! — надрывается неизвестный. — Я знаю, что вы дома! Перестаньте прятаться. Господин Такаи, вы дома и слышите меня!
Все то же, что и в прошлый раз. Словно прокручивает запись на магнитофоне.
— Или вы решили, что я просто вам угрожал? О нет, я держу слово. И если у вас должок, непременно за ним прихожу! Вот вы сидите там и слушаете. Ладно, думаете, посижу себе тихонько, и этот чертов сборщик взносов уйдет подобру-поздорову…
Он громко барабанит в дверь. Стучит, наверное, раз двадцать пять.
«Ну и ручищи у него, — невольно думает Аомамэ. — И почему не позвонит?»
— А еще вы думаете вот что, — продолжает мужчина, словно прочитав ее мысли. — Конечно, у меня очень сильные руки. Но если я буду долго стучать в дверь, эти руки заболят. И еще вы гадаете, почему я стучу, а не звоню — так ведь удобнее, верно?
Лицо Аомамэ невольно сморщивается.
— Нет! — не унимается тот, кто за дверью. — Звонить я не стану! Когда нажимаешь на кнопку, звучит только «дин-дон!». Кто ни позвонит, звук всегда одинаковый. А вот стук — он индивидуален. Стук передает эмоции, потому что человек стучит рукой! И, конечно, рука потом болит. Все-таки я вам не Железный Человек Двадцать Восемь! [17] Но что поделаешь? Такая у меня работа. А все мы — неважно, богатые или бедные — должны уважать любую работу, не правда ли, господин Такаи?
И он снова барабанит в дверь. Двадцать семь ударов с равными паузами. Ладони Аомамэ вспотели, сжимая биту.
— Господин Такаи! Человек, который пользуется телевизором, должен платить за эту услугу корпорации «Эн-эйч-кей». Так написано у нас в Законе. Ничего не поделаешь! Или вы думаете, мне очень нравится стучать в вашу дверь? Ведь вы и сами не хотите неприятностей, правда? Небось сидите там и думаете: «Господи, за что мне все это?» Так не лучше ли заплатить — и жить себе дальше спокойно и счастливо?
Его крики разносятся по лестнице на весь дом. А ведь этот тип наслаждается своим красноречием, думает Аомамэ. Искренне радуется, дразня, унижая и понося неплательщиков на чем свет стоит, — и получает от этого извращенное удовольствие.
— Господин Такаи, я смотрю, вы действительно упрямый человек. Вы мне даже интересны. Так упорно храните молчание, точно моллюск на дне морском. Вы же следите за мной оттуда, из-за двери! И от волнения у вас потеют подмышки. Разве не так?
Он стучит в дверь еще тринадцать раз. Прекращает. Аомамэ ловит себя на том, что и правда вспотела.
— Ладно! — слышит она. — На сегодня, пожалуй, хватит. Но скоро я опять к вам наведаюсь. Мне все больше нравится ваша дверь. Двери ведь тоже бывают разные. У вас просто замечательная дверь. Стучать по ней — одно удовольствие. А стучать придется, иначе не придет к вам покой! До свидания, господин Такаи! До новых встреч!
Затем все стихло. Казалось, мужчина ушел. Но шагов Аомамэ не услышала. Может, он притворился, будто исчез, а сам стоит за дверью? Аомамэ еще крепче стиснула биту. И прождала так минуты две.
— Я все еще здесь! — раздался вдруг голос за дверью. — Ха-ха-ха! Небось решили, что я ушел? А вот и нет! Обманул, не взыщите. Такой уж я человек…
Он откашлялся — нарочито и неприятно.
— Я ведь на этой работе давно. И с годами научился видеть людей сквозь двери. Я не шучу. Очень многие скрываются за дверью, чтобы не платить «Эн-эйч-кей». За десятки лет я на таких, как вы, насмотрелся. Слышите, господин Такаи?
Он трижды стукнул в дверь — еще сильнее, чем прежде.
— Ловко вы прячетесь, господин Такаи! Прямо камбала в песке на дне моря. Мимикрия! Но долго скрываться у вас не выйдет. Кто-нибудь непременно придет и откроет эту дверь. Помяните мое слово. Это вам гарантирую я, сборщик взносов и ветеран корпорации «Эн-эйч-кей»! Как бы вы ни скрывались, ваша мимикрия — обман, который ни к чему не приведет. Поверьте, господин Такаи. Сейчас я уйду. На этот раз по-настоящему. Но в ближайшее время опять наведаюсь. Как услышите стук, знайте — я пришел. До скорого свидания, господин Такаи!
Шагов не раздалось, и теперь. Аомамэ выждала минут пять. Подошла к двери, прислушалась. Заглянула в глазок. На лестнице никого. Похоже, и правда ушел.
Аомамэ поставила биту рядом с буфетом. Достала пистолет, вернула патрон в магазин, поставила оружие на предохранитель, обмотала толстыми колготками, спрятала в шкаф. А затем легла на диван и закрыла глаза. В ушах все звучал голос незваного визитера.
Долго скрываться у вас не выйдет. Кто-нибудь непременно придет и откроет эту дверь. Помяните мое слово.
По крайней мере, ясно одно: этот тип — не из «Авангарда». Те ребятки привыкли действовать тихо, без лишних телодвижений. И уж точно не стали бы запугивать жертву угрозами с лестницы многоквартирного дома. Они работают иначе. Аомамэ представила фигуры Бонзы и Хвостатого. Эти приблизятся без единого звука. Оглянуться не успеешь, как они уже за твоей спиной. Аомамэ покачала головой. И тихонько вздохнула. Или это и правда сборщик взносов за телевидение? — подумала Аомамэ. — Но тогда почему он не заметил оповещения об автоматической оплате услуг «Эн-эйч-кей»? Я сама видела, что оно наклеено на двери. Может, это просто сумасшедший? Но слова его звучат на удивление логично. И правда кажется, будто он ощущает мое присутствие через дверь. Словно знает мою тайну — или каким-то образом выслеживает меня. Но не мог же он отпереть дверь и зайти внутрь. Дверь открывается изнутри! И открывать я никому не собираюсь.
Впрочем, утверждать не могу. Ведь если Тэнго еще раз появится в детском парке — я открою, не раздумывая, и побегу к нему. Кто бы ни поджидал меня за этой дверью.
Аомамэ садится на балконе в садовое кресло и наблюдает за детской площадкой сквозь прутья решетки. На скамейке под навесом — двое старшеклассников в школьной форме с серьезным видом о чем-то беседуют.
Две молодые мамаши присматривают за детьми в песочнице. Оживленно болтают, не отрывая глаз от детей. Обычная картинка обычного парка после полудня. Аомамэ разглядывает палубу детской горки, на которой нет ни души.
Она прижимает ладонь к животу. Закрывает глаза и прислушивается. Внутри у нее что-то есть. Маленькое и живое. В этом нет никакого сомнения.
— Дота, — тихонько произносит она.
— Маза, — отвечает ей что-то.
Глава 9
Поужинав жареным мясом, все четверо переместились в караоке и повеселились там, опорожнив бутылку виски. Скромная, но веселая вечеринка завершилась часам к десяти. Автобус до вокзала останавливался неподалеку, и Тамура с Оомурой отправились на остановку, а Тэнго пошел провожать молоденькую сестру Адати. До ее дома было минут пятнадцать ходу, и они шагали по безлюдной улице, болтая обо всяких пустяках.
— Тэнго, Тэн-го… Тэн-го! — повторяла Адати нараспев. — Красивое имя. Приятно произносить…
Она была подшофе, хотя по ее вечно румяным щечкам сложно понять, насколько. Язычок не заплетался, шагала уверенно. Даже не скажешь, что выпила. Все-таки каждый из нас пьянеет по-своему.
— А мне всю жизнь казалось, что у меня очень странное имя, — признался Тэнго.
— Вовсе не странное. Тэнго! Легко произносится, сразу запоминается. Отличное имя!
— Кстати, до сих пор не знаю твоего имени. Только слышал, что все зовут тебя Ку.
— Ку — уменьшительное. Полное имя — Куми. Куми Адати. Слишком банально, правда?
— Куми Адати, — повторил вслух Тэнго. — Очень даже неплохо. Компактно и ничего лишнего.
— Спасибо! — сказала Куми Адати. — Когда мне так говорят, я чувствую себя автомобилем «Хонда-Сивик».
— Ну, я просто хотел похвалить…
— Я знаю. Она потребляет очень мало бензина, — сказала медсестра и взяла Тэнго за руку. — Можно взять тебя за руку? Так идти веселей и вообще спокойнее.
— Конечно, — ответил Тэнго.
Куми Адати взяла его за руку, и он тут же вспомнил пустой школьный класс и Аомамэ. Ощущение отличалось. Но в то же время было и что-то общее.
— Кажется, я пьяна, — сказала Куми Адати.
— Серьезно?
— Ага.
Тэнго еще раз посмотрел на ее профиль:
— А по виду и не скажешь.
— Со стороны незаметно. Но я правда сильно напилась.
— Для тебя это много?
— Да уж, хватило. Давненько так не набиралась.
— Иногда такие развлечения как воздух нужны, — повторил Тэнго слова сестры Тамуры.
— Конечно, — согласилась Куми Адати и энергично кивнула. — Иногда это человеку и правда необходимо. Вкусно поесть, выпить как следует, песенки попеть, поболтать обо всем на свете. А разве с тобой, Тэнго, так не бывает? Ты вообще часто развлекаешься? Мне вот кажется, что ты всегда очень сдержанный и рассудительный.
Тэнго задумался. Когда он развлекался в последнее время? Этого он не помнил. А если не помнил — значит, и не развлекался. Может, ему-то это и нужно — больше, чем остальным?
— Если и развлекаюсь, то очень редко, — признал он.
— Видишь как. Все люди разные…
— Это верно. И думают, и чувствуют по-своему.
— И по-своему пьянеют, — сказала Куми Адати. И над чем-то хихикнула. — Но ведь и тебе расслабляться нужно, разве нет?
— Наверное…
Они шагали по ночной улице, взявшись за руки, и какое-то время молчали. Тэнго думал о том, что теперь Куми Адати говорит иначе. В белом халате она говорила вежливо, следила за каждым словом. А в своей одежде — и, очевидно, подшофе — болтала обо всем, что в голову взбредет. Этим Куми Адати кого-то напоминала ему. Кого-то встреченного не так давно.
— Послушай, Тэнго. А ты когда-нибудь пробовал гашиш?
— Гашиш?
— Ну, смолу каннабиса.
Тэнго набрал полную грудь ночного воздуха, с шумом выдохнул.
— Нет, не пробовал.
— Хочешь, покурим? — предложила Куми Адати. — У меня дома есть.
— У тебя есть гашиш?
— Ну да. По мне тоже не скажешь, верно?
— Да уж… — невольно вырвалось у Тэнго. Ну и дела. В приморском городишке молоденькая розовощекая медсестра держит дома гашиш. И приглашает его, Тэнго, покурить с нею.
— И где ж ты его достала? — спросил он.
— Месяц назад бывшая одноклассница подарила на день рождения. Она недавно в Индию ездила, вот и привезла мне в подарок.
Сказав так, Куми Адати стиснула руку Тэнго покрепче и закачала ею в такт шагам.
— Вообще-то за контрабанду наркотиков можно и в тюрьму загреметь, — сказал Тэнго. — Если ты не знаешь, в Японии с этим ужас как строго. В аэропортах специальных собак натаскивают на запах марихуаны.
— Это верно, подруга у меня без башни, — согласилась Куми Адати. — Но на этот раз как-то все обошлось… Ну что, хочешь попробовать? Концентрированная штука — улетаешь будь здоров! Я специально проверяла, с медицинской точки зрения это почти безвредно. По крайней мере, гораздо безопаснее алкоголя и табака. Наш Минздрав, конечно, трубит везде — мол, опасно, потому что вызывает зависимость; но это все ерунда. От тех же патинко [18] зависимость куда страшнее! И наутро никакого похмелья, и вообще — такой умный парень, как ты, улетит куда нужно, гарантирую.
— Значит, ты сама уже… улетала?
— Ну конечно. Чистый кайф!
— Чистый кайф? — повторил Тэнго.
— Попробуй — сам поймешь. — Куми Адати снова хихикнула. — Если хочешь знать, английская королева Виктория, когда ее мучили боли при менструации, принимала марихуану как анальгетик. Ее же личный врач ей прописывал!
— Что, правда?
— А с чего мне врать? Об этом и в книжке написано.
«В какой книжке?» — хотел было уточнить Тэнго, но махнул рукой. Углубляться в подробности о менструациях у королевы Виктории как-то не очень хотелось.
— И сколько тебе исполнилось месяц назад? — сменил он тему.
— Двадцать три. Уже взрослая, если что.
— Да, конечно, — согласился Тэнго. Хотя даже в свои тридцать не смог бы назвать себя взрослым. Просто прожил на этой земле три десятка лет, вот и все.
— Моя сестра сегодня ночует у бойфренда. Так что мы никого не стесним. Ну что, зайдешь? А у меня завтра отгул, могу расслабиться.
Тэнго не знал, что ответить. Да, эта молоденькая медсестра ему симпатична. И, насколько он понимает, вполне взаимно. Но теперь она приглашает его к себе… Тэнго посмотрел на небо, которое застили пепельно-серые тучи — так плотно, что никаких лун не видать.
— Впервые я пробовала гашиш с подругой, — продолжала Куми Адати. — Тогда мне реально почудилось, будто я взлетаю над полом. Не очень высоко — сантиметров на пять или шесть. Но именно на такой высоте казалось приятней всего. Как раз то, что нужно.
— Ну да, и падать не больно.
— Вот-вот! Оттого и получалось расслабиться. Казалось, будто я нахожусь под надежной защитой. Как будто меня окружает Воздушный Кокон. Я — Дота, а где-то рядом, совсем близко, — моя Маза.
— Дота? — тихо, но очень внятно переспросил Тэнго. — Маза?
Молоденькая медсестра шагала по безлюдной улице, держа Тэнго за руку и мурлыча какую-то песенку. И ей было совершенно до лампочки, как комично смотрится ее миниатюрная фигурка рядом с огромным Тэнго. Лишь иногда их обгоняли одинокие ночные автомобили.
— Маза и Дота. Они упоминаются в книжке «Воздушный Кокон». Знаешь такую? — спросила она.
— Знаю.
— А читал?
Тэнго молча кивнул.
— Вот и хорошо. Разговор быстрее пойдет. Мне эта книжка ужасно нравится. Летом купила и прочитала три раза. А я очень редко перечитываю одно и то же. И когда впервые курила гашиш, сразу подумала: я — в Воздушном Коконе. Лежу, свернувшись калачиком, и жду своего появленья на этот свет. А моя Маза меня оберегает.
— И при этом ты видишь Мазу? — уточнил Тэнго.
— Да. Вижу. Из Воздушного Кокона можно увидеть то, что снаружи. А вот снаружи того, что внутри, никому не видно. Похоже, так все устроено. Вот только лица своей Мазы я не запомнила. Различала только смутные очертания. Хотя понимала, что этот человек — моя Маза.
— Ты хочешь сказать, Воздушный Кокон похож на утробу?
— Наверно, можно и так сказать. Правда, я не помню того времени, когда была в утробе. Так что сравнить не могу…
И Куми Адати в очередной раз хихикнула.
Жила она в стандартной двухэтажке на окраине. Дом построен вроде не очень давно, а уже начал понемногу ветшать. Ступени в подъезде скрипели, двери открывались с трудом. Когда мимо проезжал грузовик, дребезжали оконные стекла. Стены такие тонкие, что, если бы кто-нибудь играл на бас-гитаре, все здание превращалось бы в деревянную колонку-резонатор.
К марихуане Тэнго особого интереса не испытывал. Лучше уж оставаться в ясном уме даже в двулунном мире. Зачем еще больше искажать реальность? Опять же, переспать с Куми Адати ему не хотелось. Да, эта двадцатитрехлетняя медсестра была ему симпатична. Но страсть и симпатия — все-таки разные вещи. Во всяком случае, так считал сам Тэнго. И не слети с ее губ ключевые слова — Маза и Дота, — он, скорее всего, нашел бы предлог, чтобы в гости не заходить. Сел бы в автобус возле ее дома или вернулся в гостиницу на такси.
Все-таки он в Кошачьем городе, где ни к чему опасному лучше не приближаться. Но когда она произнесла это — Маза и Дота, — отказаться от приглашения Тэнго уже не мог. А вдруг Куми Адати подскажет ему, откуда в палате отца появился Воздушный Кокон с маленькой Аомамэ?
Квартирка ее была в самый раз для пары молодых сестер — две небольшие спальни, крохотная кухня, гостиная. Мебель собрана откуда ни попадя, без какой-либо заботы о стиле. На обеденном столе — аляповатая лампа с цветастым абажуром. В окне за цветастыми занавесками — какие-то огороды, за ними темнеет смешанный лес. Просторный пейзаж, который почему-то совершенно не радует глаз.
Они прошли в гостиную, и Куми Адати усадила Тэнго в двухместное кресло — огромное красное «гнездышко для влюбленных», нацеленное в телевизор напротив. Достала из холодильника банку пива «Саппоро» и вместе с парой стаканов поставила на столик.
— Переоденусь во что-нибудь посвободнее, — сказала она. — Я скоро.
Не возвращалась она довольно долго. Из спальни то и дело доносился какой-то шум. Судя по скрипу и грохоту, ящик комода выдвигался с большим трудом. Что-то с глухим стуком падало на пол, и Тэнго невольно оборачивался к закрытой двери. Похоже, кое-кто и правда захмелел сильнее, чем казалось со стороны. Через тонкую стену из соседней квартиры пробивались звуки телевизионного шоу. Какие-то юмористы без умолку что-то бубнили, и через каждые десять-пятнадцать секунд невидимый зал разражался хохотом и аплодисментами. Тэнго уже откровенно жалел, что согласился на приглашение. Хотя в глубине души понимал, что находится здесь не случайно — и попал бы сюда все равно.
Дешевое кресло, в котором он сидел, раздражало шершавой обивкой. Сколько в таком ни ерзай, удобной позы не примешь, только разозлишься сильнее. Тэнго отхлебнул пива и взял со столика пульт телевизора. Повертел в руках, изучая кнопки, затем включил телевизор. Перебрав с десяток каналов, остановился на выпуске «Путешествуем с Эн-эйч-кей», посвященном железным дорогам Австралии. Просто потому, что в этой программе хотя бы никто не кричал. Под плавные рулады гобоя дикторша спокойным голосом расписывала преимущества элитных спальных вагонов Трансконтинентальной железной дороги.
Ворочаясь в неудобном кресле и равнодушно следя за картинками на экране, Тэнго думал о «Воздушном Коконе». Куми Адати не знает, что текст написал он. Но дело не в этом. Главная загадка — в том, что, описывая Воздушный Кокон до мельчайших деталей, Тэнго ничего не знал о нем. Ни что такое сам Кокон, ни что означают Маза и Дота — обо всем этом он не имел ни малейшего представления. Да, в общем, не представляет и теперь. И тем не менее молоденькой медсестре книга понравилась настолько, что она прочла ее трижды. В чем же секрет?
Куми Адати вернулась, когда по ящику расхваливали утреннее меню вагона-ресторана, и пристроилась рядом с Тэнго в «кресле для влюбленных» — таком тесном, что их плечи невольно соприкасались. Переоделась она в безразмерную футболку и светлые спортивные штаны. На футболке красовалась эмблема — желтый смайлик. Последний раз Тэнго встречал такой в начале 70-х, когда музыкальные автоматы в кафе с ненормальной громкостью выдавали хиты «Грэнд Фанк Рейлроуд». Но футболка вовсе не выглядела старой. Неужели где-то и сейчас еще выпускают одежду с такой эмблемой?
Куми Адати принесла из холодильника еще пива, с шумом открыла банку, налила в стакан и залпом выпила целую треть. Затем сощурилась, точно довольная кошка, ткнула пальцем в экран, на котором поезд мчался между скалистых гор, и спросила:
— Где это?
— Австралия, — ответил Тэнго.
— Австралия, — будто копаясь в памяти, повторила она. — Австралия… Это которая в Южном полушарии?
— Ну да. Австралия, родина кенгуру.
— Одна моя подруга была в Австралии, — потирая веки, вспомнила Куми Адати. — Как раз в сезон, когда спариваются кенгуру. Говорит, они занимаются этим где попало — в парках, на улицах, у всех на виду…
Тэнго подумал, что бы сказать по этому поводу, но ничего подходящего в голову не приходило. А потому он просто взял пульт и выключил телевизор. В комнате сразу стихло. Неожиданно прекратился и шум из соседней квартиры. Только рев проезжавших за окном автомобилей изредка нарушал полуночную тишь. И все же, прислушавшись, Тэнго различил вдалеке незнакомый звук. Раздавался он непонятно откуда, но с определенной периодичностью. Стихал, а после короткой паузы повторялся.
— Это филин, — пояснила медсестра. — Живет в лесу и гугукает по ночам.
— Филин? — машинально повторил Тэнго.
Куми Адати положила голову ему на плечо и, ни слова не говоря, стиснула его руку. Ее волосы щекотали ему шею. «Кресло для влюбленных» становилось все неудобнее. Филин и дальше многозначительно гугукал в своем лесу. Призывно, хотя и предостерегающе.
— Я не слишком навязчива? — спросила Куми Адати.
Тэнго промолчал. А потом спросил:
— У тебя нет парня?
— С этим все сложно, — абсолютно серьезно ответила она. — Большинство нормальных парней после школы уезжают отсюда в Токио. Потому что здесь и учиться толком негде, и приличной работы не найти. Ничего не поделаешь.
— Но ты же осталась.
— Ну да… Конечно, зарплата небольшая и работа нелегкая, но жить мне здесь нравится. Вот только бой-френда непросто найти. Если кто и находится — вечно не тот, кого хотелось бы видеть рядом.
Стрелки настенных часов подползали к одиннадцати. После одиннадцати гостиница запирается на ночь, вспомнил Тэнго. А он все никак не встанет с этого чертова кресла. Словно сил не хватает. Может, дурацкая форма кресла тому виной? Или он просто пьянее, чем думает? Рассеянно слушая крики филина и поеживаясь от прикосновенья чужих волос к своей шее, Тэнго разглядывал нелепую лампу под вычурным абажуром.
А Куми Адати тем временем готовила все для раскурки, мурлыча какой-то веселый мотивчик. Взяла кусочек черной смолы, мелко-мелко, точно сушеного тунца, настрогала его безопасной бритвой, затолкала в плоскую трубочку и крайне сосредоточенно чиркнула спичкой. По комнате расплылся характерный сладковатый аромат. Первой затянулась сама. Вобрала в себя дыма побольше, задержала в легких подольше, медленно выдохнула. И жестом пригласила Тэнго следовать за собой. Он сделал то же самое: затянулся, задержал в себе дым, медленно выдохнул.
Несколько раз трубка переходила из рук в руки. Все это время оба молчали. Соседи опять врубили телевизор — из-за стенки вновь доносились взрывы хохота невидимой аудитории, причем даже громче прежнего. Безудержный смех лишь изредка прерывала реклама.
Совместная раскурка продолжалась минут пять, но ничего не происходило. Окружающий мир не менялся. Цвета, запахи, формы предметов оставались теми же. Филин и дальше гугукал в лесу, а волосы Куми Адати все так же покалывали шею Тэнго. Двухместное кресло было по-прежнему неудобным. Стрелки настенных часов не меняли своих скоростей, а люди из телевизора все так же заливались смехом. Особым смехом, который не станет счастливым, сколько его из себя ни выдавливай.
— Ничего не происходит, — сказал наконец Тэнго. — Видно, на меня эта штука не действует.
