Злой человек Операй Александр

Ее трясло, как в лихорадке. Она открыла рот и закашляла кровью. Не зная, что делать, я прижал женщину к земле и оглянулся. Яркий огонь пожирал автомобиль целиком. Черный дым клубился над пламенем. Мальчишки нигде не было видно, он не кричал и не пытался выбраться из огня. Может он мне приснился. Может, то лишь обрывки кошмара.

Я оставил женщину лежать посреди улицы и вернулся домой. Стало тепло и думалось легче. Я нашел свои джинсы рядом с кроватью и накинул рубаху, включил свет во всех комнатах, открыл холодильник и поискал что покрепче, но осталось лишь светлое пиво. Я хлебнул из бутылки и вдруг понял, что вовсе не сплю.

Что-то случилось.

Мерзкое.

Непоправимое.

3

Робо-такси ползет по побережью в район старых доков. Здесь настоящая пустошь. В призрачном свете фонарей вдоль дороги город кажется мертвым, лишенным всякого смысла. Унылая линия пляжа тянется вдаль. Все вокруг поросло колючей травой. Брошенные ржавые автомобили торчат из песка, как трупы пришельцев. Яркая полоса мусора из разноцветных пакетов, бутылок, мебели и строительного хлама теряется среди скал. Часть пляжа находится под крутым береговым обрывом, который разрушается после каждого шторма, обнажая трубы и провода городской инфраструктуры. Где-то вдалеке на холме в ожидании незнакомцев на все побережье светит маяк.

Я курю, глядя в окно на океан. Он совсем некрасивый. Мимо, по железной дороге, гремит товарняк. Сплошные цистерны. Странно, что я не хочу убраться отсюда. Уехать из города прочь.

Огромный остов Владивосток номер 5 лежит на отмели рядом со скалами. Черная масса металла. Инопланетный мусор, упавший на эту планету. Он принес с собой вирус, который заразил здесь все. Люди всегда и везде ведут себя одинаково. Сначала занимают метр, потом два, а затем забирают себе все пространство. Жизненная необходимость. Плодится. Забивать собой все возможные ниши. Подчинять. Убивать. Разрушать. Пока мир не превратится в пустыню. Мертвую, обезвоженную, совершенно безликую.

Такси оставляет меня на остановке в Индустриальном районе 135. Комплекс зданий, возведенных корпорацией «ОЗМА» для рабочих, занятых на производстве, похож на кладбище великанов. Брошенные заправки, пустые парковки, сожженные магазины, рухнувшие оранжереи, многоэтажные коробки-дома выступают из темноты, как надгробия, под которыми похоронена прошлая, лучшая жизнь. Все окна разбиты, двери слетели с петель. Ветер разносит скрежет и стон по округе. В развалинах лают псевдо-собаки.

Ночь темна. Фонари здесь не светят. Я хочу вернуться домой. Чувство тревоги, как тошнота, поднимается к горлу. Шепотки-разговоры. Голоса в голове.

– Сделай нам всем одолжение: сдохни.

Странная мысль скребется наружу сквозь череп.

Рядом со мной в темноте посторонний.

Я делаю шаг и падаю в грязь. Пробую встать, но не могу. Мрачная тень садится на грудь. Не дает мне дышать.

Она говорит:

– Повсюду одни неудачи.

Я молчу. Мое сердце сейчас разорвется.

Дождь меняется несколько раз, превращаясь из ливня в туман и обратно. Ветер приносит запах мертвого океана. Неприятный смрад йода. Сполохи молний гуляют по побережью, будто призраки утонувших матросов. Скелеты высоток во тьме наблюдают за мной пустыми глазами выбитых окон.

Эта тварь всё еще здесь.

Я достаю из кармана последнюю таблетку рисперидона.

Тень отступает, оставляя меня полумертвого, валяться в дренажном канале под остановкой робо-такси. Я замерзаю в реке, что смывает мусор с асфальта. Дождевая вода затекает мне под одежду, как в гроб к мертвецу. В карманах листья и грязь. Сигареты промокли. Встать тяжело. Ноги не держат, едва шевелюсь. Голоса в голове умолкают. Шепотки-разговоры сходят на нет, но приступ вернется. Дай только время.

Кое-как отряхнувшись, я иду на вершину холма к дому Михаила. Девятиэтажное здание в темноте выглядит мрачно. Двор окружен железным забором, балконы и окна в решетках, двери с электронным замком.

В подъезде темно, ступени рушатся под ногами, поручни лестницы лежат у стены, вспухшей от влаги. Всюду пакеты и мусор. Запах подгнившей еды. Из квартир глухо звучит телевизор. Я слышу голос, который преследует меня в самых страшных кошмарах. Злая волшебница Лина говорит о новом курсе корпорации «ОЗМА»:

– Нам нужны перемены. Когда-то давно мы понимали какими должны будем стать, но то время прошло. Ему тысячи лет. Этот город, построенный для того, чтобы дать прозрение и свободу, порабощает нас, не дает видеть самих себя. Мы погибшие души, которые всегда суетятся. Торопятся на работу в страхе, что их уволят, если они опоздают. Рабы мониторов и клавиатур, живущие с одной целью – потреблять барахло. Наша культура, вкусы, желания, ценности, интересы происходят из Интернета. Мы свидетели торговых центров и супермаркетов. В нас исчез человек. Вместо него теперь оболочка. Разве для этого мы покинули Землю?

Старый треп.

Лифт ползет на девятый этаж.

Я пытаюсь стоять, но что-то мешает. Может пальто. Слишком уж душно и жарко. Нечем дышать. Меня лихорадит. На лбу и в подмышках выступил пот. Запах дохлятины, приправленной репчатым луком. Ненавижу себя. Грязь и грязь, всюду грязь. Я закрываю глаза чтобы справиться с тошнотой. Боль нарастает.

Однажды я выйду из дома и не вернусь. Полицейские арестуют меня на перевале. И когда работник службы надзора спросит меня: "Парень, а чего ты там позабыл?". Я не отвечу. Просто не вспомню. Нейроны в моей голове разрушаются, и скоро я впаду в состояние деменции и буду находиться в нем до конца, потому что это необратимо. Я не смогу писать и читать, начну забывать слова, буду мочиться и срать под себя, а потом, под занавес, начнется бред.

И вот тогда, полицейский похлопает меня по плечу и скажет в самое ухо:

– Сделай нам всем одолжение: сдохни!

сдохни!

сдохни!

сдохни!

сдохни!

Девятый этаж.

Я выползаю из лифта на четвереньках.

– Таблетки, таблетки, таблетки, – шепчу и кричу, – Таблетки! Таблетки! Таблетки!

Я мычу на весь дом. Будь он проклят. Но никто не слышит меня. Люди будто оглохли. Я падаю на пол и вижу, как смерть приходит ко мне в обличии Алисы Астаховой. Порно-актриса целует меня в самом нежном и страстном объятии из всех, что я видел на запрещенных каналах. Её губы восхитительны, как холодные спелые сливы. Такие сладкие, такие сочные.

Ближайшая дверь открывается настежь, и Михаил хватает меня, поднимает над полом и тащит в квартиру.

Он говорит:

– Хватит орать. Соседей всех перебудишь.

Мы несемся сквозь комнаты и переходы, через залы и галереи, сквозь пространство и время на встречу безумию и океану. Большие и страшные тени встают надо мной. Огромные рты выдыхают дым сигарет. Я кричу, спасаясь от глаз.

Михаил говорит:

– Ты горишь.

Я горю.

Огонь пожирает меня. Кожа плавится и превращается в уголь, мясо слезает с костей.

Михаил говорит:

– Нужно срочно тебя охладить.

Он швыряет меня в океан.

4

Холодно.

Тревожно и грустно.

Кто-то живет в моем теле вместо меня. Я лишь копия того человека. Набор его воспоминаний о себе, записанный тысячи лет назад в память Владивосток номер 5. Я кусок мяса, зараженный чужим сознанием, как червями.

Все фальшиво. Безумие рядом.

Я пробую встать, но тело сползает. Оно не мое.

Кожа рвется на швах.

Черная.

Белая.

Появляется.

Исчезает.

Надпись вползает в меня:

ТЫ ДОЛЖЕН БРОСИТЬ КУРИТЬ

И следом другая:

ТЫ ДОЛЖЕН УСТРОИТЬСЯ НА РАБОТУ

Буквы кричат. Предлагают список вакансий.

Я чувствую сладкий смрад гнилой плоти, формальдегида, йода и спирта. Запах болезни и медленной смерти под присмотром врачей.

Я лежу на спине и смотрю в потолок.

Белый и чистый. Он вызывает во мне приступ религиозного фанатизма. Я уже умер. ОН простил мне грехи и навсегда избавил от человеческой плоти. НО боль говорит об обратном. Жестокость. Насилие. Все еще рядом.

Незнакомая женщина в медицинском халате вынимает иглу из моей левой руки. Она бросает на меня убийственный взгляд, полный отвращения на грани ненависти. Ее голубые глаза, осудили меня на изгнанье. Я был взвешен, измерен и признан негодным.

Она поднимает мне голову и достает из-под затылка небольшой черный прибор: Радость-17.

Я шепчу:

– Мне снился кошмар.

Женщина лишь кивает в ответ. Она не хочет со мной говорить. Здесь присутствует кто-то еще. Я слышу невнятное бормотание откуда-то сверху и как бы со стороны. Комната, в которой я оказался, похожа на морг. Холодильные камеры вдоль стены полуоткрыты, чуть дальше на столах лежат оболочки. Всюду понатыканы склянки, тампоны, вата, шприцы, инструменты. От входа тянется галерея для зрителей, где другие незнакомцы наблюдают за мной. Женщины и мужчины с лицами каменных изваяний.

В горле совсем пересохло. Я говорю, и слова шелестят:

– Очень хочется пить.

Женщина кивает и берет со стола какие-то документы.

– Пациент безразличен к причинению вреда обществу и систематически выбирает отрицательную роль в социальных отношениях.

– Я в тюрьме?

– Помолчите. Сейчас я говорю.

– Как вас зовут?

– Мое имя указано в документах.

Она сует мне под нос пачку листов мелким шрифтом.

Я вижу только две фразы:

ты должен устроиться на работу, ты должен бросить курить, ты должен устроиться на работу, ты должен бросить курить, ты должен устроиться на работу, ты должен бросить курить, ты должен устроиться на работу, ты должен курить, ты должен бросить работу, ты должен бросить курить, ты должен устроиться на работу, ты должен курить, ты должен устроиться на работу, ты должен курить, ты должен бросить работу, ты должен бросить курить, ты должен устроиться на работу, ты должен бросить, ты должен устроиться на работу, ты должен бросить курить, ты должен устроиться на работу, ты должен бросить курить, ты должен устроиться на работу, ты должен курить, ты должен устроиться на работу, ты должен курить, ты должен бросить работу, ты должен курить, ты должен бросить работу, ты должен бросить, ты должен устроиться на работу, ты должен бросить курить, ты должен устроиться на работу, ты должен бросить курить, ты должен устроиться на работу, ты должен курить, ты должен устроиться на работу, ты должен бросить курить, ты должен устроиться на работу, ты должен курить, ты должен бросить работу, ты должен бросить, ты должен устроиться на работу, ты должен бросить курить, ты должен устроиться на работу, ты должен бросить курить, ты должен устроиться на работу, ты должен курить.

Женщина говорит:

– Ваш запрос на проведение терапии, – она переворачивает страницу, – а это список желаемых исправлений.

– Здесь что-то не так. Я не могу прочитать.

Она пожимает плечами и отворачивается от меня. Я не достоин внимания. Она возводит руки к студентам на галерее.

– Перед нами яркий пример расстройства личности, сопровождающееся социальной дезинтеграцией. Наблюдается частичная потеря связи пациента с окружающей реальностью и сознательный разрыв со своей прежней ролью в обществе. Современные методы коррекции легко справляются со всевозможными отклонениями от общепринятых норм и дают хороший прогноз на возвращение утраченного социального опыта. Однако последние статистические данные вызывают тревогу.

Я говорю:

– Пожалуйста, принесите воды. Очень хочется пить.

Женщина продолжает:

– При проведении стандартных процедур в период обострения отдается предпочтение транквилизаторам с применением непосредственного воздействия на хвостовое ядро головного мозга. Однако в ряде исключительных случаев, новые идеи и воспоминания, внедренные при помощи общего сценария, не приживаются и не находят биохимического отклика.

– Я хочу пить. Пожалуйста, принесите воды. Умоляю.

– Некоторые пациенты во время процедуры видят сон, который повторяется каждую ночь в течении нескольких месяцев после вмешательства. Поначалу он вызывает минимальное беспокойство, но со временем бредовая симптоматика нарастает. Больные отмечают утрату эмоций и ощущение «измененности», которое сопровождается восприятием окружающего мира, как нереального, мрачного и депрессивного места. Пациенты отличаются нездоровой подозрительностью, склонностью видеть в случайных событиях происки врагов, выстраивают сложные теории заговоров против себя. К сожалению, даже откат к более ранней версии сознания не приводит к положительным изменениям. Во многих случаях наблюдается развитие дегенеративных процессов в головном мозге.

Я не могу больше терпеть. Жажда невыносима. Она разрывает мне горло. Я кричу что есть мочи:

– Дайте воды!

Женщина вздрагивает и медленно поворачивается в мою сторону. Её алые губы дрожат. Она улыбается и все внутри меня холодеет. Нужно бежать. Она кивает на дверь и произносит мне в самое ухо:

– Вам пора уходить. СЕАНС ЗАВЕРШЕН.

Это приказ. Я пытаюсь подняться, но падаю на пол. Мышцы совсем онемели. Я ползу, спасаясь от сумасшедших "ТЫ ДОЛЖЕН БРОСИТЬ КУРИТЬ"; "ТЫ ДОЛЖЕН УСТРОИТЬСЯ НА РАБОТУ". Реальность болезненна и отвратительна. Она ненавидит меня.

Женщина произносит:

– Помогите ему.

Две пары рук хватают меня под плечи и тянут к двери. Ноги скользят по шершавому полу. Я чувствую, что сейчас обмочусь. Я уверен, что там, куда меня волокут двое охранников, находится смерть. Незнакомцы бросают меня у стены в коридоре. Я сжимаюсь в комок. Реальность танцует в припадке. Потолок провисает и падает вниз. Он сейчас раздавит меня.

– Хреново тебе?

Я поднимаю голову. Рядом стоит Михаил. Он улыбается мне, как ни в чем не бывало. Будто мы старые приятели, которые встретились на вечеринке по случаю дня рождения. Я вижу его белые ровные зубы и понимаю, что у меня никогда не будет таких. От этой мысли хочется плакать, приступ истерики и умиления настолько велик, что из глаз льются слезы.

– Как я здесь оказался?

– Ты умирал, пришлось вызвать врача.

– Скажи мне, – я с трудом подбираю слова, – я изменился?

– Это вряд ли, – Михаил помогает мне встать, – Тебе нужно одеться.

Он дает мне сверток с вещами. Я надеваю мокрые шмотки на голое тело. Футболка серого цвета, потертые джинсы, пальто. Вся одежда пахнет аптекой. Запахом смерти.

– Подожди меня у окна – говорит Михаил.

– Стой, – я хватаю его за рукав, – принеси мне воды.

Михаил молчит. Он достает из кармана пластинку с таблетками.

– Принимай как обычно. Этого хватит на какое-то время.

– Разве лекарство поможет теперь?

– Вот и проверим.

– Они ковырялись во мне. Я какой-то другой. Неужели ты не заметил?

Михаил пожимает плечами. Он уходит, оставляя меня одного. Я закрываю глаза чтобы скрыться от мира. "ТЫ ДОЛЖЕН БРОСИТЬ КУРИТЬ"; "ТЫ ДОЛЖЕН УСТРОИТЬСЯ НА РАБОТУ" мелькают во тьме, маскируясь под мысли. Я бью себя по лицу, пытаясь прогнать наважденье, и оно исчезает, уступая место больнице. Кошмар сменился кошмаром. Люди входят в двери и выходят обратно. Вдоль стен на кроватях лежат доходяги вроде меня. Несколько человек бессвязно мычат, выгнув спины дугой.

За окном светит солнце.

Я не помню, когда в последний раз его видел. Кажется, здесь всегда идет дождь. Так ли это на самом деле? Не знаю. Я давно перестал замечать что-то другое. Некоторые вещи происходят совсем незаметно будто их нет, но потом всходит солнце. В его свете становится ясно, что я ошибаюсь. Мир не соответствует моим представлениям. Не секрет, что угрюмым, злобным людям, вроде меня, все видится серым. На деле город красивый, оболочки прекрасны, океан великолепен, горы вызывают восторг. Нужно лишь присмотреться. Найти это все.

Вот я и смотрю.

Тонкая грань стекла отделяет меня от реального мира.

Михаил возвращается вместе с мужчиной в костюме. Он какой-нибудь Толик-Борис-Александр. Полицейский, юрист, адвокат. Поди разбери. В его взгляде скользит что-то такое псевдо-собачье. Хвост бы ему. Он бы вильнул. Видимо Михаил заплатил приличную сумму и теперь мы стали с Николаем-Валерой-Антоном друзьями. Он сует мне какие-то документы и ручку.

– Ознакомьтесь и подпишите.

Я чувствую себя идиотом. Буквы скачут перед глазами, я пытаюсь читать, но, к ужасу, натыкаюсь на одни и те же слова. Они подменили весь текст!