Невероятное. История преступления, в которое никто не поверил Миллер Т. Кристиан

11

Правонарушение с отягчающими обстоятельствами

Последняя неделя августа 2008 года

Линвуд, штат Вашингтон

Письмо походило на уведомление о штрафе за нарушение правил дорожного движения. Оно даже было напечатано на таком же бланке в одну страницу с полями для заполнения. Сверху две надписи с местами для галочек: «Транспортное происшествие» и «Другое правонарушение». На том листе, что держала в руках Мари, галочкой был отмечен второй пункт.

Конверт прибыл в конце августа, менее чем через три недели после того, как она сообщила об изнасиловании. Открыв его, она узнала, что ее обвиняют в правонарушении. «Ложное заявление» – два слова, написанные от руки печатными буквами. В письме не говорилось, какого рода это правонарушение и что за него может грозить. Но было процитировано нарушенное ею законодательное постановление RCW 9A.84.040. С помощью Google удалось кое-что выяснить. «Ложное заявление» считалось правонарушением с отягчающими обстоятельствами, наиболее серьезным после «преступления». Наказанием за него могло быть тюремное заключение сроком до года.

Законодательное постановление было следующим:

Лицо считается виновным в предоставлении ложной информации, если оно знало, что сведения, которые оно сообщило, передало или распространило, являются неверными, либо если оно необоснованно предоставляло или распространяло сведения о предполагаемом пожаре, взрыве, преступлении, катастрофе или чрезвычайном положении, зная, что это может привести к эвакуации из зданий, с места проведения собраний или транспортировке средств передвижения либо причинить неудобства или послужить поводом для объявления тревоги.

В душе Мари все закипело. Ее обвиняли в ложном сообщении об изнасиловании, хотя она прекрасно знала, что это не так.

Извещение ее сильно расстроило. Она дала полицейским то, что они хотели – письменное заявление, а также отказалась от проверки на полиграфе. А теперь еще и это. Крах всех надежд на то, что происшедшее останется в прошлом, а сама она уверенно будет двигаться дальше. Мари не знала, как устроена судебная система, сколько будет длиться разбирательство и чем оно закончится. Но ей придется это выяснить. Одной. У нее осталось мало друзей. Вряд ли они станут поддерживать ее и выстраиваться в очередь у здания суда.

Мари нужно было явиться в муниципальный суд Линвуда, чтобы ответить на предъявленное обвинение. Если она этого не сделает, ее могут арестовать.

Опущенный в почтовый ящик бланк казался слишком несерьезным способом предупредить человека о грозящем ему тюремном заключении сроком до года. Но он соответствовал судебным процедурам. Предъявить обвинение было несложно – никаких обязательных встреч с полицейскими, никаких подписей прокурора. Сержант Мэйсон просто заполнил нужный бланк и расписался внизу. Он принял это решение самостоятельно, и ему оно казалось вполне естественным.

Мэйсон не сомневался в том, что Мари солгала. Согласно закону ложь считалась преступлением. А если есть преступление и виновный, следует предъявить обвинение.

– Все было просто, – говорит Мэйсон.

Наказание за ложное заявление бывает суровым. Исследование, предпринятое Лизой Авалос, профессором права Арканзасского университета, говорит о том, что если в сорока двух штатах, включая Вашингтон, оно считается правонарушением, то в восьми штатах – преступлением. В Иллинойсе и Вайоминге за него грозит тюремное заключение сроком до пяти лет. В Арканзасе – до шести лет. Ложное заявление также является преступлением и на федеральном уровне, где за него грозит тюремное заключение до пяти лет и максимальный штраф в 250 000 долларов. И, похоже, законодательство США еще не такое суровое, как в Великобритании. Там за преступление под названием «воспрепятствование осуществлению правосудия» грозит пожизненное заключение.

С точки зрения полиции, это совершенно оправданно. Ложные заявления отвлекают ресурсы. В случае Мари на место предполагаемого преступления отправились патрульные, криминалисты, детективы, коммандер полиции и бригада скорой помощи, отвлекаясь от других обязанностей или вызовов. Позже в больнице врач и прошедшая специальную подготовку медсестра провели обследование Мари, отвлекающее их от других пациентов. Мэйсон с коллегами потратили много дней на расследование предполагаемого преступления. Кроме того, за сообщением об изнасиловании последовала реакция публики. Случившееся с Мари широко освещали в средствах массовой информации по всей агломерации Сиэтла с пригородами. В новостях зрителей предупреждали о том, что некий мужчина может вторгаться в дома и насиловать женщин, угрожая им ножом. Такие сообщения, несомненно, породили беспокойство, особенно среди тех, кто проживал в соседних жилых комплексах и принимал участие в программе по предоставлению жилья.

В случае с Мари полиция не задержала подозреваемого. Но если бы задержала, невиновному человеку пришлось бы пройти через полицейские допросы и расследование. Возможно, допросам подверглись бы и родственники подозреваемого. И даже коллеги с соседями. Что хуже, невиновному человеку могли предъявить обвинение и даже осудить его. Ложное обвинение произвело бы общественный резонанс, испортило бы репутацию. Так, например, в 2006 году трех игроков в лакросс обвинили в изнасиловании стриптизерши и оправдали только через год. Прокурора, который, как выяснилось, отказался от рассмотрения анализа ДНК, свидетельствующего о невиновности подозреваемых, лишили лицензии и подвергли аресту на сутки. В 2014 году журнал Rolling Stones опубликовал скандальную статью, в которой описывалось, как члены студенческого братства Университета Вирджинии изнасиловали студентку. Вскоре эту историю опровергли другие средства массовой информации и полиция, а на следующий год журнал и сам напечатал полное опровержение. Одна журналистская организация назвала эту историю «Ошибкой года». Rolling Stones были предъявлены обвинения в клевете и распространении порочащих сведений как со стороны студенческого братства, так и со стороны администратора университета, которая утверждала, что эта история заставила ее прийти к ошибочному мнению о «царящей в учебном заведении атмосфере безразличия».

Случай Мари имел параллели со случаем, произошедшим незадолго до этого в нескольких километрах к югу. В марте 2008 года – за пять месяцев до сообщения Мари об изнасиловании – одну женщину из округа Кинг в штате Вашингтон признали виновной в подаче ложного заявления и приговорили к восьми суткам тюремного заключения. Но ее история наделала больше вреда, чем история Мари. Студентка обвинила в изнасиловании конкретного человека, профессора колледжа, и даже подделала электронные письма, намекавшие на романтический интерес к ней и содержавшие обещание поставить более высокую оценку, если она выполнит «некоторые условия». Профессора арестовали, и он провел за решеткой девять суток, прежде чем его оправдали.

Для полиции Линвуда официальное подтверждение того, что заявление Мари было ложным, означало прекращение расследования об изнасиловании: расследовать было нечего. Не предполагалось никакого сбора улик. Остались незавершенными опросы соседей. Никто из полицейских не посетил повторно квартиры, хозяева которых не ответили – шесть квартир в здании Мари и семь в соседнем здании. Уже собранные улики предстояло утилизировать согласно протоколу департамента. По прошествии определенного времени постельное белье Мари предполагалось уничтожить. Как и волосы с волокнами из ее спальни и образцы ДНК со стеклянной раздвижной двери. Как и набор для сбора улик.

Из официальных записей предполагалось удалить даже само сообщение Мари. Каждый год в ФБР поступают данные о преступлениях со всей страны. Правоохранительные органы используют эти данные для планирования бюджета, исследователи – для изучения тенденций, законодатели – для разработки постановлений в сфере уголовного права. В направляемом в ФБР ежегодном отчете полицейский департамент Линвуда классифицировал заявление Мари об изнасиловании как необоснованное – ярлык, который навешивают на любое сообщение о преступлении, оказавшееся недостоверным или ложным. Всего в 2008 году полиция Линвуда получила десять сообщений об изнасиловании. Четыре были признаны необоснованными.

Всего в 2008 году полиция Линвуда получила десять сообщений об изнасиловании. Четыре были признаны необоснованными.

В назначенный день, 11 сентября, Мари не явилась в суд. Неявка по повестке является правонарушением, поэтому прокурор попросил судью выписать ордер на арест Мари. Судья согласился. Теперь Мари грозили два потенциальных обвинения – как и арест, наручники и содержание под стражей в любой момент, как только она встретится с каким-либо полицейским.

Муниципальный суд Линвуда легко может сбить с толку любого посетителя. Прежде всего в нем царит постоянная суматоха. В 2008 году случай Мари был одним из 4859 случаев правонарушений. Кроме того, суд рассматривал 13 450 административных нарушений, в основном связанных с несоблюдением правил дорожного движения. Приходящим сюда суд может показаться гудящим ульем, беспрерывно выносящим приговоры по разным делам. Ключевые функции в нем отданы на откуп. Дела разбирает частное адвокатское бюро Zachor & Thomas. Другой подрядчик, nCourt, обрабатывает платежи, осуществляемые онлайн или по телефону, взимая комиссию. По мере продвижения дела могут добавляться штрафы, расходы и другие правовые обязательства. Обвиняемые, вроде Мари, обычно должны присутствовать на каждом слушании, даже если речь идет исключительно о переносе на другую дату. Обвиняемый приходит в суд, только чтобы узнать, что ему придется еще раз прийти в другой день.

В опубликованном онлайн сообщении судья Стивен И. Мур утверждает, что цель суда – «исправить поведение, сделать Линвуд лучшим, более безопасным и здоровым местом для жизни, работы, торговли и посещения». «Главная ценность» суда – «обслуживание клиентов. Тем, кто получил уведомление о штрафе или был обвинен в правонарушении, бывает трудно воспринимать себя в роли “клиента”, но они и есть клиенты». Все – жертвы, свидетели, члены жюри или обвиняемые – «могут ожидать, что к ним отнесутся с профессионализмом и уважением», – пишет судья.

12 сентября Мари подошла к стойке регистрации муниципального суда Линвуда, чтобы узнать, как продвигается ее дело. Она ничего не знала о назначенном днем ранее слушании и не имела ни малейшего представления о том, что ей грозит арест. Служащий просмотрел документы и выяснил, что по какой-то причине уведомление о слушании было отправлено по адресу в Сиэтле, а не по адресу проживания Мари в Линвуде. Поэтому суд назначил повторное слушание и отменил ордер на арест. Но если бы не бдительность Мари, решившей проверить, как идет дело, ее вполне могли бы задержать, и она провела бы ночь за решеткой.

На состоявшемся 25 сентября слушании сторону Мари представлял общественный защитник Джеймс Фельдман. Как и прокурор, Фельдман был нанят по контракту на неполный рабочий день. Он руководил маленькой частной фирмой, разбиравшей уголовные и гражданские дела, от домашнего насилия и вождения в нетрезвом виде до укусов собак и получения травм в результате халатности.

Просматривая дело Мари, Фельдман, за плечами которого были тридцать пять лет практики, удивился тому, что ее вообще обвинили. Ее история никому не причинила ущерба – никакой обвиняемый не был арестован и даже подвергнут допросу. Он подозревал, что полицейские просто затаили обиду. Им не нравилось, что их время потратили зря.

На слушании Мари заявила о своей невиновности. Следующее слушание было назначено на 10 ноября, через шесть недель.

6 октября 2008 года шестидесятитрехлетняя женщина из Киркленда, штат Вашингтон, заявила о нападении с целью изнасилования.

Киркленд находится к востоку от Сиэтла и примыкает к озеру Вашингтон. Это тихий пригородный городок с художественными галереями, бронзовыми статуями и яхтенными причалами. Женщина, имевшая внуков, проживала одна в кондоминиуме на первом этаже двухэтажного здания. Комплекс располагался уединенно – спокойное местечко в тени высоких деревьев, в окружении розовых и фиолетовых рододендронов, с дорожками, покрытыми листвой, корой и сосновыми шишками. Женщина рассказала полиции, что проснулась часа в четыре утра и увидела перед собой мужчину, лицо которого было покрыто черной сеткой. Одной рукой в перчатке он сжал ей рот, а другой поднес нож к горлу, приказав молчать. Шнурком от одного из ее кроссовок он связал ей руки. Трогая ее по всему телу, он делал фотографии. Потом приставил нож к глазу и сказал, что может вырезать его. Когда она попыталась освободиться, лезвие ножа поцарапало кожу между ее большим и указательным пальцами. В ответ на ее вопрос, почему он так поступает, мужчина рассмеялся. Он не советовал ей вызывать полицейских. Он узнает, если она вызовет.

По словам женщины, у мужчины была «белая, белая кожа», покатые плечи, гладкие руки и неприятный запах изо рта. Возраст она указать не могла. «Может, сорок, а может, и пятнадцать, не знаю». Не могла она оценить и его размеры. «Телосложения он среднего. Не крупный. Не мускулистый. Но и не худой. Не тощий».

Полицейский департамент Киркленда поручил расследовать дело двум детективам, капралу Джеку Киси и Одре Уэбер. Преступление всех поразило как своей необычностью, так и уровнем жестокости и расчета.

– Знаете, это же Киркленд. Тут ничего такого не ожидают, – говорит Киси. – Мы часто между собой называем его Северным Беверли-Хиллз.

На взгляд Уэбер, происшествие было в духе детективных историй Эдгара Аллана По или Эллери Куина. Пожилая женщина заботилась о безопасности дома. Передняя дверь запиралась на металлический засов. На задней раздвижной стеклянной двери и окнах спальни имелись металлические решетки. Как же незнакомец проник внутрь? Один из вариантов ответа предложила сама потерпевшая. Вечером накануне она сильно устала и заснула с включенным телевизором. Может, проснувшись и выключив телевизор, она отправилась в спальню, забыв запереть раздвижную дверь?

Женщина также сообщила полицейским, что на протяжении двух-трех месяцев у нее было такое чувство, будто за ней кто-то следит. После происшествия она позвонила по номеру 911 и удивилась, услышав голос диспетчера. Он был похож на голос преступника. Должно быть, нападавший перехватил звонок. Наверное, он не врал, когда говорил, что узнает, если она позвонит в полицию. Женщина была настолько уверена в этом, что не стала отвечать ни на один из вопросов диспетчера.

Киси долго опрашивал потерпевшую. Порой беседа принимала неожиданный поворот.

– Вы когда-нибудь испытывали странное чувство в отношении какого-нибудь человека? – спрашивал Киси.

– Ага.

– Не могли бы поделиться со мной?

– Э-мм, там встречаются еноты.

– Э… да-да.

– И люди, которые выпускают своих собак из дома. Они бегают туда-сюда.

– Да-да.

– Знаете, бывают такие маленькие зверьки и бурундуки. Пару раз мне становилось не по себе.

Кое-кто из коллег Киси был настроен скептически. В участке не могли поверить в то, что в их тихом и безмятежном районе произошло такое странное, извращенное нападение на женщину в годах. «Некоторые подходили к моему рабочему столу и говорили: “Да ладно, ничего такого не было”. А я отвечал: “Я не знаю, было или нет…” Таков человеческий фактор, наверное. Или то, что происходит в мире полицейских. Все вокруг лгут. Все лгут полицейским». Но прекращать расследование ему никто не советовал. «Это просто была обычная офисная болтовня».

У работавших над делом детективов были свои сомнения. Но странности в поведении потерпевшей не слишком обескураживали Киси, имевшего достаточный опыт в общении с людьми, пережившими психическую травму, жертвами домашнего насилия и заложниками.

– Никто не ведет себя по какому-то определенному образцу, – говорит он. – Я много раз сообщал людям о смерти близких и видел самые разнообразные реакции. То же можно сказать и о тех, кто пережил изнасилование или нападение с угрозой изнасилования. – Не сбивала его с толку и непоследовательность в описании случившегося. – Большинство жертв… в описании придерживаются главного. Отклоняются они только во второстепенных деталях. Это довольно обычно.

– Пока у меня не появится причин не доверять ей, я буду верить, – говорил Киси.

Шэннон узнала о нападении на женщину в Киркленде из новостей по телевизору.

«О боже, – подумала она. – Я ошибалась. Полиция ошибалась. Мари, должно быть, и вправду изнасиловали».

Нападение в Киркленде, находившемся в двадцати километрах от Линвуда, произошло через два месяца после нападения на Мари. Шэннон обратила внимание на параллели – преступник проник в дом, связал руки жертве, делал снимки. Она не стала терять время зря. Отец Шэннон был начальником в полиции в Кенте к югу от Сиэтла. В детстве ее окружали полицейские, и она привыкла им доверять, знала, как работает полиция. Она нашла в Интернете телефонный номер и тут же позвонила в полицию Киркленда, чтобы сообщить об истории Мари и о сходствах с этим нападением. Детектив, с которым она связалась, сказал, что проверит информацию.

После этого Шэннон позвонила Мари. Она рассказала ей о случившемся и посоветовала позвонить в полицию Киркленда самой, чтобы изложить те же подробности, что и полиции Линвуда, и чтобы полицейские из другого отделения расследовали возможные связи.

Мари отказалась. Она и так многое пережила, а сейчас ей грозили новые испытания в связи с обвинением в правонарушении. Она не могла заставить себя обратиться к полицейским – любым полицейским – и не хотела больше ничего им сообщать. Но она посмотрела в Интернете, что случилось с пожилой женщиной из Киркленда. Прочитав описание, она расплакалась.

Любая связь между преступлениями открывает детективу дополнительные возможности для расследования. Улики множатся, проясняются образцы поведения. Детектив Уэбер позвонила в полицию Линвуда не один раз, а дважды, поинтересовавшись возможными связями. Но оба раза ей ответили: у нас нет никакого преступления, имевшего отношение к вашему. Наша жертва не была жертвой. Она призналась, что все выдумала. Поэтому Уэбер не стала настаивать:

– Я доверилась их суждению. Решила, что, раз это их дело, они должны лучше знать.

И все же ее немного поразило то, что они предъявили Мари обвинение. Повесив трубку, она подумала: «Ну ладно, надеюсь, вы сами там разберетесь».

– Ну да, это как-то чересчур, – говорит Уэбер.

Возможно, у того дела имелась какая-то предыстория. Например, женщина из Линвуда неоднократно лгала и тратила время полицейских. Киси, расследующий происшествие в Киркленде вместе с Уэбер, тоже позвонил в полицию Линвуда и получил тот же ответ. «Что-то здесь не так, – подумал он, услышав об обвинении в ложном заявлении. – Если дело отложено на полку, это не значит, что нужно кого-то обвинять в этом».

Я много раз сообщал людям о смерти близких и видел самые разнообразные реакции. То же можно сказать и о тех, кто пережил изнасилование.

Один из детективов в Киркленде перезвонил Шэннон, чтобы поделиться сведениями, которые удалось получить их департаменту. Дело в Линвуде закрыто, поэтому Киркленд не станет разрабатывать версию Шэннон. Шэннон предложила им самим посетить Мари и опросить ее. Но детективы этого так и не сделали.

– На этом все закончилось, – говорит Шэннон.

Теперь она чувствовала, что еще больше сбита с толку. Неожиданно для себя самой восприняв происшествие в Киркленде слишком близко к сердцу, она поняла, что, возможно, не так уж и верила в то, что Мари лгала. «Мне хотелось верить ей. Я ее любила».

Но нежелание Мари доказывать свою невиновность вновь пробудило в ней былые подозрения. Дело в Киркленде предоставило Мари второй шанс поговорить с полицейскими – другими полицейскими, а не детективами из Линвуда – и настоять на том, что ее действительно изнасиловали, настоять на повторном рассмотрении дела и установлении его связи с Кирклендом. Но Мари этого не пожелала. Вдруг она и вправду солгала? Шэннон вновь погрузилась в сомнения и гадала, что же на самом деле произошло в квартире Мари в то злополучное утро.

В ноябре Мари снова отправилась в суд. Сидя в ожидании своей очереди, она не имела ни малейшего представления о том, в чем обвиняются окружающие ее люди. Может, в домашнем насилии или в том, что они покинули место дорожно-транспортного происшествия. Когда Мари наконец-то вызвали, ее общественный защитник Фельдман сообщил судье, что сторона защиты не собирается подавать прошение о предварительном рассмотрении дела. И на этом разбирательство пока что закончилось. Мари сказали приходить в следующем месяце.

В декабре рассмотрение ее дела перенесли на январь. Мари вернулась в январе, только чтобы узнать, что рассмотрение откладывается до февраля. В феврале его перенесли на март.

Наконец в марте сторона обвинения сделала Мари предложение. Это было так называемое «предварительное соглашение о переквалификации»: если Мари будет выполнять некоторые условия на протяжении следующего года, то обвинение о ложном заявлении снимут. Для этого ей придется посещать психиатра. И она будет находиться на испытательном сроке. И ей придется оплатить судебные расходы в размере 500 долларов.

На взгляд Фельдмана, это была неплохая сделка. Выполнив ее условия, Мари останется чиста перед законом.

Мари хотела, чтобы все это побыстрее закончилось.

Поэтому в марте она в шестой раз отправилась в суд в сопровождении одного лишь адвоката и согласилась на сделку.

В Киркленде капрал Киси продолжал работать над делом. Он переходил от одного кондоминиума в жилом комплексе потерпевшей к другому, спрашивая, не видел или не слышал ли кто-то чего-нибудь подозрительного. Опрашивал технических работников. Поговорил с соседом, приходившим к женщине настраивать телевизор за два-три месяца до нападения. Расспросил соседку, которая сообщила, что кто-то пытался проникнуть в ее дом. Посетил местные заведения – продуктовый магазин, автозаправку, аптеку, – чтобы попросить их предоставить записи видеонаблюдения, сделанные утром в день нападения. В поисках совпадений собрал сведения о других нападениях – в Сиэтле, в ближайших городках Шорлайн, Кенмор и Ситак.

Но через два месяца, когда его усилия ничего не принесли, Киси пришлось оставить это расследование. По ротации он вернулся к патрульной деятельности. С любой дополнительной информацией отныне придется разбираться Уэбер. В период с Рождества до Нового года детективы в процессе передачи дела еще раз просмотрели все относящееся к нему и решили, что последней надеждой остается анализ ДНК.

В процессе расследования был установлен более или менее подходящий подозреваемый. Тем утром, когда пожилая женщина позвонила в полицию, один из ответивших на вызов полицейских Киркленда подъехал к комплексу примерно в пять тридцать. На парковке он увидел «тойоту» с заведенным двигателем, на пассажирском сиденье которой находился мужчина. Когда полицейский подошел к автомобилю и постучал по стеклу, мужчина сообщил ему свое имя и дату рождения. Полицейский проверил информацию, позвонив диспетчеру.

Мужчина сказал, что живет в одном из этих зданий. Он машинист и сейчас поджидает приятеля, проживающего в этом же комплексе и работающего на том же предприятии, чтобы вместе поехать на работу. Полицейский поблагодарил машиниста за сотрудничество и начал отходить от автомобиля. В этот момент ему перезвонил диспетчер и сообщил, что на имя мужчины в июне выписан ордер на арест за непристойное поведение.

Получалось, что в районе предполагаемого преступления находился человек, обвиненный в преступлении на сексуальной почве. У него даже была подходящая под описание толстовка.

Но машинист отрицал свою причастность. По его словам, он находился у себя в кондоминиуме с двух часов предыдущего дня. А когда полицейские провели опознание, жертва сказала, что он ей не кажется похожим на преступника, хотя она не уверена. К тому же он весил 109 кг, что вряд ли можно отнести к среднему телосложению. Тем не менее он оставался подозреваемым до выяснения подробностей.

В патрульной криминалистической лаборатории штата Вашингтон аналитик снял пробу со шнурка, которым связывали руки женщины, и обнаружил мужскую ДНК. Образца было недостаточно, чтобы составить полный генетический профиль. Но он позволял провести Y-STR-анализ, сужающий число подозреваемых до родственников-мужчин. В государственных лабораториях такой анализ не делали, но делали в некоторых частных.

Уэбер попросила машиниста предоставить образец ДНК для сравнения. Он согласился, позволив детективу взять мазок ватной палочкой с внутренней стороны щеки.

В июле 2009 года Уэбер отправила палочку и шнурок в частную лабораторию и стала ждать ответа.

Конечно, этот анализ с его ограничениями не мог точно установить, был ли машинист преступником. Но он мог точно установить, что он им не был.

Полтора месяца спустя, в последний день августа Уэбер получила ответ. Машинист исключался. ДНК принадлежала кому-то еще.

На этом возможности Уэбер заканчивались. Больше она не могла ничего поделать. 2 сентября она перевела дело в разряд неактивных и перешла к другим.

Благодаря сделке Мари теперь не грозило тюремное заключение. Но она испытывала огромное чувство потери. Долгие месяцы ожидания собственной участи и последующие тоскливые годы опустошали ее изнутри.

Мари перестала посещать церковь.

– Я злилась на Бога, – говорит она. Как следствие, они постепенно отдалились друг от друга с Джорданом. – Мы оставались друзьями, но не разговаривали так часто, как раньше.

Мари потеряла интерес к фотографии. Круглые сутки напролет сидела дома и смотрела телевизор.

Она оставила мысли о колледже. Устраивалась на работу, не требующую особого усердия.

– Мне было так плохо. Казалось, я нахожусь в глубокой темной яме. Мне было трудно чем-то заниматься.

В магазине одежды она стояла за кассой, навешивала ярлычки, пересчитывала запасы. В коллекторском агентстве разносила уведомления и вносила информацию в базу данных. Работала на складе, поставляющем по скидкам товары для вечеринок.

Предполагалось, что ученическое удостоверение, обнаруженное полицией в ее квартире, – это лишь временный шаг на пути к независимости. Но она так и не сделала следующий шаг, не получила водительские права. На работу ездила на автобусе.

Самоуважение сменилось презрением к себе. Мари начала курить, выпивать, набрала вес. Принимала необдуманные решения, связывалась с нечистыми на руку людьми, кравшими у нее деньги.

Мари казалось, что все от нее отвернулись – и не ей одной. Шэннон это тоже замечала.

– Все в ее бывшем окружении просто не хотели иметь дела с ней, – говорит Шэннон.

Мари страдала от депрессии и посттравматического синдрома. Такой диагноз поставил специалист, которого она посещала по условиям сделки. Иногда она заставляла себя радоваться. В другие дни смертельно уставала на работе и не могла избавиться от мысли, что все потеряла, что теперь ей никогда не стать нормальной, о чем она когда-то так мечтала.

Согласно постановлению суда Мари на протяжении года регулярно посещала психиатра. Поначалу ей было неудобно, но потом она привыкла. «Там тебя не осуждают. Я не испытываю неудобств, рассказывая свою историю, если меня не затыкают». Предполагалось, что на этих сеансах Мари должна анализировать свою жизнь и то, что склонило ее ко лжи. Но «года оказалось недостаточно», как говорит она. Рассказав все, что происходило в ее жизни до этого, Мари приступила к тому, что произошло тем летним утром в Линвуде.

– Я рассказала все, от начала до конца, – говорит Мари.

Она не знала, поверила ли ей психиатр или нет.

12

Следы

11 февраля 2011 года

Лейквуд, штат Колорадо

Марк Патрик О’Лири.

Такое имя было указано на снимке водительского удостоверения, открытом на экране ноутбука Галбрейт. О’Лири, ростом 1,87, весом 100 кг. Волосы светлые и короткие. Глаза карие. Полные губы, выступающий подбородок. Место проживания: Харлан-стрит, 65, Лейквуд. Дата рождения: 22 июня 1978 года. Галбрейт быстро подсчитала в уме – сейчас ему тридцать два.

– Это он, – подумала она с некоторым раскаянием.

Галбрейт не рассказывала своим коллегам-следователям о белом пикапе, потому что не сочла эти сведения важными. То, что Диджиосио обнаружила его, было чистым везением. Но иногда бывает так, что везение – это единственное, что может помочь. Галбрейт быстро объяснила связь подозреваемого с пикапом полицейским, сидевшим за столом в конференц-зале полиции Уэстминстера.

Белая «мазда» по соседству с двумя пострадавшими.

Пострадавшие описывали мужчину, похожего на владельца прав.

Собравшиеся в зале полицейские – Хендершот, Галбрейт, Берджесс и Хасселл – с момента изнасилования Эмбер выкладывались по полной. Рылись в мусорных баках и канавах, расспрашивали учеников колледжа и техников по установке кабельного телевидения, создавали оперативные группы и сотрудничали с другими полицейскими и криминалистами. Они работали не покладая рук, уверенные в том, что на свободе разгуливает насильник. А теперь, наконец-то установив его личность, должны были работать еще усерднее. Конференц-зал в департаменте полиции Уэстминстера быстро опустел. Полицейские устремились в свои рабочие кабинеты, чтобы найти ответ на главный вопрос.

Что это за мужчина?

Галбрейт проверила Национальный центр информации о преступлениях, но не нашла никаких совпадений – даже штрафа за нарушение правил дорожного движения. Она поручила своему мужу Дэвиду поискать в Интернете. Опять они уселись напротив друг друга на кушетках в своей гостиной, каждый вооружившись ноутбуком. Дэвид нашел первым. На имя Марк П. О’Лири был зарегистрирован порносайт teensexhub.com. Они помнили, что насильник угрожал опубликовать фото жертв в Интернете. Как только Дэвид заметил ссылку, он сразу же понял, что в ближайшее время нечасто будет видеть свою жену.

– Стейси очень увлекающийся человек, когда речь идет о крупном деле. Она может работать сутками напролет, лишь бы добиться результата.

Грузинг связался со своими коллегами из отдела расследований Министерства обороны, чтобы выяснить, служил ли О’Лири в армии, как предположили Эмбер и Лилли. Он быстро получил ответ, но без особых подробностей. О’Лири поступил на военную службу и дослужился до звания сержанта. Уволился с положительной характеристикой.

Диджиосио продолжила свое расследование. Полицейский департамент Лейквуда, как и более 70 процентов правоохранительных органов в США, инвестировал в средства борьбы с преступностью – закупил считыватели номерных знаков, или систему LPR. При этом к патрульным автомобилям крепились небольшие высокоскоростные камеры наблюдения, способные делать до 1800 снимков в минуту. Когда полицейские ехали по дороге, считыватели фиксировали номерные знаки каждого проезжавшего мимо автомобиля. Номера, а также информация о дате, времени и месте съемки автоматически добавлялись в базу данных. Со временем эта база данных оказалась гораздо более полезной, чем любой список похищенного белья.

Выяснилось, что один из считывателей был установлен на автомобиле полицейского, проезжавшего по пути на работу мимо дома 65 по Харлан-стрит. Так что вбив номер автомобиля, Диджиосио получила три совпадения. На одном О’Лири стоял рядом с белой «маздой» у подъезда к дому. На другом снимке было видно погнутое стекло со стороны пассажира – такое же, как и на белом пикапе «мазда» на записи видеонаблюдения из Голдена.

Позже Хендершот внимательно всматривалась в обнаруженные Диджиосио снимки на мониторе своего рабочего компьютера в Уэстминстере. На одном из них была запечатлена «мазда», проезжавшая по Лейквуду 10 августа 2010 года. В тот же день изнасиловали Сару. Хендершот посмотрела на время: 8:49:05. Всего лишь через два часа после того, как насильник покинул квартиру. Затем Хендершот заметила нечто еще более поразительное. Записи Департамента автотранспорта штата Колорадо говорили о том, что О’Лири снялся на новые права в 11:13 того же дня. На этой фотографии он был одет в белую футболку. Поразительная цепь событий. Но все же Хендершот не торопилась делать выводы.

– Я хочу отправить за решетку именно того, кто это заслужил, понимаете? Нельзя сужать фокус. Да, можно испытывать восторг по поводу того, что удалось обнаружить, но ведь еще столько всего предстоит сделать. Это ужасно – поторопиться с выводами и осудить невиновного, правда? Да, я обрадовалась… но впереди еще много работы, – сказала Хендершот.

Одним холодным утром два агента ФБР сидели в припаркованном у дороги автомобиле и следили за домом О’Лири по адресу Харлан-стрит, 65. Мимо с шумом проносились машины. Температура едва ли поднималась выше нуля. Небо было ясным. Была пятница, 11 февраля 2011 года.

В 12:13 из дома вышли мужчина и женщина. Мужчина был около метра восьмидесяти трех ростом, со светлыми волосами и весом предположительно девяносто килограммов. О’Лири с кем-то еще? С подружкой? Парочка села в «тойоту-королла» и уехала. Агенты последовали за ними. Они надеялись, что О’Лири хочет посетить спортзал, где изрядно попотеет. Или сплюнет где-нибудь на землю. Или еще каким-нибудь образом оставит образец своей биологической жидкости в общественно доступном месте. Такой генетический материал, буквально находящийся без присмотра, неофициально называется «оставленной ДНК». Хотя Четвертая поправка к Конституции США требует ордера для сбора генетического материала подозреваемого на территории его дома или с его тела, суды постановили, что полицейские вправе собирать «оставленную ДНК» без уведомления и ордера. Агенты могли получать такие образцы, а криминалистические лаборатории анализировать их. Если ДНК О’Лири совпадет с частичным профилем насильника, детективы узнают, что эти два человека по меньшей мере связаны родственными узами.

О’Лири с женщиной проехали с километр и остановились у ресторана «Lookin’ Good», где подавали греческие, американские и мексиканские блюда. Примерно полтора часа агенты ждали, пока эти двое пообедают. Потом парочка вышла, один из агентов тут же устремился в ресторан. Он остановил помощника официанта, убиравшего стол, и после краткой беседы с менеджером вышел с чашкой из-под кофе, из которой пил О’Лири. На ее кромке должно было находиться много «оставленной ДНК».

Пока агенты наблюдали за О’Лири, Грузинг с местными полицейскими подошли к переднему входу дома 65 по Харлан-стрит. Полицейские были одеты в гражданское, в широкие брюки с рубашками. Они собирались установить скрытые камеры, чтобы наблюдать за домом, и хотели убедиться, что внутри никого нет. Но на стук дверь открыл мужчина, которого Грузинг тут же узнал.

Это был Марк О’Лири.

Вот это поворот! Грузинг был готов к тому, что кто-то окажется внутри, но не ожидал увидеть подозреваемого, судя по всему, только что покинувшего дом. Ветеран ФБР тут же воспользовался заранее подготовленной уловкой и достал из кармана поддельный портрет разыскиваемого преступника, чтобы показать О’Лири. Его партнер заявил, что они полицейские.

Грузинг сказал, что в этом районе в последнее время произошло много ограблений, и они разыскивают человека, изображенного на этом портрете. На самом деле это был убийца, дело которого некогда расследовало ФБР. Грузинг внимательно изучал лицо О’Лири. Подозревает ли он что-то? О’Лири взял рисунок и рассмотрел его. «Если он и есть тот самый насильник, то ничем себя не выдает», – подумал Грузинг. Во всяком случае по нему не было заметно, что он сколько-нибудь волнуется.

– Нет, я не видел никого похожего на него, – ответил О’Лири Грузингу, протягивая портрет обратно.

– Не могли бы вы сообщить свое имя и дату рождения? – спросил Грузинг.

О’Лири сообщил. По-прежнему никаких признаков паники.

– В этом доме живет кто-то еще?

– Только мой брат Майкл, – ответил О’Лири и пообещал связаться с полицией, если узнает что-то новое об ограблениях.

Отойдя от двери, Грузинг почувствовал, что уловка сработала. Он изучал преступников и знал, как они мыслят. Каждый увиденный ими полицейский, каждая проезжающая мимо патрульная машина могли стать источником паранойи.

– Преступники всегда думают, что за ними охотятся, – говорит он.

Грузинг также знал, как они справляются с такими мыслями. Просто привыкают к ним. О’Лири будет его подозревать. Но также он будет подозревать любого «копа», который подойдет к нему достаточно близко. Он подумает, что его снова «пронесло». И не осознает, насколько близко они подобрались к нему на этот раз.

Случившееся выяснили быстро. Агенты наблюдения следовали за Майклом О’Лири и его подружкой. На кружке из-под кофе осталась ДНК Майкла. Можно ли использовать ее для сравнения с образцами ДНК насильника? Грузинг позвонил директору криминалистической лаборатории штата. Да, можно, ведь неважно, какой родственник-мужчина предоставил образец ДНК. Директор сказал, что анализ будет готов на следующий день.

На следующий день, 12 февраля, в 14:15 Галбрейт получила результат. ДНК насильника, выделенная из нескольких клеток, найденных на плюшевом медведе Дорис, на белом таймере Сары и на лице Эмбер, соответствовала ДНК из клеток, обнаруженных на кромке чашки из-под кофе, которой пользовался Майкл О’Лири. Шанс такого совпадения для белых мужчин составлял 1 к 4114. Любой азартный игрок смело поставил бы на то, что насильник принадлежал к роду О’Лири.

Во время расследования Грузинг и Галбрейт регулярно встречались в офисе ФБР, расположенном в здании из красного кирпича, построенном на рубеже XIX и XX веков посреди пыльных складов Денвера. Некогда в нем размещалась компания «Денвер Юнион Стокъярд»; ионические колонны, широкие лестницы и старые деревянные панели делали его похожим на банк. Офис ФБР на верхнем этаже напоминал скорее мужской клуб. Агенты украсили его чучелами незаконно убитых диких животных, конфискованных Федеральной службой рыбы и дичи США. В мужской уборной красовался фарфоровый унитаз размером с небольшой холодильник. Металлические жалюзи позади рабочего стола Грузинга были слегка погнуты – результат импровизированного футбольного матча, проходившего прямо в офисе.

Грузинг и Галбрейт обсудили полученные данные. Еще вчера они и не подозревали о существовании Майкла О’Лири. Теперь же знали, что он практически близнец Марка. Оба мужчины выглядели похоже – одного роста и веса с разницей, пожалуй, в пару килограммов. Поскольку насильник был в маске, потерпевшие вряд ли различат их при личном освидетельствовании. И Майкл тоже служил в армии. Что, если за рулем пикапа сидел Майкл и отвозил брата на место преступления? Или же они «работали» по очереди?

Детективы по-прежнему были убеждены, что насильник – это Марк О’Лири. Но они также прекрасно понимали, что любому хорошему адвокату не составит труда предоставить доводы, разбивающие все их подозрения. «Уважаемые члены жюри, дамы и господа! Ни одна из потерпевших не может с уверенностью сказать, какой именно мужчина нападал на нее. Как и не может этого сделать современная наука. Наша юридическая система придерживается того правила, что лучше оставить на свободе десять виновных, чем осудить невиновного. Вы должны вынести оправдательный приговор».

Нужно было раздобыть больше фактов.

Тем вечером Галбрейт составила письменное заявление на имя судьи с просьбой выписать ордер на обыск дома 65 по Харлан-стрит. В нем она перечислила все факты, свидетельствующие о возможной вине Марка О’Лири: его внешность, службу в армии, совпадения ДНК. Описала нападения и разрушенные жизни пострадавших. Сухим юридическим языком составила список всего того, что надеялась найти в доме в качестве доказательств его вины:

• Вещи, пропавшие из домов жертв: розовый фотоаппарат Sony Cyber-shot, ночная рубашка с рисунком из синих и желтых цветов, женские трусы, зеленые атласные наволочки, зеленые простыни, розовая плотная простыня на резинке и две наволочки из того же набора, пара белых «бабушкиных рейтуз», ярко-розовая простыня, пижама с узором в виде снежинок, черные, похожие на шелковые, шнурки.

• Белая футболка (возможно, с цветным рисунком спереди), серые тренировочные штаны с дырками на коленях, штаны цвета зеленоватого хаки, серая толстовка, черная маска, кепка, перчатки или другие предметы одежды с узором в виде сот, черные кроссовки Adidas с белыми полосками.

• Сумка или рюкзак с молнией, куски веревки, бечевки, шнура или другого материала, который можно использовать для связывания рук; дилдо, смазка для секса, бутылка из-под воды, влажные салфетки, высокие нейлоновые чулки, вибратор, черный фотоаппарат.

Закончила описание Галбрейт поздно вечером. Дежурный судья не согласился прочитать заявление, посланное по электронной почте, и настаивал на факсе. Галбрейт пришлось объехать весь город, прежде чем она нашла работавший магазин Safeway с факсом. Судья выписал ордер на обыск в десять часов вечера в субботу. Обыск запланировали на следующее утро.

Галбрейт знала, что найденные в доме О’Лири улики помогут прокурорам составить обвинение. Но только одна деталь убедит ее в том, что Марк О’Лири действительно тот, за кем они охотятся.

По электронной почте она связалась с криминалистом из другого департамента полиции: «Мне нужно увидеть ногу этого парня! ОЧЕНЬ».

Утром в воскресенье 13 февраля, в 8:15 Галбрейт постучала в боковую дверь дома 65 по Харлан-стрит. Было ясно и прохладно. Двор в окружении голых деревьев покрывал снег.

– Полиция. Ордер на обыск. Откройте дверь! – прокричала она.

Позади нее, прижавшись к выходящей на юг стене дома, стояли Грузинг и шесть полицейских из Голдена и Лейквуда. На них были бронежилеты и камуфляжные штаны. Оружие они держали наготове.

Изнутри донесся шум. Дверь открылась. В проеме стоял Марк О’Лири. Наружу выбежали его пес Ариас и питбультерьер Майкла. Увидев полицейских, Марк стал опускаться на колени.

– Наружу! – приказала Галбрейт.

Он вышел под косые лучи зимнего солнца со слегка растерянным выражением лица. На нем была серая толстовка, мешковатые серые тренировочные штаны и домашние шлепанцы. В ответ на вопрос Галбрейт он сказал, что его брат Майкл уехал прошлым вечером и еще не вернулся. Он дома один.

Галбрейт приставила его к стене и обыскала. Привстав на колено, она подтянула вверх его штаны.

На левой икре О’Лири обнаружилось родимое пятно размером с крупное яйцо.

Это был он. Насильник.

Повернувшись к Грузингу, Галбрейт подняла большой палец вверх.

Потом сообщила О’Лири, что у них ордер на обыск. О’Лири сказал, что хочет вызывать адвоката.

Галбрейт зашла ему за спину и объявила: «Вы арестованы по обвинению в грабеже и сексуальном насилии, совершенных в городе Голден 5 января 2011 года». В 8:35 она надела на О’Лири наручники. Один из полицейских повез его в тюрьму округа Джефферсон. Там у него взяли отпечатки пальцев и образцы ДНК с внутренней стороны щеки для составления полного генетического профиля. В помещении для фотосъемки его полностью раздели, чтобы полицейский фотограф мог снять каждую часть тела. Во время первого слушания в суде ему было предъявлено обвинение в сексуальном насилии, похищении, ограблении и угрозе. Залог был определен в размере 5 миллионов долларов. По мнению судьи, О’Лири представлял «чрезвычайную опасность».

В день ареста Галбрейт надела новые ботинки. Впоследствии, глядя на них, она всякий раз вспоминала, как задерживала О’Лири. Ей хотелось арестовать его лично. «Мне хотелось посмотреть ему в лицо… чтобы он знал, что мы его вычислили».

Отряд из одиннадцати полицейских, агентов ФБР и криминалистов возглавляла эксперт по анализу места преступления Аманда Монтано. Ей вызвалась помочь Кэтрин Эллис из Уэстминстера. Как и детектив Аарон Хасселл из Лейквуда, а также детектив Маркус Уильямс и криминалист Кали Джипсон из Голдена. Все они были облачены в белые комбинезоны с капюшоном, белые хирургические перчатки и белые ботинки. Они походили на отряд спасателей, отправляющийся в очаг биологического поражения – к озеру токсических отходов.

Комнату за комнатой команда прочесывала весь дом. Спальня Марка О’Лири располагалась в северо-восточном крыле. Окна закрывали черные занавески. Кровать была приставлена к стене, бежевые простыни сложены посередине. Пол был чистым. На комоде стоял телевизор. В ящиках вещи были разложены аккуратно, все на своем месте. В каждом ящике по три стопки рубашек и брюк. На полу шкафа в ряд стояли несколько пар обуви. Монтано сразу же обратила внимание на черные кроссовки с четкими белыми полосками. Adidas ZX 700. «В точности, как на сайте», – подумала она.

Потом Монтано перешла в компьютерную комнату в дальней части дома. Каштановые занавески закрывали окно с видом на Скалистые горы. В углу находился рабочий стол Г-образной формы. На нем стоял компьютер и лежали тетради на пружинах и iPhone. На стене над компьютером висели часы в раме с военным гербом. Под часами красовалась табличка с благодарностью рядовому первого класса Марку Патрику О’Лири за самоотверженную службу в 3-м взводе роты А 503-го парашютно-десантного полка – в одном из подразделений, в которых он служил в Корее. «Значит, военный, как и предполагали потерпевшие», – подумала Монтано.