Иной вариант: Иной вариант. Главный день Конюшевский Владислав
– Ситоять! Мэлысия! Корнев, ситой!
Щаз! Милиция они, как же! Без формы, с акцентом и все как один – «носороги».
Преследователи, видно, поняли, что эти крики на меня никакого влияния не оказывают, зато могут привлечь ненужное внимание, поэтому заткнулись и наддали. Я тоже прибавил ходу и, нырнув в арку, тут же рванул в сторону гаражей. Благо что район знал хорошо. Просто когда «Роском» проводил очередную «оптимизацию» расходов, нам убрали халявные обеды, и поэтому в поисках недорогой и приличной кафешки мы с ребятами тут всю округу излазили. Нашли. А потом нашли и самую короткую дорогу к ней. Тут, если пройти вдоль гаражей, кажется, что попадаешь в тупик. Но на самом деле это не так. Между домами, стоящими буквой «Г», есть узенький проход, который, пока не подойдешь к нему вплотную и не повернешь направо, не виден вообще. Вот к нему я и стремился. Главное, успеть туда нырнуть до того, как появятся загонщики. Тогда, если они не были в этих местах, вполне могут подумать, что преследуемый, зная код, заскочил в один из трех подъездов дома.
Задумка была очень соблазнительная, только вот абреки появились раньше. Появились и, пользуясь безлюдностью, тут же начали стрелять. Самого звука выстрела я не услышал, зато увидел, как из стены выбило крошку кирпичной пыли.
Ё-мое! Если до этого казалось, что я бежал со всей возможной скоростью, то сейчас предыдущий забег стал просто детским лепетом. И откуда столько прыти взялось? Во мне как будто реактивный двигатель включился, поэтому, пулей промчавшись в проход между домами и перебежав дорогу, я одним махом перелетел высокий забор из металлошифера, отгораживающий замороженную стройку. А дальше попер по буеракам, как судно на воздушной подушке. В смысле – ни разу даже не споткнувшись.
Судя по тому, что следом никто не полез, преследователи меня потеряли. Они отставали метров на тридцать и были еще во дворе, когда я тут акробатическими трюками занимался. Да и вообще, никакому нормальному человеку не придет в голову, что через этот забор вообще можно перелезть. Благо там есть несколько проходов в другие дворы, и теперь кавказцы, наверное, пытаются сообразить, в какой же из них свалил Корнев.
А я, добравшись до противоположной стороны стройки, столкнулся с новой проблемой. Во-первых, обнаружил, что порезал ладонь, а во-вторых, выяснилось, что еще раз повторить подвиг, достойный Бубки[25], не получится. У меня даже до верха допрыгнуть не выходило, не говоря уже о том, чтобы перелезть через трехметровый жестяной лист.
Поэтому, настороженно поглядывая через плечо, я двинул вдоль ограды, рассчитывая найти хоть какую-нибудь дырку. Ну не могут у нас быть заборы без прорех! Ведь бомжи сюда как-то проникают? Да и вездесущие пацаны тоже наверняка лазают.
Мысль оказалась верной, и уже шагов через двадцать обнаружил, что один из листов снизу отогнут. Заглянув в эту щель, увидел довольно оживленную улицу. В то, что «мэлысия», оббегая стройку, успеет сюда добраться, я не верил совершенно. Да и не подумают они здесь меня искать. Во дворах, небось, сейчас шуруют.
Поэтому осторожно, стараясь не измазаться, я принял положение «упор лежа» и по-крабьи выскользнул наружу. Здесь, в отличие от того переулка, где бегал до этого, народу хватало, но никто не обратил никакого внимания на странного мужика, появившегося столь экзотическим образом. Ну а я, недолго думая, поднял руку и, тормознув частника, шмыгнул на заднее сиденье остановившейся машины.
Пока ехал до гостиницы, все пытался привести мысли в порядок. В том, что вчерашняя «бэха» появилась не просто так, теперь уверен совершенно. Тут я молодец, вовремя сообразил исчезнуть. Но вот нужно же быть таким кретином, чтобы не просчитать появление наемников по моему месту работы! Точнее, это появление предполагалось, но я сам себя перехитрил. Думал ведь, как получится – бандиты вполне резонно посчитают, что если я исчез из дома, то значит, что-то почуял и свалил с концами. В этом случае ни один дурак не попрется на работу, чтобы соблюдать какие-то смешные формальности.
Только с чего я взял, будто кавказцы поняли, что я не просто из дому вышел, а сбежать решил? Менты их и так трясут на каждом углу, поэтому очередной шмон они могли со мной не связать. А то, что как раз во время этого шмона я куда-то утопал… Да, может, к бабе человек пошел! У нее и ночевать остался. И, значит, что? Значит, так как следующий день – рабочий, то и надо меня на работе искать. Что они и сделали. Не учли только запредельной прыти объекта поиска.
Да-а… хорошо еще, что меня именно так ловили, а не просто саданули автоматной очередью из окна проезжающего мимо автомобиля. Тогда бы точно – кирдык. Хм, нет, не так. Я ведь разные варианты прикидывал и такой способ ловли отмел. А то, что в переулке из пистолета палили – не считается. Это они от отчаяния стрельбу устроили, увидев, насколько резво от них Корнев улепетывает. Ведь не зря же козлистый Исрани на Коране клялся отомстить. И не обычную мстю устроить, ухлопав обидчика, а обещал мою голову скормить собакам. А в его устах это не просто красивый оборот. Поэтому получается, что бандитам меня надо взять живьем. Чтобы на камеру заснять. Они это очень любят. А потом, поизмывавшись, лишить башки. Как урки ее переправлять заказчику собирались, я не знаю, да и знать не хочу. Но к ситуации надо относиться ОЧЕНЬ серьезно. Только, при всей серьезности, в ФСБ звонить я смысла не видел. Про персональную охрану там мне уже вполне популярно объяснили. А что они еще могут?
Хотя… могут они, конечно, многое, но вспоминая свой последний разговор на Лубянке, я все больше и больше подозревал, что из меня в лучшем случае просто решили сделать живца. А что – такой хороший способ вычислить не только тех бандитов, которые имеют выходы на забугорных террористов, но еще и людей при погонах, которые будут помогать в моих поисках. Кавказцы ведь на меня как-то вышли? Значит, без своего человека в милиции или в паспортном столе точно не обошлось. Безопасники это учитывали и данных коррупционеров наверняка уже взяли в разработку.
Ну а в худшем случае… В худшем – никто ничем не занимается и всем на всё плевать. Ведь если у нас бардак на всех уровнях, то почему я должен предполагать, что в госбезопасности все в порядке и там сидят супермены семи пядей во лбу, горящие на работе?
Но, даже при самом хорошем раскладе, быть живцом я не хочу. Смысла нет. Поймают этих, появятся другие. И так до тех пор, пока начальство арабского террориста будет готово терпеть его нецелевые расходы и осуществлять их финансирование. Так может продолжаться достаточно долго, а голова у меня одна, поэтому надо просто последовать совету эфэсбэшника и валить из Москвы, а не жалобными звонками развлекаться.
О! Кстати, про звонки. Достав телефон, я почистил память, извлек из него сим-карту с аккумулятором и сунул трубку обратно в карман. Вот так вот. Если уж играть по-взрослому, то играть до конца, соблюдая все правила. Ведь фиг его знает, какие теперь резервы задействуются для моей поимки. Но всяко-разно теперь меня через «сотку» не найти.
А после всех этих манипуляций попросил водителя остановиться возле метро. Пожилой армянин, сидящий за рулем, только пожал плечами и выполнил требуемое. Я же, расплатившись, нырнул в подземку и покатил к переходу, что на ВДНХ. Там народ активно крадеными телефонами банковал, так что в моей ситуации воспользоваться их услугами сам бог велел.
Поэтому, минут через сорок, я уже спрашивал у «переходного» «жучка»:
– Нужна труба с незаблокированной «симкой». Сделаешь?
– А модель?
– А какие есть?
Фиксатый продавец хитро прищурился:
– Есть «Нокия 5340». Но с карточкой подороже выйдет.
– Сколько?
«Жучок» на секунду задумался и выпалил:
– Полтинник.
Я удивился:
– Это ты в каких единицах считаешь?
– В евро. Но могу и по курсу – в рублях.
Цыкнув зубом, я наклонился к продавцу и вкрадчивым голосом предложил свой вариант:
– За такие деньги ты можешь эту «паленую» трубу завернуть в бумажку, положить ее в целлофановый пакет и засунуть знаешь куда? Можешь не отвечать – по глазам вижу, что знаешь. Короче – даю двадцатку, и мы радостные разбегаемся. Согласен?
Терзать свою задницу фиксатый не захотел, но и с моей суммой не согласился. В конечном итоге, сойдясь на тридцати пяти евро, я получил телефон, проверил его и, выйдя из перехода, сделал первый звонок.
К тому времени оружейная тема был решена окончательно и бесповоротно. Особенно этому поспособствовала беготня, которая случилась полтора часа назад. Уж очень неуютно моя спина себя чувствовала в ожидании пули. Так что в данном случае вопрос стоял не как «ствол и возможный срок», а как «ствол и жизнь». Если сам себя не защищу, меня никто не защитит. Поэтому, когда абонент на том конце ответил, я сказал:
– Привет, Орех! Узнал? Вот и хорошо. Ты сейчас как – не сильно занят? Да нет, ничего, просто хотел пивка попить и тему одну перетереть. Куда подъехать? Хорошо! Через час буду!
А безопасникам я все-таки позвонил. Через два дня, когда уже выехал из города. Вставил в свой старый телефон старую же карточку и звякнул. Лопахин, ответивший на звонок, был вежлив, нетороплив и вальяжен. То есть по его интонациям я понял, что никакого живца из меня делать не собирались, так как никто всерьез даже не рассматривал саму возможность мести. Зато узнав о случившемся, подполковник, мигом потеряв всю вальяжность, резко перевозбудился и сразу предложил подъехать к нему для выработки контрмер. Но тут уже я уперся и, напомнив ему его же слова об отъезде из города, сказал, чтобы они сами разбирались с оборзевшими бандитами. Пусть хоть двойника в мою квартиру селят и ловят этих сынов гор до победного конца. Только без участия Корнева. А от себя добавил, что звоню исключительно потому, что опасаюсь, как бы абреки не подключили свои связи в ментовских верхах и не объявили меня во всероссийский розыск по какой-нибудь особо пакостной статье.
Лопахин, хмыкнув, успокоил и сказал, что уж этого точно не будет. Потом посетовал на мое нежелание сотрудничать. Но надо сказать, что это сетование было довольно мягким. Подполковник, разумеется, чувствовал некоторое неудобство и поэтому, даже когда я отказался говорить, куда именно уеду, только понимающе угукнул и посоветовал: мол, если опять прижмет, сразу звонить ему и двигать в ближайший отдел ФСБ. А он уж приложит все силы для оказания быстрой помощи. Я пообещал именно так и сделать, после чего мы распрощались.
А потом была дорога. Сначала в Тулу. Там, получив положенную порцию причитаний от мамы и занудных наставлений от отчима, двинул дальше – к тетке. Вообще-то шансов, что вислоносые искатели гяура меня найдут в этом городе, не было практически никаких. Я ведь родился в Томске, а сюда наша семья переехала, когда мне три года было. Так что по месту рождения Корнева не вычислить. При устройстве на работу я, конечно, заполнял короткую анкету, но ни Тула, ни родственники в ней никак не фигурировали. Единственно что – в «Роскоме» осталась копия моего диплома и сведения о последнем месте работы – «Служба в ВС РФ». Про службу я вообще молчу. А даже если бандиты попытаются найти меня через институт, то и там ничего хорошего им не светит. Мало того что ФСБ сейчас будет отслеживать всех, кто так или иначе интересуется личностью бывшего старшего лейтенанта, так тут еще и военная контрразведка подключится. НВИ МО РФ[26] – это ведь вам не гражданская бурса… А если учесть, что ни прописываться, ни регистрироваться здесь я не собираюсь, то искать меня можно до посинения…
Только отчим, всю жизнь проработавший инженером, привык учитывать все варианты, поэтому было решено, что жить я буду у тети Маши. Его аргументы были достаточно вескими:
– Кто его знает, как может сыграть случай? А у нас в городе достаточно крупная кавказская диаспора, и есть шанс просто столкнуться нос к носу с одним из тех, кто тебя ищет.
Я с подобными доводами согласился, хотя причина была несколько в другом. Мы с моим отчимом, конечно, не конфликтовали, да и мужик он был вполне нормальный, только эта нормальность особенно ярко проявлялась на расстоянии. Все это хорошо понимали, поэтому изначально думал пожить у тетки – старшей маминой сестры. Я у нее, пока в школе учился, каждое лето гостевал, да и потом, раз в год-два, обязательно заезжал. Так что, распрощавшись с предками, двинул в Юрьево – маленький городок, расположенный на берегу Азовского моря.
Когда я уже рулил по знакомой с детства улочке, которая упиралась прямо в дом тети Маши, на меня нахлынули воспоминания. Эх, сколько мы с двоюродными братовьями тут куролесили! И сады бомбили, и с военного завода латунные трубки тырили, и даже строили в лиманах подводную лодку. Правда, эта лодка при первом же испытании быстро и как-то совсем не торжественно потонула. Причем вместе с Вовкой – моим старшим братом. Мы с младшим – Сашкой, и еще тремя конструкторами, принимавшими участие в постройке подводного «Титаника», минут сорок пытались провести спасательную операцию своими силами. А когда первый в Юрьево подводник через торчащую из воды трубку объявил, что всё – пипец, вода уже к шее подбирается, запаниковали и рванули за взрослыми. Тогда еще был жив дядя Жора, поэтому он, прихватив своего самого старшего сына – Антона, и еще двух друзей, без лишних проволочек побежали спасать Вована. Да-а… Вовка с тех пор обзавелся яркой кличкой – Капитан Немо или просто Капитан, а я впервые в жизни узнал, каково это – крапивой по голой попе. Тетя Маша различий между нами никогда не делала, поэтому мне досталось наравне со всеми. А Антоха, гад такой, потом еще от себя добавил.
Вот ведь странно… С тех пор уже лет двадцать прошло, а воспоминания о крапиве до сих пор живы. О крапиве, о пирожках с повидлом и о запахе моря. Вот ведь времечко было беззаботное! Хоть нас периодически и припахивали работать коробейниками, продавая отдыхающим на пляже дары теткиного огорода и ее же выпечку, но припахивали без фанатизма, и поэтому свободного времени оставалось выше крыши. Жаль, теперь уже так не порезвишься. Да и вижусь я с братьями довольно редко – все давно поразъехались. Шурик, тот дальнобойщиком стал, с постоянным местом жительства в Питере. Тошка теперь не просто Антоха, а солидный Антон Георгиевич со служебным «Мерседесом», пузом и шофером, подвизается одним из замов у губернатора Волгоградской области. А Вован, полностью оправдывая детскую кличку, рассекая на каком-то охрененном ракетоносце, на ТОФе[27], активно угрожает безопасности как западных, так и восточных супостатов.
Тетя Маша же, после того как умер муж, а выросшие сыновья разъехались по всей России, сказала, что в гробу она видела жизнь в пустом доме, и восемь лет назад взяла из детдома девочку. Сначала с этим были заморочки, но Тоха уже тогда был какой-то шишкой в управе и поспособствовал в решении вопроса с удочерением. Так что у нас теперь есть еще и сестра – в детстве довольно милое, а сейчас крайне язвительное и весьма своенравное существо семнадцати лет от роду.
Она-то меня и увидела первой, когда я парковал машину возле ворот. И сразу с воплем: «Мама, мама! Сережка приехал!» – повисла у меня на шее.
Блин, кайф-то какой! Сидя в плетеном кресле-качалке, вытащенном во двор, я занимался сразу несколькими делами. Принимал солнечные ванны, дегустировал сливы из большого тазика и слушал трофимовскую «Аристократию помойки». Песня, конечно, старая, но к творчеству Сергея Трофимова я пристрастился довольно давно, поэтому сейчас, качнув из Интернета несколько файлов и надев наушники, предавался неге и балдежу. Тетя Маша ушла на рынок, Зойка к подружкам, вот мне никто и не мешал полноценно наслаждаться жизнью.
А когда метко кинутой сливовой косточкой попал точно в голову здоровому гусю, нагло продефилировавшему буквально в десяти шагах от меня, настроение стало вообще фестивальным. Гусь от удара заполошенно подпрыгнул, зло глянул в сторону агрессора и убрался, а я, очередной раз качнувшись в кресле, показал ему «от локтя» и пожалел, что косточка была слишком легкой.
М-да… У меня с данными птицами вообще старинная вражда. Хотя до сих пор как вспомню – неудобно становится. А началось все с того, что блестящий курсант-третьекурсник, весь в форме и значках, прибыл к любимой тетке. Но не успел дойти до калитки, как был атакован целой бандой охамевших в корень гусей. Я к тому времени уже подзабыл, насколько могут быть пакостны эти водоплавающие, поэтому, когда один из них, самый здоровый, с наглой мордой матерого уголовника встал на моем пути и, растопырившись в виде российского герба, вытянув шею, зашипел, только плюнул в него и, буркнув: «Пошел в жопу, мутант», – двинул дальше. Это была ошибка… Кусаться гуси, конечно, не могут, но щиплются эти сволочи аж до слез. Да еще крыльями лупят, как палками! И ведь самое главное – не ответишь! Свернуть тонкие шеи атакующим бандитам не представляло труда, но начинать приезд со ссоры с их хозяевами вовсе не хотелось. Поэтому пришлось позорно убегать. И ладно бы мою ретираду никто не видел! Зряшние надежды! Сколько лет уж прошло, а мне нет-нет да и вспомнят прыжки и кульбиты, которые я перед теткиной калиткой выделывал. В этой большой деревне соседи очень глазастые, поэтому домашним было доложено всё. И даже показано в лицах. Я, конечно, во время этих рассказов тоже ржал вместе с остальными, но крайнюю неприязнь к пернатому вместилищу фуа-гра[28] испытываю до сих пор.
Так что в полном удовлетворении от меткого попадания я закурил и, прикрыв глаза, продолжил слушать музыку и обдумывать идею вообще не возвращаться в Москву, а осесть здесь, в Юрьево. А что – климат тут просто замечательный, жилье, по сравнению с заоблачными московскими ценами, стоит совершеннейшие копейки, народ опять-таки очень доброжелательный. Девчонки так вообще – все как одна обалденно красивые и совершенно не испорченные эмансипацией. Глядишь, еще и женюсь… Тетка-то мне, уже начиная с третьего дня приезда, начала ненавязчиво сверлить мозг, чуть ли не каждый день приглашая своих подружек с взрослыми дочерьми в гости. И кстати, среди этих дочерей попадались мамзельки очень даже очень. Да и свое дело здесь можно замутить без особых проблем. Денег по меркам провинции у меня сейчас немерено, поэтому вполне можно заделаться олигархом местного пошиба. Да жить себе поживать, спокойно и размеренно. А чего бы не жить, когда я тут всех считай с самого детства знаю. Включая представителей как власти, так и криминалитета. С Женькой Запашным, который сейчас служит первым замом главного мента города, мы ту самую подводную лодку строили, а с Феликсом, который братвой рулит, столько садов соседских обнесли – вспомнить стыдно.
М-да… если здесь останусь – мне никакие Исрани страшны не будут. Пусть они хоть всей своей «Эль-Мухафой» приезжают. Как приедут, так здесь и останутся. В заброшенных карьерах места много, а народ тут хоть и доброжелательный, но за своих всегда стоит горой и горло кому хочешь перегрызет. В больших городах этого давно нет, поэтому я и отвык от подобного отношения. Там ведь как – знаешь только коллег по работе, соседей по площадке да плюс каких-то немногочисленных знакомых, оставшихся с прежних времен. И что характерно, в основном все, как говорится – «кожен сам за сэбэ»[29].
Здесь же – как будто страна другая. И люди совершенно другие. Кхм, единственно что, если действительно надумаю остаться, надо будет с Запашным переговорить по поводу моих заморочек. А то ведь я сказал, что просто так приехал. Дескать, фирмочка, где работал, – накрылась медным тазом, а у меня отпусков неотгулянных за несколько лет накопилось чуть ли не на полгода. Вот и решил себе устроить большие каникулы.
Да-а… скажи я такое в Москве, с ее сумасшедшим ритмом жизни, мне бы только пальцем у виска покрутили. А здесь – нормально. Гуляет человек законный отпуск и пусть себе гуляет.
А работа не волк – никуда не убежит, да и новую найти никогда не поздно. Правда, Женька уже неделю назад удочки закидывал насчет того, мол, не желает ли бывший старлей снова стать государевым человеком? Но мне в МВД как-то неохота идти. Лучше свой бизнес начать. Только надо еще придумать, какой именно…
Тут радужные мечты были прерваны движением у забора. Повернув голову, я увидел соседа – Игоря Михайловича, носящего подпольную кличку Профессор. Он жил через два дома от нас и считался новеньким, так как переехал в Юрьево откуда-то из-под Воронежа всего двадцать лет назад. Хм, вот еще одно проявление патриархальности – в таких городках, как этот, жизнь течет очень неторопливо, поэтому и через тридцать лет человека будут здесь считать недавно приехавшим. А Профессором его назвали потому, что сосед имел ученую степень, но почему-то давным-давно завязал с наукой и, бросив свой институт, приехал сюда. За время проживания Игорь Михайлович прослыл человеком крайне немногословным, рассудительным и где-то даже таинственным. Наверное, потому что за все годы его жизни здесь он ни с кем близко не сошелся, водку не пил, на базаре фруктами-овощами со своего сада не торговал, отдыхающим угол не сдавал и периодически исчезал на пару недель в неизвестном направлении. В общем, по местным меркам – человек-загадка.
И сейчас Профессор, остановившись возле нашего забора, взмахом руки пытался привлечь мое внимание. Сняв наушники, я положил их на ноутбук, после чего, поднявшись из качалки, сделал несколько шагов, подходя ближе, и поздоровался.
Игорь Михайлович поздоровался в ответ и, несколько помявшись, спросил:
– Сергей, мне Зоя говорила, что вы в компьютерах разбираетесь?
Пожав плечами, я кивнул:
– Разбираюсь маленько. А что у вас?
Сосед махнул рукой:
– Да что-то моя машинка работать перестала. Начинает загружаться, сканирование памяти и видеокарты проходит нормально, а потом даже заставка появиться не успевает, как все уходит в перезагрузку. Вы не подскажете, как это лечится и лечится ли вообще?
Хе, это же надо, какие у нас пенсионеры продвинутые пошли! Сосновскому, насколько мне известно, далеко за семьдесят, если даже не за восемьдесят, а гляди ты – не просто с компом дела имеет, но еще и более-менее внятно проблему описать может. Хотя что с него взять, не зря говорят – «профессор»! С другой стороны, до весны я совершенно свободен, так почему бы не помочь? Тем более что дисками с прогами затарился по самое «не могу», да и на ноуте столько всего лежит, что сложностей в процессе помощи возникнуть не должно.
Поэтому солидно ответил:
– Смотреть надо. Сейчас схожу, оденусь, сумку с «дровами» возьму, и пойдемте, глянем, что у вас случилось…
Вот так я вплотную и познакомился с бывшим завлабом Радужнинского научно-исследовательского центра – Сосновским Игорем Михайловичем. Комп сделал, остался на чай, потом просто языками зацепились. А после этого как-то получилось, что я к нему довольно часто стал заходить. Собеседником Игорь Михайлович оказался очень интересным и знаниями обладал просто запредельными. Причем в самом широком спектре – от политики и до технических новинок. Ну так еще бы! Профессор, который на самом деле был доктором физико-математических наук, мне наглядно показал, что доктором он не просто так называется. Во всяком случае, до знакомства с ним я еще не встречал настолько эрудированных людей.
Поэтому и трындели мы, бывало, по несколько часов подряд. Причем с неослабевающим с моей стороны интересом. И как-то само собой вышло, что я ему первому рассказал об истинных причинах приезда в Юрьево. Профессор, в общем, мои действия одобрил, попеняв только на то, что я не сразу из Москвы удрал. И еще – он почему-то совсем не сомневался, что евреи меня хотели задействовать в какой-то своей операции, а я, отказавшись от их предложений, все планы Моссаду поломал. Кстати, во время того разговора у меня сложилось такое впечатление, что Игорь Михайлович на евреев имеет огромный зуб. Но когда я спросил об этом прямо, он только улыбнулся и перевел разговор на другую тему.
А ближе к концу сентября, когда я очередной раз пришел к нему в гости, сосед, выставив на стол неизменный чай с малиновым вареньем, завел довольно странный разговор. Точнее, у нас все разговоры были с заумью, но начало этого мне показалось совсем уж необычным. Игорь Михайлович, хлебнув чаю из большой расписной кружки, задумчиво посмотрел на меня и поинтересовался:
– Сережа, вы что-нибудь слышали о теории Хью Эверетта? В частности, о его «Формулировке квантовой механики через относительность состояний»?
– Чего-о-о?
Похоже, у меня сделались такие глаза, что «проф», смутившись, поспешил перефразировать и зайти совсем с другой стороны:
– Извините… Задам вопрос по-другому. Скажите – вы фантастику любите?
Я хмыкнул и ответил фразой из анекдота:
– Кушать да, а так – нет.
– Понятно… А как вы относитесь к гипотезе множественности миров?
– «Множественности» – это типа параллельных, что ли? В принципе – никак. Хотя о ней слышал. И даже фильм смотрел. Вон, на прошлой неделе новый сериал показывали, «Зазеркалье» называется. О том, как группа американских ученых бегает по тем самым «параллелям» и влипает в неприятности. А к чему это вы спросили?
Игорь Михайлович отставил свою посудину, повздыхал и, махнув рукой, словно отметая какие-то сомнения, начал свой рассказ.
Оказывается, очень давно, еще в прошлом веке, в так называемом закрытом городе Радужный-2, расположенном во Владимирской области, велись исследования, в том числе и по поводу параллельных миров. А сосед был одним из руководителей лаборатории, занимавшейся данным вопросом. Все у них было совершенно по-взрослому. И строжайшая секретность, и курирование со стороны КГБ, и допуски, по сравнению с которыми мой допуск – это просто детский лепет. Был даже практически настоящий коммунизм в отдельно взятом городе. Только вот результатов не было. Кроме множества теорий и сотен неудачных экспериментов – совершенно ничего. А в 1990 году в Аркаиме археологи нашли, как выразился Сосновский, – «прелюбопытнейший артефакт».
М-да… слово «артефакт» у меня прочно ассоциировалось исключительно с компьютерными игрушками, но с «профессора» станется обозвать так все что угодно. Да и честно говоря, я не очень-то поверил в его рассказ. У людей, даже очень умных, к старости так бывает… Как бы это сказать? В общем, они слегка клинят. Кто на чем. Игорь Михайлович, похоже, находясь столько лет в одиночестве, поймал бзик на утверждении собственной значимости. Дескать, это я сейчас старый и больной, а вот ра-а-а-ньше – ух! Был кум королю, сват министру! Ну и для большей убедительности принялся рассказывать сказку о закрытом исследовательском центре. Зачем это ему надо – непонятно. А сейчас даже мне стало неудобно от подобных речей, поэтому, не заостряя вопрос на конкретизации находки и желая уберечь собеседника от «потери лица», спросил другое:
– А что такое Аркаим? Город или страна? Да и вообще – название какое-то нерусское. Небось, где-то на Тибете находится?
Сосновский недоуменно посмотрел на меня и крякнул:
– Сергей, ну нельзя же настолько не интересоваться окружающим миром! Это ведь археологическое открытие, сравнимое по значимости с находкой Шлиманом Трои! Знайте: Аркаим – это именно город. И найден он не где-то на Тибете, а у нас, в Челябинской области, в восемьдесят седьмом году прошлого века, при строительстве гидроузла.
Странно… Про этот город я действительно что-то слышал. Но как у «профа» интересно выходит реальность с выдумкой смешивать. А! Я, кажется, понял, к чему он все сведет! Ну, ну… Ладно, хочется ему поприкалываться над молодым собеседником, пусть себе. Тем более что уж в чем, в чем, а как рассказчик сосед кому хочешь фору даст…
А Игорь Михайлович, видно удовлетворенный моим подбадривающим кивком, вздохнул и, сказав, что не это главное, продолжил рассказ.
В общем, по его словам, археологи нашли, а гэбэшники приволокли в Радужный какую-то хреновину, похожую на турник. Сделана эта штука была из очень хитрого сплава, который для тех времен был просто невозможен. Ученые резво взялись ее обследовать, но, кроме странности металла, она их работе ничем не помогла. Поначалу. А потом случился прорыв. Точнее, то, что было принято за прорыв – когда при определенном воздействии подключенные к объекту приборы стали выдавать весьма любопытные характеристики. Только дальше этих необычных характеристик дело не сдвинулось. Но объект был признан особо перспективным и его принялись ковырять с утроенной энергией. Работали очень плотно, до самого конца, который наступил в 1993 году…
Блин, Игорь Михайлович рассказывал все настолько серьезно, что я внутренне подобрался. Как-то слишком много подробностей. Да и глаза во время этого рассказа у него стали такие… Нет, или в его лице сцена потеряла великого актера, или… да нет, не может быть! Сейчас он дождется, когда я рот от удивления открою, и в своей обычной манере начнет по-доброму вышучивать великовозрастного балбеса, который до сих пор верит в сказки. А вот фиг он угадал! Не дождется!
Но сосед и не думал улыбаться. Наоборот, тяжело вздохнув, он продолжил рассказ, говоря о том, что к 1993 году финансирование совсем прекратилось, а на секретных объектах начали появляться какие-то мутные «иностранные наблюдатели». И как-то так совпало, что тогда же бывший «коммунистический» город начал резво превращаться в город будущих наркоманов. В общем, стало окончательно понятно, что стране уже не нужны ни ученые, ни их исследования, и народ принялся активно разбегаться в поисках заработка.
Я про подобный беспредел был наслышан и относился к нему просто как к превратностям того далекого времени, но Профессор от воспоминаний совсем распереживался и даже закурил стрельнутую у меня сигаретку. Затянувшись один раз, он закашлялся и, вытерев платочком заслезившиеся глаза, с силой воткнул ее в пепельницу. А потом, помолчав, сказал:
– Но за некоторое время до наступления полного коллапса была объявлена подготовка к плану «Сумерки».
Загасив до конца продолжавший дымиться «бычок», я осторожно поинтересовался:
– И что этот план подразумевал?
– Хм… он подразумевал очень многое. Но скажу лишь одно – этот план был разработан на случай оккупации страны противником. Так что сами можете представить, что это было за время.
– И?
– И всё. Подготовка была, но реализации не было. Где-то произошел сбой. Хотя какой там «сбой»… Когда предательство происходит на самом верху, это гораздо хуже любой самой страшной оккупации… В общем, все просто тихо развалилось и умерло. Но наш руководитель – Тихомиров, светлейшая голова и ученый с большой буквы, взял на себя ответственность и пошел на должностное преступление. Он, по ряду лабораторий, реализовал «Сумерки» на свой страх и риск, еще до окончательного развала. Все данные последних исследований были уничтожены или фальсифицированы. А наиболее перспективные к разработке объекты розданы трем руководителям проектов. Куратор от КГБ был настоящий патриот и поэтому одобрил все действия Тихомирова. Да что там говорить, без куратора ничего бы и не получилось… А так, когда какие-то непонятные люди с большими полномочиями приехали осматривать наш центр, им досталась только не представляющая интереса мелочовка и липовые результаты работы. Ну а мы просто разбрелись кто куда. Мне до пенсии оставалось всего-ничего, поэтому, доработав дворником, продал машину и переехал в Юрьево. Квартиру пришлось просто бросить, так как в Радужном-2 она стоила совершеннейшие копейки, только даже за эти копейки покупателей не было. А то, что было накоплено и лежало в сберкассе, превратилось в пшик. Хорошо еще, денег с продажи «Волги» вполне хватило на покупку этого домика. М-да…
– А почему дворником устроились? Получше места не нашлось? Или это… кхм, для маскировки?
– Какая там маскировка! Туда, где платили, то есть за границу, я не собирался ехать по моральным соображениям, а на родине… В общем, так скажу: грузчик из меня получился плохой – годы не те, но вот дворник – вполне нормальный…
Игорь Михайлович, побарабанив пальцами по столу, на несколько секунд замолк, видимо вспоминая, каково ему тогда пришлось, а потом выдал:
– А теперь самое главное. Уже здесь я, насколько мог, продолжал исследования объекта «18–36 бис». Продолжал, даже зная, что раньше мы практически ничего не могли добиться целым штатом светлых голов. Но свободного времени у меня неожиданно стало очень много, вот и ковырялся потихоньку. Восемнадцать лет исследований прошли безрезультатно… Только, как это очень часто бывает в науке, все решил случай. Два года назад на… – Сосновский хмыкнул и, смущенно кашлянув, продолжил: – Да, на свалке, я нашел интересный прибор. Ну, вы, наверное, подобные видели. На базе трансформатора Теслы сделана такая игрушка – стеклянный шарик с электрическими разрядами. Принес ее домой, починил и, включив, поставил на стоящий в углу столик. Как раз рядом с «турником». И представьте мое удивление, когда внутреннее пространство объекта «18–36» вдруг потемнело! То есть буквально через пару секунд налилось сплошной чернотой! Я был поражен! Ведь еще в Радужном что мы только не пробовали. В том числе и трансформаторы Теслы. Но результата не было. А тут вдруг все получилось… М-да… В общем, не буду утомлять вас рассказами о том, что и как я делал потом, просто скажу – мне удалось открыть путь в параллельный мир!
Я, хлопая глазами, слушал этот рассказ, не зная – верить или нет. Ведь все было сказано без тени улыбки. А глаза, тональность, мимика, интонации только подтверждали, что человек говорит правду. Но он не может ее говорить! И дело даже не в фантастичности самой истории! Дело совершенно в другом.
Сосновский, видно, правильно истолковал мое молчание, потому что, улыбнувшись, спросил:
– Вас что-то смутило в моем рассказе?
Я кашлянул и честно ответил:
– Вообще-то да. Спорить не стану – в жизни и не такие чудеса встречаются. Но сами посудите – по вашим словам, вы практически всю жизнь проработали на государство. Причем не просто на государство, а на его наиболее закрытые проекты. И что такое режим секретности, знаете не понаслышке. Да что там говорить – он у вас в крови сидеть должен! А тут… как там у классиков было… – Прикрыв глаза, я по памяти процитировал: – «И тогда Ипполит Матвеевич открыл первому же встреченному им проходимцу все, что ему было известно о бриллиантах». Так что или вы вообще не работали в закрытом городе, или никакого открытия не было, а вы мне сейчас, кхм… извините, просто сказку рассказали.
Мне казалось, что после этих слов Игорь Михайлович может обидеться, но этого не произошло. Наоборот, удовлетворенно кивнув, словно убедившись в каких-то своих предположениях, он серьезно произнес:
– А третий вариант вы не учитываете?
– Какой?
– Безвыходное положение. Кстати, у Кисы Воробьянинова оно тоже было безвыходным, только «предводитель дворянства» это не сразу понял. Но чисто инстинктивно поступил правильно. Ведь если рассуждать трезво, то без Остапа Ипполит Матвеевич не нашел бы вообще ни одного стула. А с Бендером лишь случайность помешала добраться до сокровищ. Вот и у меня сейчас безвыходная ситуация. Просто мне для одного очень важного дела, направленного на продолжение исследований, КРАЙНЕ НЕОБХОДИМ помощник. Причем не в научной части, а скорее в силовой. То есть молодой, крепкий и неболтливый человек, который умеет хранить чужие секреты.
«Проф» многозначительно замолк, а я облегченно выдохнул. Фу-у-у, вот тут-то ты, мил человек, и прокололся! «Безвыходное положение» у него. Щаз! При подобных раскладах у ученого никак не может быть этого самого «безвыходного положения». Да как только государевы люди узнают об успешном эксперименте, у соседа не возникнет никаких проблем и вопросов. Ну, может, кроме одного: «Что? В какой валюте я хочу получить положенную вместо Нобелевской премии компенсацию?»
Но желая поддержать предложенную игру, я не рассмеялся в голос, а только въедливо поинтересовался:
– И для чего он вам нужен? На роль подопытной крысы? – и тут же добавил: – Если вы меня на эту роль сватаете, то разу скажу – я несогласный. Я электричества боюсь, да и вообще… – А потом, сменив тон, фыркнул: – Вам не надоело? Как по мне, так шутка затянулась. Рассказывали вы, конечно, очень увлекательно, но я слишком хорошо знаю СИСТЕМУ, чтобы вам поверить. Судите сами – как только государство узнает о вашем открытии…
Увидев внезапно заледеневший взгляд Профессора, я осекся, а он, катнув желваками, отрезал:
– Государство?! Для меня никто «Сумерки» не отменял! Сергей Васильевич, разве вам не очевидно, если парадигмой общества декларируется и возможность, и даже необходимость паразитирования, то обращаться к носителям такой государственности безнравственно?
Ого! Как завернул! В последний раз Игорь Михайлович выражался подобным слогом, когда я заикнулся о Сталине, обозвав усатого правителя «кавказским палачом». А Сосновский в ответ минут на двадцать разразился осуждающим мою позицию монологом, из которого я практически ничего не понял, лишь по интонациям собеседника догадавшись, что он со мной в корне не согласен. Вот и сейчас, кажется, мое предложение Профессора сильно выбило из колеи. Обычно он тщательно следит за своей речью и старается не использовать стиль общения, принятый в их научной среде, предпочитая разговаривать нормальным языком. Но, похоже, мои слова его чем-то крепко зацепили.
Хорошо хоть, его теперешняя фраза была достаточно коротка, и я вполне ясно разобрал в ней принципиальное нежелание сотрудничать с властями. Поэтому, сглаживая ситуацию, примиряюще пожал плечами:
– И что вы так разволновались? Бардак девяностых вроде давно закончился. Зарплаты да пенсии платят. Бандитской стрельбы на улицах нет. Чего вам еще не хватает?
Игорь Михайлович, похоже, взял себя в руки, ответив вполне понятным языком:
– Отношения к жизни. Пойми, власть у нас вроде не оккупационная. И руководят нами не пришлые иностранцы, а вполне себе граждане России. Но это все лишь внешняя оболочка. Маска. Так как по сути, по своему духу, они – янычары.
Я удивленно вытаращил глаза:
– Это в каком смысле?
– В самом прямом. Если тебя с детства воспитывают относиться с презрением ко всему отечественному, начиная от любых технических или художественных достижений своей страны и заканчивая людьми, в ней проживающими, то патриотом ты точно не вырастешь. Наоборот…
– Да ну, – неопределенно покрутив ладонью, я попытался сформулировать: – Это кто же нынешних шишек так мог воспитать? У них папы-мамы все как один при СССР посты занимали – дай боже! И идеология тогда была ого-го! Так что воспитывали как раз в духе этого, как его… о! – коммунистического ленинизма. Или марксизма?.. Не суть! Главное, что если кто от этого учения отходил, так или с поста гнали, или вообще – на Колыму!
Сосновский вздохнул:
– Не думал, что нынешняя молодежь столь наивна… Вот скажи, тебе известен термин «штатники»? Э-э-э… хотя это самоназвание, и они гораздо более известны, как стиляги.
На секунду задумавшись, я согласно кивнул:
– А как же! Лет семь назад одноименный фильм видел. Очень даже неплохой. Яркий, сочный, с хорошими песнями. Кстати, даже не предполагал, что у нас в пятидесятых могла быть своя субкультура. А что?
– Оставим за рамками то, что этот фильм имеет к реальности такое же отношение, как и сказки братьев Гримм. Весь, включая так понравившиеся тебе песни, реально, кстати, написанные в конце восьмидесятых годов. Просто стилягами, или как они себя сами называли – штатниками, могли стать лишь дети ОЧЕНЬ обеспеченных родителей, имеющих вдобавок хорошие связи. Я вот тоже смотрел то кино, про которое ты говорил. Смотрел и смеялся от всей души. Как же – молодой паренек из коммуналки, подработав на разгрузке вагонов, приобрел себе яркую одежду и тут же влился в стройные ряды стиляг.
Пожав плечами, я спросил:
– И что тут такого? Захотел и влился. Там ведь не в одежде дело было, а в духе!
Профессор подумал, а потом, видно, решив не усложнять, ответил:
– Знаешь, Сережа, я не буду тебе объяснять все нюансы. Скажу одно – шанс быть принятым в подобную компанию у него был. Точно такой же, как у нынешнего московского студента откуда-нибудь из хрущевки в Бирюлево попасть на тусовку современной «золотой молодежи». И не просто попасть, но и стать завсегдатаем этой тусовки. Так что сам можешь подсчитать эти шансы… М-да… Но мы отвлеклись. Так вот: штатники – в основном дети дипломатов, генералов, профессоров, директоров магазинов, членов политбюро и прочих «сливок интеллигенции», с юности поняли одно: они – будущая элита, которой красиво жить не запретишь! А красивая жизнь в их понимании это обязательно – «made in…». И так как СССР, вместе с населяющими его людьми, ничего интересного, с их точки зрения, предоставить не мог, они обратили свой взор на Запад. Стараясь при этом всячески дистанцироваться от своей страны и своего народа, в тесном кругу, с наслаждением унижая «совок» и восхищаясь всем иностранным. Так, конечно, поступали далеко не все, но именно тогда началось гниение. А так как у нас сын дипломата становится дипломатом, а сын генерала – генералом, то к началу девяностых мы имели вполне себе созревшую поросль, готовящуюся занять места родителей у руля государства. Поросль, считающую слово «патриотизм» – ругательством, народ – быдлом, а страну – полным дерьмом, годным лишь на то, чтобы качать из нее деньги. Поросль временщиков, которые воспитывают детей за границей, держат финансы в иностранных банках, поддерживают не своего, а английского или немецкого производителя. Тех, которые практически уничтожили российскую науку и образование. А вы еще спрашиваете – чего мне не хватает… Так что, пока во власти янычары, наше руководство может не беспокоиться относительно параллельных миров.
Изумленно почесав щеку, я уточнил:
– Так что, все со стиляг началось?!
– Нет, конечно, но и они внесли свою лепту. А о штатниках вспомнил, потому что ты спросил: каким образом во времена Союза могли появиться люди, презирающие свою родину. Вот я и привел пример. Хотя, конечно, причин может быть очень много…
Сосновский перевел дух и, как-то сгорбившись, добавил:
– Только ты знаешь, Сергей, я думал, что хуже, чем было у нас, просто быть не может. Но когда попал «на ту сторону», понял, что наш вариант истории это даже не цветочки, а так – пыльца от цветочков.
Я, отходя от эмоциональной речи собеседника, тряхнул головой и, возвращаясь к предыдущему странному разговору, ехидно улыбнулся:
– Ого! Так вы уже ТАМ были? А зачем тогда я понадобился?
«Проф» бросил на меня удивленно-рассерженный взгляд:
– Разумеется, был. Не думаете же вы, что я вообще бы начал этот разговор, досконально не убедившись в полной безопасности функционирования портала?
Не обращая на его недовольство внимания, я так же, с подначкой, продолжил:
– И как ТАМ? Люди есть?
– Конечно. И земля, и люди, и Россия есть. Точнее, то, что от нее осталось…
– В смысле?
– В самом прямом. Российской Федерации в том мире больше не существует. – Видно, предугадывая мой вопрос, он махнул рукой: – Нет. Никакой войны не было. Все было практически как у нас. Только вот, по разным причинам, распад СССР плавно перешел в распад самой России. О причинах произошедшего говорить можно долго, но вы ведь политикой не очень интересуетесь, да и не это сейчас главное…
У меня по спине пробежали ледяные мурашки. Это он что… это он всерьез?! То есть наш престарелый сосед на самом деле руководил какой-то закрытой лабораторией? На самом деле проводил эксперименты с параллельными мирами? На самом деле сделал открытие? Бред! Так не бывает!
Я с трудом сглотнул и, уже очень надеясь, что все вышесказанное было просто шуткой, выставил руку перед собой, призывая собеседника к молчанию, и твердо произнес:
– Игорь Михайлович, вы меня, конечно, извините, но хотелось бы кое-что уточнить. Из всего рассказанного мне понятно – данные о «турнике» относятся к высшей категории секретности. И судя по тому, что за все эти годы никто из властных структур вас не побеспокоил, похоже, вы остались единственным человеком, кто о нем вообще знает. То есть вы, единолично, много лет были владельцем бесценной информации, способной перевернуть мир. Вот и возникает вопрос – почему именно я? В смысле, почему и зачем вы это все мне рассказали? Мы ведь знакомы буквально месяц, и у вас нет никакой гарантии, что я с этими новостями не рвану в ФСБ.
Игорь Михайлович молча поднялся и, выплеснув остывший чай, налил нового. А потом, сев, спокойно сказал:
– За этот месяц я вас узнал достаточно, чтобы понять – вам можно доверять. А если учесть, что вы совсем недавно были командиром подразделения, относящегося к структуре ГРУ, то по умолчанию являетесь человеком, который отлично осознает, что полученные вами сведения имеют гриф «особой важности» категории «А». И поэтому отнесетесь к ним не как какой-нибудь гражданский шалопай, которому хватит ума придать всё услышанное огласке…
– Это-то я как раз отлично понимаю! Я не понимаю другого – почему вы думаете, что я не пойду с этими сведениями в компетентные органы?
Сосед пожал плечами и, тяжело вздохнув, ответил:
– Потому что я вас об этом попрошу. Просто по-человечески попрошу повременить с походом в госбезопасность. Неужели этого мало?
Я подозрительно посмотрел в выцветшие от старости глаза Сосновского, которые так и лучились доверием, и чуть не сплюнул. Нет, ну надо же так попасть?! Зараза! Вот как задницей чувствовал, что ничем хорошим его байка не кончится. Ха – «просто попрошу»… тут гостайна высшей категории, а он в игрушки играет. Или… или не играет? Еще раз глянув на старика, я задумчиво пожевал губу.
Так, надо мыслить логически. Начнем с того, что дураком «профа» точно не назовешь. Дурак просто не в состоянии двадцать лет хранить ТАКОЙ секрет. То есть ума, выдержки и скрытности у старика вполне хватает. А тут вдруг Сосновский решил раскрыться малознакомому человеку. Ладно, допустим, у него безвыходная ситуация и понадобился помощник. Но почему я? Понятно, что на тракториста Васю или студента Петю, могущего случайно разболтать доверенные сведения, я не похож. Не зря сосед упомянул мою службу в подразделении ГРУ. Но ведь он должен сообразить, что трепать языком собеседник, конечно, не будет, только вот именно в силу своего офицерского прошлого, понимая, КАКОЙ важностью обладает полученная информация, с огромной долей вероятности доложит о ней наверх. И все эти «просто попрошу» являются в данном случае наивной отмазкой. Игорь Михайлович не может этого не учитывать.
Нет, тут что-то другое. Профессор, похоже, уверен, что я его не сдам. Тогда получается… Еще раз взглянув на своего собеседника, я только зубы сжал. Вот змей, неужели он НАСТОЛЬКО смог все просчитать? Мне ведь действительно в органы бежать совсем не с руки. До поездки в Израиль – без проблем. А сейчас… М-да, не зря я, как только заподозрил, что рассказываемая им байка может быть РЕАЛЬНОЙ историей, холодным потом покрылся. И все из-за своего еврейского приключения. Причем если бы дело ограничилось только террористами, то это еще было бы ничего. Стычка с арабами воспринималась бы как несчастный случай, не более того. Но как уже говорилось, я слишком хорошо знаю СИСТЕМУ. И это знание дает уверенность в том, что как только Корнев законтачил с представителями израильских спецслужб, в лице Майиного жениха, то его моментом взяли на карандаш. И в ФСБ, и исходя из моей ВУС[30] – в военной контрразведке. Нет, свежезавербованного шпиона во мне не подозревали. Но сведения о контакте нашли отражение в личном деле. И вовсе не потому, что меня решили «закошмарить», а потому что так было положено.
В обычной жизни это практически ничем не грозило. Единственно что, даже работая на гражданке, я не сумел бы получить допуск, имеющий хоть какое-то отношение к государственной тайне. К примеру, не смог бы работать главным инженером на режимном предприятии. Или шишкой в какой-нибудь внешнеполитической госструктуре. Ну и фиг с ним. Я туда, в общем, и не рвался.
Но в случае с Сосновским все становится гораздо сложнее. И если всплывет информация о моей причастности к информации грифа «особой важности», то я даже боюсь предположить свою дальнейшую судьбу. Будь даже я чист аки агнец, и то – жизнь бы круто поменялась. Причем с непредсказуемыми последствиями. Но вот отметка в личном деле о контактах с представителями забугорных спецслужб лишает каких-либо иллюзий напрочь. Что контрразведка, что безопасность – особыми сантиментами не страдают, и если будет хоть малейшее подозрение, что тайна ТАКОГО уровня может попасть к иностранцам, то Корнева в самом лучшем случае упакуют так далеко и глубоко, что я имя свое забуду, а солнце буду видеть раз в полгода. Чего тут говорить – уж я-то точно знаю, что это обычная практика, принятая в любой серьезной стране. Только мне совершенно не хочется «упаковываться». Так что ни о каком походе в ФСБ не может быть и речи.
Тут Сосновский все верно просчитал. Но ведь он мне не только рассказал про свое открытие, он еще и про помощника намекнул. Поэтому очень интересно, почему сосед считает, что я не пошлю его на три буквы и не сбегу куда подальше? Это было бы вполне логично с моей стороны.
Нет, что-то не то получается… Тогда какой ему был смысл вообще про «турник» рассказывать? Но он рассказал, значит, почему-то считает, что я стану ему помогать. Почему?!
Хм… задумчиво поскребя щеку, я машинально глотнул чаю и, не найдя прямого ответа, решил прервать затянувшееся молчание:
– Допустим, я уважу вашу просьбу и сохраню все в тайне. Но мне одно непонятно – с какой стати вы решили, что я воспылаю желанием вам помогать?
Сосновский как-то лукаво сощурился, неуловимо став похожим на кота Базилио из старого фильма, но ответил вполне серьезно:
– Знаете, Сережа, вы, разумеется, можете отказаться. Тем более что мне и оплатить вашу помощь нечем. Ну… практически нечем. Только имейте в виду – вам я могу доверять всецело, будучи твердо уверенным, что вы человек слова и информация об «объекте 18–36» нигде не всплывет. Не всплывет, так как вы отлично понимаете, какое отношение должно быть к сведениям подобного уровня. Но в случае вашего отказа мне придется искать другого помощника. И нет никакой гарантии, что он не будет гораздо менее опытен вас в отношении сохранения информации категории «А».
Вот гад! Я аж фыркнул от неожиданности. Как он все продумал! Теперь все стало понятно… Ну да, к примеру – я отказываюсь. И что? Этот «профессор Мориарти» ищет другого. Но если другой хоть как-то проболтается, то мне точно – кирдык! Безопасность, выйдя на Сосновского с помощником, начнет их трясти как груши (да еще и наверняка с применением фармакологических средств). В данном случае никто стесняться не будет. И в результате этой «тряски», помимо основной информации, появятся сведения о причастности к этому делу некоего Корнева. То есть лично для меня получатся те же яйца, только в профиль. Но так как подозрений в этом случае у госбезопасности будет больше (типа – почему скрывал?), то на «упаковку» можно не рассчитывать. Найдут, допросят и закопают. Ну я и влип… Вот только этого геморроя мне ко всему прочему и не хватало. Для полноты, блин, ощущений!
Ладно… «Проф» у нас человек головастый, но и я не пальцем деланный. Он думает, что все учел, но почему-то упускает возможность того, что и я могу кое-что спрогнозировать в его поведении. Так что поиграем… Сделав задумчивое лицо, я шумно выдохнул и, криво улыбнувшись, поинтересовался:
– Игорь Михайлович, вы себя в роли шантажиста до встречи со мной не пробовали? А то хватка нешуточная чувствуется…
Сосновский всплеснул руками:
– Бог с вами, Сережа! Вы о чем?!
Непонимающего строишь? Хорошо, а если так:
– Задам вопрос по-другому. Ответьте честно, если бы не мое еврейское приключение, вы бы мне стали рассказывать о своих исследованиях?
Игорь Михайлович потарабанил пальцами по столу, покряхтел, а затем, глядя мне в глаза, твердо ответил:
– Но ведь оно было? И знаете, Сергей Васильевич, я очень рад, что не ошибся в вас. Рад, что вы все смогли трезво взвесить и понять…
После этих слов у меня исчезли последние сомнения. Этот жук очень четко просчитал ходы собеседника. И сейчас практически прямым текстом ответил, что если бы не моя стычка с террористами, а самое главное, последовавшая за ней встреча с Натаном Блохом, он бы никогда ничего мне не стал говорить.
Я поудобнее уселся на стуле и, достав сигарету, щелкнул зажигалкой. Раньше себе такого не позволял, всегда спрашивая разрешение, прежде чем закурить, но сейчас мне нужно было показать, что наши отношения перешли в несколько иную плоскость. А потом, выпустив к потолку струю дыма, выдал:
– Ладно, расклад ясен. Теперь можете говорить, для чего вам так понадобился помощник?
Сосновский, который понял, что я хоть и покраснел от злости, но не собираюсь его прямо сейчас душить диванной подушкой (хотя, честно скажу, даже этот вариант с перепугу мелькнул было у меня в голове), встрепенулся и торопливо сказал:
– Поверьте, Сергей, ничего сложного! Надо только сходить на ТУ сторону, добраться до Радужного-два и, достав из тайника «турник», привезти его сюда. То есть ваша помощь и состоит в этой единичной акции. После которой я больше вас никогда не потревожу.
– Пф! – Я поперхнулся дымом. – Э-э-э… Что-то я недопонял. Если этот «турник» ТАМ, то как я ТУДА вообще попаду?! Вы… ничего не путаете?
У меня внезапно вспыхнула надежда, что вся эта история все-таки бред впавшего в нежданный маразм собеседника, но сосед ее быстро развеял:
– Не путаю. Просто в ТОМ мире, приблизительно до путча девяносто первого года, все было совершенно так же, как и у нас. И объект «18–36» был найден и передан в нашу лабораторию. Но его так и не удалось активировать, хотя исследования шли гораздо дольше, чем у нас, – вплоть до 2009 года. А вывод о том, что и в параллельном мире работа с находкой зашла в тупик, я сделал после того, как артефакт обнаружился в тайнике. В противном случае объекта бы там не было. Сами понимаете, что активированный портал никто…
Внимательно слушая Профессора, я уловил некую нестыковку в его рассказе и перебил:
– Извините, вы сказали, что в «параллели» исследования шли гораздо дольше. Но это значит, что и последующая ситуация там была иной. Откуда в таком случае вы могли знать, что в тайнике что-то есть? Да и само местоположение тайника… оно ведь тоже изменилось? Согласитесь – не может быть, чтобы человек, действуя в разное время и в разных условиях, нашел для тайника одно и то же место.
Собеседник в ответ лишь вздохнул:
– Мне понятны ваши сомнения. Я и сам не знал наверняка, есть там объект или нет. Шел наудачу, думая для начала найти своего двойника и получить от него необходимую информацию. Но, добравшись до Радужного, узнал, что пенсионер Сосновский через несколько недель после окончательного закрытия центра был убит во время бандитской перестрелки. М-да… – «Проф» с силой потер лоб и продолжил: – Что же касается местоположения тайника… Просто, согласно внутренней инструкции от 19 августа 1991 года, для моей лаборатории были приняты четыре точки возможных «захоронок». Вот, узнав о «собственной» смерти, я по ним и пошел. Деваться-то все равно было некуда, плюс оставалась крохотная надежда, что инструкция осталась неизменной и в ТОМ мире, да еще что Сосновский-два четко следовал ее выполнению. Хотя честно скажу – шел, совершенно не рассчитывая на успех. Так, для очистки совести. Но неожиданно даже для себя, обследуя второе место возможного тайника, нашел то, что искал.
– Так что же вы его сразу не забрали?
Профессор удрученно пожал плечами:
– Потому что артефакт весит двадцать девять килограммов. Я его просто пытаясь поднять чуть не надорвался, не говоря уже о том, чтобы куда-то нести. В упакованном виде он, конечно, объем занимает достаточно небольшой, но на вес это не влияет…
– Ага, понял. Так получается, что «турников» две штуки? У нас и ТАМ?
Игорь Михайлович, подняв палец, торжественно заявил:
– В том-то и дело! В том-то и дело, что две!
Сложив пальцы домиком и щурясь от попадающего в глаза дыма, я подвел черту:
– Значит, вы хотите, чтобы я сходил в «зазеркалье», прошел по его территории… – на секунду запнувшись и прикинув расстояние, продолжил: – Тысячи полторы километров, взял спрятанную в тайнике хреновину и принес ее вам? Так?
Сосновский, удивленный внезапно изменившимся тоном собеседника, настороженно подтвердил:
– Так.
А вот теперь, доктор наук, держись! Думаешь, что все прикинул? Тогда – заполучи:
– Нет. Никуда я не пойду. Ищите другого дурака за пять сольдо!
«Проф» от такого заявления откровенно растерялся:
– Э-э-э… Но…
– Чего «но»? Или вы думали, что я, отлично понимая свое положение, никуда не денусь? Зря! Да, я знаю отношение спецслужб к секретоносителям такого уровня. И знаю, чем мне может грозить возможная утечка. Тут вы все правильно рассчитали. Но не учли того, что и я могу предвидеть ходы оппонента. Так вот, уважаемый Игорь Михайлович, никакой утечки просто-напросто не будет! И объясню почему: вы двадцать лет хранили тайну. Но главное не это. Главное, что, совершив глобальнейшее открытие, которое переворачивает все представления человечества о мироздании, вы не обнародовали его. Кстати, насколько мне подсказывает пусть и небольшой жизненный опыт – ученые тщеславны. И я даже не могу представить, что кто-то из этой ученой братии смог бы поступить аналогично. Но вы поступили именно так. Понятно, что вы человек старой закалки, да плюс со своими тараканами в голове относительно ныне существующей власти, так что тут, наверное, есть свои резоны. Но именно эта закалка и позволяет мне с уверенностью сказать – никто ничего не узнает. И к подходу поиска другого помощника вы отнесетесь ничуть не менее тщательно и взвешенно, чем сейчас. Так что МНЕ опасаться нечего. А засим – позвольте откланяться!
Я встал и, воткнув сигарету в пепельницу, глянул на собеседника. Тот молчал, не поднимая головы, упершись взглядом в вытертую полировку стола. Молчал до тех пор, пока я не сделал шаг к двери. А потом, уже мне в спину, сказал:
– Вы во всем правы… Извините меня, Сережа, я действительно хотел поступить непорядочно, воспользовавшись вашей откровенностью…