Коробка с секретом Хичкок Флёр

Шалтай-болтай

Увы, к тому времени, когда мы добежали до второго поля, наш прекрасный план бегства дал трещины. Элли ныла, жалуясь на жару, коровьи лепёшки и чертополох. Сидни просто ныл.

В основном он ныл и пел одновременно.

– Салтай-болтай сидел на стене, – но поскольку Сидни знал только одну строчку, Шалтай-Болтай так с неё и не свалился.

Хорошо, что пингвины не умели петь.

– Сделай хоть что-нибудь, чтобы он перестал, – пожаловалась Элли.

Сорвав пригоршню пушистых головок одуванчиков, я дала их Сидни. Тот начал мять их в руках, однако это успокоило его лишь на миллисекунду.

Мы брели дальше.

Элли вручила мне коляску. Я поняла, почему она не хотела её толкать. Земля была сплошь в мусоре, камнях и грязи; крошечные колёса застревали и забивались травой.

Так далеко не убежишь.

Вскоре я махнула рукой и перестала очищать колеса. Тем более что Сид, сидя у меня на руках, крошил головки одуванчика мне за ворот.

Я оглянулась назад. Нет, этой жирной туше ни за что не перелезть через стену, сколько бы мужчин в твидовых пиджаках ей ни помогали. А вот насчёт её дружка-шофёра я бы не стала зарекаться. Кто знает, вдруг он уже сидит где-нибудь за живой изгородью и следит за нами?

– Давай, Элли, остался последний бросок.

– Скарлет, может, сделаем небольшую передышку?

Я отрицательно мотнула головой, и она послушно побежала за мной.

Добравшись до города, мы переулками петляли до самого дома Элли. Он был ближе, чем мой дом.

– Что, если твой отец не вернулся? – крикнула я.

Но он вернулся. И даже открыл нам дверь.

– Я уже начал волноваться, что с вами что-то случилось! И даже собирался отправиться на поиски.

Он пристально посмотрел на нас. Сидни ревел белугой, а его коляска обросла побегами живой изгороди. Элли выглядела не намного лучше. Её ноги были сплошь в красных пятнах и следах от укусов крапивы; в волосах застряли листья.

Её идеальные розовые босоножки были уже не идеальными. И никакие не розовые. Скорее цвета коровьей лепёшки.

– Что стряслось? – спросил дядя Дерек.

– Мы заблудились, – выпалила я.

– Мы хотели срезать путь, – добавила Элли.

– Свалился во сне, – заявил Сид.

Альбом

Сидни был внизу – смотрел с дядей Дереком в гостиной мультики и уплетал за обе щеки булочки с сахарной глазурью и джемом. Дядя Дерек наверняка пожалел об этом, как только Сид вытер руки о диван. О белый диван.

Мы были в спальне Элли, хотя попали туда не сразу. Дядя Дерек замучил нас вопросами, пока стирал грязь с наших туфель, многозначительно на нас глядя. Но Элли сохранила стойкость духа, я тоже ничего не сказала. Сид же просто не понял, что случилось. Поэтому мы без опаски разложили на полу бумаги, которые забрали из шкафчика в Фазекерли-Холле.

Альбом с вырезками, вот что это было. Листы чёрной бумаги с наклеенными на них снимками и газетными вырезками, начиная с 1985 года. Впрочем, были здесь и другие вещицы: красивые этикетки, круглые подставки под пиво, марки, упаковочная бумага из других стран. Я пролистала страницы, не читая, просто рассматривала картинки.

Внезапно моё внимание привлёк счёт из ресторана. Пицца «Маргарита» с оливками, грибами и каперсами. Я всегда заказываю себе такую.

Вот это совпадение!

А вот квитанция за двенадцать пар чёрных носков. Я прищурилась и, хотя была в спальне Элли, почти увидела папу. Он всегда носил чёрные носки.

Чёрные носки с коричневыми туфлями.

Чтобы не чувствовать запах стирального порошка, я затаила дыхание и сосредоточилась.

И увидела, как он входит в нашу парадную дверь. В руках у него букет цветов, жёлтых, в красивом белом кружевном целлофане. Я почти почувствовала их запах. Папа в коричневых туфлях, куртке, джинсах. Он улыбается. Или даже смеётся. Подсвеченные солнцем, его курчавые волосы образуют вокруг его головы ореол, но я вижу его глаза, яркие и пронзительные на его тёмном лице.

Он что-то говорит, но я, охваченная собственным волнением, ничего не слышу. Я так давно ждала этого момента; должно быть, это мой день рождения. Затем в кадре возникает мама. Она бросается к папе, и они обнимаются, и эту картинку заливает ослепительный солнечный свет.

А затем картинка исчезла.

Мне было одновременно и радостно и грустно. Как будто папа побывал здесь. Я попыталась вернуть воспоминание, вернуть папу в комнату, но – увы! – он больше не появился, и я вернулась к альбому.

К другой странице была приклеена обёртка от пирожка с джемом – из коричневой бумаги, слегка жирной на ощупь. Рядом – три билета, три маленьких зелёных отрывных билета на паром в Корнуолле. Двое взрослых и ребёнок.

Я потерла их указательным пальцем. Сейчас они были плоскими, но когда-то слегка волнистыми, потому что вылезли из допотопного билетного автомата, который тренькает, как велосипедный звонок. Я закрыла глаза и прислушалась.

Чтобы получить билет, нужно повернуть ручку автомата дважды. Я вновь перенеслась к треугольнику воды, между чёрными нависающими ветвями. Я смотрю вверх, как будто я сижу в коляске. Я вижу мамино спортивное пальто и папины ноги, мне холодно, и у меня под ногами урчит и подрагивает мотор. Пахнет машинным маслом, морем и пирожками…

– Эй, ты только взгляни! – воскликнула Элли.

Я вздрогнула. И вернулась в провонявшую стиральным порошком спальню Элли с кучей мягких игрушек и розовыми подушками.

Она тыкала в альбом, указывая на большую газетную вырезку.

– Скарлет, посмотри на это!

Я пробежала глазами по словам, но ничего не поняла.

Нет, конечно, такие слова, как «изумруд» и «гангстеры», невозможно не заметить, но мне они были просто не интересны. Куда интереснее всё то, что касалось папы, то, что он оставил на память о себе в этом альбоме. То, что тотчас пробуждало воспоминания о нём и что могло больше поведать мне о нём самом.

В эти мгновения мне очень не хотелось, чтобы он был шпионом.

В отличие от Элли.

– Послушай, если не хочешь читать сама, давай я прочту: «Изумруд «Федора», пятый по величине из когда-либо найденных и безупречный во всех отношениях, сегодня вечером вновь вернулся на хранение в Королевское казначейство её величества. Считается, что он был украден во время Второй мировой войны, когда был взят на очистку. Согласно слухам, изумруд перевозили в Берлин, Париж, Рим и Москву, пока в 1980 году его след полностью не затерялся. Считалось, что, в конце концов, изумруд попал к узбекским гангстерам в качестве платы за оружие. Однако близкие к казначейству источники утверждают, что благодаря тайной операции драгоценный камень удалось вернуть, и отныне он хранится в Лондоне под вооруженной охраной». Это твой отец!

– Откуда ты знаешь? Вдруг он не имел к этому никакого отношения? – огрызнулась я, разрушая пирамиду из плюшевых мишек.

– Тогда зачем ему было хранить эту вырезку? – парировала Элли. – Зачем хранить вырезки об успехах других людей? Например, мой папа вырезает из газет только те заметки, которые касаются нас.

Я пожала плечами. Всё это, скорее, похоже на сказку, чем на реальную жизнь. Я провела пальцами по билетикам на паром. Вот они из реальной жизни.

– И ещё, – добавила Элли. – «Документы, похищенные в прошлом месяце из портфеля министра внутренних дел, были обнаружены в одном из офисов Уайтхолла. Хотя правительственные источники пытаются преуменьшить значимость документов, считается, что они крайне важны для национальной безопасности. Представитель правительства отказался от комментариев, когда его спросили о том, каким образом они были найдены в офисе Уайтхолла».

– Ну, хорошо, мой папа украл их обратно, – сказала я. – Нам это уже хорошо известно от твоего папы.

– Да, но это доказательство. Доказательство того, что он поступал хорошо; что он делал это ради страны и не ради личной выгоды.

– И что дальше?

Когда вы лжете, куда смотрят ваши глаза?

Я не могла избавиться от какого-то гнетущего чувства. Я продолжала листать альбом, выискивая новые факты о папе. Мне хотелось, чтобы он написал что-нибудь личное, что-нибудь для меня. Но этот альбом был исключительно о нём самом.

Насколько я могла судить, в альбоме не было ничего такого, что нужно было бы хранить в тайне, поэтому когда мама вернулась, я отнесла его вниз и положила на безупречно-чистый стол дяди Дерека.

– Ой, Скарлет, я никогда не видела его раньше! Как здорово. Откуда он у тебя? – удивилась мама, листая страницы. Она посмеялась над счётом из ресторана, потёрла пальцами чек за носки, как будто это могло приблизить её к папе. Когда она подняла глаза, в них застыли слёзы. – Где ты это взяла, Скарлет?

Я как-то не подумала о том, что мне могут задать такой вопрос.

Я повернулась к Элли. Увы, та ничем не смогла мне помочь. Лишь посмотрела на меня и молча пожала плечами.

И тут на меня снизошло вдохновение:

– Он был с отцовскими инструментами, его принёс тот адвокат.

Я затаила дыхание. Что ещё она спросит?

– Тогда почему ты не показала его мне? Почему ничего не сказала?

Элли толкнула меня локтем в бок.

– Я… наверно… Я забыла.

Мама и дядя Дерек оторвали глаза от альбома и уставились на меня. Когда лжёшь, глаза обычно смотрят влево – поэтому я заставила себя смотреть вправо. Мне очень хотелось надеяться, что это было не слишком заметно.

В гостиной воцарилось эпическое молчание. Даже муха на окне перестала жужжать, чтобы послушать.

– Не поверю, что ты могла забыть нечто подобное, – сказала мама. – Здесь собрана память о твоём отце.

Не зная, что ей на это ответить, я пролепетала:

– Наверно, на меня что-то нашло.

– Ой, ты только взгляни, – сказала мама. – Одна из тюремных открыток. – Она посмотрела на фото спасательной шлюпки в Демпмуте. Открытка была адресована в тюрьму «Уормвуд Скрабс». – Раньше я представляла, как какой-нибудь чиновник забирает их из тюрьмы, засовывает в авиаконверт и отправляет твоему отцу.

– Почему? – спросила я.

– Потому что таким образом мы поддерживали связь, обменивались письмами. За неимением лучшего. Без этих открыток я вообще не могла с ним связаться.

– Понятно… – пробормотала я, чувствуя, как глаза дяди Дерека как будто прожигают мне макушку.

Не иначе как он вспомнил тот разговор, когда он сказал нам, что мой папа шпион, и теперь пытается понять, что именно я тогда знала, а что – нет. Предполагаю, что в эти мгновения он выглядел как полицейский в штатском, занятый раскрытием преступления, но я не осмелилась поднять глаза.

Элли кашлянула и принялась старательно гладить Гудини, как будто от этого зависела её жизнь.

– Хм, – сказала мама, переворачивая страницу. – Ой, я помню это, – добавила она, указывая на статью об изумруде «Федора». И документы. Они оказались аж в Берлине, насколько я помню.

– Посмотри вон там, – сказал дядя Дерек, указывая на страницу ближе к концу альбома.

У него сделалось странное выражение лица. Возможно, потому, что он думает, что я лгу, а возможно, потому, что папа впервые действительно рядом с нами, а дяде Дереку это, конечно, не нравится.

– На что мне смотреть? – спросила мама.

– «Клуб детских праздников «Лунный свет» получил анонимный подарок в пятьсот тысяч фунтов… бла-бла… представитель… бла-бла… нам неизвестно. Откуда они поступили… кто-то оставил деньги на пороге».

Мама нахмурила брови и подняла глаза на дядю Дерека, но тот продолжал перелистывать альбом.

– И вот эта маленькая заметка «…мистер Юстас Голден, герой войны, восьмидесяти девяти лет, теперь может и дальше спокойно жить в своём доме. Анонимный спонсор обеспечил финансовое будущее улицы, выделив средства на необходимые ремонтные работы для всех домов… бла-бла… на пороге наличными».

– Что? – разинула рот Элли.

– А вот здесь… – начал дядя Дерек.

Но мама перебила его.

– «…Счастливые ёжики», заповедник диких животных в Эксмуре, которому грозит закрытие, получил в дар двести пятьдесят тысяч фунтов, что позволило провести реконструкцию и расширить существующие помещения… бла-бла… чемодан на пороге».

– Провалиться мне на этом месте! – воскликнул дядя Дерек, протягивая руку в холодильник за миской нарезанной моркови. – Чемодан! Это же надо!

– Ты хочешь сказать, что отец Скарлет раздавал деньги? – спросила Элли.

Мама кивнула. Сомневаюсь, что она могла открыть рот и не расплакаться, но у дяди Дерека таких проблем не было.

– Именно так оно и было, – ответил он. – Все эти бриллианты, вся эта секретность! Он просто продавал бриллианты и раздавал деньги. Неудивительно, что их никогда не нашли – их просто не было, после того как он… он… – Было видно, что дядя Дерек никак не может заставить себя произнести слово «умер».

– Он не просто раздавал деньги, он отдавал их на благие дела, – сказала Элли, заглядывая в альбом через мамино плечо.

– Именно. Какое благородство! – дядя Дерек покачал головой и сунул в рот морковку. – Таким человеком можно только восхищаться, учитывая, каким ужасным способом он собирал деньги на благотворительность. Я, например, собрал пятьсот фунтов стерлингов на марафонах. Это тяжёлая работа, но по сравнению с этим – просто любительская лига.

Он принялся энергично грызть морковку, и вскоре на его усах повисли крошечные оранжевые кусочки. Но он этого не замечал, потому что задумался.

Я посмотрела на Элли. Подозреваю, что мы обе подумали о шофёре.

– А кто эти люди, которые преследовали его… Ты что-то говорил про банду Куини? Про лондонских гангстеров. Что они ищут?

– Искали, – поправил дядя Дерек. – Ещё как искали. Но сейчас они почти все за решёткой, за исключением самой Куини и её брата. Этих двоих так и не смогли поймать, но именно они охотились за бриллиантами.

– Но бриллиантов больше не существует, – сказала Элли. – Отец Скарлет их продал.

– Да, он их продал, – ответил дядя Дерек. – Именно поэтому Куини и её братец прекратили охотиться за Скарлет и Кэрол.

– Интересно, – тихо произнесла Элли, обращаясь к Гудини. Кот посмотрел на неё и впился когтями в её розовые тапочки.

– Ой! – взвизгнула Элли.

– Что ж, это всё замечательно, – сказала мама. – Я так рада, Скарлет, что тебе вручили этот подарок. Приятно, что о твоём отце осталась хоть какая-то память.

– Хмм, – промычал дядя Дерек. Я была уверена, что он следил за моими глазами, поэтому я поспешила отвести взгляд и посмотрела на альбом.

Он принялся накладывать идеально круглые шарики розового мороженого в такие же розовые вазочки. Мама по-прежнему листала страницы. Я начала счёт: шесть, семь, восемь случаев неожиданных подарков благотворительным организациям. Девять, десять… целый миллион. Похоже, отец раздал многие тысячи фунтов, но наверняка не всё. Не мог же он взять и всё раздать?

Дядя Дерек прав: это жутко трудный способ собирать деньги на благие дела. Не проще ли подавать чай с пирожными или продавать подержанную одежду, вместо того чтобы, рискуя жизнью, проникать в здания, напичканные сигнализацией и камерами видеонаблюдения и охраняемые людьми с автоматами?

Конечно, проще.

Дядя Дерек протянул мне вазочку с мороженым.

Или папе нравился риск?

Или же он хотел, чтобы я тоже делала добрые дела, и поэтому оставил мне инструменты, коробку и альбом? Не для того, чтобы бегать ночами, спасая пингвинов, а для чего-то ещё.

Но, похоже, он не оставил мне никаких бриллиантов. Это, конечно, глупо, но я была слегка разочарована тем, что он продал их все.

Ведь это было бы так здорово!

Затем я подумала о ключе и подсказках: почему он просто не оставил мне альбом или не передал его маме, чтобы она потом отдала его мне. К чему столько лишних хлопот?

Я положила в рот ложку с розовым мороженым и подождала, когда оно заморозит мне язык.

Зачем оставлять повсюду какие-то сообщения? Почему бы просто не сказать маме, а она бы сказала мне? В конце концов, нам есть чем гордиться. Она бы сказала мне не вешать нос. Ведь заставила же она меня заниматься спортом!

Я положила в рот ещё одну ложку мороженого. Оно такое холодное, что скрипнуло у меня на зубах.

Или же папа меня испытывает? Награду получит лишь достойный, но если награда – это альбом, то зачем столько таинственности?

Я вновь подумала о мэре и её шофёре.

Эти двое явно охотятся за бриллиантами, им больше ничего не нужно. Значит, они считают, что бриллианты всё ещё существуют.

Папа ждал, не отдавал мне коробку, пока мне не исполнится одиннадцать. Похоже, он надеялся, что к тому времени эти двое прекратят поиски. Но если никаких бриллиантов больше нет, то что делает в нашем городе эта парочка?

Нет, так недолго сойти с ума! Может, мне стоит рассказать дяде Дереку про мэра и забыть про подсказки отца? Думаю, с моей стороны это был бы самый благоразумный шаг.

Но мой папа был не любитель благоразумных шагов, как и я.

Я потёрла глаза.

– С тобой всё в порядке, Скарлет? – спросила Элли, вытирая с подбородка мороженое.

Двойное сальто спиной назад с полувинтом

В среду вся школа отправилась плавать. В кои веки школьная администрация не ошиблась с днём, потому что погода обещала быть великолепной.

Хотя наш городок распложен у моря, мы отправились в Демпмутский бассейн под открытым небом, расположенный в пригороде Демпмут-Сэндз.

Бухта Демпмут-Бей – место малоинтересное. Не считая Демпмут-Сэндз с его открытым бассейном, там есть только надувной замок на набережной, весь в пятнах плесени и провонявший запахами холодильников.

Несмотря ни на что, бассейн под открытым небом мне нравился. Мы с Элли в течение последнего полугодия осваивали там курс спасения на воде. Это была идея дяди Дерека, на случай, если мы упадём в большой резервуар за грядками с кресс-салатом. Надеюсь, это мне никогда не понадобится, хотя мне очень даже понравилось нырять за кирпичом, завёрнутым в пижаму. Это забавно.

Как говорила Элли:

– Кому понадобится спасать посреди ночи кирпич?

Мэр тоже приехала на пляж. Хотя я нигде не замечала её машину, это была определённо она: огромная, с оранжевой кожей в огромном ядовито-зелёном купальнике. Разлеглась в шезлонге рядом со спасателем.

Сначала я не заметила её водителя. Увы, радость моя была недолгой. Случайно посмотрев вверх, я увидела, что он стоит на вышке и наблюдает за нами сверху. Я постаралась сохранять спокойствие. Утешало одно: раз он здесь, значит, они не станут преследовать маму и Сида.

Миссис Гейтон стояла на бортике бассейна и целых сто лет гоняла нас туда-сюда, в то время как миссис Мейсон устроилась в шезлонге и читала журнал «Современная пунктуация».

Сделав свои пятнадцать заплывов брассом, я повисла на бортике бассейна, ожидая всех остальных. Элли пыхтела позади меня. Она хорошая пловчиха, и мы обе бездельничали, наблюдая, как Мелисса, Джессика и Эмбер неумело барахтались.

Признаюсь честно, мне было приятно на это смотреть.

– Сколько дорожек вы, девочки, проплыли? – спросила их миссис Гейтон.

Мелисса и Джессика переглянулись.

– Четырнадцать, мисс, – ответила Джессика.

Эмбер жадно хватала ртом воздух и была не в состоянии говорить.

– Чушь, – шепнула мне Элли. – Не больше трёх.

Миссис Гейтон скривила губы, как будто она им не поверила, однако подождала, пока они преодолеют последнюю, по их словам, дорожку, после чего свистнула в свисток. Она снова была в армейских шортах и больших белых шлёпанцах, выставлявших напоказ её старческие мозоли.

– Хорошо. Всем вылезти из бассейна. Переходим к нырянию.

– Ой! – заныли Мелисса и Джессика. – Это обязательно, мисс?

На миг мне показалось, что миссис Гейтон их пожалеет, но миссис Мейсон оторвала глаза от журнала.

– Вы должны попытаться, девочки. Если вы не попытаетесь сейчас, то никогда не научитесь.

Да!

Я из последних сил старалась не рассмеяться, когда Джессика плашмя плюхнулась с трамплина животом о воду, словно этакая мокрая птица. Мелисса нырнула следом за ней – вернее, просто прыгнула, обхватив руками голову.

Эмбер увильнула от ныряния, заявив, что у неё болит нога. Ну-ну.

– Не переживайте, девочки, – сказала миссис Гейтон. – Технику ныряния бывает трудно освоить с первого раза. Я помню свои самые сложные соревнования по прыжкам в воду: семиметровая вышка, двойное сальто спиной назад с полувинтом, чистый вход в воду. – Миссис Гейтон хлопнула себя рукой по бедру. – Это было нечто. Я затмила всех.

Я попыталась представить миссис Гейтон в купальнике, молодой и гибкой. Но не смогла.

Мелисса и Джессика уселись на краю трамплина. Куда только подевалась их заносчивость! Они с завистью смотрели, как мальчишки один за другим прыгали через край бассейна.

Когда подошла её очередь, Элли совершила аккуратный нырок и вошла в воду почти без брызг. Миссис Гейтон даже не посмотрела в её сторону.

Я застряла в самом конце очереди. Миссис Гейтон постоянно пропускала передо мной других. Даже Сэм Льюис оказался впереди меня. Высоко-высоко подпрыгнув, он сначала взмыл в воздух и словно морская птица устремился на дно бассейна. Миссис Гейтон фыркнула и посмотрела на часы.

Я уже собиралась нырнуть, когда через край бассейна выплеснулась будто тонна воды. Я тотчас застыла, пытаясь понять, что произошло. Все уставились на бассейн, таращась на огромный зелёный цветок, который ни с того ни с сего расцвёл в его середине.

Это мэр. Её юбка притворилась лилией, а тело – зелёной лягушкой.

На несколько мгновений воцарилась неловкая тишина, а затем мальчишки захихикали. Миссис Гейтон усмирила их сердитым взглядом и повернулась ко мне.

– Скарлет? Твоя очередь. Ныряй.

Встав на краю бассейна, я представила себе, что мои ноги склеены в коленях, а пальцы ног должны войти в воду последними. Бултых! Это был почти идеальный прыжок. Чувствуя давление воды, я с закрытыми глазами устремилась вслед за моими руками.

Я наслаждалась глубиной и ощущением того, как вода выталкивает меня словно пробку наверх. Но я не спешила выныривать на поверхность, а когда всё же вынырнула, то увидела, как шлёпанцы миссис Гейтон, всё ещё надетые на ноги миссис Гейтон, исчезают в бассейне.

– Что случилось? – крикнула миссис Мейсон с бортика.

Сэм Льюис юркнул в стайку своих приятелей, которые покатывались со смеху.

– Она упала, – сказал Сэм, указывая на бассейн. – Просто поскользнулась.

Мы все уставились в воду. Увы, я видела лишь миллионы пузырьков и верх от спортивного костюма миссис Гейтон, колыхавшийся в их гуще.

Но миссис Гейтон так и не вынырнула.